Фрося. Часть 5

Фрейдзон Овсей Леонидович

Дорогие читатели! Ваш активный читательский интерес, отзывы и оценки способствовали тому, что в короткий срок мне удалось завершить пятую часть саги, с нашей полюбившейся героиней. В этой книге мы с вами очутимся уже в восьмидесятых годах прошлого столетия, где вы окунётесь в атмосферу того времени. Вас, по-прежнему, ожидают любовь, дружба, отношения родителей с детьми, борьба за лучшую жизнь, конфликтные ситуации, эротические сцены и многое другое… Очень хочется надеяться, что новая книга вас не разочарует и в своих высказываниях, вы предельно откровенно выразите взгляд на повествование, ваш, Фрейдзон Овсей…

 

Глава 1

Тишину разорвал яростный вопль будильника, вырвав спящую женщину из глубокого сна.

Выпростав руку из-под пухового одеяла, Фрося машинально, не открывая глаз, пошарила по прикроватной тумбочке, нащупала маленького, но коварного зверька, вырвавшего её из сладких объятий Морфея, и нажала на кнопочку отбоя.

Наступила вновь благодатная тишина и ей захотелось опять отдаться на волю последнему предутреннему сновидению.

Она не привыкла долго нежиться в постели, лёжа на спине, с хрустом потянулась и открыла глаза.

В комнате было темно и необычайно тихо, только слышалось, как за окном протяжно по-волчьи завывает ветер.

Фрося опять прикрыла глаза, и вернулась к последним кадрам сна, которые так нагло нарушил будильник: в свете ярких фонарей разбрасывающих вокруг фиолетовые блики, она шла по заснеженному тротуару.

Пушистые снежинки, плавно кружась в ритме медленного вальса, ложились на её шапку, шубку и ресницы, и таили, скользя по щекам, солёной влагой задерживаясь на губах…

Только сейчас, проведя ладонью по лицу, Фрося поняла, что оно мокрое от слёз.

Под одним из фонарей стоял в своей медвежьей шубе, но почему-то без шапки Марк и нежно улыбался, глядя, как любящая и любимая женщина приближается к нему.

Она увидела его, и побежала, скользя по покрытому свежим снегом тротуару, готовая упасть в крепкие объятья любимого мужчины. Но, чем быстрей Фрося бежала, тем всё дальше он отдалялся от неё.

Из её горла рвался с острой болью истошный крик, но его словно сковал лютый мороз.

Марк протянул вперёд руки и шагнул к ней на встречу, но в этот момент, вдруг завопил будильник, и разрушил сладкую идиллию сна.

Приснится же такая ерунда, уже пять с половиной лет, как Марк покинул её и уехал со своей семьёй в далёкую не достижимую для неё Америку, а вот, на тебе, приснился.

Хотя, что тут удивительного, ведь и наяву она часто вспоминает о нём, хотя в последнее время сердце больше не отзывается при этом болью.

Фрося вновь открыла глаза и включила над головой бра: вот, полежу ещё пяток минуток и буду подниматься, к восьми ведь на работу, хотя Валера убеждал её сегодня не спешить и выйти уже после обеда.

Тоже мне веская причина — День Рождения, можно подумать великий праздник, мне же не двадцать исполняется, а страшно подумать, уже шестьдесят.

Тишину вновь разорвали пронзительные трели, но на сей раз не будильника, а стоящего в прихожей телефона.

Сколько уже раз Сёмка ей говорил, что надо провести параллельный аппарат в её спальню, в его то комнате, ведь до сих пор стоит, а она всё отнекивалась, что это, мол, пустое, а вот теперь беги в ночной сорочке, дрожа от холода на этот ранний звонок.

Кто же это может быть, кому приспичило потревожить в начале седьмого человека, который должен в этот час собираться на работу.

Пока бежала к телефону, в голове роем летали мысли: а, может быть, что-нибудь у кого-то из её детей или внуков случилось?

Да, нет же, просто кто-то хочет первым поздравить её с этой круглой датой, от которой душа замирает от тоски.

Фрося сорвала трубку с аппарата:

— Да, я слушаю.

Треск, щелчки… И вдруг!

— Здравствуйте, ответьте Сан-Франциску.

(Боже мой, кто это, где это?!)

— Я слушаю, слушаю!

— Здравствуй Фросик, это я.

От услышанного такого знакомого и до сих пор волнующего голоса, сердце резкими толчками заколотилось в груди.

— Ма-ри-чек…

— Фросенька, ты меня сразу узнала… боже мой, как приятно.

— Марик, Марик, я только что тебя видела во сне, ты стоял под фонарём, шёл сильный снег и мороз был кусачий, а ты в шубе и без шапки, я к тебе бежала, бежала, а ты удалялся и удалялся от меня, а потом протянул мне на встречу руки и тут этот гадский будильник, как зазвонит и мне так было жалко сна, а тут ты взял и позвонил, как я рада, если бы ты только знал, как я рада…

— Фросик, милый мой Фросик, дай слово вставить, ведь я позвонил поздравить тебя с Днём Рождения, а ты стрекочешь и стрекочешь, как будто только вчера расстались, и ты мне сообщаешь последние новости за прошедший вечер.

— Да, какая это ерунда, мой день рождения, хотя твой звонок, стоит того, чтобы стать совсем старухой.

— Фросенька, поздравляю тебя, моя хорошая, я целых пол года собирался позвонить тебе, и хотел это сделать именно в этот день…

Фрося не дала договорить:

— Маричек, а зачем ты, ждал эти пол года, ведь мне плевать на мой юбилей, для меня сегодня самый ценный подарок, это твой звонок, это возможность вновь услышать твой голос, а я дура раньше не верила снам, теперь буду всё время с утра вспоминать увиденное во сне.

— Фро-сик, Фро-си-чек, дай пару слов сказать на счёт твоего славного юбилея и расскажи хоть что-нибудь о себе, а то на этих восклицаниях всё время, заказанное мной, выйдет, я и так заказал максимум возможного, аж десять минут.

Фрося услышала знакомый до спазм в горле смешок Марка и слёзы непроизвольным потоком хлынули из глаз.

— Фросик, милая моя, ты плачешь, не надо, я тебя умоляю, не надо плакать, иначе мы с тобой все наши десять минут проплачем и ничего друг другу не расскажем, а я хочу так много узнать о тебе.

И произошло то, чего Фрося ни разу с момента их знакомства не слышала, в голосе Марка прорвались плаксивые нотки.

В голове у Фроси табунами быстроногих коней неслись, сменяя друг друга различные невероятные мысли, отдаваясь в груди громкими ударами сердца, в висках бешено бился стуком отбойного молотка пульс, дыхание было равносильно тому, как будто она быстро пешком взобралась на двенадцатый этаж.

— Фросик, не молчи, пожалуйста, расскажи немного о себе, о детях, внуках, работе и вообще обо всём, что посчитаешь нужным мне рассказать о себе.

Фрося, наконец, взяла себя в руки, провела ладонью по лицу от волос к подбородку, как будто снимая налипшую паутину растревоженной памяти.

— Маричек, я работаю у Валеры, сразу же после тюрьмы, как ты мне посоветовал, я обратилась к нему, и он всё сделал, как ты просил, мы с ним вполне ладим, он очень хороший парень и я стараюсь его не разочаровывать.

Живу скромно в той же квартире, сожженную дачу отстроила, сейчас бы ты её не узнал, она стала намного добротней и уютней.

Про детей и внуков не буду тебе рассказывать, потому что не только десяти минут не хватит, но и целого дня.

Маричек, я не знаю, что тебе поведать ещё, мне особо нечего, я хочу слышать твой голос, расскажи лучше про себя.

— Фросик, у меня тоже немного скопилось новостей за эти годы, как мы с тобой расстались.

Два года назад я покинул Бруклин и перебрался в Сан-Франциско.

Живу здесь без семьи, они не пожелали ехать за мной через всю Америку, подниматься на ноги, что меня совсем не расстроило.

Старшая моя дочь окончила университет и вышла удачно замуж за какого-то банковского работника из состоятельной семьи и уже два года я её не видел, и за это время только несколько раз слышал по телефону, когда поздравлял её с праздниками.

Короче, живу один и только моя младшая Ленка иногда наезжает ко мне, она ещё на распутье, и я ей бывает подкидываю немного баксов.

Всё, о них больше ни слова.

Я открыл здесь русский ресторан, магазин в основном с советскими продуктами, утоляю запросы ностальгирующих, и собираюсь с одним толковым парнем открыть салон красоты.

Ты, теперь должна понять, что у меня нет, совершенно времени на развлечения, и работа помогает отвлечься от мыслей о тебе, но от них я никуда не могу деться.

— Маричек, я так рада за тебя!

Ты можешь мне не поверить, но я верила в тебя даже тогда, когда прочитала твоё первое и единственное ко мне письмо полное тоски и печали.

— Фросик, милый мой Фросик, приезжай ко мне, я уже сносно стою на ногах, появились определённые связи и, если бы ты только дала своё добро, то изыскал бы возможность, чтобы вытянуть тебя ко мне, подумай, ведь мы ещё можем с тобой пожить счастливыми людьми.

Фрося рассмеялась.

— Марик, Марик, о каком счастье ты сейчас говоришь, его уже не догонишь, как мои молодые годы, оно растаяло, как мой сегодняшний утренний сон.

Я же тебе рассказывала, как, когда-то летела на встречу своему счастью в далёкую Сибирь через весь Советский Союз, а получила такой удар, что впору было задавиться, а дальше…

Ах, ладно, у нас ведь уже нет минуточек, поздравляй меня, ведь ты так красиво умеешь это делать.

Фросик, ты ошибаешься, я умел это делать, а сейчас только умею доллары считать и то, славу богу, а была вероятность, что буду считать только одни долги, но я не хочу о мрачном, ведь только сейчас у меня появилась возможность с полной уверенностью позвать тебя к себе.

Ты мне веришь?

— Я тебе верю, как верила всегда.

И ты мне поверь, обратно не воротишься, а новое строить уже поздно, я же тебе ещё про своих детей и внуков ничего не рассказывала, а их собрать в твоём, забыла, как он называется твой город, сам понимаешь, не могу.

И, самое главное, в Москве у меня есть собственная квартира, машина и привычный налаженный образ жизни, а там только будешь ты…

— И тебе этого мало?

— Да, Маричек, мало, мы ведь никогда не жили общим хозяйством, а характерочки у нас у обоих не подарок.

Кто-нибудь из нас психанёт и, что тогда… в своей будке не спрячешься.

Нет, мой любимый, поздно, уже поздно, не мучай себя и не терзай меня.

— Фрося, не спеши категорически говорить нет, ведь для того, чтобы всё обустроить, надо немало времени.

Фрося услышала голос девушки, что-то сказавшей на английском языке.

— Фрося, Фросенька, до свидания, время наше вышло, я тебе напишу, ответь мне, обязательно, ответь.

Фрося опустила трубку на рычаг аппарата.

Слёз не было, холодно ей было, ужасно холодно, дрожа всем телом и душой, быстро проследовала в ванную и включила горячую воду.

После неожиданного и нелепого разговора по телефону с Марком, тело её буквально сотрясалось от озноба, пронзившего её, от пальцев на ногах до глубины души.

Стоя под сильными струями благодатного душа, постепенно согревающего и успокаивающего её растревоженное сердце, Фрося будто бы продолжала прерванный суматошный разговор с Марком: Нет, мой дорогой, никуда я не поеду, какая там Америка и святой Франциск, кажется, так называется город, где он сейчас живёт.

Когда-то она умышленно солгала младшему сыну, после его вопроса, звал ли её с собой в штаты Марк.

Не задумываясь, ответила, звал.

Это была явная ложь и ложь не во спасение, а если, да, так только во спасение её материнского и женского авторитета.

Никуда её Марк по-настоящему не звал, а в отчаянии от близкой разлуки нашёптывал сумасбродные пустые мечты об их совместной жизни в тайге или в Израиле, в то же время, быстро пакуя чемоданы, подмазывая всем, кому ни поподя, чтобы не чинили препятствий отъезду и выпустили их семью из страны, пока не замело его ОБХСС.

Безусловно, он многое сделал для того, чтобы и она выкрутилась из жуткой криминальной истории с наименьшими моральными и физическими потерями и это сработало, три с половиной месяца, что она провела в тюрьме не в счёт, ведь это капля в море по сравнению с тем, что её ожидало.

Одеваясь и красясь перед зеркалом, она по-прежнему продолжала свой мысленный диалог с Марком: Нет слов, молодчина, сумел подняться на ноги и стал настоящим бизнесменом.

Замечательно, что строит грандиозные планы на будущее и опять в нём чувствуется прежний Марк, умеющий подбирать ключи к различным зигзагам жизни, обстановке и людям.

Ах, ты мой блестящий мужчина вспомнил своего Фросика чуть ли не через шесть лет и теперь хочешь правдами и не правдами вызвать к себе в Америку, как будто она домашний цветок в горшочке, который легко можно перевезти с места на место.

Так и тот не всегда бывает приживается на другом подоконнике, а тем более в другом климате.

Фрося улыбнулась своему отражению, вплетая привычную голубую ленточку в по-прежнему пушистые, но уже подкрашенные волосы.

Умеют эти капиталисты делать хорошую краску.

Дорого, конечно, за неё дерут спекулянты, но оно того стоит, а ей, слава богу, это по карману.

Фрося привычно оглядела спальню, как это делала каждый раз, покидая квартиру.

Кровать застелена, ничего не валяется, взгляд задержался на будильнике, и она охнула: вот это да, скоро пол восьмого, о завтраке дома уже речи не идёт, на работу бы не опоздать.

В прихожей обулась в последнее своё ценное приобретение на толкучке — финские, зимние, коричневые сапожки на среднем каблучке, сидели на ноге, как влитые, двести рябчиков отдала при зарплате семьдесят, не считая, конечно, прогрессивки, ещё сотня в квартал.

Быстро облачилась в норковые шубку и шапку, схватила с полки ключи от машины и выскочила за порог.

С большим трудом отворила скованную льдом входную дверь подъезда и задохнулась от морозного воздуха.

Ничего себе, сегодня, похоже, под тридцать, давненько такого не бывало, вот тебе и подарочек на день рождения.

Фрося быстро пересекала двор, устремляясь к гаражу, снег напевно скрипел под сапожками, в воздухе, не смотря на сильный мороз, кружились снежинки и подгоняемые ветерком, больно впивались ей в лицо.

Пока открывала гараж и садилась в машину лицо и руки буквально околели.

Копеечка, к великой её радости завелась с первого оборота.

Надо парочку минут дать ей прогреться и себя родимую не забыть.

Фрося включила обогреватель и следом стоящий рядом на пассажирском сидении японский кассетный магнитофон — щедрый подарок Сёмки.

По салону автомобиля полилось тепло и голос Аллы Пугачёвой:

Жизнь невозможно повернуть назад И время ни на миг не остановишь…

 

Глава 2

К своему месту работы в ателье мод на Арнаутской Фрося прибыла за одну минуту до восьми, ну, слава богу, успела.

Цокая каблучками, она вбежала в сапожную мастерскую, в которой было тепло и одурманивающе пахло кофе:

— Танечка, ты где? Я сегодня не успела позавтракать, сделай кофе и на мою долю.

Фрося только успела повесить в шкаф свою шубку, как сзади за шею обвили руки её напарницы по работе Тани, молодой приятной женщины лет тридцати.

— Станиславовна, миленькая, поздравляю с Днём рождения, как от вас вкусно пахнет морозом и духами, какая вы сегодня красивая, держите мой скромный подарок, я сама его связала для вас.

Фрося обернулась, приняла от девушки почти невесомый свёрток и поцеловала её в щёку.

— Танюха, сколько раз тебе говорить, никакая я тебе не Станиславовна и не надо мне выкать, мы с тобой не на приёме в Кремле.

— Ну, не могу я так… выбирайте, что оставить Станиславовну или Вы.

Таня залилась звонким смехом, на щеках округлились и заплясали миловидные ямочки.

— Давай Станиславовну.

И Фрося непроизвольно подхватила смех напарницы.

— Ого, такое веселье и без меня.

В заднее бытовое помещение сапожной мастерской, стуча своей неизменной палочкой, входил заведующий Валерий Иванович.

— Ефросинья Станиславовна, Фросенька, мои сердечные поздравления!

Я подарок тебе не выбрал, да, и трудно это сделать такой избалованной женщине и поэтому сегодня вечером всем нашим небольшим коллективом идём в ресторан «Прага» отмечать твою круглую дату, надеюсь, возражений не будет.

— Не будет, не будет.

Таня заплясала вокруг Фроси, кружа её, обнимая за плечи и талию.

— Вот, это подарок, Станиславовна все мужчины там будут у ваших ног, простите, у твоих, ой, простите, совсем запуталась.

Фрося не стала заострять внимание на смущённом лепете девушки, а обратилась к своему боссу, сделавшему ей неожиданный и щедрый подарок:

— О, Валера, это очень дорого тебе обойдётся, может быть, я сама внесу свою долю.

— Не смеши подруга, тоже скажешь, сама.

Дорогой юбиляр, это подарок от всего нашего дружного коллектива — Зямы, Фимы, Коли и Наума Ивановича!

Мы все собираемся прийти парами. А вы, девчонки?

Таня от направленных на неё взглядов сконфузилась, а Фрося ответила:

— И мы будем парой. Правда, Танюха?

— Не знаю Станиславовна, если найду на кого детей оставить, а если честно, то мне нечего особо в ресторан одеть, а тут такой шикарный, «Прага».

— Ладно, это ерунда, у нас с тобой ещё целый день впереди, а я, между прочим, ещё не рассмотрела, что ты мне красивое подарила.

— Ай, Станиславовна, мне даже не удобно, вы так шикарно одеваетесь, а я тут со своим самопалом.

Фрося развернула бумагу и в руках её оказался мягкий мохеровый свитер голубого цвета в белую полоску.

— Станиславовна, я подбирала цвет в тон вашей ленточке в волосах и к вашим не обыкновенным сапфировым глазам.

Таня всего два месяца, как работала напарницей Фроси.

Их небольшому коллективу было очень мало, что известно об этой симпатичной молодой женщине, лишь только то, что у неё было двое детей, одной девочке было шесть лет, а младшей годик.

Мужа рядом не было, по какой причине никто не знал, и Фрося тоже не хотела лезть в душу со своими расспросами, захочет расскажет, а нет, то и не надо, она от этих знаний богаче и здоровей не станет.

Таня побежала к окошку выдачи и приёму заказов, к которому уже подошли первые посетители, а Фрося с чашкой кофе в руке зашла в кабинет к заведующему:

— Валера, ты с ребятами поставил меня в неловкое положение. А вдруг вечером кто-то захочет прийти меня поздравить, а я сбегу из дому, как думаешь, это будет красиво?

— Фросенька хватит тебе скучать в одиночестве, кому ты мозги заправляешь, мы, что с тобой первый день знакомы, а если кто-нибудь появится на небосклоне, то нет проблем, я договорился в ресторане, что возможна опция в ту и другую сторону, ведь мужики тоже от своих половинок зависят, я, кстати, буду с Галкой… не возражаешь?

— Валера, это твоё дело с кем быть, жить и проводить время, наверное, ты забыл, что я когда-то сама была почти такой же галкой.

 

Глава 3

Работать в этот день Фросе было совершенно некогда, она ещё не успела принять поздравления и поцелуи от работников ателье — сапожников Зямы, Фимы, Коли и старого закройщика Наума Ивановича, который всё же больше был похож на Наума, как её позвал к телефону начальник.

Фрося переняла у него трубку телефона и услышала голос старшего сына:

— Мать, поздравляю тебя с твоим славным юбилеем, у меня сегодня будет возможность сделать это ещё при личной встрече.

Мы сейчас с моим Первым выезжаем из Витебска на служебной Волге, вызывают для отчёта в ЦК партии, может по шапке дадут, а может быть и награды вручат.

— Стас, огромное спасибо, как приятно!

Прости, но может быть такое случится, что ты меня не застанешь дома, спасибо тебе за поздравление, а больше за память, что не забыл, что у меня сегодня круглая дата.

— Ну, ты меня расстраиваешь, ведь мой Первый очень хотел с тобой познакомиться, как он говорит, интересно, кто же мать такого славного моего партийного работника.

И Стас новым для себя бархатистым баритончиком мелко рассмеялся.

— Слышишь сын, мои сотрудники в ресторане «Прага» устраивают для меня торжественный вечер, если твой Первый секретарь с моим первым сыном соизволят, то могут присоединиться, только надо сообщить заранее.

— Нет вопросов мать, уточню у босса и перезвоню, до скорого.

Ну, вот, начинают собираться гости, но эти уж совсем неожиданные — больше трёх лет прошло, как Стас пошёл на повышение и теперь он Второй секретарь Витебского областного исполнительного комитета коммунистической партии.

Почти сразу после назначения и переезда в областной город, Стас позвонил матери и попытался наладить с ней вконец разладившиеся отношения.

Фрося не стала становиться в позу, напоминать сыну об их прошлых размолвках и, мягко выражаясь, «о некоторых расхождениях по жизненно важным аспектам восприятия текущего момента».

Так назвал их долгое противостояние старший сын и Фрося не стала перечить примирению.

По крайней мере, с тех пор между ними наладились устойчивые семейные отношения, хоть и с большой долей холодка, но это всё же лучше, чем, происходившее на протяжении долгих семи лет.

Бывая в Москве, Стас заходил к матери на чаёк, принося с собой для угощения, вкусные деликатесы, которые он закупал в кремлёвском буфете для партийных работников.

Витебск по сравнению с Поставами был гораздо ближе к Москве, и Фрося уже несколько раз наведывалась в гости к сыну, а точнее, к невестке и внукам, с которыми она стала поддерживать тесные, родственные отношения.

В областном центре Стасу выделили большую трёхкомнатную ведомственную квартиру в самом центре города в старом доме сталинской постройки.

А в их дом в Поставах временно поселилась одна из сестёр Нины, у которой уже было двое детей.

Постепенно Фрося втянулась в работу, принимая заказы и выдавая после починки или пошитую под заказ обувь.

Её крайне удивляло, отсутствие звонков с поздравлениями от двух других сыновей, но день ведь лишь начался, а до вечера ещё уйма времени.

Ателье закрыли на обед, и Фрося зашла к заведующему:

— Валера, как ты посмотришь на то, если мы с Танюхой сейчас слиняем, сам понимаешь, женщинам необходимо привести себя в должный порядок, а с Наумом Ивановичем я уже договорилась, он нас подменит на это время.

— Фрося, какие проблемы, я ведь ещё вчера тебя отпускал на выходной, забирай с собой и Таню, пусть развлечётся женщина, такая молодая, а зависла с приличным хвостом, муж ведь её бросил, когда она была ещё беременная вторым ребёнком, уехал поганец куда-то на север и с концами.

— Она мне ничего этого не рассказывала, а в принципе, и не должна, кому хочется делиться такими сугубо личными печальными подробностями.

Беру её сегодня под своё крыло, сделаю из неё конфетку.

— Давай, давай, а мне надо ещё на базу за материалами подскочить и с Галкой на вечер договориться.

— Валера, а дома?

— Фросенька, дома меня уже давно не пасут, живём со своей жёнушкой каждый своей жизнью, гадко съесть и жалко бросить, и детей ведь необходимо на ноги поставить.

— Ну, я это уже проходила, может твоей Галке больше повезёт.

— Фрося, проехали, всё, что ей необходимо Галка от меня получает.

— Ах, Валера, знаете ли вы мужики, что нам необходимо, но хватит об этом, а то становится муторно на душе.

Кстати, сегодня с самого утра звонил мне Марк и поздравлял с Днём рождения.

— Что ты говоришь, вот молодчина, как он там?

— Похоже, не плохо, переехал в другой город, живёт один, открыл ресторан и магазин, я очень рада за него.

— А чего тогда таким тусклым голосом обо всём этом мне сообщаешь?

— А потому что, он позвал меня к себе.

— Вот это да! Ну, и что?

— Никуда я не поеду, сегодня слушала песню, как раз про себя:

Жизнь невозможно повернуть назад И стрелки на часах не остановишь…

— Ну, эту песню я тоже знаю, но может быть это не про тебя.

— Про меня Валера, про меня, пожалуй, я уже пойду, давай созвонимся, жду твоего звонка с шести до семи, чтобы уточнить количество гостей, двое добавится почти наверняка, мой старший сын со своим Первым секретарём намеренны появиться.

— Нет проблем, это уже интересно, с такими большими коммунистами мне ещё не приходилось водку пить.

Под раскатистый смех своего заведующего, Фрося покинула его кабинет и зашла в заднюю комнату, служившей им раздевалкой, где Таня разложила на маленьком столике свой скромный обед и поджидала напарницу, чтобы разделить трапезу.

Фрося подошла к смотрящей на неё с улыбкой Тане и взъерошила ей волосы:

— Танюха, давай быстренько перекусим и в парикмахерскую, Валерий Иванович нас отпустил, я договорилась за двоих.

— Станиславовна, ты прости меня, но я не могу пойти в ресторан, никак не могу.

— Тсс, слушай старших, как я раньше сказала, вначале мы идём в парикмахерскую, приводим твои волосы и ногти в порядок, потом заедем в мою квартиру, мне кажется, что где-то висят в шкафу оставшиеся после моей Анютки парочка вещичек, ты будешь пониже её, но у тебя же я поняла золотые руки, вот сама и подошьёшь.

Так, проблему с детьми попробую тоже решить, позвоню своей подружке Насте, она живёт не далеко от Москвы в деревне, ту я точно в ресторан не вытяну и попрошу подежурить. Или у тебя есть другие варианты?

— Есть, я могу маму попросить или соседку, она предлагала мне много раз свои услуги, но я ни разу ими не воспользовалась, ведь никуда с дому вечером давно не выхожу.

— Отлично, тогда всё равно позвоню Настюхе и постараюсь её уговорить на ресторан, с той будет попроще, ей и мои шмотки налезут, но опасаюсь, что тут все мои уговоры будут напрасными.

Что это у тебя здесь, я ведь кроме чашечки кофе ничего сегодня не ела и не пила.

Ух, котлетки, вкусные, чёрт побери, редко себя балую домашней едой, а в последний год, так вовсе обленилась.

И Фрося жуя, от удовольствия закатила глаза.

Парикмахерская находилась прямо в их ателье, там же рядом были обработаны ногти, и к трём часам дня они переступили порог Фросиной квартиры.

Таня зашла во внутрь и обомлела:

— Ефросинья Станиславовна, вы тут живёте одна, ведь это настоящие хоромы.

— Одна, совсем одна, уже целый год одна.

Видно было, что у Тани возникли некоторые вопросы, но она сдержала своё любопытство, ведь старшая напарница по работе тоже у неё ни о чём не расспрашивала.

Фрося вытащила из угла шкафа несколько вешалок, на которых уже скоро десять лет бесцельно висели два выходных платья и брючный костюм её дочери.

Трудно ей было даже себе объяснить, почему до сих пор она сними не рассталась, может быть в глубине души всё поджидала, что та вернётся домой, хотя надежды на это уже давно не было никакой.

Фрося увидела, как загорелись глаза у молодой женщины, когда она увидела яркое алое платье, которое подарил Анютке перед свадьбой Андрея, её щедрый и внимательный Марк.

— Мерь, вот это, оно тебя освежит, а то ты бледная, как белая ночь в Ленинграде.

— Я не могу, оно ужасно дорогое, вдруг испорчу.

— Дурочка, все эти вещи уже твои.

И Фрося демонстративно стала запихивать в большой пластиковый пакет оставшееся платье и брючный костюм прямо с вешалками.

— Мерь, я тебе сказала вот это алое, нет у нас с тобой времени играть в бирюльки, а я пойду позвоню Насте, ведь ей тоже надо ещё добраться до меня и приодеться, в парикмахерскую с ней уже не успеем попасть, да и её туда не затащишь, деревня и есть деревня.

— Станиславовна, а зачем ты так смеёшься над подругой, что деревенские не такие люди, как мы?

И тут Фрося закатилась таким смехом, что даже согнулась от хохота.

— Та-ню-ха, дурочка, чего ты злишься на меня, я ведь сама деревенская и какая, ты даже представить не можешь.

Девочка моя, я до сорока двух лет вот этими руками доила, полола, копала, навоз раскидывала.

Корова, куры, индюки и свиньи до сих пор мне снятся, а ты говоришь, что я смеюсь над подругой, что она деревенская.

— Вы деревенская, корову доили, навоз раскидывали, свиньи, куры?…

 

Глава 4

Фрося не долго говорила по телефону с Настей, очень скоро она раздосадованная вернулась в спальню, но увидев Таню в алом платье её дочери, ахнула от восхищения:

— Танюха, так ты ведь красавица, что шмотки делают с бабой!

Так, слегка тут подвернёшь в подоле и будет тебе платьице в самый раз.

Ведь у тебя фигурка то, что надо, как говорится, всё на своём месте.

Бюстгальтер хороший у тебя есть?

И колготки сюда лучше подойдут чёрные.

Ага, тогда туфельки не мешало бы ближе к цвету платья и в руки маленькая чёрная сумочка и тогда, глядя на тебя, вся московская тусовка станет на уши.

Таня вдруг резким движением, подхватив за подол, сдёрнула с себя платье, и, оставшись в нижнем до крайности застиранном белье, расстроенным голосом выпалила:

— Ефросинья Станиславовна, никуда я не пойду, не надо мне это платье, всё это глупости, глупости, глупости…

Она судорожными движениями натягивала на себя серую шерстяную юбку и под стать ей само вязанный толстый свитер.

Фрося нисколько не опешила от резкого выпада Тани, а, посерьёзнев, полезла в тумбочку, и достала оттуда маленькую коробочку с ювелирными изделиями.

— Эти побрякушки рассмотришь уже дома, когда будешь одеваться к выходу, обязательно надень на себя, не возмущайся, завтра вернёшь.

Так, оделась, забирай этот пакет с тряпками, засунь туда и это платьице и поехали, я тебя кое-куда завезу, а потом доставлю к тебе домой.

Не трать моё время на лишнюю болтовню, мне ведь тоже надо собраться к ресторану.

Уже на выходе из спальни, вдруг хлопнула себя по лбу, вернулась и достала из своего необъятного шкафа маленькую чёрную сумочку, отделанную бисером, и засунула в пакет с вещами, который держала в руках растерянная Таня.

— Там внутри найдёшь пробные духи и парочку губных помад, если подойдут, воспользуешься. Всё погнали.

Они заехали в промтоварный магазин, где когда-то работала Фрося под началом Марка.

Пошептавшись несколько минут с радостно приветствующими её продавщицами, она вскоре вернулась и засунула во всё больше разбухающий пакет в руках у Тани, шуршащие обёртками изящные вещички.

Обувной отдел расстроил Фросю своей скудностью и даже щедрые посулы не смогли изменить ситуацию, и Тане пришлось примерить единственную пару красных лакированных туфелек с белой вставкой отечественного производства.

— Танюха, мерь и не привередничай, вечер в них как-нибудь отходишь, нет у нас с тобой времени раскатывать по Москве в поисках более подходящей обуви.

Уже сидя в машине Таня сумела разлепить уста:

— Станиславовна, дай мне слово, что, когда я, наконец, получу алименты на детей от моего бывшего мужа, ты примешь деньги, что потратила на меня здесь сегодня.

— Не волнуйся ты так Танюшка, конечно, приму, они на меня с неба тоже не падают.

Хотя, скажу тебе по секрету, в своё время я не плохо поднялась на ноги в этом магазине, но больше информации на эту тему тебе не надо, меньше знаешь, лучше спишь.

При этих словах умудрённой жизнью женщины, Таня почувствовала в её голосе глубоко затаённую грусть.

Остановившись возле указанного Таней дома, Фрося вдруг резко развернулась в её сторону:

— Танюха, я поняла, что ты славно вяжешь, а шить умеешь, швейная машинка дома у тебя есть, кожу она берёт?

— Да, я обшиваю себя и деток, у меня старый Зингер, эта машинка от бабушки осталась, она не только кожу, но и любую дерюгу берёт.

— Вот и отлично, теперь осталось только узнать, умеешь ли ты язык за зубами надёжно держать, но об этом уже завтра, а сейчас брысь к деткам, к пол восьмому заеду, посигналю, на морозе не стой.

Зайдя в свою квартиру, Фрося взглянула на часы, было около пяти вечера.

Так, время ещё есть, но рассиживаться некогда, надо принять душ, подкраситься и начать наряжаться, давненько ведь не была в ресторане, а тем более, в Праге, где провели с Марком немало приятных совместных часов.

Настюха только расстроила, ни за что не захотела идти в ресторан, настоящая деревенщина и глупая баба, по-прежнему пашет на своего великовозрастного сынишку, всё хочет, чтобы он жил со своей семьёй, как она говорит, не хуже всех москвичей, можно подумать, что все жители столицы одинаково живут.

Хорошо ещё что, после освобождения с вольного поселения, Настя дала о себе знать и Фрося помогла ей поднять хозяйство и ей теперь не надо больше заниматься подсудным самогоноварением.

Фрося помогла своей подружке по тюремной камере выстроить добротный сарай, закупила молодых поросят и сейчас Настя выращивает с пол дюжины свиней и привозит на продажу на Московский базар сало, мясо и домашнюю колбасу.

Благодаря Насте, Фрося тоже не знает проблем с этими продуктами у себя в холодильнике, да и сколько ей сейчас одной надо.

Пока Фрося намывалась в ванной, слышала, как отчаянно заливался телефон и, когда уже голая готова была бежать в прихожую, вдруг услышала, как в её квартиру открылась входная дверь и по полу затопали две пары ног.

Сёмка приехал, Сёмочка, это Сёмочка, она знала, знала, что он обязательно вспомнит про мамин юбилей, быть такого не могло, чтоб не вспомнил, а вот, что надумал приехать, так это сюрприз с большой буквы, а кто это интересно с ним…

Пока она вытиралась и облачалась в домашний халат, опять зазвонил телефон, и она услышала голос среднего сына, разговаривающего с каким-то абонентом.

Андрейка тоже приехал, какое счастье, вот, чёрт, как не вовремя сейчас этот дурацкий ресторан.

Фрося в одном халате выскочила из ванной и тут же попала в объятия к младшему сыну:

— Мамулечка, миленькая, поздравляю тебя моя хорошая, как я по тебе соскучился.

Фрося притянула к своей груди курчавую голову Сёмки и покрыла поцелуями.

— Сёмочка, мальчик мой, я знала, что ты меня не забудешь в такой день, хотя мне плевать уже на свои дни рождения, но это даёт повод для таких приятных сюрпризов.

— Мамань, а, что среднего сына ты не хочешь обнять, так сделай это хотя бы для приличия, куда мне до твоей любви к своему малышу, и всё же…

Фрося отстранила Семёна и упала на грудь Андрея.

— Сынок, язвительный мой дурачок, ты даже представить не можешь, как я рада видеть, слышать и обнимать тебя.

Фросе часто приходилось плакать в этой жизни, но в основном от горя, неприятностей и в омуте печали и грусти, но от радости она никогда так не плакала.

Слёзы буквально хлынули из глаз.

— Детки, мои детки, вы сделали меня сегодня по-настоящему счастливой.

— Мамань, брось ты эти свои мокрые восторги, тебе сейчас твой шеф звонил и ждёт от тебя срочного звонка, что-то на счёт ресторана, но я тут не в понятиях.

Давай, отзвонись и продолжим потом опять наши бурные излияния по поводу радостной встречи.

— Ребята, ответьте только быстро, вы согласны вместе с моим рабочим коллективом отпраздновать в ресторане «Прага» мой юбилей, а то Валере надо знать, на сколько мест заказать накрыть нам стол.

— Мамуль, я за.

— А, я чем хуже, даже двумя руками.

— Детки вы без пар?

— Сёмка, а чего нам туда тянуться со своими самоварами, что мы с тобой тёлок, подходящих в ресторане не отыщем?

— Братан, ты и тёлки, хотя гормоны и в твою голову, наверное, иногда стучат.

Мне лично и мамульки на вечер будет достаточно, а пока организму дам отдохнуть.

Братья незлобиво подтрунивали друг над другом, а Фрося уже набирала номер телефона в ателье Валерия Ивановича.

— Фрося, ну, наконец-то, я уже думал, что мы будем с ребятами праздновать твой День рождения без юбилярши.

— Валерочка, всё в силе, мои мальчики приехали, так что, с учётом нашей Танюхи мы явимся вчетвером.

— Отлично, твой старший звонил, он тоже будет со своим генсеком.

— Валерочка, какая я сегодня счастливая, какой ты умница, что устроил мне праздник, а теперь, когда подъехали мои сыновья, то этому празднику вовсе цены нет.

 

Глава 5

Фрося переживала и корила себя за то, что не могла поговорить сейчас со своими ребятами, расспросить их о жизни, о планах на будущее, да и мало ли о чём они могли поведать друг другу, но ей надо было срочно наряжаться для выхода в ресторан.

Впервые за последние пять с половиной лет она с удовольствием предавалась этому приятному занятию, выбирать наряд, подбирать в тон бюстгальтер, трусики, колготки, к голубому платью из шифона с гипюровой отделкой подобающие украшения.

По счастливому стечению обстоятельств набор, с изумрудными камнями состоявший из серёжек, кольца и миниатюрного колье оказался замурованным в печке, и она с превеликой радостью, во время строительства новой дачи, его оттуда достала, ведь эти украшения были у неё самыми любимыми.

Сколько себя помнила, Фрося всегда обладала хорошим вкусом, вряд ли он был привитый ей в детстве родителями, скорее всего это был природный дар, который ярко проявился ещё во время её первой работы у дальних родственников в магазине в Поставах, когда ей было всего восемнадцать лет.

А ведь она явилась город из глухой деревни.

Нельзя отмести и тот факт, что во время их бурного романа с Марком, тот сформировал её, как богемную женщину, любящею и умеющую носить дорогие наряды и украшения.

Пока она собиралась в ресторан, до неё, на протяжении всего этого времени, доходили смех и восклицания братьев, которые в ожидании матери, уселись на кухне и попивали кофе.

О том, что они пили именно этот напиток было не трудно догадаться, ведь даже в её спальню доходил его одурманивающий аромат.

Последний мазок, штришок и вот она предстала во всей своей красе перед взрослыми сыновьями.

— Вау, мамулечка, какая ты красивая, сто лет тебя такой не видел!

— Оставь сынок, старая бабка нарядилась, как размалёванная кукла.

— Ну, мамань, не говори, ты ещё хоть куда, всех кавалеров отобьёшь у местных богемных красавиц, я второй после Сёмки на тур вальса, он же малый гадёныш вечно перебежит дорогу старшим.

— Ой, ребята забыла сказать, в ресторане вас ожидает грандиозный сюрприз, даже не приставайте с расспросами, всё равно не расколюсь.

— Мамань, а, как будем добираться до ресторана, такси надо брать, ведь мы с братом на самолёте прилетели из Новосибирска, колёса наши остались далеко, да и выпить не грех в такой день, как, впрочем, и тебе.

— Андрейка, о чём речь, я и не собираюсь ехать на своей копеечке, закажем такси и все дела.

Правда, надо заехать ещё за моей напарницей по работе, поэтому можем уже отправляться.

— Мамулька, наверное, такая же забитая колхозница, как твоя Настя?

— Сёмочка, я её ещё очень плохо знаю, но, похоже, да.

Андрей тем временем вызвал машину, и они вышли на мороз, разгорячённые радостью встречи и предстоящей гулянкой.

Такси остановилось напротив пятиэтажной хрущёвки и таксист по просьбе Фроси несколько раз посигналил и в ту же минуту из подъезда выпорхнула Таня в серой с коричневыми разводами шубке с капюшоном, держа в руках пакет с туфлями для ресторана.

Сёмка придвинулся плотно к двери автомобиля, давая ясно понять брату, что именно тот посадит новую пассажирку возле себя.

— Давай братуха, прояви свои недюжинные способности учтивости и высоких манер по отношению к женскому полу, не взирая на личность и возраст.

— Братуха, не сомневайся, справлюсь, любая женщина любит, когда к ней проявляют знаки внимания, придёт ещё время, когда ты до тошнотиков наешься своими худосочными. размалёванными красотками.

Правда, мама?

Не дожидаясь ответа матери, Андрей отворил дверь такси, и, выйдя наружу, предложил руку женщине, другой придерживая дверцу.

Таня протиснулась в салон такси, внеся вместе с собой новый лёгкий запах духов, и уселась рядом с Семёном, а с другой стороны её поджал Андрей и весело скомандовал:

— Ну, а теперь командир, жми до ресторана Прага.

Фрося обернулась к скованной и онемевшей от волнения молодой женщине, зажатой между двумя парнями.

— Танюха, всё в порядке, деток определила?

Таня резким движением головы скинула капюшон.

— Ефросинья Станиславовна, детей мама забрала на выходные, завтра ведь суббота, а она знает, как я вечно не высыпаюсь.

Головы двух парней непроизвольно повернулись в сторону звонкого голоса и Сёмка тут же восторженно выдал:

— Ого, ты, где такой клад откопала, вот тебе и колхозница.

Фрося ещё не успела познакомить сыновей со своей напарницей по работе и ответить на дурашливое восклицание младшего сына, но этого и не понадобилось.

Таня резко развернулась к Сёмке:

— Молодой человек, Вас, похоже, в школе манерам не учили, и родители что-то упустили, наверняка, в воспитании в малолетстве.

Первым повисшее на долго молчание нарушил Андрей — он разразился таким смехом, какого от него мать никогда не слышала, и она не выдержала и расхохоталась следом.

Один только Сёмка не смеялся, а сидел и сконфуженно улыбался.

Таня непонимающе смотрела на всех по очереди и метала искры из своих зелёных кошачьих глаз, не понимая всеобщего веселья.

Фрося продолжая смеяться, развернулась лицом в сторону заднего сиденья такси, где сидели молодые люди.

— Танюха, с родительницей этого не воспитанного мальчика ты знакома, она перед тобой, а после школы его, наверное, уже институт успел испортить, а может быть работа вдалеке от дома.

Не серчай, познакомься с моими сыновьями — средним Андреем и младшим баламутом Семёном.

Таня по очереди протянула свою узенькую ладошку парням, начав знакомство естественно с Андрея.

— Станиславовна, прости милая, я ведь не знала, вот дурёха, как глупо всё получилось.

— Ах, оставь ты, эти извинения при себе, поделом мой мальчик получил, правда, здесь и маме за него досталось.

И уже все пассажиры такси залились смехом, даже водитель улыбался себе в усы.

Машина подкатила к ярко освещённому входу в ресторан.

Сердце у Фроси яростно забилось, буквально вырываясь из своей клетки — боже мой, сколько воспоминаний связанно с этим местом, сколько приятных вечеров они провели здесь вместе с Марком.

Как она благодарна Валере, что он именно здесь устроил для неё празднование юбилея.

Как только такси остановилось, тут же оба сына выскочили из машины, с двух сторон одновременно, подавая руку молодой женщине.

Та, проигнорировав руку Семёна, подала свою Андрею и легко выскользнула наружу.

— Сынок, ты и впрямь в той Сибири потерял всякий такт и уважение к старшим, кто матери поможет выйти из машины и проводит в ресторан по скользкому тротуару.

— Мамулечка, вы меня всем скопом совсем затюкали, в таком дурацком положении я ещё никогда не был и продолжаю лепить одну оплошность за другой.

Пойдём, моя милая и самая красивая на свете мамочка, если ты, конечно, не стесняешься такого юного кавалера.

Фрося с Таней сдали свои шубки в гардероб, сменили сапоги на туфли и зашли в туалет поправить причёски, подкрасить губы, да и просто в последний раз критически осмотреть себя в зеркале пред тем, как зайти в бурлящий людом зал ресторана.

— Станиславовна, ей богу, прости меня дурочку зашуганую, я так растерялась, оказавшись между двух незнакомых парней, вот и нагородила невесть что, сейчас готова себе язык откусить.

— Всё, всё Танюха проехали, я и правда мало занималась его воспитанием, тут ты права, но у него была великолепная воспитательница с манерами бывшей гимназистки.

Он хороший мальчик, просто болтун порядочный и девки его в конец разбаловали своим вниманием и любовью.

— Этого сморчка?

— Танюха, ты сегодня меня окончательно доведёшь до того, что весь мой макияж пойдёт насмарку, у меня сейчас от смеха слёзы выступят на глазах.

Его отец был точно такой же сморчок, а, как я его любила, ты даже представить не можешь, как я его любила.

Взяв под руку, окончательно смутившуюся молодую женщину и они вышли из туалета, и прошествовали в освещённый огромными хрустальными люстрами зал ресторана.

К ним тут же подошёл пожилой администратор с благородной сединой и, выяснив от кого заказ, препроводил до их стола, за которым уже восседали все их работники мастерской со своими парами и, в том числе Андрей с Семёном, которые тут же вскочили на ноги и стали отодвигать стулья, для подошедших дам.

Фрося сдав на попечение сыновей Татьяну, пошла по кругу здороваться с гостями, а с некоторыми и знакомиться.

Все радостно обнимали её, проговаривали обычный подарочный набор пожеланий, начинающийся со здоровья и вручали конверты, которые она машинально складывала в бархатную театральную сумочку голубого цвета.

Последним на очереди для поздравления был её начальник и ставший хорошим другом Валерий Иванович Карпека, который вначале познакомил Фросю с давно скрываемой от неё любовницей:

— Фросенька, это моя Галка, надеюсь, в будущем станете хорошими подругами.

— Галочка, рада тебя видеть на своём юбилее, мне Валера рассказывал много хорошего о тебе.

— Я тоже рада с тобой познакомиться.

Галка была, как минимум в два раза моложе Фроси.

Любовница Валеры после символического поцелуя на расстоянии от щеки, вручила юбилярше огромный букет белых роз.

Затем, Валера задержал её за локоть:

— А это тебе Фросенька, поздравление из Америки из города Сан-Франциско, велели тебе вручить лично в руки, что я с удовольствием и делаю.

Он вытащил из-под стола большую корзину, усыпанную ярко-жёлтыми хризантемами и поставил на машинально подставленные ладони Фроси.

Оказавшийся тут, как тут администратор, освободил растерянную женщину от приятной ноши, заверив, что к концу вечера её цветы будут наряду со сладкими блюдами украшать их праздничный стол.

Фросе пришлось сесть рядом с Валерой на место, которое он приберегал для неё, с другой стороны оказался Андрей, а между её сыновьями вновь очутилась Таня, а Семён вовсе оказался крайним, рядом с ним пустовало два стула.

Андрей склонился к уху матери:

— Мамань, эти свободные стулья, я так понимаю, для твоего сюрприза для нас?

— Правильно понимаешь, а вот и он.

К столу подходили в чёрных дорогих костюмах при галстуках, собственной персоной Станислав Степанович и его шеф, Первый секретарь Витебского обкома партии.

 

Глава 6

Фрося кинула быстрый взгляд на Андрея с Семёном, оценивая их реакцию при виде, приближающихся к их столу новых гостей.

На лицах у братьев не было и тени улыбки, они с окаменевшими физиономиями наблюдали за суетившимся Стасом возле своего холёного босса.

Оба партийных работника были одеты в дорогие одинаковые чёрные костюмы, белые рубашки и при галстуках.

Они похожим наклоном головы и привычной казённой улыбкой поприветствовали всех присутствующих за столом и проследовали к юбилярше.

Стас угодливо под локоть подвёл своего начальника к Фросе.

— Мать, я имею честь представить тебе моего непосредственного руководителя и старшего друга Геннадия Николаевича, но вначале прими от меня вот этот скромный подарок.

Это коллекционное шампанское, можешь представить, им в Кремле потчуют высоких гостей из-за границы.

Стас небрежно прижал мать к груди и тут же отстранился, освобождая дорогу для поздравлений Фросе от своего шефа.

— Уважаемая Ефросинья Станиславовна, рад, что мне представилась честь познакомиться с такой симпатичной и элегантной женщиной, все описания, моего молодого товарища, не идут ни в какое сравнение с тем, что я увидел воочию.

Примите и от меня скромный подарок, эти духи с французского переводятся, как «Чёрная магия» и я уже нахожусь при первом взгляде на вас под этой магией.

— Геннадий Николаевич, Вы мне явно льстите, но не скрою, приятно видеть своего сына рядом с такой важной персоной и слышать от вас в его адрес добрые слова.

Выполнив обязательную приятную миссию, новые гости проследовали к отведённым им за праздничным столом местам.

По дороге, проходя мимо, Стас покровительственно похлопал своих братьев по плечам, и Фрося непроизвольно обратила внимание, что обоих младших сыновей на это прикосновение, в ответ буквально передёрнуло.

Геннадий Николаевич хозяйским взглядом оглядел стол, присутствующих гостей, поднялся на ноги и постучал ножиком по ближайшей к нему бутылке:

— Уважаемые гости, замечательной нашей юбилярши, разрешите мне взять на себя смелость и открыть наше торжественное собрание, кворум, как я понимаю есть.

И он театрально засмеялся, и тут же его смех подхватил Стас, заглушая своим бархатистым гоготом смешки других гостей.

— Как я понял, возражений не будет, поэтому мужчины ухаживайте за рядом сидящими дамами, наполняйте бокальчики и рюмочки, а я не буду пользоваться вашим долготерпением и предлагаю, стоя поприветствовать Ефросинью Станиславовну, одарить её овациями и пожелать многое лета.

Заскрипели отодвигаемые стулья, к Фросиной рюмочке, наполненной её любимым армянским коньяком, потянулись ёмкости гостей, отзываясь на прикосновение мелодичным звоном.

Не успели гости ещё толком закусить, а, вызвавшийся на эту роль, тамада уже вновь стоял на ногах.

— Дорогие товарищи, как говорится, между первой и второй перерывчик небольшой, слово для поздравления, предоставляется непосредственному начальнику юбилярши, простите, пока не имел чести познакомиться.

Со всех сторон последовали подсказки:

— Валерий Иванович, Валерий Иванович…

— Так вот, слово предоставляется Валерию Ивановичу, надеемся у него найдётся парочка хороших слов в адрес замечательной юбилярши.

Заведующий сапожной мастерской поднялся со своего места и, опираясь на палочку, подошёл к Фросе.

— Дорогие гости, я хочу поздравить Фросеньку, не как руководитель нашего дружного коллектива, а как давний друг, который на протяжении уже больше пяти лет купается в лучах этой прекрасной солнечной женщины.

Фросенька, за твою физическую и душевную красоту, будь счастлива!

И вновь зазвенели бокалы и рюмки, а следом вилки и ножи.

Андрей с Семёном наперегонки ухаживали за Татьяной, предлагая ей закуски и подливая в бокал вино.

Молодая женщина звонко смеялась, реагируя на шутки языкатых парней, а Фрося про себя подумала, вот так тихоня.

Андрей вскочил со своего места, желая провозгласить следующий тост, но его остановил суровый голос Стаса:

— Прости брат, но на правах старшего сына я попросил бы нашего замечательного тамаду, слово вначале предоставить всё же мне.

И он заискивающе глянул в сторону своего партийного босса, который благосклонно кивнул ему в ответ.

— Дорогая матушка, в первую очередь я хочу пожелать тебе крепкого здоровья и выразить благодарность от всех твоих сыновей, за то, что ты сумела в тяжёлые годы войны и в послевоенное время поднять нас на ноги, дать образование, как говорится, достойно вывела в люди, твоё здоровье матушка.

Фрося незаметно для других гостей похлопала Андрея по колену, видя, как в нём загорается пламя негодования на поведение старшего брата.

Стас тем временем, выпив очередную рюмку и слегка закусив, повернулся к Семёну.

— Послушай младший, а чего ты заерепенился и поехал по распределению в богом забытый Новосибирск, мы ведь могли с Геннадием Николаевичем кое-где нажать, и ты бы спокойненько остался в Москве.

— Что ты Стас, ты сильно преувеличиваешь свои возможности, а если честно, я и без вашего нажатия мог спокойно остаться в столице, в нашей стране связи, блаты и деньги двигают не такие горы, но я не захотел воспользоваться этими рычагами советского прогресса, а решил лучше отправиться, как ты говоришь, в богом забытый край, чтобы работать и стать настоящим специалистом в своей области знаний, а не просиживать штаны в кабинете, суетясь возле какой-нибудь продвинутой партией бездари.

— Ну-ну, потише, не таким, как ты удальцам мы хвосты заворачивали, договоришься и в армию загребут, ты же ещё призывного возраста.

Семён не успел ответить на этот выпад своего старшего брата, потому что Геннадий Николаевич явно заскучал и решил исправить ситуацию, возникшую при распределении очерёдности тостов.

Он вновь постучал ножиком по бутылке.

— Товарищи, товарищи, на нашем собрании становится шумно, как, впрочем, и должно быть за праздничным столом юбиляра, находящегося в окружении близких родственников, добрых старых и новых друзей.

К последним в полной мере хотел бы отнести и себя, но было бы крайне, не справедливо не дать сейчас слово симпатичному среднему сыну нашей великолепной Фроси.

Надеюсь, мне будет позволено с этого момента к вам так обращаться?

— Конечно, Гена, конечно, какие могут быть за столом у друзей формальности, вот, когда я приду к вам на приём, тогда обязательно приставлю отчество.

Все гости смехом отреагировали на шутку Фроси.

Андрей с благодушной улыбкой, стоя рядом с матерью ожидал, когда шум немного утихнет.

— Милая наша, несравненная маманечка.

Здесь уже прозвучало много поздравительных и хвалебных слов в твой адрес, и я не буду повторяться, потому что этот поток сегодня не иссякнет, но для тех присутствующих, кто знает и не знает, хочу сделать небольшое уточнение к тосту моего старшего брата.

Душа у Фроси тревожно сжалась, что выкинет сейчас её Андрейка, только бы не дошло до скандала.

— Кому-то напомню, а кого-то просвечу, что в те тяжёлые годы войны и в послевоенное время, наша мамочка поднимала и давала образование не только трём сыновьям, но и дочери, которая вследствие определённых обстоятельств не присутствует сегодня за этим торжественным столом.

Я уверен мамочка, что ты с самого утра ждала поздравление от своей любимицы и уговаривала себя, что ей просто трудно дозвониться с того места, где она сейчас находится.

Мамань, спешу тебя успокоить, уже несколько дней назад, я получил от нашей Анютки письмо с поздравлением и подарком и сейчас, как раз самый подходящий момент зачитать в присутствии многоуважаемых гостей поздравление от твоей любимой дочери.

По бледным щекам Фроси покатились ручейки слёз, сразу несколько рук протянули ей носовые платочки, но прежний макияж был безвозвратно испорчен.

— Мамунь, сама зачитаешь?

— Нет, нет сынок, я ведь не взяла с собой очки для чтения, будь добр, зачитай вслух для меня и гостей, я всё равно лучше, чем это сделаешь ты, никогда не смогу.

Андрей нарочито медленно достал из внутреннего кармана пиджака бледно-синий конверт с иностранными марками, и также не спеша, вынул оттуда сверкающую открытку с изображёнными на ней красными розами на фоне горящих свечей.

Развернул яркую картонку и до слуха гостей тут же дошла мелодия, так часто звучащая в американских фильмах — «Happy Birthday to You!»

Почти все гости радостно зааплодировали, но Фрося смотрела во все глаза на Стаса и его партийного руководителя — первый был бледен, как полотно, второй всё больше наливался пунцовой краской.

Тем временем Андрей своим глуховатым обволакивающим тенором приступил к прочтению:

— Миленькая, любимая, самая хорошая на свете моя несравненная мамочка!

Я уже несколько дней горько плачу, потому что не смогу в этот знаменательный для тебя день находиться рядом с тобой и моими дорогими братьями.

Я часто вспоминаю, как мы с тобой до поздней ночи сидели на кухне и пили чай, как ты усаживала меня уже взрослую девушку к себе на колени и качала, как маленькую, а я тебе рассказывала и рассказывала про все свои девичьи радости и горести.

Дорогая моя Мамочка, я выяснила, что сейчас появилась такая возможность, вызвать тебя в гости, и ты сможешь без особых проблем прилететь ко мне в Израиль.

Я высылаю тебе вызов и уже начала считать денёчки до нашей встречи, сообщи миленькая, когда ты планируешь приехать, чтобы я заранее продумала для нас обширную программу для посещения в нашей чудесной стране интересных исторических и географических мест.

Все остальные подробности мы обсудим с тобой в письмах, а сейчас, прими мои сердечные поздравления с твоей круглой датой, крепко и нежно тебя обнимаю и целую, целую, целую…

Почти все гости сорвались со своих мест и кинулись обнимать плачущую от радости Фросю, а в этот момент Первый секретарь Витебского обкома партии повернулся всем телом к своему заместителю:

— Станислав Степанович, как вы мне объясните разыгравшуюся на наших глазах сцену, которая поставила меня в двусмысленное положение, как и скрытый факт наличия вашей сестры, живущей за пределами нашей Родины?

— Геннадий Николаевич, никакая она мне не сестра, мама её подобрала во время войны, можно сказать, на обочине дороги, по которой гнали евреев и вынуждена была воспитать, так, как после войны родная её мать не объявилась.

— Станислав Степанович, но хоть это была и приёмная дочь вашей матери, но вы же всё равно жили вместе, а я только сейчас открываю для себя сей прискорбный факт, о наличии у моего Второго секретаря родственницы за границей.

Кстати, в какой стране она живёт, я правильно расслышал, в Израиле?

Весь их диалог со злорадством в душе слушал Сёмка и в эту минуту решил вторгнуться в разговор:

— Простите меня за вмешательство в вашу интересную беседу, но я счёл нужным кое-что для вас прояснить, ведь наш Стас в последнее время очень мало интересовался сестрой, не в пример нам с Андреем.

Так вот, наша Анюточка, действительно, живёт в Израиле, в свои не полных сорок лет уже является профессором и лауреатом всяких международных премий в научных сферах всего мира, она уже известный специалист в области трансплантации органов, и сама совершает уникальные операции по их пересадке.

По мере того, как Сёмка с упоением с радостью в голосе, выкладывал с гордостью за сестру всю эту информацию, цвет лица Стаса из мёртво-бледного быстро переходил в ярко алый:

— Послушай молокосос, не лезь, когда тебя не спрашивают, в своё время мать тебя разбаловала не на шутку, но я не потерплю твоих мерзких выходок, в присутствии моего непосредственного руководителя, продолжай охмурять свою соседку, а то средний брат, похоже, взял инициативу на себя, останешься в дураках.

Сёмка хмыкнул и впрямь повернулся в сторону раскрасневшейся от вина и внимания Татьяны, он свою миссию выполнил, и если пользоваться боксёрской терминологией, послал братишку в нокдаун, а в нокаут пусть отправляет его босс.

 

Глава 7

Сложную ситуацию, возникшую за праздничным столом развеяла танцевальная музыка.

Музыканты настраивали инструменты, проверяли микрофоны, а насытившиеся и выпившие посетители ресторана готовы уже были выплеснуть в танце накопившуюся в них энергию.

С некоторых пор вокально-инструментальный ансамбль этого ресторана возглавил известный в стране композитор и певец Владимир Мигуля.

Он и появился на сцене в элегантном голубом костюме и провозгласил о начале танцевальной программы.

Сёмка тут же вскочил со своего места и подбежал к матери:

— Мамулька, ты не забыла первый медленный танец был обещан мне.

Андрюша, договор дороже денег. Не возражаешь?

— С тобой разве поспоришь, ты ещё не успел на свет появиться, а уже занял рядом с мамой главенствующее место и значение.

Только поспеши малыш, а то опять старший наш брат свои права предъявит на первенство.

— Братан, тут будь спок, партия только тосты захватила, на танцы у неё руки коротки.

Фрося пресекла балагуров:

— Пойдём, мой неугомонный болтун уже танцевать, а то музыка скоро закончится.

Под воздействием музыки, выпитого спиртного и всеобщего хорошего настроения гости Фроси почти не присаживались за стол, ну, если только кто-то подходил промочить горло лимонадом или приподнять настроение рюмочкой другой веселящего горячительного.

Медленные танцы сменяли ритмичные и в тесной толпе разгорячённых тел царила праздничная, непринуждённая атмосфера.

Очередной медленный танец Фрося, как и обещала, танцевала с Андреем и краем глаза следила за своим младшим сыном, тесно прижимавшим к себе Таню, и нашёптывавшим ей что-то такое на ухо, отчего щёки молодой женщины покрылись ярким румянцем.

— Андрейка, ты можешь мне объяснить, за что бабы так любят этого сморчка? Ни роста, ни стати, ни солидности, а умеет же наш шельмец что-то сказать и как-то воздействовать на сердца глупышек.

— Мамань, ты говоришь глупышек, а я хорошо помню его отца и, как ты смотрела влюблено на него, ведь мне тогда было уже четырнадцать лет и, поверь мне, я уже кое-что соображал.

Ты, думаешь, я не видел, что он тебе ростом доходил чуть повыше твоего подбородка и от этого мне ещё больше было обидно за папу.

— Сынок намекаешь на моё не пристойное поведение в то время?

— Нет, мама, констатирую факт и защищаю своего брата, нашего чудного малыша.

Когда я возвращаюсь с экспедиций и бываю какое-то время дома, мы живём с ним душа в душу. В квартире у меня теперь всегда полный порядок, холодильник наполнен, а в выходные дни Сёмка такие обеды мне закатывает, что просто диву даюсь.

— И, что он там к девкам не бегает?

— Бегает, бегает, только не знаю, к девкам или молодкам, а, кода меня нет дома, то возможно и в дом приводит, но это его личное дело, он же у нас уже совершеннолетний.

— Хоть бы он уже и на твою долю привёл бы какую-нибудь подходящую бабёнку, а то ты у меня живёшь, как былинка в поле, а ведь ты такой красивый, умный и интеллигентный.

— Мамань, можешь не сомневаться я тоже не монах, только некогда мне дурью маяться, ведь большая часть моей жизни протекает в экспедициях.

— Сынок, а у Насти твоей, кто-то уже есть?

— Мам, ты переходишь границы дозволенного в своих домоганиях, это не твоё и не моё дело, она совершенно свободный человек от брачных уз со мной.

Настя мне препятствий в общении с сыном не чинит, и я за это ей весьма благодарен, поэтому, я тебя очень прошу, не подымай, пожалуйста, тему наших с ней взаимоотношений.

— Всё сынок, проехали, наверное, старею, становлюсь не в меру болтливой и любопытной.

Пойдём к столу, горячее подают и, похоже, мой старший со своим босом собрались уходить.

— О, это было бы прекрасно, а то мне за одним столом с ними почему-то воздуха не хватает.

Андрей с матерью подошли к столу, когда остальные гости уже расселись по своим местам.

Все что-то весело обсуждали, шутили и смеялись, только Стас, облокотившись локтями на столешницу, сидел с хмурым видом в одиночестве.

Его шеф в это время находился рядом с Валерием Ивановичем и что-то бурно с ним обсуждал.

Подошла Галка и партийный деятель уступил ей место рядом с любовником и прежде чем, проследовать к своему стулу, остановился возле Фроси:

— Ефросинья Станиславовна, в это танцевальное отделение мне жутко не повезло, так и не сумел выбрать время и втиснуться между вашими сыновьями, чтобы пригласить вас на медленный танец, к сожалению, быстрые уже в силу своего возраста не танцую.

Будьте так добры и снисходительны ко мне, пообещайте всего лишь один только танец с вашим покорным слугой, потому что скоро мы покинем эту дружную и весёлую компанию, завтра с утра должны явиться на ковёр, сами понимаете с этим не шутят.

— Геннадий Николаевич, если я не ошибаюсь, мы ведь с вами уже перешли на обращение без отчества?

— Фрося, от взгляда на вас я теряю голову, а если мне будет позволено, так можем перейти и на ты.

— Позволяю, позволяю, Гена тебе пора уже вступить опять в должность тамады, а то гости не знают, что делать с этой отбивной, на сухую она плохо у них идёт.

Геннадий Николаевич с довольным видом проследовал на своё место и, не присаживаясь, тут же постучал уже привычным жестом ножом по бутылке.

— Товарищи, здесь уже было сказано много хороших слов в адрес замечательной юбилярши, но я всё же возьму на себя смелость и тоже произнесу парочку добрых слов на счёт нашей расчудесной Фроси.

Уважаемые гости, прошу не считать меня фамильярным, но мне только что, было дано право обращаться к имениннице на ты.

Фросенька, какое замечательное славянское имя, повторял и повторял бы его, но у наших друзей, сидящих за этим праздничным столом, в тарелках стынет мясо и рыба, поэтому тост мой будет предельно коротким.

Люби и будь любимой!

Присутствующие встретили этот короткий тост гулом одобрения, опять зазвенели бокалы и рюмки, каждый пытался приблизиться к Фросе и высказать своё признание в любви, и дружбе, одаривая комплиментами.

Заиграла вновь музыка и Фрося сама двинулась на встречу идущему к ней партийному боссу, который умело, повёл женщину в танце, неожиданно прижимая её к себе чуть больше дозволенного для их первого знакомства.

— Гена, Гена, поосторожней, ты чересчур осмелел и мало того, что я не давала тебе для этого повода, так можешь ещё и скомпрометировать меня и себя в глазах моих детей и случайных посетителей ресторана, среди которых вполне могут оказаться люди, приближённые к Кремлю, поверь мне, я это знаю точно, кое-кто из них уже приветствовал меня взмахом руки.

И она мягко, но настойчиво отстранила от себя не в меру расхрабрившегося мужчину.

— Фрося, Фросенька, прости меня несчастного, я сегодня захмелел не столько от коньяка, сколько от твоих невероятно красивых глаз и манящего к себе тела.

Разреши мне в следующий приезд в Москву, набрать твой номер телефона.

Вечерами так бывает скучно, остаётся только со своими коллегами по партии сидеть в номере гостиницы, тянуть коньяк и обсуждать вечные не решаемые проблемы, а ведь мы могли бы вместе с тобой провести прекрасно время, посетив театр или тот же ресторан.

— Гена, разве я могу запретить тебе позвонить, я могу только не согласиться скрасить твой вечер, сославшись на любую из причин.

— Ох, Фрося, с тобой надо ухо держать востро, твой старший сын совсем на тебя не похож характером, как, впрочем, и внешне.

— А, знаешь, все мои дети не похожи на меня, так получилось, что я своим мужчинам подарила их собственные портреты.

Да, да, ты не смейся, это действительно так.

— Ах, Фросенька, ты меня опять-таки прости, но я у твоего начальника немножко расспросил про тебя.

— А, что во мне такого интересного и почему моя персона так тебя заинтересовала?

— Фрося не обижайся, но тот факт, который сегодня случайно выплыл наружу, произвёл на меня колоссальное впечатление.

— Ты, имеешь в виду, что у меня в Израиле проживает дочь?

— Нет, сегодня это не большое диво, хотя мне, как руководителю обкома партии обязательно нужно было знать такие важные факты про своего сотрудника, и замечу тебе, занимающего высокую должность в нашем аппарате.

— Надеюсь, Гена это не отразится теперь на его работе?

— Сейчас речь не идёт о работе, а о доверии и его моральном облике, разве можно было ему скрывать, что его мать во время войны, рискуя собственной жизнью, спасла еврейскую девочку ведь это только говорит в твою пользу и для меня было весьма странным, что Стас утаил от меня этот факт, всё же сегодня на дворе не тридцатые годы.

— Гена, не серчай и не обвиняй за малодушие моего старшего сына, ты возможно тоже не знаешь того, что его отец в конце войны попал в руки НКВД, и я тебе скажу, прошёл многие круги ада, ни в чём, не провинившись перед Советской властью, а более того, с первого дня прихода Красной армии в наши места, вступил в партию и стал активным её деятелем, и на войну ушёл в первые дни, и воевал не жалея живота, а во что его превратили органы без содрогания не вспомнишь.

Поэтому и Стас так зажался, а ведь они с моей Анечкой были до определённых лет не разлей вода.

— Фросенька, конечно мне, как руководителю не приятно, что мой заместитель не был до конца искренен со мной, но ради тебя постараюсь пока ограничиться только внушением на личном уровне.

К радости Фроси в этот момент танец закончился, и она вместе с партнёром вернулась к столу.

Не присаживаясь больше на своё место, Геннадий Николаевич по очереди распрощался за руку со всеми гостями и в сопровождении понурого Стаса покинул ресторан.

 

Глава 8

К полуночи зал ресторана стал постепенно пустеть. Уставшие музыканты уже удалились со сцены, и последние подвыпившие посетители потянулись к раздевалкам, среди них и Фрося со своими гостями.

Сменив выходные туфли на сапоги, Фрося стоя у зеркала в холле ресторана, уже облачённая в шубу и шапку, поправляла волосы, и краем глаза следила за своим младшим сыном, который вьюном крутился возле улыбающейся Татьяны.

Неожиданно к ней приблизилась молодая женщина, в которой она тут же узнала свою старую знакомую.

— Фрося, какая неожиданность, как давно ты не показывалась на людях.

Помню, что несколько лет назад о тебе много судачили среди наших.

Говорили, что у тебя были большие неприятности с определёнными властными органами, надеюсь, всё обошлось.

— Обошлось, обошлось, Марк уехал, а без него я не ходок по ресторанам, хотя жизнь продолжается, взрослые дети тоже не дают особенно скучать.

Ладно, это ерунда, лучше скажи Аня, как ты поживаешь, я тоже рада видеть тебя, выглядишь хорошо. Федя тоже здесь?

— Здесь, здесь, а куда он без меня.

И уже шёпотом:

— Фросенька, он так постарел, что мне порой бывает не ловко находиться рядом с ним на людях, да и на пенсию его скоро отправляют.

— Так, чего ты держишься за него, ведь замуж скорей всего он тебя так и не позвал?

— Надо мне теперь его замуж, пусть сидит на пенсии рядом со своей старушкой и вспоминает славные денёчки.

Скажу тебе по секрету, как давней хорошей знакомой, которая умеет держать плотно язык за зубами и губами, я держусь пока за него, потому, что надеюсь, занять место заведующей ЦУМа, а его веское слово о моём назначении может оказать влияние на верхах.

К увлечённо разговаривающим женщинам подошёл Андрей.

— Мамань, домой собираешься или до утра будешь парить в ореоле славы и внимания?

— Идём сынок, вот встретила старую знакомую, сто лет не виделись, а поговорить нам есть о чём и о ком.

— Фрося, это твой сын, как приятно, Анна Николаевна, да чего там, можно запросто Аня.

Молодая женщина, увидев красавца Андрея, буквально засветилась восхищением, и даже слегка покраснела от волнения.

Андрей принял её тонкую ладошку в свою руку и прижал галантно к губам.

— Андрей — средний сын вот этой великолепной матери.

Рад познакомиться с такой очаровательной дамой и, похоже, давней хорошей приятельницей моей родительницы.

Аня смотрела в глубокую синь глаз Андрея и не могла оторвать от него своего томного взгляда.

Андрей в свою очередь не спешил расставаться с ладошкой женщины, дразня её богатое воображение своей красотой и статью.

Отдуваясь, к ним подошёл пожилой человек солидной комплекции.

В дорогой, натуральной шубе он выглядел колобком, раздутым в сотни раз.

Седые пряди волос прилипли к потной лысине, щелки глаз утонули в дряблых щеках, из мясистого носа торчали длинные волоски.

— Ба, Ефросинья Станиславовна, какими судьбами, а я говорю Анютке, посмотри на танцплощадку, не Фрося ли там отплясывает в кругу симпатичных молодых мужчин.

— Феденька, привет, давненько не встречались, в последнюю нашу встречу, ты здорово меня тогда выручил.

— Фросенька, о чём речь, друзья Марка всегда останутся нашими друзьями, надёжней человека я ещё не встречал, будет в том нужда, заходи по-свойски, выручим. Правда, Аня?

Пожилой человек буквально продырявил взглядом стоящих рядом Андрея с Аней и кивнул повелительно последней.

— Ну, а теперь мы раскланяемся с вами, нам пора с Аней домой.

И он, взяв властно под локоток женщину, повёл её к выходу.

Андрей повернулся к матери.

— Этот мухомор её отец?

— Нет, сынок, это её давний любовник.

Сердце у Фроси заныло, оба её сына сегодня искали на свою задницу приключений, а выбор предметов их влечения ей совсем не нравился.

— Если судить по его фразе, то он из мира бывшей твоей торговой деятельности.

— Ты, сынок не ошибся, Фёдор Иванович, заведующий ЦУМа, а Анна Николаевна там же старший товаровед, да, мы с Марком соприкасались с ними в некоторых моментах своей торговой деятельности, и когда-то они помогли мне одеть и обуть достойно Аглаю, перед тем, как она уехала на Украину.

— Ясно, ясно…

По лицу Андрея пробежала тень.

— Сынок, вон Сёма уже машет нам рукой, видно такси ждёт.

Так оно и было, Волга с чашечками поджидала у выхода из ресторана, а Татьяна уже находилась внутри салона автомобиля.

Все расположились в том же порядке, как и в предыдущий раз по дороге сюда, только на этот раз Семён не выпускал ладоней молодой женщины из своих рук, а та не отводила от него сияющих глаз.

Такси подъехало к подъезду, где проживала Таня.

Семён выскочил первым и подал руку молодой женщине и, когда она, попрощавшись, выпорхнула наружу, младший сын заглянул в кабину.

— Мамуль, Андрейка поезжайте без меня, я скоро буду.

И не дожидаясь ответа, захлопнул дверь автомобиля.

До своего дома мать с сыном доехали в полном молчании, также, не переговариваясь, они поднялись в лифту на двенадцатый этаж и только, зайдя в квартиру, Фрося дала волю своим разбушевавшимся нервам:

— Вот щенок, что надумал, дурачина не понимает, что ли, ведь мы с ней вместе работаем.

И, та хороша, раскапустилась перед этим обольстителем баб, а у самой хвост длинней, чем у овчарки…

— Мамань, мамань, охлонись, зачем ты делаешь такие поспешные выводы, пройдёт неделька и мы укатим в свой Новосибирск, и, что страшного в том, если молодые люди слегка потешатся в любовном экстазе.

— Андрей, не нравится мне это, ох, как не нравится, и ты хорош, положил глаз на бабёнку, которая кроме своей выгоды, ничего не видит вокруг, уже с десяток лет пляшет возле этого старого петуха, гадко съесть и жалко бросить.

— Мамунечка, а тебе не кажется, что ты не в меру разошлась и не даёшь отчёт своим словам, про твою добродетель тоже у многих возникало много домыслов, но это тебе не мешало плевать на общественное мнение.

До Фроси дошло, что она в пылу праведного гнева матери, наговорила лишнего, надо было остыть и в спокойной обстановке расставить всё по своим местам и может быть, она очень рано встревожилась, да и нервы в любом деле плохой помощник.

— Андрейка, прости мой мальчик, я погорячилась, сам понимаешь, сегодня столько волнений выпало на мою долю, что у любого от такого может поехать крыша.

Давай попьём чайку, если ты ещё не спешишь в постельку, ведь нам есть, что обсудить, правда, я думала, что мы это сделаем втроём.

— Мамань, а это уже другое дело, здравый смысл в тебе возобладал, я совсем даже не против посидеть с тобой в твоей уютной кухне, а кофеёк после изрядной порции коньяка будет в нужную ноту, а Сёмка, по всем признакам, скоро к нам присоединится.

Действительно, не успели Фрося с Андреем переодеться и вскипятить чайник, как услышали проворачивающийся в дверях ключ, помудревший средний сын оказался абсолютно прав.

Сёмка вбежал на кухню и залился соловьём:

— Мамулька, какой прекрасный вечер сегодня получился, как я рад, что вокруг тебя живут и работают такие замечательные люди, и Стас получил по заслугам, экий фанфарон партийный выискался, говорить вдруг научился, шпарит, как по бумажке, наблатыкался индюк на всяких сессиях, семинарах и заседаниях…

— Стоп братан. Чай, кофе будешь?

— Буду чай, а то не усну до утра от кофе и так волнений выше крыши.

— Всё братан, успокойся, пей свой чай, а меня очень интересует мнение нашей матери на поздравление и подарок Анютки.

Сразу скажу, она меня уполномочила при надобности надавить на тебя мамуня, но пока по свежим следам и первому восприятию, что скажешь.

Фрося сделала несколько глотков чаю, прежде чем ответить затаившим дыхание сыновьям.

— Ребята, ну, что вы так уставились на меня, будто решается ваша судьба.

Вы, что не знаете свою мать, конечно, поеду, разве вы сомневались.

Оба сына облегчённо выдохнули, но мать не дала им открыть рта:

— Андрейка, ты не успел ещё дочитать последнее слово послания, как я решила для себя, что обязательно поеду.

Страшно, волнительно, но желание прижать к своей груди Анюточку, перевешивает все страхи, как только оформлю документы, так и поеду.

 

Глава 9

После чаепития и обсуждения перспективы скорой встречи Фроси с дочерью, сил на другие разговоры у матери с сыновьями не осталось.

Они дружно сошлись во мнении, что все остальные насущные вопросы вполне можно отложить на завтра, а сейчас спать, спать, спать.

Легко сказать, спать, а если не спится.

Фрося лежала на спине с широко раскрытыми глазами, уставившись в невидимый потолок, и вспоминала и анализировала все перипетия сегодняшнего перенасыщенного событиями длинного дня.

Безусловно, приятно, что Марк вспомнил о ней, а, скорее всего, он о ней никогда не забывал, впечатляет, что именно в этот день, он позвонил ей и поздравил, а потом ещё через Валеру заказал для неё эту великолепную корзину с цветами, но сердце почему-то не откликнулось, оно, словно заледенело на нынешнем сильном морозе в Москве.

Появление Стаса на её торжестве по случаю юбилея, не принесло желаемого облегчения и радости душе — он по-прежнему был чужим для братьев, лишь формально учтив с матерью, и вообще, создалось у неё такое впечатление, что явился в ресторан только ради своего босса, потому что трудно ему было скрыть от него тот факт, что его мать живёт в Москве.

А эта старая перечница, раздутый от важности клоп решил снизойти до знакомства с матерью своего ближайшего соратника по партии, а может быть, захотел скрасить скуку вечера в шумной компании, чтобы не сидеть за кружкой пива и не выть от скуки с её эрудированным сыном.

Она не столько иронизировала сейчас над Стасом, сколько над собой, вот воспитала же такого чурбана, хотя другие её дети любому оппоненту легко дадут сто очков вперёд и, при том, в разговоре на различные темы.

Прошло уже больше пяти лет, как Андрей развёлся со своей Настей, но он по-прежнему один, почему-то не спешит заводить новую семью.

Хотя сегодня убедилась в полной мере, в том, что мальчик её, как он и говорил, далеко не монах, как они плотоядно смотрели друг на друга с этой развращённой жизнью Аней.

С ней всё понятно, на фоне Феди и не такой красавец мог бы её очаровать, а тут Фрося без всякой ложной скромности могла сказать, Андрей своим внешним видом и манерами может вскружить голову любой женщине.

А вот, Сёмка и есть Сёмка, неисправимый баламут — шустрый и нежный, угодливый и дерзкий, спонтанный и аккуратный, а ещё он верный, прямолинейный и очень любимый.

Как ей стало тоскливо последний год, жить без него в своей огромной для одного человека квартире.

Трудно даже передать, как она скучает по своему малышу, хотя за это время, он умудрился уже несколько раз прилететь к маме в Москву, и не было такой недели, чтобы хоть раз не позвонил, и не поговорил с ней по телефону.

Его добровольный отказ от аспирантуры и отъезд по распределению в Новосибирск удивил не только её, но и всех его преподавателей, друзей и общих знакомых, ведь известно, как Сёмка любит Москву и маму, но, видно, опять с кем-то из деканата схлестнулся и, возможно, вновь на национальной почве, разве от него добьёшься в этих вопросах правды.

Как она не отгоняла от себя назойливой мысли о скорой встрече с Анюткой, но эти думы, в конце концов, припёрли её плотно к стенке.

Да, очень скоро она уже обнимет свою доченьку и этому решению помехой может только стать самое не предвиденное обстоятельство, но об этом даже думать не хотелось.

Андрей с Аней давно уже плетут против неё интриги, всячески стараясь убедить мать переехать на постоянную жизнь в Израиль, приводя при этом очень веские аргументы.

Главный из них теперь стал Семён и его будущая научная карьера, которую они видят в самом мрачном свете.

Она сама хорошо осознаёт, что с его непримиримым характером и нигилизмом, а тем более, с его национальностью, трудно будет в этой стране сделать хорошую карьеру, будь он даже семи пядей во лбу.

Андрей ей рассказывал, как его младший брат высоко котируется в университетском городке Новосибирска среди физиков-кибернетиков.

Безусловно, это тешило материнскую гордость за сына, но в то же время и тревожило, ладно был бы обыкновенный инженер, то и работал бы спокойно, как многие в этой стране на сто сорок рубчиков, но ведь Сёмка метит гораздо выше, задумывается в свои двадцать четыре года о научной деятельности и, по словам того же Андрея, корпит уже над кандидатской, которую могут выдвинуть сразу и на докторскую.

Средний сын утверждает, что такие разговоры усиленно муссируются в определённых на высшем уровне кругах.

Ведь сам Андрей попутно со своей работой в геологии продолжает совершенствоваться в лингвистике и уже защитил в этой области кандидатскую и, как он утверждает, что не собирается на этом успокоится, скоро остепенится, усядется плотно за писанину и полезет в профессора.

Что и говорить, дети её в этой жизни не подкачали, наверное, есть в этом её заслуга, хотя Стас сделал свою партийную карьеру абсолютно без материнского нажима и денег.

Но, как знать, не подсуетись она в своё время и не стал бы он на своём заводике начальником цеха, кто тогда знает, заметили бы простого работягу.

А, может быть, лучше бы он оставался простым слесарем и, тогда не стал бы таким холодным, равнодушным человеком по отношению к своим близким.

