Зайдя в квартиру, Фрося схватилась за голову, из Сёмкиной комнаты неслась дикая музыка и на такой громкости, что казалось, тряслись стены.

Мать вбежала в обитель сына и нажала первую попавшуюся кнопку.

Проигрыватель захрипел и пластинка, сбавляя обороты, замерла где-то на середине.

— Мама, что ты делаешь, так ты мне испортишь вертушку, не говоря уже о пластинке, а я её, между прочим, только послушать взял.

— Это я, что делаю, нахалёнок, ты мне сейчас ответишь за все свои выходки и выкрунтасы!

Пошли в зал на нейтральную территорию.

Фрося упала в кресло и гневно воззрилась на входящего вслед за ней сына:

— Начну с того, чтобы я эту сумасшедшую музыку в своей квартире на такой громкости больше никогда не слышала.

Сёмка улыбнулся:

— Мам, так тебя же не было дома, откуда я знал, что так быстро явишься из кафе.

— Ага, теперь об этом злосчастном кафе.

Какого чёрта ты навязал мне компанию твоего обожаемого тренера, сосватать меня решил, я тебя просила или жаловалась на одинокую судьбу?!

— Мамуль, ну, не горячись ты так, выслушай меня спокойно.

Виталий Николаевич сразу после вашего знакомства обратил на тебя внимание.

Почти на каждой тренировке спрашивал про тебя, но я ему сказал, что ты уехала и неизвестно, когда появишься дома.

А тут, ты как засвистела, он и увидел тебя среди зрителей.

После боя он и говорит мне, что хочет наладить с тобой отношения, поближе познакомиться и прочее.

Мам, я ему, честное слово, сказал, что у тебя есть ухажёр, но он скоро уедет навсегда из нашей страны.

Тот обрадовался, а остальное ты всё знаешь или догадываешься.

— Догадалась, догадалась, что он тебя попросил улизнуть из кафе, а ты перечить тренеру не смеешь, а может быть и не хочешь.

— Мам, а что он тебе не нравится, классный мужик, красивый, здоровый такой и жены у него нет.

И вдруг вся раздражительность и недовольство сыном враз исчезли, она от души рассмеялась:

— Милый мой дурачок, мне сейчас не нужен никто, ни красивый, ни умный.

Мне вполне и с тобой хорошо, только эту дебильную музыку я не люблю, надо будет купить тебе хорошие наушники, дам тебе денег, поспрошай у фарцовщиков.

— Мам, у них есть, мой кореш уже такие прибомбил.

— Вот и ты бомби, полтинника хватит…

— Нет, мамуля, только на одно ухо.

— Будет тебе стольник, что ты не знаешь, где наши деньги лежат и можно подумать, что я им знаю счёт.

— Мама, это не мои деньги и поэтому без спросу я беру только на домашние нужды.

Фрося вскочила с кресла и прижала к груди курчавую голову сына:

— Сёмушка, какой ты у меня хороший, я, как только решила тебя рожать, сразу же поняла, что мой поздний ребёнок будет для меня стержнем жизни и опорой на старость.

Так оно и выходит, где мои другие дети, и есть ли им дело до матери…

— Мам, кстати, я на твою тумбочку положил письмо от Аньки, не стал без тебя читать.

Фросю словно окатили паром, она отстранила от себя сына и побежала в спальню за письмом любимой дочери.

Каждая весточка от Анютки была, как бальзам на душу, всё же старшие сыновья никогда не были ей так близки, даже Андрей, хотя он в последнее время очень изменился, и между ними стали складываться вполне доверительные отношения.

А, вот Стас, похоже, утерян безвозвратно.

Безусловно, он её сын и душа болит за него, но за последние четыре года, он столько влил в её материнское сердце отравы, что вся прежняя любовь к нему находится при смерти, а может уже и умерла.

Фрося с нетерпением взяла в руки, привычный уже для неё синий конверт удлинённой формы и лихорадочно оборвала край.

Сразу же обратила внимание, что письмо написано на двух листах, большое, давно уже такие ей дочь не писала.

