Фрося улыбнулась в ответ человеку, который когда-то спас её от многих неприятностей, а может даже очень быть, от длительного тюремного срока.

— Влад, как ты изменился, в городе встретила бы, могла свободно пройти мимо.

Явно постаревший Влад, шлёпнул дурашливо ладонью себя по лбу.

— Ну, эту меточку скрыть сложно, хотя и на гражданке такие травмы бывает получают. Полячка, а ты почти не изменилась, хорошо выглядишь, годы тебя не берут.

— Берут Влад, ещё как берут, но за комплимент спасибо, приятно его получать от старого знакомого, который избавил меня, в своё время, от многих гадостей в жизни.

— Ладно, чего стоим, как не родные, давай присядем, хотя я насиделся в этой жизни достаточно.

И он знакомо усмехнулся, только зловеще не блестела изо рта фикса. Фрося присела в предложенное ей кресло.

— Влад, я не шучу, выглядишь вполне респектабельно, а я, как только услышала твой голос по телефону, сразу же уловила знакомые нотки, но боялась этому поверить.

— А я вот, тебя не узнал по голосу, а, как только увидел, так сразу, таких красивых баб не часто мне приходилось встречать в жизни.

— Может, когда-то и была, а сейчас перед тобой старая бабка.

— Фрося, давай погоняла отбросим, не на шконке сидим, а новые горизонты жизни осваиваем.

И он опять осклабился, блестя золотом зубов.

— Припоминаю твоего хлопца, классный был малый… где он сейчас?

— В Афганистане, считается, пропавшим без вести.

Лицо Влада моментально посуровело.

— Я чувствовал, что он хорошо не кончит, была в нём заложена такая мощная внутренняя сила, которой обязательно нужен был выход и на тебе, расскажи, если хочешь и можешь.

И Фрося, не отдавая себе отчёта, для чего это делает, рассказала почти чужому человеку, всю историю жизни младшего сына, до последнего сообщения, полученного от Ани. Влад не перебивал, но то хватал пачку с сигаретами, то откидывал её в конец стола. Когда Фрося завершила свою историю, он всё же достал сигарету и, прикурив, жадно затянулся.

— Врачи строго настрого запретили мне курить, и я почти этого уже не делаю, но ты своим рассказом подняла мне все мои растрёпанные нервы. Вот так, пацан зоны не нюхал, а сколько всего пережил и до сих пор хавает такое дерьмо, что хочется взять пушку и отстреливать этих комуняк, которые послали наших ребят на эту никому не нужную бойню.

— Влад, а ведь у меня нет полной уверенности, что он жив.

— Жив, я тебе говорю, жив, он обязан выжить, ради тебя, ради своей любящей его бабы и, конечно, малявок, век свободы не видать, он жив.

Фрося вытерла глаза.

— Спасибо тебе Влад, дорогие сердцу матери слова, ты сейчас сказал.

Тот хмыкнул, не находя, что ответить на это Фросе и быстро перевёл разговор на другое:

— Слушай, а, как поживает за бугром твой бобёр, сейчас многие возвращаются, откапывают свои клады и поднимаются не хило, я уже несколько таких знаю, нам бы тоже такой сгодился. Кацо, ну, ты его помнишь, старый Мираб, говорил про него, что он правильный мужик, с которым можно любые дела обтяпывать, своих не сдаёт и знает, когда и что сказать, кому вовремя подсунуть на лапу и зону подкармливал, за это мы, по его просьбе, тогда и помогали тебе.

И опять Фросе пришлось втянуться в долгий рассказ, и она поведала Владу о Марке и о его последнем посещении Москвы и, чем она закончилась. И вновь руки бывшего зэка хватали и отбрасывали пачку сигарет, он сжимал и резко разжимал кулаки и тёр раз за разом ладонью свой страшный шрам через всё лицо.

— Вот так Влад, я не могу к нему поехать, а он, возможно, во мне сейчас больше, чем когда-либо нуждается.

— Мелкие сявки его грабанули, безпредельщиков развелось больше, чем надо, но я пробью по нашим каналам, может и обнаружим паскудников.

— Так этим уже ему не поможешь, да, и не было при нём чего-то особенно стоящего. Менты часы его в скупке обнаружили, возможно, и вернули, а золото, что было на нём, не думаю, что можно отыскать…

— Опиши ржавчину, в какие шмотки был одет и марку котлов, что менты раскопали. Помнишь Щепку?

— До самой смерти не забуду.

— А мне ведь Щепка, нынче она Лидия Петровна, про тебя, как ты вела себя на киче рассказывала и замечу, без зла. Восторгалась, говорила, жаль, что фраерша, могла бы почище Кувалды стать, ту, кстати, в последнюю ходку замочили на зоне. А, о чём это я, фу бля, мозги уже не хотят варить, как надо — эта Лидия Петровна снюхалась с одним известным барыгой, через него всё стоящее барахло от воров проходит.

— Влад, да не шибутись ты на счёт этого, глаза Марку этими бляшками и тряпками не вернёшь.

— Да, при чём тут бляшки, нам надо твоего бобра в Москву вернуть, он и без глаз поможет нам, как следует раскрутиться, эти хатки и крышевание очень хлопотное дело и конкурентов становится всё больше и больше, скоро друг друга отстреливать начнём, а с твоим Марком, можно совсем другими делами заняться. У нас про это шепчутся, только стоящих мозгов среди паханов не много, университеты известно, где проходили, там совсем другая была экономика.

И снова Влад осклабился.

— Возвращай обратно своего бобра, если нужна будет какая-то помощь, без стеснений. Помню, хорошую ты мне работёнку было подсунула, и петуха зарядил и по не хилой пачке деревянных мы с тобой тогда в карман положили.

— Хорошую мысль ты мне сейчас Влад, подкинул, попробую за неё зацепиться.

— Цепляйся, цепляйся, а у меня время вышло, надо на одну важную стрелку подъехать. Быстро рассказывай, для чего ты меня искала, пять минут у тебя на всё про всё.

Фрося, как могла быстро обрисовала проблему Карпеки.

— И это всё? Ерунда, счётчик отключаю, пусть выздоравливает, подыщу ему подходящее занятие, есть у меня мыслишка, в толковых людях мы очень нуждаемся, а ты говоришь, что он петрит в экономике…

И Влад, поднявшись на ноги, опять ухмылялся, блестя золотыми зубами. Фрося тоже поднялась из кресла.

— Влад, тут пятьсот баксов, хватит?

— Хватит, даже останется на его трудоустройство.