Вчера она разменяла седьмой десяток, страшно даже подумать, хотя до сих пор на своих плечах и душе груза этих лет не ощущает, но о будущем всё же задуматься уже не помешает.

Вот слетает в Израиль, разберётся там, что и по чём, и примет уже окончательное решение о своём будущем, точнее, о месте жительства на старости лет.

Анютка ей сообщила, как бы между прочем, что Фрося по закону Израиля является праведником мира, то есть, человеком, спасшим во время войны, рискуя собственной жизнью представителя еврейского народа и, поэтому она и её близкие имеют полное право на гражданство этой страны.

Аня также вскользь заметила, что Фрося получит от государства Израиль, всякие там пособия и почётные награды.

Чушь собачья, нужны ей больно эти награды и пособия, слава богу, сама не бедная, до конца жизни ей хватит денежек на все её причуды, а их ведь у неё не так уж много.

Наверное, зря она тогда не послушала Марка и не уехала в семьдесят пятом году в Израиль, эгоистка, думала только о себе, а теперь Сёмочка плотно застрял в этой стране, ведь там в Новосибирске он в силу своей научной деятельности лишён права на выезд за границу, а тем более в Израиль, который считается для Советского Союза чуть ли не врагом номер один.

Тьфу ты, а ещё эта проклятая война в Афганистане, что там делают наши войска, за что гибнут и калечат тела и души наши парни, ей вовсе не понятно.

Ту чушь, которую втюривают простому обывателю партийные органы на Фросю не производит никакого впечатления, ведь рядом с ней находятся такие продвинутые в политике умники, вроде её сыновей Андрея с Семёном и начальника и друга Валеры.

Неожиданно мысли перескочили на Аглаю — что это подруга проигнорировала её юбилей, может запамятовала или не посчитала нужным напомнить ей о возрасте.

Да, что теперь с неё возьмёшь, живёт себе спокойненько со своим Петей в Западной Украине, по-стариковски возятся на приусадебном участке, зимой ходят на лыжах в горы, ездят в крутые санатории для ветеранов войны и принимают приезжающего на побывку внука Петра, который учится в военном училище.

В принципе, она за подругу рада, но немножко всё же обидно, что та, так отдалилась от неё.

Под нагромождением всех этих навалившихся на неё дум, Фрося всё же, в конце концов, забылась тяжёлым сном.

Утром из глубокого сна её вырвал гогот сыновей в соседней спальне.

Она накинула халат и проследовала к ним в комнату, жаль ведь терять время на сон, когда у неё в гостях дети.

Зайдя в спальню к сыновьям, Фрося услышала последние ехидные слова, сказанные Сёмкой, от которых Андрей залился чуть ли не детским смехом.

— Андрюха, жаль, что ты не видел какая испуганная морда была у нашего партийного брата, когда ты читал поздравление от Анютки, он от страха, наверное, в штаны наделал.

Помнишь, он до конца вечера, так и не поднялся со своего места.

Его босс, как глянул на него, так тот за одну секунду сменил на своём лице всю гаму красок, не зря вскорости побежал в туалет, а потом прилип к месту.

— Сёмчик, избавь меня бог, я в детстве и юности не больно то хотел его физиономией любоваться, а теперь и подавно. А, как думаешь, получит он по шапке, что скрыл факт наличия родственников за границей?

Фрося сочла нужным срочно вмешаться в разговор взрослых сыновей:

— Как вам ребята, не стыдно, чего вы зубы скалите и злорадничаете, ведь он, как бы вы не открещивались, а ваш брат.

Вот, скажите, чем ваше отношение к нему отличается от того, как Стас отмежевался от сестры, а ведь родню мы не выбираем.

Сыновья сконфуженно замолчали, они знали, как расстраивает мать, когда между её детьми закрадывается враждебность или отчуждение.

— Мамань не злись, все же не могут быть такими, как наша святая Анна, та до сих пор тоскует по этому увальню и если бы он только ей протянул палец, так она ему бы в ответ всю свою душу отдала.

— Ладно, ребята, проехали, этому разговору всё равно нет конца и края, вряд ли я вас смогу заставить полюбить его, но быть немножко снисходительней, всё же попрошу.

Хотите валяться, валяйтесь, а я пошла чай пить.

— Мамулька, мы с тобой, тем более у нас с Андрейкой к тебе просьба есть.

— Сейчас будете просить или за чаем?

— За чаем, за чаем, но мамулька, чаем нас не накормишь, бутерброды готовь, я ведь вчера толком и покушать не успел.

— Так, ты братан, только в тарелку к Танюхе и смотрел.

Фрося не стала слушать своих пребывающих в хорошем настроении балагуров, да и тема, связанная с обсуждением Стаса, ей была крайне неприятна, и, поэтому развернулась и пошла на кухню.

За чаем Фрося заметила, что братья заговорчески переглядываются, словно, желая переложить просьбу к матери, друг на друга.

— Ну-ну, шалопаи, я кажется догадалась о вашей просьбе, что опасаетесь, мать обидеть, желая сделать ноги из дому, и в придачу, похоже, хотите посягнуть на мои старенькие колёса, угадала?

— Мамань сразила, Шерлок Холмс тебе в подмётки не годится, угадала с точностью до микрона.

— Мамулька, мы к вечеру постараемся явиться, а Московский мороз такой злющий и такси в городе не легко поймать, про городской транспорт вовсе молчу, но если ты возражаешь, мы и на метро покатаемся.

— Да, не дурите вы голову, берите моего жигуля и катите из дому, а я в кои-то веки займусь обедом, ведь нужно детей потчевать домашней едой, столовками вы и так сыты.

Да, вы сами знаете, что я сама себе не часто что-нибудь готовлю, как и в молодости обхожусь тем, что под руками нахожу, яичница у меня на столе почти неизменное блюдо.

Фросю подмывало спросить у сыновей, куда они навострили ноги, но не хотела быть докучливой, хотя в душе назревала необъяснимая тревога.

А, почему, собственно говоря, не объяснимая, ведь понятно о чём и почему она так беспокоится.

Смешно на первый взгляд, ведь далеко не малые дети, и уже давно живут, не пользуясь маминой подсказкой, но одно дело, когда они находятся вдали, а другое, когда у неё появилось обоснованное подозрение на их ближайшие планы, где фигурируют хорошо знакомые ей женщины.

 

Глава 10

Позавтракав с матерью, сыновья разоделись, наодеколонились и в радужном настроении покинули квартиру.

После их ухода Фрося с энтузиазмом занялась обедом, решив, что куриный бульон и драники, тушенные со свиными шкварками в духовке придутся ребятам по душе.

После трёх часов по полудню она пришла окончательно к выводу, что готовила обед для сыновей совершенно напрасно.

Так оно и произошло, дети так и не появились на обед, как, впрочем, и на ужин.

Нет, матери не было жаль потраченного времени на готовку обеда, ей было до слёз обидно, что дети предпочли ей в их редкий приезд в Москву, другую компанию явно интересней и приятней для них.

Фрося усмехнулась своим мыслям, можно подумать, что она не привыкла оставаться наедине сама с собой в своей квартире в выходные дни.

На протяжении многих лет находила же себе всегда занятия и не больно скучала с утра до вечера, но сегодня это одиночество её сводило с ума.

Она слонялась из угла в угол, искала для себя привычную домашнюю работу, но всё в этот день валилось из её рук.

В десятом часу вечера она поняла окончательно, что кормить сыновей сегодня ей не придётся, а может даже произойти такое, что они и ночевать не придут.

Всё приготовленное определила в холодильник, а сама, ограничившись, чаем с батоном, лёжа на диване, уставилась в телевизор, возле него и уснула.

Под надоедливый писк телевизора, оповещавшего, что программа на сегодня закончилась, она проснулась и перебралась в свою спальню, по дороге на всякий случай заглянула в соседнюю комнату, сыновья так и не появились.

Воскресный завтрак тоже прошёл в гордом одиночестве, но Фрося уже успокоилась, в конце концов, ей ли привыкать к таким выходным, а ребята через неделю всё равно укатят в свой Новосибирск и, что, она их там контролирует.

Надо ей лучше сконцентрироваться на предстоящей поездке в Израиль.

Поэтому сейчас сядет и напишет длиннющее письмо к дочери, ведь у неё возникло не мало вопросов в связи с принятым важным решением в ближайшие месяцы отправиться в гости за границу.

Она вспомнила свои чувства, после того, как проводила Анютку в Израиль, ведь тогда с горькой печалью думала, что их разлука уже навсегда.

Фрося вытащив из середины толстой общей тетради двойной лист, устроилась за кухонным столом, предварительно напялив на нос не любимые очки для чтения:

«Здравствуй моя несравненная любимая доченька!

Передо мной лежит твоя такая красивая и дорогая моему сердцу открыточка с твоим поздравлением с моим грустным юбилеем и с неожиданным приглашением посетить тебя в Израиле, о котором даже не чаяла.

Не пересчесть уже сколько раз я её прочитала, при этом, наслаждаясь очаровательной мелодией.

Да, ты мне часто писала о том, что мы должны встретиться, что наступит такой момент, когда подобное станет для нас доступно, но я очень слабо в это верила.

Когда наш Андрейка во всеуслышание прочитал твоё поздравление, в котором ты сообщаешь, что мой приезд к тебе в гости стал реальностью, я почему-то в этот раз поверила сразу и не колебалась ни секундочки, я еду к тебе, чего бы мне это не стоило.

О моей теперешней жизни писать особо нечего, я же не такая продвинутая, как вы, мои детки.

Спокойно себе работаю, в коллективе меня уважают, с моим начальником у нас сложились очень даже дружеские отношения.

Сама понимаешь, после отъезда в Новосибирск Сёмы, мне стало жить совсем скучно, хотя к одиночеству я уже привыкла.

Летом спасает от тоски в выходные дни дача, она сейчас после отстройки выглядит намного лучше, чем была раньше, да и устроила я там теперь всё по своему вкусу, только нет прежнего энтузиазма возиться с грядками и заготовками на зиму.

Внуки меня своими визитами не балуют, чужая я оказалась для них бабушка, но ничего не поделаешь, не в моих силах подобные отношения с ними изменить.

Должна тебе сообщить, в ресторане по случаю празднования моего юбилея собралась довольно-таки большая компания.

Ты, наверное, сильно удивишься, но наряду с Андреем и Семёном, среди гостей был и Стас.

При встрече я тебе обязательно расскажу о некоторых приятных и не приятных моментах, произошедших за праздничным столом, а в письме этого делать не хочу и не могу…»

Неожиданно всплыло в памяти торжество по случаю её юбилея, она оторвалась от написания письма к дочери, сняла очки и задумалась, вспоминая не прикрытую враждебность младших сыновей по отношению к старшему.

Тут она тоже ничего не могла поделать, Стас сам своим поведением и вновь приобретенными манерами высоко взлетевшего в жизни человека, как говорят в народе, «из грязи в князи», разрушил хрупкий мост, связывающий его с братьями, а про сестру вовсе говорить не приходится.

Ладно, что терзать понапрасну душу, хотя кто его знает, может партийный босс, узнав и оценив по достоинству всю историю, связанную с его сестрой, проживающей в Израиле, в хорошем смысле повлияет на Стаса.

Фрося опять надела на нос очки.

«…Милая доченька, если я правильно поняла, то в ближайшее время мне придёт тот вызов, о котором ты пишешь в открытке, а, что мне дальше с ним делать, объяснит мне, по всей видимости, Андрей.

Доченька, пишу эти строки, а сердце буквально выпрыгивает от волнения из груди и не даёт сконцентрироваться на многочисленных вопросах к тебе, связанных с моей поездкой в Израиль.

Даже не знаю, когда лучше к вам приезжать, я имею в виду, время года, ведь у вас говорят очень жарко, а я не привычная к высоким температурам воздуха.

Пока не знаю, сколько времени мне можно будет находиться у вас в гостях, но немного опасаюсь, а не буду ли я обузой, в том плане, что вы все работаете и в первую очередь, конечно, ты.

Про вещи, которые надо брать с собой и какие у вас хорошо котируются подарки, приобретённые здесь, у меня ещё будет время выяснить, но мне кажется, что это такая ерунда, по сравнению с тем, что я скоро тебя увижу и прижму к своей груди.

Анюточка, пойми меня правильно, приехав в Израиль, я, безусловно, захочу встретиться с Ицеком.

Но не об этом речь, встречу с моим старым другом ты мне устроишь, даже не сомневаюсь, а дело в другом — Ицек, когда уезжал в Израиль, оставил у меня на хранение свои ордена и медали, полученные на войне и я, больше чем уверена, что он хотел бы их получить обратно, но я не знаю, имею ли право их провозить, может ты выяснишь это у себя.

Ты, наверное, знаешь, что Сёмка очень давно хочет приехать к тебе в гости, но он теперь работает на такой работе, что ему даже заикаться не стоит на эту тему, в ту же минуту, как только обмолвится, тут же вылетит оттуда с треском.

Андрей мне сказал, что даже если он уволится оттуда, всё равно его не выпустят, по крайней мере, пять ближайших лет.

Что-то я тут разболталась не в меру, об этом хватит.

Про Андрейку ты скорей всего знаешь больше, чем я, ведь к моей радости, вы с ним регулярно переписываетесь.

Вот, казалось, что это письмо у меня получится длинным, предлинным, а на самом деле, мне о себе и писать нечего.

После известных тебе событий пятилетней давности, связанных с отъездом Марка и последующим после этого моим заточением, казалось, что мне никогда не удастся насытится спокойной жизнью, так оно и было почти все эти годы, а вот, нынче я что-то захандрила, и поездка в Израиль явится для меня хорошей встряской, только очень волнительно, ведь прошло десять лет, как мы расстались и обе, скорей всего, изменились.

Ты стала совсем взрослой, а я, ну чего греха таить, почти старушкой.

Анютка, ты писала, что Рива перенесла тяжёлую операцию на сердце и меня очень волнует её самочувствие.

Ведь мы, наконец, встретимся, а нам есть, что с ней обсудить и о чём друг другу поведать.

Пишу эти строки, а слёзы непроизвольно катятся из глаз, ведь мы оказались двумя матерями у одной дочери, дважды передавая её из рук в руки в самые опасные для неё моменты жизни.

Мне сейчас стыдно вспоминать, как я после войны разыскивала твоих родителей, а сама совсем не хотела отпускать тебя от себя.

Бог мне судья, но на мне нет греха, я не отринула Риву от тебя и всё сделала от меня зависящее, чтобы ты на протяжении многих лет поддерживала с ней связь и добрые отношения.

Милая доченька, нет у меня больше моральных сил, доверять свою душу бумаге, я уже начала жить мыслью о нашей скорой встрече, о которой ещё недавно и не смела мечтать.

Пока мысленно обнимаю и целую, твоя мама.»

Фрося несколько раз перечитала своё получившееся неказистым послание к дочери и осталась им совершенно не довольна, вышло как-то сухо, будто выжимала из себя эти корявые строки, хотя так оно и было, нынешнее настроение явно отразилось на тоне письма.

 

Глава 11

Воскресенье мало чем отличалось от вчерашнего субботнего дня, только не надо было готовить обед и писать письмо к дочери и от этого было ещё муторней.

Предыдущий год, что она прожила без Семёна, привёл к тому, что она почувствовала нехватку рядом закадычной подруги.

Фрося часто ловила себя на мысли, что Настя очень хорошая женщина, отзывчивая и сердобольная, умеет, когда надо смолчать и выслушать, а если требуется и поддержать разговор, не мешая выговориться, но совершенно не интересуется театром, концертами и даже кино.

Можно было бы сейчас проехаться к ней и просто побыть рядом, помочь чем-нибудь по хозяйству, да и просто посидеть вместе у телевизора, но и тут прокол, машину она ведь отдала ребятам.

Почти восемнадцать лет Фрося уже живёт в Москве, но до сих пор так и не обзавелась хорошей подругой близкой ей по духу.

Хотя, надо сказать, для этого не было долгое время особых причин и возможностей.

Восемь лет она прожила бок о бок с мамой Кларой, которая ей полностью заменила всех подруг на свете.

Потом был Марк, который затмил всё вокруг, о каких подругах при нём вообще могла идти речь.

Ну, а потом после тюрьмы она долго зализывала раны от разлуки с любовником и от шока, полученного от следствия и камеры предварительного заключения.

Нет слов, постоянная спокойная работа отвлекала её от скучных будней, а вечерами и в выходные дни она научилась проводить время возле телевизора и с книгой в руках.

Зарплата у неё была не большая, но это её совсем не тяготило, те запасы, что у неё остались от торговых махинаций во времена Марка с лихвой компенсировали её нынешние небольшие запросы.

Все её дети были обеспеченными людьми, даже Семён уже год, как не нуждался в маминой денежной помощи, хотя во время его наездов в Москву она ему ненароком слегка подкидывала, конечно, не деньжата, ведь он их бы никогда у матери не взял, а модные вещи, которые в Новосибирске было не достать.

Когда Семён вернётся в Москву, а это может произойти, примерно, через два года, то она постарается тут же справить ему автомобиль.

Ну, где же они, в конце концов, уже скоро семь вечера, вчера даже не соизволили позвонить, паршивцы эдакие, разве нельзя было предупредить мать, что не явятся ночевать.

Ах, они уже давно отвыкли отчитываться перед матерью за свои поступки.

Андрей уже сто лет живёт отдельно и раньше часто бывало годами даже весточку не присылал, а Сёмка с юных лет привык, что мама часто отсутствовала дома, и был сам себе хозяин.

В студенческие годы младший сын частенько не приходил домой на ночёвку, ссылаясь на то, что заночевал у ребят в общежитии.

Она отлично понимала какие ребята и какое общежитие, но обуздать своего любвеобильного сына она не могла, как говорится, «ген пальцем не задавишь».

Фрося смотрела на экран телевизора, где в который уже раз показывали любимый народом многосерийный фильм «Семнадцать мгновений весны», но даже красивое лицо Вячеслава Тихонова на сей раз не привлекало её к экрану.

Наконец, услышала проворачивающийся в замке ключ, а затем до её слуха донеслись шёпот и смех её сыновей и, вскочив на ноги, она выбежала в прихожую.

Снимающие с себя в коридоре верхнюю одежду и обувь Андрей с Семёном удивленно посмотрели на мать, выбежавшую к ним с гневным видом.

Андрей первым отреагировал на состояние матери:

— Мамань, что случилось, чего вид такой затравленный?

— Ах, деточки мои милые, прикидываетесь невинными овцами, вы не догадываетесь почему?

Называется к матери приехали в гости и оставили одну куковать на все выходные.

Я знала, что дети эгоисты, но думала, что мои не на столько, даже позвонить не удосужились, а, как же, вы ведь взрослые и самостоятельные.

Вот, явились, поздравили, отметили в её компании в ресторане юбилей, заодно и сами развлеклись, как следует и к тому же себе там подыскали лёгкую подходящую наживку и вам плевать на то, что с одной ваша мать работает вместе, находясь рядом с восьми до пяти вечера, а вторая давнишняя любовница хорошо знакомого мне человека…

Чем больше Фрося выговаривала и предъявляла претензии сыновьям, тем больше понимала, что в её словах проявилась обида, а не здравый смысл.

Ей вдруг стало ясно, что если она выплеснет ещё немного в таком духе обличительных слов, и если она не успокоится, то можно совершить не поправимое в отношениях с взрослыми детьми и от этого бессилия, она разрыдалась в голос, закрыв лицо руками.

Сёмка первым подбежал к матери и обнял её за плечи.

— Мамуль, успокойся милая, ты чего вдруг съехала с катушек, мы с Андрейкой наоборот подумали, что тебе надо отдохнуть после тяжёлой рабочей недели и бурного вечера в ресторане и поэтому не спешили домой. Правда, братан?

— Конечно, правда, даже я уже поверил в твои слова, а мамане и подавно надо поверить, а то нам с тобой как-то уже негоже оправдываться, лично я, уже разучился за долгие годы самостоятельной жизни, давать отчёт за своё поведение и поступки.

Мамань, успокойся, на самом деле, прости нас, пожалуйста, ну, загуляли мы с братом маленько, но не выпытывай и не кори. А лучше скажи, ужином накормишь?

— Точно Андрейка, у меня тоже кишки марш играют, мамуль, хоть бутерброд выдай своим изголодавшимся деткам.

Фрося сквозь слёзы улыбалась сыновьям.

— Какие вы у меня оба баламуты, но я вас очень люблю, мойте руки и ступайте на кухню. Куриный бульон с картофельными блинчиками будете?

Братья в восторге захлопали в ладоши и было непонятно, отчего они так радуются, то ли от предстоящего вкусного ужина, то ли оттого, что буря миновала и не надо было им вступать с матерью в борьбу за свою самостоятельность, и нести ответственность перед ней за свою уже взрослую жизнь.

Они дружно втроём с удовольствием хлебали бульон в прикуску с любимыми драниками и увлечённо обсуждали предстоящую поездку Фроси в Израиль.

Оба сына были довольны решением матери, не откладывать в долгий ящик визит к Анютке и спешили наперебой давать ценные советы и рекомендации.

— Мамань, как только получишь вызов, тут же дуй в ОВИР, а там тебе укажут какие нужны документы, фотографии и прочее.

Когда всё оформишь и получишь добро, тогда только будешь заказывать билет, скорей всего, полетишь через Польшу или Кипр, может быть и другие есть маршруты, но это уже не так важно, потому что прямого рейса точно нет.

— Мамулька, ты только не бери с собой лишнюю валюту и золотые украшения, только сколько позволено, а то на таможне прицепятся и могут прямо оттуда вернуть домой, не солоно хлебавши, а то ещё могут в другое место определить, уже не понаслышке хорошо тебе знакомое, где как известно, небо видится в клеточку.

— Я уверен, что Аня обеспечит тебя всем необходимым, она у нас девочка состоятельная, ведь в Израиле стала важной персоной, она, как не хочешь, а профессор с мировым именем и значением.

— Скажи Андрейка, а ты не хочешь слетать к сестре?

— Почему это не хочу, обязательно слетаю, пусть вначале маманя проторит дорожку, а потом уже мы следом, правда, тебе это сделать будет трудновато, ты же работаешь в номерном отделе, надо было раньше думать.

— Так я об этом думал, ещё учась в школе, но мама и говорить на эту тему не желала, а теперь пусть будет, что будет.

Посмотрим ещё, как пройдёт моя защита, есть у меня опасения, что определённые лица хотят её завалить, а другое важное лицо, предлагает поставить своё имя перед моим и на чужой заднице пролезть в профессора с докторской построенной на моих костях.

— Сынок ты опять воюешь, тебе мало было вылететь со сборной СССР по боксу?!

— Ты думаешь, я жалею об этом?! Нисколько, за то, не потерял уважение к себе и тут не дам об себя ноги вытирать, лучше буду рядовым инженером на заводе, чем чьей-то подстилкой.

— Братишка, зря ты шашкой махаешь в посудной лавке, времена революционеров давно закончились, в этой стране, где на первом плане девиз — не подмажешь, не поедешь или рука руку моет, твоя позиция заранее проигрышная.

— Брательник, а что ты мне предлагаешь, прогнуться и с угодливой лыбой наблюдать, как какая-нибудь разжиревшая дрянь с умным видом пользуется плодами моей кропотливой работы, а мне ещё ему за это в пояс кланяться, что он молодому специалисту дал дорогу в жизнь.

— Послушай бузотёр несчастный, надо и прогнёшься, надо и будешь улыбаться, когда от тебя это потребуется.

Ну, и пусть он станет профессором, за то ты будешь при нём доцентом и в свои двадцать пять лет сделаешь огромный шаг в перспективу.

И в партию давно уже пора вступить, без красной книжечки все дороги будут у тебя перекрыты, в лучшем случае попадёшь на объект с шифрованным номером, а там испытания, а там радиация, а за ними лысина, импотенция и ранняя смерть.

— Андрюша, давай будем сворачивать разговор на эту тему, что у нас в другое время и в другом месте нет возможности наставлять друг друга на путь истинный, смотри какими глазами на нас мамуля смотрит, ещё всё примет за чистую монету, а мне до защиты и полигонов ещё карабкаться и карабкаться в гору.

— Сёмочка, не делай из мамы дуру, я в твоей физике точно мало смыслю, но в порядках и в творимых безобразиях в нашей стране побольше твоего разбираюсь, сама в этом котле с вонючим отваром варилась.

Я тебе напомню сынок, как уважаемого Марка Григорьевича в скором порядке выпустили из страны, когда на его пятках уже висела расстрельная статья, а после этого они спокойненько выловили мелкую рыбёшку, каковой являлась я, и хотели повесить на меня всех собак за своё разгильдяйство.

— Мамуля, вы меня с братаном не убедили.

Вас послушать, так мне дальше по жизни шагать надо с приклеенной угодливой улыбкой и красной партийной книжицей на лбу, без мыла лезть во всякие старческие задницы и буравчиком втискиваться в любые трещинки и на чьих-то костях делать свою карьеру учёного.

Неужели по-другому нельзя, только сильному лизни, слабого лягай?!

— Нельзя братан, нельзя, надо приспосабливаться к этой стране или менять страну, другого не дано.

Фрося уже давно поняла, что такие разговоры между братьями происходят часто, и она себе честно признавалась, что не знает на чью сторону встать, в позициях одного и другого были сильные и слабые места, но Андрейке было проще, лингвистика не физика, на номерной объект не пошлют, в его науке тайн государственных нет.

Нет, пора переводить разговоры на другое, а то от этих разболелась голова и душа, может быть и правда зря она не вывезла мальчика из страны, а ему теперь отдуваться, а ведь Андрей ей об этом ещё десять лет назад сказал, когда Анечка собиралась в Израиль.

— Ребята, а какие у вас планы на завтра, я ведь с утра работаю.

— Мамань, тут могла бы и не спрашивать, естественно завтра с утра я отправляюсь в Питер, побуду несколько дней с Алеськой, в пятницу вернусь, захвачу Эйнштейна и полетим с ним в свой Новосибирск, а младший пусть сам за себя отчитывается, он у нас дюже вумный.

— Мамуль, на меня не обращай внимания, живи обычной своей жизнью, а мне надо встретиться кое с кем из ребят, малость прибарахлиться, Андрейка составил мне протекцию…

И он осёкся, виновато, глядя на брата, тот только снисходительно улыбнулся.

— Шпарь братан, я уже из коротких штанишек вырос, а маманя наша никогда не против, когда это для благополучия и здоровья.

И он откинув назад свою голову благородного оленя, от души рассмеялся.

— Мамуль, не обращай внимания на брательника, это он так прячет свои нервы в предчувствии встречи с ненаглядной королевой Анастасией.

Андрей перестав смеяться, махнул брату рукой, мол, продолжай дальше травить и вешать маме на уши лапшу.

— Мамуль, ты не против на неделе сходить в театр в сопровождении молодого кавалера, я видел афиши, кое-что новенькое появилось.

— Сёмочка я с тобой пойду, куда ты только позовёшь, хоть на балет, хоть на оперу, а если это будет просто кино, то подобное мероприятие меня тоже вполне устроит.

Вы так дружно раззевались, что, похоже, пора вам ребята в кровать.

Я мою посуду и за вами следом, на машину с утра не рассчитывайте, мне надо на ней на работу ехать.

 

Глава 12

Из разговора с сыновьями Фрося мало, что почерпнула для себя о месте их пребывания в выходные дни.

Сердце неуклончиво подсказывало, что оба сына воспользовались нынешними ресторанными знакомствами с известными ей женщинами, но о деталях и ответной реакции Тани и Ани она могла только догадываться.

Материнское воображение рисовало такие красочные картины, что лучше бы вовсе не задумываться на эту тему.

В конце концов, кто от этого пострадал, ну, развлеклись молодые люди, а от кого, что убыло, её сыновья получили заряд бодрости, а, заодно, ублажили, возможно, изголодавшиеся пылающие страстью женские тела.

Обо всём этом Фрося думала, сидя за рулём своей машины, по дороге на работу, и с такими мыслями утром в понедельник она вошла в ателье и проследовала в подсобку их сапожной мастерской.

Таня, как обычно, уже была на месте, вкусно пахло растворимым кофе, перебивая едкие запахи кожи и клея.

Молодая женщина сидела за маленьким столиком в подсобке и завтракала.

На входящую Фросю подняла свои кошачьи зелёные глаза и улыбнулась:

— Ефросинья Станиславовна, приготовить вам кофейку, у нас ещё есть до начала работы больше четверти часика.

Нет, Фрося не прочитала в честных глазах Тани смущения, из её приветливого взгляда на неё лился обычный тёплый свет.

Ах, может быть, я всё для себя навыдумывала, где им там было любовью тешиться, ведь Таня жила в панельной угловой однушке с двумя своими малолетними детишками.

— Танюха, наливай, хоть сегодня мороз уже слегка отпустил, но всё равно как-то зябко мне с утра.

Как детки, как провела выходные?

При этих вопросах глаза Тани посерьёзнели, она внимательно посмотрела на Фросю, отпила несколько глотков из своей кружки и отвернулась к чайнику.

Она медленно размешивала сахар и порошок растворимого кофе, готовя Фросе ароматно пахнущий напиток и видно было, что тщательно обдумывает свой ответ.

— Ефросинья Станиславовна, я могла бы просто ответить, как отвечают обычно на такие вопросы, что всё нормально, но это вас сегодня мало удовлетворит, и вы будете в течение всего дня, каким-то образом, выведывать у меня подробности, о роли вашего сына в отношениях со мной в прошедшие выходные.

Таня пододвинула в сторону Фроси кофе и кусочек батона, намазанный сливочным маслом.

— Кушайте, пожалуйста, на здоровье, булка очень свежая, я только что её купила в соседней булочной.

И тут же добавила скороговоркой:

— Сёма, как вы догадываетесь, ночевал у меня, мы с ним провели вместе два замечательных дня, днём катали детей на санках, вместе готовили обед, а вечером в субботу соседка побыла с моими детьми, а мы сбегали в киношку.

А вчера, я только успела уложить детей днём спать, как за ним приехал его брат.

Мы немного посидели втроём на кухне попили кофе, поболтали и они уехали.

Ефросинья Станиславовна, у вас будут ещё вопросы на эту тему или вас интересуют всякие подробности?

Фрося мелкими глотками пила своё кофе и посматривала, в мечущие искры широко распахнутые глаза Тани, которая сидела на своём стуле натянутая, как струна и с волнением ждала, что ей скажет в ответ на её дерзкую прямоту умудрённая годами женщина.

А та не спешила с ответом, а, скорей всего, ей нечего было особо сказать, а если и было, то всё же на сей раз стоило смолчать, потому что от дальнейших расспросов им всем станет только хуже и, в первую очередь, ей самой.

— Таня, а у тебя есть телефон в квартире?

В глазах у молодой женщины отразилось недоумение.

— Нет, когда мне необходимо куда-нибудь позвонить я пользуюсь соседским, очень неудобно.

— Это мы быстро поправим, положись на меня.

Наш пятничный разговор не забыла, что скажешь, поговорить мне сегодня о тебе с Валерием Ивановичем?

— Да, я была бы вам очень благодарна, за одну мою зарплату с детками не сильно пошикуешь, хорошо, что мама немного подкидывает, но и у неё особенно не с чего.

— Всё Танюха, проехали, пока молчок, а то, вон наши работяги уже топчутся на пороге.

Иди открывай окошко в приёмной, а я пошла к Валерию Ивановичу, его дверь тоже хлопала пять минут назад.

Зайдя в кабинет к начальнику, Фрося застала того за неблаговидным поступком.

Он наливал в глубокую чашку водку из початой бутылки.

— Фросенька, лапочка, ты так к моей кривизне сделаешь меня ещё и заикой.

— Ну, что Валера, вчера опять перебрал, за картишками или со своей Галкой?

Мужчина убрал бутылку в потайное место в своём необъятном письменном столе, с кряхом выпил и поспешно затолкал в рот несколько долек заранее очищенной апельсины.

— Фрось, исповедуюсь тебе, как батюшке — после ресторана заехали к Галке, под шоколадочку распили бутылочку шампанского и я, как настоящий хороший семьянин на такси отправился к себе домой.

У моей кобры, слава богу, отнялся язык и яд лился только из разъярённых глаз.

С утра мне позвонили ребята, и я без особых эксцессов, отправился расписать пулечку.

О, честно скажу, там было не столько выпито, сколько накурено, но игра была хорошая.

Ночью после игры завалился к Галке, всю ночь с ней киряли и кувыркались, утром приполз домой отсыпаться, но не тут то было.

В полдень моя благоверная растолкала меня и потащила к своей родне на какой-то День рождения, и я там на свежие дрожжи опять наклюкался, как последняя свинья.

Он пьяно засмеялся.

— Фрось, ты видела пьяных свиней?

И задав этот риторический вопрос, продолжил смеяться.

— Ну, и сегодня меня всего трусит, вот сейчас накачу ещё пятьдесят граммчиков и можно приступать к работе.

Он достал из своего тайника бутылку, ливанул, не примериваясь в чашку изрядную порцию водки, и громко глотая, с наслаждением выпил.

Отхакался, закусил долькой апельсина и только тогда поднял глаза на Фросю.

— Ну, с чем пожаловала, вряд ли спрашивать про моё здоровье, которое, как ты видела, я успешно поправил.

— Валера, не жалеешь ты своё здоровье, но я тебе не судья, просто сердце кровью обливается, глядя, как ты мечешься между своих двух баб, а годы уходят, посмотри на себя, весь уже дёргаешься.

— Фросенька, сейчас расплачусь, так жалостливо ты на меня смотришь, как будто стоишь у постели безнадёжно больного.

Если по делу, то выкладывай, если воспитывать, то приходи в обед.

Фрося поняла, что уже перегнула со своими нравоучениями, явно стареет, всё брюзжит и брюзжит.

— Валера, наша Танюха, оказывается рукастая девчонка, помнишь, ты меня спрашивал про хорошую швею, умеющую справляться с кожей и держать язык за зубами.

Так вот, я с ней тихонько поговорила, у неё дома есть старый Зингер, денежек у неё нет, а желания их заработать навалом.

— Ба, отличная новость, ищем в поле, а цветы растут под ногами.

Фрось, у меня появился надёжный источник в одном толковом местечке и в загашнике скопилось много хорошей кожи, а курточки сейчас очень даже в цене, а если она ещё сподобится польтишко сфарганить по типу финского, вот смотри картинку, то на нём можно сразу же слупить хорошую капусту.

Представляешь, каждый из нас четверых по стольнику отхватит!

— Кто это четверо?

— Естественно, я и ты, Таня и наш закройщик Наум Иванович, больше об этом ни одна собака не должна знать.

— А, я в этом деле с какого боку?

— Фросенька, не валяй мне дурака, есть у меня ещё одна зацепка, тут я намедни с одним северным лётчиком пульку расписывал, а в перерыве мы с ним легонько пошептались, и знаешь, хороший наклёвывается гешефт.

— Валерочка, ты же знаешь, как я от всех этих гешефтов сейчас стараюсь держаться подальше, забыл, сколько выпало на мою долю неприятностей после отъезда Марка.

— Оставь подруга, эти разговоры для слабонервных, нам давно уже надо с тобой поменять наши раздолбанные жигули, на новенькие, а их сейчас и за десятку штук не надыбаешь.

Что скажешь, по рукам?

— По рукам, по рукам, побегу работать и сообщить Танюхе про халтуру, а про мой отъезд в гости к дочери поговорим попозже, но знай, мне нужен будет долгосрочный отпуск на свой счёт.

— Фросенька, лапочка, с таким начальником, как я, у тебя никогда не будет никаких проблем.

Фрося выскользнула из кабинета, язык у заведующего сапожной мастерской заплетался уже не на шутку.

 

Глава 13

Фрося после разговора с Карпекой заняла своё место возле окошка на выдаче и приёме обуви, и они вместе с Таней быстро согнали, собравшуюся в её отсутствие, очередь.

Молодая женщина поднялась и хотела пойти раздать сапожникам новые заказы, но Фрося придержала Таню и усадила на место.

— Танюха, глянь на эту картинку.

Она развернула захваченный в кабинете у Валерия Ивановича глянцевый журнал.

— Смогёшь такое сработать на своей машинке?

Таня внимательно вгляделась на фотографию женщины, облачённой в элегантное кожаное пальто.

— А, мне самой придётся кроить?

— Нет, этим займётся Наум Иванович, твоё дело сшить, но чтобы строчка была ровная и красивая, чтобы нигде не тянуло и не морщилось, короче говоря, ты должна слепить товар похожий на оригинальный. Возьмёшься?

— Ефросинья Станиславовна, посмотрите, тут клёпки на карманах и воротнике тоже есть.

Как с этим быть?

— Танюха ты, наверное, забыла, о чём мы с тобой договорились, что обращаться будешь ко мне запросто, это раз, а второе, после обеда зайдёшь к Карпеке, он уже предупреждён о тебе, и получишь от него дальнейшие инструкции.

Будешь умницей, не лениться и плотно держать язык за зубами, в месяц пару сот к своей зарплате добавишь.

— Фрося, простите, мне не ловко к вам так обращаться, но я постараюсь привыкнуть, а, что на счёт этих клёпок…

— Танюха, поменьше вопросов и вообще больше помалкивай, и старайся в основном слушать, клёпки эти не твоя забота, Валерий Иванович тебе всё объяснит, кроме нас четверых, включая Наума Ивановича, ни одна живая душа не должна знать о нашем гешефте, если не хочешь обездолить своих деток.

Таня побледнела.

— Я понимаю, во что ввязываюсь, не совсем ведь дура, а можно мне этот журнальчик домой взять и как следует разглядеть оригинал.

— Бери, бери, у Валеры на столе я видела ещё парочку таких журналов.

В конце обеденного перерыва женщины зашли в кабинет начальника, который в это время с кем-то громко разговаривал по телефону на высоких нотах.

При виде своих посетителей, он ещё немного послушал, указывая женщинам на свободные стулья, и вдруг выпалил:

— А, пошла ты на хер, я на работе, засунь ты свои угрозы себе в задницу!

И с грохотом опустил трубку на рычаг.

Несколько секунд тяжело подышал и мотнул головой.

— Ну, давайте побыстрей выкладывайте с чем пришли, мне ещё надо на склад смотаться и кое с кем встретиться.

— Валерий Иванович, мы не на посиделки пришли и замечу, во время своего обеденного перерыва.

— Ну, и…?

Фрося не стала злить и так рассерженного Карпеку, по всей видимости, неприятным разговором с женой, улыбнулась и понизила голос:

— Валера, Таня готова взяться за эту работу, только у неё есть к тебе несколько вопросов технического плана.

Вы с ней решайте, а я пойду открывать окошко, время обеда вышло.

И с этими словами она покинула кабинет, оставив испуганную молодую женщину наедине с суровым начальником.

От Валерия Ивановича Таня вернулась вся раскрасневшаяся от волнения, обняла Фросю сзади за плечи и шепнула на ухо:

— Станиславовна, большое спасибо, я всё сделаю, чтобы вас не подвести.

Фрося отмахнулась.

— Себя не подведи.

До пятницы дни потекли в обычном ритме, не считая только того, что в один из дней в обеденный перерыв Фрося с Таней съездили на АТС, где пришлось немного подсуетиться, воспользовавшись старыми связями Карпеки, и неизменной взяткой, после чего там пообещали, что в течение десяти дней телефон будет установлен и даже не параллельный.

Андрей укатил в Питер, а Семён каждый вечер брал у матери ключи от машины и уезжал, не ставя ту в известность, куда и зачем отправляется, но неизменно к ночи возвращался домой.

К чести младшего сына он выполнил своё обещание и в среду сходил с матерью на концерт в огромный зал в олимпийском центре в Измайлово, где они насладились выступлениями ведущих советских эстрадных артистов.

В пятницу Валерий Иванович с самого утра предупредил Фросю, чтобы они с Таней в обеденный перерыв зашли к нему в кабинет.

Кроме них там присутствовал также Наум Иванович.

Заведующий мастерской попросил Фросю поплотней прикрыть дверь и оглядел своих компаньонов.

— Ну, что, будем считать наше собрание открытым и сразу же приступаю к делу.

Наум Иванович, крой готов?

— Валерий Иванович, обижаешь, как обещал, вот тут в сумке всё честь по чести.

— Хорошо, чуть позже объяснишь нашему молодому специалисту все детали.

Таня, с тебя потребуется за выходные выполнить свой объём работы.

Обрати внимание, что мы внесли коррективы в модель, которую ты видела на картинке в журнале.

В нашем варианте будет лёгкая меховая подстёжка и капюшон, как я сказал раньше, детали обсудишь с Наумом Ивановичем.

Смотри, если не будешь справляться, то всё равно не гони, останешься в понедельник дома и без спешки доделаешь. Понятно?

— Понятно, Валерий Иванович.

— Хорошо, что понятно.

Фросенька, будь добра, после работы завези девушку домой, чтобы не светила особо на выходе из ателье этой сумкой и готовую продукцию тоже сама у неё заберёшь, сюда не вези, я сам заберу у тебя.

Так, вот посмотрите, я достал импортный замок в пальто и симпатичные клёпки и пуговицы, пихайте их тоже в сумку, а ты Наумчик, покажи Танюшке, как пользоваться машинкой для клёпок и отдай ей аппарат на временное пользование.

Вот, пожалуй, и всё. Вопросы будут?

Под нажимом активизировавшегося заведующего все обескуражено молчали.

— Ну, если вопросов нет, то не смею задерживать, сумку лучше заранее закинуть к Фросе в машину и вперёд, нас ждут награды.

Ах, да, Фрось на минутку задержись.

Когда они остались одни, он продолжил:

— Фросенька, подкинь Танюхе пятьдесят рябчиков аванса, чтобы её быт не отвлекал, и перспектива радовала.

С установкой телефона получилось?

— Да, скоро установят.

— Это хорошо, а то без связи можно чокнуться, ни в коем случае нельзя подвести, заказчик у меня толковый, я его на восемьсот целковых расколол.

Фросик, а теперь по другому делу, о котором я тебе уже обмолвился раньше.

Это касается летуна, с которым я играл в преферанс, тот лётчик взялся доставлять в Мурманск зимние сапоги, даже наши домбытовские там покатят больше, чем за стольник, а мы их тут по сороковнику пускаем и желающих ещё надо найти.

Слушай меня внимательно, я не хочу тут особо мелькать, моё дело договариваться и готовую продукцию передавать заказчику.

Снабжение и расчёт тоже на моей совести.

Я вас нагружаю соответствующим заказом и материалом, а тебе надо в ближайшее время тихонько поговорить со всеми нашими ребятами, чтобы дурака не валяли, а в свободное время поменьше курили, и лепили мне эти сапожки, обиженных не будет.

— Валера, это срочно, мне сегодня же надо переговорить?

— Сегодня, сегодня, в ближайшую среду мой лётчик должен явиться, и я обязан его загрузить товаром на аэродроме, но это моя проблема, а твоя, съездить в ещё две мастерские, я там уже договорился и забрать у них готовые подобные нашим сапожки, сделаешь?

Фрося засмеялась:

— Валера, я так жила спокойно эти несколько лет, а ты меня опять заряжаешь на активность, и, скажу тебе честно, у меня уже закипела кровь.

Я сделаю всё, что ты скажешь, для меня это новая роль, но мне кажется, что я с ней вполне справлюсь.

— Справишься, справишься, я тоже не хотел особо влезать в эти гешефты, но денег катастрофически не хватает, спиногрызы подросли, подавай им всё фирменное и импортное, грымза пилит ежедневно, то ремонт надо сделать, то дачу ей отремонтировать, задрала вконец, хоть бы быстрей дети на свои хлеба сели, и я с ней спокойно бы разбежался, а то Галка тоже меня донимает, видишь ли ей ещё родить хочется, а зачем, одна дочка есть и хватит.

Ай, что это я тебя гружу своими проблемами, можно подумать у тебя со своими детками мало хлопот, видел в ресторане какая между старшим и младшими гражданская война.

 

Глава 14

После работы Фрося на своей машине вместе с сумкой, в которой разместился крой для кожаного пальто, отвезла Таню домой.

Прежде, чем молодая женщина подхватила сумку и вышла из машины, Фрося всё же её предупредила:

— Танечка, ты должна для себя хорошо уяснить, от твоей сноровки и качества изготовления зависит, получишь ты или нет в будущем новые заказы, поэтому отложи все посторонние дела в сторону и постарайся не оплошать.

Я понимаю, что возле тебя крутятся двое деток, но это не может служить оправданием плохой работы или нарушения срока изготовления.

Я за тебя поручилась и в полной мере разделяю груз ответственности.

— Фрося, ваше предупреждение считаю напрасным, у меня если мало будет времени днём, то ночью я всё наверстаю, мне Валерий Иванович позволил, в случае надобности, прихватить и утро понедельника.

— Я в курсе, держи аванс.

— Что вы, что вы, я же ещё ни одного шва не сделала.

— Таня, давай договоримся с тобой, не трепать друг другу нервы, в нашем деле нет благородства, а только трезвый расчёт и желание получить вовремя готовую продукцию и для этого выдаём часть денег в счёт будущей выполненной работы, как только примем заказ, тут же получишь вторую половину.

— Не знаю, не знаю, для меня такая сумма денег за мою работу, кажется фантастической, меня это ко многому обязывает, и почему-то я чувствую себя не ловко, ведь такие деньжищи я никогда в жизни не зарабатывала, даже не представляю, как смогу потом вас отблагодарить.

— Ах, Танюша, ступай, у тебя сейчас нет времени на пустую болтовню, мы теперь в одной лодке, сильно её не раскачивай, а то все вместе утонем.

С этими словами Фрося дождалась пока Таня покинет машину и поехала домой.

К её радости в квартире находились оба её сына, которые оживлённо что-то обсуждали, сидя на кухне и, попивая кофеёк.

— Привет малыши, а ну-ка сообразите для матери чайку, хоть мороз и отпустил, но всё равно мне чего-то зябко.

— Мамуля, а что-нибудь скушаешь?

— Сёмчик, намажь мне кусок батона маслом, а сверху вареньем, это же наше с тобой любимое кушанье.

Фрося даже не стала переодеваться, а подсела к детям и спросила напрямик у Андрея:

— Сынок, как Алесик, об остальном хочешь рассказывай, а можешь и не напрягаться, если это тебя выводит из терпения.

— Мамань становишься дипломатом, похвально, ведь мы у тебя ребята с тонкой ранимой душой, сентиментальные и вспыльчивые.

Шучу, шучу, не хмурь брови, ведь сегодня в нашей жизни не так всё и отвратительно.

Настя с Алеськой сейчас живут в шикарной хате недалеко от Невского, и они мне не позволили снять гостиницу, а поселили у себя, как понимаешь, у нас была почти семейная идиллия.

Все вечера, пока я там был мы провели втроём.

Алесь был счастлив, моя бывшая, похоже, тоже, ну, и я в какой-то мере.

— Сынок, а можно полюбопытствовать, почему только в какой-то мере?

— Можно, теперь можно, холодно мне с ней стало, у меня, наконец, заледенела душа, никак не смог отогреться со своей бывшей сумасшедшей любовью ни в разговорах, ни в совместных прогулках и даже в постели.

Мне кажется, что удовлетворил твоё любопытство, больше чем на сто процентов, и теперь у тебя не должны возникнуть ко мне на эту тему вопросы.

— Всё Андрейка, понятно, может это и к лучшему, успеешь ещё создать новый семейный очаг.

— Мамань, ты ведь без этого очага как-то прожила до сих пор, находя радость, то в детях, то в работе, то в любовниках, а я чем хуже, у меня интересных деяний выше крыше душа вылечилась, а тело бывает кому согреть.

— Сёма, как тебе рассуждения брата, небось тоже к себе примериваешь?

— Мамуль, я ни за тебя, ни за брата не ответчик и с ранних лет поступаю согласно своим взглядам, интересам и по велению только своей души.

Никого я не осуждаю, никому не даю советов и очень бы хотел такого же понимания от вас, а то Андрей уже пытался здесь учить меня уму-разуму.

Теперь до Фроси дошло, что так бурно обсуждали сыновья, когда она заявилась домой.

Мысленно она, конечно, была в этом вопросе на стороне Андрея, но высказывать свою позицию не стала, младший ребёнок стоял в боевой стойке, и она решила спустить всё на тормозах.

— Ребята, я вас не выгоняю, а более того, мечтаю, чтобы вы у меня задержались подольше, но не буду дальше развивать эту глупость… когда ваш самолёт?

— Мамань, а вот сейчас мы подошли к самому интересному — я убеждаю этого Ромео завтра утром первой лошадью отчалить, а он хочет всё переложить на воскресный вечер, о причине, мне кажется, ты тоже догадываешься.

— Андрей, я же тебя просил не лезть туда, куда тебя не зовут, и маму зря вмешиваешь, она всё равно не повлияет на меня, а только мы все можем ненароком рассориться.

— Сёмочка, а можно я тебе задам только один вопрос?

— Валяй мама, но не обещаю, что на него отвечу.

— Ладно, хочешь отвечай, а можешь промолчать, только не груби и не обижайся.

Тебе, что вдруг мало стало одиноких баб, почему ты запал на женщину с двумя малолетними детьми?

Нет, подожди, я ещё не закончила, вот ты сегодня или завтра, неважно это будет утром или вечером, но улетишь в свой Новосибирск, а молодуха останется одна с разбитым сердцем и остывающим телом, ты об этом подумал?

— А, представляешь мамуля, думаю.

Дашь мне ключи от машины, а если нет, то могу и обойтись.

— Бери.

Семён вышел, а Фрося с Андреем уставились друг на друга с невысказанными словами и с грустью в глазах.

Через несколько минут Семён вновь появился на кухне со спортивной сумкой на плече, в которой шуршали обёртками, явно, подарки для детей.

— Андрюша, тебя надо куда-нибудь подкинуть?

— Нет, малыш, я доберусь на такси, мне ещё рано.

Фрося всё же не выдержала:

— Сынок, подойди, пожалуйста, поближе, не горячись и выслушай меня внимательно.

— Начнёшь опять морали читать?

— Нет, это не морали, буду излагать факты.

Таня на выходные получила серьёзный заказ на домашнюю работу, о подробностях она сама если захочет, тебе расскажет.

Ей, возможно, предстоит работать днём и ночью, а ты своим присутствием отнимешь у неё драгоценное время, и она потеряет возможность в будущем получать подобные дорогостоящие заказы.

Ты, же у меня уже не маленький, должен понимать, что там дети, которые хотят кушать, хотят, чтобы с ними игрались, да и мало ли, что они захотят.

Вот и вся моя мораль, а теперь ступай и умоляю, ничего не отвечай.

Не успела за Сёмкой закрыться дверь, как Андрей не выдержал:

— Мамань, я ему тоже приводил кучу аргументов, а он ничего слушать не хочет, а ведь каких шикарных тёлок он приводил в Новосибирске к себе в постель, ты даже представить не можешь, а из каких семей.

Там были не чета этой, доченьки и академиков, и генералов, и красавицы сошек помельче.

Ай, что там говорить, ведь к лету должен был завершить свою кандидатскую, а к концу года защититься.

— Сынок, может мы зря ещё так драматизируем, ведь этой любви всего неделя.

Пусть поиграет в любовь и благородство, мы же с тобой знаем, что от женщины ничего не убудет, а более того.

Я уверена, что от твоей Насти тоже ничего не отвалилось после вашей последней встречи, как и у меня, в своё время, после встречи с её отцом.

Андрей привычным жестом откинул назад голову и от души рассмеялся.

— Маманечка, ты всю жизнь меня поражаешь, если бы я услышал подобную теорию от мужчины, тут понятное дело, такое можно от них услышать, но от женщины…

И он опять залился заразительным смехом, так что и Фрося невольно подхватила настроение сына и стала вторить ему, снимая с души смехом печаль.

Отсмеявшись, сын серьёзно обронил:

— В любом случае, мы с тобой уже повлиять не можем, пусть время опять расставляет всё по своим местам, я это делал уже не один раз и бывало получалось.

И он кисло улыбнулся, а затем взглянул на часы.

— Мамань, я сейчас тоже покину тебя, и, опережая возможные вопросы, ставлю в известность — моя стезя проляжет сейчас к известной тебе особе с именем Аня, но очень тебя прошу, сопоставляй мой не благовидный поступок согласно твоей только недавно высказанной теории.

 

Глава 15

Как ни странно, но младший сын в этот день вернулся домой, когда часы показывали всего лишь четверть двенадцатого.

Фрося машинально отметила этот факт и перелистнула очередную страницу волнующего душу любовного романа.

Проводившая в последние годы перед смертью много времени за чтением, Клара Израилевна оставила Фросе довольно богатую библиотеку.

К этому надо ещё добавить, что вездесущий, и почти всемогущий Марк регулярно снабжал её дефицитной художественной литературой, как подписными изданиями, так и отельными книгами, ценившимися любителями чтения и собирателями редких и изящных томов для домашней библиотеки.

После смерти своей любимой мамы Клары, Фрося поменяла в квартире почти всю мебель, вместо стоявшей в зале устаревшей и громоздкой, она приобрела шикарный изящный югославский гарнитур.

Одна из секций горки, занимавшей всю длинную сторону зала, была полностью от пола до потолка забита книжными томами.

После отъезда Марка, у Фроси появилось много свободного времени, и она постепенно приобщилась к чтению художественной литературы, и сейчас перед ней лежал увлекательный роман английской писательницы Шарлотты Бронте «Джейн Эйер».

Семён заметил в комнате у матери не яркий свет льющийся от настольной лампы и тихонько постучал в дверь.

— Заходи сынок, я ещё не сплю, завтра же выходной, а тут книжка попалась очень интересная.

Семён зашёл в комнату и присел на край кровати.

— Мамуль, ответь мне, пожалуйста, зачем ты опять полезла в эту мясорубку, связанную с криминалом и ещё туда Таню втягиваешь?

Фрося сняла очки, положила их на открытую страницу и присела на кровати.

— Отвечу, а почему и нет.

Начнём с того, что моя зарплата, как, впрочем, и Тани, семьдесят рубчиков, а за эти денежки достойно вряд ли проживёшь в нашей стране.

Да, ты знаешь, что у меня остались большие деньги после Марка, но они же постепенно тают, а кроме питания, мне хочется хорошо одеваться, пользоваться косметикой и духами, ездить на собственном автомобиле и стоит ли всё перечислять, сам не маленький, знаешь уже счёт этим проклятым деньгам и расходам.

Пойми сынок, я не хочу на старости лет материально зависеть от своих детей или на крошечную пенсию высчитывать, купить мне сто грамм колбасы сегодня или через неделю, а главное, мне стало скучно прозябать в этом уродливом покое.

Сёмочка, я понимаю, что твой вопрос не столько связан с моей новой коммерческой активностью, сколько с тем, что я втягиваю в незаконные заработки Таню.

Кстати, она дала своё принципиальное согласие на эту работу ещё до того, как познакомилась с тобой, но думаю, что это не имеет особого значения.

Я не знаю, что она тебе рассказывала о себе, я лично сама мало, что знаю о её жизни, но мне точно известно, что она не получает ни копеечки алиментов от бывшего мужа и мыкается с детками на те же семьдесят рубликов, что получаю и я.

Сёмочка, сегодня у тебя забрали красивую игрушку, и ты обиженно сложил губы и выговариваешь матери упрёки, которые она совершенно не заслуживает.

Завтра ты улетишь в свой Новосибирск и закрутишься в интересной и насыщенной жизни, а Танюхе надо будет теперь, не только думать о хлебе насущном, но и страдать по этому бабьему угоднику, который, по всей видимости, разбил её молодое истосковавшееся по любви сердце, получившее случайно эти несчастные крохи любви.

— Мам, я знаю, что лучшая защита — это нападение, поправь меня, если я в чём-то ошибаюсь, но накануне ты приняла в штыки мои отношения с Таней, а сейчас стала на позицию, которую я совершенно не понимаю.

— Сынок, а куда тебе меня понять, ты же Марка готов был сожрать, что он уводит у тебя твою мамочку, осуждал нас за аморальное поведение, и мы вынуждены были с моим любовником скрываться от твоего всевидящего и всё понимающего ока.

Вот сейчас ты погоцал с детками, одарил их красивыми подарками и смоешься, а каково матери, про её душу и тело я уже не говорю, скажи лучше, какой ответ ей держать перед своими детьми.

Замечу тебе, она ещё достаточно молодая, весьма симпатичная и на язык остренькая, около неё может появиться ещё какой-нибудь мужчина, и, что тогда… опять дать этому соискателю на любовь влезть в душу, растревожить тело, и допустить к своим детям?

Сыночек, ты не понимаешь бабью долю, а она, я тебе скажу доподлинно, опираясь на свои примеры, очень отличается от мужской.

Да, чего там далеко заглядывать, посмотри на нашего Андрейку, ну, не получилась у него семейная жизнь, и он свободный, как в поле ветер, его сын не видит любовных папиных похождений, ему не надо думать, как называть очередную пассию мамой или тётей, а у одиноких баб с детьми на руках намного всё сложней, шестилетний ребёнок уже может спросить, мама, а это мой папа…

— Хватит мама, я всё понял, можешь не продолжать, но последнее слово всё же оставляю за собой, и оно ещё не произнесено.

— Иди сынок, спать, только очень тебя прошу, не ради себя, мне по большому счёту на эти заработки наплевать, ради благополучного будущего Тани, не мешай ей в эти выходные выполнить срочный заказ.

— Я и не собираюсь ей мешать, а более того, как видишь, явился на ночь домой, а завтра с утра заберу детей на улицу, потом сам приготовлю обед и помогу чем только смогу.

— Дурачок, ты мой дурачок, тебе, что девок мало, вон их сколько вокруг, и Андрей говорил, что там в Новосибирске от них у тебя отбоя нет.

Поезжай со спокойной душой, занимайся своей любимой работой и научными трудами, тебе только двадцать четыре годика исполнилось, вся ещё жизнь впереди, не ломай жизнь себе и молодой женщине.

— Спокойной ночи мама.

— Спи спокойно сынок.

Семён удалился, а Фросе уже было не до сна и книги, тут сюжет закручивался гораздо круче и ей отводилась в нём немалая роль.

Сёмка, как и предупреждал, с самого утра укатил к Тане и до вечера так и не появился.

Андрей соизволил всё же позвонить и сообщил, что решил быть солидарен с младшим братом, и вылетит из Москвы вместе с ним в воскресенье вечером.

Точно, как и вчера Семён явился ночевать домой, но на этот раз не заглянул к матери в спальню, поговорить не захотел.

Фросе оставалось только вздохнуть, больше лезть в душу к сыну она не будет, а то так можно полностью потерять его доверие, а этого ей совсем не хотелось.

Воскресный день мало, чем отличался от субботнего, Сёмка почти не разговаривая с матерью, с самого утра укатил опять к Тане, а Фрося, чтобы не прибывать в горьких раздумьях, сидя на диване, занялась уборкой квартиры.

Нынешние выходные дни ничем не отличались от многих предыдущих, но осознание того, что сыновья находятся в Москве и в то же время уделяют внимание другим женщинам, выбивало её из обычного состояния душевного равновесия.

К обеду неожиданно появился Андрей и мать в скором порядке после уборки сразу переключилась на готовку.

Средний сын, как обычно балагурил и хотел посудачить с матерю о поведении младшего брата, но Фрося пресекла эту тему в зародыше:

— Не трави душу сынок, от наших разговоров толку мало, всё равно он сделает и поступит по-своему, а мы только подведём его к тому, что он замкнётся от нас, а это для меня почти равносильно смерти.

— Хоккей мама, сам не люблю, когда ко мне лезут в кишки с расспросами и нравоучениями, ты вон и меня не распекаешь, за то, что я нырнул под податливый бочок любвеобильной бабёнки, а держишься так, как будто я нынче вернулся из кинотеатра.

— Андрюша, ты ведь отлично знаешь, что я с восемнадцати лет самостоятельно мыкаюсь по белу свету, никому не давая отчёт о своих действиях и поступках, но в этом нет моей вины, в такие условия поставила меня моя близкая родня.

Каково быть матерью взрослых детей я уже осознала в полной мере и кое-чему научилась, меньше у них спрашиваешь, как ни странно, больше о них узнаёшь.

Даже Анютка в одном из писем года три назад обмолвилась о каком-то своём друге, который, возможно, может в будущем стать её мужем, и я так обрадовалась, что в нескольких письмах пыталась добиться от неё каких-то подробностей, а каков результат…отмалчивается, понятно, опять не моё дело…

— Мамань, я становлюсь для тебя сводкой информбюро — её парень, да, какой там парень, взрослый мужик, он там в Израиле какой-то крупный офицер в армии, у него есть жена, с которой он правда уже много лет не живёт вместе, но не хочет начинать бракоразводный процесс, боится, что это сломает его карьеру.

Я советовал нашей святой Анне забеременеть и поставить этого её гражданского мужа перед фактом.

— Ну и, что тут страшного, Анютка уже давно и сама не юная девушка, свободная от брачных уз, главное, чтобы этот мужчина был ей люб, а она, ведь давно мечтает ещё хотя бы об одном ребёночке.

— Ой, мамань, Анюта сама не знает, чего она хочет, ведь работа забирает у неё всё свободное время, вот съезди туда и тогда рассуждай.

— Ах, какая дурочка, что она откладывает, ведь летом ей уже будет сорок.

Фрося домывала посуду после их обеда с Андреем, а тот допивал кофе в прикуску с сигаретой, когда в квартиру ворвался Сёмка.

— Фу, братан… слава богу, ты на месте, нам ведь через три часа надо быть уже в аэропорту.

— Ага, опомнился, я уже давно здесь, вот раскрываем с маманькой души в сердечных разговорах, можешь и ты присоединиться, если, конечно, хочешь.

— Да, кое-что хочу мамульке сказать.

— Ну, говори, твоя очередь, нашего старшего ведь нет, а я младшим легко уступаю.

— Братан, мне иногда так хочется тебя послать…

— А, что тебе мешает?

— Мешает, мешает, моя любовь к тебе мешает.

Очень тебя попрошу, помолчи парочку минут.

Андрей демонстративно отвернулся к окну и закурил новую сигарету.

— Мамуль, заказ почти готов, Таня велела тебе передать, что вышло хорошо.

Она на меня мерила, вещица получилась ладная.

Фрося не выдержала и съязвила:

— А, что сынок, даёшь нам с Таней добро на дальнейшее сотрудничество?

— Мамочка, прости меня, я видимо погорячился, хотя в моих глазах до сих пор стоит твоё лицо, которое я увидел там в тюрьме.

— Сыночек, наши сегодняшние дела, по сравнению с теми, что я крутила с Марком, просто детский лепет.

— Мамуль, а я рассказал Тане, как выговаривал тебя за эту халтуру, так она на меня рассердилась, а когда я покаялся то посоветовала, когда я вернусь домой, чтобы тебя поцеловал, что я с удовольствием и делаю.

— Уймись лис, такси не надо вызывать, я сама вас отвезу в аэропорт.

 

Глава 16

Утром в понедельник Фрося как всегда металась по квартире, собираясь на работу.

Её суматошные сборы прервал телефонный звонок:

— Фросенька, доброе утро!

Не буду долго распространяться, знаю, что время у тебя сейчас в обрез, только два слова — ты не знаешь, заказ готов?

— Валера, на сколько я знаю, готов, может быть какие-то штришки остались, но это лучше тебе самому проверить, когда наша швея явится на работу.

— Проверю, проверю, предупреди нашу компаньонку, чтобы в открытую в мой кабинет с сумкой не совалась.

Наум Иванович незаметно для посторонних глаз заберёт у вас заказ, и мы с ним внимательно проверим, и если что не так, вернём на доработку.

Впредь, пусть в ателье готовые заказы не приносит, будем забирать их прямо из её квартиры.

Всё, пока, до встречи.

В подсобке их мастерской Фросю встретил приятный запах кофе и радостно улыбающаяся Таня.

— Фрося, доброе утро!

Скажите, мне сейчас показать вам мою работу?

— Танюша, привет, привет!

Пей спокойно кофе и мне налей, пожалуйста.

Фрося приложила палец к губам:

— Сейчас с тобой перекусим и примемся за нашу основную работу.

Потом мне надо будет отлучиться по делам фирмы. Справишься одна, договорились?

— Договорились, но я хотела бы с вами поговорить совсем на другую тему.

— Хотела бы или есть в том нужда?

Таня опустила глаза и глядя в свою кружку с кофе, тихо промолвила:

— Фрося, мне, право, не ловко, но не осуждайте меня, пожалуйста, за то, что ваш сын проявил ко мне свою благосклонность.

Видит бог, я противилась этому, как только могла, но он очень настойчивый молодой человек и, поверьте мне, в его и моём поведении не было ничего предосудительного.

Он вчера уехал, обещая мне на прощание золотые горы и невероятное совместное будущее, но я ведь уже не наивная юная дурочка, которой была до своего первого замужества.

Я вас умоляю, не корите меня за то, что так сложилось после вашего юбилейного вечера в ресторане, можете мне поверить, что я не тешу себя большими надеждами, понимая, какая между мной и вашим сыном лежит непреодолимая пропасть, ваши материнские чувства мне тоже хорошо понятны, и я не буду вас никогда осуждать за неприятие наших с Сёмой отношений.

Что вы думаете, я не понимаю какая между нами разница — я была уже замужем, у меня двое деток, я его на три года старше, у него высшее образование и блестящая научная карьера, а у меня швейное училище и паровоз, который мне тянуть и тянуть и только, возможно, благодаря вам, смогу его немножко легче двигать дальше.

— Танюха, всё сказала или тебе необходимо до конца выговориться?

Не думаю, что нам с тобой стоит обсуждать эту тему, моим мнением Семён вряд ли в этот раз воспользуется, а если ты сейчас прикроешь рот, то будет очень вовремя, ты, что не слышишь голоса наших работников, а нам с тобой совершенно не нужно выносить мусор из избы на глаза любопытных зрителей.

Подай мне, пожалуйста, сумку с заказом, и я её тихонько отнесу Науму.

А тему, что подняла ты, пока закроем, может быть ей не будет продолжение, так для чего зря сотрясать воздух.

И наклонившись к уху:

— Чуть позже расскажу о нашем гешефте, и пока пусть тебя занимают больше мысли об этом, а время всё расставит по своим местам.

Через какое-то время, после того, как Фрося отнесла сумку закройщику, в их дверь засунул голову Наум Иванович:

— Ефросинья, оторвись от этой не благодарной работы, нас срочно вызывает к себе товарищ Карпека.

А затем, повернувшись к Тане:

— Девушка, ты чудо, в обед встретимся в кабинете у Валерия Ивановича, пока красотка, жаль, что у меня жена ревнивая и следит за мной, как доцент из «Джентльменов удачи», иначе бы точно закрутил с тобой роман, Ефросинья ведь мне не по зубам.

Фрося хлопнула по плечу старого зубоскала и отправилась с ним в кабинет к заведующему.

Не успели они ещё переступить порог, как начальник скомандовал:

— Наумчик, закрой дверь, пожалуйста, на ключ и приступим.

Фрося, будь добра, намерь на себя это пальтишко, знаю, что оно тебе маловато, но другой модели под рукой пока нет, а с Таней разговор состоится попозже.

Ну, что Наум, скажешь?

Фрося стояла посреди кабинета, накинув на плечи вкусно пахнущее кожей пальто, а вокруг неё суетились мужчины, ощупывая, обглаживая и похлопывая её со всех сторон.

— Мужики, вы пальто смотрите или меня оцениваете, скажите, наконец, хоть одно слово?

— Фросенька, мы скажем, скажем, а вначале ты скажи, как себя в нём чувствуешь, это самое важное, а мелочи Наум поправит, а может быть и не надо будет, пусть какое-то время отвисится.

Что скажешь Наум, работу принимаем?

— Валерочка, у меня со своей стороны претензий нет, швы ровные, подстёжка сидит, как влитая, клёпки вставлены аккуратненько, сделано в Италии и только, Ефросинья, как лежит на плечах и дай последнюю оценку, как женщина, которая знает толк в хороших вещах.

— Ребята, вещь шикарная, жаль не мой размер, а иначе попробовала бы отвоевать этот заказ для себя.

Я шучу, Валера мне кажется, что тебе не будет стыдно перед заказчиком, можем потихоньку налаживать выпуск таких польтишек.

— Фросенька, февраль ведь уже в разгаре, сезон заканчивается, да и кожи у меня нет достаточно в наличии.

Есть у меня, правда, другая задумка, сработать штуки три-четыре кожаных куртки по типу лётчицких, у мотоциклистов они в большой цене, а среди них есть весьма состоятельные ребята. Что думаете?

— Валерочка, я пошустрю по журнальчикам выкройки, но неплохо было бы для меня подержать такую штуковину в руках, тогда бы я сам выдал закрой получше типового.

— Всё Иванович, ты свободен, жди заказа, а я ещё минутку пошепчусь с Фросей, ладушки…

— Ещё бы, я не потопал работать, ведь сапожки срочно нужно кроить.

И Наум Иванович заговорчески подмигнул заведующему.

Не успела за ним закрыться дверь, как Карпека приступил к делу:

— Фрося, можешь Таню похвалить и выдай ей второй полтинник, а сама ноги в руки и смотайся по этим трём адресочкам, мои коллеги там предупреждены, рассчитаюсь с ними чуть позже сам.

Вот тебе, мешок, скинешь все сапожки в него кучей, коробки сильно кидаются в глаза.

В среду, если тебя это сильно не напряжёт, будь добра подъехать на аэродром.

Там встретишься с моим заказчиком и передашь ему этот мешок с товаром, остальное тебя не касается.

— Валера, а кому такая дрянь нужна, в Москве то не больно наши чудо-сапожки котируются.

— Фрося, я на этом сильно не зацикливаюсь, знаю, что он летает на Мурманск, а там с обувью полная задница, вот и воспользуемся не расторопностью государства, обуем страждущий народ севера.

Фрося забрала листок с написанными на нём адресами и именами и вернулась на своё рабочее место.

Подойдя к Татьяне, обняла её за плечи и прошептала:

— Танюха, всё в порядке, заказ принят на пять баллов, держи обещанную вторую половину заработка и жди новых заказов, скоро поступят.

— Ой, Фрося, даже не представляете, что вы для меня делаете, у меня нет подходящих слов, чтобы выразить вам свою благодарность.

— Самое лучшее поменьше на эту тему распространяться.

Запомни, мы в тебе нуждаемся не меньше, чем ты в нас, поэтому тема закрыта.

Ты тут постарайся справиться без меня, а я поехала по делам.

В среду ближе к обеду Фрося уселась в свою машину и поехала в сторону аэропорта, где должен был встретить её с мешком сапог заказчик и знакомый Валерия Ивановича.

Боясь опоздать, она прибыла на пол часа раньше и решила прогуляться возле находящихся поблизости от аэропорта ларьков.

Возле одного из них дородная женщина в белом переднике одетым на тужурку, продавала вкусно пахнущие на морозе горячие пирожки с мясом.

Фрося почувствовала, что рот, наполняется слюной, и она тут же купила пяток хрустящих пирожков и принялась их с аппетитом поедать.

Она откусила сразу почти половину обжигающего губы лакомства, как вдруг услышала с боку насмешливый голос:

— Ах, как вкусно! Не поделишься барышня, обедом?

Фрося от неожиданности подавилась и закашлялась, глядя на высокого мужчину в лётчицкой куртке и зимней шапке с кокардой.

Она сразу догадалась, что это и есть тот лётчик, с которым ей предстояло встретиться.

Мужчина легонька постучал её по спине.

— Простите меня, пожалуйста, что так коряво пошутил.

Я уже несколько минут наблюдаю за вами, вы полностью подходите под описание Валеры. Не ошибаюсь, Фрося?!

Не то вопросительно, не то утверждающе обратился лётчик к пришедшей уже в себя женщине.

— Фрося, Фрося.

И она со смехом протянула летчику пирожок:

— Шутка принимается, а пирожки и впрямь вкусные, угощайтесь.

Мужчина не стал церемониться, принял от Фроси угощение и в два укуса справился с ним.

— Мы могли бы и в кафе зайти, немного погреться, что-нибудь перекусить и попить горяченького, заодно и поболтать для лучшего знакомства.

Как на счёт моего предложения?

— Принимается, но только в том случае, если поможете мне справиться с пирожками.

И Фрося даже толком не познакомившись с мужчиной, отправилась с ним во внутрь здания аэропорта, где находилось предполагаемое кафе.

 

Глава 17

Фрося в сопровождении своего нового знакомого, статного и красивого лётчика вошла в здание аэропорта.

Они не стали останавливаться возле встретившихся по пути забегаловок, а проследовали в глубь здания аэропорта, где находилось приличное кафе, в котором предусмотрен был даже гардероб.

Сняв верхнюю одежду, мужчина с женщиной исподтишка осмотрели себя и друг друга.

Фрося отметила статную фигуру мужчины и обильную седину на висках, хотя на вид ему нельзя было дать больше пятидесяти лет.

— Простите, но я сюда прибыла сразу с работы и не думала, что придётся снимать в общественном месте шубу.

— Ну, я тоже не на бал вырядился, для подобного заведения мы с вами выглядим вполне прилично, так, что не будем заморачиваться, а лучше проследуем в кафе и займёмся выбором еды, а то своими двумя пирожками, вы мне только растравили аппетит.

— Я могла бы вам предложить вернуться на улицу и купить ещё с десяток этих замечательных пирожков.

— Ну, нет Фрося, раз мы уже попали сюда, то здесь и отобедаем, да и в тепле гораздо приятней вести беседу.

— С этим не поспоришь, но простите, мы с вами находимся в разных условиях, а это не честно.

— Объясните Фрося, я что-то не понял. Вы, что ли имеете в виду, что съели на один пирожок больше?

— Ни в коем случае, они в данном случае ни при чём, просто вы обращаетесь ко мне по имени, а мне, похоже, предлагаете обращаться к вам товарищ лётчик.

Мужчина рассмеялся, сверкая белизной крупных зубов.

— Простите Фрося, позвольте мне исправить свою оплошность — Горбатенко Олег Сергеевич.

— Ого, как официально, забыли ещё добавить, что там у лётчиков предусмотрено звание или у гражданских что-нибудь другое.

— У гражданских должность, моя — первый пилот, но в нашем общении это совершенно не предусмотрено, можете спокойно обращаться ко мне по имени в любом его произвольном толковании и желательно на ты, так нам будет намного приятней вести беседу.

— Принимается безоговорочно, я тоже противница всяких формальностей.

С подносами еды они прошли в зал кафе и выбрали свободный столик.

Усевшись напротив, прежде чем приступить к обеду, внимательно всмотрелись в лица друг друга.

Фрося быстрым взглядом оценила внешность нового знакомого — у мужчины, не считая густо покрытых сединой висков, были чёрные, как смоль волнистые волосы, в глубинах карих глаз горели лукавые огоньки, чуть крупноватый нос с небольшой горбинкой и большой рот с пухлыми губами, в котором при улыбке сверкали белизной зубы, не портили лица, а совсем даже наоборот, он был довольно-таки симпатичным и обаятельным.

Олег первым не выдержал этой непроизвольной дуэли взглядов:

— Что ты Фрося, так удивлённо смотришь на меня, на цыгана похож?

— Похож, и даже очень.

Прости, но именно об этом я сейчас подумала.

— А, я и есть на половину цыган, а мать моя тоже была темноволосой и черноокой молдаванкой.

А ты, Фрося, тоже не очень на русскую женщину смахиваешь, есть в твоём лице что-то прибалтийское, хотя черты твои намного нежней.

— Олег, я ведь тоже состою из половинок, отец был поляком, а мать — белорусской.

— А от кого у тебя эти чудные глаза такой яркой синевы? Мне кажется, что я ещё никогда такие не встречал.

— Ой, Олег, не смеши, но если говорить серьёзно, то я не помню, отец ушёл из дому, когда я была ещё подростком и не смотрела на его глаза, а мать была так зашугана жизнью, что вспомнить, как она смотрела на меня, я просто не берусь.

— Ты, знаешь Фрося, мне Валера кое-что о твоей деловой хватке рассказывал, но ни разу не обмолвился, что ты такая симпатичная и приятная в общении женщина.

— Ах, Олежка, не смущай меня комплиментами на старости лет, может и была когда-то симпатичной, а теперь уже увядшая пожилая женщина.

— Фросенька, ну, что ты на себя наговариваешь, мы ведь с тобой где-то ровесники, в таком случае я тоже уже пожилой и дряблый.

— Ну, не смеши ты меня Олег, мне ведь недавно стукнуло шестьдесят, а тебе, по всей видимости, и пятидесяти нет.

От неожиданного заявления Фроси мужчина даже прикрыл глаза, но через несколько секунд открыл и широко улыбнулся.

— Ну, я же сказал тебе Фросенька, что мы почти ровесники, мне в этом году будет пятьдесят девять.

Фрося сразу догадалась, что галантный лётчик произвольно накинул себе десяток лет, но не стала продолжать эту щепетильную тему, в конце концов, какая разница кому и сколько лет, ведь они всего лишь стали партнёрами по бизнесу.

Неожиданно в их разговоре возникла пауза и оба, не сговариваясь, заполняя её, налегли на закуски.

Запив компотом из сухофруктов обед, и опять, не сговариваясь, взглянули на ручные часы и оба рассмеялись.

— Фросенька, ладно, мне, через часик надо уже быть возле своего самолёта. А ты куда спешишь?

— Если честно, то никуда, с работы меня Валера на сегодня отпустил, а дома уже давно никто не ждёт.

От неожиданного своего признания Фрося оторопела, никогда и никому она не жаловалась на свою одинокую долю, а тут сорвалась и в присутствии почти незнакомого человека, мужчины, который может по-всякому трактовать её последнюю нечаянно обронённую фразу, вдруг раскапустилась.

Она приосанилась и улыбнулась:

— Ты знаешь, по большому счёту, мне в жизни не было особо времени скучать, то судьба подкидывала свои ребусы, то я сама ей подбрасывала задачки, которые потом с трудом с ней решали.

— Фрося, я очень не хочу показаться чересчур назойливым, но я ведь часто бываю в Москве и в основном провожу своё свободное время между полётами с друзьями за партией в преферанс и лёгкой выпивкой.

Не перебивай меня, пожалуйста, у нас сейчас осталось очень мало времени, чтобы тратить его на пустые разговоры, а мне хочется сделать тебе важное признание.

Фрося и не стала перебивать и вставлять колкости, которые готовы были уже сорваться с губ, она пристально всмотрелась в горящие угли глаз мужчины.

Я, если честно, очень не люблю суматошную, крикливую Москву, но если ты снизойдёшь до будущего общения со мной, и покажешь мне свою Москву, то буду тебе очень даже признателен.

Фрося молчала, сидела не шевелясь, и только нервно непроизвольно теребила пальцами салфетку на столе.

Она не знала на что решиться, нужно ли ей в будущем встречаться с этим симпатичным лётчиком, напрасно бередить себе успокоившуюся душу и, что реально хорошего может выйти от этих встреч, ведь они совершенно не знакомы и, как не хочешь, а он намного её моложе.

Наконец, она подняла глаза и в упор посмотрела на ждущего её ответ мужчину.

Нет, там она не увидела мерзкую похоть, которая исходила в ресторане от партийного работника Геннадия Николаевича.

— Олег, у тебя осталось очень мало времени на продолжение нашего ни к чему не ведущего разговора.

Честно признаюсь, мне было очень приятно с тобой познакомиться, ты симпатичный мужчина и своими словами нисколько меня не оскорбил, а более того, поднял в собственных глазах… но пойдём уже к моей машине, и я передам тебе мешок с товаром.

Олег не стал настаивать на продолжении щекотливой темы, он тактично отодвинул стул и, помог женщине выйти из-за стола, а, затем, придерживая под локоть, повёл к гардеробу.

Они вышли из здания аэропорта и подошли к Фросиной машине.

На протяжении всего пути, они обменялись только несколькими ничего не значащими словами.

Фрося достала из багажника жигулей мешок с обувью и протянула его лётчику, от неожиданности Олег разразился диким хохотом:

— Фросенька, вы с Валерой решили, что с этим мехом я потащусь через весь аэродром к самолёту?

И, выговорив сквозь смех эти слова, он опять начал дико хохотать.

— А, что, тебе было бы лучше идти, держа на руках пирамиду из коробок с обувью?

Мужчина продолжая смеяться, выдавил из себя:

— Пожалуй, вы с моим другом правы, кто знает, что я несу в этом мешке, ведь мы привыкли возить в наши холодные и голодные края продукты из Москвы, поэтому этот мех не особо будет кидаться в глаза любопытных.

И лукаво улыбаясь, добавил:

— Передай Валере, что я оценил его смекалку.

— С удовольствием передам, он в последнее время во всём проявляет смекалку и расторопность, а лишняя похвала никому не повредит.

Фрося захлопнула багажник и открыла переднюю дверь автомобиля, готовая занять место за рулём.

Она протянула мужчине руку для прощания, но Олег задержал её в своих ладонях.

— Фрося, поверь мне, в моих словах и в будущих поступках ничего нет, и не будет предосудительного, что может пойти вразрез с твоими желаниями и интересами.

Я сейчас улечу в свой Мурманск, но через неделю вернусь, разреши мне позвонить тебе.

Фрося мягко выпростала свою руку из горячих ладоней мужчины, ловко забралась на водительское сиденье, вставила ключ и мотор заревел, но прежде, чем закрыть дверцу, она выглянула наружу и улыбнулась мужчине:

— Звони, номер моего телефона попросишь у Валеры, я его предупрежу.

Она пару секунд помолчала и добавила:

— Я буду ждать.

И захлопнув резко дверцу, сорвалась с места.

 

Глава 18

Всю дорогу от аэропорта до Москвы и позже, находясь уже в своей квартире, Фрося продолжала думать и анализировать своё поведение по отношению к новому знакомому и душа отзывалась смятением, её состояние было близким к паническому.