Сёмка присел рядом:

— Мам, читай, пожалуйста, вслух, я этот её корявый почерк с трудом разбираю, говорят, что все врачи так пишут, а может быть она теперь только на иврите строчит и по русски толком писать разучилась.

— Сынок помолчи, если хочешь, чтоб я вслух читала.

Повисла тишина.

«Здравствуйте милые мои, мамочка и дорогой братик Сёма!

Простите вашу негодную дочь и сестру, что так долго не писала, но вы наверняка знаете основную причину моего молчания.

Да, к нам уже приехал две недели назад мой Миша.

Трудно передать ту радость, которую я ощутила, когда попала в его объятья.

Мамочка, он такой худой и нервный, но по-прежнему красивый, умный и деятельный.

Не успел ещё приехать, как стал носиться по каким-то организациям, встречаться с какими-то людьми, что-то пишет, с кем-то разговаривает по телефону, чуть находит время для меня с Маечкой.

Тут, некий Эдуард Кузнецов заказал ему целую серию статей о его бывшей борьбе за права евреев, а затем вторую, где он должен будет описать все ужасы застенков, где он отбыл четыре долгих года.

Миша, правда, обижается и злится, что мне некогда его сопровождать на все его встречи и выступления, и я от этого очень расстраиваюсь.

Но, ты же понимаешь мамочка, ведь я работаю на ответственном месте, мало того, что я врач, так ещё и в армии.

Маечка его совсем забыла, да и к тому же она плохо говорит по русски, ведь три года ходила в израильский детский садик, а теперь заканчивает первый класс школы, а там всё на иврите.

Да и с любимым Меиром, они говорят только на местном языке, хотя тот в той же мере знает и английский.

Мамуль, ты не поверишь, но в доме у Ривы все между собой говорят на иврите, а как же иначе, ведь Майкл тоже не знает русского языка.

Миша ужасно злится на всех, что ему приходится так напрягаться, оказывается, он не знает английского, хотя утверждает, что просто забыл за долгие годы после института. Мы с Ривой стараемся ему всячески помочь, всё кем-то сказанное тут же переводим с иврита на русский, но ему всё кажется, что от него что-то скрывают.

Миша утверждает, что этот дурацкий язык он никогда не выучит, а вокруг хватает людей говорящих и понимающих его на русском.

С Ритой у них тоже отношения пока, совершенно, не складываются.

Она ведь уже израильского воспитания девушка, у неё есть парень, у которого она запросто иногда остаётся ночевать.

Тут и мне досталось за наплевательское отношение к воспитанию его дочери, а ту он буквально ввёл в ступор своими претензиями к моральному облику, к манере поведения, к одежде и так, по всякому пустяку, и она отбыв пасхальные каникулы, уехала в свою пнинию и сказала, чтобы до конца учебного года её не ждали, а это только конец июня.

Миша категорически не хочет жить вместе с семьёй Ривы и я уже подыскиваю подходящую для нас квартиру.

Полностью на неё у меня денег нет, но тут не проблема, банк даёт ссуду.

Мне обязательно дадут, сколько я запрошу, ведь у меня зарплата достаточно высокая.

Конечно, мы могли бы эту ссуду вовсе не брать, ведь Рива с Майклом предлагали даже безвозмездно дать недостающую сумму, они же хорошо обеспеченные и добрые люди.

Мамочка, мне порой очень неудобно бывает, потому что Рива считает, что она мне обязана всем, что у неё есть, потому что не воспитывала с детства, скажи, какая глупость, я уже устала её разубеждать.

После того, как мы отказались брать у них деньги за здорово живёшь, они предлагали в долг любую сумму, но Миша и этого слушать не хочет, ты же знаешь, он у меня гордый…»

Фрося дочитала первый лист и глубоко вздохнула.

Целый километр письма и всё об этом умнике, уже мутит от упоминания этого имени, а её и здесь от него тошнило.

— Помяни моё слово сынок, он ещё Анютке крови попьёт, спокойная жизнь её кончилась.