— Сёма, Сёмочка, ну, зачем ты обижаешь девочку, ей же больно, быстренько иди сюда!

К Фросе с явной неохотой, опустив голову, плёлся худенький четырёхлетний мальчик. Подойдя к скамейке, на которой сидела женщина он быстро заговорил:

— Бабулечка, она сама первая задирается. Мы договорились с ней, что будем по очереди катиться с горки, а Светка уже три разика скатилась, а я только два…

— Сёмочка, но она ведь девочка, а я тебя учила, что девочкам надо уступать, а ты за косички дёргаешь, ей же больно…

— Бабулечка, но я ведь тоже хочу кататься, мы же должны были по разику ехать, раз она, раз я.

— Так ты бы ей объяснил. Она, как говоришь ты, слов не понимает.

Фрося со смехом привлекла к себе курчавую головку внука.

— Сёмочка, Сёмочка, хорошо, что ты уже слова понимаешь, поэтому пойдём с тобой на пруд и покормим булочкой уточек. Хочешь?

Мальчик нахмурился.

— Бабулечка, но я ведь ещё мало с горки покатался, вот ещё столько разиков прокачусь и пойдём.

И он растопырил пальчики на руке.

— А сколько это разиков? Ну, что ты не знаешь? Пять.

— Тётя пустите Сёмку, мы будем по очереди кататься, он меня не больно дёргал, я сама виновата.

Фрося с улыбкой посмотрела на подошедшую к ним симпатичную светловолосую девочку.

— На, Сёмочка, угости Свету конфеткой и бегите на свою горку, катайтесь, только не надо ссориться.

Девочка и мальчик, зажав в руках по шоколадной конфетке, на фантике которых был нарисован бурый медведь, побежали, весело о чём-то переговариваясь, а Фрося откинулась на спинку скамейки, прикрыла глаза и подставила лицо ласковому майскому солнышку. Боже мой, как она всегда любила это время года и, как много было с ним всегда связано. Неожиданно мысли перенесли её на много лет назад и тоже это был месяц май, когда она приняла судьбоносное решение оставить в себе зародившийся плод после сумасшедшей страстной и скоротечной любви с дедушкой её внука. Фрося невольно улыбнулась, вспомнив, как тогда рисовала для себя жуткую по тем временам картину, бабушки сидящей в скверике и, следящей за внуками. Оказывается, ничего страшного, даже очень приятно, не надо никуда спешить, никаких особых забот, даже покушать не обязательно возвращаться домой, можно и в кафе зайти, их вон, сколько сейчас пооткрывалось в Москве вместе с этой несуразной перестройкой и развитием кооперативного движения. Хотя, почему эта перестройка такая уж несуразная, просто далеко не все в ней нашли своё место, многие просто растерялись, не понимая того, почему самая натуральная по прежним временам спекуляция вдруг стала называться предпринимательством. Наступило время для таких, как был Марк, да и ей самой в новом укладе жизни было достаточно уютно, только вот мотивация изрядно порастратилась. А ведь почти пять лет назад, когда Семён ушёл в армию, она с новыми силами кинулась в гущу всевозможных сделок, плотно вместе с закадычной подружкой Настей оседлали толкучки. Надо было срочно пополнить денежный запас, чтобы обменять Танину квартирку на большую и вполне в этом преуспели. Уже к Новому Году невестка въехала в шикарную трёшку в дом старой конструкции с высокими потолками, с широким и большим коридором, просторной кухней, ванной и туалетом. Первого марта Таня успешно разродилась Сёмочкой и к этому времени расторопная Фрося наняла халтурщиков, которые устроили в старой квартире целую революцию, умудрившись даже обустроить маленький кабинет для работы невестки. Конечно, вся эта кутерьма стоила сумасшедших денег, но они справились. Уже в ноябре Олег через своего знакомого лётчика передал Фросе пятнадцать тысяч рублей, оставшихся у него после покупки дома в Крыму и подержанной машины. А к этому времени бывший её любовник давно уже полностью рассчитался и даже предлагал Фросе свою материальную помощь, но она её отклонила. Никакие деньги на свете не смогут вернуть ей её мальчика, её любимого Сёмочку. При этой мысли слёзы непроизвольно буквально хлынули из глаз.

— Бабулечка, бабулечка, почему ты всё время плачешь, и мамочка тоже плачет, ну, если ты хочешь, пойдём кормить уточек, Светка уже ушла домой со своей мамой.

Фрося вынула из сумочки носовой платок и тщательно вытерла глаза и щёки от слёз.

— Давай мне свою ручку и пойдём покормим уточек, а потом и сами зайдём куда-нибудь пообедаем.

— А я хочу пельмешек и мороженое.

— Договорились, мне твой ход мыслей нравится, зайдём в пельменную, там рядом и кафе-мороженое есть.

— Бабулечка, у меня ножки заболели, я ведь маленький так далеко ходить.

— Идём, идём хитрюга на ручки, поднесу тебя немножко, как бегать и кататься с горки у тебя ничего не болит.

Фрося прижала к груди худенькое тельце мальчика и вдохнула сладкий аромат его волос: какая Танюха молодчинка, что втайне от Семёна вынула спираль и забеременела, чтобы она сейчас делала без этой своей милой кровинушки… Как только внук увидел синюю гладь пруда, тут же соскочил с бабушкиных рук и побежал к парапету высматривать своих любимых птиц и, приблизившись к бордюру, закричал:

— Бабуля, бабулечка, иди быстрей, смотри какие две большие белые утки плывут!

Подойдя к мальчику, Фрося увидела, как к берегу грациозно подплывает пара лебедей.

— Сёмушка, это не уточки, а лебеди. Правда, красивые?

— Красивые, красивые, давай быстрее булочку, буду их кормить, это, наверное, мама и папа.

— Не знаю Сёма, держи булочку, только большими кусками не кидай, рядом ведь деток нет, поэтому они, скорей всего, муж и жена.

— Это, как у Светки есть мама и папа, а они, как ты сказала, забыл эти слова, ну, дядя и тётя, которые вместе живут.

— Умница, правильно понял.

— Бабулечка, а почему у вас с мамочкой нет рядом ни одного дяди?