Ну, зачем она, в конце концов, позволила симпатичному лётчику в будущем позвонить ей?! Ведь до последнего момента даже не помышляла о подобном.

Вечно на неё неожиданно накатывает врождённая сумасбродность, которая уже не раз заводила в такие дебри, что чуть оттуда выбиралась.

Разве они с ним ровня, ведь уже понятно, что Олег на хороший десяток лет моложе её.

В Москву он наведывается только залётной птицей и, что ей за радость встречаться с мужчиной, который в лучшем случае ублажит иногда её тело, ведь их ничего не связывает, она даже не знает ничего об его семейном положении.

А, что там знать, ведь его дом находится за несколько тысяч километров и любую версию, которую предложит Олег, ей придётся безропотно принять на веру.

Да, она на протяжении четырёх лет была любовницей Марка, но ведь их, кроме секса, связывало так много другого, а тут ей, почти без всяких сомнений, определенна роль одинокой женщины, скрашивающей будни мужчины в командировке.

Лёжа уже в постели, она начала себя всячески успокаивать, придумывая оправдания своему расшалившемуся воображению: ну, чего я так разволновалась, может быть он ещё и не позвонит, а если даже позвонит, что ей мешает сослаться на занятость или болезнь и отказаться от встречи.

Зря она так всполошилась, надо взять себя в руки, подумаешь, после долгого перерыва, появился мужчина, который взбудоражил её воображение, но это ведь не значит, что она уже побежала к нему на встречу.

Фрося развернула начатую накануне книжку и попыталась отвлечься чтением, но, перелистывая страницы, поймала себя на том, что совершенно не вникает в содержание любовного романа, мысли витали вокруг образа, неожиданно покорившего её сердце симпатичного мужчины.

На завтра Фрося явилась на работу не выспавшаяся и так до конца не определившаяся в своих планах на будущие отношения с бравым лётчиком, и от этого нервы её были натянуты, как струны, тронь и зазвенит, то есть, может сорваться и не заслуженно обидеть, вступившего в случайный разговор с ней человека.

В подсобке, как стало, уже принято в последнее время, хозяйничала Таня, подготавливая завтрак на них двоих с Фросей.

— Привет Танюха, что ты вдруг взялась меня опекать, до тебя я вполне обходилась без этого утреннего чаепития.

— А, я спекла творожную ватрушку и очень хотела, чтобы вы её попробовали.

— Я попробую, но возьми червонец в счёт прошлых и будущих завтраков, миллионерша нашлась, детей потчуй, а не меня ублажай.

— Фрося, почему вы решили сегодня меня обидеть, если чем-то недовольны, то прямо скажите, а нечего злость на мне срывать и уберите, пожалуйста, свои деньги, не думайте, что за них всех людей можете купить.

Таня в сердцах выплеснула своё кофе в раковину и вышла из подсобки.

Фрося заметила, как та непроизвольным жестом тыльной стороной ладони, спеша на своё рабочее место, вытирала глаза.

Ну, получила дурища! Своё плохое настроение и разбушевавшиеся нервы нечего на других переносить, к тебе идут со всей душой, а ты туда бессовестно нагадила, а ведь вам предстоит целый день рядом работать, надо как-то исправлять ситуацию.

Она машинально взяла со столика лежащую на салфетке приготовленную для неё Таней ватрушку и откусила ладный кусок.

Ммм, вкусно, никогда у неё не было к приготовлению десерта тяги и умения, хотя по своей натуре была ещё та сластёна.

Налила из чайника в кружку с заваркой кипятка и доела приготовленное Таней до последней крошки.

Прибралась и вошла в их тесную рабочую комнатку.

— Танюха, ей богу, вкусно, ты оказывается на все руки мастерица, а я самое большое на что отваживаюсь, так спечь иногда тонкие блинчики, а обычно с детьми обходились батоном с вареньем или в кафетерии что-нибудь купим.

— Вам понравилось, правда, вкусно?

В грустных глазах молодой женщины пробились огонёчки радости.

— Ну, а чего мне обманывать, весь кусман влупила, большое спасибо, разрешаю, продолжай баловать меня, вот только гардероб не хочется менять, а после таких завтраков быстро превращусь в корову.

— Вы и корова, скажете тоже, я маме про вас рассказывала, как вы чудесно выглядите, как за собой ухаживаете и какая вы элегантная и красивая, мама даже ревновать стала, а она ведь моложе вас лет на десять.

Моя мама даже представить не может, что мне, посчастливилось работать с женщиной, которой уже исполнилось шестьдесят, а она, имея четверых детей, и не знаю, сколько внуков, а выглядит так, что сорокалетние могут позавидовать.

К тому же сумела так обустроить свою жизнь, что многим и не снилось — шикарная квартира почти в центре Москвы, разъезжает на собственном автомобиле, а одевается так, что эстрадные звёзды могут позавидовать.

— Ты, всё сказала, а то продолжай, а я послушаю, можешь даже каждое утро начинать с подобных комплиментов.

— Фрося, что с вами сегодня, сами на себя не похожи, а я хотела вам радостную новость сообщить.

— Валяй Таня, не обращай на меня внимания, это не климаксное, хуже — скрип старого дерева, пожелавшего пустить новые побеги.

— А теперь я совсем Вас не понимаю.

— Танюша, я сама себя не понимаю, а точнее, не могу себя укротить, рассказывай лучше про свою радостную новость.

— Мне пришло извещение, что сегодня должны установить телефон.

— О, это здорово и для семьи, и для дела, поздравляю.

— Вы, хотите записать мой номер, мне его уже сообщили.

— Напиши в трёх экземплярах, помнишь, как в «Кавказкой пленнице»? Но я не шучу, твой номер нам нужно иметь под рукой мне, Валерию Ивановичу и Науму Ивановичу.

У нас с Наумом мозги уже старые, а у Валеры проспиртованные, куда нам запомнить.

— Фрося, шутки у вас сегодня на грани истерики. Может быть вы плохо себя чувствуете?

Отпроситесь, я справлюсь здесь с работой одна.

— Ах, Танюха, чувствую я себя вполне нормально, вот только на душе кошки скребут, а поделиться этим ни с кем не могу, сама должна разобраться в себе и пережить сложившуюся ситуацию, а этому может помочь только занятость.

В пятницу ближе к вечеру неожиданно явился Сёмка и ко всем предыдущим думам, добавились новые, сердце матери заныло в предчувствии беды или новых выкрутасов сына.

— Сёма, что-то случилось у тебя на работе, может быть ты явился уже насовсем?

— Мамулечка, чего ты всполошилась, на работе у меня всё хорошо, я только прилетел на выходные.

— Можно подумать, близкий свет или по мне соскучился, что-то за весь год ты мне раньше таких сюрпризов не устраивал.

Семён с виноватой улыбкой, обнял мать и как в детстве положил ей свою курчавую голову на плечо.

— Мамуль, ты же у меня понятливая и не вредная, давай пока обойдёмся без обсуждений.

Фрося и не ожидала прямого ответа от сына, ведь она сразу же догадалась чем вызван его неожиданный приезд.

Сёмка уже много раз удивлял мать своими неординарными поступками, что хочешь, мог выкинуть её младший сын, но такое.

Она за его будущее начала волноваться ещё с раннего юношеского возраста, когда вокруг него закружились, словно осенние листья, девчонки разных мастей.

Фрося по-настоящему боялась, чтоб какая-нибудь из юных особ не понесла ещё в школьном возрасте от юного Дон Жуана.

Но такую влюблённость и привязанность к женщине с двумя детьми, она от него никак не могла ожидать.

Одно дело развлечься, так может быть это и во благо для двоих партнёров, но для этого ведь не летят с другого конца света.

Пока Фрося так размышляла, Сёмка в быстром темпе принимал душ, наглаживал брюки и рубаху, при этом постоянно кидая виноватые взгляды на мать, сидящую в кресле с застывшим лицом.

Через пол часа он уже устремился в прихожую.

— Мамуль, меня не жди, ложись спать, я побежал.

— Возьми ключи от машины.

— Не надо, обойдусь.

И Сёмка с разбухшей спортивной сумкой на плече выскочил за порог.

Ну, а с этим что делать, и надо ли что-то делать, и может ли она что-то сделать?!

 

Глава 19

Семён явился домой только в воскресенье после обеда и тут же начал собираться в аэропорт.

Фрося чуть себя сдерживала от гнева за не понятное охлаждение сына к ней, и от желания расспросить его о проведённых выходных, но не стала, а предложила подвезти к самолёту и тот не отказался.

По дороге он неожиданно оживился, и увлечённо стал рассказывать матери о жизни в Новосибирске, о том, как Андрей учит его хорошо ходить на лыжах, расспрашивал мать о работе и о планах на лето, где у неё запланирована была поездка в Израиль.

У Фроси создалось такое впечатление, что он всяческий старается заполнить дорогу разговорами на любые темы, только, чтобы не коснуться его отношений с Таней.

Мать и не стала его выговаривать и лезть с расспросами, всё равно это бесполезно, только растравит душу себе и ему.

Пусть идёт, как идёт. Но разве такого счастья она желала для своего любимчика?!

На счёт себя она уже давно успокоилась и не стала заранее планировать своё поведение в случае звонка лётчика, как говорится, будет решать проблемы по мере их поступления.

В понедельник она специально пришла на работу впритык к восьми часам, чтобы у них не оказалось свободного времени встретиться наедине с Таней.

Фрося сама не знала, как себя вести и что говорить с женщиной, у которой все выходные пропадал её сын, да и той, скорей всего, будет не ловко смотреть в глаза матери пылкого юного любовника.

Не успела она ещё толком расположиться на своём рабочем месте и поздороваться с Таней, как её вызвал к себе в кабинет Карпека.

— Фросенька, присядь, есть разговор.

В первую очередь, спасибо тебе, что удачно справилась с поставленной задачей, звонил Горбатенко и сообщил, что полный порядок, можно готовить следующую партию.

Кстати, наше пальтишко укатило со свистом, держи свою долю, а эти полтора стольника передай Тане, это аванс за пять курток, которые она должна слепить в ближайшее время, закинь, пожалуйста, к ней домой кожу, Наумчик уже раскроил.

— Валера, ты опять меня затягиваешь в «сраные малины», а у меня не хватает силы воли этому препятствовать, да и денежки, заработанные с Марком, потихоньку тают.

— Фросенька, ну, куда я без тебя, ты мой надёжный оплот, не зря господин Гальперин рекомендовал мне тебя, как женщину, которая приносит фарт.

— Ладно, не льсти. Лучше скажи, ты хвастал или у тебя действительно есть блат достать для меня новый жигуль?

— Обижаешь, разве Карпека когда-нибудь трепался, но сама понимаешь, что платить придётся не по номиналу.

— Ну, об этом мог и не предупреждать, лучше быстрей подсуетись.

— Свою будешь продавать, у меня есть хорошие покупатели.

— Нет, пока не буду, Сёмка зачастил в Москву, Андрей должен заявиться на восьмое марта, а я очень не люблю, когда используют мою лапочку другие люди, и неважно, что это самые близкие.

— Две-три недели и готовь бабки, будет тебе новая машинка, советую третью модель, куколка, а не машина.

— Давай Валера, я уже хочу сесть за руль своей новой куколки, деньги у меня есть.

— Скажи подруга, а пару штук мне не одолжишь, у меня пока не хватает, а я бы сразу две заказал для нас.

— Валера, без проблем, тебе всегда рада помочь, пока за душой кое-что осталось.

— Всё, ладушки, разбежались.

Фрося в приподнятом настроении вернулась на рабочее место, помогла Тане расправиться с нахлынувшей очередью и, когда возле окошка не оказалось ни одного человека, протянула напарнице скрученные в трубочку деньги.

— Что это?

И развернув, охнула:

— За что мне опять такие деньжищи?

— Танюха, не свети, прячь быстрей, это аванс в счёт будущей твоей работы.

И наклонившись к ней поближе:

— Тебя ждёт большой заказ, надо слепить пять кожаных курток, крой уже готов, сегодня после работы подкину тебя с ним домой.

Ещё вопросы на эту тему будут?

— Фрося, я даже не знаю, как вас благодарить.

— Отблагодаришь, отблагодаришь, я уже большой ложкой кушаю твою благодарность.

Щёки у молодой женщины вспыхнули ярким румянцем, она смотрела прямо в глаза Фросе, на ресницах у неё неожиданно повисли слезинки, а губы предательски задрожали.

Она старалась взять себя в руки, чтобы достойно ответить на выпад старшей подруги, но подошли новые клиенты и молодая женщина, закусив губу, отвернулась.

До конца смены их разговоры касались только производственной темы, Таня отмалчивалась, глубоко о чём-то задумавшись, да и Фрося мало находилась на месте, то раздавала сапожникам заказы, то шепталась с Наумом Ивановичем о новых разработках, обсуждая его предложение наладить производство сапог по типу финских, и добрый час провела в кабинете у Карпеки, уточняя детали дальнейшего развития начинающегося и бурно развивающегося бизнеса, и покупки новых автомашин.

После рабочего дня, женщины дождались пока все их работники уйдут из мастерской, а затем, с двумя сумками поспешно покинули здание ателье и, погрузившись в машину, двинулись по направлению к дому, где жила Таня.

Фрося решила больше не касаться в разговорах темы, связанной отношений Тани и её сына, но молодая женщина сама неожиданно для матери Семёна подняла её:

— Фрося, я уже говорила, как безмерно благодарна Вам за проявленную ко мне доброту, но это не значит, что я теперь должна смотреть Вам в рот и сносить все не справедливые колкости в мой адрес.

На мне нет вины, что Ваш сын проявляет ко мне знаки внимания и совершает безумные поступки, такие на пример, как неожиданный приезд в эти выходные.

Я бы могла Вам, рассказать, как противилась его темпераментному напору продолжать наши отношения, и руководствовалась при этом, в большей мере тем, что я непосредственно связанна по работе и левым заказам с его матерью…

— Ну, это в данном случае не имеет никакого значения.

— Имеет, ещё как имеет, ведь нам приходится находиться рядом друг с другом очень много времени, а Ваши колкости и неприязненные взгляды в мой адрес приводят к тому, что я вечерами не могу унять слёз, а это сами понимаете, отражается на моих детях.

— Танюха, брось ты молоть чепуху, у меня и без вас в последнее время душа не на месте.

— Я не знаю, почему у Вас душа не на месте, но и мы с Сёмой туда добавили яда предостаточно.

— Танюха. сбавь обороты, ты здесь больше напридумывала себе.

— Фрося, я вас умоляю, дайте мне, пожалуйста, договорить.

Я решила уйти с работы и уже написала заявление по собственному желанию, просто сегодня не получилось попасть в кабинет к Валерию Ивановичу.

Вы, не думайте, что я скажу ему правду, почему я приняла это решение, официальная причина — не хватка времени, ведь я не отказываюсь шить на заказ, а сидя дома у меня появится гораздо больше возможности выполнять в срок работу, и Вам не придётся в течение дня выносить меня рядом с собой.

Фрося была до крайности растеряна, она не находила подходящих слов, чтобы возразить Тане на все её обвинения и аргументы в пользу ухода с работы.

Безусловно, своим поведением в последнее время, она доставила напарнице не мало неприятных минут, но ведь, и сама уже отлично осознавала свою не правоту и старалась в отношениях с Таней отделить личное от общественного.

— Танюша, прости, если я вызвала у тебя такую реакцию, но и ты должна меня понять…

Она не успела окончить свою фразу, молодая женщина с пылающим румянцем на щеках и готовыми брызнуть слезами, прервала Фросю:

— В том то и дело, что понимаю и поэтому, потерпите меня, пожалуйста, до того дня, как я получу расчёт.

Автомобиль Фроси уже несколько минут стоял напротив подъезда Таниного дома и та, быстро кивнув на прощанье, подхватила сумки и выскочила, громко хлопнув дверцей.

Вначале Фрося даже опешила, ей не дали последнего слова и возможности привести свои аргументы — не спешить с принятым решением об увольнении, но не тут то было.

Сноровистая девчонка, ничего не скажешь, характерок тот ещё, Сёмочка с ней хватит лиха, хорошо бы ещё до того, пока его не затянуло с головой в этот омут любви, а может уже…

 

Глава 20

Действительно, на следующий день с самого утра, как только появился Карпека на работе, Таня подала заявление об уходе с работы и Валерий Иванович вызвал Фросю к себе в кабинет.

— Что подруга, скажешь на это для меня крайне удивительное заявление об уходе по собственному желанию нашей компаньонки?

— Ну, начнём с того, что это её право, вчера она привела мне аргументы, с которыми я не могла не согласиться.

Может и правда, пусть девочка посидит дома, телефон ей, слава богу, провели, заказы наши выполнять она не отказывается, даже более того, очень в них заинтересована, кроме того сможет и другим шитьём заниматься.

Я думаю, что связь с ней лучше держать нашему Науму, он и крою её научит, и задачи поставит, и готовую продукцию оценит профессионально.

Ты считаешь я не права?

— Послушав тебя, так права, хотя жаль с этой девочкой расставаться, свет от неё какой-то приятный лился.

Фросенька, а кошка между вами не пробежала какая-нибудь?

— Нет, Валера, кошки точно не было.

— Фросенька, передай ей, что она может зайти ко мне в любое свободное время и оформить увольнительную.

Держать насильно не будем, ведь Татьяна у нас всего лишь не полных три месяца отработала.

Если ты не против, а она согласна, то с завтрашнего дня Таня может быть уже уволена.

Да, если у тебя кто-то есть надёжный на примете, можешь заполнить вакансию.

Фрося вернулась на своё рабочее место и не стала при посторонних сообщать Тане об удовлетворении её заявления об уходе с работы, сама же глубоко задумалась.

Девочка показала свой норов, но в здравом смысле ей не откажешь, общаться им действительно будет очень сложно и постоянно придётся что-то друг другу не договаривать, в конце концов, каждодневное общение превратится в муку для них обеих.

Хорошо ещё, что Валера не стал развивать своё подозрение к её предвзятости к молодой женщине, ведь она до сих пор с ним не поделилась фокусом, который выкинул её младший сын.

Наконец, у окошка не оказалась ни одного заказчика, и Фрося повернулась к напарнице:

— Таня, пока никого из посетителей нет, можешь сбегать к Карпеке, он тебя ждёт.

Сразу же скажу тебе, что твоё заявление им подписано и при том, с завтрашнего дня, о деталях дальнейшего сотрудничества, будете говорить уже с ним и Наумом Ивановичем.

Подожди Танюха, задержись ещё на минутку, это уже не касается работы — я тебе честно признаюсь, что сожалею о чёрной кошке, пробежавшей между нами, ты с первого дня, как явилась сюда на работу, вошла теплом и светом в мою душу.

Не знаю, как сложатся ваши отношения с моим Сёмкой, на это я повлиять уже не могу и не буду, но в любом случае, я тебе желаю только счастья и не поминай меня лихом.

По мере того, как Фрося говорила, кошачьи зелёные глаза Тани раскрывались всё шире и шире.

Она порывисто сорвалась со своего стула, обняла Фросю за шею, поцеловала в щёку и ни слова не говоря, выскочила наружу.

В обед Карпека отправил Фросю проехаться по знакомым уже ателье, собрать готовую продукцию для переправки в далёкий Мурманск и от работы в этот день её освободил.

На завтра Таня на смену уже не вышла, и Фрося осталась одна возле окошка выдачи и приёма заказов.

Фрося в последнее время привыкла, что телефон в её квартире звучал крайне редко, но в этот вечер будто все сговорились, и она в очередной раз пожалела о том, что не провела дополнительный аппарат в свою спальню.

Вначале позвонила Аглая и разговор получился не таким, на который рассчитывала Фрося.

В не далёком прошлом закадычная подруга даже не вспомнила про недавний юбилей Фроси, не стала расспрашивать о её детях, внуках и делах, а сразу же приступила к своему вопросу:

— Фросенька, привет!

У меня мало заказано минуток, поэтому хочу сразу сказать о главной цели моего звонка — Петя скоро оканчивает военное училище, и мы с моим Петром хотим справить ему машину, поэтому ты не могла бы поменять на наши рублики то, что я получила во Владивостоке, а то они лежат в Таёжном в моём доме без дела, не ровен час, ещё их мыши сгрызут…

— Аглашка, остановись, я всё поняла, даже догадалась, что Петя это, внук твоего мужа.

Надеюсь, мне не придётся самой ехать в Сибирь?

— Нет, нет, мы с Петром на днях летим туда, хочу свой дом продать, всё равно в Таёжный уже не вернусь, заодно, навещу Наташку с детками, а потом в Иркутск и самолётом до Москвы.

Недельки через две-три будем у тебя. Так, есть у меня надежда на обмен и по какому курсу?

— Глашка, ты обалдела вконец, такое городишь по телефону, будет тебе, как говорили ещё тогда, поменяем один к одному, к твоему приезду расстараюсь.

— Ой, Фросенька, я знала, что на тебя можно положиться, всё, пока моя хорошая, привет от Петра.

После того, как Фрося положила на аппарат трубку, она ещё долго качала головой.

Хорошо, конечно, что подруга счастлива во втором браке, но подруга ли она до сих пор ей, очень даже сомнительно.

Надо развязаться с этим делом, хотя Аглая загнала её в тесный угол, ведь она сама собралась покупать машину и Валере обещала одолжить, а денежки за эти годы изрядно подрастаяли.

Правда, сейчас приток их немного наладился, но разве это тот поток, который был во времена Марка.

Придётся грядку на даче вскопать, а там снега по пояс, да и любопытство может вызвать работа на участке в феврале.

Ладно, нечего печалиться, выкрутится, можно немножко золотишка продать, спрос сейчас на него сумасшедший, да и у Андрейки до апреля перехватить не достающую сумму, он у неё парень не бедный, во время своего добровольного заточения в тайге хорошо поднялся на ноги, а тратить ему особо негде, хотя любит жить кучеряво.

На этих мыслях её застал ещё один звонок телефона, который удивил не меньше, чем неприятный разговор с Аглаей.

Звонила Аня — любовница Фёдора Афанасьевича, заведующего ЦУМом.

— Фросенька, солнышко, не удивляйся, что я тебя потревожила, но так хотелось с кем-то поделиться новостями, а ты ведь варилась в этом котле.

— Анечка, о каком котле ты мне говоришь, да и когда это уже было?

Кровь у Фроси застучала в висках, цель звонка женщины-удава ей была понятна.

— Фрося, ты себя явно недооцениваешь, но это ерунда, вот только послушай!

Федю с почётом, как я тебе и говорила в ресторане, попёрли на пенсию.

Меня, правда, на его место не поставили, но сделали заместителем заведующего ЦУМА, тоже, я тебе скажу, должность на высоком уровне.

Так, что дорогая, если возникнут какие-нибудь проблемы, которые я могу решить, обращайся, с большой радостью помогу.

— Спасибо Аня, вполне возможно, что в скором времени прибегну к твоей помощи, заранее благодарю за предложение.

— Фросенька, не стоит, право, не стоит. А скажи солнышко, твой Андрей скоро в Москве появится? Он меня кое о чём просил, всё на мази, а я что-то не могу до него дозвониться.

— Аня, я ему передам, что ты звонила и поставлю в известность о том, что ты мне сейчас сообщила, но поверь мне, он уже давно мне ни в чём не отчитывается, тем более о связях своих с женщинами.

Аня искусственно засмеялась:

— Скажешь тоже, связях, мы просто с ним стали хорошими приятелями.

— Аня, я ведь и не сомневаюсь в этом, вы и с Федей были добрыми приятелями, но думаю, что это приятельство теперь уже в прошлом.

— Злая ты Фрося, а я ведь к тебе отношусь по-доброму.

Твой Андрей отличный парень, мне он очень нравится, если не больше сказать, мы оба с ним одинокие люди и кому от этого будет плохо, если нам удастся наладить отношения, вплоть до семейных.

— Аня, я вам обоим не советчик, а моё мнение здесь не будет учитываться, но обещаю тебе, что при случае обязательно сообщу сыну о твоём звонке.

Положив трубку на аппарат, Фрося и на сей раз только качала головой — тоже мне нашла себе утешительницу и сводницу, моя бы воля, так ты последней была бы в списке соискательниц.

Чёрт побери, надо хоть успеть перекусить, а то из-за этих звонков некогда даже на кухню зайти.

Не успела она сделать себе бутерброд и вскипятить чайник, как вновь раздался телефонный звонок — ну, это же надо, сегодня план явно перевыполнен, интересно, кто-то из сыновей решил вспомнить про мать, а может Валера с новыми своими идеями, хотя сегодня, он, похоже, наладился на выпивку, ведь она была свидетельницей, как звонила Галка, и ей уже было трудно разобраться, кто кого из них двоих спаивает.

С этими мыслями она подняла трубку и услышала искажённый плохой связью, но сразу же узнанный голос лётчика и сердце подскочило к горлу.

 

Глава 21

Сразу после того, как телефонистка сообщила, что её вызывает Мурманск, у Фроси от волнения пересело горло.

Она откашлялась и чуть сипловатым голосом произнесла в трубку:

— Да, я слушаю. Олег, это ты?

— Ну, конечно же я. Кто ещё может позвонить тебе из Мурманска или я ошибаюсь?

— Нет, на этот раз не ошибаешься, я и не сомневалась, что это ты, просто с чего-то разговор надо начинать.

— Фрося, что с твоим голосом, простыла что ли? А я ведь завтра прилетаю в Москву и хотел тебя куда-нибудь пригласить.

— Нет, я совершенно здорова, даже не знаю, что вдруг со мной сейчас произошло, першит как-то в горле и что-то не проходит.

— Ну, если только першит, то, надеюсь, скоро пройдёт.

Я не буду тебя долго держать возле телефона, но только ответь мне, пожалуйста, положительно на моё предложение.

Фрося вдруг почувствовала себя успокоенной, от горла отлегло, улыбка тронула губы.

— Олежка, я приеду за тобой в аэропорт, скажи в какое время ты прилетаешь, но могу явиться туда только после пяти, у меня пока нет на работе напарницы.

До слуха Фроси дошло, как мужчина облегчённо выдохнул.

— Фросенька, я прилетаю где-то в районе трёх часов дня, пока пройдём все формальности, то, как раз к шести только и справлюсь, но если опоздаешь, то я подожду на том же месте, где мы встретились с тобой впервые.

— Идёт, только, кто первым будет на месте, тот покупает пирожки, если ты, то на мою долю пяток. Договорились?

— Договорились, но я думал, что мы куда-нибудь зайдём и отужинаем чем-то более существенным.

— Олежка, я не хочу в ресторан, мой предыдущий роман с этого начинался.

— Нет, нет, я не собираюсь быть чьим-то повтором, оставляю выбор за тобой.

— А, что ты любишь?

— Фросенька, я всё полюблю, что тебе мило.

— Тогда начнём с пирожков.

— Не смею возражать, до встречи, пока.

На этот раз Фрося клала трубку на рычаг телефонного аппарата и улыбалась, вспоминая дурашливый разговор с симпатичным ей мужчиной.

Все последующие дни после звонка лётчика, Фрося пребывала в радужном настроение, а ведь до того думала, как будет реагировать в случае, если он всё же позвонит, а зачем было думать, всё решилось в две минуты.

Ах, какие там две минуты, в первую же секунду она поняла, что примет приглашение Олега где-то встретиться, только боялась того, что мужчина попытается сразу же напроситься в гости, а от этого предложения она бы отказалась незамедлительно.

Так, ресторан она отвергла, теперь выбор остался за ней.

Можно, не мудрствуя лукаво, сходить в кино, а там посидеть в буфете и, чем скажите не мероприятие для первой встречи, не в музей ведь его вести, для театра надо наряжаться, а она с работы, а он с полёта.

Подленькая мысль теребила душу, проникая в голову, а от неё разливалась по всему телу томным желанием, вкусить давно не вкушаемой страсти — ну, зачем в кино, музей или театр, домой, зови его домой, зачем терять время, оглянись на свой возраст, на свою долю одинокой женщины, бери, хватай, цепляйся за выпавший тебе шанс заполучить в кровать молодого, симпатичного и приятного во всех отношениях мужчину.

Нет, надо мысли переключить на что-нибудь другое, а иначе можно довести себя до нервного срыва.

Фрося попыталась взять себя в руки, есть у неё о чём подумать, и это является для неё намного важней того, что с ней хочет встретиться залётный ухажёр.

Уже неделю в её тумбочке лежит присланный Анюткой вызов или это называется приглашением, на поездку в Израиль, но события последнего времени выбили её из привычной колеи.

Надо попасть в ОВИР, но идти нужно с утра и это пока не представляется для неё возможным.

На следующей неделе придётся заняться этим вплотную, а пока, ей необходимо позвонить Насте и предложить работу в их мастерской, надёжней напарницу ещё попробуй сыскать, вот согласится ли она, ведь у неё хозяйство.

— Привет Настюха!

Как поживаешь, снегом до крыши ещё не замело?

— Фросенька, государушка моя ненаглядная, где же ты подевалась, почему не приезжаешь, неужто обиделась на деревенскую бабу, что не пошла с тобой в ту ресторацию?

— Брось Настюха, ерунду молоть, какие между нами могут быть обиды.

— Так чего же ты, и впрямь не приезжаешь, я ведь сама давно в Москву не наезжала, приболела было чуточку.

— Настенька, прости меня окаянную, за последние недели так закрутилась, что в двух словах не опишешь, а ведь ты там совершенно одна, некому даже воды подать.

— Не тревожься подруга, что ты, ведь Санька ни разу не приехал, но то не беда, соседка подмогла, за бутылку и за мной походила, и со скотинкой управилась.

— Настюха, душа болит, обещаю больше не терять тебя надолго из виду.

— Фросенька, сердечная моя, приезжай, я бы тебя сальцем, колбаской или творожком со сметанкой наделила.

— Настюха, можешь не поверить, но так закрутилась, что некогда стало вздохнуть, при встрече расскажу поподробней, а пока ответь мне, пожалуйста, не спеши отказываться, подумай.

Не хотела бы ты, поработать рядом со мной в ателье? Моя напарница уволилась, а заведующий предложил мне самой подыскать подходящую работницу.

— Фросенька, так я ведь совсем не против, у меня ведь стажа кот наплакал, а через пяток годков на пенсию по возрасту выходить, вот и получу фигу, а не пенсию.

Только знаешь миленькая, ведь к восьми я никак не смогу приезжать, мне ведь час трястись на электричке, а потом автобус, да и утром надо скотинку покормить, вот бы часиков с десяти.

— Поговорю с Валерием Ивановичем, может он и примет этот вариант, всё равно с утра в мастерской посетителей не много.

Настюха, завтра перезвоню, жди.

До свиданья, очень рада была тебя услышать.

— Я тоже Фросенька, доброго тебе здоровьица.

Так, с этим разобрались, теперь надо заказать разговор с Новосибирском, может повезёт, застану кого-нибудь из сыновей дома.

Трубку поднял Андрей.

— Мамань, какой сюрприз, соскучилась или что-то случилось?

— Нет, ни то, ни другое, ничего существенного, хотела тебе передать просьбу твоей пассии.

Мне звонила мадам Анна и интересовалась тобой, у меня возникло такое впечатление, что она в мои невестки метит.

— Мамань, поосторожней на виражах, много сарказма слышу в твоём голосе, а я с этим как-нибудь сам разберусь, надеюсь, ты не претендуешь на то, чтобы подыскивать мне подходящих партнёрш для любовных утех.

— Сынок, в твоём голосе тоже не очень много душевных нот, а мать иногда всё же можно послушать, я же не со зла.

— Проехали мама, проехали, я только что разговаривал с Аней, спешу тебя успокоить, далеко идущих планов с этой женщиной я не строю, а для хорошего времяпрепровождения в Москве она очень даже подходящая — красивая, элегантная, не глупая и не обременена хвостиком из деток.

— Андрюша, если ты с намёком, то у меня у самой душа болит за Сёмку. Кстати, он рядом?

— Нет, мой братик все вечера пропадает в своей лаборатории, чего-то там химичит, а точней, физичит.

Мамань, он никого не хочет слушать, упёрся рогом, только искры во все стороны летят, я уже отвалил от него, бесполезно, все отговоры и наущения идут только во вред, не убедишь, а расположение брата можно легко потерять.

— Ладно, проехали, так проехали, дадим времени всё расставить по своим местам.

У меня есть к тебе просьба, только прошу, не задавай лишних вопросов.

— Колись мамань, я весь во внимании.

— Сынок, ты можешь мне ненадолго одолжить тысяч пять рубликов, мне надо их Аглае вернуть, та за ними приедет через недельки две.

— Без вопросов, так без вопросов, как раз через две недели мы с моим младшим намылились в Москву на Восьмое марта, вот и подвезу.

Может больше надо, не стесняйся, мне эти деньги пока без надобности.

— Ох, я совсем забыла вам сообщить — решила поменять свою копеечку на троечку, а на неё у меня денежек хватает.

— Стоп мамань. А, что собираешься делать со старой?

Фрося рассмеялась.

— Правильно мыслишь сынок, старую решила тоже не продавать, а оставить для вас с Сёмкой, чтобы, когда будете в Москве не зарились на мою куколку.

— Ого, ещё её даже не нюхала, а уже куколка!

Мамань, ты кладезь ума и сноровки, одобряю, вот и не надо будет тебе отдавать мне те пять штук, пойдут в счёт наших удобств с брательником.

— Андрейка, глупости, ведь я хотела сделать для вас такой подарок.

— Вот и делай, где мы ещё надыбаем такую ухоженную машинку с десятилетним стажем.

Мамань об этом и другом мы уже поговорим, когда будем в Москве.

— Андрейка, есть шанс, что к вашему приезду я уже буду сидеть за рулём своего нового авто, если вы только будете…

Андрей перебил:

— Будем, будем, Сёмочка не успевает проснуться, как бежит к телефону и заказывает разговор со своей ненаглядной Танечкой. Горячие чувства, ничего не скажешь.

— Сынок, спокойной ночи, привет нашему малышу.

Готовясь ко сну, Фрося проигрывала в голове получившийся длинным разговор с Андреем — прямо скажем, не легко с ним общаться, в любой момент жди колючую шпильку, но сердце у него доброе, просто с юности накрылся подходящим для его характера цветастым панцирем.

Уже лёжа в постели, вспомнила о предстоящей встрече с Олегом и сладко заныло сердце, как давно она не ощущала подобного состояния.

 

Глава 22

Фрося ехала по перегруженному в этот час машинами шоссе и ощущала в душе такое смятение чувств, что непроизвольно сама себе улыбалась.

Это же надо, бабе уже за шестьдесят, а волнуюсь, как школьница, которую пригласили на первое свидание.

Чтобы отвлечь мысли от предстоящей встречи с Олегом, проиграла недавний разговор с Карпекой — тот согласился принять Настю на работу на тех условиях, которые подходили подруге.

Фрося осталась этим весьма довольна, хорошо, когда рядом будет человек, на которого можно положиться, как на саму себя.

На Настю она полагалась полностью, ещё бы, ведь эта женщина первой пришла к ней на помощь, когда она оказалась в той страшной тюремной камере, вспоминаешь и жуть берёт.

Тут же сама себе усмехнулась, а вот не наука, опять наступаю на те же грабли, полезла в противозаконные авантюры, придуманные Валерой.

Когда-то живя в Поставах на собственном хозяйстве, умудрялась ловко зарабатывать и копить, а теперь умеет только тратить.

Страшно кому-то рассказать, какие были у неё сумасшедшие деньжищи после отъезда Марка, а, как они быстро тают.

Вот, куплю новенькую машину и останутся крохи, хотя в том пакете, зарытом на грядке почти шесть лет назад, находится, по всей видимости, не малая сумма.

Смешно сказать, она не знает даже приблизительно сколько бабок в той заначке, ведь раскидывал эти деньги по даче Сёмка, а когда перепрятывала времени пересчитать у неё не было никакого.

Ладно, возле Карпеки её миссия в основном сводится к роли курьера, а лишняя сотня-другая за эти хлопоты совсем не будут лишняя.

Она прибыла к зданию аэропорта, когда часы показывали шесть тридцать, припоздала, но это заранее обговаривалось.

Глаза сразу же стали отыскивать статную фигуру лётчика, но среди снующих вокруг людей, она его не находила.

Вышла из машины и двинулась в сторону ларьков, где они впервые повстречались.

Женщины в белом переднике продающей пирожки на месте не оказалось, как, впрочем, и Олега, но это её не задело, ведь они договорились, что каждый из них подождёт другого, всякое может случиться, она была в дороге, он на службе.

Вдруг большие и мягкие ладони закрыли ей глаза, и она тут же вспомнила, как когда-то в Питере, так неожиданно напугал её Виктор.

Как же это было давно и она, вспомнив ту давнюю историю, вдруг рассмеялась — вот, был когда-то моряк, а теперь у неё лётчик.

От неожиданного её смеха, мужчина опустил руки, но Фрося не повернулась к нему, а облокотилась спиной о широкую грудь и прошептала:

— Олежка, обними меня покрепче и долго, долго не отпускай.

Сильные руки тут же обвили тело женщины.

Она повернула голову в сторону и тут же поймала холодные губы Олега на своих замёрзших.

Конец февраля ещё вовсю дышал морозом, падали мягкие снежинки, а Фрося уже давно развернулась лицом к мужчине, полностью отдаваясь сладкому уже забытому ощущению поцелуя.

Наконец, Олег оторвался от губ Фроси и в свете стоящего рядом фонаря, всмотрелся в её сияющие глаза:

— Фросенька, у меня такое чувство, что я ждал тебя всю жизнь, чтоб утонуть в этих необыкновенных сапфировых колодцах.

— Олежка, а зачем ты так долго ждал, лучше бы ты меня раньше сам отыскал, а то я всю свою жизнь находила того, с кем приходилось быстро прощаться.

— Фросенька, а давай не будем вспоминать о прошлом, ненадолго отойдём и от настоящего, а подумаем о нашем ближайшем будущем.

— Ой, и правда, я по дороге сюда у ушлых ребят достала нам два билетика на ледовое ревю, с участием олимпийского чемпиона Уланова, помнишь, он с Ириной Родниной катался.

— Помню, помню, кто этого не помнит. А во сколько начало?

— Да, нам надо поторопиться, начало в восемь.

— Фросенька, а ведь мне ещё надо в гостиницу устроиться, я только через три дня улетаю.

— А зачем тебе в гостиницу, у меня есть свободная комната сына, он в Новосибирске сейчас живёт, его туда по распределению после МВТУ отправили, в ней я тебе и постелю.

Олег взял в ладони прохладное лицо Фроси и опять вгляделся в широко распахнутые на встречу бесхитростные глаза.

Он смотрелся в них и будто что-то обдумывая, молчал, а потом выдохнул.

— Поехали.

Мужчина поднял стоящий возле ног не большой чемоданчик и зашагал рядом с Фросей к её автомобилю.

— Фросенька, а пирожков я не купил, сегодня их что-то здесь не продают.

— Ерунда эти пирожки, в Лужниках есть хороший буфет, угостишь бутербродом с чёрной икрой.

— Конечно, угощу, только, когда это ещё будет.

— А, вот поспешим и перед началом представления успеем перекусить, а потом я тебе у себя дома яичницу пожарю, на неё я большой мастер, это мой основной и любимый ужин.

Они, действительно, успели выпить кофе с бутербродами, а потом посмотреть замечательный концерт на льду.

Подобные представления в последние годы стали весьма популярными во всём мире, и многочисленные зрители с удовольствием приветствовали фигуристов в новом для них артистическом жанре.

Только около одиннадцати вечера, возбуждённые красивым зрелищем Олег с Фросей попали в встретившую их теплом и уютом квартиру.

Женщина быстро познакомила Олега с расположением комнат, завела его в спальню Сёмки, наказав располагаться без стеснений, а сама отправилась в свою спальню переодеться.

Скинув верхнюю одежду, она задержалась в бюстгальтере и трусиках напротив зеркала — давно уже так не рассматривала внимательно своё отражение, ведь за последние пять с половиной лет возле неё рядом не было ни одного желанного мужчины.

Нет, не правильно было бы сказать, что они не вились вокруг неё, вились и ещё как, но сердце после отъезда Марка будто напрочь выстудилось. Не хотелось впускать чьё-то мужское присутствие в непосредственной близости возле своего тела.

Она смотрела на своё отражение и хмурилась — что подруга, а сейчас уже готова?

А надо ли это тебе? А, что потом?

Да, плевать, в конце концов, что потом, надо думать, что сейчас, а сейчас — грудь в бюстгальтере смотрится очень даже не плохо, живот не слишком отвис, ну, конечно же, чуточку всё-таки отвис под натиском лет и жирка, но с этим ещё можно побороться, ноги по-прежнему стройные, никакого целлюлита и вен, да и задница не болтается на ляжках, хотя малость крупновата…надо взяться за себя, ну, ничего, дача всё исправит.

Приблизила лицо к зеркалу — чёрт, без очков даже мордашку тяжело разглядеть, за то без них морщин не видно, хотя, конечно, есть, но хорошие крема не способствуют быстрому одряхлению кожи.

Вот дурочка, в соседней комнате молодой красивый мужик дожидается, а я тут своё изображение изучаю, будто замуж собралась.

Нет, халат для первой встречи в интимных условиях вещь не подходящая, накину всё же платье и даже туфли обую, а то буду выглядеть перед Олегом словно шлюха-надомница.

Фрося зашла в зал, где в кресле расположился мужчина с влажными после душа волосами, одетый в добротный импортный спортивный костюм и с книгой в руках.

— Фрося, прости, но я без твоего разрешения воспользовался удобствами ванной комнаты и твоим полотенцем, мне было как-то неудобно нахально вторгаться в твою спальню.

— Олежка, я восторгаюсь тобой, молодчина, что не растерялся, ты сделал всё правильно, а я квочка, вот тебе комната, сиди и жди не расторопную хозяйку.

— Да, ладно тебе Фросенька, обличать себя в не существующих грехах, пойдём уже на кухню или ужин у нас отменяется…

— Что ты, конечно нет.

И она, ухватив мужчину за руку, стремительно повела за собой на кухню.

Пока женщина копалась в холодильнике, лётчик быстро накинул на себя передник хозяйки и стал к разделочному столу.

— Так, сало есть, томатная паста тоже, ну, чисти луковицу, я тебе сейчас приготовлю нашу лётчицкую яичницу. Не возражаешь?

— Нисколько, готовка еды не мой конёк, всю жизнь несусь бегом, некогда было разносолами заниматься, а теперь для себя одной и не хочется.

Не прошло и четверти часа, а на столе скворчала аппетитная яичница. Фрося выложила на тарелочки маринованные огурчики и грибы, выставив на центр бутылку армянского коньяка.

— Фрося, это твой любимый напиток?

— Я вообще-то не падкая до алкоголя, но при случае, предпочитаю, именно, этот коньяк.

— Что ж, придётся и мне подсесть на него, я ведь, как ты говоришь, при случае, обхожусь водочкой.

Мужчина ловким движением открыл бутылку, разлил по рюмкам коньяк и, подняв свою, посмотрел на Фросю.

— Ну, вот, теперь за наше настоящее…

Фрося тут же перебила его:

— Олежка, давай сегодня только и будем пить за настоящее, не будем вспоминать о прошлом и загадывать на будущее.

 

Глава 23

Фрося не жеманясь, выпила коньяк и с аппетитом навалилась на закуску.

— Вот, сегодня поем, как следует, а с завтрашнего дня урежу свой рацион капитально.

Мужчина удивлённо взглянул на неё.

— Фрося, а зачем тебе это надо, ты и так хороша, у тебя такие аппетитные формы.

— Оставь Олежка, это в одежде формы, а нагишом тесто с боков свисает.

— Ты, на себя явно наговариваешь…

Фрося перебила:

— Нет, не наговариваю, стала бы я напрасно сама себя в плохом свете перед мужчиной выставлять.

Всё, давай по второй, закусим и пойдём спать, уже перевалило за полночь, а завтра мне рано подниматься на работу.

— Мне, собственно говоря, тоже надо к Валере подскочить… подбросишь?

— Без вопросов, но учти, самое позднее я выхожу из дому в пол восьмого.

— Ну, за это можешь не волноваться, я ведь человек почти военный, хоть и в гражданской авиации.

— Тогда мой посуду, а я пойду тебе постелю на Сёмкиной тахте.

Мужчина привлёк к себе податливое тело женщины и нежно поцеловал в пахнущие коньяком губы.

— Фросенька, а почему в Сёмкиной спальне, я же думал…

— Олеженька, а, что ты интересно подумал, что я позвала себе молодого здорового мужика, чтобы он удовлетворил моё изголодавшееся по ласкам тело?!

— Ну, нет, но…

— Ну, если нет, то никаких, но, я ещё не дошла до этого, чтобы зазывать в свою постель малознакомых мужчин.

— Но почему ты определила меня в малознакомые?

— Ах, да, мы же уже всё знаем друг о друге, ты правильно сказал, зачем нам вспоминать о прошлом и думать о будущем, у нас есть настоящее и этого на сегодня достаточно.

Это для тебя достаточно, покувыркался с бабёнкой и улетел в свой Мурманск, а ей, что опять сидеть и ждать, когда соизволишь появиться, чтобы провести в её компании хорошо время вдалеке от семейной рутины.

— Фрося, зачем ты так, что ты обо мне знаешь, чтобы кидаться такими дерзкими и не справедливыми словами?

— В том то и дело, что ничего, как и ты обо мне.

Я понимаю, начинать ухаживание с поцелуя, но, прости Олежка, не с постели же.

Если бы я сегодня дала слабину и допустила тебя в свою кровать, то назавтра я бы себя возненавидела, а тебя, тем более.

Мужчина отступил к раковине и пустил из крана горячую воду.

— Фросенька, я не хочу, чтобы ты меня возненавидела и потеряла уважение к себе, иди стели мне, а я займусь выполнением поставленной тобой задачи, буду мыть посуду.

— Вот и хорошо, что ты не очень обиделся, а то меня бы это расстроило, а о таком справном квартиранте только можно мечтать.

— Фросенька, это ты точно заметила, что я квартирант справный, хотя в данном случае эта роль мне не очень нравится, но не буду больше об этом, но хочу всё же сказать, ведь я почти всю молодость слонялся по баракам, общежитиям и гостиницам и привык уживаться в любом коллективе.

— Отлично, я первая в ванную. Спокойной ночи.

Очутившись в своей постели, Фрося не предалась самобичеванию, она нисколько не пожалела о том, что не допустила мужчину в свою кровать со всеми вытекающими из этого продолжениями.

Хотя с улыбкой вспомнила, как, будучи в Ленинграде, в первый же день знакомства с Виктором, зазвала того к себе в номер гостиницы, но там была совсем другая история и она тогда была совсем другой.

Нет, не только намного моложе и находилась под впечатлением от блестящего морского капитана, просто была тогда неискушённой деревенской женщиной, поставившей на своей личной жизни крест, да и территория была нейтральной, а тут, зазвала, можно сказать без преувеличений, к себе домой мужчину и сразу в постельку и кувыркаться.

Нет, и ещё раз нет, хотя мужчина ей нравится и даже очень.

В шесть часов утра будильник, как всегда, сорвал её с постели, и она заметалась по комнате, потому что вспомнила сразу, что в соседней спальне спал приглашённый ею на ночёвку мужчина.

Обычно, не задумываясь, побежала бы в ночной сорочке, а то и без неё, в ванную, а тут надо халат накинуть и растрёпанные волосы слегка привести в порядок, а вдруг столкнутся, а она словно приведение.

Выйдя из ванной, постучала в закрытую дверь и, услышав в ответ, что Олег поднимается, проследовала в свою комнату собираться на работу.

Они спокойно позавтракали, мило беседуя, в четыре руки собирая на стол, и убирая, а, затем, спешно проследовали в прихожую, и, тут Фрося заметила чемоданчик Олега, стоящий у выхода.

— Я так понимаю, что ты от меня съезжаешь?

— К сожалению, да.

— А, зачем, у тебя же намечено три дня пребывания в Москве?

— А, я не сказал, что сегодня улетаю, просто, хочу устроиться в гостиницу.

Фрося никак не отреагировала на последние слова Олега, взяла ключи от машины, накинула на плечо сумочку и вышла за дверь, пропустив вперёд мужчину.

Два следующих вечера Фрося провела в компании Олега.

После его звонков они встречались в городе, посетили театр и выставку ВДНХ, а потом разъезжали в машине по ночной Москве.

Они непринуждённо вели беседы, всё больше и больше узнавая, друг о друге.

Олег много рассказывал об учёбе в военном лётном училище, касался тяжёлого голодного детства и юности в военные и послевоенные годы, проведённые на Кольском полуострове, где выручала от вечного желания кушать, водившаяся в тех местах в изобилии рыба.

Он с упоением рассказывал, как ещё шестнадцатилетним подростком подрядился на промысловое судно и обо всех перипетиях этого изматывающего и опасного труда.

Боже мой, сколько он повытаскивал из сетей рыбы, в которой очень нуждалась голодная после войны страна.

Море не стало его романтической мечтой, а вот небо манило всегда, а особенно военные самолёты.

Ведь в Мурманске во время войны их было предостаточно, здесь базировались американские и английские самолёты, сопровождавшие важные грузы для нужд Советской армии и голодного и раздетого нашего народа.

Достаточно много рассказывал об интересных и смешных курьёзах во время учёбы в лётном училище, о том, как его помотало по разным аэродромам нашей необъятной Родины и, что почти двадцать последних лет он служит в гражданской авиации, прикомандированный к Мурманскому аэропорту.

Обо всём с воодушевлением рассказывал мужчина, но только не о своей семье и доме.

Поздно вечером в последний третий день пребывания Олега в Москве, когда Фрося везла его в сторону гостиницы «Москва», где он поселился после того, как ушёл из её дома, не пожелав удовлетвориться ролью квартиранта, он пригласил её зайти в ночное кафе при отеле, выпить по чашечке кофе перед разлукой.

— Фросенька, только на пол часика, ведь теперь появлюсь в Москве не раньше, чем через неделю.

— Олежка, что такое неделя, я ведь тебя ждала гораздо дольше.

— Ждала?

— Ждала, ждала, теперь мне кажется ждала…

— А, другие мужчины, что были в твоей жизни уже не в счёт?

— Уже не в счёт, я же тебя тогда не знала, но ты не думай, я ни о чём не жалею, ведь это была моя жизнь, полная тревог, забот и ярких просветов радости.

Время перевалило за час ночи, а они всё сидели в кафе и не могли наговориться, впитывая друг друга в себя по капельке, постепенно, познавая жизнь и души друг друга.

— Олежка, мне уже пора уходить, завтра тяжёлый рабочий день, ведь я пока по-прежнему одна возле окошка выдачи и приёма.

— А, кто мне подвезёт товар?

— Конечно я, мы ещё завтра можем успеть какое-то время пообщаться.

— Тогда постарайся подъехать пораньше, ведь я твой должник.

— Олежка, ты о чём?

— Как это о чём, о пирожках.

— Нет, нет, никаких пирожков, ведь в моей жизни появился такой симпатичный и молодой ухажёр и мне надо соответствовать его виду.

Лётчик залился смехом.

— Фросенька, если бы меня попросили до того, как я с тобой познакомился, определить твой возраст, то я подумал, что, чёрт побери, староват для этой моложавой красотки.

— Олежка, ты галантный кавалер и умеешь сделать приятное женщине, даря ей комплименты, но я ведь не дура и в зеркало смотрюсь регулярно.

Мужчина вслед за Фросей поднялся на ноги.

— Фросенька, прости меня, что я так примитивно пошёл на приступ твоего сердца и тела, мне сейчас от этого очень неловко.

Надеюсь, в будущем я могу опять воспользоваться твоим номером телефона, чтобы пригласить провести в приятной компании вечер-другой?

— Олежик, и третий, и четвёртый…

Уже возле машины, прежде чем Фрося села на своё водительское место, мужчина впервые после инцидента на кухне в квартире у Фроси осмелился вновь на поцелуй.

Она не отстранилась, а наоборот, обвила руками его шею и отдалась сладости поцелуя, двух зрелых тянущихся друг к другу людей.

 

Глава 24

С первого марта на работу вышла Настя и Фросе стало легче и приятней работать и, более того, появилась возможность свободно отъезжать по различным адресам, чтобы выполнять всё новые и новые поручения Карпеки.

Воспользовавшись свободой перемещения, она в два дня подала документы в ОВИР, и теперь ей только осталось получить разрешение на гостевой выезд в Израиль, а потом определить дату, когда она сможет, наконец, прижать к себе свою любимую доченьку.

Пятого марта с самого утра Фросю вызвал в свой кабинет Валерий Иванович.

Она думала, что её ожидает привычная в последнее время командировка за материалом или готовой продукцией, но ошиблась.

— Фросенька, заходи, заходи подруга, у нас с тобой сегодня есть повод хорошо выпить.

— Валера, у меня такое впечатление, что в последнее время у тебя таких поводов предостаточно.

— Ну-ну, хорош воспитывать, я, что работу прогуливаю или под забором валяюсь, а если бывает накачу маленько, так это только на пользу моим растрёпанным нервам.

— Да, разберись ты, наконец, со своими бабами, не мучайся сам и их не терзай, оставайся с женой или уходи к Галке, я не знаю, как они, а ты уже весь дёргаешься.

— Фроська, отвали от моей несчастной души, без тебя тошно.

Я же тебя позвал, чтобы сообщить радостную новость — мне сейчас позвонили, чтобы мы с тобой готовили бабки, завтра поедем получать новенькие Жигули.

Как и заказывали, меня ждёт вишнёвая, а тебя бежевого цвета.

Фрося повисла на шее у друга.

— Вот здорово, я уже боялась у тебя спрашивать, когда, наконец, прибудут наши новенькие лапочки.

А с бабками Валерка, нет никаких проблем, завезу сегодня Настюху в деревню и заберу свои капиталы, ведь после памятных для меня событий, дома больше пол штуки не держу.

Во сколько нам обойдётся эта радость?

— Фросенька, дорого, они совсем обалдели, представляешь, по двойной цене хотят отхватить с нас, хапуги несчастные.

— Они то счастливые, а вот нас чистят капитально, в конце концов, сколько?

— Подруга, страшно сказать, тринадцать штук каждая.

Фрося непроизвольно свистнула:

— Вот это да!

— Что есть проблема с бабками, ты же обещала меня выручить?

— Валера, я когда-нибудь тебя подводила, просто это почти финиш, а меня моя подруга Аглая сейчас напрягает и в Израиль надо собираться.

У Валерия Ивановича лицо приняло вид обиженного ребёнка.

— Фросенька, а я хотел у тебя попросить не две, а три штуки.

— Валерка, ну чего ты приуныл, будет тебе три штуки, мне на днях Андрейка должен подвезти пятёрочку, на Аглаю хватит, тысчёнка у самой останется, а к лету ещё наскребём.

— Фу, ты, а я так волновался, боялся к тебе подступиться, а к другим как-то не хотелось обращаться, потом не рассчитаешься, всю жизнь надо будет услуги оказывать.

На следующий день Фрося загнала свою копеечку на платную стоянку, а сама на такси отправилась по указанному адресу, где её поджидал взволнованный Карпека.

— Фросенька, ты меня напрягаешь, нет уже терпения пребывать в вечном ожидании.

Бабки привезла?

— А, как же, за красивые глазки нам машинки не выдадут.

— Всё, гони мои три штуки и пошли оформлять покупочки.

Ты даже представить не можешь, чуть с твоими тремя штуками натянул на эти колёса, хорошо ещё, что сегодня прилетает Олег и выдаст расчёт за товарчик, можно, как следует и замочить. Как ты на это посмотришь?

Сердце у Фроси подпрыгнуло, интересно, позвонит ей лётчик или нет, встретятся они или он пойдёт с другом Валерой замачивать покупку автомобиля.

— Даже не знаю, что тебе ответить, мои планы во многом зависят не от меня, вчера позвонили сыновья, сегодня к вечеру должны прилететь в Москву, а какие у них планы на вечер не знаю.

— Нужно им больно с тобой сидеть, давай в «Прагу» завалим.

Вчера Олег по телефону мне сказал, что попробует тебя уговорить составить ему компанию, мы бы славно вчетвером оторвались.

Галка тоже плешь мне проела, что после твоего дня рождения ни разу не посетили с ней сие злачное место, кричит, что надоело ей уже водку со мной пить только в гараже.

Фрося в душе возликовала — есть она в планах Олега на сегодняшний вечер. А дети, действительно, вряд ли захотят разделить с ней домашний ужин.

— Валера, а Таня выполнила твой заказ?

— А, как же, Наум вчера его у неё забрал, говорит, что на высочайшем уровне, славная девочка, руки золотые и ответственная.

— Валера, а куда ты эти курточки сбывать будешь?

— На эту тему я тоже хотел с тобой поговорить.

Чёрт, где этот жук подевался, околел уже стоять на морозе и выпить нельзя, чтобы согреться, за руль ведь садиться.

И, как бы между прочем:

— Фрося, ты не против сходить на толкучку, попробовать парочку куртяжек загнать?

Фрося улыбнулась:

— Валера, ты не жив, чтобы не подкинуть мне халтуру.

— Так, да или нет?

— Ну, чего ты рогом попёр, я тебе в чём-то разве отказывала.

Впереди у нас три дня выходных, девятого возьму с собой Настюху и подадимся на базар, она для отмазки своё вязанье возьмёт, а я эти курточки и поторгуем, мне, что привыкать, вспомню молодость.

— Фрось, видишь, вон тот кент машет рукой, это мой кореш, что пробил это дело, пойдём выкупать наши машинки.

Ходить по инстанциям с Карпекой для Фроси было одно удовольствие.

Везде у него были хорошие знакомые, всюду его встречали с распростёртыми объятиями и оформление автомобилей в ГАИ не заняло много времени.

Всё, технический паспорт оформлен, номера на месте и счастливые обладатели новых Жигулей разъехались по своим адресам.

Несмотря на то, что Фросе хотелось обкатать свою куколку, в которую она влюбилась с первого взгляда и первого прикосновения, она отправилась домой.

Главной причиной, побудившей к этому, к её стыду, не был приезд сыновей, она ожидала звонка от мужчины, который мог стать в её жизни новой вехой и новыми сладкими ощущениями плотской любви.

Что греха таить, душа уже замирала от мысли, что сегодня она услышит его голос, увидит его улыбку, вдохнёт запах его одеколона и, возможно, ощутит силу его рук и нежность горячих губ.

Зайдя в дом, вдруг почувствовала, на сколько она голодна, ведь до этих пор кроме утреннего чая у неё ничего не было во рту.

Так, никаких яичниц, колбасы и булок, нельзя было одним махом наверстать то, что с таким трудом скинула за неделю, овсяная кашка — вполне хорошо обманет разгулявшийся аппетит.

Сидя в кресле напротив телевизора, Фрося прямо с кастрюльки поедала свою кашку, когда раздался звонок в дверь, и она поспешила в прихожую.

В одной руке была кастрюлька с недоеденной кашей, а другой она отвернула язычок замка, на пороге с букетом цветов стоял Олег.

— Ты?

— А, ты, ожидала кого-то другого?

— В это время я не ожидала никого, проходи, проходи, что это я тебя держу на пороге.

— Фросенька, а я вижу, что помешал тебе кушать.

Только сейчас Фрося поняла, что всё ещё в руках держит кастрюльку и густо покраснела.

— Ой, как я нелепо выгляжу.

— Да, беги ты на кухню, избавься, наконец, от этой посудины, а то цветы не могу вручить в твои руки и, конечно, поцеловать.

— Я сейчас, я мигом.

И она, оставив мужчину с цветами в прихожей, побежала на кухню, но, избавившись от кастрюльки, тут же возвратилась.

— Олежка, как я рада снова видеть тебя в своей квартире.

И Фрося приняла букет из рук ожидающего её мужчины, вдохнула лёгкий запах зимних роз и отложила цветы на полочку, а сама обвила шею Олега, подставляя ему губы для поцелуя.

— Олежка, как я по тебе соскучилась.

 

Глава 25

Поглощённые жаром поцелуя, Фрося с Олегом не услышали, как повернулся ключ в замочной скважине и только, когда распахнулась входная дверь, они застигнутые врасплох, отпрянули друг от друга.

На пороге с округлившимися от удивления и возмущения глазами стоял Семён, а из-за его спины с саркастической улыбкой выглядывал Андрей.

— Ба, сцена достойная пера классика — вас не ждали, а вы припёрлись.

Мамань, может слегка посторонитесь и дадите зайти в квартиру не чужим тебе людям.

Просим прощения, что своим неожиданным приходом нарушили идиллию встречи пылких молодых влюблённых.

Слова среднего сына не привели Фросю в чувство, а наоборот, мысль, как вывернуться из создавшегося пикантного положения доводила до отчаянья.

Краска, вначале прихлынувшая к лицу матери взрослых сыновей, заставших её в объятиях любовника, сменилась болезненной бледностью.

Олег видел, что творится с Фросей, но не стал ничего ей говорить, а развернулся на встречу неожиданным для него гостям:

— Ребята, давайте для начала познакомимся и вместе пройдём внутрь квартиры, а за это время ваша мать успокоится и постарается сама вам объяснить создавшуюся пикантную ситуацию.

Андрей плечом подтолкнул младшего брата в квартиру и прикрыл за собой дверь.

— Простите, мы ждём, когда Вы представитесь, ведь не гоже младшим по возрасту лезть вперёд с рукопожатиями. Я прав братан?

И Андрей обнял младшего брата за плечи, понимая, что пылающий в душе того огонь, может в любую минуту вырваться адским пламенем наружу.

Мужчина с улыбкой протянул руку старшему из сыновей:

— Олег Сергеевич.

Андрей, продолжая ехидно улыбаться, протянул свою руку на встречу:

— Средний сын нашей многодетной матери, Андрей.

Младший сын Фроси хмуро смотрел снизу-вверх на высокого мужчину и коротким пожатием отметил его ладонь, буркнув:

— Семён.

Фрося уже пришла в себя и взирала на происходящее знакомство сыновей с Олегом с натянутыми до предела нервами, готовая ко всякому развитию событий.

Прошло уже столько лет, а она не могла забыть, как в Питере повёл себя средний сын, когда увидел рядом с ней бравого морского капитана, а тут ещё Сёмка стоит с надутым видом, готовый или нагрубить, или развернуться и покинуть дом, а может быть то и другое.

Андрей продолжая лукавой улыбкой смущать мать, поднял с полки и подал ей букет, принесённый Олегом.

— Мамань, определи в достойное место эти очаровательные цветы, твои сыновья на такое не сподобились, но мы прямо с самолёта и сегодня ещё не Восьмое марта.

Фрося приняла из рук сына розы и перед тем, как пойти поставить их в вазу, успокоившись, оглядела всех стоящих в тесноте прихожей.

— Мужики, давайте, скидывайте уже, наконец, свою верхнюю одежду и проходите в зал, будем сейчас чай пить, на приготовленную еду вам рассчитывать не стоит.

— Мамань, а мы особенно и не рассчитывали, Сёмка рвётся всей душой и телом к своей Танюхе, а у меня тоже вечернее рандеву намечено.

Фрося с букетом в вазе зашла в зал, поставила цветы на журнальный столик и села между сыновьями на диван.

— Ребята, мне нечего перед вами оправдываться, у меня просто раньше не было такой возможности познакомить вас с Олегом, потому что сами узнали друг друга всего лишь, как две недели назад.

Ну, а то, что застали нас в прихожей во время поцелуя, говорит только о том, что ваша мама ещё не совсем старая.

Олег с Андреем от души рассмеялись и даже Сёмка изобразил что-то похожее на улыбку на своих до того плотно сжатых губах.

Фрося обняла младшего сына:

— Сёмочка, не будь букой, ты же не тот уже подросток, которым был шесть лет назад, сам уже в жизни и любви толк знаешь.

Не спеши осуждать мать, больше, чем она сама иногда это делает, никто не может её осудить.

И она прижала голову любимого младшего сына к груди, покрывая поцелуями жёсткие мелкие кудри.

Андрей повернулся к Олегу:

— Маманя вот, так с детства, на Стаса буквально молилась, какой он у неё толковый, хозяйственный, опора для семьи и дома.

Про Анюточку и говорить не надо, просто святая дева Мария, преданная, любящая и нежнейшая из дочерей, самая надёжная её подруга до конца жизни.

А про нашего малыша не буду при нём распространяться, а то ещё накатит, он ведь у нас чуть ли не бывший чемпион Советского Союза по боксу.

Фрося от души рассмеялась:

— Ну, Андрейка, ну, балагур, несчастненький мой, обделённый материнской любовью, но как ты всё же ловко Олега познакомил со всеми моими детьми, ведь мы наши семейные связи ещё не обсуждали.

Она с пытливой улыбкой всмотрелась в лицо мужчины, но он только улыбнулся ей в ответ.

Фрося вдруг резко подскочила на ноги и бросилась в прихожую, а, возвратившись, со звоном опустила на журнальный столик брелок с новыми ключиками от машины.

— О, у тебя новая тачка, вот здорово!

Слышишь братан, мы с тобой тоже с колёсами. Мамань, где наша копеечка стоит? Она нам сегодня очень даже пригодится.

— Мамуль, какого цвета и, где ты её поставила?

— Если хотите, то можете сбегать в гараж полюбоваться, а копейка ваша на платной стоянке за четыре квартала от нашего дома, вы, наверное, знаете это место, около выезда на Калининский проспект.

— Найдём, найдём, Андрей пойдём посмотрим на мамину новую куколку.

Ребята накинув на плечи верхнюю одежду, выбежали за дверь, а Фрося с Олегом посмотрели друг на друга и разразились неудержимым смехом.

— Олежка, когда они зашли в прихожую, думала, что сейчас упаду в обморок, хотя никогда в жизни ещё не падала, всякое в моей жизни бывало, но такое и в мои то годы.

И она упала грудью на диван, давясь от смеха и вытирая ладонями слёзы.

— Фросенька, твой Андрей правильно сказал, сцена достойная пера классика, я тоже призвал на помощь всё своё мужество, мёртвую петлю с меньшим страхом делал, ты представить не можешь, как я волновался, когда знакомился с твоими ребятами.

И они снова покатились со смеху.

В квартиру с шумом вернулись сыновья.

— Мамань, надеемся на сей раз не помешали?

Но, увидев, как посерьёзнело лицо матери после его слов, сбавил обороты и добавил:

— Мамань, тачка, что надо, буду менять свою Волгу, обязательно такую же себе возьму, но только вишнёвого цвета.

— Валера взял вишнёвого, а я решила, что для меня это очень ярко, всё же мать ваша солидная дама.

Сёмка обнял мать:

— Мамуленька, поздравляю, я от души рад за тебя, ты у нас самая продвинутая мама на свете. Правда Андрейка?

— Мамань, это он подлизывается, потому что мы сейчас делаем от вас ноги, вам хорошо и у нас есть повод не отсиживаться возле тебя приличия ради.

Так, где наши ключи от машины, квитанция за платную стоянку и мы потопали.

Мать, проводи меня в прихожую, надо тебе кое-что передать лично в руки.

 

Глава 26

Фрося проводила сыновей и с пухлым пакетом с деньгами завернула из прихожей в свою спальню — молодчинка Андрей не подвёл мать, теперь Аглая может приезжать за причитающимся ей.

Что сама будет делать потом с этой кучей долларов, пока не задумывалась, но, возможно, наступят такие времена, когда эти зелёные деньги куда-нибудь сгодятся.

Взглянула на будильник и выбежала в зал:

— Олежка, нам каюк, уже четверть восьмого, а Валера будет нас ждать с тобой в восемь в ресторане, я побежала быстренько приводить себя в порядок, а ты тут без меня займись чем-нибудь.

— Фросенька, за меня не волнуйся, я ещё в прошлый раз видел, что у тебя собралась приличная библиотека, посижу в тишине, и что-нибудь почитаю.

Фрося быстренько освежилась в душе и суматошно начала одеваться, хорошо ещё, что вчера с вечера приготовила наряд и подходящие к нему украшения.

Всё, платье и песцовое манто под него, волосы расчесаны, голубая ленточка вплетена, серёжки, колье, браслет, парочка колец, тени, тушь, немного румян, туфли в пакет и в последний раз взглянуть на себя в зеркало — глаза горят даже ярче бриллиантов на её украшениях.

Ах, забыла подушиться, надо попробовать духи, которые подарил ей на День рождения Геннадий Николаевич, партийный босс Стаса.

Название то, какое — «Чёрная магия»!

Фрося выскочила из своей спальни:

— Олежка, миленький, вызывай такси, безнадёжно опаздываем, уже без десяти восемь.

— Успокойся, ведь не на самолёт опаздываем, а Валера подождёт, он ведь не один там.

Они столкнулись в прихожей и Олег, прежде чем подать ей шубку, развернул лицом к себе.

— Фрося, какая ты бесподобно красивая, какое выпало на мою долю сегодня счастье, весь вечер любоваться самой прекраснейшей из всех женщин на свете, которую смогу во время танца прижимать к своей груди, совершенно не опасаясь, что внезапно могут нагрянуть её сыновья.

Смеясь и подтрунивая, друг над другом, они выскочили за порог.

В ярко освещённый ресторан они прибыли уже в пол девятого.

Пока сдали в гардероб верхнюю одежду, а Фрося переобулась, поправила причёску и подкрасила губы и прошли к заказанному Карпекой столику было уже почти девять.

К их приходу за столом воцарилась напряжённая атмосфера, было видно, что Валера с Галей уже давно бурно выясняли отношения, бутылка из-под водки была почти пустой и их появление явилось хорошим катализатором для исправления возникшей ситуации.

Карпека уже чуть заплетающимся языком начал их журить за опоздание и, подозвав официанта, заказал ещё одну бутылку водки и коньяк, зная о предпочтениях Фроси.

Галка попросила Фросю сопроводить её в туалетную комнату, ведь пока поднесут новую выпивку, они успеют вернуться обратно.

Зайдя в туалет, расстроенная и уже слегка подпитая любовница Валеры не смогла сдержать разбушевавшиеся нервы:

— Фрося, вот ты мне скажи, какого хрена я держусь за этого кривого забулдыгу?! Он всё кормит и кормит меня обещаниями, ведь у меня молодость уходит, мне скоро тридцать, а ему в этом году стукнет сорок, самое время общего ребёночка уже заделать, а он никак от своей старой вешалки не оторвётся, хотя всячески в разговорах поносит её.

Ты, только послушай его, жаль ему детей и свою мымру тоже жаль, утверждает, что они пропадут без него, можно подумать, что кроме денег они что-то видят от своего отца и мужа.

— Галочка, успокойся, если он для тебя старый, кривой пьяница и обманщик, так зачем ты держишься за него, найди себе молодейшего, красивейшего и свободного, и сотвори себе ещё одну лялечку.

— Фрося, ты, что издеваешься надо мной, молодейшие и красивейшие кроме постели ничего мне не предлагают, а с Валерой я всё же как ни как, но иногда в люди выхожу, он подарками меня балует и бывает деньжат подкидывает.

Фрося от всей души жалела своего друга и начальника в одном лице, дома у него нет спокойной гавани, любви и уважения, и любовница, похоже, тоже ещё тот подарочек, проглотит и не подавится.

— Галочка, ты ведь могла бы на него повлиять, чтобы он поменьше закладывал, посмотри на Валеру, весь уже дёргается, а мужик-то хороший, добрый, отзывчивый и умеет деньжат левых срубить.

— Дорогуша, я ему не жена, мы ведь с ним не каждый день встречаемся, а, когда пересекаемся, что нам делать в его гараже — выпьем, потрахаемся и разбежимся.

Он же гад выходные дни в основном тоже вне дома проводит, но и не со мной, сидит с субботы на воскресенье с мужиками и дуется в преферанс, а там без выпивки никогда не обходится.

— Галь, пойдём к нашим мужчинам, а то ты уже перекусила и малость выпила, а у нас с Олегом ещё маковой росинки не было во рту.

Фрося специально прервала неприятную для неё беседу, пусть эти любовники сами разберутся в своих отношениях и определят будущее, она им не помощник и не советчик, сама вон, вступает на какую-то не понятную тропу и при этом, в полной темноте.

Женщины вернулись за стол, где их поджидали уже наполненные рюмки.

— Ну, наконец, явились, пора ведь уже поднять рюмочки за наши с Фросенькой обновки, а я вам доложу обновочки не хилые.

Фрось, ты свою уже обкатала?

Моя супер, не едет, а плывёт.

Ну, поехали.

Все дружно подняли свои рюмки и со звоном чокнулись.

К этому времени уже началась танцевальная программа и Олег, чуть закусив, пригласил Фросю на медленный танец. Она прижалась к широкой груди мужчины, но вспомнила, почему-то в этот момент другого.

Когда-то они так танцевали с Марком, как это было уже давно.

Нет, она не против ресторанов, но в этот, пожалуй, надо дорогу забыть, слишком много воспоминаний и это не хорошо по отношению к теперешнему партнёру.

— Олежка, а почему ты вдруг запал на меня, ведь у такого блестящего кавалера от претенденток не должно быть отбоя, а я старенькая для тебя и ещё с норовом.

— Фросенька, а можно я не буду отвечать на твои милые глупости, тем более, прижимая к себе твоё восхитительное тело.

— Вот, видишь, ещё и глупая баба.

Мужчина мягко отвёл рукой волосы и поцеловал её в шею.

— Фросенька, а знаешь, что я очень хочу и чего очень опасаюсь?

— Что хочешь, наверное, догадываюсь, а чего ты опасаешься, любопытно.

— Того же, что очень хочу.

— Думаешь, разочарую?

— Нет, опасаюсь разочаровать.

И они непроизвольно вместе рассмеялись.

— Олежка, миленький, придумай, пожалуйста, что-нибудь, чтобы побыстрей уйти отсюда.

— Можешь объяснить почему?

— Могу, и для этого есть несколько причин — первая, Валера уже скоро дойдёт до кондиции, а Галка настроена на скандал, наблюдать эти сцены мне не приятно и тебе не доставит радости.

Во-вторых, я вижу здесь своего сына Андрея с не очень симпатичной для меня хорошо знакомой женщиной, и вступать здесь с ними в контакт мне совершенно не хочется.

И самое главное, я очень хочу того, чего ты так опасаешься.

Танец закончился, но мужчина не спешил выпустить из объятий обещанное только что ему тело.

— Фросенька, я готов даже не возвращаться к столу и покинуть своды этого заведения, а ты ещё у меня спрашивала, почему я на тебя запал. Я держу в своих руках самую не предсказуемую женщину.

Им не пришлось придумывать причины, для того, чтобы внезапно покинуть ресторан.

Подойдя к своему столику, они застали совсем не радужную картину — Валера за столом сидел в гордом одиночестве с залитым водкой лицом и рубашкой.

— А ребята, не обращайте на меня внимания, Галка мне душ из водочки устроила, стервоза, я ей за это завтра пропишу по полной.

Представляете, какая сука, на глазах у десятков знакомых выкинула номер, психи свои показывает, всё, пошла ко всем хренам со своими закидонами, баб что ли мало, цаца мне нашлась…

Не известно ещё какую бы грязь им предстояло выслушать от далеко не трезвого друга, но Фрося решила этот бранный словесный поток прервать:

— Валерочка, мы с Олегом уходим и тебе здесь одному делать нечего, сейчас посадим тебя в такси и отправим домой.

— Шалишь подруга, целый стол закуски, а коньяк твой чуть отпитый. Я, что вам фраер добром раскидываться?!

Присаживайтесь, выпьем, закусим, а потом уже и о доме подумаем.

Спорить с пьяным человеком Фрося с Олегом не стали, да и не хотелось обижать расстроенного друга.

Мужчины допили за два прихода водку, с удовольствием закусили, ведь Фрося с Олегом до сих пор были голодны, как собаки.

Через короткое время Фрося подошла к Карпеке и обняла его за плечи:

— Валерочка, пойдём отсюда, смотри, ты уже клюёшь носом, ведь неудобно перед многочисленными нашими знакомыми, а коньяк мы заберём с собой, нам с Олежкой он сегодня ещё как пригодится.

Валерий Иванович пьяно осклабился:

— Ребята, я вам завидую, счастливые вы, желаю вам от души, покувыркаться всласть, вы это оба заслужили.

— Валера, я тебя умоляю, закрой рот, уже все вокруг оглядываются на нас.

Олег подошёл сзади и поставил друга на ноги.

— Иванович, хорош тут комедию разыгрывать, ещё не хватало, чтобы милицию вызвали, давай будем рассчитываться и потихоньку взлетать.

— Нет, ребята мои дорогие, так не пойдёт, зовите официанта, я вас пригласил и сам буду рассчитываться, сейчас ещё закажу у него на вынос себе бутылочку водочки и шампанского.

Спорить с Валерой в хорошем подпитии было бесполезно, пусть он рассчитывается, заказывает себе, что хочет, а иначе увести его из ресторана представляется трудной задачей.

Перед выходом, когда они уже стояли возле гардероба в верхней одежде, официант вручил им два пакета, в одном была бутылка с недопитым коньяком и завёрнутые в фольгу не съеденные ими горячие блюда, в другом пакете, как и было заказано Валерой, находились бутылки с водкой и шампанским, а также плитка шоколада.

Выйдя на улицу, они достаточно быстро поймали такси и все вместе, втроём уселись в автомобиль, Фрося с Олегом решили первым доставить домой пьяного друга, но не тут то было.

— Вы, что мои друзья охренели, не поеду я ни в какой свой дом, мне, что на опостылевшую морду грымзы смотреть, еду к Галке, не дурите мне мозги, мы сейчас с ней выпьем и помиримся, она ведь баба хорошая, отходчивая, только очень строптивая.

Последнее слово ему далось с большим трудом.

 

Глава 27

Галка жила на окраине Москвы у чёрта на куличках, больше часа им понадобилось, после того, как оставили там Валеру разбираться со своей уже отошедшей от гнева подругой, добираться оттуда до дома Фроси.

Поездка на такси казалась бесконечной, но вот, наконец, они очутились в долгожданном тёплом уюте Фросиной квартиры.

Не сняв, даже верхнюю одежду, Олег тут же в прихожей впился жадным поцелуем в губы столь желанной им женщины, которая совсем не сопротивлялась этому натиску, а более того, сама приоткрыла рот для более чувственного восприятия, обвив крепко руками шею мужчины.

Когда их губы разъединились, и дыхание немного восстановилось, Фрося ласково провела ладонью по лицу предполагаемого нового любовника.

— Олежка, ты заставляешь меня почувствовать себя в роли юной глупышки, подающейся на совращение зрелого мужчины.

Давай пока не будем спешить, я обещаю тебе, что ты сегодня от меня получишь всё сполна, о чём намекал не двусмысленно в ресторане, а мне так хочется сейчас, просто твоего внимания, и горящего взгляда, и этих жарких поцелуев.

Признаюсь, тебе честно, что при наличии у меня кучи детей и дожив до своего, скажем прямо, не молодого уже возраста, я осталась очень и очень недолюбившей, и если бы не ты, то, наверное, спокойно состарилась бы, находя радости совсем не в любовных утехах.

— Фросенька, ведь ты ничего не знаешь о моей жизни, и я пока не готов, о ней тебе рассказать, но тоже признаюсь честно, любовных утех у меня в ней было не много.

— Олеженька, а мы можем обо всём этом разговаривать не в прихожей? Я в своей шубе уже вся изжарилась.

Мужчина смеясь, помог ей скинуть верхнюю одежду, сапоги, и сам разделся, и разулся, затем они прошли прямиком на кухню.

Фрося поставила на кухонный стол пакет с недопитой бутылкой коньяка и с ресторанным цыплёнком табака.

— Олежка, ты может быть остался голодным и хочешь выпить?

— Фросенька, действительно, голодный и хочу выпить, только голод мой другого свойства — я жутко изголодался, глядя на тебя, и безумно хочу напиться твоей любовью.

— Ну, всё, думала попить чайку с мороза, но придётся греться другим напитком, любовным.

И она, смеясь, ухватила за руку мужчину, и увлекла его за собой в сторону спальни.

Прошло почти шесть лет с того момента, когда тело Фроси ощущало на себе и в себе любимого мужчину.

За эти годы она отвергала любые ухаживания за ней, никто не мог внешне и характером заменить ей Марка, а просто отдаться какому-то самцу, ради удовлетворения его и своей похоти, она не могла, а главное, не хотела.

Фрося давно приучила себя к мысли, что все её сексуальные утехи уже позади и нисколько от этого не страдала, у неё была упорядоченная жизнь, хорошо обеспеченное материальное настоящее и будущее, и определённый круг знакомств, интересов и привычек.

Она свыклась с тем, что любимая дочурка находится в недостижимой для неё дали, что старший сын отдалился настолько, что редкие встречи с ним приносили больше разочарования и желание побыстрей распрощаться.

Так, в последнее время сложилось, что её сыновья, Андрей и Семён, постоянно находятся в сфере её внимания, но и эта связь с сыновьями теперь не кажется прочной, хотя до недавнего времени даже представить себе не могла, что её младшенький, её Сёмочка будет избегать материнского взгляда, можно подумать, она ему враг и желает чего-то дурного.

Ну, не пара её любимцу Таня.

Её мальчик ещё такой молоденький, у него ещё вся жизнь впереди с женитьбой, с собственными детьми и прочая семейная кутерьма, а пока ведь у него открытая дорога в науку и карьерная перспектива.

Все эти мысли бродили в её голове, пока она скидывала с себя наряды и украшения, принимала душ и, облачалась в домашний халат, и только, подходя к своей спальне, настроилась на мужчину, который поджидал в её постели.

Да, она принципиально гнала от себя мысли о том, что должно скоро произойти в объятиях нового мужчины.

Фрося заставила их работать совсем в другом направлении, она их откровенно боялась.

Олег, первый мужчина после Марка, пробудившей в ней интерес и желание, но, что будет дальше после этой встречи… Да, об этом думать, она катастрофически боялась.

Фрося от дверей спальни смотрела на мужчину, который, полусидя в кровати, натянув до подбородка одеяло, не сводил с неё глаз.

— Олежка, со мной что-то не так?

— С тобой Фросенька, всё, как раз хорошо, выглядишь в этом халатике ошеломляюще сексуально, а вот со мной или по отношению ко мне, у тебя далеко не всё так.

— С чего ты это взял?

— Да, судя потому, как ты не спешишь в мои объятия.

Фрося выключила верхний свет, скинула халат и решительно скользнула под пуховое одеяло.

Она приникла обнажённым телом к жаждущему её мужчине, опустив голову к нему на грудь, и притихла.

Какое-то время они оба лежали без движения, опасаясь нарушить это хрупкое равновесие, но вот руки мужчины легли к ней на плечи, нежно поглаживая бархатистую кожу и шёлковые волосы.

Затем, он мягко перекатил Фросю на спину и начал жадно целовать в губы и шею, в то же время, изучая руками её, не потерявшее с годами сексуальной привлекательности тело.

Большими, сильными и в то же время, мягкими ладонями приподнял пышные груди и начал поочерёдно целовать чуть оттопыренные соски, то, покусывая их, то, обводя по контуру языком, то, опять целуя.

Фрося лишённая возможности проявить инициативу, не мешала мужчине наслаждаться своим телом, сама, получая от этого невероятное наслаждение, хотя всё её естество уже готово было принять в себя то, что сможет напоить её восторгом любовных утех, соки обуреваемого её влечения заполнили пространство между ног, которые непроизвольно раздвинулись, предвосхищая желаемое соитие.

Каким-то непонятным образом она почувствовала, что Олег не является опытным любовником, каковыми были Семён и Марк, которые с первого прикосновения давали понять женщине, когда любовная игра перейдёт к главному составляющему, но она почему-то опасалась проявлять инициативу, она боялась вспугнуть Олега своими решительными действиями и сдерживала их до спазм груди, пока из её рта не вырвался сладкий на высокой ноте стон.

Олег перенёс на неё своё крупное мускулистое тело, и она почувствовала упирающиеся в её ляжки готовое к бою мужское достоинство.

Дальше сдерживать себя у Фроси уже не было никакого терпения, она широко раздвинула ноги, колени приподнялись, и таз непроизвольно начал движения на встречу тому, что ворвётся в её истекающее любовной негой лоно, и удовлетворит, наконец, нестерпимое, долго таившееся в ней желание.

Пальцы мужчины нежно раздвинули сочащиеся влагой половые губы и Фрося почувствовала, как в неё резко вошла обуреваемая непреодолимой страстью твёрдая плоть мужчины.

Оба на какие-то доли секунды замерли, а затем началась бешеная пляска тел, сопровождаемая прерывистым дыханием и эротичными стонами женщины на высоких нотах.

С рыком зверя, поймавшего в свои лапы добычу мужчина сделал последних несколько судорожных толчков и Фрося почувствовала, как горячее семя оросило её без того пропитанное любовным нектаром не до конца ещё удовлетворённое, лишь растревоженное после долгого перерыва пылающее лоно.

— Фросенька…

Не сказал, а выдохнул мужчина.

— Что мой хороший?

— Фросенька, прости меня торопыгу, у меня так давно не было связи с женщиной, что я не в силах был сдержаться.

— Дурачок, ты разве уже уходишь.

И Фрося улеглась своими пышными полушариями грудей на покрытую густой чёрной порослью грудь Олега.

— Ого, какой ты мохеровый.

— Прости, забыл свитер снять.

И оба рассмеялись.

Руки мужчины снова побежали по телу Фроси, но она его остановила:

— Глупенький, куда ты так спешишь, у нас ведь, по крайней мере, вся сегодняшняя ночь впереди.

Давай выпьем по рюмочке коньяку, говорят этот напиток оказывает на любовников очень плодотворное влияние.

— Радость моя, неужели ты думаешь, что я с тобой нуждаюсь в дополнительных средствах для повышения своей потенции.

— Не знаю, не знаю, это тебе ещё предстоит сегодня доказать, а пока я не хочу, чтобы мы отдавались друг другу впопыхах, ведь и ты признался, что давно у тебя не было связи с женщиной, а я если бы не ты, то, наверное, до конца жизни уже бы и не узнала этой женской радости, потому что без влечения к мужчине, я отдавалась только одному.

— Тебя насиловали?

В голосе у Олега почувствовалась глубокая жалость к Фросе.

— Ты, только не смейся, но это был мой первый муж, от которого я и понесла, не испытывая к нему никаких любовных чувств.

Ах, не хочу сейчас об этом, может быть когда-нибудь я тебе о своей жизни расскажу какие-нибудь подробности, начиная с того, как восемнадцати летнюю девчонку принудили к свадьбе с не любым человеком.

— Фросенька, ты сплошная загадка.

— Олеженька, я тоже не скажу, что ты для меня открытая книга.

И выскочив из-под одеяла, она побежала в ванную.

 

Глава 28

Когда Олег после душа в одних трусах появился на кухне, Фрося уже вовсю хозяйничала за столом.

На сковороде разогревалась ресторанная курица, а в рюмках уже золотилась благородная жидкость.

Женщина оглянулась и засмеялась:

— Ты, бы ещё костюм нацепил на себя.

Сама она была совершенно голая.

После шуточных слов, она тут же попала в крепкие руки, которые плотно обняли её сзади, ухватив в ладони пышные груди.

— Олежка, отвали, а иначе нашу курицу придётся греть ещё раз, а она и так уже потеряла всякий товарный вид.

— Фросенька, я погиб, не представляю даже, как буду жить в разлуке с тобой несколько дней.

— Так, перебирайся ко мне, места и моей любви нам вполне здесь хватит.

Олег внезапно выпустил её из своих объятий и присел на табуретку.

— А, ведь и в самом деле, всё готово к пиршеству, и я, как и ты, в ресторане только червячка заморил, Валера со своей вздорной пассией весь праздник нам испортили.

— Да, чёрт с ним с этим праздником, видит бог, в этот раз я не очень хотела идти в ресторан, а особенно в этот.

Олег притянул к себе Фросю и усадил боком к себе на колени.

— Фросенька, держи рюмочку, я постараюсь сделать всё от меня зависящее, чтобы, как можно чаще бывать в пределах твоей видимости и касаний наших тел и душ, твоё здоровье моя милая женщина.

Фрося выпила свою рюмку, соскочила с колен мужчины и поставила сковороду с курицей посреди стола.

— Давай Олежка, по-простому, руками, только я сбегаю, халатик накину, и тебе рубаху принесу, прохладно, а, глядя на тебя, создаётся твёрдое впечатление, что не дашь спокойно доесть, поэтому прикроем наши соблазны.

Дальше потекла ночь, как ночь, какая обычно бывает у пылких истосковавшихся по ласкам любовников, вначале их сложного по закоулкам жизни пути.

На утро, а точней в полдень, они не могли ответить друг другу в каком часу, после бурных ласк и соитий, в которых Олег быстро набирал необходимый опыт, они, утомившись до предела, незаметно для себя уснули.

Из глубокого сна и крепких объятий их вырвал телефонный звонок.

— Олежка, кому это в такую рань не спится в выходной день, убью паразитов.

— Фросенька, глянь на часы, скоро уже двенадцать, на меня это вообще не похоже, я ведь человек по сути военный.

Телефон не унимался, и Фрося вынуждена была выбраться из-под тёплого одеяла, отстранив ласково от себя целующего её мужчину.

— Олеженька, выпусти меня, всё равно не дадут жить, а может быть это кто-то из моих сыновей вспомнил о матери.

Нет, это были не сыновья, а Валера собственной персоной.

По его голосу Фрося сразу же догадалась, что Карпека уже неплохо опохмелился.

— Фрося, лапочка, мы тут с Галочкой начали справлять международный женский день, если мой друг Олег у тебя, то подгребайте к нам, подруженька зразы в печку поставила тушиться, закусь мировая, не пожалеете.

— Валерочка, у нас с Олегом сегодня совсем другие планы…

Карпека перебил:

— Ну, ваши планы мне известны, неужели ещё не накувыркались за ночь…

— Валера, тебе не стыдно такое говорить женщине, годящейся тебе по возрасту в матери?

— Ах, мать твою, дай мне на минутку Олежку.

Фрося слышала, как на другом конце в трубку заливисто пьяно смеялся находящийся в приподнятом настроении их друг.

Фрося не стала прислушиваться к разговору мужчин, надо было быстро приводить себя и квартиру в порядок, а вдруг нагрянут сыновья, ведь оба сейчас находятся в Москве.

Олег зашёл в спальню, когда Фрося заправив свежее постельное бельё, накидывала на кровать покрывало.

Мужчина с другой стороны взялся за концы атласного материала и помог завершить ей быстро это не хитрое деянье.

— Фросенька, а я рассчитывал ещё немного побарахтаться в волнах твоей любви.

— Олеженька, а, что нельзя любить, не барахтаясь в этих волнах, да и весло твоё, наверное, малость ослабло, пусть маленько окрепнет.

Мужчина поймал её в объятья и приник нежным поцелуем.

— Фросенька, я ещё до конца не могу поверить, что всё произошедшее между нами за последние часы явь, а не сон.

— Сон, и ещё какой сон, ведь ты скоро улетишь из Москвы и у меня останутся только воспоминания о тебе.

— Не говори ерунды, теперь я буду улетать и возвращаться только к тебе, по крайней мере, три-четыре дня в две недели будут полностью наши.

— О, это уже прогресс, раньше мне и столько не дарили, ничего не поделаешь, такая моя доля любовницы.

Начинающий становиться неприятным разговор, к счастью, прервал новый телефонный звонок, на этот раз звонил, действительно, один из сыновей.

— Мамань, я рад тебя приветствовать, куда это вы вчера так рано запропастились, не успел я оглянуться, а вас в ресторане не стало, Аня хотела с тобой о чём-то пошептаться, а ваш след простыл.

— Андрейка, Валере стало не хорошо, и мы отвезли его домой.

— Твой начальник, похоже, стал порядком закладывать, но меня, собственно говоря, это не касается, лучше скажи, какие планы у тебя на все выходные, ведь у нас впереди целых три свободных дня.

— Ну, сегодня от этого дня остались только одни крохи.

— А я не про сегодняшний день, он у нас уже расписан, завтра, как не хочешь, но всё же праздник и, как ты посмотришь на то, если мы нагрянем к тебе…

— Кто это мы?

— Ну, я с Аней и, конечно, твой младший, он меня уполномочил договориться с тобой, хочет появиться у тебя со своей Таней.

— А, почему он сам об этом не сообщает?

— Мамань, твой вопрос явно носит риторический характер, разве ты сама не понимаешь, почему.

Фрося закусила губу, но взяла себя в руки.

— Андрюша, я сама позвоню им, приглашу официально.

Вы поставили передо мной сложную задачу, ведь я совершенно не готова, но ничего, время ещё есть, пойдём сейчас с Олегом промышлять по магазинам.

— О, у нас собирается хорошая компания, только держи ухо востро, чтобы кто-нибудь из вас не сорвался.

— Сынок, за меня можешь быть совершенно спокоен.

— Отлично, я же вообще самый покладистый в этом отношении, принимаю всех безоговорочно.

— Ой ли, давно ты стал таким?

— Мамань, проехали, вспомни ещё Поставы или свои Курячичи.

Да, я ещё уполномочен сообщить, решение союза братьев, чтобы ни о чём особо не заморачивалась, с тебя твои коронные голубцы, остальное за нами, поляну накроем по высшим стандартам. Договорились?

— Договорились, договорились, к двум часам думаю будет нормально.

— Мамань, более того, прекрасно.

Фрося положила трубку и задумалась.

Подошёл Олег:

— Прости меня, пожалуйста, но я слышал весь твой разговор с сыном. О чём ты так глубоко задумалась?

Фрося мотнула головой:

— Ай, о всяких глупостях — надо сделать очень важный звонок. Но прежде ответь, ты будешь с нами завтра праздновать Восьмое марта?

— Это вопрос или приглашение?

— И то, и другое, ведь я ничего не знаю о твоих планах.

— Разве я тебе не говорил, что намерен быть с тобой все эти выходные, только в воскресенье надо будет подъехать на аэродром, кое-что утрясти, а вылетаю в понедельник.

— Вот, как хорошо. А тебе не надо позвонить домой?

— Не надо.

Фрося резко повернулась в сторону мужчины, в её глазах плясало недоумение, но Олег отвёл свой взгляд в сторону.

— Фросенька, тебе надо было срочно куда-то позвонить.

Она с шумом выдохнула, ну, почему в её жизни появляются мужчины — вечные ребусы.

Она впервые набрала номер телефона, который сама когда-то выбивала для Тани.

На другом конце провода раздался мелодичный голос бывшей её напарницы по работе:

— Здравствуй Танюха, как поживаешь…

— Ой, Ефросинья Станиславовна, здравствуйте, вы, наверное, хотели поговорить с Сёмой.

— Нет, нет, я хотела поговорить с тобой.

Возникла пауза, а потом раздался поникший голос молодой женщины:

— Да, я вас слушаю.

— Танюха, что ты так напряглась, я ведь не кусаюсь.

— Слова, бывает, ранят больней зубов.

— Как говорит мой сын Андрейка, проехали, завтра я вас жду с Семёном у себя за праздничным столом. В два часа дня, будет для вас нормально?

— Нормально, я с радостью, какой вы торт любите, я сама спеку.

— Ай, Танюха, я в этом мало понимаю, на свой вкус, а лучше спроси у Сёмки, он у меня больше в этом разбирается.

Да, чуть не забыла сказать, деток возьми с собой.

 

Глава 29

Нельзя сказать, что после разговора с Таней настроение у Фроси улучшилось, но и не испортилась, она осталась довольна собой и своей линией поведения по отношению к ни в чём не повинной перед ней молодой женщиной.

Надо Тане было быть последней дурой, чтобы отвергнуть ухаживание Сёмки, а тем более, в её то положении брошенной жены, разве выбирать приходится.

Хотя разве Таня выбирала, она просто приняла ополоумевшего во влюблённости к ней молодца в свои истосковавшиеся по любви объятия.

Ну, чего я так взъелась на неё, разве в моей жизни не было подобных ситуаций, а Алесь, да и Сёмка — отец её младшего сына, а теперешняя ситуация с Олегом?

Всё вроде понятно, но почему так саднит душа, эх, другой доли она хотела для своего любимца.

Может он ещё перебесится и станет прежним повесой, бегающим от юбки к юбке, не заботясь о завтрашнем дне.

Тогда Танюху будет жалко, ведь она, в принципе, очень хорошая девчонка.

Почему там на небесах нам расписывают такие сложные судьбы?

Зайдя в зал, увидела уже привычную для её глаза картину, сидящего с книгой в руках Олега.

— Олежка, можешь смеяться, а я чуть не плачу, ведь впервые у меня в жизни в моей квартире сидит любимый мужчина и спокойно читает книжку.

— А, другие мужчины в твоей жизни, что книг не читали?

— Спрашиваешь про других… даже не знаю, что тебе ответить.

Первого своего мужа я ни разу не видела с книгой в руках, да и прожили мы с ним меньше года, девять месяцев из которых я была беременна.

Алесь, отец Андрейки, тот был очень грамотным, более того, был преподавателем в университете, профессором, но во время войны он только наезжал ко мне в деревню на один денёк в неделю, а то и реже, а там было не до книг, а потом он двенадцать лет маялся по лагерям и поселениям, а когда я к нему приехала, то жизни у нас не получилось, хотя с Андрейкой он занимался много, я их часто заставала двоих за книгами.

С отцом моего младшего мы вовсе вместе не жили, у нас была бурная любовь в течение нескольких месяцев, но вскорости он умер, а я осталась беременной Сёмкой.

Ты ведь друг Валеры, а он также был другом Марка, который на протяжении почти четырёх лет был моим любовником, при этом, его жена была родной тёткой моего младшего сына — о каких книжках в моей квартире могла идти речь, ведь мой Сёмка на дух Марка не переносил.

— А, отец твоей дочери?

— Отец моей дочери погиб в гетто, но он не был ни моим мужем, ни моим любовником.

Я свою Анютку из рук её матери приняла, когда мимо моих ворот евреев гнали в гетто.

Олег вскочил на ноги:

— Фросенька, какая ты героическая женщина!

Вот это да, не зря говорят — герои живут среди нас.

— Всё сказал, молодец, тогда быстренько собирайся и айда по магазинам, мне надо сделать кучу покупок — продукты, спиртное, подарки и самое главное, мне не терпится сесть за руль своей новенькой куколки.

Сидя в машине рядом с Фросей, Олег попросил показать ключи от нового автомобиля и ловким движением надел на них брелок в виде миниатюрного самолёта:

— Фросенька, я знаю, что мой подарочек к женскому празднику выглядит смешно и нелепо, но я не нашёл пока для тебя ничего подходящего, а главное того, что у тебя не было бы в наличии.

Кстати, мне кажется, что ты не заметила, а я в твой холодильник определил копчёного палтуса, несколько баночек печени трески и так всякой рыбки по мелочам.

— А, я то думала, что так вкусно пахнет, а спросить забыла, у нас с тобой ещё толком времени не было отдышаться, а продукты эти завтра будут очень даже кстати, вот ребята мои отведут души, я и сама люблю копчёную рыбку.

— Ну, я рад, что хоть этим тебе угодил.

— Олежка, дурачок ты мой сладкий, только оттого, что сейчас рядом со мной сидит мужчина, никуда не торопится, не прячется и не ищет повода, чтобы уйти, я от счастья готова смеяться, и от умиления расплакаться, а брелочек примиленький и всегда теперь будет напоминать о тебе, когда я буду садиться в машину.

На завтрашний день они очень рана поднялись с постели.

Фрося с самого утра суетилась на кухне, а рядом с ней находился верный и толковый помощник Олег, но который своими поцелуями и обнималками постоянно отвлекал её от поварских дел.

— Нет, ты определённо хочешь получить половником по лбу, отвали ты уже, наконец, от моих сисек.

— Фрось, а Фрось, у нас ещё есть куча времени, а ведь всё уже готово, стол стоит в зале накрытый, гости придут только через пол часа, ну, идём на диванчик, мы успеем.

— Идём, идём, горе моё луковое.

Не успели они толком привести себя в порядок после бурного совокупления, как раздался звонок в двери.

— Интересно, кто первым пожаловал, хотя у сыновей ведь есть свои ключи.

На пороге стояла Настя с большой хозяйственной сумкой в руках.

— Фросенька, подруженька, вот относила продуктиков моему Саньке и решила к тебе зайти, свеженького мясца и молочных продуктов подкинуть, а заодно с праздником нашим бабским поздравить.

Фрося втащила в квартиру подругу вместе с её чуть подъёмной сумкой.

— Настюха, какая ты молодчинка, как раз кстати, скоро должны мои дети явиться, стол уже накрыт, а пока познакомься с Олегом.

От смущения, кровь прилила к лицу стеснительной деревенской женщины.

Фрося не дала даже той опомниться от неожиданной встречи и приглашения, а всунула насильно ладонь подруги в руку мужчины.

— Олежка, вот эта чудесная женщина помогла мне когда-то справиться с тяготами тюремной камеры, не знаю, как бы я без неё выжила в тех скотских условиях.

Мужчина, пожав руку Насти, тут же перевёл взгляд на Фросю — интересно всё же с какой стороны она ещё откроется для него, информации о ней за несколько часов было уже столько, что его буквально распирало от новых возникающих вопросов.

И снова раздался звонок в двери.

Фрося буквально втолкнула Настю в зал.

— Олежка, развлеки, пожалуйста, мою подружку, а я пошла двери открывать.

На сей раз на пороге стояли ещё более неожиданные гости, в квартиру с шумом входили Аглая и Пётр Филиппович.

— Фроська, ты, конечно, нас не ожидала, а мы решили тебе с Петей устроить головную боль, ведь уже три дня, как прилетели из Сибири и приготовили тебе сюрприз к Восьмому марта своим неожиданным приходом.

— Аглаша, ну, подвинься, дай и мне поцаломкаться с этой гарной жинкой и вручить ей эти скромные цветы, а бутылку занеси пока на кухню.

Приняв звонкий поцелуй в щёку от мужа Аглаи, Фрося притянула к себе подругу, с которой уже несколько лет не виделась.

— Аглашка, как тебе не стыдно, три дня в Москве и не позвонила, и не пришла, будто бы нам и сказать друг другу нечего.

— Фроська, а о чём тут говорить, ты ведь знаешь, чего я приехала в Москву, а ты, как я вижу, не скучаешь в одиночестве, свято место пусто у тебя не бывает.

И она заливисто рассмеялась.

Фрося проглотила подступившую к душе обиду, не время и не место сейчас выговаривать Аглаю за её грубую шутку.

— Давайте, давайте за стол, проходите в комнату, всё уже готово, Олежка знакомься с моей давнишней подружкой и её мужем, а потом принеси в зал стул с комнаты Сёмки, а из моей пуфик, стол давайте пододвинем поближе к дивану, думаю, что мы все спокойно здесь рассядемся.

Пока Фрося знакомила Олега с Аглаей и с её мужем, и они обменивались приличествующими к этому моменту словами, дверь распахнулась и в квартиру вошли Андрей и Аня, в руках у сына пестрели алые розы, а за ними протиснулись Семён и Таня с большим тортом в руках.

Фрося обменялась коротким поцелуем с подружкой Андрея, и нежно прижала среднего сына к груди, с благодарностью приняв из его рук цветы:

— Андрюша проходите в зал, там тебя ожидает приятная встреча и заодно познакомь Аню с моими гостями.

Она обняв за плечи, продвинула пару, с которой уже поздоровалась, в зал, а сама развернулась в сторону младшего сына и его подруги:

— Привет сынок, а кто-то мне клялся, что никогда не оставит свою мать коротать время в одиночестве.

— Мамуль, я и не оставлю тебя, если ты будешь одинокой, но обет бобыля я тебе точно не давал.

— Сёмочка, да, не напрягайся ты так, я ведь шучу, поставь торт пока в холодильник, а мне дай обняться с Танюхой, ведь мы с ней почитай полтора месяца не виделись.

Фрося обняла Таню за худенькие плечи и поцеловала в лоб.

— Ну, чего ты, так побледнела и похолодела, разве я кусаюсь?

Таня подняла голову и посмотрела прямо в глаза Фроси, на лице появился румянец и милые ямки заиграли от улыбки у неё на щеках.

— Ефросинья Станиславовна, с праздником вас, я тоже соскучилась и часто вспоминаю, как мы рядом дружно работали и, конечно, никогда не забуду вашего по отношению ко мне добра, у меня теперь есть телефон и приличный приработок.

— Танюшка, ты ведь мне обещала, что не будешь обращаться по имени отчеству и никаких разговоров на тему твоей занятости, вокруг много людей, и не все они могут быть доброжелательными, привыкай эти темы обсуждать со мной только наедине, ты ведь пришла сюда сегодня, как девушка Семёна, вот и будь здесь ею.

Прости, что опять лезу со своими нравоучениями, давай пройдём в зал, только ответь, пожалуйста, почему не взяла с собой деток.

— Я не посчитала нужным их вести сюда сегодня, отвезла к маме.

— Ну, как считаешь нужным, проходи, проходи.

Познакомьтесь, это Таня подружка моего младшенького, прошу любить и жаловать.

 

Глава 30

Когда Фрося заводила в зал и представляла Таню остальным гостям, атмосфера за столом царила вполне праздничная.

Андрей сразу же овладел вниманием Аглаи, они шумно обменивались новостями и шутками, было видно, что оба были рады этой встрече.

Пётр Филиппович о чём-то расспрашивал Настю и, скорей всего, нашёл с ней общую тему, потому что та скинула обычную для себя скованность деревенской женщины и увлечённо что-то рассказывала любознательному мужу Аглаи.

У Фроси ревностью кольнуло сердце, Олег оживлённо разговаривал с Аней, которая явно пыталась произвести приятное впечатление на симпатичного мужчину, подходившему ей по возрасту намного ближе, чем она сама.

Не считая поминок по Кларе Израилевне, в квартире у Фроси никогда не присутствовало столько гостей, хоть и неожиданно, но стол получился многолюдным и по-настоящему праздничным.

Воцарившаяся атмосфера располагала к тому, что все оживлённо болтали между собой, обменивались шутками, а искромётный Андрей, буквально, парил над столом, провозглашая тосты и подбадривая присутствующих тонким юмором.

Праздничный стол, как и обещал Фросе средний сын, получился богатым на закуску, чему ещё не в малой степени, способствовали рыбные деликатесы, привезённые Олегом.

Фрося во время всего шумного веселья постоянно ловила на себе странные взгляды Аглаи, не понимая до конца их значения.

После нескольких тостов, когда спиртное полностью сняло напряжение с гостей, Аглая подошла к Фросе и попросила шёпотом, на несколько минут уединиться.

Фрося не стала перечить, хотя ей очень не хотелось покидать развеселившуюся компанию. Они зашли в спальню и Аглая прикрыла за собой плотно дверь:

— Фрось, ну, ты выполнила то, что мне обещала?

— Аглашка, неужели это не терпело, как ты могла сомневаться, нужно ли спрашивать, могу хоть сейчас выдать тебе твои рублики, а хочешь, заберёшь перед вашим уходом.

— Давай подруга, сейчас, чего тянуть, мне эти вражеские деньги уже карман и душу прожгли.

— Ну, скажешь тоже, вражеские, похоже, очень даже дружеские, раз ты не брезгуешь сменять их на наши, чтобы удовлетворить свои запросы.

Держи свою пачку рубликов.

— Вот, здорово, ты у меня просто чудо, на держи эту пакость, мы с Петром столько душой настрадались из-за них.

Фу, наконец, избавилась.

— А, ты, не подумала обо мне, что я буду делать с ними или тебе уже вовсе на меня наплевать?

— А, что мне о тебе думать, ты же из любой ситуации выкрутишься, даже из тюрьмы вылезла сухой.

Две не молодые женщины упёрлись в друг дружку взглядами, в которых не было и тени улыбки.

— Аглашка, что с тобой произошло, ведь мы были такими закадычными подружками, а тебя даже не волнует, что в той тюрьме я чуть жизни не лишилась, а над моей головой висела угроза не шуточного срока.

— А, что ж ты, хотела миленькая, только наслаждаться в этой жизни, купаться, как купчиха в старые времена, в богатстве, ездить по курортам, не знать, что на свою жопу натянуть, обвешаться бриллиантами и жемчугами, менять шикарных мужиков, как перчатки и чтоб всё тебе сходило с рук?!

Нет, моя миленькая, свою бочку говна ты тоже должна откушать.

Фрося облизала губы, потому что во рту неожиданно стало сухо, с языка готовы были сорваться бранные слова, а руки чесались, влепить бывшей подруге оплеуху, но она сдержалась.

— Всё-так Аглая, всё так, но мне кажется, что вам с Петром пора уже уходить.

— Ты, меня выгоняешь?

Фрося ни слова не говоря, распахнула двери спальни и, молча ждала, когда мимо неё прошествует с обиженным видом Аглая, явно, не ожидавшая такого поворота событий.

— Фроська, не пожалеешь, смотри, земля круглая?

— Уже не пожалею, жалко терять друзей, а ты мне уже не подруга, если я тебе ещё осталась что-нибудь должна, скажи, тут же отдам.

— Ну-ну, думаешь обзавелась очередным молодым любовником и можно нос задирать, не получится, и этот хахаль кинет тебя, как тот умотавший в Америку фанфарон.

— Иди Аглаша, с миром из моей квартиры, не погань последнее хорошее, что живёт в моих воспоминаниях, постараюсь вырвать тебя постепенно из своей души.

Аглая с шумом распахнула дверь спальни, на ходу запихивая в свой ридикюль пакет с деньгами.

— Петюня, пошли из этой вонючей хаты, эта дрянь меня выгоняет, так она платит мне за всё хорошее, что я ей сделала в этой жизни.

Идём, идём быстрей, иначе я эту суку по её стенкам размажу.

Пётр Филиппович подбежал к жене:

— Глашунечка, сэрдэнько моё, что произошло, успокойся, у тебя же давление.

— Петруша, она думает, что если возле неё очередной молодой болван крутится, то может старыми друзьями покидываться.

Ничего, ты ещё поплачешься, старая блядь, боженька всё видит.

И за ними с грохотом захлопнулась входная дверь.

Фрося зашла в ванную, открыла кран с холодной водой и стала ополаскивать разгорячённое лицо, кружилась голова, кололо в груди, было больно, было очень больно.

Кто-то настойчиво стучал в запертую дверь, она с неохотой отвернула щеколду.

В ванную вбежал с бешеными глазами встревоженный Семён, за его спиной стояла побледневшая Таня.

— Мамуленька, что с тобой, как ты себя чувствуешь, может валериановки накапать?

— Она не вернулась?

— Да, чёрт с ней, ушла, ушла, вздорная баба, такие гадости напоследок наговорила на тебя, что я чуть в неё бутылку не запустил, хорошо, что Андрей за руку схватил.

— Пойдём сынок, к гостям. Танюша, помоги мне голубцы на стол подать, что-то я раскисла маленько, надо коньячку рюмочку выпить.

Почти все присутствующие за столом гости, встретили вернувшуюся Фросю подбадривающими улыбками, с серьёзным видом сидел только насупленный Андрей.

Олег усадил её рядом с собой на стул и взволнованно заглянул в лицо:

— Фросенька, у тебя всё в порядке, как себя чувствуешь, ты такая бледная?

— Сейчас Олежка, пройдёт, налей мне коньяку и давайте выпьем, Танюха вот голубцы мои подала, оцените мой кулинарный талант.

Андрей буркнул:

— У тебя мамань, всяких талантов хватает, даже давнишних подруг со скандалом выпроваживать из-за своего праздничного стола.

И тут взвился Сёмка:

— А не помолчал бы ты брат, тут, явно, не твоего ума дело, а мама сама разберётся в отношениях со своими подругами и другими не касающихся нас делами!

Фрося остановила разъярившегося младшего сына:

— Сёмочка, тише, тише мой дорогой, я отвечу сама Андрейке, чтобы покончить с этим неприятным вопросом раз и навсегда.

Андрюша, я никогда не выгоню человека из своего дома, такого ещё не было, а тем более подругу, а Аглая таковой уже мне не является.

Ну, а подробности здесь сейчас неуместны, позже тебе обязательно расскажу из-за чего у нас произошёл этот сыр-бор, а концовку ты сам хорошо слышал, а лучше бы нам всем её побыстрей забыть.

Настюха, давай споём наши любимые «Подмосковные вечера», помнишь, как мы с тобой на нарах пели…

— Помню, я всё помню, а чего и не спеть, только вот голубчик твой попробую.

 

Глава 31

После выпитого коньяка Фросе действительно стало лучше, краска вновь прибыла к лицу, сердце застучало быстро и ровно — произошедшее с Аглаей, она обдумает позже, в спокойной обстановке, когда никого не будет рядом.

Таня с Семёном взялись убирать грязную посуду и остатки закусок и готовить скатерть к сладкому столу.

Настя отстранив хозяйку, встала возле раковины мыть посуду, а Олег, вооружившись кухонным полотенцем, вызвался добровольно вытирать и расставлять чистую по местам.

Андрей молча вышел на балкон покурить и, воспользовавшись тем, что они за пустым столом остались одни, Аня обратилась к Фросе:

— Фросенька, я понимаю, что у тебя сейчас не подходящее для этого разговора настроение, прости, но когда у меня ещё представится такой удачный случай.

Фрося в упор смотрела на Аню, не произнося ни слова, и та продолжила:

— Ведь, я хотела ещё два дня назад поговорить с тобой на эту щекотливую тему.

Фрося насторожилась, она даже представить не могла чего может коснутся этот разговор с плетущей хитрые кружева женщиной, ведь не может быть, чтобы тема касалась отношений их с Андреем.

— Аня, я в порядке, если срочно, то давай быстренько излагай, пока никого здесь нет рядом.

— Фросенька, я знаю, что ты купила только что новую машину, зарплата у тебя не большая, а денежки, что тебе оставил Марк, наверное, уже кончаются.

— Анна, давай ближе к делу, меня радует твоя осведомлённость.

— Я поняла Фрося, что ты сейчас находишься на взвинченных нервах, поэтому перехожу, как ты сказала, сразу к делу — ты уже знаешь, Федя исчез с моего небосклона, чему я, несомненно, очень рада, но с ним ушли мои левые заработки, ведь тех связей, что были у него, у меня естественно нет.

Нет, не перебивай меня, пожалуйста, я к тебе не с жалобами, а с предложением.

— Аня, а какой я могу быть тебе помощник?

— Можешь Фрося, можешь, слушай внимательно, я ведь, как и раньше, а может даже и в большей мере, имею доступ к дефицитному товару, но сбывать его мне некому, сама понимаешь, не по ценнику же его продавать, а с денежными мешками я особо не знакома.

— Ну, и, что я могу тут для тебя сделать?

— Фросенька, ну, подумай, ты же в этих вопросах не последний человек, столько времени рядом с Марком находилась и, опять-таки, сама ведь тоже не будешь внакладе.

— Ладно, подумаю, наверняка подумаю, мне даже кажется, что я уже надумала, надо только с Настюхой переговорить.

— Вот, с этой женщиной?

— Вот, именно, если она только согласится помочь нам в том, что я придумала, но тогда, будешь иметь в основном с ней плотный контакт.

Анечка, предостерегаю тебя, смотри не обижай её, я прослежу.

Вернулись к столу гости и важный разговор для двух сторон поневоле зачах.

Вскоре сыновья со своими парами укатили, а Настю Фрося уговорила остаться ночевать, в чём хозяйке в не малой мере помогал и Олег.

Настя была обескуражена:

— Фросенька, девочка моя, ну, чего я буду тут путаться возле вас, доеду автобусом, мне что привыкать.

— Настюха, мне надо с тобой серьёзно поговорить, но дело даже не в этом, на улице мороз, ты слегка выпила, а нам ты не будешь помехой, у тебя ведь будет отдельная комната, а рано утром я тебя завезу домой.

Олег сидел на кровати в спальне и смотрел осоловелым взглядом, как желанная женщина снимала с себя нарядное платье, нижнее бельё и украшения.

— Олежка, раздевайся и ложись спать, я слегка обмоюсь и зайду к Насте в комнату, мне необходимо с ней поговорить.

Ну, не смотри на меня так, я действительно должна срочно сделать это.

— Ну, зайди и поговори, а я тебя подожду.

— Нет, не жди, сегодня я не расположена к любовным утехам, на душе кошки скребут, ты ведь не знаешь, сколько всего хорошего нас связывало в этой жизни с Аглаей, а сегодня мне пришлось выгнать её из своей квартиры и, похоже, навсегда.

— Я тебя, всё равно дождусь, даже если ты не захочешь моих ласк. Но всё же скажи в двух словах, она очень больно обидела тебя?

— Больно Олежка, больно, а ведь когда-то она, не задумываясь, протянула мне руку помощи, когда я в ней особо нуждалась, а от этого ещё больней.

— Так, может быть ты погорячилась, хотя я был свидетелем, какую грязь она вылила на тебя перед уходом из твоего дома.

— Грязь можно смыть со всего и даже с души и мало ли чего можно наговорить в запальчивости, но тут налицо факт предательства, а это не прощается.

— Фросенька, я больше не буду тебя терзать болезненными вопросами, иди куда собиралась, а я пока почитаю.

Фрося внимательно посмотрела на мужчину, вздохнула и вышла из спальни.

После душа, накинула халат на голое тело, тихонько постучав, проскользнула в бывшую комнату Сёмки, плотно прикрыв за собой дверь.

— Настюха, не спишь?

— Да, какой там, я же не привычная к городской квартире деревенская баба, ничего усну, в конце концов. А что ты хотела, моя голубушка?

Фрося прилегла рядом с Настей, натянув на себя край одеяла.

— Настюха, разговор у нас будет серьёзный.

И замолчала, будто обдумывая, с чего начать.

— Ах, Фросенька, не томи душу, говори, что хотела, со мной ведь не надо в игры играть.

Фрося ещё немного помолчала и, наконец, решилась:

— Настюха, я до недавнего времени была очень богатой женщиной, но за последние годы кубышка моя заметно исхудала и к тому же, поступило заманчивое предложение, и я опять могу выйти на опасную тропу, связанною с не законной деятельностью, но с возможностью заработать малость левых денег.

Настя молчала, только перевернулась на бок, будто бы желая получше расслышать подругу.

— Я тебе об этом рассказываю потому, что хочу и тебя втравить в эту деятельность, хотя в твои обязанности будет входить только торговля на базаре дефицитным товаром, то есть, самая натуральная спекуляция.

— Голубушка, ведь и так почти каждый выходной я там околачиваюсь.

— Ну, одно дело творожок продавать, а другое импортные шмотки и самопальные вещи из украденного у государства материала.

— Так, это надо будет продавать на вещевом рынке, как я управлюсь со всем…

— Настюха, какая ты удобная баба, не задаёшь лишних вопросов, по-сути даёшь своё согласие и даже не интересуешься сколько заработаешь, и какая у тебя будет степень риска.

— Фросенька, какая ты глупенькая, к чему мне много знать и волноваться о всякой ерунде, когда это мне предлагаешь ты, а кроме тебя, я никого не хочу знать и ни с кем не хочу связываться, а за тобой пойду на край света, и тебя никогда и никому не выдам, пусть меня хоть на куски порвут.

Фрося поцеловала Настю в щёку.

— Вот и хорошо, завтра я отвезу тебя домой, кое-что надо будет у тебя опять надёжно укрыть, и забрать оставшиеся мои денежки, ты покормишь свою скотинку, тепло оденешься и мы поедем с тобой на толкучку кое-что продавать.

Согласна?

— Да, с тобой я на всё согласна!

— Нет, Настюха, со мной ты не часто будешь стоять на базаре, это для меня очень опасно, а ты, в случае, если, не дай бог, тебя загребут, будешь утверждать, что скупила этот товар у незнакомого человека и на этом стой на смерть, понятно.

— А, чего тут понимать.

— Всё, спокойной ночи, моя золотая подружка.

— А тебе, беспокойной, ведь рядом с тобой находится такой красавчик.

Фрося звонко хлопнула по заду подтрунившую над ней подругу.

— Мы Настюха, и тебе ещё подыщем ладного кавалера.

— На кой он мне, я своим Митькой по горло сыта, а он должен через парочку лет на волю выйти, убивца окаянный.

Фрося вспомнила рассказ Насти о своём муже, который в пьяной драке убил поленом одного из компании верных забулдыг и получил за это десять лет строгача.

Олег, как и собирался, читал книгу и улыбнулся при возвращении Фроси:

— Ну, утрясла все свои дела или на мою долю что-то осталось?

— Может быть и осталось, ещё не думала, а вот сейчас ты меня на эту мысль навёл.

Удивлённый мужчина отложил книгу и присел на кровати.

— Фросенька, если ты будешь со мной чуть более откровенной, то мы оба от этого только выиграем.

— Олежка, но для этого мы оба должны стать откровенными, а я про тебя до сих пор ничего не знаю, кроме того, что ты совсем не против срубить левого бабла.

— Я не только не против, а даже очень в этом нуждаюсь, но умоляю тебя, не лезь ко мне в душу, а иначе мне придётся с кровью тебя оттуда вырвать.

— Олежка, а мне порой кажется, что я у тебя не столько в душе, сколько в похотливых мыслях.

— На этот раз ты, очень даже ошибаешься, а точнее, ошибаешься ровно наполовину, потому что желание твоего тела, живёт рядом или параллельно моим нежным чувствам к тебе, как к человеку.

— Олежка, это твоё такое мне признание в любви?

— А, вот сними халатик, и я буду без конца признаваться тебе в любви и нашёптывать всякие нежные глупости.

— А, почему нашёптывать?

— Глупышка, ты, наверное, забыла, что в соседней комнате находится твоя подруга?

Фрося прижалась к горячему боку мужчины.

— Правда, забыла, когда я буду сильно кричать, ты зажми мне ладонью рот.

И она перекинула ногу через его тело, к которому неожиданно почувствовала невероятное влечение.

 

Глава 32

Фрося ещё с вечера дала себе установку проснуться рано утром, и она её чётко выполнила.

Уже в шесть утра она выскользнула из-под одеяла, отстранившись с сожалением от тепла спящего мужчины.

Настя проснулась в ту же секунду, как только Фрося переступила порог комнаты, где она спала.

Женщины без лишних разговоров в скором порядке собрались, и, даже не попив чаю, вышли на мороз.

Перед уходом Фрося написала записку Олегу, сверху прижав сложенный пополам листок запасным ключом от её квартиры.

За час они домчались до деревни, где жила Настя и вошли, в её выстуженный за ночь, старенький дом.

— Настюха, а не пора ли тебе хоромы сменить или эти подновить, а может подумаем, как в город перебраться?

— Фрося, ты опять за своё, не лежит моя душа к городу, ведь на работу ездить согласилась только ради будущей пенсии, страшновато на старости лет без надёжной копейки остаться, на Саньку моего надежды мало, а Митька вернётся, что он будет в городе делать, а тут опять на колхозный трактор сядет.

Фрося спустилась в подвал и залезла рукой под основание балки, расположенной под потолком.

Она легко выгребла оттуда худой пакет и пересчитала оставшиеся там деньги.

В наличии было даже меньше, чем она рассчитывала, каких-то пятьсот рубликов.

Тщательно подсунула, вместо рублей, доллары, привезённые Аглаей, и поднялась в хату.

Настя к тому времени, одевшись в старый, но весьма тёплый овчинный тулуп и валенки, уже поджидала Фросю.

— Фросенька, возьми термос с горячим чаем и кой-какую еду нам на перекус и садись в машину, а я занесу соседке бутылку, и она тут похозяйничает вместо меня, у самой то у неё почти ничего нет, голь перекатная, баба хорошая, но пьющая.

Не прошло и десяти минут, Фрося увидела, как в сопровождении Насти какая-то женщина прошествовала в сарай, а затем её подруга с неизменной большой хозяйственной сумкой втиснулась на заднее сиденье.

— Ты, чего это назад залезла?

— Лапочка, боюсь своей одёвкой вид тебе испортить.

— Вот, дурёха, так дурёха.

И Фрося смеясь, завела машину.

На толкучке они заняли одно из свободных мест за облезлым прилавком.

Настя расстелила лист полиэтилена и выложила на него своё вязанье — шерстяные свитера, варежки, носки и какие-то детские вещи.

Фрося рядом устроила одну из кожаных курток, сшитых Таней.

— Настюха, проси для начала за эту курточку триста рубчиков, будут торговаться, за двести пятьдесят отдавай, а я пройдусь, надо осмотреться, что, да, по чём.

Фрося в своей норковой шубе представляла собой заманчивого покупателя, поэтому продавцы разного вида с удовольствием демонстрировали ей свой товар, оглядываясь, вытаскивая из-под прилавка дефициты всех мастей.

Через часик она вернулась к подруге, куртки на месте уже не было.

— Что, Настюха, ушла наша курточка?

— Фросенька, со свистом, за двести семьдесят отдала.

— Отлично, семьдесят наших, пойду к машине ещё две принесу, но выставляй по одной.

Когда она вернулась к прилавку, то заметила возле Насти стоящих двух парней, явно кого-то поджидавших.

Фрося не стала приближаться, а издали махнула подруге рукой.

Настя замахала в ответ, чтобы та быстрей подошла к ней.

— Голубушка, эти парни хотят купить такую же куртку, как их товарищ.

— Не пойдёт, мы с тобой явно продешевили, я видела, там такую за триста пятьдесят загнали.

— Мамаша, не гони пургу, мы две за пол штуки возьмём, век воли не видать.

Фрося сощурила глаза:

— Ты, чё недавно парашу нюхал или косишь под блатного?

Парень остолбенел, а второй тихо проговорил:

— Мать, давай без эксцессов, мы же на базаре, твоя последняя цена, сойдёмся, мерим, а если нет, то побежали дальше искать нужный нам товар.

Фрося оглянулась:

— Берёте сразу две, за шесть соток отдам, ни копейки меньше.

Ребята отошли, посовещались и вернулись:

— Давай мать, с тобой, похоже, особо не поторгуешься, мы согласны.

— Тогда, зайдём за наш прилавок на примерку, а то если сделаете ноги, мне не с руки за вами по толкучке бегать или искать, кто вам задницу надерёт.

Через десять минут обе стороны довольные друг другом мирно распрощались.

— Настюха, держи свою долю.

— Фросенька, ты не ошибаешься, сто тридцать пять рубликов здесь?

— Это твоя половина, свою я уже в сумочку спрятала, а хозяин получит то, что запрашивал.

— Ох, ты, моя господарушка, я тут своим вязаньем чуть на тридцатку наторговала, а ведь нитки тоже денег стоят, про работу я вообще молчу.

То, о чём ты мне давеча ночью говорила это и есть эти курточки?

— Нет, Настюха, это так мелочь, мне обещали партию товара ещё более стоящего.

— Так, пойдём уже отсюда, чего зря мёрзнуть, заработав махом такие деньжищи, будем что ли ждать с тобой, пока кто-нибудь ещё одни носочки купит.

Фрося отвезла Настю в её деревню и уже к обеденному часу была дома.

Записка лежала на том же месте, но ключ отсутствовал.

Фрося развернула листок — под её текстом прочитала написанное Олегом:

«Фросенька, принимаю ключ, как высшую степень доверия и дарованную надежду на будущие встречи.

После двух освобожусь и приеду к тебе, надеюсь застать дома, вылетаю завтра, с величайшим чувством душевного тепла, Олег.»

Фрося усмехнулась — надо же, душевного тепла, а, что нельзя было просто написать — с любовью…

Наверное, нет у него ещё ко мне той любви, о которой вслух кричат, а я бы уже могла бы во всеуслышание крикнуть, дурочка и есть дурочка, на седьмом десятке любви ей подавай.

Так, еды со вчерашнего дня осталось полно, приедет, разогреем, а пока позвоню подружке Андрея, надо, похоже, самой активизироваться.

— Анна Николаевна, это Фрося…

— А, почему так официально, разве мы с тобой уже давно не на ты?

— Не знаю, сорвалось так, видимо потому, что обращаюсь по важному вопросу, который мы с тобой обсуждали вчера.

Мы согласны, только продумай хорошо моменты личных контактов.

— Фрося, может заглянешь ко мне сегодня, переговорим, смотря, в глаза друг друга.

— Аня, диктуй адрес, вечерком нагрянем к тебе с Олегом.

— Фрося, очень симпатичный мужчина, поздравляю, он с тебя глаз не спускает, но я хотела бы поговорить с тобой без свидетелей.

— Не переживай, он тактично побудет в другой комнате.

— Договорились, жду.

Не успела отойти от аппарата, как раздался звонок — неужели Аня хочет добавить что-то к выше сказанному.

Звонил младший сын:

— Мамуль, как ты там, я всё утро тебе наяриваю, а в ответ тишина, хорошо, что, наконец, тебя застал, а то скоро за мной должен Андрей заехать, ведь мы с ним сегодня вылетаем в Новосибирск.

— Ах, Сёма, Сёмочка, за весь твой нынешний приезд мы с тобой двух предложений толком не сказали друг другу.

— Мамулечка, обещаю, что в следующий раз уделю тебе максимум внимания.

Ты, мне так и не ответила, как пережила эту ночь, после сильного удара, пропущенного от бывшей подруги.

— Сёмочка, я тоже тебе отвечу боксёрским термином — нокдаун был, но я от него оправилась, а нокаута уже не будет. Я правильно применила знакомые тебе слова?

Мать с сыном невольно рассмеялись.

— Мамуль, до свиданья, я тебя очень люблю, Таня передаёт привет.

И шёпотом:

— Она тебя, тоже очень любит.

После разговора с младшим сыном на душе у Фроси потеплело — к чёрту эту Аглаю, она уже давно порывалась нагадить мне в душу, и чего ей неймётся, мужика хорошего подцепила, дочки плотно стоят на ногах, в ней не нуждаются, живи, кажется, и радуйся, а что-то её гложет, а может быть обыкновенная бабская зависть, ведь хотела увидеть во мне стареющую понурую бабульку, а тут смотрит, а со мною рядом такой козырной мужик.

Ключ заворочался в замочной скважине и на пороге показался Олег.

Фрося, быстро подойдя к нему, обвила за шею и подставила губы для поцелуя.

— Олеженька, я по тебе скучала, а очень скоро ещё не так буду скучать.

 

Глава 33

Олег прижимал к себе Фросю, нежно гладя ладонью по пышным волосам с заплетённой в них голубой ленточкой.

— Я так боялся, что не застану тебя дома.

— А, я боялась, что ты сегодня ко мне уже не вернёшься.

— Глупенькая.

— Нет, это ты у меня глупый, не понимаешь, как мне плохо без тебя, ведь я так боюсь тебя потерять, боже мой, сколько уже дорогих моему сердцу людей я потеряла в своей жизни.

— Фросенька, милая, если ты будешь принимать меня такого, какой я есть, и не будешь настаивать на большем, чем я могу с тобой поделиться, то никогда не потеряешь.

— Не буду, обещаю, даже намёками не стану тебя изводить, оставайся со мной, сколько сможешь, и сколько захочешь, мне так приятно вновь ощущать себя желанной.

Мне кажется, что я для себя уже окончательно уяснила, ты у меня последний мужчина, которому я отдаю всю любовь, сохранившуюся в моей душе, весь темперамент оставшийся в моём теле.

— Фросенька, Фросенька, Фросенька, я люблю тебя!

Мужчина покрывал поцелуями лицо и шею Фроси, ощупывая и поглаживая, грудь, бёдра, тесно прижимаясь, своим восставшим достоинством, к льнувшей к нему женщине.

— Олеженька, а может мы с тобой в другом месте поговорим на эту тему или делом подтвердим друг другу наши чувства?

Произнося последние слова, Фрося ухватила Олега за руку и потащила за собой в спальню.

Улыбающийся мужчина, совершенно не сопротивлялся натиску любовницы, а более того, уже по дороге в опочивальню расстёгивал на ходу на ней блузку.

За окном завывала метель, порывистый ветер стучал в стёкла колючками снежинок, а в постели постанывала от наслаждения женщина и ей вторил, утопая от страсти, рычащими звуками мужчина.

Они лежали, тесно прижавшись, друг к другу, голова Фроси покоилась на высоко вздымающейся груди, тяжело дышавшего после бурного оргазма Олега.

Расчёсывая нежно пальцами густую поросль на груди и животе мужчины, Фрося вдруг подняла голову:

— Олежка ты, наверное, голодный, я ведь тоже кроме стакана чая на базаре ничего не ела.

— Вот, спросила, и я тут же почувствовал страшный голод, не накормишь чем-нибудь съестным, придётся съесть тебя с потрохами.

Фрося со смехом вырвалась из цепляющихся за неё рук мужчины и побежала в душ.

За едой Фрося неожиданно спросила:

— Олежка, ты обмолвился, что очень нуждаешься в дополнительных заработках, да, об этом можно было и, не спрашивать, не трудно догадаться, ведь не связывался бы иначе с нашими дрянными сапогами.

— Всё Фрося, правильно понимаешь, но беда в том, что сезон на эти сапоги кончается, а доступа к другим дефицитам у меня нет, так по мелочам успеваю кое-что ухватить здесь в магазинах, но нынче и в Москве сильно не разбалуешься.

— У меня появляется хорошая возможность тебе помочь, составь список наиболее дефицитных у вас в Мурманске товаров и имей при себе в следующий раз крупную сумму наличных денег, чтобы их выкупить.

— Ты не шутишь?

— Разве на эту тему шутят, о ней только нигде нельзя распространяться.

— Ну, это предупреждение напрасное, ты меня обнадёжила, никогда не мог бы подумать, что от тебя получу такую поддержку.

— Ах, Олежка, если бы ты только знал, какими делами я ворочала шесть лет назад, но об этом пока не будем говорить, но когда-нибудь тебе всё же расскажу, чем я занималась и в каких переделках побывала.

— Фросенька, это было бы не честно по отношению к тебе, если бы я это скрывал, но мне Валера кое-что рассказывал и даже про то, как ты сидела в тюрьме.

— Ну, рассказывал, так рассказывал, тем более, тебе должно стать всё предельно ясно, а вспоминать о тех временах мне абсолютно не хочется.

Ты моешь посуду, а я пошла одеваться, нам сейчас надо подъехать к Ане, это женщина, которая приходила вчера в гости с моим Андреем.

— Фросенька, а что, это тебе сегодня необходимо?

— Олеженька, это теперь необходимо нам.

Аня тепло приняла гостей в своей хорошо обставленной двухкомнатной квартире в многоэтажном доме в центре Москвы.

Фрося сразу же для себя отметила хороший вкус женщины, ничего лишнего и всё на месте.

Квартира была в доме современной постройки, с раздельными комнатами, широким коридором, большой кухней и балконом.

— Олег, пройдите, пожалуйста, в зал, усаживайтесь в кресло, желаете кофе, чай, а может быть чего-нибудь покрепче.

— Анечка, мы только что из-за стола, Олег посмотрит пока телевизор, я его предупредила, что нам необходимо с тобой посекретничать.

— Фрося, а Андрей буквально час назад уехал за братом, а потом, они оставят машину возле дома Татьяны, а сами на такси поедут в аэропорт.

— Спасибо Аня, но я осведомлена, мне Сёма звонил.

— Ну, тогда пойдём с тобой на кухню, думаю, что нам там будет удобно.

Там, действительно, не могло быть не удобно — всю правую сторону занимал импортный гарнитур голубого цвета, а напротив стояли мягкий кожаный уголок и вдоль него изящный кухонный столик.

— Аня, хорошо у тебя, мне честное слово нравится, всё обставлено с отличным вкусом.

— Большое спасибо Фрося, мне тоже у тебя понравилось, захочешь, я тебе такую кухоньку раздобуду.

— Пожалуй, захочу, имей меня в виду, но теперь, давай перейдём к нашим делам, а то Олег там без нас заскучает.

— Фросенька, ты же понимаешь, что я осталась на голом окладе, и хоть он у меня не маленький, но на все мои запросы его явно не хватает, да, и обидно находиться рядом с сахаром и не полизать его.

— Аня, не стесняйся, переходи к делу, я же знаю о чём идёт речь и готова помочь тебе и себе, чем только смогу.

— Ладно, сразу же приступаю к обсуждению — я не смогу поставлять тебе товар большими партиями, это всё же не склад, а магазин, но периодически несколько пар импортной обуви, выходные наряды, куртки, плащи, нижнее бельё, хрусталь и даже золото смогу постоянно подкидывать для продажи на лево.

— Отлично, только золото пока не надо, на толкучке я не представляю, как можно его продавать, но идейка одна есть, но об этом попозже.

— Хорошо Фрося, но теперь мы должны обсудить, как я буду тебе передавать товар и получать за него расчёт.

— Аня, я вчера тебе показала женщину, с которой ты будешь держать постоянную связь, она не броская, а по надёжности, другую такую не сыскать.

— Фрося, я тебе доверяю полностью, если ты так говоришь, значит, так оно и есть, пусть она мне позвонит, мы с ней встретимся и обсудим детали.

— Ничего не надо с ней обсуждать, это наша задача, а её забирать товар и продавать.

Аня, скажи, пожалуйста, а наличные деньги тебе необходимо давать вперёд?

— Фросенька, хотя бы частично, я ведь не располагаю крупными суммами, по крайней мере, сейчас, а ревизия может нагрянуть в любую минуту, а за недостачу в кассе меня по головке не погладят.

Женщина с видимым виноватым видом потупилась, а Фрося открыла свой ридикюль.

— Анечка, я тоже пока не располагаю особыми деньгами, но тысячу сейчас тебе выдам на первый взнос.

— О, это уже кое-что, завтра твоя протеже может смело ко мне подойти в обед, и я ей выдам две пары финских сапог на весну, несколько чешских бюстгальтеров, есть курточки югославские мужские, хрустальные рюмочки и бокалы… короче, на твою тысячу с лихвой наберётся.

Ценники снимите сами, оставляю для того, чтобы знали отчего отталкиваться, моих сорок процентов от выручки, думаю это будет справедливо, я рассчитываю на вашу порядочность в этом вопросе.

— Принимается, а в нашей порядочности можешь не сомневаться.

— А, я и не сомневаюсь, ведь приблизительные цены на чёрном рынке я знаю.

Обе женщины остались довольными состоявшимся разговором, собой и друг другом, прощаясь, от души улыбались.

По дороге домой Фрося молчала, обдумывая разговор с Аней и будущие хлопоты, в которые она вновь себя затягивала.

Олег несколько раз пытался вывести её из дум, но она отвечала односложно, и он от неё отстал.

Уже дома на кухне, когда пили чай, она вдруг спросила:

— Олежка, а золото у вас в Мурманске хорошо котируется?

— Фросенька, у кого, это у вас?

— Ах, Олежка, постарайся быть попонятливей, в постели ты не задаёшь мне много вопросов.

У вас, это значит у богатых людей в вашем городе, а золото, чтобы не было новых вопросов, имеются в виду золотые украшения — кольца, серьги и прочее.

— Думаю да, но мне надо будет этот вопрос уточнить, а богатые люди у нас есть, ведь город портовый с большим количеством иностранцев.

— Вот и уточняй, а как выяснишь, тут же позвони, чтобы к твоему приезду я могла бы приготовить товар.

— Фросенька, какая ты стала вдруг серьёзная и важная.

— Олеженька, так дела начинаем делать серьёзные, а за них можно и схлопотать не шуточно.

Все наличные, что есть у тебя при себе, оставишь, ведь у меня самой начального капитала кот наплакал после покупки машины, знала бы, что так вдруг закрутится, то повременила бы малость.

— Ну, не шибко много, но с пятьсот рубликов наберётся.

— Олежка, я тебе сейчас дам несколько золотых вещичек, прикинешь, что, да, по чём, я их нынешнюю цену не знаю, поэтому выручка пойдёт в общую кассу для нашего с тобой будущего оборота.

— Фросенька, а вы с Аней именно эти вопросы улаживали?

— Олег, мы договорились, никаких вопросов, никаких имён, догадался, молодец, но меньше знаешь, лучше спишь.

— Фросенька, мне нравится твоё последнее слово, и, как на счёт того, чтобы нам пойти уже в люлю.

— Олеженька, мне твоя идея очень даже нравится, потому что большинство других вопросов мы уже выяснили, а там у нас ещё столько осталось не изведанного.

 

Глава 34

Утром Фросе с Олегом совершенно не осталось времени на разговоры.

Они после звонка будильника задержались на несколько минут в постели, где предались сладкому совокуплению, и теперь в спешке собирались, чтобы вовремя выйти из дому.

Не успев позавтракать, выскочили на мартовский утренний морозец и уселись в машину.

— Фу, Олежка, ты мне больше такие гонки не устраивай, если бы встали в пять, то я бы успела тебя ещё в аэропорт завезти, а так только доставлю до автобуса.

— Фросенька, а я ведь особо не спешу, ещё парочку часов мне придётся свою команду поджидать, просто не хотелось одному покидать твою квартиру.

— Ой, совсем забыла спросить, сегодня Валера не выпишет случайно мне командировку, сапожки подкинуть к тебе, тогда смогли бы ещё раз увидеться?

— Нет, не выпишет, март ведь на дворе, о каких сапогах уже может идти речь.

— Олеженька, всё это полная ерунда, в следующий раз, надеюсь, тебя порадовать более стоящим товаром, главное, что меня волнует, так это то, когда ты вновь будешь в Москве, а, следовательно, в моих объятиях.

— Ах, это не от меня зависит, сам об этом только и мечтаю, может быть, когда я буду тебе звонить, то уже буду знать, расписание на ближайшие рейсы.

Они понимали, что не те слова произносят друг другу, не так себя ведут, как хотелось бы, но от понимания того, что кольцо объятий разомкнулось, что скоро их разделит пропасть под названием, ожидание и расстояние, и от этого оба ощущали сковывающий душу не приятный холод.

В обеденный перерыв Фрося вместе с Настей поехали к ЦУМу.

Подруга получила подробный инструктаж и со своей неизменной безразмерной, но пока пустой сумкой вышла напротив огромного торгового центра.

Фрося проехала дальше и остановилась на условленном месте за полтора квартала от магазина, куда Настя должна была допереть товар, полученный от Ани.

На всё про всё, у них был в наличии всего лишь один час обеденного перерыва и Фрося, сидя за рулём своей машины, заметно нервничала, но не столько от нехватки времени, сколько за расторопность подруги.

Ведь та, впервые вышла на такое задание, и она очень за неё волновалась, а, как известно, время в ожидании тянется ужасно медленно.

Наконец, в боковом зеркальце она увидела Настю, которая с заметным трудом, перебирая из одной руки в другую, тащила заветную сумку.

Ей стало ясно, что операция прошла успешно.

Фрося резко дала задний ход, остановилась возле уставшей женщины и отворила заднюю дверцу автомобиля:

— Настюха, прыгай.

Та буквально кинула на сиденье сумку, села рядом и выдохнула:

— Фу ты, господарушка моя, я баба привычная тяжести таскать, но тут я тебе скажу груза столько, что на двоих с лихвой хватило бы.

— В следующий раз скажу Аньке, чтобы с ума не сходила, нам всё равно за одно воскресенье всё это барахло не загнать.

— Фросенька, а я ведь даже не знаю, что там, ведь она забрала у меня сумку и деньги, а потом позвала к дверям, я ухватилась за ручки своей торбы и поволокла, не оглядываясь.

Вначале шла с улыбочкой, как ты мне велела, а потом чуть кишки от тяжести не лопнули.

Фрося видела, что, не смотря на все причитания, подруга её очень осталась собой довольна — важное задание успешно выполнено.

Фрося примчалась к ателье буквально за пять минут до окончания обеденного перерыва.

Перетащили сумку в багажник и запыхавшиеся в нужную минуту заняли свои рабочие места.

Не успели ещё толком начать работать, как Фросю вызвал в свой кабинет заведующий.

Фрося вошла и сразу же обратила внимание на внешний вид друга.

— Валера, что с тобой, выглядишь, краше в гроб кладут?

— Фросенька, полный alles kaputt…

Фрося не задавала вопросов, а внимательно смотрела на помятое лицо, на опухшие глаза в красных прожилках и на ещё больше дёргающиеся в нервном тике, чем обычно, плечи.

— Представляешь, восьмого я вырвался из дому и поехал поздравить Галку.

Ну, там мы малость выпили, и я решил сделать ей подарок, дал прокатиться на своей новой машинке…

— Что милиция заграбастала? Ведь у неё нет прав, да, вы к тому ведь ещё были пьяными…

— Тут бог миловал, а чёрт попутал в другом — когда она разворачивалась во дворе, не вписалась и врезалась бампером в мусорный ящик…

Фрося зажмурилась:

— Сильно побила?

— Сильно, не сильно, но побила, ремонта рябчиков на пятьсот.

— Ничего не скажешь, влетел.

Валера, ты ведь уже взрослый мужик, вроде такой ответственный, а позволяешь себе подобные детские шалости.

— Фрося. не надо меня воспитывать, сам понимаю задним умом, натворил себе проблем, но это ведь не полная катастрофа, только жаль машинку, её, конечно, починят, уже утром забрали в мастерскую, но всё равно, она уже теперь не новенькая.

— Валера, у тебя ко мне дело?

— Да, и очень важное, а точнее просьба — ты не могла бы на время одолжить мне свою старую машину, сама понимаешь, с моей ногой я далеко не разбегусь, а дел выше крыши.

— Валера, я же тебе говорила, что отдала её своим сыновьям в пользование.

Они, правда, вчера улетели, но я знаю, где машина находится, хотя у меня нет от неё ключей.

Мужчина обхватил голову руками:

— А, я так на тебя рассчитывал…

— Подожди, может ещё не всё пропало, ведь ребята кинули машину возле дома Тани, возможно, и ключи ей оставили, надо позвонить.

— Позвони Фросенька, позвони, выручай дружбана.

— Валерочка, а, что мне ей сказать на счёт будущих заказов?

— Фрося, дорогуша, какие заказы, весна в разгаре, Наумчик уже босоножки начал кроить, модель, что надо, полетят, как горячие пирожки, но, сама понимаешь, Таня тут не удел.

Теперь ближе к осени с ней свяжемся.

Она закусила губу, вот девчонка влипла, так влипла, осталась без халтуры и постоянной работы, завлекли и бросили, и главная вина на Фросе, ведь это она её туда втравила.

— Валера, иди прогуляйся, покури с мужиками, а я поговорю с Танюхой по телефону, плохо всё получилось, очень плохо.

— Фрося, не смотри на меня, как «Ленин на буржуазию», я её с работы не выгонял и постоянную халтуру не обещал.

Буквально после первого гудка Таня подняла трубку.

— Привет Танюха, наверное, не моего звонка ты ожидала.

— Ой, Ефросинья Станиславовна, здравствуйте, я жду звонка от Сёмы, у них ведь уже вечер, волнуюсь, как они долетели и, что у него слышно на работе.

В предчувствии не хорошего у Фроси заныло сердце:

— Таня, а, что у него на работе, чего ты волнуешься?

— Простите, пожалуйста, но я не могу с вами разговаривать на эту тему, с меня Сёма взял слово…

Фрося услышала в трубке хриплый детский кашель и плач ребёнка.

— Таня, у тебя детки заболели?

— Да, и при том, обе сразу, температура, кашель, а у малышки, похоже, ещё ушки болят.

— Как же ты, там с ними перебиваешься, есть кому хоть в аптеку сбегать и продукты поднести?

— Не волнуйтесь, вечером мама подскочит, а пока народными средствами деток потчую, вот компресс на ушко сейчас сделаю, молоком с мёдом напою.

— Танюша, ты прости меня, я понимаю, что мой вопрос сейчас будет выглядеть неуместным, но скажи, мои ребята не оставили случайно у тебя ключи от машины?

— Оставили, ведь они не всегда будут вместе прилетать в Москву.

— Уф, сняла с моей головы эту проблему…

— Фрося, Вы хотите забрать машину?

— Да, но временно, она сейчас очень нужна нашему Валерию Ивановичу, я скоро подъеду и посигналю, скинь, пожалуйста, ключики в форточку.

— Сброшу, но вы меня простите за назойливость, а новой работы для меня не предвидится, я очень на неё рассчитываю.

Фрося закусила губу, как она всегда делала, по сложившейся давней привычке, в момент высшего душевного напряжения.

— Таня, я спрашивала у Валеры, он сказал, что новые заказы будут, не раньше осени.

Мы скоро будем около твоего дома, прислушивайся к сигналу машины.

Фрося поспешно положила трубку, но услышала напоследок тяжёлый вздох молодой женщины.

 

Глава 35

В свой кабинет вернулся заведующий и застал Фросю в глубокой задумчивости.

— Что подруга, факир был пьян и номер не удался?

— Удался, удался, поедем за машиной, Таня скинет нам в форточку ключи.

— Фросенька, ты золотая подруга, как ты меня сейчас выручаешь, я ведь без колёс, как без рук, а точнее, как без ног.

— Валерочка, надо всегда раньше думать, а потом уже решаться на важные поступки, это касается и меня в вопросе с Таней, заманила и оставила не у дел.

— Фрося, не бери на себя все проблемы мира, мы и так ей дали не плохую копеечку положить в карман, а постоянную халтуру не обещали, ничего, молодая, прорвётся.

— Поехали старый, пока будем прорываться с тобой.

Фрося затормозила напротив подъезда, где жила Таня.

Невдалеке она заметила прислонившуюся к посеревшему сугробу свою копеечку, взглядом показала на неё Карпеке и нажала на клаксон.

Она вышла из машины и увидела на пятом этаже, как открылась форточка и в ней показалась голова Тани:

— Ловите Фрося, я их засунула в целлофановый мешочек, чтоб вам было легче разглядеть в снегу.

Фрося подняла ключи и помахала Тане рукой, что, мол, всё в порядке, и села обратно в машину.

— Валера держи, вон моя копеечка стоит, двигай своим путём, а мне дай, пожалуйста, освобождение до конца рабочего дня, поверь, мне очень надо.

— Фросенька, какие могут быть разговоры, ты меня так выручила и без этого, разве я когда-нибудь тебе в чём-то отказывал.

— Ладно, давай Валера, дуй по своим делам, а у меня своих невпроворот.

Фрося вслед за осчастливленным Валерой поехала в сторону торгового центра и через часик вновь затормозила напротив дома Тани.

С тяжело нагруженной сумкой зашла в подъезд и поднялась на пятый этаж.

На лестничной площадке сориентировалась, где может располагаться квартира Тани и уверенно нажала на дверной звонок.

— Вы? Ко мне?

Удивлённая до крайности Таня стояла в проёме дверей, одетая в тёплый махровый халат, не расчёсанная, не подкрашенная, вокруг глаз залегли тени запредельной усталости.

— Танюха, впустишь или так и будешь держать меня на пороге, а я между прочем, умираю, как в туалет хочу, не впустишь, описаюсь прямо тут сейчас на месте.

— Ой, входите, входите, только у меня такой бардак, не то, что у вас дома.

Фрося никак не прореагировала на последние слова растерянной женщины, а прошла мимо неё в коридор — с левой стороны вешалка для верхней одежды, под ней обувная полка, напротив дверь, как видно, в туалет и ванную, а дальше широкий проём в комнату, а направо проход в кухню.

Фрося быстрым движением скинула с себя шубу и повесила на вешалку, следом стянула сапоги и обулась в услужливо подставленные ей Таней домашние тапочки.

На неё из комнаты уставились две пары детских пытливых глаз.

Старшая девочка сидела на диване с книгой в руках, а малышка на полу, где ей было подстелено толстое ватное одеяло.

Фрося со своей располневшей сумкой зашла в комнату и присела на корточки:

— Ну, девчонки, идёмте ко мне знакомиться, меня зовут тётя Фрося, а вас…

Дети не сводили с неё глаз, но не трогались с места, а младшая закусила губку, готовая расплакаться при виде чужого человека.

Фрося стремительно пересекла комнату, достала из сумки яркую мягкую игрушку и протянула малышке:

— Держи мишку, смотри какой у него смешной носик.

Девочка заулыбалась и потянула игрушку в рот.

Таня подскочила:

— Леночка, нельзя в ротик, надо в ручках держать, давай посадим твоего мишку вот здесь.

Фрося в это время повернулась к старшей девочке и вручила ей большую коробку с куклой:

— Ну, а ты в рот игрушку не будешь брать?

— Не буду, спасибо.

Девочка взглянула на мать, ожидая от неё одобрения и в тот же момент раскашлялась.

— Анжелка, давай я тебе помогу открыть коробку, но вначале ответь тёте, как тебя зовут.

Девочка от смущения опустила глаза и вновь закашлялась.

— Так, мы уже вроде, как и познакомились, одна Лена, а вторая Анжела. Правильно я поняла?

Старшая девочка кивнула головкой и вся погрузилась в открываемую мамой коробку.

— Танюха, я и, правда, загляну быстренько в туалет, а потом мне надо с тобой серьёзно поговорить.

— Хорошо Ефросинья Станиславовна, Анжелла посмотрит за Леной, а мы с вами можем уединиться на кухне.

После туалета Фрося со своей сумкой прошла вслед за Таней на кухню.

— Так, вот Танюха, держи, тут кое-какие продукты, там и конфеты есть, но я не стала без твоего разрешения девочкам их давать, может быть им скоро кушать.

Ты, можешь мне не поверить, но у меня есть пятеро внуков и ни с одним я не имею тесного контакта, годами их не вижу.

А, когда бывает с ними встречаюсь, то они глядят на меня, как твои дочки сейчас смотрели.

— Фрося, зачем вы так потратились, мы же не голодные, а мама вечером должна ко мне зайти, и она принесёт нам необходимое.

Фрося отмахнулась, неспешно оглядываясь — обычная стандартная советская кухня шестидесятых годов, не больше шести квадратов.

Таня умудрилась расположить здесь, кроме навесных ящиков, холодильника, газовой плиты и кухонного стола с табуретками, тумбочку со стоящей на ней швейной машинкой.

— Танюха, я так понимаю, это также твой рабочий кабинет, это ещё надо умудриться, чтобы всё так разместить, ничего не скажешь, царские хоромы, душа с них вон, с нашего партийного правительства, в каких условиях живут люди.

— Ефросинья Станиславовна, у других и таких хором нет, я знаю семью, которая живёт в трёх комнатной распашонке, ютятся вместе родители и две замужние дочери, у одной трое детей, а у другой двое.

— Ладно, что мне до других, сейчас разговор только о тебе, и, так, меня сегодня Валерий Иванович упрекнул, что я хочу все мировые проблемы решить, а он утверждает, что надо думать, в первую очередь о себе.

Она усмехнулась и достала кошелёк.

— Вот, держи сотку, это тебе премия от нас за хорошо и вовремя выполненный заказ.

Не смотри на меня, как на мать Терезу, бери и пользуйся, лишними, как мне думается, не будут.

— Конечно, не будут, но что-то мне подсказывает, что вы даёте мне свои личные деньги, а их я у вас не возьму, ведь я разговаривала на днях с Наумом Ивановичем, и он ни о чём таком не обмолвился.

Фрося тяжело вздохнула:

— Танюха, гордость вещь хорошая, но иногда ею надо поступаться, хотя бы ради выживания, ради своих детей, поверь мне девочка, мне в этой жизни на многое пришлось пойти, но я никогда не продавалась и не продавала людей, а вот, дружескую помощь оказывала и принимала без зазрения совести.

Таня расплакалась:

— Не могу, не могу я принять от вас эти деньги, поймите меня правильно, не могу.

Фрося спрятала деньги обратно в кошелёк, грузно села на табуретку и подпёрла рукой голову.

Повисла гнетущая тишина, только слышны были всхлипы Тани и кашель больных детей из комнаты.

Наконец, Фрося подняла голову и взглянула на успокоившуюся Таню:

— Скажи, что ты можешь шить такое ходовое, хорошо продаваемое на базаре?

— Не знаю, вы меня озадачили, хотя не могу сказать, что не думала на эту тему.

— Так, что ты думала на эту тему?

— Ну, если бы достать джинсовый материал, то можно было бы брюки из него сшить по аналогу импортных, тем более у меня осталась машинка, которая клёпки загоняет, а клёпки, наверное, можно на том же базаре купить.

— Держи, эта сотня будет для тебя авансом, высчитаю, когда готовая продукция реализуется, а материал расшибусь, но достану.

— Фрося, вы это делаете для меня из-за Сёмы?

— На всякий случай тебе напомню, что мы с тобой были знакомы задолго до того, как вы встретились с Сёмой.

Когда я сегодня ехала к тебе, о нём даже не вспомнила.

Как ты не понимаешь, что у меня совесть не на месте, вначале я тебя втравила в левые заработки, а потом, из-за меня ты вынуждена была уйти с работы, а с этим жить я не могу и не буду.

Таня пыталась возражать, но Фрося решительно выставила продукты из сумки на стол, рядом положила всю ту же сотню рублей и пошла на выход.

 

Глава 36

Сидя в своей машине, по дороге от Тани к дому Фрося почувствовала разливающуюся ужасную усталость.

Давно на её долю в жизни не выпадали такие суматошные выходные и будни.

События последнего времени всколыхнули в ней не только забытые ощущения сладостного любовного томления, но снова она шагала по краю пропасти и горела в азарте бизнеса и, неважно, что на обычном языке большинства граждан этой страны, он назывался хлёстким и уничижительным словом — спекуляция.

Как и раньше, её совершенно не волновала криминальная и моральная подоплёка этой опасной деятельности, ведь ей было абсолютно ясно, что эту нишу обязательно кто-то займёт, так почему не она.

Фрося ежедневно могла наблюдать в Москве огромное количество иногороднего люда, шныряющего по столичному городу, скупающего всё подряд в магазинах от элементарных необходимых для жизни продуктов питания до разнообразных вещей ширпотреба.

Многие москвичи с ненавистью смотрели на этих заезжих провинциалов, из-за которых приходилось им самим выстаивать очереди в магазинах за самыми обыкновенными продуктами каждодневного спроса.

Фрося наблюдала, как эти приезжие люди остервенело набивали огромные сумки и чемоданы: батонами колбасы, банками селёдки, мясом, маслом, сыром, консервами разного уровня и качества, какао, банками со сгущённым молоком…да и можно перечислить всё то, что вывозили по разным направлениям жители нашей необъятной Родины.

Разве могли москвичи представить пустые прилавки глубинки, вроде Смоленска, Тамбова, Брянска и многих других городов покрупней и помельче, где за каждый кусок колбасы нужно было кланяться людям, приближённым к этим дефицитам возникающем на ровном месте.

На некоторых крупных предприятиях рабочим выдавали талоны на определённые продукты и казалось, что это в какой-то мере решает нужды населения.

Решает, но только в малой мере, далеко не все работают на этих предприятиях, не у всех одинаковые семьи, да и не так это часто бывает. Разве могут, полученные раз в месяц, килограмм колбасы и мяса, четыреста грамм масла и двести грамм сыра закрыть повседневный спрос?!

Люди в этих сумасшедших очередях за дефицитным пайком постоянно наблюдали среди них, совершенно посторонних, в руках которых было по нескольку таких талонов. Что уже говорить про тех, которые с чёрного входа поспешно грузили в свои автомобили разбухшие саквояжи.

Когда она оставила Настю возле прилавка на толкучке и пробежалась по рядам, присматриваясь к ассортименту и ценам, то просто диву далась, чего только здесь не продавалось, а ведь большинство товара было краденным с заводов и фабрик.

Не зря в народе бытовало мнение, что крадут все, только возможности не у всех одинаковые.

Одни могли украсть слесарные инструменты, закаточные крышки, а другие, как они, могли вынести не подъёмные сумки из центрального универмага, где навар исчислялся сотней процентов.

Поднимаясь в лифту, и, входя в свою квартиру, Фрося продолжала размышлять на эту волнующую её тему, вспоминая свои редкие наезды в Витебск.

Случайно как-то с утра зашла в магазин за какой-то мелочью и её взору пристал длинный хвост очереди в мясной отдел.

Больше всего потрясло, что люди стояли, держа возле себя малых детей, а некоторые и грудничков на руках.

Она наивно спросила одну из женщин в очереди, а детей то зачем мучить, какими глазами та смотрела на Фросю, что той пришлось быстренько ретироваться.

Дома Нина объяснила, что выдают по килограмму в руки и только с восьми до десяти утра, поэтому и берут с собой детей, чтобы заполучить лишний килограмм этих костей под названием мясо.

Фрося удивлённо заметила, ведь большинство людей в это время на работе, на что у невестки не было вразумительного ответа.

Спрашивать у своего партийного работника Стаса она не стала, зачем будить бешеных собак, но в холодильнике и на полках в кладовке у семьи второго секретаря обкома партии всё было по высшему разряду.

Невестка с радостью сообщила, что при обкоме существует буфет для партийных работников, все эти вкусности приносит в дом муж, а она только бегает в магазин за молочными продуктами и овощами.

Лёжа в ванне с любимым хвойным экстрактом, Фрося продолжала мысленный диалог сама с собой.

Вот, Танюха сейчас попала в такое тяжёлое материальное положение и, куда смотрит государство, кому есть дело до того, что сбежавший куда-то на север муж, не платит алименты на детей.

А тут ещё я, заманила её быстрым большим заработком, та и расслабилась, подкупила себе кучку шмоток, а за что её осуждать, молодая женщина хочет выглядеть симпатично и модно, тем более, рядом крутится молодой человек, а тут бац, и никому нет дела до её проблем, не считая матери.

А, чем та может помочь, только что не дать с голоду пропасть.

Фрося стремительно завершила моцион и решительно подошла к телефону:

— Аня, привет!

Есть к тебе серьёзный разговор, ответь только, не вдаваясь в подробности…

— Ах, Фрося, здравствуй!

Рада твоему звонку, только скажи с твоей подругой всё в порядке, а то, как услышала твой строгий голос, немножко сдрейфила.

— Аня, на этот счёт никаких проблем, в воскресенье выедем на прогулку.

— Фу ты, успокоила, теперь можно послушать о цели твоего звонка, не про здоровье ведь моё позвонила справиться.

На другом конце провода раздался не очень естественный смех.

— Анечка, скажи, пожалуйста, ты что-нибудь знаешь о джинсовом материале?

Фрося, ты меня, право, обижаешь, я ведь товаровед с солидным стажем, да, и в руки иногда он ко мне попадает, есть уже даже отечественный, который только опытный специалист отличит от импортного, ну, и время расставит по своим местам, который из них лучше.

В трубке опять послышался смех, на этот раз вполне естественный.

— Аня, а когда я бы могла подъехать к тебе, чтобы продолжить консультацию на эту тему?

— А хоть завтра, но лучше до обеда, потом много людей вокруг меня околачивается.

— Непременно буду, пока.

Ага, пусть только поправляются у Тани дети, работки, похоже, я ей подвалю, желательно уже в эти выходные получить несколько пар, чтобы выяснить, как пойдут на базаре доморощенные джинсы.

Как только Настя появилась к десяти часам утра на работе, Фрося с разрешения великодушного Валеры, отправилась в ЦУМ.

Радушная заместитель заведующего центрального универмага завела Фросю на склад, где штабелями лежали рулоны различных по качеству и цвету материалов, большинство из них не радовали глаз и руку своими характеристиками.

Аня подвела Фросю к нескольким рулонам джинсового материала и улыбнулась:

— Ну, посмотри и пощупай, мне интересно, отличишь ты один от другого или нет.

Фрося провела рукой по материалу, помяла, поскребла ногтем, даже понюхала и повернулась к Ане:

— Вот, этот импортный.

Товаровед с солидным стажем всплеснула руками:

— Фросенька, как ты распознала?

На этот раз очередь смеяться пришла Фросе, она чуть успокоилась, глядя на удивлённое до крайности лицо Ани и перешла на шёпот:

— Можешь шпулять свободно наш за импорт, просто рулоны отечественного намного толще заграничного, я и догадалась.

— Ах, Фрося, как ты меня напугала, хорошо, что подсказала, уравняем.

И тихо:

— Тебе, какого, наш по двойной цене, импортный, ну, наверное, по четверной, его у меня намного меньше. Обижаться не будешь?

— Не буду, не буду, давай рулон того и другого, только, как я их отсюда вынесу, на плечо ведь не вскинешь и в открытую не потянешь.

— Если хочешь рассчитаться, то давай здесь, а погрузка не твоя проблема.

Подгонишь свою машину к чёрному входу, я попрошу нашего грузчика Васю, и он на тележке к тебе подвезёт товар и загрузит, только не забудь дать ему на бутылку. Нам он ещё пригодится в будущем, как ты думаешь?!

— Аня, я бы и без твоего напоминания рассчиталась с мужиком, ты забыла, что я заяц стрелянный в этом деле.

— Не забыла, не забыла, а иначе бы с тобой не связывалась.

Деньги из сумочки Фроси быстро перекочевали в карман кокетливого рабочего халатика женщины, и та удовлетворённая быстрой и наваристой сделкой, обняла Фросю за плечи:

— Идём, дам тебе в подарок парочку катушек ниток для джинсового материала, качество — люкс.

И совет — в Одессе можно купить фирменные клёпки и лейблы, не отличишь от аналогов, обратись к проводникам, заинтересуй и будет полный ажур.

— А, вот за это Анечка, огромное спасибо, тут моя соображалка до этого бы не дошла, ведь какая мелочь, а, сколько за ней выгоды или убытка.

По дороге на работу заехала на вокзал и выяснила, что поезд на Одессу отходит в семь утра — вот, чёрт, завтра надо в пять часов, а то и раньше подняться, ну да, ладно, оно того стоит.

 

Глава 37

На завтра Настя застала Фросю на рабочем месте с уставшим видом и зевающую во весь рот.

— Фросенька, что с тобой, выглядишь, краше в гроб кладут, что-то с детьми?

— Фу, ты, давно я так спать не хотела, вымоталась за последние дни окончательно, кручусь, как белка в колесе.

И она рассказала подруге о событиях непосредственно связанных с Таней.

— А сегодня встала ни свет ни заря, рванула на вокзал, прошла вдоль состава поезда на Одессу и договорилась с одной молоденькой проводницей, обещала привезти мне эти штуковины для джинс.

Так, что готовься подруга и штанами торговать.

— Скажи лапочка моя, на кой тебе всё это сдалось, ты ведь хорошо обеспеченная женщина, а лезешь в такие риски и хлопоты?

— Настюха, ты права и не права, ещё пять лет такой спокойной жизни, как предыдущие и я бы осталась совсем на мели, ведь считать до получки и пенсии копейки я не привыкла, да и совсем не хочется.

Ждать благости от детей не намерена, а главное, скажу тебе по секрету, я не жила последние пять лет, я спала, а теперь проснулась и чувствую, что именно такая жизнь мне мила.

— Ага, ещё бы, такого мужичка под бочок прибрала.

— Ох, Настюха, если бы прибрала, а так лётчик и есть лётчик, только иногда ненадолго залетает.

— Фросенька, а может вскорости навсегда к тебе прилетит?

— Не похоже Настюха, держит его кто-то или что-то там в Мурманске.

В обеденный перерыв они съездили к Тане и, взвалив на плечи по рулону материала, затащили их на пятый этаж.

Молодая женщина, открыв дверь, остолбенела:

— Вы? Мне? Столько много материала?

— Танюха, впусти в хату, хочешь, чтобы мы с Настюхой завалились здесь под тяжестью этих рулонов, посторонись и лучше скажи, куда определить в твоих хоромах эти тюки?

— Давайте на кухню, ставьте между холодильником и швейной машинкой.

— Фу, ты, ну, ты, воистину советские однокомнатные квартиры безразмерные, я бы долго думала, куда у себя это пристроить, а тут ты в одну секунду решила.

— Фрося, а я как будто знала, что скоро работа подвалит, попросила девочек, и они мне принесли польский журнал с выкройками этих штанов, только некоторые слова никак не могу понять.

— Насть, позабавляйся пока с детками, а я Танюхе перевод быстренько устрою.

Молодая женщина шустро записывала вслед за Фросей прежде непонятные слова, а после с восторженным удивлением посмотрела на неё.

— Как вы ловко читаете и переводите, где вы так здорово их язык выучили?

— Глупенькая, я ведь наполовину полячка, родилась и до восемнадцати лет жила, почитай, в Польше.

— Ух, у моих знакомых девчонок кучи этих журналов, вы мне поможете в них разобраться?

— Помогу, а куда я денусь, хотя многое уже подзабыла, а вот мой Андрей скоро профессором станет по польскому языку.

Из зала раздался голос Насти:

— А, я то думаю, с чего это блатные в камере к тебе обращаются Полячка, да, Полячка.

— Настюха, прикрой ротик, а то у нашей Тани глаза сейчас на лоб вылезут, всё, покатили на работу.

Танюха, на днях тебе подвезу фирменные или почти фирменные клёпки и лейблы, мне должны из Одессы доставить.

— Вот, это здорово, надо было и железные подходящие замки заказать, но ничего, мне девочки обещали их раздобыть.

— Танюха, постарайся поменьше на эту тему с кем-либо распространяться, а то, как и я, получишь кличку в камере.

Правда, Настя?

Тебе, этого лучше не знать, а мы с подругой уже малость тюремной баланды похлебали.

В пятницу рано утром Фрося получила от проводницы свой заказ, щедро с ней рассчиталась, и та заверила, что всегда готова услужить в рамках её возможностей.

В обеденный перерыв, заехав предварительно на рынок за апельсинами для детей, поднялась в квартиру к Тане.

Поздоровавшись, вручила ей пакет с апельсинами:

— Танюха, займи девочек цитрусами, а я на кухню, быстро переговорим, а то мне надо возвращаться на работу.

Когда молодая женщина вошла на кухню, Фрося сразу же показала ей клёпки и фирменные этикетки:

— Глянь, будем лепить джинсы Levi Strauss, натуральные меньше, чем за двести рубликов не продаются.

Когда Таня стала машинально перебирать в пальцах привезённое Фросей, та вдруг обратила внимание на её лицо:

— Танюха, а, чего ты такая заплаканная, что случилось, давай, выкладывай подружка, так дело не пойдёт, нас ждут подвиги, а тут сплошная сырость.

— Фрося, это касается только меня, а я что-нибудь придумаю…

И вдруг губы у неё задрожали и по бледным щекам покатились слёзы.

Она развернулась, чтобы убежать, но Фрося быстрым движением схватила её за руку, прижала к себе худенькое тело и стала нежно гладить по вздрагивающим плечам:

— Таня, Танечка, Танюша, успокойся девочка, что за горе свалилось на тебя, не держи в себе, поделись со мной, может быть я смогу тебе чем-нибудь помочь?

Таня буквально упала на табуретку и закрыла лицо руками:

— Я не могу, не могу вам рассказать такое, мне так перед вами стыдно.

И её вновь сотрясли рыдания.

— Фрося, я вас умоляю, уходите, оставьте меня одну, когда я успокоюсь, то позвоню, и мы поговорим про эти джинсы.

Фрося вышла в прихожую, скинула куртку и сапоги, облачила ноги в домашние тапочки и вернулась на кухню.

— Хватит Танюха, возьми себя в руки, смотри, как девочки твои расстроились, малышка уже вся в слезах, а старшая смотрит на меня, как будто я стала виной твоему горю.

— Простите меня, пожалуйста, пойду вымою лицо холодной водой, успокою детей и вернусь к вам, но, право, лучше бы вы сейчас ушли.

— Танюша, мы теряем время, а у меня его очень мало, приводи себя в порядок и возвращайся, а я девочкам пока апельсины почищу.

Таня вернулась несколько успокоенная, села на табурет, руки безвольно лежали на коленях.

Не поднимая глаз, она не сказала, а выдохнула:

— Я беременная.

К чести Фроси, она уже давно догадалась о произошедшем, поэтому и проявила такую настойчивость.

— Сёмка знает?

— Нет, я не хочу ему об этом сообщать, сама во всём виновата, сама и ответ держать буду, а у него серьёзная важная работа, да и чем он мне помочь может.

— Танюха, ты не права, участвовали двое, вдвоём и ответ держать должны.

— Какой там ответ, он разве мне что-нибудь обещал, мне только сейчас не хватало третьего родить, с этими чуть справляюсь, буду делать аборт и точка.

— Танюша, решать только тебе, но мне кажется, что ты делаешь ошибку, не сообщив моему сыну о произошедшем, он, конечно, напакостил, но я тебе скажу вполне определённо, он не подлец.

— А, я и не сказала, что он подлец, но из жалости или долга, а вы его знаете лучше моего, может заставить меня родить, а это сломает ему жизнь.

Я знаю, что вы, а в будущем и он, никогда мне этого не простите.

— Да, девочка, похоже, ты уже многое передумала, и при этом, за нас всех.

Скажи, какой срок, можно ещё подождать или дело срочное?

— Я не ходила к врачам, но по моим подсчётам недель пять-шесть.

— Знаешь, я когда-то была в подобной ситуации и в подобных размышлениях, но приняла решение рожать, отец нашего Сёмки к тому времени скончался, и я решила оставить на земле след по нему и нисколько об этом до сих пор не жалею.

У тебя другая ситуация, и ты приняла на себя ответственность за судьбу зародившегося в тебе плода, после ваших с моим сыном любовных утех.

Время действительно поджимает, ведь сегодня на таком сроке делают вакуум, бабы говорят, что это гораздо менее болезненно, намного эффективней и без тяжёлых последствий, но это так говорят.

— Фрося, моя подружка уже договорилась с одной медсестрой, которая делает аборты на дому, но она предпочитает его делать при восьми неделях срока.

— Обалдела или как, придумала тоже, идти на подпольный аборт на дому.

Подожди, я сейчас попробую воспользоваться старыми связями, ты ведь не знаешь, а я, когда приехала в Москву, восемь лет проработала санитаркой в больнице, и таких сердечных, как ты богато водила к нашим докторам, от лишней копейки никто не отказывается.

Так, где это мой блокнотик, ага есть, только бы она ещё не уволилась и признала меня, чай десять лет прошло, как я ушла с больницы.

Здравствуйте, Нину Захаровну можно позвать к телефону…

И обернувшись к Тане:

— Есть, работает и на месте.

Захаровна, это тебя беспокоит Фрося, десяток лет прошло, как я от вас уволилась, но может быть, помните?

И через несколько секунд:

— Захаровна, не буду отнимать у вас много времени, тут одной молодой женщине нужна особая помощь, по старой памяти не окажите услугу?

Большое спасибо, поняла, ага, хорошо, всё передам, будет сделано. Сколько сейчас?

Без вопросов, заранее благодарю, до свиданья.

Так, Танюха во вторник с самого утра ты должна явиться в больницу, сейчас напишу, где это находится и к кому обратиться, стоит это удовольствие четвертак.

— Фрося, огромное Вам спасибо, Сёма говорил, что надёжней друга, чем его мать на свете нет, и я ещё раз в этом убеждаюсь.

— Говорил, говорил, лучше бы о бабе в нужный момент подумал.

— Не корите его, я сама во всём виновата, вся причина в моих плохих квартирных условиях.

— Всё, я побежала, работать стало некогда, ничего не успеваю, надо на пенсию уходить.

Таня улыбнулась:

— Моей маме лет на десять меньше, но куда ей до вас.

 

Глава 38

Выйдя от Тани, возвращаясь на работу, Фрося машинально крутила руль и обдумывала нынешнюю сложившуюся ситуацию, что-то ей в ней очень не нравилось.

Вроде всё провернула оперативно и пристроила Таню в надёжные руки, всё же больница, есть больница, но дело не в самом аборте, не она первая, не она последняя.

Она ловила себя на том, что не всё сделала и сказала для того, чтобы молодая женщина изменила своё решение или, по крайней мере, сообщила Сёмке о случившемся.

С одной стороны, она проявила высшую степень человечности и участия в судьбе Тани, а с другой, можно подумать, что спешит со своей помощью, чтобы освободить руки сыну от внезапно навалившейся непредвиденной проблемы.

Самое интересное, что со стороны глядя, то и другое имеет здесь определённую окраску.

Конечно, можно ещё всё поправить, вечером позвонить Сёмке, рассказать ему об этой беременности Тани и пусть он берёт на себя груз ответственности или не берёт, но тогда она по отношению к нему, в любом случае, будет внимательной мамой.

А, что тогда Таня?

В случае если её сын в порыве благородства и скоропалительного решения убедит свою подружку оставить ребёнка, а потом они разойдутся, тогда вся вина за произошедшее ляжет на неё, а отдуваться всю жизнь Тане.

А, ну их, пусть идёт, как идёт, надо лучше подумать на тему, а может и, правда, уволиться, для чего ей эта работа сейчас, когда завертелась такая интересная жизнь.

Сегодня же поговорю с Валерой.

После того, как Фрося изложила свои доводы заведующему, в кабинете поднялась настоящая буря:

— Фроська, ты, что очумела, какое к чёрту увольнение, я ведь за тобой, как за каменной стеной.

Ты, же у меня связующая нить во многих наших начинаниях.

Науму уже за семьдесят, вот он точно скоро пойдёт отдыхать. И с кем я, скажи на милость, здесь останусь?!

Слушать не хочу твои доводы, у меня своих достаточно, ты уволишься, и я следом, мне даже не будет с кем душу наизнанку вывернуть, некому будет сказать, Валера хватит, хорош пить, подумай о своём здоровье.

К чёртовой матери ты уволишься, с завтрашнего дня переходишь на четырёхчасовой рабочий день. Тебя устраивает? Будешь работать с восьми до двенадцати, а если тебе надо будет, и вовсе какой-нибудь из дней не выйдешь, тебя Иванович прикроет, пока твоя подруга на работу явится, согласна?

Чем больше Карпека разорялся, тем теплей становилось на душе у Фроси, а предложение, которое он выдал под конец своей бурной тирады вовсе повергло в шок, ведь лучше и придумать нельзя, ай, да, Валера!

— Валерочка, милый, успокойся, тебе нельзя так нервничать, растратишь зря всю свою мужскую силу, а у тебя молодая любовница.

Я согласна на четыре часа, а если надо будет, то можешь моим временем располагать без стеснения и не в рабочее время.

Никуда я от тебя не денусь, мы же в одной упряжке.

Просто, скажу тебе по секрету, у меня и другие коммерческие дела стали наклёвываться и, кстати, свои босоножки можешь к нам с Настей пристраивать, толкучка теперь становится — наш дом родной.

Есть у меня ещё одна мысль, что иногда и в другие города стоит наведываться.

В Москве не будем особо мозолить глаза и рынок расширим, как считаешь?

— Считаю, что мне тебе советовать нечего, ты кого хочешь на рысях обойдёшь, но всё же один совет дам.

По толкучке ходит наряд милиции, главный у них капитан Гордеев Владимир Егорович.

Передай ему от меня привет и обласкай красной бумажкой, тогда у меня за тебя душа вовсе будет на месте.

Вечером в субботу позвонила Таня и сообщила, что одни джинсы готовы и можно их у неё забрать.

Учитывая, позднее время, детей, наверное, Таня уже уложила спать, поэтому Фрося тихонько постучала в дверь.

— Проходите, проходите, пожалуйста, на кухню, девочки спят, а я тут химичу с выкройками.

На этот раз Таня выглядела спокойной и сосредоточенной, волосы собраны в узел на макушке, полностью открыв худенькое, но весьма симпатичное личико.

Сняв куртку и сапоги, Фрося прошла вслед за Таней на кухню.

— Ну, показывай своё произведение искусства.

— Ну, скажете искусства, скорее искусство подделки.

Обе женщины рассмеялись.

— Танюха, хорошо сегодня выглядишь. Дети, надеюсь, поправились?

— Да, да, в понедельник пойдут в садик и ясли, вот тогда я смогу оторваться в полной мере, правда, во вторник придётся отлучиться на несколько часиков.

— Не сходи с ума, после этого не садись сразу за машинку, парочку дней точно отлежись.

Ты, думаешь джинсы толкать, как мороженное на углу распродавать, кому не поподя, две-три пары в неделю для нас достаточно и без них товара хватает.

— Фрося, мне не удобно спрашивать, но всё же скажите, пожалуйста, сколько я буду иметь за каждую пару?

Фрося подняла глаза к потолку, как будто там находился ответ, пошевелила губами и посмотрела на Таню:

— А, сколько ты хочешь?

— Сначала посмотрите на то, что у меня получилось, выскажите своё мнение, а потом я назову свою цену, хотя, если честно, то на любую соглашусь.

Фрося крутила в руках джинсы и морщила нос.

— Что плохо, не нравится, вы другого ожидали?

— Танька, не дури голову, лучше напяль их на себя, за что дурни такие деньги платят, в этой дерюге только навоз по полям раскидывать.

Штаны Тане были велики, но всё же можно было лучше разглядеть ровность швов, как лежит пояс, не висит ли пройма, как смотрится лейбл и клёпки.

Фрося несколько раз перекрутила худенькое тело швеи, разглядывая спереди и сзади, и, наконец, изрекла:

— Танюша, ты, похоже, можешь в день лепить по две, а то и по три пары и, если бы я тебе назначила цену двадцатку, то тебя бы это вполне устроило?

Таня захлопала в ладоши:

— Да, да, именно эту цену я имела в виду!

— Ты, рано стала радоваться, мы не можем этой подделкой наводнить всю Москву, нас быстро вычислят и тогда будем не от милиции бегать, а от покупателей, которые придут бить нам морды.

Ну, чего ты раньше времени опечалилась, за каждые эти штанишки будешь получать тридцатку, но больше, чем по две пары в неделю брать не буду. Тебя устраивает?

— Конечно, устраивает, ведь это в три-четыре раза больше, чем я получала, работая с Вами в мастерской.

— Не грусти девочка, занимайся детьми, собой и можно, между прочем, брать у людей другие заказы или шей что-нибудь попроще на продажу, всё равно Настька будет стоять на толкучке со своим вязаньем, вот и ты что-нибудь ей подкидывай, по мелочёвке и, смотришь, накапает тебе за месяц ещё какая-нибудь сотня-другая.

— Я поняла, и так, большое вам спасибо, я начинаю даже подумывать откладывать денежки, чтобы в будущем поменять эту халупу на двушку.

— Похвально, вот это по мне, нечего стоять на месте, но дай слово, что без меня ни одной пары этих штанов не продашь на лево, случайно узнаю, отвернусь навсегда.

— Фрося, вы меня обижаете, даже такой мысли не возникало.

— Я тебе и говорю для того, чтобы не возникало.

На завтра затемно Фрося забрала Настю из дому, и они поехали на своё новое место работы.

Расположились на том же прилавке, что и в прошлый раз, разлили из термоса по походным пластмассовым чашкам чай и стали завтракать, а заодно и греться.

В основном на вещевом рынке пока были одни продавцы, Фрося не спешила выставлять самый дорогой товар, ограничившись набором хрустальных бокалов, парочкой бюстгальтеров, трусиками и джемпером, и всё равно эти вещи выделялись на фоне Настиного вязанья.

Постепенно стали подтягиваться покупатели и вокруг их прилавка собралась кучка людей, приценивающихся к товару, и тут Фрося заметила прогуливающихся по рядам милиционеров.

— Настюха, торгуй тут без меня, а я пошла защищать наши тылы.

Выбрав удачную позицию со стороны покупателей, она дождалась, когда к ним приблизятся милиционеры и смело обратилась к старшему по званию:

— Простите, вы Владимир Егорович?

— Да, а в чём дело?

— Мне Валерий Иванович Карпека велел передать вам привет, просил вас зайти к нему ближе к теплу, у него для вашей жены сможете приобрести шикарные босоножки.

— Спасибо, передавайте ответный, непременно зайду.

— Товарищ капитан, подойдите, пожалуйста, к этому прилавку, где мы торгуем по мелочам с моей подругой, я хочу для вашей жены тоже сделать маленький подарок.

Настя, когда увидела, как Фрося приближается к ней вместе с нарядом милиционеров, чуть не обомлела, а ещё больше, когда на её глазах подруга взяла с прилавка тонкие трусики и, хрустя обёрткой, вручила их капитану.

Тот небрежно засунул их в карман милицейской тужурки и многозначительно посмотрел на женщину, кивнув в сторону своих подчинённых.

Фрося поняла, что сморозила ерунду, но деваться уже было некуда, она с улыбкой вручила ещё две пары хмурым стражам порядка.

— Ребята, думаю, что и вам будет кому сделать приятно этими маленькими подарками.

Улыбки тут же разукрасили лица милиционеров и они, поблагодарив щедрую женщину, пошли дальше ловить спекулянтов.

— Вот, теперь Настюха, я могу притаранить сюда смело финские сапожки и джинсы.

 

Глава 39

Уже в полдень счастливые продавцы свернули удачную торговлю и отправились домой.

Сидя в автомобиле они бурно обсуждали все перипетия произошедшего на рынке.

— Фросенька, а скажи, как удачно пошли сапожки и эти дурацкие штаны, двести двадцать рублей за это говно, с ума сойти, я бы в них на огород постеснялась выйти.

— Настюха, мы с тобой отстали от жизни, да, и время наше ушло, нам даже трудно представить, что можно одевать на свои задницы эти модняцкие штаны.

А, вот, одни такие финские сапожки я оставлю себе на следующий год, выйдет, правда, дороговато, ведь надо вам с Анькой за них процент отдать.

— Подруженька ты, что опупела, о каких моих процентах говоришь, чтобы это я слышала в последний раз, а иначе рассержусь и надолго.

Фрося улыбнулась:

— О, подруга, оказывается ты умеешь сердиться и на меня.

Ну, не хмурься, весь остаток, что останется после распределения навара по другим адресам, делим ровненько пополам и никаких вопросов, а, что самим глянется берём по номиналу, согласна?

— Нет, не согласна, не держи меня за полную дуру, без тебя я бы торговала только своими варежками, мне пол сотни за день торговли, и я буду счастлива, ведь это, как минимум двести целковых за месяц, с институтами такие деньги не получают.

— Договорились, это твоя ставка, а премии тебе выдавать моё дело.

— Лапочка, сердечная без тебя и я, и Анька, и Танька сидели бы гладко и только облизывались, дели по уму и не играй в благородство.

Помню, на своём самогоне редко, когда двести рубликов в месяц наторговывала, а, сколько сама тратила на сахар и дрожжи, а, сколько газа палила, сколько ночей не доспала, а, сколько было риска, да, и ты знаешь, чем вся моя эта работа и торговля закончилась.

— Настенька, чтобы больше не возвращаться к этому разговору, твёрдо уясни для себя: какой-то мужик с чёрной бородой выдал тебе этот товар для продажи и в конце дня платит, скажем, десятку за услуги, если я на тот момент окажусь рядом, говори, что давняя знакомая подошла поболтать.

На тебе они и споткнутся, ведь весь основной товар у меня в машине, но думаю до этого не дойдёт, но, как учил меня мой бывший любовник, лучше обезопасить тылы, что я и сделала с этими ментами.

— Фросенька, я ведь чуть в штаны не наделала, когда ты двинулась с ними ко мне.

— Настюха, теперь эти менты наши, но иногда надо будет им что-нибудь по мелочам подкидывать.

— Подкинем, подкинем, душа с них вон.

Во вторник ближе к вечеру Фрося всё же решила навестить Таню.

Она сама не могла себе объяснить почему, но в её душе жила какая-то предрасположенность к этой женщине.

Может быть потому, что по её протекции та пошла в больницу делать аборт, может какая-то ответственность перед сыном, а может быть, просто, личная симпатия, а, скорей всего, первое, второе и третье.

Квартира Тани встретила её тишиной, двери никто не открыл, и она крайне взволнованная спустилась вниз к своей машине и тут же увидела её, она вела за руку старшую дочь, а младшую держала на руках.

Фрося подскочила и чуть ли не вырвала из рук Тани малышку:

— Танюха, у тебя мозги есть, что ты делаешь, кровью хочешь изойти?

В лице у Тани и так не было ни кровинки, поэтому Фрося тут же сменила тон:

— Скажи девчушке, чтобы не плакала, я ведь тётя хорошая, твою маму люблю, сейчас придём домой, я вас покормлю, а мама полежит немножко, правда, Анжелка, ты мне поможешь на кухне, ведь ты уже большая…

Так приговаривая и, отвлекая детей от матери, Фрося поднялась с ними на пятый этаж, и сразу же взялась хлопотать — помогла детям переодеться, разогрела еду и с ложечки покормила малышку, почитала им книжку и даже что-то попыталась спеть, чуть позже выкупала в ванной и уложила спать.

Всё это время Таня лежала на диване и молча смотрела на действия Фроси, иногда она улыбалась, а порой смахивала непрошенные слёзы.

Она не вмешивалась, не давала никаких указаний, видно было, что во всём доверяет неожиданной помощнице.

После того, как Фрося уложила детей спать, выключила свет и вышла на кухню, Таня последовала вслед за ней.

Фрося поджигала газовую плиту, чтобы поставить чайник, когда вдруг почувствовала, как на её плечи сзади легла голова молодой женщины.

Она не обернулась, сердце замерло, стояла не шевелясь, неожиданно представив, что это её Анютка проявляет к ней свою дочернюю нежность.

— Танюшка, как ты?

— Уже намного лучше, мне Сёма говорил, что у него замечательная мама, но я раньше видя ваш строгий вид, даже подумать не могла, что вы такая хорошая и заботливая.

Фрося обернулась и обняла девушку:

— А ведь я своих внуков никогда так не опекала, как сегодня твоих деток.

Мне кажется, что зря ты от Сёмки утаила свою беременность, но ты не волнуйся, я не проговорюсь.

— Я ему сама расскажу, не хочу, чтобы у него возникли подозрения, а тем более, в эти выходные он должен явиться, сами понимаете, что сразу же поймёт не ладное.

— Танечка, в ваших отношениях с моим сыном, я тебе не помощник, не советчик и не критик, надеюсь, сами разберётесь и в этом деле и в других.

Поеду я уже домой, что-то здорово устала, ведь хлопоты с детьми у меня в далёком прошлом, а может уже и старость подваливает, раньше так не выматывалась.

— Фрося, простите меня, что вам пришлось столько возиться со мной и детьми, вы в моей душе заняли второе почётное место после мамы.

— Танюха, хватит петь мне соловьиные песни, поехала я, если что, звони без раздумий, чем смогу, помогу.

Фрося возвращалась домой, а на сердце было не спокойно, вот только, чем это вызвано, она не понимала.

Хотя почему не понимала, по идее, уже давно должен был прилететь Олег, а от него даже телефонного звонка до сих пор не было.

Чувствовала, что и Андрей на неё затаил не то обиду, не то злость после истории с Аглаей.

Уехал не попрощавшись, а когда она позвонила, ничего не говоря, передал трубку Семёну.

Да и Семён беспокоил, похоже, у него что-то не ладится в Новосибирске с работой или научной деятельностью, а тут ещё эта история с Татьяной, какая буря разразится в выходные, она даже представить не могла, может, дай бог, пронесёт, хотя что-то подсказывало вряд ли.

В четверг Фрося вновь заехала к Тане забрать уже готовые джинсы.

Они вдвоём тщательно буквально их пронюхали и остались довольны, комар носа не подточит, фирменные и только. На этот раз повезёт на базар сразу три пары и это вызывало определённые опасения.

— Танюха, ты должна понять мои страхи, ну, кто поверит, что эти бабульки притаранивают штанишки из-за кордона пачками.

— Фрося, а я слышала, что есть ребята, которые крутятся возле гостиниц и там сбывают и покупают подобные вещи.

— Танюха, так это фарцовщики, они и раньше были, я на эту роль никак не потяну, а тебе не советую этим заниматься, хватит нам и нашего криминала, лучше шей что-нибудь попроще.

Мы, кстати, в следующее воскресенье в Можайск хотим сгонять, будем иногда менять место торговли, чтобы не примелькаться у милиции и скупщиков.

— Фрося, пусть идёт, как идёт, я не смею вас ослушаться, а пока буду сгонять весь материал, что вы мне привезли, ведь скоро наступит тепло и надо будет побольше времени детей держать на воздухе.

— Вот, это правильно, а там и осень наступит и новые заказы от Валерия Ивановича будут, он тоже уже кожей запасается, смотришь и не пропадёшь.

В тот же день раздался долгожданный звонок от Олега.

Фрося буквально влипла ухом в трубку:

— Олеженька, я уже вся истосковалась по тебе, хоть бы позвонил раньше, ведь я себе места не находила.

А может быть ты уже в Москве?

Она с надеждой ждала ответа.

— Нет, моя любимая, я по-прежнему в Мурманске и пока не знаю, когда появлюсь в столице нашей Родины.

Я тоже очень скучаю по тебе, но в силу определённых обстоятельств застрял надолго.

Кстати, штучки твои пригодились, очень они здесь, как ты говоришь, котируются, имей это в виду.

— Олеженька, позвони только заранее, мы и другие нарисуем.

— Хорошо, но я появлюсь в Москве уже только в апреле, взял отпуск на месяц.

— Что-нибудь с детьми у тебя случилось?

— Фросенька, милая, не выпытывай у меня ничего, придёт время, сам расскажу.

И после короткой паузы, тихим голосом:

— У меня нет детей.

Фрося поняла, что она зашла на чужую территорию, куда доступа ей пока нет.

— Олежик, а я перешла работать на четыре часа, хотела вовсе уйти с работы, но Валера устроил такой тарарам, и мы нашли это решение.

Замечу, что обе стороны остались довольны.

— Фросичек, я тоже доволен, когда опять попаду в Москву, у нас будет больше времени, чтобы побыть вместе.

— Олежечек, я безумно скучаю.

— А если бы ты знала, как скучаю я…

После долгих нежных излияний любовники распрощались.

Фрося стелила себе постель и тяжело вздыхала — ну, почему, ну, почему, все её любимые мужчины достаются ей с такими трудностями?!

Почему она вечно должна их ждать или догонять?!

 

Глава 40

В пятницу после обеда Фрося плотно засела дома.

Она ожидала младшего сына, который по идее должен был появиться в эти часы у неё в квартире, если, конечно, сразу же из аэропорта не понесётся к Тане.

В районе шести вечера повернулся ключ в замке и в квартиру ввалился Семён:

— Мамулька, это я, здравствуй моя миленькая, как ты тут, сегодня чуть дождался, когда самолёт, наконец, приземлится в Москве.

— Сынулька, что-то ты чересчур возбуждённый, обычно это бывает не к добру.

— Мамуль, от тебя никогда ничего не укроется, только скажи, наш разговор может подождать, пока я приму душ, а потом буду одеваться и вкратце поведаю тебе свои последние новости?

Фрося выпустила из объятий натянутое, как струна жилистое тело сына.

— Иди сынок, в душ, куда я денусь, конечно, подожду, что-то моё сердце чует неладное.

— Мамуль, не драматизируй, возьми там сама в моей сумке рыбёху, такого хариуса мне добыли, я для вас с Танькой по штуке привёз.

Семён отправился в ванную, а Фрося открыла его пухлую дорожную сумку.

Наверху, действительно, лежали завёрнутые в плотную бумагу две крупные вяленые рыбины.

Мать взяла причитающую ей и любопытства ради заглянула в глубь сумки — пакеты, пакетики, явно, предназначенные Тане и её девочкам.

Она не стала дальше проявлять свой не здоровый интерес, хотя порадовалась за сына, не крохобор какой-то, едет к женщине, как положено, с любовью и подарками, и глубоко вздохнула — ну, чего он залип на эту Таньку? Хорошенькая, ничего не скажешь, но ведь у него были девчонки гораздо ярче и без паровоза.

Раскрасневшийся после душа Семён появился в зале, на ходу застёгивая пуговицы рубахи:

— Мамуль, у меня там началась настоящая война, как я тебе и говорил мой куратор, профессор Николаев, хочет стать моим соавтором и пустить кандидатскую, что я пишу, сразу на докторскую.

Поверь, я не имею ничего против этого, но он, уважаемый Иван Сидорович, хочет своё имя вписать первым, а меня сделать, вроде, его ассистента.

В случае удачной защиты ему все регалии и почёт, а мне уготована участь пристяжной лошади, сопровождать великого учёного на всякие семинары, симпозиумы и то, думаю не надолго, как только дело коснётся поехать в загранкомандировку, тут он меня и отцепит.

— Сыночек, тебе ведь только двадцать четыре годика, вот и смирись, побудь какое-то время, как ты говорил, младшим научным сотрудником, а чуть позже и дальше шагнёшь.

— В том, то и дело, что не шагну, высосут и выкинут за ненадобностью, а позже и вовсе затрут, чтобы не напоминал о своей значимости в открытиях, а они уже есть, наша лаборатория впереди планеты всей, ну, чтобы тебе было понятно, скажем так, нашего университетского центра.

У нас такая приличная группа ребят собралась, мы все просто горим на этом, а придут седенькие дяденьки и своими загребущими лапками присвоят всё себе.

— Сёмочка, чтобы ты только на этом шею себе не сломал, вашего темперамента мало, у них ведь все рычаги власти, надо, так партию привлекут, а очень понадобится, так и органы.

— Знаю мама, знаю, уже на это мне намекали.

Всё, моя хорошая, убегаю, Танька ждёт.

Через пару минут от сына в квартире остался только шлейф запаха одеколона.

Фрося покрутилась по комнатам, слегка прибралась и присела к телевизору, посмотрела программу Время, и к её радости, после новостей на экране телевизора демонстрировали давно разрекламированную новинку — «Москва слезам не верит».

Фильм захватил её настолько, что все тяжёлые мысли, которые раньше витали в её голове, отступили на задний план.

Нельзя сказать, что сюжет фильма хоть в какой-то мере напоминал её жизнь, но судьба главной героини полностью приковало к себе внимание.

Ведь она не сломалась, оставшись одна в чужом городе с малым ребёнком на руках, а более того, выучилась, сделала карьеру и даже рядом с ней появился симпатичный мужчина.

Да, вот это судьба, не то, что у неё.

Фрося выключила телевизор, вытерла с глаз слёзы умиления после последнего кадра фильма и собралась идти спать, но в эту минуту в квартиру буквально ворвался Сёмка:

— Ах, мамулечка!

Ах, ты моя добрая душа, помогла страждущей женщине избавиться от постигшей её неприятности.

Нашла свои старые связи, оперативненько так всё обтяпала, приласкала, приголубила и дело в шляпе, сыночек её теперь свободный от груза ответственности.

Фрося стояла напротив разъярённого сына и смотрела на его раскрасневшееся от гнева лицо — она знала, она чувствовала, что так приблизительно и будет, ведь это был её сынок, её любимец, которого она читала, как хорошо знакомую книгу.

Фрося не спешила оправдываться, увещевать или пытаться урезонить праведный гнев Сёмки.

Пусть выкричится, пусть даже обольёт грязью, но пусть только не держит в глубине своей души горькую обиду или, того хуже, презрение и ненависть к матери.

Сёмка тяжело дышал и смотрел с отчаяньем на мать.

— Скажи, ну, скажи, почему ты мне не позвонила, почему не предупредила?

Ладно она, глупая курица, всё решила сама за меня.

А ты… как, ты могла предать меня, ведь надёжней друга, чем ты, я даже не представлял, что может быть у меня на земле…

— Сынок, ты выговорился или у тебя есть, что ещё добавить к выше сказанному?

Я не собираюсь перед тобой оправдываться и посыпать голову пеплом, я не вижу здесь своей вины, как и не хочу оправдывать или порицать Таню за содеянное.

Я бы, в свою очередь, могла тебя упрекнуть в том, что ты мало думал о последствиях, когда горел любовным экстазом, хотя Таня обвиняла только себя за произошедшее.

Она корила себя глупышка, что не смогла противостоять твоему натиску.

Семён опустил глаза и нервно поводил плечами, чувствовалось, что он не находит выхода своей злости.

— Успокойся сынок, назад пути уже нет, что свершилось, то свершилось.

Вот, ты, мечешь гром и молнии, а о ней ты подумал, каково ей сейчас, после того, как ты вылил ей на голову подобную же кучу обвинений и, пылая справедливым гневом, покинул женщину с израненной душой, а между прочем, с ещё с не зажившим телом.

Семён вытер слёзы отчаянья, выступившие на глазах:

— Мама, ведь я бы её никогда не бросил с моим ребёнком на руках, всё бы сделал, чтобы они были счастливы.

— Присядь и спокойно выслушай свою умудрённую жизнью мать.

Фрося потянула за собой на диван сына, усадила рядом и обняла за плечи:

— Я говорила Тане, что надо тебя поставить в известность, что это не справедливо по отношению к тебе принимать одностороннее решение, но она была не сговорчивой и собиралась пойти сделать подпольный аборт на квартире, чему я воспротивилась.

Повторяю, я не собираюсь оправдываться сама и обвинять Таню.

Сынок, вы знакомы ещё меньше двух месяцев, вами ещё руководит безумная страсть и, когда вам было проверить на прочность чувства, ведь вы вместе пробыли только несколько выходных дней.

Таня пошла на этот ответственный шаг не только ради избавления от ненужного ей сейчас ребёнка, но и ради тебя, потому что уже поняла твою тонкую ранимую душу и знала, что если тебе сообщит, то ты в порыве благородного рыцарского долга не позволишь сделать ей то, что она сделала.

Она отлично отдавала отчёт своему поступку, потому что дурёха полюбила тебя всей своей недолюбленной душой и не насытившимся любовью телом.

Она ведь тебя ни в чём не осуждает, а более того, отлично понимала, что ты бросишь всё и примчишься в Москву, и не допустишь сделать аборт.

А, что потом?…ни толкового у вас жилья, ни надёжного заработка, а главное, тебя ждёт неминуемая потеря интересной работы и научной деятельности, на твои плечи ляжет забота не только о женщине, но уже о трёх детях, а это я тебе скажу не шутка, кто, как не я знаю об этом.

Сынок, не злись на те слова, что я тебе сейчас скажу, но ты ведь сам сказал, что я твой друг, а друзьям и с друзьями говорят откровенно — сегодня ты пылаешь праведным гневом и другой мысли не допускаешь, считая, что Таня поступила по отношению к тебе подло.

Поверь, сынок, всё в жизни бывает, пройдёт время, ты остынешь к этому свершившемуся факту, а, возможно, остынешь и к Тане и, что тогда…

Не спеши спорить со мной, никто этого пока не знает, но если, действительно, случится так…

Не взваливай на себя то, что может лечь на твою судьбу неподъёмным грузом.

Не спеши, мой миленький, не спеши обвинять и не спеши делать конкретные выводы, ты же у меня боксёр, знаешь, что иногда выдержка ведёт к победе.

Сёмка, как в детстве приник к матери, обвил её шею и поцеловал в щёку:

— Мамулечка, прости меня за мою горячность, за все те слова, что наговорил тебе в запале, я помчался к Тане…

 

Глава 41

Весна стремительно набирала обороты.

На смену не уравновешенному марту с таянием снегов, с неожиданными морозами и метелями, врывались погожие дни с ласковым солнцем и нежными дуновениями ароматного ветерка.

Дело шло уже к середине апреля, а Олег всё не появлялся в Москве и, более того, за весь прошедший месяц он только дважды позвонил и по его голосу можно было догадаться, что он мало расположен к сердечному разговору.

Фрося чувствуя состояние мужчины, не мучила его вопросами, а старалась даже приободрить, совершенно ничего не зная обо всём происходящем вокруг него.

Их вылазки с Настей на толкучки приняли спокойный, рабочий режим.

Каждое воскресенье они выезжали из дому не свет не заря, то есть в три часа ночи и мчались по пустым от транспорта дорогам до Смоленска и оттуда начинали свой рабочий день, на обратном пути заезжая во все крупные и мелкие города по пути следования, задерживаясь ненадолго на тамошних базарах.

Подруги единогласно приняли решение не мелькать часто на Московской толкучке, один раз в месяц вполне достаточно.

Фрося по привычному уже сценарию с самого утра оббегала ряды торгующих и поняла, что их товар сильно кидается в глаза своей редкостью и количеством.

Благодаря их подвижности, они умудрялись за один день продавать до десяти пар джинсов, что весьма радовало Таню, но волновало Фросю.

С начала апреля к их бизнесу присоединился Карпека, узнав от Фроси, что они с Настей успешно торгуют далеко от Москвы.

Это его вполне устраивало, ведь светиться с домбытовскими босоножками на Московской толкучке ему тоже особо не хотелось.

Фрося уже не представляла, как она могла последние пять лет жить без постоянных подсчётов, без поисков новых возможностей для реализации товара, без переговоров с поставщиками, в роли которых выступали Аня, Таня и Валера.

Последний давно уже починил свою машину и возле дома Тани стояла неприкаянной, старая Фросина копеечка, которой только изредка пользовались её сыновья, наезжая в Москву.

Пришла пора наведаться на дачу, ведь за всю зиму Фрося ни разу там не побывала.

Ей показалось скучным одной ехать за шестьдесят километров от Москвы, и она, руководствуясь самой себе не понятными мотивами, позвонила Тане:

— Танюха, не хочешь составить компанию, прокатиться со мной загород?

— Можно, я с удовольствием, а то уже спина болит седеть за швейной машинкой, только в пять мне надо вернуться, забрать деток из сада.

— Отлично, выбегай из дому через минут пятнадцать, у нас с тобой почти пять часиков есть на прогулку.

Фрося подкатила к уже хорошо знакомому подъезду и почти в ту же минуту из него выбежала молодая женщина. Она была одета в джинсы собственного пошива и в такую же джинсовую куртку, волосы свободно развивались на ветру, на щёчках в улыбке играли ямочки — симпатичная, чёрт побери, Сёмкина любовь благотворно на неё влияет.

С этими мыслями Фрося открыла перед Таней дверцу рядом с собой.

— Танюха, хорошо выглядишь, смотрю и себя одела в эти модные шмотки из-под своей машинки.

— Фрося, я не стала вам говорить, решила целиком показать джинсовый костюм, чтобы вы оценили, я оплачу всё за вычетом своей работы.

— Не дури голову, мы уже можем себе позволить подобные радости для себя дорогих, и стоит ли так щепетильно подходить к расчёту, мы не просто компаньоны, а свои люди.

Настюха уже так расхрабрилась, что стала собирать деньги своему сыну на машину и ты, надеюсь, не бедствуешь.

— Что вы, я таких денег сроду не зарабатывала, у мамы уже ни копеечки не беру, а даже ей подкидываю.

— Она в курсе наших дел?

— Немножко, ведь материал в доме и работу мою не скроешь, но в детали она не посвящена и не будет, у неё другой подход к жизни.

— Какой это, нищенствовать?

— Да, она у меня ещё тот коммунист, старой закалки, всё ещё верит, что скоро народ заживёт лучше.

— А, ты, как думаешь?

— А, я думаю, что заживёт, только далеко не весь, а тот, кто умеет крутиться в этой жизни, как это делаете вы.

— Теперь Танечка, мы, но знай, нельзя останавливаться на достигнутом.

Слушай меня внимательно — я не могу постоянно быть у вас извозчиком, мне это уже тяжело, порядком надоело и опасно, и не всегда на это будет время, ведь скоро собираюсь поехать на месяц в гости к дочери в Израиль.

— Мне Сёма говорил об этом.

— Не перебивай, пожалуйста, выслушай до конца — в ближайшее время запишешься в автошколу на курсы и в скором порядке получишь водительские права.

Возле твоего дома машина стоит большую часть без дела, вот и будешь на ней рассекать по Москве.

— Фрося, я и на машине, вы смеётесь надо мной?

— Нисколько, десять лет назад у меня была точно такая же реакция, а теперь жизни не мыслю без своей куколки.

Вот сейчас подъедем к моей даче и поменяемся местами, покатаешься для начала по просёлкам на малой скорости, почувствуешь себя за рулём, не дрейфь девочка, справишься.

Под чутким руководством Фроси, Таня проехалась до лесочка, затем к пруду и, объехав весь дачный посёлок, остановились напротив новых ворот Фросиного отстроенного после пожара домика.

Снег с участка уже полностью сошёл, из земли показалась молодая радующая глаз зелёная травка, на плодовых деревьях заметно набухали почки.

Они зашли через калику и по бетонной дорожке проследовали к дверям дачного домика:

— Фрося, это ваша личная дача? Какая красивая и уютная.

— Смеёшься, какой тут уют в апреле, вот летом будет красота невероятная.

Насадим с тобой и девочками цветов, насыплем опять горку с песком, поставим качели…

Таня перебила:

— Вы, сказали со мной или я ослышалась?

— С тобой, с тобой, а с кем ещё, тут когда-то летом много детворы отдыхало, начиная с маленького моего Сёмочки, а последние годы душа не лежит сюда ездить, никому не нужны мои яблоки, сливы и груши, а теперь опять клубничку посажу, а ещё у меня тут есть кусты садовой малины, вот девочкам будет в радость.

Фрося так размечталась и даже не заметила, что стоящая на крыльце молодая женщина отвернулась, и вытирает обильные слёзы, невольно покатившиеся из глаз.

Слушая, идущие от души разглагольствования матери любимого, Таня не могла поверить, что эта женщина совсем недавно, принимала в штыки их отношения с её младшим сыном.

Наконец Фрося обернулась:

— Танюшка, ну, что ты опять плачешь, давай я открою дверь и покажу тебе мои хоромы изнутри.

Не надо столько плакать, я ведь сама за свою жизнь достаточно наревелась, да если добавить мои слёзы в наш пруд, то он станет морем.

Зайдя во внутрь дачи, Фрося вновь обратилась к Тане:

— Тут раньше было две комнатки, а я не знаю, чем, руководствуясь, в новом проекте после пожара сделала три, так, на всякий случай.

Вот, летом в одной из них и будешь работать. Как думаешь, тебе здесь будет удобно?

Смотри, в окошко двор виден, сможешь за детьми наблюдать.

Таня обняла Фросю и сбивчиво заговорила:

— Ну, почему, почему вы так ко мне относитесь, чем я заслужила, мы ведь с вами всего не полных полгода знакомы, а вы делаете для меня больше, чем для других делают родные мамы?

Вы, меня опекаете, как родную дочь, а ведь у вас своих четверо детей и куча внуков.

— Ну-ну, столько вопросов, на которые у меня один только ответ.

— Один? Какой?

— Ты, любимая женщина моего Сёмки.

— А если он меня разлюбит?

— Ты, хочешь знать ответ или хочешь посмотреть, как это будет?

— Не хочу, не хочу, не хочу ни того, ни другого, но в жизни всякое бывает.

— Танюшка, мы с тобой начали за здравие, а пришли к чему.

Выше носик девочка, кроме моего первого мужа, в каждом из четырёх следующих своих любимых мужчин, я видела последнюю свою любовь.

Сейчас в моей жизни появился хорошо тебе знакомый Олег, ну, и что… а ничего, я даже предположить не могу, чем закончится наша связь, что-то его держит в Мурманске сильней его любви ко мне.

А я точно знаю, вижу, чувствую, что он меня любит.

Всё, Танюха, давай завязывать болтовню на эту тему, а то я сейчас расплачусь так, что не успокоишь.

И она положила руки на плечи молодой женщине, смотревшей на неё с широко раскрытыми глазами.

— Танюха, нам бабам в жизни приходится много плакать, и дорого платить за наши чувства, к пригретым в душах, мужикам.

Они легко после нас заводят новые семьи или просто удобных для жизни подруг, а мы вечно ждём, пока на нас обратят внимание или подвернётся случай, когда в чьих-то глазах вдруг предстанешь королевой.

Не думай о плохом будущем, когда есть хорошее настоящее, и давай двигаться по направлению к тому, что я сегодня наметила.

Ты согласна?

— Согласна, уже завтра запишусь в автошколу, и счастлива летом переехать сюда с детьми, и готова всегда прислушиваться к вашим предложениям, потому что плохое вы мне до сих пор не предлагали.

— Правильно, прислушивайся, но это не значит, что всегда должна слепо следовать за мной, я ещё та вздорная баба, но…

— Фрося, ведь я так и сказала, что буду прислушиваться…

— Ага, а я боялась тебе кое-что предлагать.

Таня напряглась.

— Не волнуйся это опять про наши гешефты: Танечка, на базарах всё больше становится фирменных штанов, боюсь, залетим со своими подделками, а это может грозить нам не только тюрьмой, но и лишением жизни.

Люди ведь платят сумасшедшие деньги, как за настоящие и у меня от этой афёры уже зубы сводит.

Честно признаюсь, почти с самого начала к этому душа не лежала…

— Вы, хотите сказать, что я фактически останусь без работы?

— Глупышка, совсем наоборот, будешь лепить эти джинсы, на сколько у тебя хватит времени и сил, но будем их продавать за пол цены и не обманывать людей.

— И, что их будут покупать за сто рублей?

— Будут, ещё, как будут, ведь они, как настоящие, вот и пусть модники сами обманывают завистников этими клёпками и лейблами.

— Фрося, какая вы умная!

— Нашла умную, я опытная, в этой торговле нахожусь уже больше сорока лет, я девочка, стала уже ушлая спекулянтка.

 

Глава 42

Аня в Израиле буквально сгорала от нетерпения, ожидая в гости маму, но Фрося до сих пор не могла ничего ей определённого ответить.

Не было у неё пока ничего обнадёживающего, чтобы порадовать дочь и у самой от этого было муторно на душе, время стремительно бежало к лету.

Фрося морально и материально была уже вполне готова пуститься в путешествие, но разрешения на выезд в гости к дочери застряло где-то в кабинетах у серьёзных людей.

Анютка писала, что самое благоприятное время для отдыха в их стране это месяцы май и июнь, когда страшная жара ещё не обрушивается на обетованную землю.

Человек предполагает, бог располагает и, похоже, божий промысел был не на стороне матери и дочери, живущих уже десять долгих лет в разлуке.

Таня, как и обещала записалась в автошколу и с воодушевлением брала уроки вождения.

Семён прилетевший к Первому маю в Москву полностью поддержал мать и сам взялся давать дополнительные уроки вождения, выбираясь с любимой женщиной на машине за город.

Фросе в эти праздничные дни было не до кого, к ней, наконец, прилетел в гости Олег.

Да, именно в гости, потому что он прибыл в Москву простым пассажиром, а не пилотом аэрофлота.

Фрося порою, находясь в грустном состоянии духа, уже не чаяла, что когда-нибудь дождётся в свои объятия любимого мужчину, уехавшего от неё на долгих полтора месяца.

Какая же была радость, когда она пошла открывать дверь на длинную руладу звонка, даже не предполагая, кто это может так нетерпеливо рваться в её квартиру.

На пороге стоял улыбающийся Олег с огромным букетом ярко красных пионов.

— Олеженька!..

Крик женщины эхом прокатился, наверное, по всем двенадцати этажам, притихшего в полуденный час, дома.

Она обвила руками шею мужчины, быстрыми и жадными поцелуями, покрывая его исхудавшее лицо и неустанно громко повторяя имя любимого на все лады:

— Олеженька, Олежка, Олежечек…

Растерянный мужчина, застыв в дверном проёме, одной рукой прижимал к себе любимую женщину, а другой молча гладил её по округлым плечам и пушистым волосам.

Между ними возле ног валялись смятые пышной грудью Фроси, в бурном проявлении радости, ни в чём не повинные цветы.

За спиной у них вдруг раздался ехидный голос Андрея:

— Везёт же мне, второй раз застаю похожую картину, мамань, удивительно, в твоём возрасте и такие нежные проявления чувств, браво!

Молодые люди, может быть пропустите меня в квартиру, а сами и дальше можете проявлять не по годам нежные излияния.

Фрося оторвалась от Олега и со смущённой улыбкой, растрепала аккуратную причёску сына.

— Андрейка, сынок, твоя мама постоянно даёт тебе повод подтрунивать над ней, но я ведь к этому уже давно привычная и болезненно не реагирую, а вот не заслуженные обиды твои на меня переживаю крайне тяжело.

— Мамань, мы, что на пороге будем с тобой обсуждать то, что, скорей всего, и обсуждать не стоит?

— Что это я и правда, держу вас столько времени на пороге и цветы сгубила, надо хотя бы три целеньких отыскать.

К своему стыду, Фрося для себя отметила, что Андрей своим неожиданным появлением, несколько испортил радость от встречи с Олегом.

Но, в то же время, было приятно, что после незабываемого инцидента произошедшего Восьмого марта у неё с Аглаей он впервые перешагнул порог её дома.

С тех пор, мало того, что не показывался у матери, но и отказывался разговаривать с ней по телефону.

— Мамань, ну, что ты смотришь на меня, будто на явление с того света, как видишь, жив и вполне здоров.

Хочется думать, что обрадую тебя не только этим сообщением — так вот, сразу тебя ошарашиваю — летом перебираюсь в Москву, меня пригласили на преподавательскую должность в МГУ, прошу любить и жаловать новоявленного доктора филологических наук, а геолог уже из меня весь вышел.

Фрося всплеснула руками:

— Андрейка, сынок, как я за тебя рада, как я тобой горжусь, а, как бы радовался и гордился тобой твой отец, даже представить трудно!

— Это ты мама правильно заметила.

Я со спокойной душой покидаю Новосибирск, меня ничего особо не связывает с этим городом, в котором я прожил много лет, впрочем, не совсем так, не считая, могилы отца.

Фрося спохватилась, она решила скрасить возникшее неудобство перед Олегом, хотя ещё так много хотелось расспросить у сына про его будущее.

— Ребята, вы, наверное, голодные, а у меня нет ничего дома из готовой пищи.

Я ведь вас, ни одного, ни другого не ожидала сегодня увидеть у себя в доме, а Сёмка ведь ещё вчера прилетел и умотался с концами.

— Мамань, так мой неожиданный приход к тебе во многом связан с неадекватностью моего непоседливого братишки.

Ведь он должен был меня встретить в аэропорту и передать ключи от собственного автомобиля, но я прождал его почти час, так и не дождался.

Пришлось, взять такси и прибыть сюда.

Фрося не успела ещё толком испугаться за младшего сына, как в квартиру ворвался с шумом и криком Семён:

— Уф, всем привет!

Андрюха, братан, прости засранца, весь испереживался, там была такая страшная авария и я застрял больше, чем на час в пробке, слава тебе господи, застал тебя здесь у мамульки.

— А я и не сомневался, что если прибудешь в аэропорт и не найдешь меня, то рванёшь к своему спасительному якорю.

— Братан, ты не сильно обиделся, держи ключики от машины, а нам с Танюшкой надо спешить уже за детьми…

В проёме двери в зал стояла в своём эффектном джинсовом костюме Таня и со смущённой улыбкой смотрела на происходящее:

— Ой, простите, я даже не успела поздороваться.

— Привет Танюха, когда мои сыновья открывают свои рты, тогда уже ни у кого нет возможности даже слово вставить.

Андрей не сводил глаз с Тани:

— Ба, какая ты стала хорошенькая, похожа на модель с иностранного журнала, а какой прикид! Это и есть ваша знаменитая фирма, о которой мне уши прожужжал Сёмка?

Таня потупила глаза под пристальным взглядом Андрея.

— Андрюша, захочешь, я тебе за один день такой костюм сошью, только мерку надо снять.

Семёну сегодня вечером закончу, в последнее время ничего не успеваю.

— Ещё бы, такая блестящая женщина!

Скажи брат, как это я рванул в своё время не по тому адресу?!

— Братан, как шутку принимаю, но на то она и шутка, чтобы посмеяться и забыть.

Фрося обратила внимание, как впервые при ней, глаза братьев сцепились в непримиримой дуэли.

Андрей засмеялся и отвёл взгляд:

— Ну, братело, я не завидую твоим бывшим соперникам на ринге, без кулака можешь взглядом отправить в нокаут.

Расслабился и Семён:

— Братан, я не думаю, что у нас с тобой в дальнейшем будут поводы для схваток, ведь до сих пор сохраняли строгий паритет, а чаще, добрые братские чувства и дружеские отношения.

— Сёмка, посмотри на нашу мать, мы так можем довести её до инфаркта, на её долю и одного, любящего своих родных Стаса, вполне хватает.

И уже к Фросе:

— Мамань, вы со своим приятелем сами продумайте ваше обеденное меню, а я завезу опаздывающую за детьми, влюблённую пару, а сам покачу по своим делам.

 

Глава 43

После того, как за шумными взрослыми детьми закрылась входная дверь, в квартире вдруг наступила давящая на уши тишина.

Фрося с Олегом изучающим внимательным взглядом осматривали друг друга:

— Олежка, как ты похудел, даже глаза провалились. Ты болел?

— Нет, я не болел, просто вымотался за последнее время здорово, но теперь всё в порядке, до Девятого мая включительно буду с тобой, а затем вернусь в Мурманск и возобновлю полёты.

А, как ты тут поживала? Выглядишь хорошо, немножко тоже похудела, но это тебе к лицу.

— Олеженька, а у меня и, правда, хоть шаром покати. Если хочешь, можем опять яичницу забацать?

— Фросенька, любимая, у меня голод совсем другого свойства, но какая-то оторопь берёт, так давно я не обладал твоим обворожительным телом, страшусь настаивать об удовлетворении страждущего с севера.

— Дурачок, милый мой дурачок, пойдём накормлю, и сама отъемся досыта, впервые, за всё время твоего такого долгого отсутствия.

Фрося встала с дивана и быстро пересекла зал, сев на колени мужчине и стала медленно расстёгивать пуговицы на его рубашке.

Руки Олега скользнули под кофточку, поймав в ладони пышные полушарии грудей.

— Фросенька, как я по тебе истосковался — по твоему голосу, улыбке и смеху, по пушистым волосам, твоему запаху и этой бархатистости кожи на пышущем и манящем к себе теле.

— А, я не буду тебе ничего такого красивого говорить, а прямо здесь в кресле овладею тобой и можешь подавать на меня в суд за изнасилование.

— Фросенька, никакого насилия, я отдаюсь тебе по собственной воле.

Его шутливые слова перешли в сладостный стон, потому что совершенно уже обнажённая Фрося сорвала с него последнюю преграду в виде трусов и, взяв в руки дрожащего от невероятного возбуждения удальца, устроившись коленями на кресле, ввела в своё разгорячённое лоно.

Бурный оргазм двоих изголодавшихся друг по другу людей, буквально через минуту сотряс своды комнаты стоном и рыком.

Только сейчас губы любовников нашли друг друга и слились в счастливом и благодарном поцелуе.

— Олеженька, мне иногда уже казалось, что ты никогда ко мне не вернёшься.

— А, я в тишине ночи грезил о тебе и думал, что нафик я тебе такой сдался, что ты уже нашла утешение в любви с другим мужчиной.

— Олеженька, я ведь тебе говорила, ты моя последняя любовь, чтобы у нас или между нами не произошло, я не буду больше кроме твоих, ни в чьих объятьях.

— Говорила, говорила, но я так боюсь тебя потерять.

— Олеженька, как ты можешь меня потерять, ведь я никогда не была одновременно женщиной двух мужчин, а вот… ай, ладно, что об этом.

— Фросенька, милая моя, ты тоже у меня одна, одна единственная, я даже помыслить о другой не могу.

Фрося резво соскочила с колен мужчины и совершенно нагая встала напротив него, подперев руками бока.

— А скажи мой пылкий любовник, как ты относишься к сельскому хозяйству?

— В глобальном смысле или потребительском?

— А, не в том и не другом, хочу предложить тебе заехать в магазины, набрать продуктов и рвануть на мою дачу.

— Ничего не имею против, но причём тут сельское хозяйство?

— А, что ты думал, в гамаке там будешь прохлаждаться с книжечкой в руках?

Нет, мой милый, сегодня устроим день любви на свежем воздухе, разведём костёрчик, нажарим мяска, напечём картошечки, устрою тебе холодное купание в пруду, а завтра будешь со мной поднимать сельское хозяйство.

— Что вместо коня в плуг запряжёшь?

— Ну, на моём огромном участке с плугом не походишь, а с лопаткой поработаешь — немного картошечки посадим, грядочки вскопаем, я из тебя ещё и маляра сделаю, забор покрасим, короче, лентяйничать не дам, не забудь, ты заставил моё тело изнывать без твоих ласк почти полтора месяца, теперь будешь за всё это время отрабатывать.

Олег быстро поднялся из кресла и хотел схватить в объятия подтрунивавшую над ним женщину, но она шустро увернулась и побежала в душ.

Никуда они в этот день так и не уехали, и вместо жаренного на костре мяса удовлетворились яичницей на сале, потому что изголодавшиеся по любви тела уютно устроились на широком ложе в спальне у Фроси, отдавая без сожаления всю накопившуюся в них страсть в жарких любовных объятиях.

Яркие и тёплые солнечные лучи, упавшие на лицо, разбудили Фросю.

Она глянула, чуть распахнув глаза, на будильник и хлопнула спящего на животе мужчину по заду:

— Поднимайся лежебока! Утро красит нежным светом Стены древнего Кремля, Просыпается с рассветом Вся советская земля.

Олег резво присел на кровати и продолжил начатую Фросей песню:

— Кипучая, Могучая, Никем непобедимая, Страна моя, Москва моя, Ты — самая любимая!

И он навалился своим крупным телом на не сопротивляющуюся женщину.

Через несколько минут Фрося томно потянулась:

— Олеженька, а ведь нам действительно надо быстро подниматься и выезжать на дачу, а иначе скоро перекроют весь город для демонстрантов, и мы не сможем выбраться из Москвы до полудня.

— Фросенька, я ведь тебе уже говорил, что давно живу по режиму военного человека, сказано-сделано…вот, только пока не забыл…

И он извлёк из лежащих на прикроватной тумбочки брюк портмоне и достал оттуда пухлую пачку денег.

— Держи, это за твои побрякушки.

— Олежек, ты отсчитал свои комиссионные?

— Ну, о чём ты говоришь, как ты могла подумать, что я буду на тебе наживаться?

— Глупыш, о какой наживе ты мне сейчас говоришь, мы ведь в этом деле партнёры, а не супружеская пара ведущая единое хозяйство.

Похоже, ты в этих деньгах нуждаешься, гораздо больше, чем я, бери назад хотя бы стольник, ты его честно заработал.

— Нуждаюсь, не скрою, но мне, право, не ловко зарабатывать на тебе.

— Вот, глупышкин, так глупышкин, не на мне, а со мной, если бы ты только знал, сколько я наварила деньжат за это время пока тебя не было, по дороге на дачу расскажу.

Буквально через пол часа они уже топтались в прихожей.

— Фросенька, мне брать с собой сумку с вещами, там я тебе и палтусика копчёного привёз.

— Конечно, брать, все три дня выходных мы проведём там, ты вон какой бледный, совсем, похоже, воздуха не видишь.

— Не вижу, не вижу, ты это точно подметила.

— А, как ты смотришь на то, если я своих сыновей приглашу на дачу, вместе с нами отпраздновать Первого мая?

— Благосклонно, будет веселей, если только они не станут, как вчера пикироваться.

— Не будут, не будут, ведь Андрей, если примет предложение, то нагрянет вместе с пассией, а она своего кавалера от себя не отпустит, да, и с моим Сёмочкой он вряд ли захочет связываться, тот сам горит и других спалить может.

— Ну, в этом я уже убедился, маминой крови у него много.

Фрося поднимая трубку телефона, счастливо засмеялась:

— Танюша, привет, с праздником!

Спасибо, спасибо, моя хорошая, но прости, не могу вести с тобой долгие разговоры, нам очень некогда, выезжаем на дачу, вот хотели с Олегом пригласить тебя с Сёмкой и детьми приехать к нам и вместе отпраздновать. Как вы на это посмотрите?

И через небольшую паузу:

— Вот и отлично, о каком времени ты спрашиваешь, как соберётесь, так и приезжайте, всем найду работу и занятия.

Всё, ждём.

Фрося улыбнулась Олегу.

— С этими ребятами никаких проблем, Сёмка и до двух не считал, сразу согласился, а Танюха, как ниточка за иголочкой, хотя сказать по чести, она очень хорошо ко мне относится и не только из чувства благодарности.

Так, второй короткий звонок и поехали.

Аня, доброе утро и с праздником!

Спасибо, я хотела…

Было понятно, что ей не дали договорить, с той стороны полился словесный поток.

— Аня, прости, пожалуйста, нам очень некогда, Андрея можешь к телефону не звать.

Я вам позвонила, чтобы пригласить сегодня к себе на дачу.

Да, там, отметим в семейном кругу праздник, подышите чистым воздухом, Семён с Таней уже дали своё согласие.

Фрося молчала, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

— Прекрасно, мы вас ждём.

С голоду у меня не умрёте, но, что привезёте лишним не будет.

Шампанское?

Про него я не подумала, а в магазине навряд ли свободно стоит…

Отлично, тогда не буду тратить время на его поиски, а то уже думала в ресторан заехать.

Пока, пока, ждём.

— Фросенька, а у меня в сумке припасена бутылочка.

— Олежечка, пригодится, мы с тобой вдвоём устроим с ним салют в честь нашей любви, когда дети разъедутся.

 

Глава 44

Фрося успела без особых приключений выехать из кишащей народом праздничной Москвы.

Хотя в последние годы количество выходящих на демонстрацию людей значительно поубавилось, но всё равно город смотрелся, как развороченный улей.

В подворотнях группки мужчин, а то и с женщинами заправлялись для куража спиртным, дети с криками и смехом носились по тротуарам, а порой и по проезжей части с надутыми шариками и красными флажками в руках.

Повсюду взгляды прохожих и проезжающих в транспорте встречали транспаранты: — «Май, Труд, Счастье!»

На окраине города заскочили в продуктовый магазин.

Ассортимент товара здесь был куда скромней, чем в центре, но всё необходимое для пикника и последующих дней, которые они собирались провести на даче, закупить удалось.

Прибыв на дачу, Фрося быстро переоделась в простенький полинявший сарафан и забегала по дому и двору.

Нужно было проветрить комнаты, смахнуть пыль, вымыть полы и окна и ещё сделать кучу мелких работ.

Олег путался под ногами, пытаясь поймать в объятия манившее своими аппетитными формами, выступающие из лёгкого сарафанчика, разгорячённое движениями тело женщины.

— Олежка отвали, сейчас не до этого, скоро ребята нагрянут, а у нас полный срач и ничего не готово.

Но руки мужчины овладели, освобождёнными из заточения в бюстгальтере пышными грудями, а губы отыскали смеющиеся Фросины, и бастион был успешно взят.

Фрося шутливо отпихнула тяжёлое тело мужчины:

— Ну, слезь ты, уже с меня наконец, какой ты здоровенный медведь, совсем раздавил, из-за тебя мне уже не хочется заниматься уборкой и готовкой.

— Сладкая моя, а, чего тебе хочется?

— А, вот, догадайся с одного раза.

— Неужто меня? Так, я готов.

— Завтра будешь показывать свою готовность, а сейчас быстренько переодевайся, там в кладовке полно старого барахла, на себя вряд ли сыщешь, но что-нибудь подходящее напялишь.

— А, дальше что?

— Посмотрите на него, когда в объятия идёшь, так золото гребёшь, а, как отвалился, так вдруг наивным прикидывается.

— Фросенька, так ведь у меня никогда собственной дачи не было, понятия не имею, куда здесь свои руки пристроить.

— Ага, кое-что нашёл куда пристроить, а тут городским мальчиком прикинулся.

Переодевайся, возвращайся и я найду применение твоим талантам.

Фрося оглядела вышедшего из домика мужчину и улыбнулась, чуть сдерживая смех.

— Олежка, в этих шортах я разгуливала по Одессе шесть лет назад, после этого ни разу не была на море, надеюсь, в это лето в Израиле покупаюсь, ведь у моей Анютки море из окна квартиры видно.

Она на работу, а я на море, вот только страшненько мне будет без знания местного языка.

— Фрося, а ведь там южные горячие мужчины, я уже ревную тебя.

— Ревнуй, ревнуй, а пока бери топорик и нащепи несколько поленьев, потом натаскай дровишек в тот угол огорода, вот здесь, напротив дверей поставь стол, чтобы не шатался, а вокруг табуретки и всё то, на что можно будет сесть.

— Задание понял, приступаю к исполнению.

— Сильно не тяни там с выполнением этой плёвой задачи, надо ещё будет мясо, лук нарезать, шампуры у меня есть железные.

Вперёд, мой верный помощник, тебя ждут награды.

Во время того, как они суетились во дворе, сметая прошлогодние листья и другой всякий мусор, прилетевший на участок, возле ворот остановилось такси и из него стали выбираться Семён, Таня и дети.

Сёмка с малышкой на руках приблизился к матери и подставил щёку для поцелуя:

— Мамулька, руки заняты, там у Танюшки такой обалденный торт, она сама его зафеервертила, произведение искусств и кулинарного мастерства.

— Ай, Фрося не слушайте его, подхалима несчастного, обыкновенный медовый торт, я ещё пирожки с мясом спекла, может сгодятся.

Фрося обняла Таню и расцеловала в её румяные в ямочках щёчки.

Ах, как расцвела женщина, что делает с нами бабами любовь, в сердце кольнула ревность — а Сёмка то, как крутится вокруг неё, а ведь раньше вокруг него девки сами крутились и какие…

А дети, как к нему льнут.

Фрося тряхнула головой.

— Сёмочка, возьми ведёрко и сбегай к пруду, наноси девочкам песочка, вон там, сбоку от сарайчика, устрой им песочницу.

— Фрося, а мне, чем вам помочь?

— И тебе Танюха, найду занятие, а вымой-ка дорогая моя, окошки, их тут немного, и они не большие, а я пока огурцы и помидоры нарежу и Олега призову, банки с солениями открыть.

Светлый майский день набрал силу, ароматный запах свежей зелени перемешивался с дымом, идущим от весело потрескивавшего сухими поленьями костра, а Андрея с Аней всё не было.

Наконец, Сёмка не выдержал:

— Мамуль кишки марш играют, мы уже спалили кучу дров на угли, пора, наконец-то, мясо жарить, сколько будем их ждать.

— А больше не будем, может быть они вовсе не приедут, за них не берись.

Дежурившие возле костра Олег с Семёном, предупредили, сидящих за столом женщин, что ещё пять минут и шашлыки будут готовы, можно открывать бутылку и начинать пир.

В этот момент к воротам подъехала прежняя Фросина копеечка, из которой вальяжно вышел Андрей и, обойдя не спеша машину, открыв дверцу со стороны пассажира, подал руку Ане.

Фрося для себя отметила — такта и манер её сыну не занимать, от кого только успел их набраться, не от неё точно.

— Мамань, принимай гостей, просим прощения, слегка задержались, но я вижу, что мы поспели вовремя.

Я за рулём, поэтому ограничусь только шампанским.

Андрей отвесил общий поклон, а Аня прошла по кругу, одаривая всех сидящих за столом лёгким символическим поцелуем в щёку.

Напряжение постепенно спало, становилось шумно.

Вначале, на перебой хвалили пирожки, приготовленные Таней, а затем разговоры потекли по разным направлениям.

Перед тем, как подать торт, решили убрать со стола остатки еды и грязную посуду, мыть которую, отправилась Таня.

Семён с детьми пошёл прогуляться до пруда.

Фрося повела остальных, показывать свой участок, рассказывать про планы на лето, что посадит и когда, что поспеет.

Затем, выйдя за калитку, повела гостей, познакомиться с дачным посёлком и вдруг обратила внимание, что среди них нет Андрея, в сердце закралась тревога.

— Вы, меня простите, но мне надо срочно вернуться на дачу, а вы погуляйте здесь без меня, наиграйте на тортик аппетит.

Она тихо проскользнула в калитку и не слышно подошла к кухонному окну, откуда были слышны голоса Андрея и Тани.

— Андрей, я не хочу с тобой ссориться, но убери руки, а иначе мне придётся влепить мокрой тряпкой по твоей наглой морде.

— Танюшка, не будь дурочкой, всего один только поцелуй на сегодня.

Я, как вчера тебя увидел, тут же понял, что ты кладезь совершенства, у тебя такая шикарная фигурочка, а в твои губки так и хочется впиться жарким поцелуем, ну, не отворачивайся.

Я уже через парочку месяцев поселюсь на постоянку в Москве и одарю тебя всеми знаками внимания, заботой и любовью.

— Ты, слышал, последний раз тебе говорю, не лапай, если я расскажу Сёмке про твои домогания, он из тебя сделает отбивную котлету, но я не хочу ссоры между вами, а все свои вычурные комплименты оставь для Ани.

— Не глупи девочка, Аня женщина холодная, расчётливая и уже в годах, а ты ведь свеженький персик, горяченькая, симпатичная и если станешь ещё покладистой, то я для тебя открою мир наслаждений, богатства и приобщу к нашей высокой культуре и искусству.

Фрося услышала шум борьбы и хотела уже вмешаться, и положить конец мерзкой сцене, свидетелем которой ей не посчастливилось стать.

Хотя, кто знает, может и на счастье она появилась тут в эту минуту.

Она стремительно поднялась на крыльцо и взялась за ручку двери, но не успела её открыть, как услышала звук падающего на пол тела, стоны и ругань Андрея.

— Ты, что сука, делаешь, я тебя в порошок сотру, я тебя перед Сёмкой выставлю в самом неблагоприятном свете, ты ещё будешь у моих ног валяться и просить о снисхождении…

— Пока валяешься ты, и предупреждаю категорически, обходи нас с Сёмкой за километр и если хочешь сохранить со мной видимость хороших отношений, за две секунды убирайся отсюда.

Мне не за себя стыдно, а за тебя перед твоей матерью, к которой питаю самые нежные чувства.

Скажешь что-нибудь про меня плохое Сёмке или матери, я тебя уничтожу, своими руками порешу, глаза твои наглые с корнями вырву, ты понял или ещё раз повторить, быстро убирайся отсюда!

— Танечка, больно ты грозная, думаешь наш Сёмочка тебя в жёны возьмёт, потешится немного и бросит, не таких девчонок бросал.

— Катись отсюда, пока сверху кочергой не заехала, пижон несчастный, видишь ли, культуру он для меня откроет.

Я сейчас тебе полностью и окончательно охоту приставать к бабам отобью.

Фрося только успела отскочить на несколько шагов от крыльца в сторону калитки, как из дверей по ступенькам полусогнувшись, с красным от боли и гнева лицом сбежал её средний сын.

В проёме только мелькнула рука Тани, которая с треском захлопнула за ним входную дверь.

Глаза матери и сына встретились.

Было видно, что Андрей быстро соображал, стала ли мать свидетелем его фиаско?

Догадывается ли она по его внешнему виду о произошедшем в доме и, как выработать нужную для этого момента линию поведения.

— А, мамань, давно пришла?

А я, вот, воды попить очень захотел и вернулся на дачу.

Представляешь, открыл дверь, а тут такое солнце брызнуло в глаза, что я на мгновение ослеп и боком натолкнулся на притолоку.

И он для пущей достоверности погладил якобы ноющий бок.

— Нет, я только пришла, тоже напиться захотелось.

Видно стало, что Андрей обрадовался и уже отошёл от боли и потрясения.

— Мамань, пойду догоню ту симпатичную пару, а то не приведи господь, останемся с тобой на мели.

— За мою половину я спокойна, а о своей, тебе самому, пожалуй, стоит побеспокоиться.

Андрей уже обрёл полностью свой апломб:

— Мамань, не будь так доверчива и самоуверенна, в паспорт иногда надо заглядывать.

— А, чего мне заглядывать, любовники при встречах у меня его не спрашивают, а кому захочется выяснить, на памятнике прочтут дату рождения и смерти.

Фрося не говоря больше ни слова сыну, вошла в двери дачи и сразу же натолкнулась на расстроенное лицо Тани.

— Танюха, дай мне, пожалуйста, водички, во рту после разговора с сыном пересохло.

— Так, вот, кружка полнёхонькая стоит на тумбочке, Андрей, наверное, забыл, за чем приходил.

У Фроси действительно пересохло во рту и она залпом опустошила пол литровую кружку воды.

— Что ты, тут топчешься, как золушка на кухне, пойдём, моя девочка, на воздух, прогуляемся навстречу Сёмке с детьми.

 

Глава 45

После сладкого стола, Андрей с Аней заторопились уезжать.

Никто из присутствующих не стал их задерживать, при этом Семён с Таней наотрез отказались от предложение довезти их до Москвы.

— Нет, братан, мы ещё побудем здесь, тем более, дети разоспались.

— Езжайте Андрей, я попозже их сама доставлю, не стоит сегодня обращать на себя особое внимание милиции, а у вас с ними будет в машине перебор.

После отъезда среднего сына с его пассией на сердце у Фроси стало спокойней, бури не произошло, а со временем всё вокруг этой истории успокоится.

Для себя она лишний раз отметила, что Таня женщина с характером, умеет за себя постоять, а за Андрея было стыдно, гнилинка, которую она заметила в нём ещё в его юности, так и осталась, как бы он её не маскировал.

На дачу ложился мягкий майский вечер.

Солнце склонилось к закату, ароматный воздух оглашали щебетом и пением птицы, души, присутствующих наполнял покой и блаженство.

— Танюша, какая ты рукодельница, торт объедение, я уже третий кусочек молочу, завтра с лопатой выхожу с самого утра выгонять из своего организма проклятые лишние калории.

— Мамуль, а у Таньки не в кобылу корм, одни косточки светятся.

— Вот, договоришься, оставлю тебя здесь на даче и без моих косточек.

— Нет, Танюша, ты нас с Фросей не наказывай, он ведь без тебя устроит нам рябиновую ночь.

Все эти подтрунивания носили мирный характер, Олег с Фросей видели, какими влюблёнными глазами смотрели друг на друга молодые люди.

— Ребята, а может быть останетесь здесь на ночь, разместимся, в тесноте, да, не в обиде, помнишь сынок, сколько здесь раньше народа бывало?

— Помню, конечно, помню, кстати, недавно письмо от Ленки получил, замуж вышла.

— Ну, вот, все там устроились, а по началу далеко не всё хорошо у них складывалось.

Поймав на себе настороженный взгляд Олега, Фрося уточнила:

— Это двоюродная сестра Сёмы, они с семьёй шесть лет назад в Америку уехали, а раньше эта дача принадлежала им.

— Мамуль, но ведь только наполовину, вторая часть была моей бабули.

— Правильно, ты прямой наследник этих хором.

— Ну, хоромы здесь уже другие, и ты отлично знаешь, ни на что я никогда не претендую.

— Ой, ли?!

И взоры всех обратились на Таню.

Та зарделась:

— Сёма ты, собираешься ехать, мне ещё до твоего отъезда надо успеть дошить тебе джинсовый костюм.

И отсмеявшись, Фрося поднялась на ноги:

— Олежка отдыхай, а я закину ребят домой.

Вернувшись, Фрося застала Олега, лежащего на диване с книгой в руках.

— А, чего ты, не спишь, меня поджидаешь?

— Как ты, догадалась?

Фрося присела рядом с мужчиной, нагнулась и поцеловала его в губы.

— Олежка ты, можешь мне не поверить, но никогда я не ощущала такого спокойствия рядом с любимым мужчиной.

— Фросенька ты, тоже можешь мне не поверить, но никогда я не ощущал себя рядом с любимой женщиной таким семейным человеком.

— Олеженька, а тебе не кажется, что пришла пора уже открыться передо мной, что тебя так тяготит, почему ты не можешь полностью принадлежать мне, почему ты выглядишь таким изголодавшимся по любви мужчиной и ещё тысяча почему.

Олег скинул ноги с дивана, сел, грузно облокотившись о спинку, и прикрыл глаза.

— Фросенька ты, совершенно права, я обязан открыться перед тобой, но не уверен, удостоюсь или нет после этого твоего уважения и сможешь ли ты, после моего рассказа принимать меня таким, какой я есть.

— Олежка, я не могу сейчас ответить тебе на эти вопросы, потому что не знаю сути твоего будущего рассказа, но обещаю, что не буду принимать скоропалительное заключение, ведь многому можно найти в жизни оправдания, а может быть и вины твоей никакой передо мной нет.

— Фросенька у меня нет причин в чём-то перед тобой оправдываться, как, впрочем, и нет, никакой перед тобой вины, но всё равно, я боюсь, что после моего рассказа ты отвернёшься от меня, а это мне будет очень тяжело пережить.

С самого начала наших любовных отношений, я хотел открыться, но боялся, что ты сразу же порвёшь все контакты со мной, а это для меня было сравни потерять последний глоток свежего воздуха, но не буду больше мучить тебя недомолвками.

Как говорил тебе раньше, после школы я поступил в высшее военное летное училище и блестяще его закончил.

На последнем курсе женился на очень хорошей и красивой девушке, которая была мастером спорта по горным лыжам.

После учёбы в училище меня отправили служить в Зауралье на один из военных аэродромов, находящийся за полярным кругом.

Моя молодая жена, а зовут её Вика, а полное имя Виктория, не задумываясь, последовала за мной.

Кроме того, что она была мастером спорта, у неё ещё был диплом искусствоведа по каким-то французским художникам, я в этой области полный профан.

Жизнь в военном городке не отличалась особым разнообразием, между полётами карты, пьянки и в лучшем случае чтение книг.

Как минимум пять лет я обязан был отслужить на этом аэродроме, а потом можно было надеяться на распределение в другое место, поближе к цивилизации.

Моя Вика стоически выносила все тяготы своего существования на крайнем севере.

Не могу сказать, что всё было гладко в наших семейных отношениях, ведь я боялся прослыть среди офицеров полным подкаблучником и поэтому иногда отрывался с ними на ночь расписать пулечку и естественно с приличными возлияниями.

Возвращался под утро к молодой жене с опухшей мордой и жутким перегаром, и тогда начинались между нами скандалы.

После чего Вика хватала свои лыжи и уходила в горы, которые на её радость там имелись, как и снег.

Однажды, а шёл уже пятый год моей службы на том аэродроме, я в очередной раз остался в офицерском общежитии разговеться картами и выпивкой и, как всегда, заявился утром с помятым видом к ожидающей меня, жене.

Вика до самого утра не ложилась спать, и встретила меня с опухшим лицом и красными от слёз глазами.

Она, как никогда раньше, разошлась не на шутку, заявила мне, что всё ей это уже надоело, что она готова была мириться с моей службой, но не с пьянками и игрой в карты.

Слово за слово, она сорвалась, впала в истерику и всячески стала меня поносить, и оскорблять. И…

Олег провёл ладонью по лицу, будто желая снять этим жестом неприятные воспоминания.

— Я её ударил…

После этих слов, он поднялся на ноги и зашагал взад-вперёд по тесной комнате.

Фрося его не торопила, у неё на душе было муторно, потому что ей стал, хоть и смутно, но видеться печальный конец этой истории.

— Это был первый и последний раз, когда я поднял на неё руку.

Вика посмотрела на меня ненавидящим взглядом, переоделась, схватила лыжи и выбежала из дому, а я после бессонной ночи, завалился спать.

Когда я проснулся, было уже далеко за полдень, а Вика ещё не вернулась.

Я вспомнил наш конфликт и на меня тут же нашло раскаяние, захотелось обнять свою верную подругу и пообещать, что подобное никогда больше не повторится и, что до конца пребывания на этом аэродроме, больше никогда не буду пить и играть в карты.

Я услышал, как за окном воет метель и выскочил наружу. Погода, как говорят лётчики, была абсолютно не лётная.

Я забежал к другим офицерским жёнам, живущим в нашем городке, но никто Вику не видел.

Тогда я побежал к своему руководству, объяснил суть дела и тут же была налажена поисковая команда.

Мы более двух часов рыскали по окрестным горам, перепадам и даже ущельям и, наконец, случайно нашли мою Вику.

На неё нас вывела овчарка одного из офицеров.

Вика лежала под толстым слоем снега, который её спас от обморожения, но она была без сознания и с одной только лыжей, вторая, скорее всего, во время спуска с горы сломалась.

В общем, мой печальный рассказ подходит к концу.

Как выяснилось позже, она сломала позвоночник в нескольких местах, а главное один из шейных позвонков.

Моя Вика уже почти двадцать лет лежит парализованная.

Я не могу и не хочу её сдавать в дом инвалидов, поэтому я и нуждаюсь в дополнительных заработках, чтобы содержать возле неё сиделку, нанимать массажистов и физиотерапевтов, обеспечивать самым новейшим лекарством и лучшими продуктами питания.

А тут после прогулки на воздухе в инвалидной коляске, может по недосмотру сиделки, а скорее из-за ослабленного иммунитета, она сильно простудилась, и я вынужден был взять отпуск и ухаживать за ней самостоятельно, сейчас уже всё в порядке, и я смог приехать к тебе.

Фрося плакала навзрыд, уткнувшись лицом в подушку, но Олег её не успокаивал.

— Фросенька, если бы ты только знала, сколько слёз пролил я сам и сейчас, иногда сижу возле неё, а сердце кровью обливается, выйду в соседнюю комнату и рыдаю, готов биться головой о стену, ведь это я сгубил её жизнь.

— Олеженька, а она видит, слышит, разговаривает?

— В том-то и беда, что видит и слышит, но не шевелится и не разговаривает.

— Олежечек, пойдём прогуляемся, я сейчас ни за что не засну.

Спасибо тебе, что ты мне честно рассказал свою печальную историю, я не ищу тебе оправдания, но ведь такое могло случиться и без вашей ссоры.

— Могло, но случилось именно после неё.

 

Глава 46

Фрося с Олегом медленно шли по освещённой луной и звёздами просёлочной дороге в сторону пруда.

Там, усевшись на берегу, долго молчали, наконец, Фрося нарушила, звенящую в ночном воздухе, тишину:

— Олежка, твоя история не может оставить равнодушным никого, меня она буквально потрясла, сердце просто истекает болью и слезами при мысли об этой несчастной женщине.

Мне не за что тебя корить, даже то, что ты так долго скрывал от меня истинное положение вещей в твоей жизни, мне сейчас не кажется предосудительным.

Ты, не выглядишь в моих глазах коварным изменщиком своей жене и подлым обманщиком по отношению ко мне.

Не скрою, мне сегодня трудно принять тебя в свои объятия, потому что между нами витает образ твоей несчастной жены, но время затушует остроту восприятия твоего печального рассказа и всё у нас, возможно, наладится, но сейчас мне кажется, что уже не станет, и не может стать, таким, как было раньше.

Обещаю тебе, что не буду при наших встречах постоянно напоминать о прикованной к кровати Вике, но я хочу, не спорь только со мной, выяснить у тебя, есть ли возможность помочь ей облегчить участь и, если есть, ты обязан принять мою любую посильную моральную и материальную помощь.

Пойми, я хочу помочь не тебе, а Вике, а иначе нам с тобой придётся расстаться, ведь я не смогу с этим жить, глядя на тебя, потому что теперь рядом с нами всегда будет витать образ твоей несчастной жены.

Моя Анютка в Израиле уже учёный со всякими там степенями в области пересадки органов.

Я уверена, что она может выяснить у своих коллег профессоров, есть ли реальная возможность вылечить или хотя бы частично вернуть Вике подвижность.

Так вот, деньги на сиделку и прочий уход за ней я тебе не предлагаю, сам заработаешь, просто я окажу содействие, какое только получится, чтобы Вика смогла вернуться к более-менее нормальной жизни.

В следующий раз привезёшь мне историю её болезни, почтой в Израиль посылать не будем, это, наверное, и не возможно, но с собой я её обязательно возьму.

Я уверена, что ты тут возил Вику по разным специалистам и знахарям, что они говорят?

— Фросенька ты терзаешь мою душу, ведь я уже давно смирился с её положением, мне не хочется больше мучить и обнадёживать Вику напрасными надеждами, они её убивают быстрее, чем все вокруг самые страшные вирусы.

Куда я только её не возил, кому только не показывал, какие только процедуры ей не делали и всё зря.

— Олеженька, медицина ведь не стоит на месте, не будем сдаваться, тем более, оттого, что я попробую выяснить в Израиле о возможной помощи, она страдать не будет.

— Фросенька, все эти полтора месяца, что я не приезжал к тебе, я провёл возле её постели, когда она находилась между жизнью и смертью, мы много с ней разговаривали.

Не смотри на меня так удивлённо.

Да, мы научились с ней вести диалог, я почти всё понимаю, что она хочет мне сказать, реагируя на мои слова движениями глаз.

Так вот, я ей всё рассказал про нас, про то, как ты выглядишь, как говоришь, чем занимаешься, какие у тебя дети и многое другое…

— Олежка ты, хочешь разорвать ей сердце?

— Нет, от этого она становится только сильнее духом, ведь это даёт ей пищу для работы мозга.

Но не только, я хочу, чтобы она высказывала своё мнение, оно для меня важно, чтобы у неё было о чём думать, ведь кроме телевизора и книг, что ей читает сиделка, она лишена всякой информации и общения.

— А, что она думает обо мне?

Фрося этот вопрос задала шёпотом.

— Наверное, хорошо, ведь, как только почувствовала себя сносно, отправила меня к тебе в Москву.

— Олеженька, это выше моих душевных сил, мне больно это слышать.

И Фрося уткнувшись в колени, горько расплакалась.

Трудно сказать, кто из них в эту ночь лучше спал и, когда толком заснул.

Они долго ворочались, не находя удобного положения для своих тел, и громко вздыхали, у обоих на душе было пасмурно.

К утру у Фроси вся подушка была мокрая от слёз, она и во сне продолжала плакать.

Когда чуть забрезжил рассвет, Фрося тихонько, чтобы не потревожить хрупкий сон мужчины, выскользнула из-под одеяла и, накинув на тело майку и шорты, почти побежала в сторону пруда.

Придя на берег, она полностью оголилась и, не раздумывая, сбежала на мостки и бросилась вниз головой, рассекая тихую гладь пруда.

Студёная для этого времени года вода огнём обожгла её измученное бессонницей тело и она, вынырнув, быстрой сажёнкой преодолела несколько раз небольшой водоём, туда и обратно.

Пока плыла, приняла окончательное решение — не будет она больше своими вопросами терзать Олега, ими она ни себе, ни ему, не Вике не поможет.

Постарается, чтобы образ этой несчастной женщины не стоял между ними во время общения, от этого они оба только выиграют.

Никогда не станет настаивать на том, чтобы он оставался подольше с ней, он очень нужен Вике, она это понимала всей своей сострадательной натурой.

Да, она всё сделает зависящее от неё, чтобы выяснить здесь и в Израиле, можно ли облегчить участь женщине, которая вошла в её душу неотделимой частью жизни.

Быстро вылезла из воды, дрожа от холода, оделась и побежала обратно к домику.

Холодная телом и горячая душой, она нагая подлезла под одеяло Олега и покрыла его лицо и шею поцелуями:

— Олеженька, милый мой, ты хороший, ты настоящий, ты любимый…

Руки проснувшегося мужчины обвили вздрагивающие её плечи, согревая их нежными ласками.

 

Глава 47

За последнее время у Фроси вновь скопилась довольно крупная сумма денег, ведь их с Настей активная торговля внушительно пополнила, значительно похудевший, после приобретения нового автомобиля, кошелёк.

Она не стала в эти дни заказывать у Ани новый товар, а вложила все наличные деньги в приобретение золотых украшений, а для этого было совсем не обязательно обращаться к посредникам.

Они с Олегом до самого его отъезда разъезжали по ювелирным магазинам и скупали, после совместного обсуждения, наиболее понравившиеся золотые украшения, которые водились в Москве ещё в достаточной мере.

Накануне отъезда Олега, Фрося обнаружила, что в холодильнике хоть шаром покати, заглянула в кошелёк и обомлела, там затерялась одна трёшка и какая-то мелочь.

Ни о каком кафе и ресторане речь идти не могла.

— Олежка ты, не знаешь, чем я тебя накормлю, в моём холодильнике никакой готовой еды, а в кошельке «вошь от тоски повесилась».

— Фросенька, так я ведь тоже всю наличность потратил на эти золотые побрякушки, скоро разбогатеем, ну, а пока обойдёмся тем, что у нас есть, мы же с тобой колечки эти грызть не будем, начали нашу встречу с яичницы на сале, ею и продолжим.

На следующий день после празднования страной Девятого мая, Фрося отвезла Олега в аэропорт и нежно распрощалась, взяв с него слово, что он теперь будет ей регулярно звонить, так как секретов между ними уже не осталось.

Прямо с аэропорта поехала к Насте, подруге срочно надо было с ней поговорить, а по телефону это делать она отказалась.

На все эти дни, с первого по девятого мая, Валера милостиво выдал ей отпуск, чтобы она могла в полной мере уделить внимание любимому мужчине.

Также поступила и Настя, которая освободила Фросю от роли личного шофёра для подвозки её на толкучку, заявив, что не велика барыня и на автобусе доберётся.

Вернувшаяся с работы Настя возилась в сарае со скотиной и встретила Фросю с перепачканными руками и зловонными запахами хлева.

— Миленькая, ступай в хату, подожди меня там, тут же жутко пахнет, провоняешь в своих нарядах насквозь.

— Настюха, не гони меня, дай хоть со стороны на свинушек и овечек посмотрю, а от запаха навоза меня не тошнит, он для меня родной, а к французским духам только недавно привыкла.

— Ну, тогда стой здесь в сторонке, смотри и нюхай, а я тебе буду рассказывать последние новости.

Наш любимый заведующий ателье совсем захирел, весь дёргается, бледный и за сердце часто держится.

Наум Иванович, который подменяет тебя в часы, пока я не прихожу на работу, по секрету мне признался, что работает у нас последний год, сказал, что ему уже тяжело тянуть всю работу за Карпеку, а кроем может потихоньку и дома перебиваться.

Да, у меня скопилось большое количество наших домбытовских босоножек, но в Москве, как ты мне велела, я их не продаю.

За двое выходных, что ты не ездила со мной на рынок, я наторговала прилично, покупателей было навалом, много иногородних и они скупали, почти не торгуясь, все дефицитные товары, даже было жалко, что не было тебя на машине, я и так с двумя сумками тянулась на базар, а оттуда возвращалась налегке.

И вот, моя господарушка, перехожу к главному, нынче на базаре подкатили ко мне три молодца, вроде, как хотели купить у меня наши джинсы, поторговались слегка со мной, а потом взяли меня в оборот, что, мол, колись, откуда эти штанишки берёшь и почему за пол цены шпуляешь.

Я им и говорю, как ты меня учила, что это не фирма, а подделка, поэтому и цена такая.

Думала, что они из ментовки, душа в пятки ушла, а они мне заявляют, что готовы партиями у нас покупать по семьдесят рубликов за пару.

— Настюха, а ты что?

— А я что, а я что, как ты мне и говорила, нет у нас партий, лепим по штучке в день, но, похоже, они мне не поверили.

— Так, так, с джинсами на базар в Москве больше не суёмся, представляешь, а вдруг они и в самом деле из ментовки, и если бы ты их шугала по двести, то была бы полная задница, замели бы за аферу или фарцовку, и срок впаяли бы не шуточный, как пить дать, а потом доказывай, что ты не верблюд, а так кустарщина, от силы штраф впаяют.

— Фросенька, голубушка, а чем мы тогда торговать будем или нашему бизнесу каюк?

— Почему каюк? Аня нас ещё не бросила, она больше нашего в этом деле заинтересованная.

Будешь здесь в Москве стоять и подторговывать легонька, сотню всегда для себя наваришь.

— А, ты?

— А, я иногда буду с тобой делать набег от Смоленска до Москвы и на безбедную житуху мне хватит, а дети в моей помощи, слава богу, не нуждаются.

В середине мая Фрося, наконец, обнаружила в почтовом ящике конверт с государственным гербом.

Вскрыв его дрожащими руками, в предчувствии получения давно ожидаемого вызова, поняла, это не то, что она с таким нетерпением предвкушала, в её руках было извещение о том, что гражданка такая-то, вызывается туда-то, по делу такому-то, время приёма и роспись.

Нет, не всё так просто, как убеждал её Андрей, грехи, минувшие нам всегда напоминают о себе, придётся держать ответ, только пока непонятно какой и за что.

К назначенному времени она подрулила на площадь Дзержинского, где её встретил знакомый уже памятник железному Феликсу.

Без малого десять лет назад, она побывала в недрах этого серьёзнейшего советского учреждения вместе со своей Анюткой, теперь её поджидала встреча с офицером из органов государственной безопасности по личному вопросу.

На этот раз у неё не было того внутреннего страха, который она испытывала десять лет назад, по-видимому, потому, что на сей раз, это не касалось судьбы её ребёнка.

Хотя, как знать, вот откажут в гостевой визе и, что тогда…

Ничего существенного с тех пор не изменилось — та же проходная, та же проверка документов и выписанный пропуск с номером кабинета, фамилией, именем и отчеством следователя.

Фрося отыскала нужный ей кабинет и смело постучала в дверь, на которой прочитала — майор Васильев Юрий Николаевич.

Про себя она усмехнулась, какой ещё простой советский человек столько раз посещал это страшное для всех обывателей заведение, как это делала она.

Ведь, начиная с послевоенных лет, ей пришлось часто обивать пороги строгих начальников в органах госбезопасности.

Внутри кабинет ничем не отличался от многих других, в которых Фросе посчастливилось и не очень, побывать за свою уже достаточно долгую жизнь.

За столом сидел не выразительной наружности довольно молодой человек в штатском костюме, с неброским галстуком и скромной причёской.

— Здравствуйте, Ефросинья Станиславовна!

Я сразу же узнал Вас по фотографии, прошло столько лет, а вы мало, чем изменились, похвально.

— Здравствуйте!

— Я не думаю, что Вы вызвали меня обсудить мою внешность, хотя не скрою, приятно слышать комплименты, а тем более, в таком серьёзном заведении.

— Присаживайтесь, пожалуйста, разговор нас ожидает долгий, а теперь мне кажется, что ещё более интересный, чем я ожидал.

Фрося присела на стул напротив молодого человека, и они несколько секунд через разделяющий их стол, изучали друг друга.

— Ефросинья Станиславовна, для Вас, по всей видимости, не является секретом, причина, по которой мы вызвали Вас сюда.

— Нет, не является, хотя надеялась получить разрешение на поездку к дочери без посещения вашего заведения.

— Ефросинья Станиславовна, на сей раз от Вас не требуется никакого признания и сведений, мы сами в полной мере располагаем всеми интересующими нас фактами из вашей не простой биографии.

— Тогда, тем более, не понимаю, чем нынче вызвано моё присутствие здесь?

— Не могу быть с вами до конца откровенным, но некоторые моменты всё же проясню — я внимательно изучил папку с вашим личным делом и для наших органов, а мы представляем государственную структуру, которая отвечает за безопасность нашей страны.

Нам легко удалось выяснить, что у Вас далеко не всё прозрачно, что обязывает нас не удовлетворить Ваш запрос.

— Вы, мне отказываете?

— Ефросинья Станиславовна, прошу Вас спокойно отнестись к нашему разговору и заранее так сильно не расстраиваться, а то Вы так побледнели, а мы только начали нашу беседу.

— Я не очень Вас понимаю, если мне отказано на выезд в гости к дочери, то о чём нам разговаривать?

— Вот, о вашей дочери и не только о ней, а и о ваших сыновьях мы сейчас и поговорим.

Фрося заёрзала на стуле, в голове стаями растревоженных птиц понеслись в разнообразных направлениях мысли, но она тут же взяла себя в руки.

— Юрий Николаевич, разве с моими детьми, что-то не в порядке?

Я, как смогла всех их подняла на ноги в тяжёлые послевоенные годы, так уже у меня сложилось, что прожила всю жизнь без мужа, но мои дети достойно вышли на самостоятельную дорогу, получили хорошее образование и соответственно ему заняли своё место в обществе.

— Ефросинья Станиславовна, не кипятитесь, ваша дочь, а точнее, приёмная дочь, заняла достойное место, но в государстве, с которым у нашей страны далеко не дружеские отношения.

Её муж, в своё время, был осуждён на большой срок за деяния, противоречащие устоям нашего государства.

Это я Вам, назвал очень даже мягкую формулировку.

— Товарищ офицер, моя дочь официально пять лет назад развелась с этим субъектом, и почти сразу же, как он появился в Израиле, они окончательно порвали отношения, если надо, я попрошу дочь, и она пришлёт соответствующие документы.

— Не стоит, эту информацию мы можем пробить и по своим источникам, но я Вам охотно верю.

Уважаемая Ефросинья Станиславовна, ваш поступок во время войны, речь идёт о спасении еврейской девочки от рук фашистских карателей, смело можно поставить в разряд героических.

У нас в стране пока такие случаи не стали предметом восхищения, поклонения и поощрения, но…

— Но я же не прошу меня наградить, я прошу дать мне возможность через десять лет после разлуки прижаться к груди своей дочурки.

— Вашу дочурку, между прочем, никто из нашей страны не изгонял, она сама добровольно, а ещё и со скандалом покинула Родину.

— Юрий Николаевич, мне придётся Вам напомнить, что моя Анютка стала жертвой вероломного поведения своего бывшего мужа, а скандал, о котором Вы говорите, уже произошёл, когда моей дочери были перекрыты все пути в нашей стране в области медицины.

— Ефросинья Станиславовна, сейчас все эти факты не имеют никакого значения, чтобы завершить тему вашей дочери, хочу Вас убедительно предупредить, чтобы Вы не воспользовались теми же рычагами давления, которые, в своё время, помогли ей обойти преграды и позволили в короткий срок покинуть СССР.

Думаете, мы не знаем, что в случае отказа Вам в выездной визе в Израиль, тут же последует давление со стороны определённых государств, чтобы мы не нарушали права человека, чтобы мы не творили бесчеловечное зло по отношению к личности, которая ценой своей жизни спасала еврейского ребёнка во время войны, что эта женщина в Израиле считается праведником мира и заслуживает награды и всяких материальных поощрений и так далее, но дело ведь совершенно не в этом…

— А, в чём?

— Ни в чём, а в ком, дело в ваших сыновьях.

— В сыновьях?… А какое отношение они имеют к моему гостевому выезду к их сестре?

— Прямое, уважаемая Ефросинья Станиславовна, прямое.

Ваш старший сын Станислав Степанович Госпадарский является вторым секретарём обкома партии, а Вы собираетесь во вражескую нашей идеологии страну.

— И что?

— А, то, что и так он сейчас находится под нашим пристальным вниманием, не смотря даже на то, что он не поддерживает никаких с ней связей и, более того, официально от неё отрёкся, но в случае вашей поездки в Израиль, тут же будет рассмотрен вопрос о выводе его из всех партийных структур. Ясно?

— Ясно.

Но Вы сказали, что разговор пойдёт о сыновьях, а не о сыне?

— Я не оговорился и продолжу Вас знакомить с аргументами, после которых Вы вряд ли изъявите желание, чтобы на западе поднялся шум в Вашу защиту.

— Да, я Вас слушаю.

— Ваш средний сын Андрей Алесевич Цыбульский, а именно под такой фамилией он сейчас защитил докторское звание в области филологии, является для Вас не меньшим препятствием для необдуманного поступка.

Нам хорошо известно, что до этого он был долгое время действующим геологом и в следствии этого, многие государственные секреты в области геологических разведок находятся в сфере его сведений, и, в случае, если Вы проявите рвение, то можете положить конец его карьере, как учёного, и я не шучу.

— О, на шутника Вы никак не похожи.

Фрося поняла, что дорога ей в Израиль на данный момент заказана, но, решила до конца, довести этот крайне неприятный разговор, убивший в зародыше, светлую мечту на скорую встречу с Анюткой, но она не плакала, для этого ещё будет время, а показывать тут свою слабость и горе не собирается.

— Юрий Николаевич, я правильно Вас поняла, если бы мои дети были простыми рабочими или колхозниками, то я бы свободно смогла бы поехать в гости к дочери, а так кислород у меня перекрыт и даже пожаловаться не могу, сгнобят детей?

— Поняли Вы, правильно, но формулировку выбрали далеко не правильную, чтобы сформулировать этот Ваш риторический вопрос.

Мы здесь работаем не для того, чтобы, как Вы выразились, гнобить советских граждан, а для того, чтобы стоять на страже наших государственных интересов, а сведения, которыми располагают ваши сыновья, попав в руки спецслужбам стран противоположного строя нашему социалистическому лагерю, были бы крайне нежелательны и, более того, весьма вредны и опасны.

Ведь Ваш младший сын Семён Семёнович Вайсвассер, вообще занят в секретных разработках в области физики, связанных с военной промышленностью, о которых даже не будем с Вами здесь распространяться, потому что ничего не знаем и знать не должны.

А, если что-то из этого просочится на запад?

Фрося молчала, печально глядя на офицера госбезопасности, крыть было нечем.

— Вот и весь расклад, а теперь судите сами, стоит ли поднимать шум, чтобы Вас выпустили в гости в Израиль?

 

Глава 48

Трудно передать то состояние души, в котором пребывала Фрося, после того, как покинула кабинет офицера госбезопасности.

С окаменевшим лицом она попросила позволения у Юрия Николаевича, завершить официальный приём в его кабинете, чтобы, как можно быстрей оказаться в недосягаемости людских глаз, и её не задерживали.

Давно ей так не хотелось остаться одной и вылить в подушку слезами, невыносимую боль, которая сейчас сдавила тисками сердце, готовое разорваться от горя.

На автопилоте она вышла из здания КГБ, добралась до машины, доехала до дома и поднялась на свой двенадцатый этаж.

Физических и моральных сил больше не осталось.

Она тут же села в прихожей на обувную полку, безвольно, уронив руки на колени, и тихо заплакала.

Почти четыре месяца прошло, после её Дня рождения, на котором Андрей зачитал поздравление от Анютки, в котором она сообщала о том, что высылает матери гостевой вызов.

Фрося на протяжении всего времени, до сегодняшнего посещения следователя госбезопасности, всячески подсознательно отгоняла от себя мысли об этой поездке.

Не смотря, на все увещевания Андрея о том, что время изменилось и у неё не должно быть особых препятствий осуществить давнишнюю мечту, она старательно запрятала её в глубины души, боясь поверить, что это вполне достижимо и не зря.

Всю свою сознательную жизнь она руководствовалась редко подводившей её интуицией, и невероятной энергии, которые толкали её, на порой совершенно авантюрные поступки.

На сей раз она в корне заглушила в себе ехидненькую интуицию, которая неумолимо подсказывала, что их крылатой мечте с Анюткой не суждено осуществиться.

Она всячески избегала обсуждений, старалась не строить далеко идущих планов и продолжала жить в обычном, заведенном для неё ритме.

Как эти органы государственной безопасности хитренько подошли на этот раз к делу.

Они не стали ковырять её далёкое прошлое, понимая, что этим её вряд ли остановят, там уже не было кому навредить, а ударили беззастенчиво по самому хрупкому месту, которое у любой матери — настоящее и будущее её детей.

Резкий звонок телефона заставил её вздрогнуть и вырвал из трясины тяжелейших раздумий.

Фрося машинально подняла трубку с рычага аппарата, благо, он находился прямо над её головой.

Звонил Стас.

Наверное, он был самым последним в списке её детей, с кем бы ей сейчас хотелось разговаривать.

— Мам, привет!

Что это у тебя голос такой смурной, обычно он звенит на высокой ноте?

— Голос, как голос, какое настроение, такой и голос.

— Мамаша, не горюй, я к тебе с хорошими новостями, надеюсь, они поднимут тебе настроение.

Фрося вздохнула, интересно, какие новости могут сейчас вывести её из жуткого состояния душевного надлома.

— Давай, сынок, попробуй, может быть тебе удастся вытащить из грязи, мою вдавленную туда, безжалостно душу.

До Стаса, наконец, дошло, что мать находится на грани душевного срыва и решил всё же поинтересоваться причиной подобного настроения.

— Ну, мам, ты чего раскисла, что-то нехорошее произошло у моих беспутных братьев, так к этому уже давно пора привыкнуть?

— Нет, у твоих братьев всё в порядке, даже более того, Андрей переезжает в Москву, он защитил докторскую диссертацию и будет преподавать польский язык на кафедре иностранных языков в МГУ.

— Похвально, похвально, для моего карьерного роста это может оказать хорошую услугу, надо будет с ним связаться и поздравить.

— Поздравь, поздравь, он твоего поздравления дождаться не может.

— Мама, а почему ты всегда так со мной разговариваешь, как будто я полный придурок, хотя отлично знаешь, каких высот достиг, оторвавшись от твоей назойливой опеки.

— Стасик, я разговариваю с тобой нормально, это ты ведёшь себя так, будто вокруг одни идиоты — то, вы с Андреем на протяжении многих лет руки друг другу с неохотой подавали, а сейчас спешишь его поздравить и при удобном случае, похвастаться в своих партийных кругах родством с известным учёным.

— Нет, мам, ты определённо, находишься не в своей тарелке, что там уже опять младший набедокурил?

— Спешу тебя, заверить, что пока ничего не набедокурил, хотя он может, но пока в своей сфере, не смотря на молодой свой возраст, уже возглавляет какую-то лабораторию и сражается за то, чтобы перешагнуть кандидата и звание младшего научного сотрудника, а сразу стать доктором наук.

— Ну, видишь, какие у тебя продвинутые дети, от высокого партийного работника до почти доктора наук.

— Ты, ещё забыл упомянуть про профессора в области медицины, которая уже является членом академий во многих странах мира.

— Ну, ты опять про неё, я же тебе раз и навсегда сказал, что вырвал её из своей жизни и памяти.

— Мне очень больно это слышать, но пора уже смириться, насильно полюбить и уважать не заставишь, но земля круглая, а время переменчивое.

— Мамаша, не смеши, враги останутся врагами, а партия наша незыблема.

— Ладно, не будем сынок эту тему с тобой обсуждать, наши взгляды в этом вопросе вряд ли когда-нибудь совпадут, но, чтобы подвести черту под нынешним нашим разговором, то, на всякий случай тебе скажу, что только недавно вернулась из комитета государственной безопасности.

Бешеный крик Стаса оглушил Фросю:

— Опять, ты не уймёшься, хоть когда-нибудь о детях своих подумала, что ты там ещё натворила, какой беды ещё от тебя ждать, сама лезешь в говно и нас туда тянешь!

— Не кричи на мать, великий партийный работник, прибереги свои голосовые связки для выступлений на высоких трибунах.

Я бы сейчас могла просто опустить трубку на рычаг и вопи ты там хоть лопни, но всё же доведу до твоего сведения, что там в органах речь и шла о моих детях.

Не спеши задавать шкурных вопросов — мне отказали в гостевой визе в Израиль и припугнули, что если я подниму международный шум, то это на прямую скажется на моих сыновьях.

Голос у Стаса пересел:

— И, что ты решила?

— Решила ничего не предпринимать и сидеть тихо на своём месте, чтобы мой сын мог стать генеральным секретарём коммунистической партии Советского Союза.

Фрося слышала, как на другом конце провода, её старший сын выпустил с шумом из лёгких воздух сквозь сжатые зубы.

— Мама, язвить ты всегда умела, но я не буду сейчас гневно реагировать на твою желчную подначку, хотя такими словами в нашей стране и, тем более, с работником парт аппарата не шутят.

— Ах, сынок, у меня уже нет сил ни язвить, ни разговаривать и даже стоять на ногах не хочется, что ты там хотел мне рассказать интересного, давай побыстрей выкладывай и я пойду прилягу.

— Ах, да, ты, меня совершенно выбила из нормальной колеи своим настроением, сообщением и подначками, а я по своей наивности подался на эти провокации, хотя уже за долгие годы служения партии и народу научился сдерживать свои отрицательные эмоции, и умею вывести разговор в нужное для меня русло.

— Ну-ну, выводи, у меня, правда, нет сил уже стоять на ногах.

— Мама, мой босс, ты с ним уже хорошо знакома.

Стас сделал паузу, но мать молчала.

— Так, вот, Геннадий Николаевич в конце этого месяца по делам нашей партии, как один из самых высокопоставленных лиц БССР, будет целую неделю находится в Москве.

Он меня просил, чтобы я поговорил с тобой на счёт вашего совместного времяпрепровождения.

Опять пауза и опять Фрося молчала.

— Он, конечно, мог бы позвонить тебе и без меня, но он хотел заручиться моей поддержкой в ваших будущих отношениях и, чтобы я прозондировал почву и подготовил тебя морально к вашей будущей встрече.

— Ну, вот, наконец-то, хоть что-то приятное я за сегодняшний день услышала.

Стас вдруг услышал в голосе матери весёлые нотки и, воспрял духом.

— Мама, он хороший человек и приятный собеседник, вы сможете с ним посетить рестораны, театры и прочее.

— Стасенька, а прочее, это, наверное, на счёт совместного пребывания в постели, он тебе, случайно, ничего на эту тему не говорил?

Фрося разразилась таким смехом, что у старшего сына отвисла челюсть, хорошо, что он не услышал, как этот необузданный смех перешёл в рыдания, мать не прощаясь с сыном, в сердцах бросила трубку на рычаг.

 

Глава 49

Кинув трубку телефона на рычаг после разговора со старшим сыном, Фрося прямой наводкой проследовала в спальню и, как была одетая в строгий брючный костюм для выхода на приём в КГБ, так и рухнула лицом на постель, продолжая горько в голос плакать.

Вся суета последнего времени вокруг их вновь налаженного бизнеса, потоком хлынувшие в её кошелёк деньги потеряли всякий смысл — для чего ей это и для кого, ведь ей самой для той жизни, что ей уготовлена, вполне хватит и тех, что у неё хранятся закопанными на грядке.

Никому она не нужна, дети самостоятельные во всех отношениях, внуки толком даже не знают, что у них есть такая бабушка Фрося, а годы неумолимо двигаются к старости.

От жалости к себе душа просто разрывалась, обильно истекая горькими слезами на покрывало.

Фрося подтянула тело наверх, обняла подушку и вскоре забылась тяжёлым сном, продолжая во сне мелко вздрагивать от плача.

Она проснулась, когда за окном уже стемнело, уловила характерный шум машинных колёс проезжающих по лужам и автоматически для себя отметила, что пока спала, прошёл обильный майский дождь.

Посмотрела на светящиеся в темноте стрелки будильника — обе почти сошлись на двенадцати.

Это же надо, она проспала часов десять подряд и если бы не распирающий мочевой пузырь, то вряд ли бы и сейчас проснулась.

Фрося давно у себя заметила, что в жизненные моменты, наиболее сильного душевного надлома, она непроизвольно пряталась в глубоком спасительном сне, но на этот раз и он не вывел её из состояния полной опустошённости.

Никогда подобные мысли не посещали Фросю, но она не хотела больше смотреть в день завтрашний, потому что там всё выглядело в сером неприглядном цвете — их долгожданная встреча с дочерью, теперь казалась никогда не осуществимой.

Любимый мужчина был привязан к своей несчастной парализованной жене крепче любых стальных тросов и, прежде всего тем, что она сама никогда не допустит, чтобы Олег покинул ту, в её крайне тяжёлом положении.

Два этих последних факта буквально выбили её из размеренного хода мыслей и жизни, и заставили с жалостью посмотреть на себя со стороны.

Вздохнув, горько улыбнулась своим последним выводам, и направилась в ванную.

Надо смыть с себя налипший на тело пот душного и волнительного дня, убрать с распухшего от слёз лица размазанную косметику и, просто, понежиться в горячей воде, а потом уже решать, как ей дальше жить.

Погрузив своё тело в горячую воду с шапкой пены хвойного экстракта, она блаженно потянулась в ванне, нашла вот для себя хоть маленькую радость, а немного успокоится, всплывут и другие.

Она не стала гнать свои растревоженные мысли в далёкое прошлое, а оглянулась всего на четыре месяца назад.

Если честно признаться, то ведь в последние годы жила уже мало помышляя о встрече с дочерью, смирилась с тем, что та хоть и далеко, но находится в благоприятных условиях жизни, занимается важным и интересным делом, любима близкими, уважаема в своей среде и имеет возможность через регулярную переписку с ней общаться.

Ну, а, что касается Олега — после отъезда Марка, ведь уже и не мыслила ни о каком другом мужчине и ничего жила и не тужила, находя другие радости в жизни.

Коварная судьба неожиданно подкинула ей эту запоздалую и сладкую любовь, так нечего её за это хаять, а надо возблагодарить проведение и принимать этот эпизод, как ценный подарок, а не суровое наказание.

Из ванной она поднималась совсем в другом настроении, чем туда опускалась. — к ней вернулась прежняя уверенность в себе, вновь появилось приятное ощущение, что она ещё многим нужна и мало того, но вполне может в чём-то помочь даже своим таким самостоятельным детям.

Жизнь продолжается, надо написать письмо Анютке, та вероятно тоже расстроится от моего сообщения, но уверена, что согласится с принятым мной решением не поднимать международного шума вокруг этого отказа, навредить братьям она не захочет.

Завтра позвонит Олегу, надобность вести к ней историю болезни Вики, к сожалению, отпала, но не стоит терять надежду, она как-то слышала, что на Украине живёт и здорово помогает страждущим людям гениальный целитель-костоправ.

Надо подумать и что-то предпринять, чтобы как-то к нему попасть на приём, а денег на транспортировку Вики и прочие расходы они с Олегом заработают, была бы цель и желание.

На завтра, как ни в чём не бывало, Фрося вышла на работу.

Пришедшей, как обычно позже Насте, она вкратце пересказала о постигшем её вчера расстройстве и та, так сокрушалась, что можно было подумать, что это именно ей отказали в праве на встречу с любимой дочерью.

— Ладно, что уже сетовать, слезами и оханьем делу не поможешь, жизнь продолжается, и кто его знает, куда она ещё нас выведет, а сейчас надо зайти к Валере в кабинет, что-то он мне в последнее время не нравится, а из-за своих дел, некогда справиться у друга про его не простую житуху.

— Сходи, сходи, я ведь тебе уже несколько дней назад говорила, что он выглядит, краше в гроб кладут.

Карпеку Фрося застала в момент, когда он прятал в свой рабочий стол початую бутылку водки.

— Эге, ты почему подруга без стука ломишься, так и до инфаркта меня можешь довести.

— Я вряд ли, а вот, водка может.

Валера, тебе не кажется, что пора прекратить квасить, посмотри на кого ты уже похож.

Решись, в конце концов, на что-нибудь, блуждаешь возле своих двух баб, как в дремучем лесу, найди, наконец-то подходящую тропу, которая выведет тебя на белый свет.

— Фросенька о какой тропе ты говоришь, дома смертная тоска, от жёнушки так воротит, что даже водка не помогает, а у меня всего две комнаты, куда не глянь, всюду её фейс.

А если решусь уйти из семьи, куда и к кому я могу пойти?

Ах, Фрося, Фрося, но это ещё всё ерунда.

Он порывисто достал из выдвижного ящика стола свою заветную бутылочку и щедро налил в пластмассовый стакан.

— Будешь со мной?

— Валерка, я ведь и по праздникам не большой питок, а ты зовёшь меня пить в рабочее время.

— Фроська, что ты мне мульку заливаешь, твой рабочий день уже заканчивается, посмотри на часы, дело уже к двенадцати, но не хочешь составить другу компанию и не надо, я и без собутыльников могу обойтись.

И он с шумом в несколько глотков осушил водку.

Плечи его передёрнулись, впрочем, он весь дёргался и без неё в последнее время.

Лицо у заведующего раскраснелось. И он, не удосужившись даже его порезать, захрустел огромным парниковым огурцом.

— Фросенька, я тебе подруга скажу самое страшное, Галка моя скурвилась, ездила к каким-то своим родственникам в Питер на свадьбу и там завела себе молодого хахаля.

Представляешь, какого-то фотографа, сопливого студента, подрабатывающего на свадьбах.

Он громко икнул.

— Прости, проклятая плохо пошла, надо ещё накатить сверху, а то прежняя плохо уживается.

— Валера, что ты делаешь, хорошо ещё если сразу сдохнешь, а если заболеешь, кому ты из твоих баб нужен будешь, бросай ты обеих, сними квартирку и поживи спокойно, оглядись, а там и выход найдёшь.

Карпека залился пьяным смехом.

— Выход…

И он продолжил смеяться, запрокинув назад свою крупную голову, при этом его тело продолжало спазматически дёргаться в нервном тике.

— Может посоветуешь этих бросить и завести третью.

И опять залился хохотом, но вдруг резко посерьёзнел.

— Люблю я её, понимаешь Фроська, люблю стервозу.

— Так, почему тянул, надо было перебираться давно уже к ней и не ломать комедию перед людьми и собой.

— Фросенька, разве ты не видела те условия, в которых она живёт — домик на курьих ножках, дунь на него и развалится, а там рядом с ней мамочка, карга старая, пилит и пилит, не пейте, козлёночками станете.

— Так, сняли бы квартиру, а там видно было бы…

— Фроська, родная моя душа, ты, что не знаешь, у неё ещё доченька есть, которой уже двенадцать лет, а она Валерия Ивановича совсем не жалует, только от него подарочки принимает с удовольствием.

Ах, какая разница, всё равно уже, ведь стервоза завела себе фо-то-гра-фа.

Фрося резво встала со своего стула и перехватила возникшую вновь в руке у Карпеки бутылку.

— Нет, дружок, при мне ты до отключки на работе напиваться не будешь, ведь, не дай бог проверка или кто-нибудь из твоих доброжелателей накапает куда следует и попрут тебя, как миленького, вот тогда, что ты делать будешь.

— Фросенька, отвези меня к Галке, вот у меня ещё есть одна бутылочка, мы с ней выпьем и помиримся, на кой она сдалась молодому фотографу, а я без неё не могу.

Фрося доставила своего друга и начальника в одном лице на окраину Москвы, где в полу развалившейся хибарке проживала его подруга.

Та, оказалась, дома и с криками и матом встретила своего пьяного бывшего любовника.

У Фроси сердце заходилось болью, когда она слушала в адрес Валеры страшные эпитеты, вылетающие из грязного рта разъярённой женщины.

Тут было и кривой, и дёрганный, и дряхлый… но стоило Карпеке показать бутылку водки и всунуть ей в руку пару красненьких и настроение у той поменялось, а у Фроси окончательно испортилось.

 

Глава 50

Фрося не стала долго наблюдать мерзкую картину встречи Валеры с его фурией, а махнув на прощанье и на них обоих рукой, понеслась в сторону центра города.

Душа изболелась за Валеру, ведь он за последние пять лет стал ей настоящим другом.

Именно он, когда в её жизни зазияла пропасть покруче и намного глубже нынешней, подал ей руку помощи, благодаря которой, она и сегодня не знает проблем с работой, а теперь ещё, и с левой подработкой.

Ах, что это она вспомнила материальную сторону их отношений, какая ерунда, главное, у неё есть в жизни человек, к которому она может всегда прийти со своими радостями и печалями, и отвести душу в доверительном разговоре.

Да, ей хотелось сегодня рассказать другу о постигшем её горе, ну, пусть не горе, а большой неприятности, а тому, к сожалению, было вовсе не до неё.

Так бывает, не всё же время получать, надо и делиться, и проявить к Карпеке всё своё терпение, внимание и понимание.

Посмотрела на часы, время обеденное, ехать домой совсем не хотелось, и решила, а не заглянуть ли к Танюхе, после празднования Первого мая на даче, она её ни разу не видела.

Та её встретила доброжелательной улыбкой, при которой ямочки на свежих щёчках буквально плясали от радости.

— Фрося, вот, где неожиданный и приятный гость!

Проходите, проходите, сейчас я вас блинчиками с мясом и куриным бульоном угощу, как раз сама собиралась отобедать.

Фрося окинула взглядом фигурку молодой женщины — на ней была одета маячка без рукавов и коротенькие шорты, которые эффектно смотрелись на худеньком теле.

— Хорошо выглядишь, у тебя ножки, как у балерины.

— Ой, Фрося, я ведь в детстве долго занималась балетными танцами, даже были у нас с мамой мысли, чтобы я подалась в профессионалы.

Вдруг Фросю осенило:

— Танюха, а, что ты обычно делаешь вечерами?

— Вот, насмешили, вожусь с детьми, а, когда уложу их спать, шью, крою и листаю журналы мод.

А, почему Вы, меня об этом спрашиваете?

— Не напрягайся, в моём вопросе нет никакого тайного смысла. Просто хотела выяснить, есть ли у тебя возможность иногда вечерами выйти из дому?

Таня действительно напряглась, улыбка мгновенно сбежала с её лица.

— Да, я же Вам говорила, что моя соседка всегда готова меня выручить, я ведь её обшиваю, да, и маму могу попросить, хотя этого почти никогда не делаю.

И вызывающе посмотрела на Фросю.

— Ах, Танюха, Танюха, жизнь тебя тоже не побаловала, чуть что, сразу срабатывает защитная реакция.

— А, мне нечего от вас защищаться, просто не понимаю смысла подобного вопроса.

— Танюшка, смысл простой и шкурный, не хотела бы ты иногда составить пожилой женщине компанию выйти в люди — посетить театр, кино, концерт и просто так посидеть в кафе.

— Пожилой женщине? Вам?

— Вот, именно мне, а ты о ком могла ещё подумать?

Ямочки на щёчках опять пустились в пляс, Таня улыбалась.

— Ой, Фрося, простите меня, пожалуйста, столько вокруг не очень доброжелательных людей, просто измучили меня своими подозрениями, намёками и откровенной пошлостью так, что я при вашем вопросе, сразу же подумала не хорошее, простите меня, пожалуйста, я же Вам говорила, что я глупая, глупая…

— Милая глупышка, ты так и не ответила на мой вопрос, я тебя ни в коем случае не неволю, но, честно признаюсь, мне было бы очень приятно в компании такой симпатичной молодой подруги выйти на люди, так говорила когда-то Сёмкина бабушка, пухом ей земля, именно она привила мне любовь к театру, музеям и другим культурным заведениям.

Не посредственная в своих действиях Таня порывисто обняла Фросю и быстро заговорила:

— Фрося Вы, даже не представляете какую мне подарили радость, я об этом только мечтать могла, мне Сёма рассказывал про свою бабушку, он так тепло о ней отзывается, и, как вы с ней выходили в свет, тоже рассказывал.

Сёма мне как-то сказал, что был бы счастлив, если бы я стала Вам такой же подругой, как его мама была бабушке.

Но я и подумать не могла, что Вы мне предложите подобное, я всегда буду рада, составить Вам компанию. С огромным удовольствием пойду, куда Вы только меня позовёте, ведь я почти нигде не бывала, дурища рано вышла замуж за подлого придурка, а потом дети, работа… ай, не хочу об этом даже говорить.

Я знаю, что Вы думаете какая я не пара вашему сыну — без образования, старше его и ещё с таким паровозом…

Фрося усадила к себе на колени Таню, как когда-то садила свою Анютку и стала покачивать со стороны в сторону.

— Успокойся девочка, я уже тебя знаю больше полу года и имею о тебе если не полное, то достаточно окрепшее мнение.

Когда-то моя мама Клара, бабушка Семёна, поверила и приняла меня с первой секунды, ни сколечко не усомнившись в моей искренности…

И Фрося пустилась в долгий рассказ о том, как она попала в Москву, и какая дружба их связала с пожилой женщиной, у которой на белом свете по сути, кроме них с Сёмкой, не Оказалось, ни одного близкого родного человека.

— Танюша, вот ты мне говоришь, без образования, с паровозом… а я кто была, да, и до сих пор есть…

Образование меньше твоего, паровоз на парочку вагонов больше твоего, а ещё и локомотивы меняла.

Обе женщины после последних слов Фроси от души рассмеялись.

— Нет, Танюха, ты меня не убедила, хотя скажу тебе по секрету, твоё появление рядом с моим ушлым Сёмкой, было для меня полным шоком, вокруг него, наверное, ещё с пятнадцати лет, крутилось столько девок, что я думала, они его ухандохают не дав, повзрослеть, как надо.

А потом ещё стал известным боксёром, студентом престижного вуза, одет по последней моде, в доме самые крутые музыкальные аппараты, по Москве рассекает на Яве и при этом, полная свобода в деньгах и поступках, я же для него оказалась очень покладистой матерью.

— А, он и сейчас буквально Вас боготворит, даже одного слова негативного про Вас не даёт сказать.

— А, что, хочется?

Фрося с лукавой улыбкой смотрела на засмущавшуюся Таню.

— Ну, бывает, я ведь не всегда с Вами согласна.

— И правильно, мы ведь не в кремлёвском дворце съездов, где всегда все солидарные и согласные, поэтому и народ год от года всё хуже живёт, и должен искать не законную подработку, спекулировать и платить в три дорога за самые необходимые товары.

— Фрося Вы, такая смелая в суждениях, теперь я понимаю в кого ваш младший сын.

— Нет, Сёмочка не совсем в меня, он у меня честнее всех коммунистов вместе взятых, с такими, как он можно было бы строить коммунизм, а я женщина с пороками, не хочу и не люблю себя ни в чём ограничивать, хватит, в своё время познала и нужду, и гонения, и все радости существования советского примитивного гражданина.

— Фрося, простите меня, но откуда это в Вас, такая неприязнь к советской власти?

— Не знаю, отовсюду понемножку, но больше всего мне глаза открыл Марк, дядя Семёна, который сейчас в Америке живёт.

И хлопнув Таню по попке:

— Вставай Танюха, на ноги и угости меня, наконец, а то всё пытаешься соловья баснями кормить.

Хотя, в основном это делаю я.

Танюшка, чтобы у тебя не крутились в голове ненужные вопросы — Марк на протяжении почти четырёх лет был моим любовником, компаньоном по бизнесу и отличным другом.

 

Глава 51

Фрося с неохотой оторвалась от книги, чтобы включить свет, как не хочешь, а февраль, темнеет рано.

Прислушалась, за окном завывала метель, колючие снежинки, гонимые порывистым ветром дробным стуком, осыпали стёкла окна.

Не успела опять толком углубиться в увлекательный роман, как раздался телефонный звонок.

В трубке раздался взволнованный голос Насти:

— Фросенька, голубушка, а, что это теперь будет?

— Настюха, ты о чём?

— Да, включи ты свой телевизор, тут такое происходит, а тебя ничего не касается, будто на луне живёшь.

— Настюха, что война в Афганистане закончилась? Так, давно уже пора нам убраться оттуда, сколько калеченых ребят по Москве ходит, страшное дело.

— Ай, включи телик и не дури мне голову, пошла я дальше слушать печальные новости, что теперь будет, даже представить трудно.

Фрося не спеша, прошла в зал и включила свой новый цветной с большим экраном телевизор, и тут же услышала звуки траурного марша.

Ну, что, а слухи оказались не напрасными?!

Музыка утихла и на экране показался диктор с суровым лицом, одетый в строгий чёрный костюм, и раздался торжественный и печальный голос:

— Дорогие граждане Советского Союза, сегодня наша страна понесла невосполнимую потерю, на семидесятом году жизни после продолжительной и тяжёлой болезни скончался генеральный секретарь коммунистической партии…

Фрося хмыкнула:

— Прежний, вон, сколько лет мозги нам дурил, а этот только чуть больше года, интересно, какого ещё старого пердуна на трон возведут.

Валера уже давно ей говорил, что Юрочка на ладан дышит, посмотри опять вокруг бардак начался, скоро вздохнём свободно и вновь с лева бабло рубить начнём.

После того, как генсеком стал Андропов, нельзя сказать, что жизнь советского человека сильно изменилась и стала на много более комфортабельной и налаженной, что в магазинах появилось достаточно необходимого товара, но дисциплина на рабочих местах точно наладилась.

Стали гораздо строже наказывать пьяниц и прогульщиков, в общественных местах повсеместно устраивали проверки людей, выясняя, почему они шатаются в рабочее время по магазинам, парикмахерским и поликлиникам.

В дневное время уже в основном пенсионерки стояли в очередях за выкинутым дефицитным товаром, но этого товара, всё равно не стало больше.

Но длилось это положение не долго, уже с полгода, как почти всё пришло к тому, с чего начиналось и понимающие люди, вроде их заведующего Валерия Ивановича, утверждали, что, скорее всего, новый хозяин Кремля находится на последнем издыхании.

Ну, вот и случилось, всё, телевизор можно не смотреть, сплошная траурная музыка и фильмы про войну, ведь так было несколько дней после смерти Брежнева.

Фрося подхватилась и набрала привычный номер телефона:

— Привет, Танюшка!

Ты, наверное, уже осведомлена о произошедшем, теперь траур точно закатят дня на три, наш завтрашний поход в театр, похоже, отменяется.

Таня в ответ только вздохнула.

— Ты, чего, так вздыхаешь, за нашего вождя расстроилась?

— Ах, Фрося нам не до шуток.

— Говоришь — нам…что-то с детьми?

— Нет, они, слава богу, в порядке, у Сёмы дела неважные.

— Ну-ну, рассказывай, он же с матерью уже давно сокровенным не делится, в основном, всё от тебя узнаю.

— Фрося, не обижайтесь на него, просто, он не хочет Вас лишний раз расстраивать.

— Ну, не томи душу, что случилось?

— Вы, же знаете, что ради того, чтобы их группу молодых талантливых специалистов не разогнали и дали им возможность, и дальше заниматься изысканиями в лаборатории, Сёма в своё время дал согласие в своём докторате поставить первым имя известного профессора, и удовлетворился званием младшего научного сотрудника…

— Танюша, конечно, знаю, ведь этой истории уже чуть ли не два года.

— Я просто напомнила, потому что этот профессор постоянно нуждается в Семёне, он ведь хочет, чтобы молодой специалист писал за него научные трактаты, а не дневал и ночевал в лаборатории.

— Фу ты, Таня, давай подходи к сути дела, а то у меня от напряжения уже голова начала болеть.

— А, суть такова, что Сёма на следующей неделе возвращается в Москву.

— Нет, тогда давай по порядку, а то моей сообразительности не хватает на такие быстрые зигзаги, в твоём рассказе сплошные ребусы.

— А, зигзаги, собственно говоря, закончились, Семён отказался быть мальчиком на побегушках, профессор надавил своим авторитетом и выставил ультиматум, но Сёма его отверг, заявив, что предпочитает научную практическую работу в лаборатории, где он является руководителем проекта.

Профессор нажал на все доступные ему рычаги и проект закрыли, сославшись на недостаток средств финансирования.

— Танюша, я всё поняла, Сёмка хлопнул дверью и отказался от тёпленького места.

— Да, практически так, он устроил скандал в деканате, во всеуслышание заявил, что профессор Николаев лжец, авантюрист и подлец.

— Ох, знала я, чувствовала, что хорошим это не закончится, ведь достойный внук бабушки-революционерки и так долгое время сдерживал себя, и кипел справедливым возмущением от отношения к молодым талантам и всё время драл глотку по проекту за своих ребят на высоких собраниях.

— Вот и докричался, его тут же отстранили от всех работ, сняли с должности и пригрозили увольнением, а он и не стал ждать, когда его помилуют, написал заявление по уходу по собственному желанию.

Фрося ужаснулась:

— И что, его уволили?

— В тот же день, он сдаёт дела, собирает вещи и, как я вам уже сказала, на следующей неделе возвращается в Москву.

— Танюша, а ведь летом ты собиралась уезжать к нему, а, как теперь?

— Собиралась, но теперь об этом нет речи.

— Боже мой, что он натворил, что будет делать, чем заниматься, что его ждёт, а ведь и в Москве ему кислород перекроют, ведь у этих старпёров круговая порука?

Позвоню Андрею, может он своим авторитетом сможет где-то нажать и всунуть брата на хорошее место.

— Фрося, хотите знать моё мнение на этот счёт?

— Конечно, хочу, ты в этом вопросе далеко не последнее звено.

— Не поможет Андрей, более того, он палец о палец не ударит, а наоборот постарается быть подальше от этого дела, чтобы младший брат не скомпрометировал его в глазах профессорской среды и в научных кругах.

Ну, и это ещё не всё, вы разве не знаете своего Сёмочку, не примет он ничью помощь, сам ринется в атаку, он мне уже про это уши прожужжал и даже готов ехать куда-то под Челябинск на страшный объект.

— Ох, Танюша, вот это траур, так траур, я ещё до конца даже не могу осознать постигшую нас страшную неприятность и её последствия.

До свиданья, моя хорошая, бессонную ночь ты мне обеспечила.

Фрося заметалась по квартире, не находя в своей голове выход из создавшегося положения — боже мой, что её Сёмочка натворил, мало ли таких, как он трутся рядом с седовласыми мэтрами и ничего, те уходят, а молодые занимают их места, так было, так есть и так будет.

Куда он вернётся дурачок, в Москве про этого великого учёного никто не знает, кто захочет тянуть скандального провинциального специалиста под своё крыло.

Можно было бы, конечно, пошустрить, воспользоваться старыми связями или кому-нибудь подсунуть кругленькую сумму, и найти зацепку, но ведь её Сёмочка никогда на это не пойдёт, он наивный считает, что судят не по рекомендациям и связям, а по делам и способностям, как бы не так, может быть в других странах и так, но только не здесь.

Нет, позвоню всё же Андрею, если даже не сможет помочь, так что-нибудь посоветует или как-то обнадёжит.

 

Глава 52

На счастье, Фроси, Андрей в этот час оказался у себя дома и внимательно выслушал мать, которая сбивчиво, чрезвычайно волнуясь, изложила ему печальные события, связанные с Семёном.

— Ну, что тебе мамань, сказать, эта новость для меня гораздо печальней той, что сейчас демонстрируют на экранах телевизора.

Не могу сказать, что произошедшее для меня явилось большим сюрпризом, мой младший брат давно к этому шёл.

Придурок, сумел же себя осадить в своё время и получил звание младшего научного сотрудника физико-технических наук, должность руководителя проекта вместе с лабораторией и группой молодых амбициозных специалистов, так нет, полез на баррикады.

Ему ведь только двадцать шесть лет и такая была стремительная карьерная и научная перспектива, а он в одночасье всё сгубил.

— Сынок, что ты травишь мне душу, лучше подскажи, как в этой ситуации ему помочь.

— Издеваешься или как?

Ты, же разумная женщина, кто может помочь опальному молодому учёному на данном этапе, только господь бог.

— Андрюша, ты меня убиваешь.

— Мамань, а я ведь выжил, неужели ты забыла, как меня не приняли, в своё время, на факультет иностранных языков?!

Мне сегодня только перевалило за сорок два года, но посмотри, я же добился желаемого и нынче варюсь в своём любимом котле.

— Сынок, а какой котёл ожидает Сёмку?

На другом конце провода повисла тишина.

— Андрюша, почему ты молчишь?

— А потому, что мне тебе ответить нечего, но на завод инженером его примут.

— Простым инженером?

— Мать, не будь наивной, а каким, может ты думаешь, что твоего любимчика позовут участвовать в космических проектах?

— Андрюша, я думала у тебя найти поддержку и родственное участие.

— Маманя, ты намекаешь на то, чтобы я подсуетился в университете, но я же не самоубийца.

— Да, я действительно так думала, но теперь понимаю, что мои надежды были напрасными.

Ты, не думай, я тебя не осуждаю, и поверь мне, если бы я знала, что Сёмка успокоится на должности инженера, то для меня это не было бы трагедией.

— Вот, это уже другой разговор, в этом направлении мы и должны его настраивать.

Мамань, а чего ты так всполошилась, ведь за утешением он ведь не к тебе пойдёт, а склонит свою буйную голову на худосочную грудь Танюшки.

— Андрюша, прибереги свой сарказм для других, а Таню не надо грязью поливать, она этого не заслуживает.

А если она тебе предпочла Семёна, то это не повод её возненавидеть.

— Проехали.

Лучше сама поостерегись гнева нашего молодого гения, чтобы он в запале тебе не вспомнил, что в своё время ты не увезла его к Анютке, но по телефону эту тему не будем развивать.

Фрося задохнулась от последних слов сына, но возразить и опровергнуть услышанное она не могла, и не только потому, что Андрей предостерёг её это не делать по телефону.

Обращаться за помощью ей было больше не к кому, обсуждать ни с кем не хотелось.

С Валерой поговорит завтра на работе, а с Олегом, когда он подъедет в Москву, только неизвестно, когда он ещё появится.

Метавшаяся по квартире Фрося, вдруг замерла на месте — Стас, вот, кто может помочь!

Она уже устремилась была к телефону, но вдруг опомнилась, угораздило же сегодня помереть генсеку, Стаса сейчас не выловишь, да, и не станет партийный работник в такой для него важный день разговаривать на семейные темы.

В эту ночь Фросе всё же удалось уснуть, но утром она встала с тяжёлой головой и с неотвязной мыслью о Семёне.

Придя на работу, уселась за свой стол в кабинете Карпеки, достала кучу накладных и попыталась их изучать, но мысли были далеки от этих цифр и выкладок.

Вот, уже больше двух лет, как Валера сделал её своим заместителем, по совместительству секретарём и девочкой на побегушках.

Настя после того, как начала регулярно приторговывать дефицитными товарами на базаре, почти полностью свернула своё большое хозяйство, оставив, только парочку свинок и курей, и теперь могла работать с открытия ателье на полную ставку до конца рабочего дня.

На данном этапе обувная мастерская свернула выпуск готовой продукции, выполняя только спецзаказы людям с не стандартным размером ног или с проблемами.

Мало кого интересовала сейчас кустарная топорная продукция, которую они могли предложить потребителю, у людей появились деньги, и они готовы были платить в два раза дороже за импортный товар у спекулянтов.

По этой, собственно говоря, причине Настя и свернула своё хозяйство, потому что она на прямую была связана с Анной Николаевной и обе стороны оставались не в накладе, довольные друг другом.

Фрося редко сопровождала подругу на толкучку и то, в основном только в другие города.

Ей не было особого смысла рисковать и выматываться, сопровождая Настю, с этим вполне справлялся её сын Санька, который уже ездил на машине за мамины денежки и за них же выстроил себе в Москве кооперативную квартиру.

Наконец, явился Валера, который взял себе уже за привычку приходить на работу, когда ему вздумается, ведь за Фросей он был, как за каменной стеной.

— Привет, Ефросинья Станиславовна!

Как тут у нас двигаются дела на безнадёжном производстве?

— А, Валерочка, мне кажется, что если бы даже нас здесь не было, оно всё равно двигалось бы по тому же направлению.

— Ай, не говори, не всё так мрачно, мне тут подсунули парочку десятков импортных подошв, залюбуешься.

— А, что дальше?

— Элементарно Ватсон, Наумчик дома сделает крой, кожа у меня есть, пальчики оближешь, вот только придётся самому босоножки эти тачать, не хочу своих архаровцев к этому привлекать, ведь по пьянке сдадут обязательно.

— Валера, а ты могёшь?

— Обижаешь, ты, думаешь я мало набоек и латок поставил пока заведующим стал?!

— Валера, хорошо выглядишь и настроение, похоже, в норме.

— У меня то, да, а вот ты какая-то сегодня не в себе.

Фрося тут же без обиняков ему выложила свою печальную новость, связанную с младшим сыном.

— Ну, подруга, а я то думал, что ты за нашего генсека расстроилась, а тут без пол литра не разберёшься.

— Валера, а пол литра поможет?

Очнёшься от пьяного омута, а проблема осталась.

— Я тебе, больше скажу, с похмелья всё выглядит ещё в более мрачном свете, по себе знаю.

— Валера, так, что мне делать, ведь я ума не приложу…

— Ничего не делать, пусть он сам разгребает эту кучу дерьма, что навалил вокруг себя, а полезешь, только опачкаешься.

— Ты, мне советуешь, сидеть и молча наблюдать, как мой сын падает в пропасть?

— Фроська, прекрати выть, тошно слушать это от тебя.

Посмотри, генсеки умирают, старые учёные тоже, время меняется, как бы они его не сдерживали и не пытались обратить вспять.

Придут новые руководители партии, новые учёные мужи, а талант не пропьёшь, его только продать можно и лучше это делать за границей нашей Родины.

— Ты, серьёзно?

Серьёзней и быть не может.

Ты, просто не владеешь информацией, мало этим интересуешься, а я за пулькой такое бывает услышу, что только за эти слухи можно на Соловки отправлять.

И он от души рассмеялся.

— Фрося, не того боишься, не того, моя дорожайшая подружка…

— Валера, а чего мне в обще бояться, живу сейчас, как самый порядочный гражданин страны Советов, только потихоньку золотишко, официально по магазинам скупаю и передаю Олежке, а он мне слегка отстёгивает и на мою долю, на хлеб с маслом и даже с икрой хватает.

— Фросенька, а, как, кстати, у него дела?

— Валера, ты, похоже, ничего про него не знаешь, Олега ведь отправляют в отставку, сейчас прошёл очередную комиссию и ждёт приговора.

— Что, могут вообще отстранить от полётов?

— Он надеется, что нет, но, в лучшем случае, будет обслуживать ближайший регион на маленьких самолётах.

Ведь с учётом его северных, лётного стажа наберётся намного больше тридцати лет, а лётчиков с его послужным списком часто прямёхонько отправляют на пенсию.

— Да, да, сочувствую вам, что теперь делать надумываете, ведь без левых доходов он вряд ли сможет нормально свою Вику содержать, если только сам плотно сядет рядом возле неё.

— Валера, давай пока не будем об этом, он должен приехать и будем решать вместе с ним, а пока вернёмся к моему Сёмке. Что ты, там обмолвился о будущих страхах?

— Фросенька, ведь война в Афганистане всё ещё продолжается, а он службу в армии не проходил, семьи официальной нет, детьми не обзавёлся.

Фрося закусила кулак — вот цена того аборта и не желания Тани разыскивать своего бывшего мужа, чтобы официально с ним развестись.

 

Глава 53

Фрося не стала ничего пока предпринимать, надо было дождаться Семёна и уже вместе решать насущные проблемы.

Хорошо сказать, решать, но не известно в каком состоянии духа он явится и на сколько будет готов делиться с матерью своими планами на будущее.

Под вечер позвонил Олег и от этого звонка настроения у Фроси не добавилось.

— Олежка, не томи душу, я потом расскажу о себе, а пока выкладывай, что у тебя слышно с той комиссией и всё, что с ней связанно.

— Фросенька, дела швах, полностью от полётов не отстранили, но с дальних следований сняли и окончательно уже решено, что буду на кукурузнике местную авиацию обслуживать, на базы поставлять оборудование, продукты, посылки и письма.

Ну, ещё кого-то туда доставлять, кого-то забирать, короче, мрак, да и только.

— Олежка, а, как мы теперь будем встречаться?

— Ума не приложу, вот в ближайшее время вырвусь к тебе на несколько дней, а потом, как это буду делать совершенно не представляю, ведь и зарплата упадёт и коммерции нашей приходит каюк.

Погрустневшая Фрося решила перевести разговор на другую тему, потому что в этом вопросе ни одному, ни другому добавить было нечего, как и однозначно определить общее будущее.

— Олежка, а, как к этому отнеслась Вика?

— Фросенька, я ей пока ничего не говорил, но она что-то чувствует и пытается у меня дознаться.

Я стараюсь при ней не показывать своё плохое настроение, но разве от неё что-то скроешь.

— Олежка, у неё что-то изменилось по сравнению с тем, как она себя чувствовала два года назад после посещения Касьяна?

— К сожалению, да, ведь этим летом надо было опять лететь на Украину и добираться до этих Кобеляк.

Ей стало хуже и намного?

Фросенька, давай переменим разговор.

Фрося услышала какую-то возню, доносившуюся в трубке и поняла, что, наверное, сиделка привезла Вику с прогулки и разговаривать открыто Олег сейчас не может.

Они быстро свернули беседу, распрощались и Фрося положила трубку.

Она не разочаровалась в своём мужчине, Олег был чутким и внимательным человеком, и нежным любовником, но между ними была стена и не каменная, а намного прочней и, собственно говоря, непреодолимая, между ними находилась Вика, несчастная женщина, прикованная тяжёлым недугом к постели.

Два года назад Фросе удалось у знающих людей выяснить, всё, что только можно было разузнать о великом костоправе Николае Касьяне — врач-остеопат и мануальный терапевт, народный врач СССР, заслуженный врач Украины, академик Украинской Академии Наук…

Все эти высокие звания не произвели на Фросю большого впечатления, главное, она встретила людей, которым этот чудо-целитель реально помог и именно с проблемами переломов позвоночника.

Олег очень боялся травмировать психику Вики очередной неудачей, но Фрося настояла и два года назад они с большим трудом добрались до этого не большого украинского города, где принимал своих пациентов великий доктор Касьян.

От Мурманска до Киева Олег с Викой долетели на самолёте аэрофлота, а там их встретила на своей машине Фрося.

Трудно описать без слёз ту встречу — Фрося, когда увидела, как Олег вывез на коляске из здания аэропорта ещё достаточно молодую и симпатичную женщину, на лице которой живыми фонариками светили уставшие после тяжелейшего перелёта серые, пытливые глаза, чуть впервые в жизни не упала в обморок.

Каким образом ей удалось взять себя в руки и подойти к инвалидной коляске трудно вообразить, но она это сделала и, при этом, подошла с улыбкой и, обняв Вику, нежно её поцеловала в щёку.

Та широко распахнув глаза, смотрела на Олега, а тот быстро задавал ей вопросы, а она то поднимала ресницы, то опускала.

Фрося сейчас не могла восстановить всю эту сцену, потому что земля буквально плыла из-под ног, но помнила, как Олег спросил:

— Вика, тебе нравится Фрося?

В глазах у женщины загорелись огоньки, она долго изучающе смотрела прямо в глаза Фроси, а затем быстро захлопала ресницами и вновь уставилась на любовницу мужа.

А Олег не унимался:

— Ты, одобряешь мой выбор?

И Вика быстро закрыла и открыла глаза.

Подобной пытки Фрося дальше выдержать не могла и махнув Олегу рукой, быстро пошла к своей машине, на ходу вытирая обильно хлынувшие слёзы.

Трудно теперь даже вспоминать, гораздо легче забыть все тяготы поездки и проживания в местной гостинице.

Они с Олегом бегали на переменку на перекличку в очередь, кормили, мыли, переодевали Вику, читали ей книги и газеты, вместе прогуливались по тихим улочкам маленького украинского города, где можно было часто увидеть инвалидные коляски, ведь здесь проживал человек с мировым именем, к которому со всего Советского Союза и не только, ехали люди с последней надеждой.

А, какими словами описать, когда, наконец, предстали перед известным бородатым целителем, который даже не заглянул в историю болезни.

Он их с Олегом выставил из приёмной комнаты, а сам занялся Викой.

Что происходило за закрытыми дверями можно было только предполагать и то с трудом, стараясь позже расспросить саму Вику.

Через почти два часа доктор Касьян сам вывез коляску и обратился к Олегу:

— Уважаемый, где вы были столько лет, у девушки уже почти все нервы и мышцы атрофированы.

Не смотрите на меня так печально, кое-что для вашей жены я постараюсь сделать.

И вдруг обернулся к Вике:

— Правда, голубушка?

И вдруг до их слуха донёсся слабый голос Вики:

— Да.

Сквозь свои собственные рыдания Фрося слышала, как плачет мужчина, уткнувшись в волосы жены, и тут они опять расслышали, как бы выдавленные с трудом слова:

— Не надо плакать.

Две недели они жили в Кобеляках, посещая сеансы лечения народного целителя, в результате этого курса Вика обрела хоть и не совсем хорошую и чёткую речь, но всё же могла объяснить и попросить что-то, и однозначно отвечая, участвовать в разговоре.

Хоть и в малой степени, но восстановилась мимика лица, она стала чувствовать верхнюю часть тела и могла шевелить слегка пальцами рук.

На прощанье великий народный академик вызвал их для заключительной беседы и подытожил:

— Я не буду вас убеждать в том, что мне удалось достичь значительного успеха в лечении очаровательной Виктории, вы сами всё видите и чувствуете.

Безусловно, обратись вы сразу же после происшествия ко мне результат был бы намного лучше, но что теперь об этом говорить.

Я, можно сказать, перебрал позвоночник по косточкам, те нервы, которые до конца не вышли из строя, мне удалось освободить из плена раздробленных позвонков, и это позволит частично вернуть движения головы и всей верхней части тела, но для этого необходим постоянный профессиональный массаж и собственное трудолюбие, повторяю, очень большой срок прошёл с тех пор, как произошла травма.

Через два годика необходимо показаться вновь у меня, для проверки и профилактики, к сожалению, разбитые позвонки могут вновь сместиться и нарушить достигнутое нами нынешнее состояние.

Олег не жалел средств на то, чтобы облегчить участь Вики, около неё находились круглосуточные сиделки, лучшие массажисты и физиотерапевты города приходили чуть ли не ежедневно, чтобы разработать отвыкшие за долгие годы от движения пальцы рук и мышцы тела.

Было бы наивно думать, что всё по волшебному мановению пришло в норму, но некоторые положительные моменты всё же были — хоть и с трудом, но Вика могла разговаривать и даже смеяться, крутить головой, приподнимать на пятнадцать процентов руки и шевелить пальцами, после нескольких попыток ей даже удавалось перелистывать страницы книги, держать в руках ложку, которую, правда, не могла самостоятельно поднести ко рту.

Когда в последний раз Олег был в Москве, то расстроено заметил Фросе, что дела у Вики явно ухудшились, руки теряют достигнутую подвижность и вместо внятной речи, она порой только выдавливает не понятные звуки и из-за этого они оба очень переживают.

Нет, Олежка, на этот раз ты возьмёшь у меня эти проклятые деньги, я их не тебе даю, а Вике, от них зависит, как она будет жить, а может быть, и, вообще, жить… — так Фрося вела сама с собой предполагаемый диалог с Олегом.

 

Глава 54

С помпой похоронили, не смотря, на малый срок пребывания у власти, но оставившего заметный след, генерального секретаря коммунистической партии и на престол взошёл очередной ещё более старый вождь.

Прошло две недели с тех пор, как Фрося узнала от Тани шокирующую новость об увольнении Семёна и, вернувшись как-то вечером с работы, мать застала того у себя дома.

Не успела она повернуть ключ в замке и толкнуть входную дверь, как поняла, что сын находится в квартире — на вешалке висела его модная дублёнка, а из комнаты доносилась музыка из старой его коллекции, но, правда, на очень умеренном звуке.

Фрося на ватных ногах пересекла квартиру и, задержавшись на несколько секунд, собираясь с мыслями, толкнула дверь.

Сёмка лежал на диване, подложив руки под голову, и смотрел изучающим взглядом на мать.

— Привет сынок!

— Привет, привет!

Я так понимаю, тебе уже всё известно, можешь начинать читать нравоучения.

— А зачем, ими уже делу не поможешь, лучше давай подумаем вместе о дальнейших шагах, жизнь ведь не закончилась.

Фрося подошла к дивану и села рядом с сыном, нежно потрепав его по курчавой голове.

— Сынок, если ты сейчас не расположен к разговору, то я пойду переоденусь и приготовлю тебе что-нибудь на ужин.

— Мамуль, ужин это, хорошо, но и поговорить с тобой я не отказываюсь, если ты, конечно, не будешь распекать меня за произошедшее.

— А, чего уже распекать, сделанное не исправишь, раз ты так поступил, значит, нельзя было иначе.

— Нет, нельзя было, хотя даже после увольнения профессор Николаев несколько раз звонил мне и вызывал к себе в кабинет, но я не мог плюнуть сам себе в лицо, как бы я потом с этим жил.

— Сёмочка, другие живут и не только с этим, и не задумываясь, продают свою душу дьяволу.

Ты у меня другой, и я не собираюсь тебя за это упрекать, сама такого родила, воспитала и вывела в свет, но, кажется, что пока выводила в этот свет, наделала сама массу ошибок, за которые ты теперь расплачиваешься.

Семён скинул ноги с дивана и как в детстве, склонил голову матери на плечо.

— Мамуля, о каких своих ошибках ты говоришь, я ведь уже достаточно взрослый человек и сам несу ответственность за свои поступки?

— Сёма, Сёмочка мои ошибки уже не исправить, но я должна была понять намного раньше, что тебе с твоим характером в этой стране делать нечего.

Я не знаю, как было бы в других, может быть вовсе ничего бы не достиг, но я не дала тебе этот шанс, а теперь, скорее всего, он потерян.

— Мамуль, не смеши, ничего ещё в моей жизни не потерянно, можно ещё поменять профессию, место и образ жизни, просто для этого нужно немного напрячься и сломать существующий стереотип.

— Сынок, ты для меня выражаешься очень замысловато, наверное, забыл, что твоя мама тёмная, забитая деревенская женщина, у которой кроме жизненной сноровки и интуиции есть только не малый опыт, но их к твоему будущему не пришьёшь, будут выпирать грубые швы с чёрными нитками на белом.

Сёмка неожиданно рассмеялся:

— Вот это да!

Ах, ты, моя забитая и деревенская, другой поэт так не выскажется, как ты!

Идём мой философ, и, правда, что-нибудь отужинаем, разговор с тобой, определённо, мне поднял аппетит.

Фрося быстро сообразила ужин, не прошло и четверти часа, а на столе уже скворчала яичница с колбасой, укропом и чесноком, пахли закатанные на зиму огурчики, и Фрося немного подумав, выставила на стол бутылку водки.

— Мамулька, вот насмешила, будем праздновать или поминать?

— Не то и не другое, будем вести задушевный разговор, начатый в спальне.

— Ну, если только так, а ведь мы с тобой уже давно не говорили по душам, а сейчас это будет, как никогда кстати.

Семён распечатал бутылку и разлил по рюмкам прозрачную жидкость.

— Мамуль, а почему мы вдруг пьём водку, а не любимый твой армянский коньяк, неужели и тебя коснулись трудности доставания?

— Ну, нет, до этого я ещё не дожила, просто Олег предпочитает водку, и я уже привыкла к ней, хотя привыкла, звучит смешно, за три года, что мы с ним знакомы, наберётся ли два десятка раз, когда мы вместе выпивали.

— Мамуль, давай за нас и за чёрт с ними.

— Давай.

Потому, как Семён закусывал, было видно, что он сильно проголодался.

— Сынок, я, возможно, захожу на чужую территорию, но меня мучает любопытство — неужели ты не заходил к Тане?

— Нет, не заходил.

Фрося выжидающе смотрела на сына, но тот, похоже, не собирался развивать свой ответ.

— Вы поссорились?

— Нет.

Тут до матери окончательно дошло, что эту тему сын обсуждать не намерен.

— Ладно, захочешь, сам расскажешь, но только очень тебя прошу, не обижай её.

— Мамуль, мы сейчас с ней в разных категориях.

Она, благодаря тебе, нынче преуспевающая бизнесвумэн, самостоятельная женщина, не нуждающаяся в средствах.

У неё полно заказов, выглядит блестяще и в скором времени вокруг завертятся воздыхатели и ухажёры, а я, на сегодняшний день, молодой человек без определённого рода занятий, ограниченный в средствах и с неясным будущим.

— Это она тебе сказала или плод собственного комплекса не полноценности и сбитой спеси?

— Нет, она этого не говорила и вряд ли скажет, это говорит моя раздавленная гордость, а, прежде всего, желание быстро подняться на ноги и если успею, войти в её жизнь не подбитой собакой, а рыцарем на белом коне.

— Андрей говорил, что ты униженный гений.

Нет, ты раздавленный дождевой червяк, дурак, каких ещё свет не видел!

Наливай по второй, а иначе я за себя не ручаюсь.

Сёмка посмотрел на рассерженную мать и улыбнулся:

— Налить… о, это мы завсегда, пожалуйста.

И уже закусывая, после выпитого:

— Мамуль, не гони лошадей, дай мне немного очухаться и разобраться в себе.

Ну, куда я пойду к Тане на её жалкие квадраты жилой площади?

Одно дело нагрянуть на выходные дни, а другое, с утра до вечера маячить друг у друга на глазах.

— Ну-ну, налей по третьей, может тогда у тебя язык ещё больше развяжется, и ты мне поведаешь такое, о чём я никогда и подумать не могла, что когда-нибудь услышу.

— Можно мамуля, и по третьей. и по четвёртой, а мог бы тебе это сказать и до первой.

Фрося интуитивно почувствовала что-то страшное, скрывающееся за бравадой сына.

— Семён, что ты надумал, говори паршивец по-хорошему, в урки что ли подашься или каким-нибудь образом за кордон сбежишь?

Семён лихо выпил очередную рюмку и захрустел огурцом.

Мать не сводила с него взволнованного взгляда.

— Ну, что ты смотришь на меня, как на умалишённого.

Хотя то, что я тебе сейчас скажу на это немного тянет.

Фрося выдохнула.

— Говори уже, говори, не вытягивай из меня душу.

— Мамуль, на гражданке моя карьера потерпела полное фиаско, в любом случае меня не сегодня, так завтра заберут в армию, ведь мне только двадцать шесть лет, поэтому я решил добровольно подать документы и определиться в ряды нашей доблестной.

У меня за плечами военная кафедра и звание офицера обеспеченно, а ракетные войска мне подходят по профилю.

У меня отличная спортивная подготовка, я бывший мастер спорта по боксу и до сих пор продолжаю поддерживать прекрасную форму, выступая за университет по различным видам спорта…

Фрося не выдержала и хлопнула в сердцах ладонью по столу:

— Ты, что полный идиот, не знаешь, что идёт война в Афганистане, куда у тебя есть все шансы угодить?

— Ну, мамуля, не надо так горячиться, на всё воля божья, ведь и на гражданке никто от несчастного случая не застрахован.

Фрося хорошо знала своего сына, если тому что-то втемяшится в голову, сдвинуть будет весьма трудно, но она попыталась всё же это сделать.

— Сёмочка, я разговаривала с Андрюшей, он говорит, что можно податься в инженеры и оттуда опять подняться на ноги, ты ведь талантливый и целеустремлённый…

— Мамочка мы сейчас пойдём по второму кругу, меня в любом случае заберут в армию, так чего тянуть резину.

— Сынок, а если Стаса привлечь, он же в Минск недавно переехал, в пленуме ЦК партии Белоруссии заседает, там тоже университет есть и, наверное, не слабый.

— Мам, а, давай ещё по одной накатим, разве ты не знаешь, что Стас, последний человек, к которому я когда-нибудь обращусь за помощью, и разве ты не знаешь, что он опальных родственников не жалует.

— Знаю Сёма, знаю.

 

Глава 55

Фрося мыла посуду и переваривала только что состоявшийся разговор с сыном.

Нет слов, сердце болело за него, но в словах Сёмки было много здравого смысла, хотя что-то всё же настораживало.

Ага, далеко не всё понятно в его отношении к Тане, с одной стороны он сохнет по ней, а с другой, боится стать иждивенцем на её шее, хотя какая это глупость, разве этой женщине нужно его богатство, когда она, похоже, готова за ним на край света пойти.

Ладно, сами разберутся.

Так, в принципе, и произошло.

На следующий день, когда Фрося вернулась с работы, сына дома не застала, но вскоре раздался звонок телефона, это была Таня.

— Здравствуйте!

По голосу молодой женщины можно было сразу понять, что она расстроена.

— Привет, Танюша, что-то случилось?

— Да, ничего особенного, но я волнуюсь за Сёму, уже два дня не могу до него дозвониться в Новосибирск.

— Так, ты, и не дозвонишься, он в Москве.

Наступила тишина и через некоторое время:

— Фрося, почему он не пришёл ко мне и даже не позвонил?

В голосе Тани звучала растерянность.

— Танюша, его сейчас нет дома, и я тебе быстро опишу картину, происходящего с ним и его планы на ближайшее время.

Таня слушала внимательно, не перебивая, только иногда сопровождала рассказ тяжёлыми вздохами, а когда Фрося закончила своё повествование, выдохнула:

— Глупый, какой он глупый, можно я сейчас приеду к вам, мне обязательно надо с ним поговорить?

— Конечно, приезжай, когда я была против, а теперь и подавно, нет.

Фрося чувствовала, что, сейчас делясь своими откровениями с Таней, идёт вразрез с не понятными планами сына, но она чувствовала, что он по отношению к своей подружке, поступает не правильно, в любом случае им необходимо обсудить много вопросов, а то Сёмочка решил поступить точно так, как когда-то с ней его отец, уехавший из Таёжного, не признавшись ей в своей тяжёлой болезни, желая оградить любимую женщину от тягот и переживаний. А сколько он их ей доставил своим неожиданным исчезновением?!

Вначале появился Семён.

Он зашёл в квартиру, воспользовавшись своим ключом, поднял в приветствии руку и проследовал в свою комнату.

Фрося в этот момент сидела в кресле и читала очередной роман.

Буквально через четверть часа после прихода Семёна, раздался звонок в дверь, и Фрося крикнула сыну, чтобы он открыл, зная наверняка, что это Таня.

До её слуха донеслись восклицания, а затем последовавшее молчание, говорило о том, что молодые люди слились в поцелуе.

Через какое-то время Семён ввёл в зал, держа за руку, улыбающуюся Таню:

— Мамуль, посмотри, кто к нам пришёл.

— Ну, не к нам, а к тебе, но я тоже очень рада, проходи Танюша, хочешь чаю или что-нибудь перекусить…

— Мамуль, я забираю её к себе в комнату, мы немножко поговорим, а потом можно и чаю попить, хотя я бы от чего-нибудь и более фундаментального не отказался.

— Могу предложить пельмени, сосиски, а хочешь сварю картошечки к селёдке?

— Мамуль, ты не исправима, всё тот же набор угощений, что был и десятки лет назад.

Фрося видела, как взволнован и возбуждён сын и не стала реагировать на его замечание, а махнула рукой, что, мол, идите уже.

С неохотой отложила книгу и прошествовала на кухню, делать нечего, пора привыкать, что теперь не одна живёт, а пока сын будет находиться с ней, надо будет что-то готовить.

Давно уже кипела картошка, на столе млела под лучком и уксусом селёдка, а молодые люди всё не появлялись и, когда Фрося хотела уже плюнуть на всё и отправиться дочитывать книгу, появились Семён и Таня.

Взглянув на их лица, поняла, женщина плакала, но теперь всё уже позади, потому, что оба улыбались и тесно прижимались друг к другу.

— Ну, присаживайтесь, картошка уже, наверное, в кулеш превратилась.

— Мамулечка, а ты у меня ещё тот подпольщик, козни за моей спиной плетёшь.

— Что-то не видно, чтобы они, эти мои козни, тебя сильно расстроили, инициатива полностью исходила от Тани, а я просто ей честно сказала, что ты находишься в Москве и, что я совсем не против её прихода к нам.

— Мамуль, я убедил Таню в том, что мне просто необходимо срочно вступить в ряды нашей доблестной Красной армии и, чем раньше это сделаю, тем будет лучше для нас всех.

— Не знаю, как для вас, но для меня это несусветная глупость, мы могли бы с Валерой поискать ещё подходящие крючки, чтобы тебя от этой армии отмазать.

— Мамуль, ты же знаешь, что я не люблю всякие обходные маневры в своей жизни.

Ну, отмажусь, а, что дальше…

— А, дальше жизнь покажет, сам говорил, что ты ещё молодой и кроме армии есть достаточно путей, чтобы наладить нормальное будущее.

— Мамуль, как говорит наш Андрейка, проехали.

Мы с Танюхой даже не можем её квартиру разменять на большую, ведь в ней прописан до сих пор её бывший.

Пока я буду полтора годика отбывать военную повинность, она активизируется, разыщет беглеца, оформит развод, и мы спокойно сможем пожениться, улучшить свои жилищные условия, нарожать детей и прочее.

После ужина молодые люди долго не задержались, а распрощались и удалились.

Всё понятно, сумка с вещами висела на плече у Семёна, домой его уже не жди, но, возможно, так и лучше, ночная кукушка не может заменить мать, но с ней гораздо приятней.

Олег появился у Фроси только накануне Восьмого марта, когда она и ждать уже перестала.

Вернувшись с работы, она застала его у себя в квартире, в переднике.

Из кухни шёл вкусный запах хорошей жареной рыбы.

Фрося не раздеваясь, повисла у него на шее:

— Олеженька, милый, почему не предупредил, я бы сама что-нибудь приготовила…

Мужчина поймал своими губами её, и они слились в жадном поцелуе.

— Фросенька, я хотел тебе сделать сюрприз и очень, надеюсь, что он тебя не разочаровал.

— Разочаровал, очень разочаровал, знала бы, то сбежала с работы, и мы бы не потеряли драгоценное время.

И она потянула его за собой в спальню.

— Фросенька, сними сапоги хотя бы, а я пока отключу газовую конфорку, а то рыбка сгорит, я ведь хотел тебя порадовать жареным палтусом.

— Олеженька, потом, потом палтус, а пока порадуй меня своими крепкими объятиями, о которых я сегодня даже не мечтала.

За ужином Фрося поведала Олегу про Сёмкину эпопею, сокрушаясь, что ничего не может поделать с упрямым мальчишкой.

— Представляешь, он даже слушать меня не хочет, вбил себе в голову эту идею и стоит на смерть, что только так он сможет наладить себе нормальное будущее.

— Фросенька, я ведь тоже бывший военный и не вижу ничего плохого в службе, если бы не беда, случившаяся с Викой, то сегодня мог бы быть генералом.

— Ты, серьёзно жалеешь о том, что вынужден был прервать свою военную карьеру?

— Серьёзней и быть не может, у нас армия в почёте и офицеры не бедствуют.

— Олежка, так ведь его могут в Афганистан послать, что тогда?

— Фрося, не драматизируй, это ещё далеко не факт, что его туда пошлют и, кто его знает, может пока его призовут, и он пройдёт обкатку, война там закончится, ведь ходят слухи…

Фрося понимала, что Олег просто пытается её успокоить, но ни от каких доводов ей не становилось легче на душе.

Видя, как удручённая мать покусывает нижнюю губу, Олег продолжил сыпать аргументами:

— Фрося, твоя дочь живёт в стране, где постоянно идёт война, а там территории у того Израиля, что гулькин хвост и ничего большой драмы нет, люди живут, развлекаются и творят себе подобных.

У нас с тобой уже это вряд ли получится, но насладиться друг другом мы ещё можем.

И он увлёк засмеявшуюся Фросю в спальню.

Три дня они провели в любовном угаре, стараясь наверстать упущенное.

На завтра был праздник, и они пригласили в гости Фросиных сыновей и Валеру с Галей, с которой тот уже жил в гражданском браке больше двух лет.

Андрей явился с Аней, Семён, естественно с Таней, на этот раз она пришла с детьми, и застолье получилось по-домашнему тёплым и весёлым.

Пытался несколько испортить праздничную атмосферу Андрей, вспомнив, как три года назад Фрося, можно сказать, выгнала со скандалом из своей квартиры бывшую верную подругу Аглаю, но на его провокацию никто не подался.

Даже Семён взглянул матери в глаза и покивал головой, что, мол, не надо затевать сору и слова среднего сына потонули в шуме, потому что Валера в этот день был явно в ударе и от его неординарных шуток, за столом постоянно раздавались взрывы смеха.

Когда все разошлись, и они с Олегом перемывали посуду и расставляли всё по местам, Фрося, как бы, между прочим, заметила:

— Олежка, а знаешь, что меня расстраивает?

— Знаю и вижу, что твои сыновья в последнее время очень отдалились друг от друга.

— Да, ты прав, мой любимый, а ведь ещё недавно они были друзьями не разлей вода.

— Фрося, не стоит вмешиваться в это, в будущем всё ещё может измениться.

Но, одно я тебе, всё же скажу…

— Ну, открой матери глаза на её сыновей, ведь со стороны всегда видней.

— Фросенька, не надо иронизировать, но на мой взгляд, хоть Андрей и достиг в жизни значительных успехов, он не выглядит счастливым.

 

Глава 56

По давно заведённому между ними молчаливому сговору, во время пребывания Олега у Фроси в квартире, они старались не упоминать имя и состояние здоровья его жены.

Не потому, что Фросе было это неприятно, ведь она питала к несчастной женщине самые тёплые дружеские чувства, а о сострадании, вообще, можно было не говорить, просто тень фактической жены Олега не должна была витать над их ложем, где они изголодавшиеся по плотскому наслаждению, проводили большую часть совместного времени.

Девятого марта с самого утра они отправились по ювелирным магазинам поохотиться на не очень дорогие, но изящные золотые украшения, которые в Мурманске Олег мог продать с хорошим наваром.

На сей раз их ожидало разочарование, выбор украшений был, мягко говоря, весьма невелик — на прилавках ювелирных магазинов под толстым стеклом лежали какие-то невзрачные кольца, по баснословной цене, громоздкие ожерелья и браслеты, да и другие изделия, за которые не только не наваришь, а ещё в убытке останешься, сбывая их на чёрном рынке.

За последнее время дошло до того, что обручальные кольца продавали только молодожёнам по специальным талонам выданным в ЗАГСе.

Уставшие и голодные возвратились домой, и уселись обедать остатками со вчерашнего праздничного обеда.

— Олежка, на тебе лица нет, что так тревожит, неужели расстроился оттого, что на этот раз не удалось надыбать несчастного золотишка?

— Фрося, да, плевал я на всё золото мира и, если бы ты только знала, как мне надоело ходить по краю пропасти, чтобы сбывать эти побрякушки. Иногда смотрю на себя со стороны и гадко становится, лётчик и барыга в одном лице.

— Олежка, я никогда у тебя не интересовалась, куда и кому ты сбываешь товар, но на этот раз всё же поинтересуюсь, ведь это не одно колечко или серьги продать состоятельному жителю Мурманска, ты же обычно увозишь товара на пять и более тысяч рублей.

— Фросенька, у меня нет от тебя никаких секретов, и ты отлично знаешь для чего, а точней, для кого я это делаю.

Того, что я наспекулировал раньше, мне ещё хватит на какое-то время, чтобы оплачивать сиделок, массажистов и особое питание для Вики, а в будущем мне придётся самому осесть рядом с ней и, таким образом, буду экономить кучу денег.

Фрося перебила печальное повествование мужчины:

— Олежка, о многом, что ты сейчас рассказываешь, я или знала, или догадывалась, но ведь уже март в разгаре, а с наступлением погожих деньков, вам необходимо с Викой наведаться в Кобеляки, ты же сам говорил, что достигнутые раннее успехи, явно пошли на убыль.

— Ай, Фрося, Фрося, о каких Кобеляках сейчас может идти речь, ведь кроме ухудшения её подвижности и речи, она не может толком вылезти из постоянных простуд и воспалений, иммунитет упал почти до нулевой отметки.

— Олежка, что говорят врачи, что можно ещё для неё сделать?

— Надо срочно поменять климат и желательно переехать на юг, предпочтительно — Крым.

— А, что тебе мешает это сделать?

Олег поднял на Фросю удивлённые глаза:

— Ты спрашиваешь?!

Как будто сама не знаешь ответ — деньги, денежки, деньжищи.

— Сколько?

— Фрося, не смеши, таких денег у меня в помине нет.

Я уже опубликовал объявление об обмене квартиры, но в лучшем случае мне за мою трёшку в Мурманске предлагают однушку и то на этажах, и далеко от моря.

— Олег, ты мне так и не ответил, куда ты сбываешь золотые украшения?

— Ах, Фросенька, всё достаточно банально, я же живу в крупном международном морском порту. Неужели тебе это ни о чём не говорит?

— Говорит и ещё, как говорит.

И она вкратце поведала свою эпопею с мехами во Владивостоке.

— Олежка, я очень хочу помочь вам, позволь мне это сделать, у меня есть деньги и не малые, они лежат в загашнике и всё больше мельчают, ведь ты понимаешь, основные хорошие товары можно купить только с рук и, переплачивая втридорога, а тут, я их вложу в доброе дело.

— Фрося, ты понимаешь, о чём говоришь?! Я и так у тебя любовник, который не одаривает подарками и пользуется твоей помощью, для возможности слегка подзаработать, чтобы содержать в нормальных условиях больную жену.

— Олежка, возможно, оно так и выглядит для посторонних людей, но мы же с тобой знаем, что кроме постельных утех нас с тобой связывают добрые, дружеские отношения… или я ошибаюсь?

— Фросенька, ты всё правильно говоришь, но я всё равно не смогу взять у тебя эти деньги, потому что с моим переездом в Крым, у нас с тобой останется только телефонная связь, по крайней мере, на долгое время.

Только сейчас Фрося осознала, насколько Олег прав.

Она встала из-за стола и начала убирать грязную посуду в раковину.

По её сосредоточенному выражению лица, было видно, что она что-то усиленно обдумывает.

После того, как последняя тарелка была водворена на место, Фрося повернулась к Олегу.

— Сейчас попьём чайку и поедем к Насте, к этому времени она должна уже будет вернуться с работы и мы, как раз успеем добраться вовремя, к отлёту твоего самолёта.

— Фрося, что ты надумала?

— Не перебивай, а выслушай меня внимательно.

Не надо тебе никакая однушка в Крыму, обменяй свою квартиру на какой-нибудь старый дом на берегу моря, даже с переплатой.

За деньги, что я тебе сейчас одолжу, ты сделаешь хороший ремонт и устроишь подходящие условия, для проживания в нём Вики.

Не будем сейчас загадывать о нашем любовном будущем, оно в любом случае нынче выглядит обречённым на угасание.

— Фрося, Фросенька, о чём ты толкуешь?

— Я же тебя, просила не перебивать меня.

Ты, должен мне поклясться, что в ближайшие месяцы поедешь с Викой в Кобеляки к доктору Касьяну, я на этот раз не буду вас сопровождать, потому что это выше моих душевных сил.

Ты, не думай, что я тебе просто так даю эти деньги, я их вкладываю в надёжное дело — после того, как ты там прилично обоснуешься, я и мои близкие смогут к вам приезжать на отдых на берегу замечательного Чёрного моря.

— Фрося, ты святая женщина, ты меня буквально ошарашила своим напором и предложением, я даже не знаю, что тебе ответить, мне надо это, как следует обдумать.

— Олежка, у нас на это сейчас нет никакой возможности, потому что ты скоро уедешь и неизвестно, когда ещё раз появишься в Москве.

Наша любовная сказка, похоже, закончилась и я благодарна богу, что она всё-таки была, поехали, чай пить уже нет времени.

Фрося давно откопала на даче пакет с деньгами, спрятанный там много лет назад, чудом спасённый от пожара и следователей ОБХСС.

Эти деньги, как и многое другое, из-за чего можно было получить не только приличный тюремный срок, но даже и расстрел, она хранила в своём тайнике в доме у Насти.

Конечно, она понимала, что в её деньгах на сегодня нуждается Семён, но он их у неё не возьмёт ни под каким соусом, а если у них с Таней свяжутся и, правда, семейные отношения, то к тому времени, она в этом была почти уверена, соберутся ещё накопления.

В конце концов, ведь она жила одна в трёхкомнатной квартире, у неё была приличная дача, машина, доллары, камешки и золотые украшения, оставшиеся от Ицека, Марка и Ривы.

Олег, молча сидел рядом с ней в машине, пока они ехали в деревню к Насте.

На его побледневшем лице лежала глубокая печаль, скулы то и дело ходили ходуном — в нём шла внутренняя борьба, между желанием принять помощь Фроси и отвергнуть, но в том и другом случае, он практически терял эту необыкновенную женщину.

Настя встретила их с радушной улыбкой, но Фрося не стала пользоваться её гостеприимством, а сразу же попросила, оставить их одних в доме на пол часика.

Догадливой, верной подруге не надо было два раза объяснять причину и следствие, она подхватила ведро с пойлом для свиней, и оставила гостей одних.

Фрося мгновенно открыла подпол и полезла внутрь.

Буквально через несколько минут она поднялась, держа в руках увесистый пакет и ещё несколько пачек денег, перетянутых аптекарскими резинками.

— Олежка, пересчитывай, отдашь в будущем до копеечки, срок я тебе не назначаю, расписку не требую, самый надёжный гарант в этой сделке, наша дружба.

Олег пересчитал деньги и присвистнул.

— Двадцать четыре тысячи, ты отдаёшь себе отчёт, что ты делаешь, сама с чем останешься?

— Да, не волнуйся ты так, парочку тысяч я себе для развода оставила.

— Фрося, я возьму у тебя эти деньжищи, но с одним условием.

— Ах, Олежка, оставь ты эти условия и прочую чепуху.

— Нет, Фросенька, на этот раз ты не перебивай меня.

Фрося смотрела с обожанием на красивое и мужественное лицо мужчины, который ей подарил нечаянную, и такую сладкую любовь.

Она давно отдавала себе отчёт в том, что эта любовь у неё в жизни последняя, не осталось больше в душе места для других мужчин и связей.

Так вот, я беру эти деньги у тебя не для себя, а потому что, без них не смогу продлить дни, месяцы или годы Вике, но дом, который я обязательно приобрету в ближайшее время в Крыму, будет записан на того из твоих близких, кого ты мне назовёшь.

— Олежка, поехали, ты опоздаешь на самолёт, это будет твой дом, а как ты с ним распорядишься, сегодня обсуждать очень преждевременно.

 

Глава 57

Дни после отъезда Олега в Мурманск потекли в унылом однообразии.

Фрося убедила мужчину, не тревожить её звонками и самому не отвлекаться на посторонние вещи, а сконцентрироваться полностью на поездке к Касьяну и на переезд их с Викой из Мурманска в Крым.

Фрося всё делала от неё зависящее, чтобы вырвать Олега из своего сердца, но это было легче запланировать, чем осуществить.

От разъедающих душу мыслей она стала раздражительной, а с расшатанными нервами пришла и бессонница.

Накануне первомайских праздников они обсуждали с Карпекой сбыт его косящих под фирму босоножек и тот заметил:

— Фрося, хреново выглядишь, мордашка опухшая, как с перепоя, глаза потухли.

— Старею Валера, куда от неё проклятой денешься.

— Оставь подруга, эти разговоры для слабоумных, что у тебя происходит в душе, я примерно предполагаю, но и у меня ты же знаешь жизнь не сахар.

От жены ушёл с голой жопой, хорошо ещё на машину лапу не наложила, удовлетворилась квартирой.

Дети никак толком в жизни не устроятся, а пока доят своего папу, как колхозную бурёнку.

А ты сама понимаешь, что съём квартиры и содержание моей Галочки обходится в круглую копеечку, но я теперь особо на судьбу не ропщу, мне с ней хорошо, не надо нигде прятаться, вечерком по парочке рюмашек завинтим и секс без правил.

И он от души рассмеялся.

— Не смотри на меня так серьёзно, это ведь шутка, у нас с Галкой теперь часто одинаковая вечером болезнь — как идти спать, так голова болит.

Фрося улыбнулась, она часто слышала подобные разговоры и жалобы мужчин на головную боль жён, сама же никогда не могла на неё ссылаться, практически было некому.

— Валера, это у меня секс без правил, потому что его совсем нет.

— И, что, на этой почве нервы расшалились?

— Да, при чём тут секс?! Сёмка болтается неприкаянным, Анютка в Израиле вздумала забеременеть на сорок третьем году жизни и из больницы не вылезает, всё сохраняет плод, а у самой почки болят, опухла и чуть на ногах держится.

— Это она сама тебе такое написала?

— Если бы! Рива прислала письмо полное страхов за судьбу нашей дочурки.

— Фроська, чего ты волнуешься, там же медицина и уход на высочайшем уровне, не то, что здесь: уровень — только для избранных.

— Ах, Валера, позавчера позвонила Нина, жена Стаса, тот совсем «с глузду съехал», я же тебе говорила, что его перевели в Минск, он теперь заседает в пленуме ЦК партии Белоруссии.

— Так, чего тут плохого, радуйся за сына.

— Я бы и радовалась, но он не собирается перевозить к себе семью, завёл там себе молодую любовницу, а Нинку бросил, можно сказать, без средств к существованию.

— Ну, подкинь ей, ты ведь добрая, всем страждущим руку помощи протягиваешь.

— Валера, не язви, младшему сыну только тринадцать лет, каково ему без отца взрослеть, да, и старшим батька нужен, Вовка — в армии, а Наташка на третьем курсе пединститута…

— Подруга, ты меня удивляешь, вспомни себя, кто тебе помогал детей на ноги ставить, а вот, не смотря ни на что, всех выучила, а батьками, как ты выражаешься, рядом и не пахло.

— Валерочка, это я, ты меня с Нинкой не ровняй, она всю жизнь за спиной мужа пряталась, сносила от него такое, что стыдно вслух упоминать, но держалась, а теперь осталась без каната и якоря.

— Ты, хочешь стать ей тем и другим?

— Валера, это бесполезно, стоит Стасу узнать про моё вмешательство, он её по стенке размажет, а она продаст меня за одну его пощёчину.

— Фросенька, ты видишь выход из создавшегося положения?

— Я то вижу, но это не для Нинки.

Я ей сказала, бери пацана и дуй в Поставы, там ведь у них дом остался, наладь опять хозяйство, приторговывай, как и раньше на базаре и плюй на своего партийного напыщенного болвана.

Вовку после армии заберу к себе, устрою в вуз, а там, видно будет, а Наташка поживёт в общежитии, я ей помогу, чем смогу.

— Ну-ну, планы наполеоновские, узнаю тебя. И, что твоя невестка?

— Ай, Валера, не спрашивай, была безвольная дура, ею и осталась, выслала ей вчера тысячу рублей и пусть делает, что хочет и ждёт, когда её благоверный остепенится и возьмёт её под своё коммунистическое крылышко.

— Фрось, заведи ты себе лучше нового любовника, чем погружаться в топкое болото жизни детей.

— Валера, будем считать, что я от тебя этого не слышала, мне никогда не нужны были любовники, я их никогда не искала, и запомни, так на всякий случай, чтобы никогда в наших разговорах к этому не возвращаться, Олег — мой последний мужчина, который овладел моим телом и душой.

— Фроська, ты чего берёшь на арапу, я же пошутил, чтобы отвлечь тебя от мыслей о взрослых детях.

У тебя ещё есть твой великий умник Андрей, вот и радуйся, глядя на его успехи, как я раньше слышал от тебя, он уже по-заграницам начал разъезжать.

— Валера, хочешь я тебе скажу честно?

— А, как желаешь, я оттого, что ты мне сейчас скажешь, не стану богаче и счастливей, но если нарыв созрел в твоей душе, то давай его вскроем.

— Назрел и созрел, и уже давно и, сколько на него не дави, он не лопнет и не заживёт — все мои дети уже отрезанные ломти, у них своя жизнь, свои интересы, а мама, как вскакивающий прыщ — не болит, а ноет и чешется.

— Послушай Фрося, мне нечем тебя утешить и не буду, только скажу, не ты первая и не ты последняя, у всех взрослеют дети и почти у всех, они отрываются от материнской юбки.

Твои хоть тебя не доят, а у других ещё норовят ободрать на старости лет до последних трусов.

Сегодня ты, поддалась дурному настроению, и я знаю, с чем это связано, но тут тебе помощником быть не могу, да и никто не сможет.

Пройдёт, поверь, ты мне, пройдёт, дай времени поработать на тебя.

Сходи к невропатологу, он пропишет тебе какие-нибудь капельки, таблеточки от бессонницы, съезди, как когда-то в санаторий, попринимай процедуры, погуляй по свежему воздуху и смотришь, всё и наладится, опять взглянешь на жизнь голодными глазами.

Фрося частично воспользовалась советами друга, и первым делом сходила на приём к врачу.

Тот её послушал, простукал, померил давление и изрёк:

— Голубушка, нервы не к чёрту, давление зашкаливает, сердце работает не ровно, то есть у Вас, голубушка аритмия.

— И, что Вы мне доктор посоветуете?

— Кхе, кхе, я же не экстрасенс советы давать.

Пожилой доктор наслаждался своим юмором и смотрел на Фросю совсем не докторским взглядом:

— Вы, сударыня, ещё сто очков можете молодым дать, я же посмотрел на дату вашего рождения, на пять лет старше меня, а я бы хотел назначить Вам свидание.

Фрося не стала сердиться, а приняла шутливый тон врача:

— Простите, а может быть, всё же вначале назначите мне курс лечения?

— Назначу голубушка, назначу.

Врач подобрался, пододвинул к себе бланки, но продолжал улыбаться.

— Так, я, голубушка, выпишу вам бромика с валерьяновочкой, утром и вечером попринимаете в небольших дозах. Если бессонница не отступит, я назначу вам лёгкое успокаивающее, сон для человека главный лекарь.

Таблетки от давления пока выписывать не буду, придёт спокойствие и сон, будем думать, надобность в них отпадёт сама собой.

— И всё?

— Вообще-то, да, но я хотел бы посоветовать Вам, уже не как врач, смените на какое-то время образ, ритм и место жительства.

— Доктор, начался дачный сезон, может быть я отвлекусь, копаясь на грядках?

— Вряд ли голубушка, дача Вас спасёт от тревожных дум, ведь все проблемы всё равно останутся с Вами рядом.

— Да, тут Вы правы, но что-то мне ничего не идёт на ум.

— А, что если начнём мы Ваш путь к выздоровлению с сегодняшнего совместного ужина?

В глазах у доктора больше не было весёлых искорок, он смотрел на неё с настороженной надеждой.

Фрося поднялась со стула и улыбнулась врачу:

— Большое спасибо за внимательный приём и человеческое участие, будьте добры, выдать мне рецепты.

 

Глава 58

Фрося пришла домой из поликлиники, уселась в кресло и глубоко задумалась.

Нет, на неё не произвели особого впечатления откровенные притязания врача, не двусмысленно давшего понять, о своей симпатии к ней.

Подобных предложений от мужчин ей поступало в жизни достаточно много.

Она понимала, что для этих седовласых соискателей её расположения, представляет собой лакомый кусочек.

Ну, их всех к чёрту, никто ей не нужен, а вот, о здоровье своём, действительно подумать необходимо.

Месяц в санатории вряд ли сможет вывести из депрессии, связанной, в первую очередь, с потерей мужчины, которому она отдала весь не растраченный жар души и тела.

Безусловно, беспокоила судьба младшего сына, но повлиять она никак не могла, ей отводилась здесь роль стороннего наблюдателя.

Прошло уже почти два месяца, как она проводила на самолёт Олега и с тех пор от него не было ни духа, ни слуха.

Да, и откуда он может быть, если она запретила ему звонить.

Она тогда для себя решила, для чего им травмировать свои души ни к чему не ведущими телефонными разговорами, пусть он лучше вплотную занимается Викой и переездом их на новое место жительства.

Вдруг поймала себя на мысли, ведь запретила звонить Олегу, но на себя она ведь не брала таких обязательств, и он их от неё не требовал.

Только сейчас до неё дошла мысль, что деньгами, одолженными Олегу на не определённый срок, как будто отстранилась от его проблем, а очень даже может быть, что ему одному с ними просто не справиться.

Не раздумывая больше она набрала выученный наизусть номер телефона.

Трубку почти сразу же поднял Олег.

— Привет!

— Фросенька, здравствуй солнышко, я в ближайшее время и не чаял тебя услышать. Как ты поживаешь, что нового у тебя и у твоих детей, как дела на работе?

— Олежка, Олежка остановись.

Фрося рассмеялась.

— Я бы могла тебе ответить одним или двумя словами, типа, всё хорошо или нормально, но это будет не совсем честно и, наверное, не таких ответов ты от меня ждёшь.

— Фросенька, услышав сейчас твой голос, даже растерялся, как девятиклассник на первом свидании с девушкой, если бы ты только знала, сколько молчаливых диалогов я провёл с тобой в своей голове, сколько раз порывался позвонить, но не смел ослушаться, или помешать, вторгаясь в личную жизнь, в которой для меня ты не оставила места.

Фрося закусила губу.

— Почему ты, так решил, что у меня в душе для тебя нет места?! Оно только твоё, хотя сегодня симпатичный невропатолог ко мне подъезжал вполне с откровенными намёками.

— Фрося, дразнишь или издеваешься?

— Ни то, ни другое, это к тому, что ещё есть претенденты на старую больную женщину, но я ведь тебе уже сказала, кроме тебя, у меня уже никого больше не будет, а сейчас ты обязан думать и заботиться только о Вике, она в тебе нуждается намного больше, чем я, хотя мне без тебя очень плохо.

— Фросенька, мне тоже очень плохо без тебя и в ближайшее время меня, похоже, не ожидает ничего хорошего.

Фрося подобралась, она услышала в голосе мужчины нотки безнадёжности и растерянности от свалившихся на него трудностей, которые явно придавили его волю и надежду на светлое будущее.

— Олежка, рассказывай без утайки.

— Ах, зачем тебе сваливать на себя мою кучу, практически не разрешаемых проблем?

— Олежка, мне нельзя нервничать, я только что пришла от врача невропатолога.

— Ну, ещё этого не хватало, рассказывай вначале ты, что с тобой происходит.

— Да, ерунда какая-то, плохо сплю, а от этого, наверное, поднялось давление и сердце колотится, как у загнанного зайца.

— Фросенька, тебе надо отдохнуть от всех навалившихся треволнений, махни ты на всё и всех рукой, и поезжай куда-нибудь.

— Самое смешное, что я совсем не устала, а просто какая-то гнетущая апатия навалилась.

Ай, Олежка, не обращай ты на это внимание, обойдётся, я баба живучая, просто в последнее время раскапустилась, поддалась модной болезни под названием — депрессия.

— Ну, если только так, эх, мне бы тебя развлечь как-нибудь, съездить вместе к морю или в санаторий, но самому тошно и совершенно не до развлечений.

— Вот-вот, рассказывай быстренько, как Вика, что слышно у тебя с переездом и поездкой к Касьяну?

— Ну, если ты настаиваешь, то свалю на твою голову все свои неурядицы, хотя самому от этого не станет легче, а тебя нагружу, а тебе и без меня сейчас не сладко.

— Олеженька, хватит меня мытарить, рассказывай ты уже, что у тебя происходит.

— Ладно, зная хорошо тебя, понимаю, что всё равно уже не отвяжешься, а, чтобы не сваливать на твою голову свои тяготы жизни, нужно просто нажать отбой и прекратить наш разговор, но я этого совсем не хочу.

— Уф, Олежка, ты меня достал своим нытьём, если сейчас не начнёшь рассказывать, я лопну от злости и высокого давления. Надеюсь, ты этого не хочешь?

Фрося услышала в трубке телефона тяжёлый вздох мужчины.

— Вика не выбирается из простуд, совсем увяла, замкнулась, перестала разговаривать и почти утратила всю подвижность, которую достигла ранее.

Фрося не выдержала:

— Олежка, так, что ты сидишь, срочно поезжай в Кобеляки.

— Какие Кобеляки, если она с уколов антибиотиков не слазит?

— Олежка, а кто ей все процедуры проводит? Ведь тут, уже не просто сиделка нужна, а профессиональная медсестра.

— Нет у неё уже сиделок, а медсестра приходит по первому моему зову, она в нашем доме живёт.

— А, когда ты на работе, кто рядом с ней находится?

— Фросенька, я ушёл окончательно с работы, одно дело два-три полёта в неделю, а то и реже, а на новой приходилось вылетать каждый день и никакого нормированного времени, а этого я себе позволить не мог и, поэтому подал в отставку, которую руководство должно было удовлетворить, в связи с названной мной причиной.

— И ты, теперь сидишь рядом с Викой, выполняя все обязанности сиделки?

— Именно так.

— А, что слышно с обменом?

— Практически ничего, есть несколько вариантов, но я же не могу их проверить в силу того, что абсолютно скован сложившимися обстоятельствами, а точнее, состоянием здоровья Вики.

— Олежка, но надо же что-то делать, своим сидением рядом с Викой, ты ей особо не поможешь.

— Фросенька, поэтому я и не хотел взваливать на тебя весь груз неприятностей, свалившихся на меня.

Рад, что ты мне позвонила, что услышал твой милый моему слуху голос, а теперь прости, мне надо идти к Вике — помыть, перестелить постель, да и мало ли чего требуется ещё сделать.

До свидания, не бери в голову мои проблемы, лучше подумай о себе и своём здоровье.

Целую, звони.

И в трубке раздались гудки отбоя.

Фрося со злостью бросила трубку на рычаг — ну, разве моё сердце не вещун, чувствовала, что у него не всё ладно, а там вообще, всё не ладно.

А я тут нюни распустила, сон потеряла несчастная, а там вопрос жизни и смерти решается.

Вдруг она застыла на месте и глубоко задумалась, затем, махнула головой и вновь взяла в руки трубку телефона:

— Валерочка, я к тебе по срочному делу…

Нет, нет, жить буду, капельки от нервов приписали, таблеточки от бессонницы, бюллетень даже не предлагали, да, и к чему он мне, когда я хочу, чтобы ты мне дал отпуск на свой счёт и на неопределённый срок…

Валера, если тебя это не устраивает, то могу совсем уволиться, ведь я уже бабка пенсионного возраста.

На другом конце провода стенал заведующий:

— Фросенька, ты меня без ножа режешь, я так привык находиться за тобой, как за каменной стеной. А, что теперь и на кой хрен тебе этот бессрочный отпуск сдался?

Съезди в санаторий, подлечи нервы и возвращайся, для этого тебе и обычного отпуска вполне хватит. Чего ты, ещё там надумала?

— Валера, не кипятись, я уже всё продумала — свои босоножки смело на прямую втюхивай Насте, я её предупрежу, честней бабы ещё поискать надо и язык у неё не помело, к Тане ты тоже можешь обращаться при нужде без моего посредничества, ну, а на работе, тут уж прости, придётся тебе самому поотдуваться.

Валера, я не знаю, сколько времени буду отсутствовать, это будет зависеть от многих обстоятельств.

Выслушав очередные стенания друга, твёрдо сказала:

— Можешь считать, что это моя прихоть или веление сумасбродной души, но Олег попал в очень сложную ситуацию, и я обязана ему помочь, завтра забегу на работу, и расскажу поподробней, а пока прими к сведению, и приготовь мне документы на отпуск на свой счёт или на увольнение.

Так, с этим проехали, жаль, конечно, Валеру, но ничего пусть немного напряжётся, а то в последнее время совсем стыд потерял, взвалил в мастерской всё на её плечи.

Нет, звонить Сёмке с Таней не будет, по телефону с ними решить все тонкости её, на любой взгляд, сумасбродного поступка, будет сложно, надо многое объяснить, тем более есть такие нюансы, где сынок и покричать, наверное, захочет.

 

Глава 59

Решив, не откладывать больше ничего на потом, Фрося переоделась и выскочила из дому, вдохнув полной грудью аромат майского дня.

Она села на своё водительское сиденье и погладила нежно руль любимого автомобиля — ну, что моя красотка, придётся нам с тобой на какое-то время расстаться, не могу я тебя взять с собой, нам не выдержать такую длинную дорогу.

Так мысленно разговаривая со своей машиной, как с живой подругой, она доехала до дома, где жила Таня и обитал последнее время Сёмка.

Фрося даже не заметила, как вбежала на пятый этаж и позвонила в дверь.

Ей открыла старшая дочь Тани Анжелла:

— Здравствуйте, а мамы дома нет, они пошли вместе с Семёном и Леной погулять в скверик, а я делаю уроки.

— Вот, молодчина, одним предложением ответила на все мои ещё не высказанные вопросы.

— Вы, хотите их подождать здесь или пойдёте к ним в скверик?

— Пойду, пойду, нет у меня подружка, времени на ожидание, держи шоколадку. Пока, я побежала…

Скверик находился совсем недалеко от дома, и она сразу заметила, сидевшую на скамейке Таню с вязаньем в руках.

— Привет Танюха, молодцы, дышите свежим майским воздухом, воспользуюсь моментом и вместе с вами подышу.

— Ой, Фрося, мы только недавно о вас говорили.

— Хорошее или плохое?

— Скорее тревожное, Сёма собирался, как только поднимемся домой вам позвонить.

— Вот, и хорошо, сэкономила ваше время, а то сын совсем забыл дорогу домой, и ты на него никак не повлияешь, не настоишь, что нельзя маму надолго без надзора оставлять.

— Фрося, я ему говорю, не правда, только он меня мало слушает.

— Это мне знакомо, но о чём тревожном вы говорили, вспоминая обо мне?

— Конечно о вашем здоровье, кстати, что сказал врач, ведь вы были сегодня у него на приёме?

— Кстати, сказал, что жить буду.

— Фрося, простите нас, мы свинушки, но, честное слово, беспокоимся за вас, просто…ай, что там говорить, сами всё знаете.

— Где мой бунтарь?

— Пошёл с Леночкой за лимонадом, скоро должен вернуться.

— Вот, и хорошо, быстро проясни мне ситуацию, пока этот психованный не слышит или есть секреты?

— У него может быть и есть, у меня никаких.

— Танюшка, ну, рассказывай быстрей, а то, неровен час, скоро вернётся и я не успею узнать его последние новости, с мамой гадёныш, совсем перестал делиться.

Таня в свойственной для неё манере затараторила:

— Из военкомата пока ничего не получил, устроился инженером на ЗИЛ, после Девятого мая выходит на работу, но продолжает писать какие-то письма, я подсмотрела, в Челябинск и в Казахстан, но пока никаких ответов не получал.

Не пьёт, не курит, что-то всё пишет в общие тетрадки, уже штук двадцать исписал.

— Танюха, остановись, достаточно, на любовь к тебе хоть время и силы у него остаются, нельзя ведь такую красавицу без ласк оставлять?

Лицо у молодой женщины мгновенно порозовело.

— Фрося, зачем Вы, так, я разве давала повод для таких шуток надо мной?

— Девочка моя, расслабься, ну, прости старую больную бабку, трещит и не думает кому и что говорит.

Она обняла Таню и потёрлась головой об её плечо.

— Танюшка, что у тебя, моя милая, слышно, нашла-то хоть своего беглеца?

— Нашла, нашла, уже выслала ему документы и деньги.

— Документы понятно, но какие и за что деньги?

— Ой, только Сёме не говорите, а то он страшно разозлится, а я не хочу больше тянуть резину, пусть уже отвалит от моей головы.

— Танюша, если ты думаешь, что я из твоего рассказа что-то поняла, то глубоко заблуждаешься.

Ещё раз повторяю, какие и за что ты, ему выслала деньги?

— Фрося, он потребовал пять тысяч рублей, за то, что выпишется из моей квартиры.

— И ты, их ему выслала?!

Не то вопросительно, не то утвердительно сказала Фрося.

— Да, до копеечки передала его доверенному лицу в обмен на выписку из квартиры.

— Тебя, случайно, не обманули?

— Нет, нет, квартира уже полностью моя, но теперь надо подзаработать ещё денег, чтобы обменять её на большую.

— Ну и молодец, чёрт с ними с этими деньгами, пусть твой бывший ими подавится, однако, какая он скотина, столько лет не платил алиментов и ещё за выписку такие бешеные деньжищи сорвал.

Нет, определённо, пусть они ему пойдут на лекарство.

— О каком лекарстве идёт речь?

Фрося с Таней так увлеклись разговором, что даже не заметили, как подошёл Сёмка.

— А, сынулька, да, это я рассказываю Танюхе, что была сегодня у невропатолога, и он прописал мне успокоительные капли и таблетки, короче, у твоей мамы поехала крыша.

Таня благодарно смотрела на Фросю, пока её сын обнимал и целовал мать.

— Мамулька, что совсем плохо или ещё посражаешься?

— А, как ты, думаешь?

— Думаю, что посражаешься, только пока не знаю на каком поле боя.

— Ленуська, возьми шоколадочку.

Девочка потупила глаза, но угощение приняла.

— Танюха, твоя копия, красивая девчурка.

Пусть пока займётся шоколадкой, мне срочно надо с вами поговорить.

Семён понял по матери, что та не расположена дальше к шуткам и уселся на скамейке по другую от неё сторону, и обнял за плечи.

— Мамулечка, я знаю, что доставил тебе за последнее время кучу переживаний, ты прости меня, но я не могу, никак не могу иначе, а здоровье мне твоё не безразлично, и я переживаю за тебя не меньше, чем ты за меня, но опасаюсь лишний раз о себе напоминать, потому что ничего существенного в моей жизни не происходит.

— Ой, ли?

Сёмка кинул быстрый взгляд на Таню.

— Понятно, для тебя уже не секрет, что на днях выхожу на работу, моя должность теперь инженер-лаборант с окладом сто сорок рубчиков, плюс квартальная премия.

— Вот, и хорошо, будешь полезным делом занят и копейку в дом приносить.

— Про пользу пока не знаю, а то, что копейки, так это точно.

— Не хандри сын, сам говорил, надо с чего-то начинать, а ты у меня везде пробьёшься, таких настыр ещё надо поискать.

— Весь в тебя.

— Куда мне до тебя, у меня даже среднего образования нет, а ты у меня без пяти минут доктор наук и это в твои двадцать шесть лет!

Семён рассмеялся так, что скамейка зашаталась.

— Мамуль, будь моя воля, я бы тебе докторскую степень дал сразу в нескольких направлениях наук.

Фрося от удовольствия зарделась и посмотрела на улыбающееся лицо Тани.

— Танюша, к тебе он тоже подходит с таким подхалимажем, хотя прости, ты такие вопросы не любишь.

— Вопросы нет, а подхалимаж его люблю, он это делает так естественно, что хочется верить.

— Ну, ладно, поверю и я.

Так, дети мои, слушайте внимательно свою бестолковую мать.

Завтра я улетаю в Мурманск…

С лиц молодых людей тут же сбежала улыбка.

— Мамуль, ты это серьёзно, решила попутешествовать?

— Серьёзней некуда, но путешествие моё носит не ознакомительный характер, мне надо срочно помочь нуждающимся во мне людям, но об этом пока не будем, а лучше выслушайте то, что непосредственно касается вас.

Я уже знаю, что Андрей продал мою старушку и вы без колёс. Сёмка, чёрт бешенный, побьёшь мою красотку, получишь от меня так, как в детстве ни разу не получал!

— Мамуль, вопросы хоть задавать можно?

— После того, как я всё опишу в лучшем виде и то в краткой форме, и по делу.

Так, продолжаю — уезжаю на не определённый срок, поэтому моя квартира в полном вашем распоряжении до тех пор, пока я не вернусь, а это будет не раньше, чем месяца через два-три.

Сёма, завтра отвезёшь меня в аэропорт и заодно, заберёшь в своё пользование машину, возражений не принимаю, будете ездить на дачу, а закончит Анжелка школу, как и в предыдущие годы Танюха, переберёшься с детками туда на проживание.

Куда я еду сказала вначале, зачем, говорить не буду, потому что и сама пока до конца толком не знаю, многое буду решать по ходу дела.

Сёма, вернётся из Польши Андрей, поставишь его в известность о моём отъезде.

Ну, можно сказать, что уже готова отвечать на ваши вопросы.

— Мамуль, двадцать четвёртого июня мы с Таней расписываемся в райисполкоме, ты к этому времени вернёшься?

— Вот, это да, поздравляю, мир да любовь!

Фрося оторопела, не только она могла ошарашивать своими поступками и перемещениями, сын ей в этом нисколько не уступал.

— Сёма, я позвоню накануне, если смогу, то вернусь, а если нет, то заранее поздравляю. Ведь это уж только формальность, не правда ли?

— Для посторонних формальность, а для нас с Таней это настоящая свадьба.

Танюшка, ты согласна со мной?

— Согласна, потому что для меня это будет самый счастливый день — я буду выходить официально замуж за любимого человека.

— Танюшка, ты забыла ещё сказать, что и за любящего.

— А, это ты любишь, ты и говори.

— Так, ребята, это вы обсудите и без меня, а я поехала, надо чемодан паковать, к Насте заехать и Анютке письмо написать, что-то от неё нет никаких вестей, а пора бы.

 

Глава 60

Распрощавшись с сыном и с не официальной пока невесткой Фрося помчалась к Насте.

В деревню она добралась уже в сумерках.

Подруга всплеснула руками:

— Госпадарушка моя хорошая, а чего это ты на ночь глядя, завалилась ко мне, аль что-то случилось?

Я звонила уже несколько раз, хотела выяснить, что тебе врач сказал, а тебя, как корова языком слизала.

Фрося обняла подругу.

— Настюха, я завтра улетаю в Мурманск, на работу только утром заскочу бумаги подписать и с Валерой кое-что уточнить.

— Ты, что моя хорошая, надумала, вот так взять и с бухты-барахты полететь, там что-то плохое произошло или твой милёнок тебя позвал?

— Настенька, только не смейся, он ещё даже не знает, что я к нему прилечу.

— Так, что ты надумала тогда?

— Понимаешь, ему без меня не справиться.

И Фрося без утайки передала подруге ситуацию, сложившуюся у Олега.

— Миленькая, ты ведь сама плохо себя чувствуешь, а собираешься горы там у них сдвинуть.

— Настюха, так я плохо себя чувствовала до тех пор, пока не приняла это решение.

И Фрося засмеялась.

— Вот, такая я дура, мне подавай трудности, тогда я живу, а, главное…

Она посерьёзнела:

— Ему же плохо, а я могу помочь, так, что сидеть мне и жалеть себя и пить капельки, а там дорогой человек будет разрываться на части.

— Фросенька, а вдруг он разозлится на тебя за твой приезд, у него ведь там жена.

— Жена…

Фрося тяжело вздохнула:

— Жалко мне Вику, очень жалко и я всё сделаю, чтобы облегчить ей жизнь, чтобы она могла хоть немножко получать радости в этом страшном её положении.

Ты Настенька, не представляешь какая Вика хорошая.

— Моя ты госпадарушка, какая ты, ненормальная.

— Ну и пусть не нормальная, ну и пусть, даже смешная, но другой я быть не могу.

Полезу я подпол за денежками, не густо у меня осталось, ведь не собиралась ехать, но ничего пока хватит, а вернусь, что-нибудь придумаю.

Фрося выгребла все рубли свои до копеечки из тайника и заодно, прихватила на всякий случай ювелирный набор, состоящий из кольца, браслета и колье с изумрудами, который ей когда-то подарил Марк.

Пару тысчонок за него точно можно выручить, а у неё он лежит без дела, куда она его оденет и с кем ей теперь куда-то выходить, да, и других украшений ещё малость осталось.

Ах, надо Танюше сделать подарок к свадьбе, к её карим глазкам подойдёт кольцо с рубином, нечего даже думать о том, что она вернётся к этому дню.

Ах, Сёмка, Сёмочка, какую ты на себя взваливаешь обузу, разве могла она подумать, что её сынок, покоритель девичьих сердец так западёт на женщину с двумя детьми, а он вон каким выглядит заботливым семьянином и детки Тани к нему льнут.

Старшие её сыновья по разным причинам своих покидали, а этот к чужому порогу прибился.

Кто его знает, не появился бы в жизни у Тани Семён, то, возможно, поболтался бы по свету и вернулся её муж-путешественник, пришёл бы к ней с повинной и приняла бы, куда делась, одной тяжко мыкать свою бабскую долю.

Фрося завела машину и собиралась уже тронуться с места, но из хаты выбежала Настя и постучала в оконце рядом с водителем.

Фрося крутанула ручку, стекло опустилось.

Настя просунула руку в распахнутое окошко автомобиля:

— Госпадарушка, не побрезгуй моими денежками, прими от меня пятьсот рубликов, они тебе знать в твоих дорогах понадобятся, не отказывай мне, пожалуйста, это от чистого сердца.

Фрося не говоря ни слова, раскрыла ладонь и, приняв деньги, поцеловала руку сердечной подруги, и, смахнув слёзы, набежавшие на ресницы, тронулась с места.

Дома, прежде чем засесть за письмо к Анютке, посчитала свою наличность — ну, ничего страшного, вместе с подарком Настюхи набирается почти две тысячи.

На первое время за глаза хватит, а нет, украшения пойдут в ход.

Письмо к дочери получилось сумбурным и в нём было больше вопросов и пожеланий, чем рассказов о себе.

А, что она могла особенного написать о себе на данный момент, живёт словно куколка бабочки в коконе.

Так, та куколка, в конце концов, превратится в порхающую красавицу, а она…

Чемодан собрала за считанные минуты.

Благо, на пороге лето, все одежды и обувь лёгкие, прихватила на всякий случай парочку вещей потеплей, всё же, как не крути, а на север летит и затянула замок.

Утром заберёт в кассе аэрофлота, заказанный накануне билет на самолёт, заедет к Валере за расчётом и всё, до свиданья Москва.

Уже сидя в самолёте, она с трудом и волнением вспоминала весь сегодняшний, суматошный день.

Как собиралась забрала в кассе аэрофлота билет, а затем, часа два отсидела в кабинете у Карпеки, который больше её не распекал, а внимательно выслушал, дал кое-какие ценные советы и вручил ей пакет:

— Фросенька, тут пять пар моих фирменных босоножек, загонишь там на толкучке, лишними деньги не бывают, прости, сейчас наличных кот наплакал, все в материал вложил, это мой скромный вклад в твоё доброе дело, если, что-нибудь там пойдёт не так, звони, срочно найдём выход, своих не бросаем.

Загодя заехала к Семёну с Таней, поднялась наверх и тепло распрощалась с прослезившейся невесткой, по-другому она у Фроси уже не воспринималась, и вложила в её руку бархатистую коробочку с кольцом:

— Танюша, это мой скромный тебе подарок на вашу с Сёмкой свадьбу, будьте счастливы, любите и не обижайте друг друга.

Любовь бывает проходит, а обиды помнятся до конца жизни, по себе знаю.

Таня от этих слов уже не могла сдержать слёзы:

— Фрося, что вы надумали, почему так говорите, как будто прощаетесь навсегда, я не знаю, как другим, а мне Вас будет очень не хватать, ведь я к своему стыду иногда признаюсь себе, что Вы мне ближе стали, чем моя родная мать, она сейчас совсем меня не понимает, злится, что я могу обходиться без неё.

— Танюша, нас матерей взрослых детей, сам чёрт не поймёт, можно подумать мои дети довольны своей матерью или она ими, всё время гундосю и гундосю свои недовольства и нравоучения.

Тут в разговор вмешался, стоящий рядом Семён:

— Мамуля, не смеши нас, ты и вмешиваешься… мы все четверо твоих детей плыли по жизни, как птицы в облаках, а ты только была вожаком стаи, давала направление или подставляла сильное крыло уставшему, сбившемуся с пути или подранку.

Фрося отвернулась от сына, чтобы не показать ему, выступившие слёзы и обняла малышек:

— До свиданья девочки, если всё, что я задумала, у меня получится, то в следующее лето поедем с вами отдыхать на юг к морю.

Леночка вдруг потянулась к ней на руки, обняла крепко за шею и, доверительно на ухо сообщила:

— А мы Сёму стали звать папой, он нам это разрешил и сказал, что мы теперь можем тебя называть бабушкой. Правда?

Фрося покрыла поцелуями симпатичную мордашку естественной в своей откровенности девочки:

— Правда, Леночка, правда.

Семён, доставлявший её в аэропорт, сидя за рулём, всё порывался что-то сказать, но сдерживал себя, и Фрося не стала домогаться, не хотелось ей сейчас вести разговор по душам.

У матери и сына были характеры взрывные и зачем им наносить перед долгой разлукой друг другу сердечные раны.

Уже после того, как Сёмка аккуратно припарковался, Фрося не выходя с машины, решила всё же дать сыну некоторые наставления:

— Сыночек, я знаю, что ты любишь технику, поэтому тебя тут не буду выматывать поучениями, уверена, что моя красотка будет в надёжных руках, а вот о Тане, как о водителе у меня нет достаточного представления.

Ну, ты там мягко доведи до Тани сведения, как ухаживать за машиной, но не ограничивай её в перемещениях.

Ты, же чаще бываешь занятым, а ей предстоит на дачу мотаться, за продуктами, да, и для её работы колёса под задницей лишними не будут.

— Мамуль, мне тебе сейчас что-нибудь отвечать или принять молча к сведению?

Фрося потрепала сына по курчавой голове.

— Ничего не отвечай, распоряжайся машиной по своему мнению.

Сёма, не теснитесь вы зря в Таниной комнатухе, переезжайте ко мне и будьте полными пока хозяевами, никаких инструкций.

И она засмеялась.

Семён улыбнулся в ответ.

— Мамуль, надо быть полными дураками, чтобы не воспользоваться твоей добротой.

— Дурачок, ты мой дурачок, это такая же твоя квартира, как и моя, и, даже в большей степени твоя.

— Мамуль, не надо об этом, ты ведь знаешь, что я не люблю получать в жизни призы, не вложив для достижения победы силы, ум и настойчивость.

— Ладно, как вы говорите с Андрейкой, проехали.

Послушай, сынок, я постараюсь вам звонить, но ты дай мне слово, что если возникнет какая-нибудь не стандартная ситуация, будешь держать меня в курсе. Договорились?

Сёмка отвёл глаза.

— Мамуль, если действительно в этом будет необходимость.

— Сынулька, а можно я тебе задам последний на сегодня вопрос, но он очень личного характера, опасаюсь, что ты можешь вспылить.

Смех Семёна сотряс салон автомобиля.

— Мамулька, ты никогда ещё не была со мной столь дипломатична, обещаю, что не буду нервничать и отвечу честно тебе, как только смогу.

— Сёмочка, ты собираешься заводить собственного ребёнка?

Семён сидел, уставившись в лобовое стекло, явно ничего за ним не видя, и обдумывал наиболее приемлемый ответ.

Наконец, он повернулся к матери:

— Таня, очень хочет родить от меня ребёночка, но я ей запретил вынимать спираль, пока не подходящее для этого время.

Фрося, сидя уже в салоне самолёта, вспоминала все перипетия сегодняшнего дня.

Незаметно пролетели больше четырёх часов полёта, и стюардесса объявила, что за бортом ясная погода, в Мурманске в этот час пятнадцать градусов тепла.

 

Глава 61

Фрося вышла из самолёта и вдохнула свежий воздух вечернего майского Мурманска.

Только сейчас в её душу закралось сомнение — может, всё же не стоило появляться здесь, без сообщения о своём прибытии или вовсе не надо было навязывать людям свою помощь и в силах ли она хоть в какой-то мере её оказать.

Да, может быть и так, но поздно она стала сомневаться, надо брать такси и шуровать в сторону дома Олега с Викой.

Самое интересное, что ей удалось выяснить у телефонного диспетчера только улицу и номер дома, но о номере квартиры информацию не давали.

Такси доставило её на нужную улицу, когда часы показывали почти десять вечера, но было достаточно светло.

Вот, тебе и белые ночи, которые она до сих пор ни разу так и не видела.

Дважды Фрося посещала Ленинград, но однажды накануне, а второй раз после этого удивительного природного явления.

Сейчас она с удивлением смотрела на светлое небо в столь поздний вечерний час, и у неё мелькнула отвлечённая мысль от волнующего момента скорой встречи с не ждущими, а может быть и не желающими видеть её людьми — всё же интересно, как здесь ложатся спать, когда за окном светло, хоть газету читай.

Фрося подняла глаза и осмотрела девятиэтажный дом — вот, дурёха и, как же это она будет искать нужную квартиру, хорошо ещё, что всего лишь один вход.

Ладно, что теперь думать, надо действовать — она решительно подняла с тротуара свой чемодан и зашла в подъезд.

Напротив, лифта, размещались на стене почтовые ящики и Фрося с надеждой оглядела их, ожидая обнаружить имена жильцов.

Но, нет, подобной информации на почтовых ящиках не было.

Неожиданно открылся лифт и показался полный пожилой человек с огромной собакой на поводке, такого шанса Фрося упустить не могла.

— Простите, вы не подскажите, в какой квартире проживают Олег и Вика Горбатенко?

Мужчина удивлённо вскинул брови:

— Барышня, что ты думаешь, мы тут в доме все друг друга знаем?! Ну, может быть на вид, а ты спрашиваешь о людях, называя имена и фамилию, скажи лучше, как они выглядят.

Ой, давай быстрей, а то мой Джек сейчас опозорит хозяина прямо в подъезде.

Фрося выпалила, боясь потерять источник информации — он лётчик, а она на коляске — парализованная женщина.

— Вот, как, а кем Вы им приходитесь, что-то родни раньше у них не замечалось?

— Уважаемый, вы же можете не успеть собачку выпустить из подъезда, вон, как рвётся, а я их давнишний, ближайший друг.

Мужчина смерил её ещё раз своим любопытным взглядом.

— На шестом этаже они живут, налево от лифта, номера квартиры не знаю, там, сами определитесь.

Фрося на ходу поблагодарила соседа и зашла в кабину лифта.

Когда поднялась на нужный этаж, заметила слева две квартиры с дверьми обтянутыми одинаковым дерматином, но подойдя поближе, сразу поняла, за какой проживают Олег с Викой, от одной из них ядовито пахло лекарством.

Фрося застыла возле дверей, не решаясь позвонить.

Наконец, она мотнула головой, с шумом выдохнула воздух и решительно нажала на звонок.

Долго не было ничего слышно и она вдавила ещё раз кнопку и, тогда до её слуха донеслись шаги, шаркающие по полу.

Они затихли возле входа, похоже, её хотели разглядеть в дверной глазок, но она предварительно прикрыла его ладонью, и через мгновение она услышала недовольный, заспанный, но такой родной голос Олега:

— Кто там?

У Фроси отлегло от сердца, и она весело ответила:

— Чёрт сам, пришёл по вашу душу.

Дверь тут же распахнулась и перед Фросей стоял любимый мужчина почти голый, в одних длинных семейных трусах, в растоптанных домашних тапочках, с всклокоченными давно не стрижеными волосами, и с жуткой отливающей синевой от щедрой седины, как минимум недельной щетины.

А Фрося вспомнила того великолепного лётчика, которого встретила, примерно три года назад, и как она стояла с горячими пирожками в руках. Сейчас это был совсем другой человек.

— Фросенька…

В голосе мужчины одновременно звучало удивление, смущение, радость и ещё гамма всяких эмоций при виде любимой женщины, так неожиданно представшей перед ним.

— Олежка, так и будешь держать меня на пороге, может, всё же впустишь в квартиру или мне сюда вход запрещён?

— Ах, боже ты мой, входи, входи, вот так сюрприз, а я в таком неприглядном виде.

Он отступил в сторону, давая Фросе пройти в квартиру.

Ей было не до разглядывания планировки и обстановки, потому что в нос шибануло запахом лекарств, грязи, затхлости и не проветренного жилья.

Олег прикрыл входную дверь и сзади обнял Фросю за плечи.

Она автоматически передёрнулась, скидывая руки мужчины:

— Олежка, где Вика? Ну, и вид у тебя, какой же тут срач.

Олег обошёл её, стараясь не прикасаться, и прикрыл дверь комнаты, в которой, по всей видимости, он недавно ещё спал.

— Вика в своей спальне, я её уже часа два, как уложил в постель.

— Веди меня к ней, потом поговорим с тобой, пока я хочу поздороваться.

Мужчина в своих семейных трусах и растоптанных тапочках пошлёпал впереди неё через зал, где за плотно прикрытой дверью в смежную комнату находилась больная женщина.

За ним вошла Фрося — на широкой кровати застеленной не свежим бельём, из-под которого выглядывала жёлтая клеёнка, лежала Вика, широко распахнутыми глазами глядевшая на Фросю.

— Здравствуй Викуля, боже мой, какая ты бледная, я вот прилетела, почувствовав, что вы здесь во мне очень нуждаетесь.

Она присела на кровать, нагнулась и поцеловала в лоб, не сводившую по-прежнему с неё взгляда, несчастную женщину, по щекам которой поползли ручейками слезинки.

— Викуленька, миленькая, не плачь, не плачь моя хорошая, я всё сделаю, чтобы тебе стало лучше, мы сейчас помоемся, переоденемся, поговорим с тобой и подумаем вместе о будущем, ну, не плачь, моя девочка, а то я сейчас умру от горя.

И не сумев сдержать себя, она горько зарыдала, уткнувшись в грудь Вики.

Прокисший запах пододеяльника быстро привёл её в чувство.

Она приподняла голову, рукавом своей кофточки резко вытерла слёзы и ладонью смахнула их с лица Вики.

— Всё, моя хорошая, поплакали и досыть. Нам бабам надо иногда выплакаться, правда?!

Вика опустила и подняла ресницы.

Фрося встала на ноги.

— Олег, вода горячая и чистое бельё есть в наличии?

— Думаю, есть.

В голосе мужчины Фрося уловила нотки душевной усталости.

— Олежка, мне тошно от твоего вида, иди хоть слегка приведи себя в порядок, оденься что ли.

Сама она решительно направилась в прихожую, схватила свой чемодан и бросила его в зале на диван.

Уже через пол часа вымытая и переодетая Вика, сидела в зале в своём кресле, а Фрося распахнув на всю ширь окно в её спальне, перестилала постель.

Фрося застилала кровать Вики и усиленно обдумывала сложившуюся ситуацию.

Только сейчас она осознала, что ехала сюда, даже не представляя, в какую атмосферу попадёт и какая будет здесь обстановка, вот так, прыгнула с обрыва в холодную воду, а как будет выплывать не подумала.

Олег явно выглядит неважно — потух взгляд и, похоже, опустил руки. С этим надо справиться в первую очередь, а, затем, возьмётся за всё остальное.

Ладно, выспятся завтра, тут всё равно не поймёшь, когда день, когда ночь, а решать насущные проблемы нужно срочно.

Фрося вышла из спальни Вики и тут же натолкнулась на её вопрошающий взгляд.

— Викуша, сейчас Олег нам приготовит чаёк, я и от бутерброда не откажусь, и, тогда поговорим о цели моего приезда.

В это мгновение жуткий сухой кашель сотряс тело Вики.

Олег схватил с журнального столика бутылочку с аэрозолью и несколько раз впрыснул в рот больной женщины, и кашель постепенно затих.

Фрося вопросительно взглянула на мужчину.

— Вот, такие у нас дела Фросенька, из-за этого проклятого кашля никак не можем выбраться, а ещё и температура бывает подскакивает до критической.

— Так, почему ты спишь не рядом с ней, а вдруг ночью приступ прихватит?

— Нет, у меня уже сил, двадцать четыре часа караулить и ухаживать за ней, надо же когда-нибудь и мне отдыхать, а у неё под пальцами всегда находится кнопочка, чуть что, нажимает и я прибегаю.

Фрося осуждающе взглянула на Олега и покачала головой.

— Ладно, как говорят мои ребята, проехали, приготовь, пожалуйста, чаю, я ведь всё же с дороги, проголодалась маленько.

Фрося пила чай и с неожиданным аппетитом откусывала от толстого бутерброда, приготовленного Олегом, при этом, не забывая, подносить ко рту Вики поильничек.

Мужчина, к этому времени, одетый в спортивный костюм, с благодарной улыбкой наблюдал за этой, радующий взгляд, картиной.

Фрося допила чай, вытерла салфеткой себе и Вике губы, и выдохнула:

— Фу, ты, наелась, а то я ведь в Москве не успела пообедать, в самолёте даже не прикоснулась к еде, а тут такой голод напал, что даже руки затряслись.

Викочка, а он тебя не морит голодом?

Она улыбаясь, смотрела на женщину, на щеках которой после горячего чая появился лёгкий румянец.

Та в ответ чуть улыбнулась Фросе.

Было понятно, что Вика почти уже утратила, вернувшуюся к ней после посещения доктора Касьяна мимику лица.

— Викочка, пытайся говорить, я постараюсь тебя понять, нельзя всё время молчать, ты же могла, ну, давай, моя хорошая.

В ответ та попыталась что-то сказать, но с губ вырвалось только не разборчивое мычание.

— Не волнуйся, я буду с тобой всё время рядом, мы станем разговаривать и ещё споём, хотя я певунья никакая.

И уже к Олегу:

— У тебя, есть раскладушка или какой-нибудь матрац, я буду спать в комнате у Вики.

И, видя, что он готов было возражать, добавила:

— Олежка, не спорь, я так хочу.

— Раскладушки нет, есть дополнительный тюфяк в моей кровати, могу на сегодня его тебе постелить, завтра купим раскладушку.

— Вот, и отлично.

Так, дорогой друг, рассказывай о последних своих достижениях и, пожалуйста, я тебя очень попрошу, поменьше сетований, а больше по делу.

— А, собственно говоря, рассказывать нечего, сижу в дерьме по уши и пошевелиться не могу, сама видишь, какая у нас тут картина.

— Про то, что я вижу, мне рассказывать не надо, что с поездкой к Касьяну и обменом вашей квартиры на Крым?

— О каком Касьяне сейчас может идти речь, когда Вика из болезней не выкарабкивается, а с обменом тоже всё застопорилось.

Было несколько предложений, но, сама понимаешь, ведь надо кому-то туда выбраться и разбираться на месте, не покупать же кота в мешке.

Как мы можем поехать на новое место, где необходимо ремонт делать и всё приспосабливать под коляску Вики?

Короче говоря, находимся на нулевой высоте.

— Понятно, понятно…

Фрося закусила губу.

— Ладно, пойдём спать, будем надеяться, что с утра всё покажется не в таком мрачном свете.

И уже к Вике:

— Не смотри на меня, как на полоумную, скучать и болеть долго я тебе не дам, завтра же пойду на базар, поищу бабок с лечебными травками и будем тебя вытаскивать из твоей проклятой хворобы.

Всё, Олег, давай свой тюфяк и постельное, мы с Викой отправляемся спать.

Удивительно, но Фрося в эту ночь обошлась без снотворного, спала, как пшеницу продавши.

Ясно, ведь день у неё был весьма насыщенный, но не только накопившаяся усталость сморила её глубоким сном, а в большей мере, намеченные на ближайшее будущее широкие горизонты и обширное поле деятельности.

Утром она не успела открыть глаза, как заметалась по квартире.

Вымыла, переодела Вику, перестелила ей постель, накормила и усадила напротив телевизора.

Сама привела себя в порядок и после завтрака, выяснив у Олега, где находится базар, отправилась самостоятельно за покупками.

Местный рынок не мог особо порадовать взгляд, в основном здесь продавали в разных видах рыбу, от свежей до горячего копчения, солёные огурцы и квашеную капусту.

Обратила она внимание на шустрых молодых людей, суетившихся среди покупателей с импортным товаром, но, выяснив цены, присвистнула — да, ломят не хило, для таких, как она и эти ребята, страна предоставила огромную возможность для не законной наживы.

Побродив по рядам, наконец, наткнулась на двух бабок, продававших лекарственные травы.

Она покрутилась возле них, посмотрела на мешочки и пакетики, и обратилась сразу к обеим:

— Голубушки, заплачу щедро, только дайте мне хорошего снадобья от кашля и воспалительных процессов, что-нибудь такое, укрепляющее иммунитет.

Одна засмеялась:

— Хозяйка, а, что за мудрёное слово ты нам сказала, это не понос случайно?

Фрося облокотилась локтями о прилавок.

— Нет, мои великие знахарки, это хуже, это, когда организм самостоятельно не борется с болезнями.

Бабки переглянулись, та, что смеялась ответила:

— Тебе голуба, надо к нашей Микулехе обратиться, но она не всех принимает и дорого берёт.

— Скажите любезные, а можно у вас адресок спросить?

И Фрося подсунула бабкам под мешочки с травами трёшку.

Весёлая бабка быстро спрятала в карман толстовки купюру и переглянулась с напарницей.

— А, чего не сказать доброму человеку, мы завсегда, пожалуйста.

Она чиркнула что-то карандашом на лоскутке бумаги.

— Вот, тебе, голуба адрес, скажешь Микулехе, что послали Марфа и Евдокия, которые стоят на базаре, это поможет быстрей открыть к ней двери.

Фрося поблагодарила добрых старушек и покинула базар.

На выходе поймала такси и помчалась по данному бабками адресу.

Дом знахарки находился на краю города и Фрося попросила таксиста её подождать, сунув тому пятёрку, и пообещав ещё одну на обратном пути.

Перед ней высились добротные ворота, за которыми заливался лаем здоровенный пёс.

Фрося громко постучала в калитку и на её стук вышла на крыльцо белобрысая, худая девушка, в наброшенной на плечи фуфайке.

— Вам, чаво?

— Мне срочно Микулиха нужна, меня послали Марфа и Евдокия, что на базаре травками торгуют.

— Пождите маленько, я сейчас у бабушки спрошу, примет ли она.

Скоро вновь загремела щеколда и на крыльцо вышла знакомая уже девушка, за ней показалась согбенная старушка, которая пристально стала рассматривать издали просительницу.

Фрося не отводила своего взгляда, мысленно моля проведение, чтобы старушка-знахарка не отказала в приёме, ей было понятно, деньги в данном случае не помогут.

Наконец, знахарка что-то сказала внучке и вернулась в дом.

Девушка пересекла двор и отворила калитку:

— Бабушка примет тебя, ты ей понравилась, только предупреждаю, гроши загодя не суй, она этого не любит.

В сопровождении белобрысой девушки Фрося переступила высокий порог хаты — на неё сразу же обрушился духмяный запах сухих трав и горячего воска.

Она оглянулась — вдоль стен от потолка свисали большие и маленькие пучки трав, и цветов, посреди большой комнаты стоял громоздкий самодельный стол крепкой конструкции, по обе стороны от него широкие лавки.

Старушка сидела во главе, слева от неё под потолком находилась икона, под которой горели две свечи.

Фрося застыла у порога, не сводя глаз с хозяйки.

— Ну, пошто лоб не перекрестишь, аль тож безбожница?

— Я бабушка, давно уже кресты не кладу, да и другой с рождения веры, католической.

— Ну-ну, не бабушка я тебе, а Микулична, а то, что правду говоришь мне по нраву, присаживайся и рассказывай, чего господь тебя ко мне привёл.

Фрося присела на крепкую лавку и повела рассказ с того момента, как Вика, находясь в душевном расстройстве, в жуткую погоду съехала на лыжах с горы и сломала себе в нескольких местах позвоночник и дошла до момента, как она вчера прибыла в Мурманск, и застала печальную картину угасающей молодой женщины.

За весь длинный рассказ Фроси старуха ни разу её не перебила, не вздыхала и не качала головой, она не сводила с рассказчицы своего пристального взгляда из-под густых седых бровей.

 

Глава 62

Фрося закончила свой длинный, печальный рассказ и выжидающе с надеждой смотрела на знахарку.

Та долго молчала, наверное, переваривая услышанное, при этом, беззвучно шевеля губами, а затем, изрекла:

— Не знаю, не знаю, сложная у тебя натура, с одной стороны ты поганая грешница, а с другой святой души человек.

Ну, бог тебе судья, разговор то сейчас не о тебе.

Правильно сказали государственные лекари, этой болезной необходимо много солнечного света и тепла, негоже ей жить в этом климате, сыро у нас, а она без движения.

Ты, говоришь, что вы были у того хохлацкого костоправа, как бишь его, Касьян, слыхала, слыхала, не отступившей от святой веры человек и успешно помогает болезненному, простому люду на ноги становиться.

Надо, надо вам к нему ещё раз ехать, а пока я должна помочь страдалице здоровьишком окрепнуть.

Сейчас дело уже к обеду, поздно мне ковылять в город, сил к вечеру у самой становится маловато, негоже слабому врачеванием заниматься, завтра с утречка в город к вам подъеду.

Скажешь этому шохверу, что тебя сюда привёз, чтобы за мной к восьми утра заехал, рассчитаюсь с ним по-божески, так ему и скажи.

Фрося написала старой знахарке адрес Олега и поднялась на ноги.

— Микулична, не суди меня строго, я всего лишь обыкновенная баба, у которой самой не сложилась семейная жизнь.

Я не разбивала им семью и не творила не потребное вблизи его жены.

И его не суди строго, ведь он всё делает, чтобы облегчить своей несчастной жене существование, всю свою молодость положил на уход за ней, остался без детей, а нынче и без любимой работы.

Микулична вдруг приблизилась к Фросе и взяла в свои старые, но на диво крепкие руки её ладонь, и повернула к своим глазам.

Она долго водила заскорузлым от трав пальцем по чёрточкам и линиям, что-то шепча себе под нос.

Несколько раз удивлённо поднимала глаза, отрываясь взглядом от Фросиной ладони и, наконец, изрекла:

— Ты, родила троих сыновей от разных мужиков, но воспитала четверых деток.

Ты, сильная телом и духом баба, знавала тяжкую работу на земле и ходила за скотиной, но твоё призвание — торгашка.

Ты, всегда много на себя берёшь и с честью справляешься, нынче тоже подняла тяжкий крест, но он тебе по плечу, не бросай этих бедолаг на пол пути, они без тебя не обойдутся.

Нет на тебе большого греха, ты все свои прегрешения искупила добрыми делами.

Я не хочу тебя, пугать и предостерегать, от судьбы не обережёшься, но на твоём пути ещё будут тяжёлые испытания, будь стойкой и сильной, ты ещё очень нужна будешь своим взрослым деткам.

А теперь ступай с миром, моей внучке за порогом избы выдашь сотню рубликов, за здоровье дорогих сердцу людей надо щедро платить, тогда травы и наговоры помогут, дарма только скуля садится.

Фрося вышла на крыльцо в сопровождении белобрысой внучки знахарки, всунула ей в руку десять червонцев.

— Скажи девушка, может стоит больше дать?

— Нет, нет, сколько бабуля сказала, столько и давай, она лишние не попросит и не возьмёт.

Поджидавший её таксист поинтересовался:

— Ты, чего столько времени у этой ведьмы отбыла и пустая домой возвращаешься?

— Она велела передать тебе, чтобы завтра примерно к восьми утра подъехал сюда за ней, обещала рассчитаться с тобой по-божески.

— Конечно, приеду и отвезу её куда надо, не хватало мне ещё с ведьмой связываться, но вот, чудо, Микулиха к кому-то поедет, редчайший случай, обычно она в другую сторону отправляется, в лес, да поле, травки всякие собирать.

Олег встретил, вошедшую в квартиру Фросю радостным возгласом:

— Вот, даёшь, заставила нас с Викой поволноваться.

Посмотри на часы, ушла в девять, а уже третий час. Что можно делать столько времени на нашем куцем базаре?

— Олежка, дай хоть дух перевести и накорми чем-нибудь проголодавшуюся путешественницу.

— Я рыбные котлеты нажарил, будешь?

— Всё буду, а тем более твои котлеты, ты же знаешь, что меня обычно и от яичницы не тошнит.

— Фрося, где ты на самом деле столько времени отбыла?

— Так, Олежка, у нас нет на пустые разговоры ни одной свободной минутки, сейчас быстро обедаем, ты собираешься и везёшь Вику на прогулку, держи её только на солнышке, смотри, чтобы ноги в тепле были, а я пока приберусь слегка в хате, тут такой срач и тошный запах, что ни людей принять, ни самим жить.

Завтра к нам с утра явится по Викину душу знаменитая местная ведьма Микулиха, слышал о такой?

— Что-то слышал, вроде травами лечит и заговорами, но говорят, она не жалует безбожников и дорого дерёт за свои травки.

— С тобой всё ясно, не очень её жалуешь, а я вот поверила с первого взгляда, а когда она рассказала мне по моей руке за судьбу, так и вовсе перестала сомневаться.

Фрося чмокнула в щёку Вику, сидящую на коляске в прихожей и закрыла за ними дверь.

Когда они вернулись через два часа с прогулки, застали всю расхристанную Фросю, полностью погружённую в работу.

— Ах, чего вы так быстро явились, мне тут ещё пахать и пахать.

Так, завози Вику в её спальню, там уже полный порядок, а сам переодевайся и начинай помогать, хватит тут работы ещё и на твою долю.

Ах, да, Олежка, а тебе не кажется, что пора и тебе принять божеский вид, после уборки, будь добр, обрей ты эту страшную свою щетину, а то, глядя на тебя, можно ещё больше заболеть, скажи Вика.

И вновь губы женщины, сидящей в коляске, тронула лёгкая улыбка.

Она смотрела во все глаза на Фросю и в её взгляде читалось восхищение и обожание.

Ближе к ночи за вечерним чаем, Фрося оглядела Олега с Викой:

— Ну, что ребята, правда, теперь и самим легче дышать и не страшно, если в дом люди зайдут.

Викочка, а тебе идут распущенные волосы, они у тебя даже слегка вьются, будем каждое утро с тобой расчёсываться.

Смотришь на мою голубую ленточку?

У меня есть запасные, завтра с утра вплету и тебе такую, на твоих пепельных волосах тоже будет хорошо смотреться.

А хочешь, я тебе глазки подкрашу, так, хотя бы слегка, ну, как себе, ведь толком и сама не умею краситься?

Не хлопай своими длиннющими ресницами, поставим твою коляску напротив зеркала и полюбуешься собой, не сомневайся, ты красивая.

Олег во все глаза смотрел на беседующих женщин.

Вика не отрываясь, смотрела на Фросю, отвечая на её вопросы глазами и, пытаясь даже что-то сказать, выдавливая из себя не разборчивые звуки.

— Говори, моя хорошая, говори, этот оболтус мало с тобой общался, ты и разучилась, не стесняйся, кто захочет, тебя поймёт.

Вика опять судорожно закашлялась.

Фрося впрыснула ей несколько раз в рот из бутылочки с аэрозолью, вытерла платочком выступившие сопли и слюни.

— Викуша, отдышись малость, а я покамест с этим покрасивевшим мужчиной поговорю.

Олежка, а ты нам такой выбритый нравишься, правда, Вика?

И поймав улыбку, задышавшей ровно после приступа кашля женщины, повернулась к Олегу.

— Так, мой дорогой, я не приехала сюда работать сиделкой у Вики и поднимать твой боевой дух, на это у меня нет желания, времени и сил.

Мы должны в самое ближайшее время вырваться из Мурманска, а иначе сгубим нашу Викушу, это тебе подтвердит завтра и Микулична.

Подожди, не перебивай, а лучше ответь, денежки, что я тебе выдала на обмен квартиры и на поездку к Касьяну у тебя в сохранности?

— Фрося, ты подавляешь меня своим темпераментом, на моём фоне выглядишь такой героиней, что куда там другим.

Не спорю, ты оказываешь нам колоссальную помощь, но насколько тебя такой хватит… на неделю, месяц, а может год…

А я, моя дорогая, уже без малого двадцать пять лет так живу.

Конечно, долгие годы я держал возле Вики сиделок, и главная забота по уходу за ней, не лежала на моих плечах, но это стоило денег и не мало, а теперь все обязанности сиделки упали на мои мужские руки, а это не штурвал самолёта держать, а куда сложней и, не несколько часов, а двадцать четыре часа в сутки.

Вика, прости меня, я вынужден ей всё объяснить, не преувеличивая, но и не приуменьшая, чтобы до конца въехала в суть происходящего, и не брала на себя роль эдакой доброй тётушки.

Фрося, ты сама только что сказала, что нет у тебя желания, времени и сил опекать нас, а тебя об этом, между прочим, никто и не просил, сама явилась отвлечься от житейской рутины, попархаешь тут и улетишь, и будешь думать, какое ты сделала доброе дело.

А ты, подумала, как Вика будет теперь жить без тебя, без твоего обвораживающего голоса, без твоей сердечной опеки и заботливого ухаживания???

Разошедшийся мужчина хлестал по сердцу Фроси словами, и та понимала, что большинство из них звучат справедливо.

— Олежка, выговорился, тебе стало полегче? Вот и хорошо, я очень рада, что в тебе ещё не погиб мужской дух и неважно, что ты при этом не заслуженно наговорил кучу дряни ни в чём не повинному человеку.

Она тяжело вздохнула и продолжила:

— Я пока не собираюсь вас бросать и, конечно, не обещаюсь жить рядом всю жизнь.

Я же у тебя спросила о деньгах, вот и отвечай, а все упрёки в мой адрес я отметаю в сторону, но запомню и к этому разговору мы ещё когда-нибудь вернёмся, но не в ближайшее время.

Так, что с деньгами?

Фрося посмотрела пристально на Олега, но тот отвернулся и встретился с глазами Вики, и они повели с ним молчаливый, только им понятный задушевный разговор.

А Фрося вышла из зала на кухню, чтобы не мешать супругам выяснять отношения.

Она попила холодной водички и какое-то время постояла на кухне, обдумывая сказанное ей в запальчивости Олегом.

Они оба были правы, но у каждого эта правда была своя, а надо сделать так, чтобы в ближайшее время и на долгий срок, скакали в одной упряжке.

Она вернулась в зал и натолкнулась на две пары доброжелательных глаз.

— Фрося, прости меня окаянного, понесло вдруг куда-то вкривь, просто на душе накипело столько, что она и завыла этими обидными для тебя словами.

— Проехали, проехали, ерунда, ведь это были только слова, а судят по поступкам.

Ну и начнём сначала, я про деньги…

— Фрося, все они в целости и сохранности, у нас на сегодня, с учётом твоих денег, есть больше тридцати пяти тысяч.

Фрося не выдержала и цокнула языком:

— А, я уже думала, что ты все профукал.

— Зря так думала, ведь я теперь много экономлю, исполняя роль сиделки, больших затрат у нас нет, а пенсий наших с Викой на наш скромный быт хватает.

— Ребята, мне кажется, что серьёзных разговоров нам на сегодня вполне достаточно, пойдём спать, а завтра, после Микулихи продолжим строить планы, а я вам обещаю, что они у нас будут грандиозные.

 

Глава 63

В эту ночь Фросе пришлось прибегнуть опять к спасительной таблеточке от бессонницы, заснуть ей долго не удавалось, и она не стала себя изматывать до предела.

Поэтому встала она не достаточно свежая, была вялая и с тяжёлой головой, но утренние заботы быстро привели её в надлежащее состояние духа и вид.

Она выкупала Вику, тщательно расчесала и, как обещала, вплела в её пепельные вьющиеся волосы одну из своих любимых голубых ленточек.

Навела ей лёгкий макияж и подвезла в коляске к зеркалу.

Вика смотрела на своё отражение и привычная за последнее время улыбка светилась на её бледном лице.

Фрося в свою очередь улыбнулась отражению:

— Нравится?

— Да.

Впервые после приезда Фроси, она услышала выразительное слово, слетевшее с губ, явно оживающей Вики.

В восемь утра они втроём сидели в зале, не включая телевизора, настороженно прислушиваясь, опасаясь прозевать звонок в двери.

Наконец, он раздался, и Олег с Фросей одновременно сорвались с места.

Микулична вошла в квартиру в сопровождении своей внучки, в руках которой находилась большая, потёртая хозяйственная сумка.

Прежде чем войти, старая знахарка перекрестилась и только после этого переступила порог и замерла, уставившись в лицо Олега.

Тот растерянно смотрел на старушку, а, затем, смутившись, быстро отвёл глаза.

— Что милок, не внушаю доверия, аль всё же дозволишь посмотреть на твою болезную жену?

Олег посторонился:

— Проходите, пожалуйста, на вас возлагаем большие надежды, Фрося сказала, что вы великая знахарка.

— Откуль она это знает… хотя, и я ведь многое знаю, не задавая вопросов, святую женщину тебе бог послал в помощь, не обижай её.

Микулична прошлёпала в своих бахилах мимо Олега с Фросей в зал и встала напротив Вики.

Казалось целую вечность они смотрели друг на друга, но, наконец, Вика опустила ресницы и по щекам её поползли слезинки.

— Ну, деточка, это хорошо, что ты в меня веришь, но ты возлагаешь на меня очень большие надежды, а я старая, слабая женщина.

Человеку так мало дано, чтобы он мог сотворить чудо, но без вмешательства господа бога, это вовсе невозможно сделать.

Не журись деточка, у тебя такие добрые люди рядом, не сдавайся, скоро поедете к тому хохлу, как его бишь…

Она посмотрела на Фросю.

— Касьян.

— Вот-вот, и он тебя с божьей помощью, авось поднимет на ноги.

Она обернулась к Олегу:

— Скажи милок, куда я могу зайти с твоей супружницей, чтобы уединиться?

Вику вкатили в её спальню, и бабка прошлёпала туда в сопровождении внучки и плотно закрыла дверь перед носом Олега и Фроси.

Они остались одни в зале, но не разговаривали, а сидя в креслах, раз за разом кидали настороженные взгляды на плотно прикрытую дверь и, когда она отворилась, оба вздрогнули.

Микулична с внучкой вышли, старуха уселась на диван и посмотрела на Фросю.

— Иди голуба, прибери подружку и возвращайтесь, а я вас тут подожду, милок меня пока водичкой попотчует.

Вика лежала полностью обнажённая на кровати.

Фрося, одевая её, который раз подивилась, как эта женщина, находясь столько времени в неподвижном состоянии, сохранила такую силу духа и не безобразную фигуру.

Вика была худенькая и бледнокожая, с чуть заметной, как у подростка грудью и выпирающими на суставах косточками, только благодаря постоянным, раннее деланным массажам, мышцы держали хоть какую-то форму.

Фрося аккуратно, чтобы не доставить ей больших неудобств, одела, усадила на коляску и вывезла в зал, где их поджидала Микулична.

Все присутствующие, включая её внучку, уставились на старую знахарку, которая, не спеша, копалась в своей безразмерной сумке.

Наконец, она подняла глаза:

— Ну, что я вам скажу касатики — все дыхательные органы, а особенно лёгкие, слабые и не могут самостоятельно бороться с недугами, им нужны моё снадобье, тёплый и сухой воздух, а главное, божья и людская помощь.

Поэтому переехать на юг к горячему солнышку будет правильным решением, но, пока я вам дам травки, будете заваривать, научу как, голуба попьёт парочку неделек, окрепнет, перестанет кашлять, температура войдёт в норму, и она будет готова к тяжёлым переездам.

И старуха стала выкладывать на журнальный столик завёрнутые в плотную бумагу пакетики с травками.

Она провела подробный инструктаж, какие травы смешивать, когда и по сколько поить, и тут же на чистом листке всё, что говорила, записала своим корявым, но разборчивым почерком.

Затем, вновь внимательно посмотрела на Олега с Фросей.

— У меня есть очень хорошее снадобье, в которое кто-то верит, а большинство из людей считают обманом, называется оно — мумиё, слыхали?

Олег утвердительно кивнул головой, Фрося, наоборот, покачала отрицательно.

— Так, вот, это горная смола, которую понимающие люди ищут в трещинах очень высоких гор, я не буду вам рассказывать все его полезные свойства, потому что их не счесть, я уверена, что Мумиё поможет нашей страдалице укрепить здоровье, и поможет её организму сопротивляться постоянным хворям, и с помощью бога благотворно повлияет на её разбитые косточки, которые держат в своём плену её речь и подвижность.

Мне с Кавказских гор привозит его верный человек и уже давно, я не буду больше убеждать и навязывать эту лечебную смолу, она вам обойдётся не дёшево.

И опять взгляд проницательной старухи пробежал по глазам присутствующих.

Олег ёрзал на своём месте, у Вики светилась надежда, а Фрося просто спросила.

— Микулична, мы берём, сколько стоит и, как этим пользоваться?

Олег незаметно для старухи дотронулся предостерегающе за локоть Фроси, но та резко оттолкнула его руку.

— Микулична, мы не бедные люди, можем себе позволить всё, что ты нам посоветуешь и заплатить любые деньги, только, чтобы Викушка могла лучше себя чувствовать и полней воспринимать радости жизни.

— Святая, я же говорила, святая женщина.

Она достала из закромов своей сумки самодельную из картона коробочку, в размер спичечного, и вручила Фросе.

— Голуба, будешь отщипывать кусочек с пол ноготка, разминать в руках и закидывать в кипячёное молоко, когда оно малость остынет, добавишь туда ещё столовую ложку мёда, тщательно перемешай и пои сердечную две недели подряд натощак с утра, и за три часа до сна на ночь… бог и снадобье помогут болезной окрепнуть, и кто его знает, пути господни неисповедимы.

Старуха тут же поднялась на ноги и обратилась к Олегу:

— Хозяин, хоть ты и не веруешь в силу божественного снадобья, но тебе придётся смириться с пожеланием верующих в него твоих женщин, вручи моей внучке пять сотенных, а меня пока проводит Ефросинья до лестницы, хочется мне на прощанье с ней парочку минуток потолковать.

Прежде чем, выйти из квартиры, знахарка подошла к Вике, за подбородок подняла ей голову и пронзительно уставилась в её горящие надеждой глаза, а, затем, погладила заскорузлой ладонью по волосам и что-то шепнула на ухо.

От услышанного, по щекам Вики побежали слёзы.

Старуха вытерла их своей шершавой ладонью и опять нагнулась к уху несчастной женщины, вновь что-то ей прошептав, затем, развернулась и пошла к выходу.

Фрося проследовала вслед за старухой, которая, не оглядываясь, прошла мимо лифта и кряхтя, стала спускаться по лестнице.

Фрося последовала за ней.

Выйдя на улицу, знахарка поставила свою сумку на землю, зажав её плотно ногами, и за кофточку притянула к себе поближе Фросю:

— Голуба, помоги, чем только сможешь этим бедолагам, которые без тебя обойтись на сей момент не могут, а потом быстро уходи с их дороги, чтобы не накликать беды на себя и на них.

Я не зря говорю, что ты святая женщина, находясь здесь, рядом с любимым и желанным мужчиной, не подаёшься инстинкту своего здорового тела, а не задумываясь, поступаешь так, как велит тебе твоя чистая совесть и чуткая душа.

Голуба моя, хочешь верь мной сказанному, а хочешь нет, не всё, что я говорю сбывается, господь указует нам разные пути, а мы уже сами выбираем свою тропу, а правильную или нет, показывает время.

Не верь и ты всему, что я тебе сейчас наговорю, но будь осторожной и взвешенной в своих поступках, я уже говорила, что твои дети ещё будут в тебе нуждаться, а особенно твой любименький молодшенький, соломку не подложишь, но береги его, он или что-то связанное с ним, твоя отрада на старости лет, как мне моя внученька.

А вот и она, мы потопали, а ты вспоминай меня иногда, а я тебя до смерти не забуду.

 

Глава 64

Фрося после взволновавшего её разговора с Микуличной, в крайне встревоженном состоянии, поднялась в квартиру и застала трогательную картину — Олег держал ладони жены в своих руках и вкрадчивым голосом о чём-то пытался ей увещевать.

Фрося не стала прислушиваться, а вышла на кухню, куда через несколько минут явился Олег.

— Фросенька, мы такую кучу денег отвалили этой ведьме, а они нам сейчас, ещё как необходимы.

— Олежка, прикрой рот, как тебе не стыдно такое говорить, ты, что не видел глаза Вики, она поверила, и я не испытываю сомнений, а ты смирись с этим, тебя никто не обязывает беспрекословно доверять всему, что мне взбредёт в голову, но я знаю, что хуже от этого мумиё ей точно не будет, так, что в данном случае я пойду тебе наперекор.

— Фросенька, я разговаривал на счёт этого шарлатанского снадобья с фармацевтами высокого ранга, все они в один голос утверждали, что это простая смола.

— Олег, прекрати, слушать тебя не хочу, ты понял, Вика будет две недели пить молоко с этой смолой, как ты называешь, будет и всё, и я верю, что она ей поможет, и Вика верит!

— Фросенька, ну, что ты так разошлась, я просто высказал своё мнение и, что об этом снадобье говорят специалисты, а деньги уже всё равно заплачены.

Фрося пристально смотрела на мужчину, пока тот не отвёл глаза.

— Неси Олежка, мне сюда все эти травы и бабушкину инструкцию, приготовлю первый отвар, а вечером Вика начнёт пить мумиё.

Фрося тщательно отмеряла из мешочков травы в тех пропорциях, что было написано в инструкции, она почему-то верила во всё сказанное Микуличной и не только в адрес Вики, но и в свой.

Перед обедом она уже поила из чайной ложечки Вику горьким отваром, приговаривая ласковым голосом:

— Пей, моя хорошая, через две недельки пройдёт твой кашель, не будет подниматься температура, окрепнешь и поедешь с Олегом к доктору Касьяну.

Он опять поможет тебе заговорить, как следует, ты снова начнёшь шевелить своими ручками, а может быть…ай, не буду зря языком молоть, но кто его знает, может мумиё и волшебные руки доктора свершат чудо, мне так хочется в это верить, а как тебе, даже представить не могу.

Олег сидел рядом и слушал слова Фроси похожие на молитву и качал головой:

— Вот, вы втемяшили себе в головы веру в это чудодейственное снадобье, и я уже не собираюсь вас переубеждать им воспользоваться, ну, а если это всё ерунда… С тебя то Фросенька, как с гуся вода, а ты Вика, как потом будешь жить с утраченными надеждами?!

Фрося перестала поить Вику и обернулась:

— Говоришь, как с гуся вода…ну-ну, хорошего, однако, ты обо мне мнения.

И резко повернулась обратно к Вике:

— Скажи, моя хорошая, ты веришь Микулихе и в мумиё?

В ответ та разборчиво выдавила из себя:

— Да… да…

Вика беспрекословно пила горький травяной отвар, а вечером приготовленное Фросей молоко с мёдом и мумиё.

Неизвестно, что так повлияло на неё, может визит знахарки и её слова, может быть отвар из трав, а, скорее всего, молоко с мёдом и мумиё, но она крепко заснула прямо в своей коляске.

Олег с Фросей аккуратно перенесли Вику в кровать, обтёрли водичкой, переодели и прикрыли одеялом, но от всех манипуляций, она так и не проснулась.

Во время вечернего чая Олег с Фросей завели давно уже назревший между ними разговор.

— Вот, ты сегодня окрысилась на меня за то, что я принял в штыки это мумиё, но если бы ты, только знала, сколько всякой дряни она перепила и перепробовала в своей жизни, и всё было напрасно, а, что если теперь новое разочарование, мы можем её этим просто убить.

— Послушай, Олежка, я тоже не наивная девочка.

Начнём с того, что травы точно имеют целебное свойство, и я уверена, что от воспалений и кашля она скоро уже избавится.

А теперь про это мумиё, ты не будешь спорить, что молоко с мёдом очень полезны для ослабленного организма, а плюс наша с Викой вера в это чудо-снадобье, разве этого мало, ну, а вдруг… За это вдруг, мне этих пять сотенок нисколько не жалко, и хватит об этом уже распространяться, потому что пора поговорить и подумать о другом.

— Ты, хочешь нас покинуть?

— Да, через две недели, как только мы с Викой закончим принимать отвары и мумиё, я от вас уеду…

Олег порывался что-то сказать, но сдерживал себя и машинально скрёб, появившуюся к вечеру на щеках щетину.

— Олежка, похоже, ты не правильно меня понял — я уеду, но не от вас, а по вашим делам.

— Уточни.

— Я уеду в сторону Крыма и начну проверять все те варианты обмена, что ты мне показывал, а может быть, найду и другие, на месте это будет сделать проще.

Так, не перебивай, вы с Викой следом за мной отправляйтесь в Колебяки к доктору Касьяну, как мы помним, это тоже займёт немало времени.

Постарайтесь, устроится в той же гостинице, где мы в прошлый раз жили вместе, и я вас там найду или сама лично, или по телефону.

— Фросенька, а почему всё это нельзя сделать нам вместе, вначале поехать к доктору, а потом вдвоём заняться поисками подходящего обмена?

— Олежка, так не получится, Вика будет нас связывать по рукам и ногам, а на дворе уже почти лето, там в Крыму сумасшедший дом начинается.

Я уже не говорю про жару, это само собой, а какая прорва людей попрёт на солнце поджариваться, ты даже представить не можешь, а я там бывала и знаю.

— А, что ты там Сможешь сделать одна?

— Ну, точно я тебе ответить не могу, но в общих чертах нарисую схему своих действий.

Первым делом проверю все без исключения варианты обмена, как мы уже с тобой говорили раньше, буду проверять домики на берегу моря.

— Но, Фрося, они же, скорей всего, такие, что дунь развалятся.

— И пусть себе развалятся, мы, что в халупе будем жильё для Вики устраивать.

Я и собираюсь обменять твою квартиру на что-нибудь подешевле, а оставшиеся деньги, лучше пущу на ремонт, а ещё лучше, на новое строительство.

— Фросенька, я не могу угнаться за твоими стремительными мыслями и решительными поступками.

— А ты, и не гонись, а доверься мне, а всё своё внимание сконцентрируй на Вике и на посещении Касьяна.

В ближайшее время созвонись с теми людьми, что готовы к обмену и предупреди их, что от тебя явится доверенное лицо, то есть, я, и воспользуйся своими связями, закажи мне билет на самолёт до Симферополя на рейс, который полетит из Мурманска через две недели, о вас с Викой тоже побеспокойся…

Ну, Фросенька, ты набрала темп, только успевай за тобой поспевать.

Олег от души смеялся:

— Нет, ты очень в нужный час прилетела к нам, как говорят, сам бог послал.

И он двумя руками взъерошил волосы на голове.

— Всё, Олежка, я пошла в душ и спать, у нас ещё есть две недели, чтобы утрясти все детали, в том числе и материальные.

Фрося с удовольствием подставила уставшее за длинный суматошный день тело под горячие струи.

Она радовалась своему спонтанному решению покинуть через две недели Вику с Олегом и отправиться вершить такое, от чего даже у неё самой дух захватывало, но она была уверена, что справится с этим нелёгким делом, ведь школа Марка засела в ней глубоко.

Конечно, ей было также понятно, что она очень нужна сейчас Вике, по которой было видно, как она боготворит Фросю.

Больной жене Олега с ней было очень удобно и хорошо.

А, как самому Олегу?!

Фрося постоянно ловила на себе взгляд изголодавшегося по плотским утехам мужчины и это вызывало у неё только опасение, она не могла этого позволить себе, когда в непосредственной близости находится его, пусть и формальная, но жена.

Ей не надо было самой себе объяснять, что это никакая не измена, никакой подлости по отношению к Вике в этом поступке не будет, но одно дело, когда они ложились в постель в Москве, и совсем другое здесь, в непосредственной близости от неё.

Пребывая в таких мыслях, она вышла из душа, завёрнутая в большое банное полотенце, мечтая быстрей попасть под одеяло, и тут же попала в объятия крепких рук любимого мужчины.

От неожиданности она вздрогнула и отпустила края полотенца, которое свалилось к их ногам, и Олег жадно припал губами к её пышной груди, лаская языком топорщившийся сосок, руки его обхватили за голые крепкие ягодицы, и плотно прижали к себе.

Она явственно чувствовала восставшую его плоть, сама, загораясь непреодолимым желанием.

Губы Олега начали сладкий волнующий и возбуждающий маршрут поцелуями от груди к лицу, надолго задержавшись на шее, и вот, наконец, его губы достигли Фросиных.

Они слились в жадном страстном поцелуе, тесно прижавшись разгорячёнными телами, и вдруг Фрося резко отпрянула.

Она тяжело дышала и ладонью тщательно вытирала свои, только что зацелованные губы.

— Прости Олежка, я так не могу, пойми меня, не могу…

И подхватив с пола полотенце, убежала в спальню, где спокойно спала Вика.

 

Глава 65

Утром на следующий день, Олег с Фросей старались не встречаться глазами, оба ощущали неловкость от вечерней любовной сцены.

Фрося для себя с радостью отметила, хорошо, что они ещё не переступили порог вседозволенности, а ведь оба были близки к этому, тогда, надо было бы собирать чемодан и бежать отсюда без оглядки на край земли.

Она и так сегодня чувствовала себя неловко, общаясь с Викой, хотя, разве для той это было секрет.

Фрося часто ловила себя на мысли, интересно, а, что происходит в голове у жены Олега, как она воспринимает их любовные отношения, а может быть той кажется, что и сейчас её муж с Фросей, за границей её комнаты предаются плотским утехам?!

Больная женщина ничем не выказывала своего взгляда на эту, по всей видимости, щекотливое для неё положение вещей.

Понятное дело, Вика с самого начала после полученного ею увечья, не могла быть никаким образом любовницей Олега, но, она фактически оставалась его женой, и было видно не вооружённым глазом, что в молодости женщина была весьма хороша собой.

Нет, Фрося для себя окончательно решила, что впредь не будет терять головы и самообладание, и не допустит больше Олега к себе, по крайней мере, только не здесь и не сейчас.

От этих мыслей она постепенно успокоилась и её спокойствие тут же передалось Олегу, потому что Фрося перестала кидать на него суровые, предостерегающие взгляды.

В разговорах они опять перешли на привычный выработанный за последнее время тон и обоим от этого стало намного легче находиться рядом.

Уже через три дня принятия отваров и молока с мумиё, Фрося с Олегом заметили наметившийся позитивный прогресс в самочувствии Вики, температура совершенно перестала подниматься, градусник к всеобщей радости при измерениях показывал норму, ужасный кашель всё реже сотрясал тело больной, и был уже не такой затяжной и сухой, всё меньше в руках у Олега или Фроси появлялась бутылочка с аэрозолью.

Теперь стало определённо ясно, что после курса лечения, намеченного Микуличной, им можно будет без опаски трогаться в далёкую и трудную дорогу.

К этому времени Олег обзвонил потенциальных клиентов, желающих совершить обмен на Мурманск, и предупредил их, что его интересы будет представлять доверенное лицо.

Вначале июня Фрося, а через несколько дней, и Олег с Викой наметили свой отъезд из Мурманска.

Теперь каждый день, как только солнышко начинало ласкать тёплыми лучами землю северного края, Фрося выкатывала на улицу коляску с Викой, и они отправлялись с ней на долгую прогулку.

Ничем особым Мурманск Фросю не впечатлил, он мало чем отличался от большинства провинциальных городов, прежде виденных ею, ну, если только, большим количеством встречающихся на улицах военных моряков и лётчиков, в том числе и иностранных.

Они вместе с Викой на базаре успешно продали босоножки, врученные ей перед отъездом Карпекой, и Фрося ловила на себе восхищённые взгляды женщины, которая видела и слышала, как её подруга вела бойкую торговлю с разного сорта покупателями.

Они любили прогуливаться по набережной и долго рассматривать огромные военные корабли, стоящие на причале, и вдалеке в море на рейде.

Фрося постоянно обращалась к Вике с вопросами и требовала от неё хоть как-то на них отвечать, что та делала с большим трудом, но каждый день всё лучше и лучше.

Остававшийся за кашевара Олег, не мог скрыть своего удивления и восхищения, на, что Фрося ему язвительно замечала:

— А, ты смеялся над мумиё, а посмотри на результат.

— Фросенька, такое мумиё, как ты, ещё надо поискать, правда, Вика?

Посвежевшая женщина в ответ улыбалась, ласково глядя на подругу и с волнением, пусть и с большим трудом, выдавливала из себя:

— Я её люблю, она моя, моя…

И счастливые слёзы заливали её лицо.

Кроме того, что Фрося вынуждала Вику с ней разговаривать, она ещё заставляла с каждым днём крепнувшую женщину, стараться шевелить руками, а особенно пальцами, вставляя в них всякие мелкие предметы, и результат не заставил себя ждать.

За два дня до отлёта Фроси, они по сложившейся уже традиции сидели вечером за чашечкой чая и обсуждали намеченные планы, и вдруг заметили, что разговаривают уже не вдвоём, Вика тоже принимала посильное участие, постоянно вставляя слова согласия или недовольства, особенно, когда зашла речь о выборе города или места в Крыму для постоянного проживания.

Олег, вооружённый картой Крыма сразу же отмёл города и посёлки, где береговая линия сплошь была галечная, с коляской по такому берегу было сложно подъехать к кромке моря, Фрося настаивала на том, что Вика должна погружаться вместе с коляской в воду, и та, глядя восторженными глазами на подругу, полностью с ней соглашалась.

Из предлагаемого для обмена жилья, где были песчаные или смешанные с галькой пляжи, значились города Феодосия, Судак и Евпатория, но там им предлагали только однокомнатные квартиры и не на первых этажах без лифта, и они их сразу же отмели.

Наконец, Фросе надоела эта маета с географией, и она махнула на Олега рукой:

— Олежка, да, засунь ты эти карты куда подальше, поеду и на месте во всём разберусь.

Я уже тебе, говорила, думай только об удобствах Вики, плевать на затраты, ей, что переехать в Крым, и только из окна на море смотреть, так она его и по телевизору видит, а ты, что думаешь, сто лет будешь таким здоровеньким, и сможешь до глубокой старости таскать коляску на своём горбу по этажам.

Скажи Вика, тебе нужен большой город и людская толчея?

— Нет… я хочу сад и цветы…

— Всё, думаю, вопрос закрыт, у тебя Олежка, ещё есть какие-то сомнения?

Мужчина от души смеялся:

— Фросенька, с тобой все вопросы отпадают сами собой.

Решено, мы с Викой полностью тебе доверяем и заранее принимаем любой твой выбор.

Он посмотрел на жену — та, утвердительно кивала головой.

Накануне своего отлёта Фрося всё же решила позвонить в Москву и, не задумываясь, набрала свой номер телефона, трубку подняла Таня.

— Привет Танюха, как вы мои хорошие там поживаете, рада, что, послушались меня, и, перебрались в мою квартиру…

— Ой, Фрося, как я рада вас слышать, как у вас дела, а нам так вас сейчас не хватает.

— Таня, у вас что-нибудь произошло не хорошее?

— Я даже не знаю, как вам сказать…

— Танечка, по-русски, по-русски и всё до мелочей.

— Тогда так, мы сразу же после вашего отъезда перебрались сюда, в вашу квартиру, о чём совершенно не жалеем.

На дачу с детьми перееду уже после нашей свадьбы, то есть, через три недели, но вы не волнуйтесь, когда Сёма на работе я бываю там и всё сделала, как вы велели, я уже достаточно ловко рулю, Сёма почти не делает замечаний.

— Молодчинка, а я, что тебе говорила, хорошо, что всё же послушалась меня, с получением прав на машину, а на счёт дачи, то я знала на кого положиться, мой сын к земле с детства не выказывал большого интереса, и это ещё мягко сказано.

Танюша, не томи душу, ты же обмолвилась о каких-то важных новостях, а это мелочи…

Таня глубоко вздохнула:

— А, теперь о плохом и неприятном.

Моя мама очень больна, тает на глазах.

И Таня всплакнула.

— Танюша, может быть не всё ещё так печально, что говорят доктора?

— В том то и дело, что ничего толком, гоняют по кабинетам, а она чахнет день ото дня.

— Нда, это прискорбно, может быть ещё всё обойдётся ведь я знаю, как вы тепло друг к другу относитесь и какая она для тебя надёжная опора.

— Ах, Фрося, какая там сейчас опора.

Ну, ладно, телефон ведь денег стоит и не малых, а мне ещё столько надо вам рассказать.

— Ну-ну, выкладывай, я уже вспотела от напряжения.

— Сёма, буквально, сразу после нашей свадьбы отправляется на службу в армию.

— Вот, огорошила, хотя я этого ожидала, паршивец малый, всё же добился своего.

— И да, и нет, в любом случае его бы забрали, надо было нам свои отношения раньше оформить, но теперь поздно об этом говорить.

— Танюша, у меня вряд ли получится приехать к вам на свадьбу, я завтра улетаю на юг, есть у меня очень важные дела, а ради застолья, не вижу смысла мотаться туда и обратно, тем более, это трудно сделать в летний сезон.

Простите заранее вашу беспокойную мать, но если всё же справлюсь, то обязательно хоть на недельку вырвусь и прилечу в Москву.

— Фрося, я забыла сказать, что мою квартиру мы сдали хорошим людям, ведь лишняя копейка нам не помешает, только заранее сообщите, когда будете возвращаться, чтобы я успела с детьми перебраться обратно.

— Танюша, живи пока и ни о чём таком не думай, вернусь и разберёмся, лучше скажи, что слышно о других моих детях.

— Ах, да, пришло письмо от Ани из Израиля, у неё родился малыш, назвали его Эфраим, Аня пишет, что это в Вашу честь.

— Ладно, какая там честь, хотя приятно и что-то есть схожее, лучше скажи, как она себя чувствует.

— Предродовой период был ужасным, она пишет, что чуть не умерла, буквально на волоске была от смерти, отказывали почки, но теперь уже всё позади, хотя чувствует себя очень измотанной и слабой.

Ребёнка рожала через кесарево сечение, когда беременность чуть перевалила за семь месяцев, дольше тянуть было нельзя, это связанно было с Аниным самочувствием.

— Фу, ты, вся потом изошла, слава богу, что роды уже позади, а на воле ребёнок догонит сверстников быстро, а возле Анютки такие доктора, что теперь я за неё не волнуюсь.

— Да, да, она пишет, что вряд ли бы выкарабкалась живой в этом положении из советских больниц.

— Да, об этом и не стоит ей писать, сама знаю, восемь лет отработала в больнице и не в совсем простой, а сколько там было наплевательского отношения к пациентам, особенно, если взятку не сунут кому надо.

— Фрося, есть и ещё плохая новость.

— Танюша, не тяни, что ещё и с кем?

— На днях звонила Нина и так рыдала, что не возможно было даже толком разобраться в произошедшем.

— Так, и, что произошло?

— Фрося, она ведь до сих пор жила в ведомственной квартире, а Стасу выдали подобную в Минске, а в Витебске квартиру забрали, и Нина оказалась, можно сказать, на улице, потому что Стас их к себе не вызвал, а отправил жить обратно в Поставы.

— Ну, мой сынок, стал ещё тот негодяй, но это не такая уж для меня страшная новость, раз у бабы нет мозгов и воли, пусть возвращается к земле, слава богу, не на пустое место едет.

Вот, дурища, не может пойти куда надо, и призвать к порядку распоясавшегося великого партийного деятеля, уф, сил нет, слушать про неё, а тем более, про моего сыночка.

Дети у них в порядке?

— О детях она мало, что говорила.

— Ну, значит, здоровы, они у них уже не маленькие, сами определятся в жизни или папочка поможет, если у него последний стыд ещё не пропал.

— Ах, да, она что-то говорила, старший их сын оканчивает службу в армии и поедет к отцу, а дочь продолжит учиться в Витебске.

— Ну и отлично, вот, как раз тут, я не вижу ничего страшного, а то Нинка было совсем распанела — не работала, жила на всём готовеньком, даже домработницу наняла, вот и пусть вспомнит, как тряпку в руках держать и с какой стороны к корове подходить, для доения.

— Мой Сёма приблизительно также сказал.

Фрося улыбнулась последним словам Тани.

— А, что слышно у Андрея?

— Фрося, я не хочу особо сплетничать, но вам не могу не рассказать — краем уха слышала их разговор с Сёмой, вроде Андрей хочет переехать в Польшу, но меня не выдавайте, потому что мы даже между собой это не обсуждали.

— Глупышка, я же не совсем дура, а новость интересная, ничего плохого в этом не вижу, хоть оторвётся от Ани, не друг она ему и не пара, а в Польше ещё успеет пробиться в профессора, там, наверное, не такие гроши платят преподавателям, и, дай бог, ещё сумеет создать полноценную семью.

— Фрося, вы так часто стали бога вспоминать.

— Вспомнишь тут, когда вокруг такая кутерьма, что без него не обойтись.

Танечка, а, что это мой Сёмка к телефону не подходит?

Так, я бы уже давно дала ему трубочку, его нет дома, повёз детей в зоопарк, а у меня срочный заказ подвернулся, вот, он и помогает мне таким образом.

— Танюша, скажи мне, никак матери твоего мужа, а как подруге ты с ним счастлива?

— Очень… Фрося, очень, приочень, он у вас такой хороший, правда, с ним бывает сложно, ведь не знает компромиссов, любит прямые только дороги, но разве так бывает…

— Конечно, нет, если бы я только прямо шагала, то давно бы уже в тюрьме сидела.

И Фрося рассмеялась.

— Как же ты, сердечная теперь будешь без него, когда он уйдёт в армию?

— Фрося, я с вами сейчас поделюсь самым большим своим секретом.

— Делись девочка, ты же знаешь, что я тебя никогда никому не выдам.

Фрося я втайне от Сёмы убрала спираль.

 

Глава 66

На завтра после разговора с Таней, ранним утром Фрося уже сидела в салоне самолёта, который её уносил в сторону новых приключений.

Почти месячная Мурманская эпопея подошла к концу.

В последнюю ночь перед отлётом, она не сомкнула глаз ни на одну минутку.

Надо было многое уточнить, прояснить и распределить на ближайшее будущее, а у них оставались ещё достаточно много до конца не проясненных аспектов в намеченных ими мероприятиях по обмену квартиры, о сроках переезда, о связи с Кобеляками и ещё куча крупных и мелких деталей.

Прощание с Викой и Олегом получилось скомканным, потому что на пять утра было заказано такси, а в четыре они только спохватились, что ночь позади.

Фрося спешно покидала в чемодан свои вещи, приняла душ, с помощью Олега закрепила у себя на талии пояс с деньгами, при этом, фигура её явно испортилась, но уверенности значительно добавилось.

Уже на ходу в прихожей она, прощаясь, расцеловала ревущую Вику и понуро опустившего голову Олега.

От всей суматохи, важных разговоров, спешных сборов и грустного прощания, Фрося очухалась только, сидя в салоне самолёта.

Бессонная ночь и все волнения, связанные с отъездом, навалились как-то сразу, и она не стала бороться с усталостью и дремотой, а почти сразу же после команды стюардессы расстегнуть ремни, отлегла на спинку кресла и отключилась.

Фрося проснулась от щекотавшего ноздри запаха копчёной колбасы.

Открыла глаза и повернула голову в сторону разбудившего её, щекотавшего обоняние аромата.

На соседнем кресле сидела дородная женщина, примерно её лет и уплетала с аппетитом эту колбасу, откусывая большими кусками прямо с кольца.

— Ага, проснулась.

Женщина произнесла эту фразу с полным ртом и не примериваясь, отломала ладный кусок от не доеденного кольца колбасы, и вместе с ломтем хлеба протянула Фросе.

— Кушай, не побрезгуй, когда ещё придётся кишки порадовать.

Фрося не стала церемониться, а с благодарностью и улыбкой приняла неожиданный дар и последовала примеру доброхотки, которая между укусами заговорила, как будто продолжая недавно прерванную беседу:

— А, я сижу и сижу, гляжу на тебя и гляжу, а ты спишь сердечная, будто три ночи не спала.

Меня зовут Рая, лечу домой от сына, погостила у невестки малость и досыть, а то им понравилось, стою на кухне с утра до вечера, а эта саранча за десять минут обед со стола сметает.

Я им и говорю, хватит миленькие, поехала я уже домой, тут и сами управитесь, в магазине пельмени ещё не закончились, а у меня сезон начинается, надо постояльцев ловить, размещать, убирать и прочее, сильно я на пенсию свою нажырую.

У Фроси тут же сработал звоночек.

— А, меня зовут Фрося и мне кажется, что одного постояльца ты уже словила.

Говорливая соседка даже поперхнулась последним куском колбасы, который оказался крупноватым и не рассчитанным на такое ошеломляющее заявление.

Она с трудом прокашлялась, громко стуча по объёмной груди кулаком.

— А, ты, чего, отдыхать к нам в Крым едешь?

— На этот раз, нет. Раечка, я на месте тебя посвящу в свои дела, возможно и помощь твоя понадобится.

— Говоришь, тебя зовут Фрося… Так вот, помогают убогим, а ты, на такую не похожа, думаешь на меня денежки с небес падают.

От бурчания соседки Фросю разобрал смех, она не смогла сдержаться и захохотала, и тут же подавилась сухой колбасой, а Рая с остервенением начала лупить её по спине.

— Ну, чего зубы лущишь, что я такого смешного сказала?

Фрося вытерла с глаз, выступившие слёзы.

— Раечка, о каких деньгах ты говоришь, я как раз хотела спросить, сколько ты с меня возьмёшь за постой, только мне нужна отдельная комната, а не клетушка на четверых.

Рая тыльной стороной ладони вытерла жирные от колбасы губы и бесцеремонно уставилась на Фросю.

— Ага, подруга, а ты какая-то загадочная персона, я тебя возьму на постой, а ты к себе бандитов и прочего жулья наведёшь, мне притон в хате не нужен, мы всякого люда у себя в Крыму навидались.

Фрося опять рассмеялась.

— Ну-ну, ржи, ржи, а я хочу спать спокойно, лучше дряхлых старичков запущу или парочки с детками, от них хоть мороки хватает, но под милицию не подведут.

Фрося уже не смеялась.

— Вот, что уважаемая квартиросдатчица, за свои денежки я и без тебя угол найду и такой, какой мне необходим и без подобных подозрений.

Я к тебе, как к человеку, а ты, не зная меня и о какой помощи идёт речь, наговорила такого, что в пору от тебя отвернуться и забыть навсегда, что я, впрочем, и сделаю.

И Фрося на самом деле демонстративно отвернулась и уставилась в иллюминатор, в котором кроме белых облаков, ничего не было видно.

Не успела она успокоиться, взвинченная до предела словами случайной соседки, как та тронула Фросю за локоть.

— Ну, чего ты сразу полезла в пузырь, я же не про тебя, а так, в общем.

По тебе же сразу видно, что ты баба не простая, вон одета, как и золотишко с камешками на тебе не хилое, поверь, я в этом толк знаю, повидала на своём веку не мало.

Ты, наверное, подумала, что я в Ялте, в Феодосии или в Севастополе живу, нет, ни тут то было, я обретаюсь в бывшем татарском посёлке в горах, от меня до моря почти десять вёрст будет, но автобусы ходят регулярно.

У меня есть в моём доме хорошая большая комната, но её за два рубчика в сутки не сдам, потому что там и кровать настоящая, и выход отдельный в садик.

Фрося молчала, а соседка не унималась.

— Пять рублей для тебя будет само то, обычно за такие деньги я эту комнату сдаю, правда, в основном это бывает семейная пара или изголодавшиеся любовнички, но я им не мешаю душу отводить в ласках, хай, мне от этого хуже не будет, пусть порадуются люди, у меня эти шалости уже давно позади.

Фрося продолжала молчать, но уже всем телом повернулась к говорливой соседке.

— Вот, мы с тобой почитай ровесники, но ты, выглядишь, как артистка из американских фильмов, даже обличьем, чем-то на них смахиваешь.

Ну, захочешь, приведёшь себе кобеля, я и слова не скажу, только ночевать не оставляй, у меня же и другие постояльцы будут, негоже им видеть и слышать не потребное, разбегутся.

И Фрося вдруг поняла, что не стоит обижаться на эту беспардонную женщину, просто её надо принимать такой, какая она есть.

— Рая, я согласна и буду тебе платить не пять, а шесть рублей, а ты меня когда-нибудь борщом накормишь, потому что времени на готовку и походы по ресторанам у меня особо не будет.

Обещаю, кобелей водить не буду, выпивать тоже, ну, если только, когда-нибудь с тобой вечерком.

Рая слушала Фросю, и широкая улыбка украшала её солнцеобразное лицо.

— Фросенька, забудь те слова, что раньше тебе наговорила, сама понимаешь, предостеречь будущего постояльца необходимо, а то, потом мыкайся с ним, лучше сразу всё по местам расставить.

А я сразу же поняла, как только тебя увидела, что ты бабёнка из важных особ, думаю, мы с тобой поладим, я, правда, взяла себе за норму с жильцами не выпивать, а то, они после таких посиделок на завтра начинают наглеть, но с тобой завсегда, пожалуйста.

— Рая, ты говоришь, что от твоего посёлка ходят регулярно автобусы, а в каких направлениях?

— Так, главное в любой большой город попасть, а оттуда по всему Крыму троллейбусы ходят и не просто ходят, а летают.

— Всё, договорились, прямо с аэропорта мы вместе едем к тебе, принимай первую постоялицу в сезоне.

— Ого, у тебя, напор ещё покруче моего, у меня же там всё запущенно, представляешь, месяц дом стоял закрытым, за садиком присмотрели, а внутри вонизм, пылюка и всякая нечисть может завестись.

Может быть, я тебя на парочку дней к кому-нибудь пристрою, пока порядок наведу?

— Брось ты, Рая, ерунду городить, сегодня к вечеру всё у тебя уже будет блестеть, завтра можешь постояльцев принимать.

— Ты, хочешь сказать, что приедешь на юг и будешь мой срач убирать?

— Не у тебя, а с тобой, а на юг в этот раз я уже обмолвилась, еду не отдыхать, а совсем по другому делу.

— Так, скажи уже, в конце концов, по какому, я ведь от любопытства могу загнуться.

— Не сейчас Рая, не сейчас, дай разобраться на месте, может мне и не надо будет тебе ничего рассказывать, а может быть, как я уже говорила, мне понадобится твоя помощь.

Рая поняла, что большего от Фроси она сейчас уже не добьётся и начала описывать свой посёлок, дом, сад и многое другое, из чего Фрося извлекала для себя полезную информацию.

 

Глава 67

По прибытию в аэропорт Симферополя, Фрося уговорила свою новую знакомую и будущую хозяйку съёмного жилья, поехать к ней в посёлок на такси, обязуясь самой рассчитаться с водителем.

Та не долго сопротивлялась и то, только для видимости, и они покатили в сторону Феодосии, а именно ближе к этому находящемуся на востоке Крыма городу, находился посёлок, в котором проживала Рая.

Фрося из окна автомобиля любовалась красотами полуострова, пока её будущая хозяйка оживлённо болтала с таксистом.

Не прошло и часа, как они миновали Феодосию, а затем посёлок Приморский и двинулись в сторону, виднеющихся вдали гор.

Рая развернулась с переднего сиденья в сторону Фроси, чтобы довести до её сведения важную информацию:

— Вот, в этом посёлке отличные пляжи и сюда каждых пол часа автобус ходит от нас, а до Феодосии ещё пятнадцать километров пилить, это если захочешь в большой город поехать.

Не понравится у меня, держать насильно не буду, ещё неделька, другая и тут будет кишеть от приезжего люда.

Фрося только в ответ кивнула головой, потому что она во все глаза смотрела, как их такси запетляло по живописной горной дороге и довольно скоро заехало в утопающий в густой зелени посёлок.

— Вот, гляди…

Вновь обратилась к Фросе Рая:

— Видишь, какая у нас красота и воздух здесь намного чище и не такой жаркий, как на берегу моря.

Пропетляв не долго между довольно-таки обширными дворами, их такси остановилось возле выкрашенных в голубой цвет ворот.

— А, вот, это и есть мой домишко.

Как скажешь, не плохо смотрится?

Фрося во все глаза глядела на добротный дом и другие дворовые постройки, на садовые деревья, увешанные плодами и на яркие цветы в палисаднике.

— Отлично Раечка, мне уже очень нравится.

И женщины, переговариваясь, минули калитку, по выложенной бетонной плиткой дорожке, проследовали в дом.

Фросе всё здесь понравилось, начиная, с выделенной ей комнаты, в которой стояла широкая кровать, двухдверчатый шкаф и небольшой столик с двумя плетёными стульями.

— Рая, так, это настоящие хоромы.

— А, я тебе, что говорила.

Видишь и выход отсюда есть во дворик, где находится летняя кухня, если захочешь, можешь что-нибудь себе приготовить.

Там есть холодильничек, чайник и всякая посуда, живи и радуйся.

Фрося вышла через свою комнату во двор и огляделась — вот бы здесь Вике было бы здорово, прямо над её головой висели ягоды, созревающей черешни.

Они перекусили и взялись за работу, хотя Рая явно преувеличивала размеры уборки.

Конечно, надо было проветрить затхлые давно не открываемые комнаты, вытереть обильную пыль, помыть окна и полы — уже к вечеру дом сиял чистотой.

Рая быстро приготовила ужин и выставила на стол трёхлитровую банку с домашним вином.

После двух стаканчиков ароматного с кислинкой напитка в голове у Фроси зашумело и она сама стала рассказывать, не дожидаясь вопросов любопытной Раи, о причине её приезда в Крым.

Та на удивление, не смотря на свою говорливость, слушала не перебивая, и только в знак повышенного внимания, раз за разом кивала головой.

— Ты, знаешь Раечка, вот такой домик, как у тебя, хорошо бы нам подошёл, имея машину и вовсе не, о чем было бы беспокоиться.

— Я тебе, Ефросинья так скажу, надо будет мне кое о чём подумать, присмотрись парочку денёчков, проверь свои адресочки, а пока давай ещё накатим по стаканчику.

Назавтра Фрося попила с утра чаю и отправилась в Феодосию по адресу, который значился в её списке, как один из вариантов обмена.

На удивление она чувствовала себя очень даже хорошо, предыдущая бессонная ночь, тяжёлый перелёт и выпитое накануне вино нисколько не сказывались на организме.

Как она и ожидала, полуторная квартира в центре города не произвела на неё приятного впечатления, хотя это и был первый этаж, но подходы к дому были сплошь в ступеньках, узкий подъезд и коридор в квартире был таким, что с инвалидной коляской тут было не развернуться.

Июнь только набирал обороты, но в полдень жара измотала Фросю вконец.

Она поймала такси и подъехала в посёлок Рыбацкий, где предлагался домик для обмена на Мурманск.

Место было не плохое, посёлок не входил в зону пляжного отдыха, и, поэтому большого скопления людей в курортный период здесь не ожидалось.

Дом произвёл тягостное впечатление — это была старая и не добротная постройка, помещение и двор находились в крайне запущенном состоянии.

Обвалившийся забор, заросший бурьяном участок, на котором тут и там валялся всякого рода хлам, вызывали неприятные думы, здесь властвовало запустение.

Её встретил молодой парнишка с обритой наголо головой, в несвежей тельняшке и с таким запахом перегара, что можно было подумать, что он вымачивался в бочке с прокисшим вином.

Фрося оглядывая дом и двор, уже прикидывала, как практически всё тут снесёт, построит добротный дом и разобьёт садик с палисадником.

Место было хорошее, море плескалось буквально в трёхстах метрах и хоть берег был не песчаным, но и не галечным, так смесь того и другого вперемешку с ракушником.

В принципе, можно было легко отыскать подходящий подход к морю на коляске, что в планах Фроси и Олега для удобства Вики было предусмотрено, потому что имело огромное значение, ведь они собирались здесь жить, а не приехать на краткосрочный отдых.

Ходивший вслед за нею с понурым видом парень не выдержал:

— Что барышня, будем разговаривать или ты приехала любоваться красотами нашего моря?

Так, это ты, можешь делать и без меня, купишь особняк, тогда и любуйся, сколько тебе влезет.

— Ты, куда-то спешишь, не похоже что-то, на работу в таком виде не ходят?

Парень зло осклабился:

— Слушай фифа, ты чего воспитывать меня сюда явилась, хочешь говорить по делу, так давай начинай, только вначале дай пятёрку на опохмел, в одну минуту притараню чернила и буду тогда готов отвечать на твои любые вопросы.

Фрося слегка помешкала, не нравился ей этот парень, хоть и не блатной, но явно уже сбитый с праведного пути.

— Держи и не вздумай меня обдурить, через пять минут не явишься, найду тех, кто тебе за такую же пятёрочку быстро рога обломает.

— Крутая бабка, посмотрю, но не бзди, мне надоело уже тут без дела и капусты шляться, а в Мурманске меня ждут кореша и работёнка не пыльная и денежная.

Действительно, потенциальный клиент для обмена возвратился очень скоро, с литровой бутылкой вина и с парочкой свежих огурцов.

— Накатишь со мной или побрезгуешь?

— Слушай, давай не ёрничай, накати, как ты говоришь, стаканчик и приступим к разговору.

Тот сквозь прищуренные глаза посмотрел зло на Фросю, но ничего не сказал, налил себе щедрую порцию вина в железную кружку и причмокивая, закидывая назад голову, выпил до дна, и захрустел крепко посоленным огурчиком.

Фрося терпеливо ждала, но в груди, не зависимо от неё, назревала буря.

И, когда парень потянулся вновь за бутылкой, с размаху шлёпнула его по руке.

— Ты, чего за дуру решил меня подержать, говори свои условия обмена, и я пошла отсюда подальше от тебя, обдумывать твоё предложение.

Лицо у парня раскраснелось, глаза заблестели, пьяная плутоватая улыбка не сходила с толстых мокрых губ.

— Чего ты бабка, в стерву играешь, не таких видали, но, похоже, на второй пузырь тебя не расколю.

Фрося презрительно смотрела на мерзкое лицо пьяницы, плотно сжав губы, не зря говорят, лучше с умным потерять, чем с дураком найти, а с пьяницей и подавно.

— Так, я читал, что у тебя там в Мурманске трёшка, меня это устраивает, меблишку какую-нибудь оставите, не на полу же мне сразу валяться.

— Оставим, оставим и даже холодильник со стиральной машиной и газовой плитой, если ты долго не будешь тянуть с обменом.

Парень, на которого уже накатила приятная волна опохмелья, не обращая внимания на предостерегающий взгляд Фроси, ловким движением налил себе в кружку изрядную порцию вина и почти залпом опрокинул в свою широкую глотку, и хрустнул огурцом.

Он громко, вызывающе жевал и продолжал разговор с полным ртом:

— Всё, базар можно закрывать, сверху десять кусков и по рукам, фазенда твоя, оформляем и меня тут нет.

Фрося, сдерживая гнев, поднялась на ноги.

— Ты, жалкое подобие человека, почему сразу не сказал, что хочешь опохмелиться за счёт городской барышни, чтоб это пойло тебе колом встало, а на завтрашнее похмелье была только морская вода.

Вот, тебе адрес, напишешь, если с мозгами подружишь, жду три дня, сверху даю только штуку, чтобы побыстрей всё оформить и тебе было с чем убраться отсюда. Ты, понял меня гадёныш?

И Фрося не ожидая реакции пьяного владельца развалюхи, быстро пошла прочь.

Прошло три дня, хоть Фрося и не особо ожидала сообщения из посёлка Рыбацкого о согласии на обмен, но всё же какая-то надежда была… Никакого сообщения, так и не пришло, то ли пьяница потерял бумажку с адресом, то ли не принял Фросины условия, но второй раз к нему ехать явно не стоило — только терять время и нервы.

Нет, Фрося не сидела на месте в ожидании вестей от мерзкого парня из посёлка Рыбацкого, она за эти дни объездила несколько городов и других посёлков, но ничего подходящего не нашла.

По совету одного таксиста заехала в Симферополь и оставила в квартирном бюро объявление на обмен.

Там же заметила юрких людей, шныряющих возле подающих такие объявления и решила, что если через неделю ничего не подвернётся, то обратится к ним, с такой братией она умела вести дело, опять-таки школа Марка.

Две недели пролетели, как один день, уже подключены были парочка посредников, крутившихся рядом с квартирным бюро, но вариантов на обмен было крайне мало, желающих с бархатного юга ехать в заполярный круг, найти было крайне сложно.

Фрося развалившись в шезлонге, сидела с понурым видом под полюбившимся черешневым деревом и лакомилась крупной, и сладкой ягодой, которую ей позволила срывать хозяйка, для своего угощения в любых количествах.

На юге темнело рано и очень быстро.

Фрося так набегалась за день, что ей было лень подняться и зажечь над столиком фонарь.

Мысли поплыли в далёкую отсюда Москву, в Израиль и, наконец, в Кобеляки…не думала она, что через две недели пребывания здесь, ей не будет, что сообщить Олегу с Викой.

Через неделю свадьба у Сёмки с Таней, хотя это был всего лишь праздничный стол в ресторане, но её отсутствие будет выглядеть крайне некрасивым, и даже вызывающим жестом.

А это ведь было не так, она питала к Тане очень даже тёплые чувства, а главное, надо же попрощаться с сыном, который отправляется на воинскую службу и, когда они ещё потом встретятся.

Не менее уставшая за день Рая подошла, включила над столом свет и села, напротив.

— Что подружка, намаялась с этой беготнёй, ничего, скоро найдёшь что-нибудь подходящее и отдохнёшь.

— Ой, у меня уже складывается такое впечатление, что все мои потуги напрасные, не в добрый час я, наверное, взялась за это дело.

— Сейчас принесу нашу заветную баночку, смахнём с тобой по парочке стаканчиков, и я кое-что расскажу. Помнишь, в первый вечер, когда мы приехали сюда и пили за знакомство, сказала тебе, что надо подумать, вот всё это время пока ты тут носилась по Крыму, я размышляла.

И Рая, тяжело кряхтя, поднялась и удалилась за вином и закуской.

 

Глава 68

Фрося не стала противиться приглашению Раи, посидеть в этот вечер за стаканчиком вина, а даже наоборот, обрадовалась этому предложению, очень уж она сама вымоталась за эти две недели, не столько физически, сколько морально.

Не свойственный её характеру пессимизм невольно начал вкрадываться в душу.

Она также видела, насколько физически утомилась её хозяйка, ей за день приходилось постоянно убирать за жильцами во дворе и на кухне, стирать бесконечное постельное бельё, а также работать в саду, огородике и в палисаднике, не считая всяких мелких дел, куда, конечно входили также уборка, готовка и стирка за собой.

Фрося подхватилась со своего стула и стала помогать хозяйке накрывать на стол.

Рая, безусловно, ко всему ещё была знатная кулинарка, она вкусно мариновала, солила, тушила и выделывала всякие невероятные вкусности из поспевающих на её огородике овощей.

Фрося по предварительной договоренности иногда получала себе на обед, а если задерживалась, то на ужин, приготовленные искусной хозяйкой блюда.

Не прошло и десяти минут, как столик возле входа в комнату, где проживала Фрося, был плотно заставлен тарелками и мисочками.

— Ты, Ефросинья, пойми меня правильно, не хочу я маячить на глазах у других постояльцев с нашей заветной баночкой, да и разговоры наши им слушать ни к чему.

— Рая, да, чего ты вдруг стала со мной церемониться, я же понятливая, а тут у меня очень уютно, лучше, чем в любой гостинице.

Если бы не вся эта бестолковая беготня и нервотрёпка, то приняла бы этот отдых у тебя, как подарок судьбы.

Женщины стукнулись стаканами.

— Ефросинья, твоё здоровье, поздно в моём возрасте подругами новыми обзаводиться, но с такой, как ты я бы рискнула подружиться, пусть у тебя всё сладится.

После третьего стаканчика у Фроси опять зашумело в голове.

Вино, казалось бы, похожее на кисленький сок, было достаточно хмельным, она чувствовала, как оно сильно ударяло по голове, а, затем, по ногам.

— Раечка, а ты мне вначале не понравилась, показалась грубой и алчной, а ты, душевный и отзывчивый человек и я тоже готова стать тебе надёжной подругой на долгие годы.

— Ах, Ефросинья, Ефросинья, скоро уедешь и вся наша дружба закончится.

— Раечка, но я же смогу когда-нибудь приезжать к тебе на отдых, мне здесь понравилось, кто знает, может и с внуками.

— Послушай меня Фросенька, я вот налью нам ещё по стаканчику, но пить пока не будем, потому что буду тебе говорить очень важные вещи, а если мы заглотим ещё чуток, то разговора нормального у нас уже не получится.

— Говори Рая, говори, чует моё сердце, что важные для меня вещи ты, сейчас скажешь.

— Не знаю важные или нет, это будет зависеть от того, найдём ли мы с тобой понимание по этому вопросу.

— Всё, Раиска, ты меня доконала. Или говори, или давай ещё выпьем.

— Выпьем, выпьем, в любом случае, выпьем, а ты не торопись, наш разговор, если мы найдём общий язык, может растянуться не на один часик.

Вот, подожди, я там собрала малость клубнички, ты, покушай, а я тебе буду говорить.

Хозяйка удалилась и скоро вернулась с порядочным медным тазиком, наполненным спелой ароматной крупной ягодой.

Фрося машинально положила в рот крупную клубничину и даже замычала от удовольствия.

— Раечка, такую вкуснятину я не ела никогда в жизни, та клубника, что выращивала у себя на даче, ни идёт ни в какое сравнение с этой, ещё на базаре я покупала Крымскую клубнику, но разве можно сравнить.

— Кушай и не дури голову, сама знаю, что такой ягоды не найдёшь нигде в мире, поэтому и душа болит.

Фрося не понимающе подняла глаза на Раю.

— Не смотри на меня, как Ленин на буржуазию, перехожу к главному.

Нет у меня уже сил корячиться возле своего дома, помощников нет и не предвидится.

Мой единственный сын служит офицером на военном корабле и службу кидать не намерен, а невестке и двоим взрослым уже внукам мой дворец пофигу, на хрен не сдался.

Я уже разменяла седьмой десяток и, как сама понимаешь, с годами здоровья не прибавляется, давление шалит, сахар зашкаливает, а ещё и пузо начало ныть, короче, скоро амба.

— Ну, чего ты загодя себя хоронить начала?

— Да, не хороню я себя Ефросинья, просто душа болит с этим домом расстаться.

Фрося встрепенулась, хмель, как рукой сняло.

— Ты, хочешь продать этот дом?

В вопросе Фроси было столько удивления, что Рая горько рассмеялась.

— Да, да, хочу уехать отсюда, точнее, вынуждена.

Так, вот, ты говорила, что тот молодой алкаш просил у тебя десять тысяч за свою хибару, я тоже хочу за обмен с тобой подобную сумму денег.

Пойми меня правильно, я могу с лёгкостью продать этот дом за двадцать пять тысяч, мне такие гроши уже предлагали, но меня устраивает та квартира в Мурманске, которую ты мне описывала.

Ефросинья, дорогая, я понимаю, что десять тысяч это, огромные деньги, я даже могу согласиться пока на пять, вторую половину отдашь в рассрочку года за три. Ну, как, согласна?

Фрося настолько была ошарашена, что не могла и слова произнести, она смотрела на Раю и глупо улыбалась.

— Ну, что я тебе сказала такого смешного, что ты лыбу давишь? Ну, не могу я уступить, хоть тресни, не могу, я же по-честному с тобой, ведь могла бы и больше залупить.

Фрося отодвинула от себя тазик с клубникой и поднялась на ноги, обошла стол и обняла, не сводившую до того с неё глаз женщину.

— Раечка, Раисочка, ты чудо, а не человек.

И она начала целовать в пухлые щёки недоумевающую новую подругу.

— Сейчас мы уже смело можем с тобой поднять наши стаканчики с твоим прекрасным вином, потому что в нашем разговоре осталось уточнить одни только детали.

— Так, ты, согласна?

— Теперь ты, не гони лошадей, а давай выпьем за то, чтобы у нас всё срослось.

— А, хрен с тобой, давай выпьем, тебя сейчас без этого стакана всё равно не разберёшь.

Фрося закусывала вино, полюбившейся клубникой и продолжала загадочно улыбаться.

— Ну, и долго ты, будешь меня мытарить? Если я тебя насмешила своим предложением, так давай его забудем, что свет клином сошёлся на той квартире в Мурманске, будут и другие.

— Раисочка, не надо другие, бери эту, только выслушай меня внимательно.

Я не могу сейчас ответить точно, ведь этот обмен, как я тебе уже говорила, делаю не для себя.

Могу, конечно, взять на себя всю степень ответственности и дать тебе сейчас же добро, но это будет не правильно, потому что не мне здесь жить.

Понимаешь, от меня многое зависит, но не всё, хотя я уверена, что моё мнение будет на девяносто девять процентов учтено.

Уже завтра я съеду от тебя, если, конечно, получится достать билеты и отправлюсь в Кобеляки, есть такой маленький город у вас на Украине, там они сейчас находятся на лечении у известного костоправа, как только переговорю с ними и получу добро, тут же вышлю тебе телеграмму. Договорились?

— Ефросинья, так ты, тоже не гони кобыл вскачь, я ведь тебе ещё не сказала, что хочу уехать отсюда только после курортного сезона, а это уже только в октябре.

— Так, с этим я не думаю, что будут проблемы, ведь только сказка быстро сказывается, а дело долго делается, только скажи, как ты посмотришь на то, если в этой комнате поживут будущие хозяева этого прекрасного дома, до того момента пока ты будешь тут ещё находиться, они будут тебе платить исправно за комнату.

Раисочка, здесь для моей подружки, которая прикована к коляске будет очень удобно, три шага и она уже в саду, о котором так страстно мечтала, сиди и дыши себе сколько хочешь этим живительным воздухом.

— Ефросинья, какие вопросы, пусть приезжают и живут, мужик, как ты сказала здоровенький, подможет мне по хозяйству в свободное время, а я их могу даже взять на довольствие, от меня не убудет, но ты, мне так и не сказала, как будете платить, для меня это важно, не поеду я же в Мурманск почти голышом.

— Раисочка, нет никаких проблем с деньгами, завтра ты уже получишь от меня первую половину, а вторую целиком уже от Олега, того мужчины, с кем ты официально будешь совершать обмен. Устраивает?

— Фросенька, а если они не захотят мой особняк?

— Тогда, вернёшь мне гроши.

— Ты, такая доверчивая?

Фрося засмеялась.

— Ну, нет, далеко не доверчивая, почти всю жизнь занималась шахером-махером, а в этом деле нужно всегда держать ухо востро, но тебе доверяю полностью.

— Ефросинья, ты — золотая баба, думала нам этого разговора до утра хватит, а мы за час управились и почти все детали уже обсудили.

Давай ещё по стаканчику накатим.

— Давай.

 

Глава 69

Прежде, чем отправляться в Кобеляки, Фрося решила позвонить в гостиницу, где, по всей вероятности, должны были проживать Олег с Викой.

Чем чёрт не шутит, а вдруг они уже окончили курс лечения и тогда её поездка туда будет напрасной.

В Симферополе, по дороге в авиакассы, она зашла на переговорный пункт и заказала телефонный разговор.

После долгого ожидания, её, наконец, вызвали в кабинку, и она услышала незабываемый, взволнованный голос Олега:

— Фросенька, мы уже извелись в ожидании твоего звонка, как ты, что слышно, ведь нам здесь осталось находиться всего лишь три дня…

— Олежка, всё в порядке, не буду ничего рассказывать тебе по телефону, потому что уже сегодня постараюсь выбраться из Крыма и прибыть к вам.

Лучше быстрей поведай, есть ли положительные результаты у Вики.

— Фросенька, есть, и очень хорошие, но это тоже не по телефону, явишься, и мы тебе всё подробно расскажем.

— Олежка, забей мне номер в гостинице, сунь, если что, червонец администратору, с нас не убудет, если всё удачно сложится, то к ночи я уже буду на месте.

На этом они и расстались, потому что больше смысла в дальнейшем их разговоре не было никакого.

Билета на самолёт до Киева на сегодняшний день не оказалось и ей посоветовали лучше ехать поездом, но и в железнодорожной кассе в её сторону они были в наличии только на состав, который отправлялся через три дня, и то в общем вагоне.

Фрося не стала брать билет, её это не устраивало ни в коем случае, нужно было каким-то образом сегодня выбраться из Крыма.

Она начала тут же в голове подыскивать варианты.

Делать нечего, надо воспользоваться попуткой. Но где и как её найти?

Придётся выходить на трассу и голосовать.

Конечно, в её возрасте это делать было не солидно, но другого выхода она не видела.

На раздумья не было больше времени, Фрося вернулась в посёлок, где до сих пор проживала и быстро собрала вещи.

Вручила Рае расчёт и обещанные пять тысяч задатка за дом.

У ворот дома замерли, тепло, глядя друг на друга.

— Ну, Раечка, прощай, будь здорова и не поминай лихом, может, даст бог, и ещё свидимся.

Лето только началось и до октября, пока ты отсюда съедешь, по всей вероятности, я могу ещё появиться в этом доме.

— Ефросинья, голуба, прикипела я к тебе сердцем, есть в твоей душе какая-то изюминка, которая заставляет с первого взгляда полюбить тебя.

— Раиска, а забыла самолёт, когда ты на меня накинулась, словно я тать какая-то?!

— Фроська, так это ведь для острастки, чтобы проверить тебя получше, но со второго взгляда, я точно тебя полюбила.

И женщины залились смехом.

— Жаль, что я столько времени потратила на пустую беготню и ненужные хлопоты, лучше бы побольше мы с тобой пообщались за стаканчиком вина.

— Не могла я тебе сразу выложить свою идею с продажей дома, я ведь с кровью его от себя отрываю, но рада, что он достанется хорошим людям, может быть и сама когда-нибудь к ним заеду погостить.

— И мы с тобой здесь встретимся.

И они снова обнялись.

— Ладно, Ефросинья, пора тебе уже ехать, негоже на ночь, глядя, в такую дорогу отправляться.

Ты, смотри голуба, эта шоферня братва наглая, могут и приставать по дороге, но, слава богу, ты баба уже не дюже молодая, хотя на месте мужиков не отринула бы такую.

Не хмурь бровки, шучу, хорошо, если тебе пофартит и по пути окажется рефрижератор, это самая надёжная попутка и ребята там сплошь серьёзные.

Всё, вижу тебе уже не терпится со мной распрощаться.

И женщины крепко прижались друг к другу, целуя в зарёванные лица.

Фрося не стала садиться на автобус, времени у неё было в обрез, потому что уже давно перевалило за полдень, а к вечеру отправляться в такую длинную и опасную дорогу было не желательно.

Села в подоспевшее такси и не успели они ещё тронуться с места, без раздумий обратилась к водителю, объяснив свою ситуацию.

У того алчно загорелись глаза:

— А, что можно подмогнуть, даже запросто, гони полтинник и доставлю тебя к придорожной столовке, где водители этих машин заправляют кишки перед длинной дорогой.

— Любезный, ты что во мне дойную корову увидел, даю четвертак и по рукам.

— Смеёшься, туда пилить километров сорок, вот за каждый километр по рубчику кинешь и, тогда можно и по рукам, а я тебе ещё помогу подходящего водилу найти, и договорюсь с ним, чтобы взял тебя.

Фрося рассмеялась.

— Давай, дуй, держи сразу свои рубчики, чтобы не сомневался, а на твою помощь в переговорах с водителем, я очень рассчитываю.

Всё получилось в лучшем виде, таксист уже через час доставил Фросю к той столовой, о которой рассказывал, сам переговорил с находящимися там водителями и молодой парень согласился за предложенный червонец, и задушевный разговор уже к полуночи доставить её на место, хотя сетовал, что ему придётся для этого дать хорошего крюка километров на двадцать, но, получив от Фроси вместо запрошенного червонца, два, сразу же подобрел до предела и заявил, что не может кинуть такую обаятельную женщину ночью одну на дороге, и доставит её прямо к гостинице.

Всё складывалось удачно, Фрося для себя отметила, что видно наступил в её судьбе переломный момент, и поэтому добрым часом надо воспользоваться по максимуму.

К гостинице, как и обещал доброжелательный водитель, они прибыли без эксцессов и в час ночи, она уже, приняв душ, спокойно уснула в своём, забронированном Олегом номере.

Какое было удивление её друзей, когда утром они спустились в ресторан на завтрак и встретили Фросю, но та была ещё больше поражена и до слёз обрадована, услышав внятный голос Вики, которая восторженно приветствовала её и, при этом, протянула на встречу руки для объятий.

— Викушка, миленькая моя, я верила, я знала, что ты должна ехать сюда, как я рада за тебя, какая ты молодчинка!

Вика не хотела выпускать Фросю из своих объятий, заливая её грудь слезами.

— Фросенька, сестричка моя, только благодаря тебе, твоей душе и вере, я смогла достичь подобного, ведь даже стала немного ноги чувствовать.

Доктор Касьян сказал, что если не буду лениться и много собой заниматься, то, возможно, в будущем смогу передвигаться самостоятельно с помощью костылей.

— Вот и хорошо, моя миленькая, ты этого заслужила, и справилась со всеми страданиями, ниспосланными на твою долю богом.

Фрося посмотрела на довольное, улыбающееся лицо Олега.

— Викушка, рядом с тобой находится самый лучший и преданный тебе друг, будьте с ним счастливы, вы этого оба заслужили.

Фрося подняла лицо и встретилась с посерьёзневшими глазами мужчины, и прочитала в них затаённую грусть и по-прежнему любовный огонь, но для себя уяснила окончательно — красивая трёхлетняя сказка закончилась, любовника в его лице, она потеряла безвозвратно.

В этот день приём Вике у Касьяна был назначен на послеобеденный час, и они отправились после завтрака посидеть в скверике, где Фрося им рассказала свою Крымскую эпопею, и в красках описала посёлок и дом, который она волею случая, присмотрела и, можно сказать, купила уже для них.

Муж с женой слушали Фросю, боясь проронить слово, насколько их захватил красочный рассказ Фроси об их будущем жилище.

Наконец, Вика не выдержала:

— Фросенька, а до моря далеко?

— Викуша, каких-то десять километров, при наличии собственного автомобиля сущая безделица, дай бог, встанешь на свои ножки, и легко доберётесь на автобусе.

Кстати, Олег, никогда не интересовалась, водительские права у тебя есть?

— Конечно, есть, и машина была, только я её уже больше, как десять лет назад продал, деньги нужны были, да, и ездить мне в Мурманске было некогда и некуда.

— Вот и отлично, в первую очередь, купишь машину, для начала пойдёт и подержанная, но с этим разберёшься уже на месте и без меня.

— Как без тебя?

И две пары удивлённых глаз устремились вопрошающе на Фросю.

— Так, вот, мои дорогие, вы теперь отлично справитесь и без меня.

И так, моя чрезмерная опека чуть не довела нас с Олегом до скандала, а теперь и подавно может привести к ещё большей ссоре.

Фрося не дала им возразить:

— Ребята, я шучу, честное слово, шучу.

Я сегодня же отправляюсь в Москву, у моего сына через три дня свадьба, потом надо моего Сёмочку проводить в армию, а там ещё дача стоит без хозяйского глаза, когда сезон в полном разгаре, Валера без меня страдает на работе, есть и другие важные и срочные дела, не буду даже вас нагружать подробностями.

Фрося увидела в глазах у Олега, стоящего сзади за коляской Вики зреющее понимание, и он грустно выдавил из себя:

— Фросенька, нет тех слов благодарности, которыми можно было бы выразить то, что мы с Викой будем хранить в своих душах до последнего нашего дыхания.

Сейчас очень трудно всё сразу осознать, оценить и выразить в словах и поступках.

Я тебя, очень прошу, не покидай нас навсегда, мы должны перезваниваться, переписываться и хоть иногда да встречаться.

— Олежка, береги Викушку, а слова не имеют большого значения, они скоро улягутся на дне души, а сама жизнь всё расставит по своим местам.

Давайте больше не будем на напрасные слова тратить время, ведь мне и, правда, надо собираться в дорогу.

— Фрося, но об этом я обязан сказать — мы сейчас не сможем полностью произвести с тобой расчёт, но, как только определимся окончательно на месте, обещаю, что каждый месяц буду высылать тебе посильную для нас сумму денег, и то, что я тебе говорил раньше остаётся в силе, этот дом будет переписан на того из твоих близких, на кого ты нам укажешь.

— Слушайте меня ребята, внимательно — сейчас никакого расчёта, я возьму с собой только тысчонку на первое время, а потом справлюсь, бог мне поможет.

Прямо отсюда поезжайте в Крым к моей хозяйке и ставшей доброй подругой Рае, там вас ожидает отличная комната, в которой проживала я сама, в ней спокойно остановитесь и наслаждайтесь жизнью, природой и друг другом, а попутно спокойно оформляете документы по обмену вашей квартиры в Мурманске на этот замечательный дом.

С машиной не тяните, она вам в любом случае там понадобится и если всё пойдёт, как надо, то уже с октября вы станете полноправными хозяевами прекрасного особняка, где ты Викочка, я очень надеюсь, станешь на свои ножки.

Вика умоляюще смотрела на Фросю.

— Фросенька, а может ты всё же побудешь тут с нами парочку дней, я так по тебе соскучилась, а после свадьбы сына приедешь, и мы вместе будем наслаждаться теми красотами и воздухом, которые ты нам так живо описала?

— Нет, Викочка, нет, я этого себе позволить не могу, справитесь отлично и без меня.

Олежка, чтобы тебя не мучила совесть, так и поступай, шли на мой адрес должок, даю тебе бессрочную рассрочку.

Фрося наиграно засмеялась.

— Всё, друзья мои, пошла я паковать вещи, если хотите, можете меня проводить до автобуса, а я беру на ближайший поезд билет и качу себе в свою любимую Москву.

 

Глава 70

Фрося лежала на второй полке плацкартного вагона поезда, который с каждым километром уносил её всё дальше и дальше от людей, вошедших глубоко в её душу, но которых она вынуждена с кровью вырвать оттуда, ну, если не из своей души, то из своей жизни обязательно.

За окном плыла летняя ночь с яркими звёздами и луной, пропадающими при свете фонарей, на проносящихся мимо полустанках.

Она отгоняла от себя дремоту, хотелось, до того, как утром прибудет в Москву, разобраться во всём, произошедшем с ней за последнее время.

Нет, ей было совсем не жалко потраченных полтора месяца на пребывание в Мурманске и Крыму.

Словосочетание — потраченное время, она сразу же отвергла, считая его глупым и даже абсурдным, ничего она не потратила, а только приобрела.

В первую очередь, это, конечно, божественное исцеление Вики при помощи целебных трав и мумиё Микуличны от воспалений, от которых, та могла бы не оправиться, не прибыв Фрося в Мурманск.

Ну, а дальше всё понеслось по накатанной дорожке, окрепнув и избавившись от хвороб, Вика смогла добраться до доктора Касьяна, божественные руки которого сотворили дальнейшие чудеса.

Да, и поездка её в Крым выглядит вполне оправданной, ведь и тут ей сопутствовала удача или божеский промысел и теперь, Олег с Викой смогут жить в климате, подходящем для ослабленного организма страдалицы.

Ну, а что она сама или для себя?!

Нет, у неё больше любовника, а оставаться друзьями с Олегом и Викой у них никак не выйдет.

Какая может быть дружба, когда в памяти ярко живут сладостные моменты их с Олегом близости.

Ведь Вике ещё нет и пятидесяти лет, и, кто его знает, может быть с появлением чувствительности в нижней части тела, у неё оживёт и сексуальное влечение…

Дай им бог.

Эти слова она несколько раз повторила про себя и поняла, что они вполне искрение. Она прониклась к этой сильной духом женщине более чем дружескими чувствами.

Фрося её полюбила, как родное дитя.

Нет, она не чувствовала перед Викой вины за Олега, который в её объятиях нашёл в своё время утешение.

Ведь от этой связи никто не пострадал, а может быть и наоборот, что все только приобрели, в том числе и Вика.

Не будь у Олега любовной связи с Фросей, кто знает, как сложилась бы у них судьба, при том, у всех троих.

Вика за всё время, что Фрося была рядом с ней, ни одним жестом, а потом и словом не намекнула об прежних отношениях Фроси с Олегом, хотя она уверена, та обо всём догадывалась.

Фросе не хотелось больше думать об Олеге и вспоминать их отношения, гораздо проще было между ними определить Вику, тогда сердцу не было так больно.

С этими мыслями она незаметно погрузилась в сон.

Только утром, очутившись на перроне Курского вокзала, Фрося поняла, как она соскучилась по Москве и своей квартире.

Такси мигом её доставило к дому и вот она уже дрожащими от волнения руками поворачивает ключ в замке входной двери.

Вот, будет сюрприз…

Но сюрприза не получилось, квартира была пуста, скорей всего Таня с детьми была на даче, а Сёмка на работе.

Вот, незадача, главная проблема заключалась в том, что под рукой не было её любимого автомобиля, а без него она была, как без рук.

Ладно, пока в душ, потом поговорит по телефону с Валерой и Настей, а если к пяти вечера сын не появится, то возьмёт такси и поедет к ним на дачу.

Она с волнением обходила комнаты, находя следы пребывания в ней Тани и её детей, и почему-то её это совершенно не раздражало, а даже наоборот, на неё от этой картины веяло приятной обжитой домашней теплотой.

Сразу же обратила особое внимание на то, что её спальней не пользовались, всё, до последнего флакона духов, стояло на своём месте, на кровати было постелено свежее бельё, в шкафу лежало всё на своих полочках, и висело на своих вешалках, ни игрушки, ни соринки, ни пылинки.

Что это страх перед ней или знак высокого уважения?!

Фрося разделась до гола и прежде чем, пойти в душ, залезла в тумбочку, где надеялась найти письмо от Анютки, так оно и было, два пузатеньких конверта терпеливо ожидали её, пока она их раскроет.

Фрося несколько секунд поборолась с искушением сразу же приступить к прочтению, но, посмотрев на своё обнажённое тело, поняла, что надо повременить, потому что в квартире сейчас она живёт не одна и, не ровён час, вдруг кто-то заявится.

В последний момент, она всё же вскрыла один из конвертов и вытащила вместе с письмом несколько фотографий, с которой на неё смотрела улыбаясь её исхудавшая и бледная после тяжёлых родов Анютка с малышом на руках.

Фрося взяла с собой самую понравившуюся ей фотку и поставила её на стиральную машину, вот, будет отмокать в ванне и любоваться своей дочуркой.

Малыш не произвёл на неё особого впечатления, на какого-то кавказца похож, а откуда, собственно говоря, ему приобрести что-то от славянской наружности.

Нет, не лежалось ей в этот раз спокойно в ванне, хотелось что-то делать, куда-то бежать, с кем-то говорить…

Не успела она ещё об этом подумать, как уже вытиралась полотенцем.

Облачённая в домашний халатик, Фрося сидела в кресле и пробегала глазами по письмам от дочери, которая взахлёб хвалила своего мужа, восхищалась малышом и строила планы на будущее.

Во втором конверте она вдруг обнаружила фотографию, на которой не было Ани с младенцем или с мужем, а на ней стояли рядом пожилая худая женщина и молоденькая стройная девушка, от вида которой, Фрося даже вздрогнула, на неё смотрела Анютка в юности — да, это были Рива и Маечка.

С ума сойти, тринадцать лет прошло, как её Анютка покинула Советский Союз, а иногда кажется, что это было вчера, ведь Маечке уже шестнадцать лет, а какая уезжала малышка.

Фрося услышала, как поворачивается ключ в замочной скважине и, не выдержав, сорвалась с места и бросилась в прихожую, и сразу же натолкнулась на заплаканное лицо Тани и обо всём догадалась, ведь волосы той были покрыты чёрным платком.

Ничего не спрашивая, молча прижала к своей груди мокрое от слёз лицо невестки и стала нежно гладить рукой по спине, покрывая поцелуями голову.

За ней, прислонившись к входной двери, стоял Семён с Леночкой на руках, а рядом, понурив голову, Анжела.

Фрося обняв Таню за плечи, повела её в зал и усадила в кресло.

— Танечка, миленькая, я осознаю всю степень горя, свалившегося на тебя, крепись, моя хорошая, я постараюсь всегда в трудный и радостный час быть рядом с тобой.

Конечно, я не смогу в полной мере заменить тебе твою мамочку, но я постараюсь быть тебе полезной и всегда подставлю своё плечо, руки и душу, пока сама не слягу в сыру земельку.

И обе женщины обнявшись, горько расплакались.

— Мама, а у нас свадьба послезавтра с Сёмой должна была состояться.

Фрося обратила внимание, что Таня намеренно или нет, назвала её мамой, но она не стала поправлять убитую горем невестку, потому что по её душе разлилась тёплая волна нежности.

— Танюша, то, не беда, распишитесь без шума в райисполкоме, оденете друг другу на пальчики колечки и, всё, вы официальные муж и жена, а перед богом вы уже давно в горячем союзе.

Семён заметил:

— Мамуль, у нас и так ожидался стол только на десяток человек, даже на твоё присутствие не очень надеялись.

— Ах, сынок, чем такая пышная свадьба, как была у меня с не любым человеком, так лучше никакой, вот, родится у вас ребёночек, тогда и закатим пир горой.

— Мамуль, о каком ребёночке может идти речь, когда второго июля я ухожу на службу.

В воздухе повисла звенящая тишина и только Таня под руками Фроси, вся окаменела и ещё тесней прижалась к её груди.

Надо было срочно перевести разговор на другую тему.

— Сынок, а почему у вас ожидался такой маленький свадебный стол?

— Так, тут всё предельно ясно, Андрей находится опять в Польше и мне кажется, что он оттуда не собирается возвращаться, а Стас сослался на свою значительную занятость, вот мы и решили в узком кругу молодёжи отметить, а тут… ну, чего уже говорить.

Хорошо, что ты, возвратилась, мне будет легче покидать Танюшу, зная, что она остаётся под твоим надёжным и заботливым крылом.

На глаза её мужественного, но очень сентиментального сына набежали слёзы и увидев, устремлённый на него взгляд матери, подскочил на ноги и вышел из зала.

Дни до отбытия Семёна в армию промчались в бешеном темпе, сюда вошли и роспись молодых в райисполкоме, и быстрое оформление всех документов, где опять пришлось давать взятки бюрократам всех статей.

Надо заметить, что Сёмка хоть и сопел, но смирился на этот раз с маминым подходам ко всем проблемам, решать их с помощью заведённого понятия — дать на лапу.

Время поджимало: первого июля в узком кругу справили девять дней по матери Тани, а второго проводили Семёна в армию.

Вечером того же дня Таня, уложив детей спать, зашла в зал, где в кресле с фотографиями от Анютки сидела Фрося.

Невестка опустилась рядом на колени и взяв в свои руки ладони свекрови, скрыла в них заплаканное лицо.

Мама Фрося, я уже предупредила постояльцев, живущих в моей квартире, чтобы подыскивали себе другое жильё, как только они съедут, я освобожу вас от нашего присутствия.

Фрося отняла от мокрого лица расстроенной, молодой женщины одну свою тяжёлую ладонь, и погладила невестку по растрепавшимся волосам.

— Танечка, живи у меня сколько захочешь, в любом случае, твою квартирку следует разменять на большую.

К сожалению, я пока не располагаю большими запасами денег, но скоро Олег пришлёт оставшиеся от всех его затрат денежки, сама в ближайшее время подсуечусь…

Таня перебила:

— У нас с Сёмой тоже скопилась не малая сумма, где-то около пяти тысяч, и Андрей оставил брату свою Волгу, заявив, что в случае, если он тормознёт в Польше, то это будет нам свадебным подарком, и у мамы на книжке осталось две тысячи…

И плечи Тани затряслись в плаче.

— Всё Танюха, мой подол халата уже промок до трусов, не изводи себя так, а то Сёмка вернётся, а на него глянет дохлая кошка, а не обворожительная жёнушка.

Всё решено, живёшь у меня, пока не найдём подходящий обмен, поднапряжёмся и выйдем сразу на трёшку, чего там мелочиться, а подарок Андрюши не продавай, ведь это он, похоже, отвалил вам от всего сердца.

Ты, Танюха, на него злости не таи, он хоть и высоко взлетел, а натура у него обычная, кобелиная.

— Вы, тогда всё слышали?

— Слышала, моя девочка, слышала, но очень не хотела между братьями поставить забор из колючей проволоки, поэтому и не заострила момент.

— Андрей заезжал к нам перед отъездом в Польшу и пока Сёма бегал за документами от Волги вниз, попросил у меня прощения за тот случай, объяснив тем, что тогда я ещё была свободная в выборе.

— Ну-ну, лукавый чёрт, но всё равно приятно.

Фрося невольно засмеялась, представив своего среднего сына.

— Мама Фрося, а я ведь вам главного не сказала.

Фрося усадила Таню на колени и нежно прижала к своей груди худенькое тело.

— Доченька, ты беременная, а Сёмка об этом не знает?

— Да.

Содержание