В шесть утра крепко спящую Веру разбудил будильник.

В комнате Галя с вечера работал кондиционер и там было довольно холодно, не смотря на тридцатиградусную жару на улице.

Она лежала совершенно обнажённая, всем телом тесно прижавшись к парню, обняв его за шею и закинув на него руку и ногу.

Вера мягко отстранилась, ей показалась, что будильник не успел разбудить Галя и она хотела тихо, незаметно для него, ускользнуть из кровати, но сильные руки поймали её за плечи:

— Веруш, ещё хотя бы один поцелуй.

  — Знаю я тебя, сначала поцелуй, потом одно объятие…   А потом мы опять начнём любить, любить, любить…

Проговаривая эти шутливые слова, Вера уже ловким движением перекинула ногу через тело парня и, взяв в ладонь резво вздыбившего скакуна, медленно ввела его в сочившиеся желанием готовое для соития и любви лоно.

Девушка оперлась ладонями о плечи Галя и застыла на какое-то время, отдаваясь не передаваемому ощущению, прислушиваясь к себе и наплывающим внутри неё волнам неги, и под воздействием природного желания начала двигаться, получая от этого невероятное наслаждение совокупления.

Парень плотно взял в руки напрягшиеся ягодицы Веры, медленно её приподнял, пока она не застыла на вершине жезла и, покручивая, опустил вниз на себя и, тело девушки, подчиняясь желанию и ритму партнёра, понеслось в стремительном темпе к пику наслаждения.

Галь поймал в ладони пляшущие шары грудей с набухшими сосками и покрыл их поцелуями, облизывая и покусывая поочерёдно.

От нахлынувшего оргазма из груди девушки вырвался тонкий крик, который она старалась всячески загасить, до боли закусив губу, памятуя, что в соседней комнате находятся родители Галя.

В ответ приливу оргазма девушки, он тут же получил заряд наслаждения, зарычал диким зверем и излился в неё тягучим фонтаном, постепенно замедляя движения тел.

Вера чмокнула любимого в щёку и резво спрыгнула на пол, отстраняя от себя, тянущиеся к ней руки:

— Нет, мой хороший, хватит меня провоцировать, я опоздаю в университет, мне ещё надо помыться, собраться и впереди длинная дорога, где легко могу попасть в пробки.

В течение получаса Вера собралась, не стала даже пить утреннее кофе, и вскочив в машину помчалась в сторону Тель-Авива.

На территории университета зашла в любимый кафетерий и заказала себе кофе и круассан.

Не успела ещё усесться за столик, как раздался первый на сегодня звонок на её мобильном телефоне.

— Привет!

Я тебя случайно не оторвала от завтрака минетом?

Наташа хрипло захохотала.

— Привет, привет!

Почти угадала, действительно завтракаю, но только не тем, что ты думаешь, а булочкой с кофе.

— Тоже не плохо, но меня это мало интересует, я о другом.

Вот, застряла в пробке по дороге на службу и подумала о тебе, твоём красавчике и вашем будущем.

— Наташка, тебе что, больше делать нечего, как о нас думать?

— В обще-то есть, но в пробке лезут не контролируемые рассудком мысли, а там часто присутствуешь ты.

Удовлетворена ответом?

— Да, Наташа!

— Надо тебе, как можно быстрей вытаскивать своего красавчика из-под родительской опеки, мне он показался каким-то тепличным, словно фикус в горшочке…

Вера перебила:

— Наташка, он уже сам до этого дошёл, через три недели встретимся в мошаве на праздновании Рош-а-шана, ты увидишь, всё категорически изменится.

Вот, только не знаю, какое место для нашего проживания выбрать — город или мошав, домик или квартиру на этажах.

— У тебя, что есть время с садом, огородом возиться?

Захочешь зелени — поставь пару кадушек с деревьями на балконе и только не забудь хотя бы раз в неделю их полить.

Наташа вновь рассмеялась.

— Верка, первым делом определитесь с местом работы, а квартира в центре страны не проблема, были бы денежки, а с ними у твоего красавчика проблем нет, по крайней мере, на первый взнос всегда найдёт, чуть что, его родители подсобят.

Лучше скажи ему своё веское слово, чтобы он не заморачивался, а шёл к нам работать.

Я уже со своим шефом по телефону накоротке побалякала, он готов с ним встретиться для конкретных переговоров.

А в ментовке твой красавчик загнётся от комплекса неполноценности, ведь его там знают, как здоровенького, сильненького и отважного оперативника, а тут бумажки перебирать и складывать в папочки, дела в суд сдавать или в архиве копаться… скукотища и мысли начнут крутиться, что эту работу дали из жалости!

— Наташка, но ведь служба в вашем ведомстве очень опасная…

— Не смеши подруга, он же не будет на оперативной работе с населением занят и заграницу вряд ли пошлют, а фатхатцам ногти рвать можно, сидя на месте в кабинете.

Подруга смеялась своим металлическим смехом, а у Веры мороз бежал по коже.

Они вскоре распрощались, потому что Наташа к этому времени прибыла уже на место своей сегодняшней страшной службы.

Вера, медленно попивая кофе, мысленно раз за разом, возвращалась к их разговору.

Конечно, работа в ШАБАКе полностью отличается от службы, которую могут предоставить Галю в полиции и подруга во многом права.

Трудно возвращаться туда, где тебя знали совсем другим человеком.

Возможно для Галя работа, насыщенная всевозможными сложными коллизиями и зигзагами, требующая полной концентрации воли и ума, больше подходит, но она не хотела оказывать на него давление, пусть он сам дойдёт до этого, хотя…

Вера набрала телефон Наташи.

— Подруга, ты чего, я ведь уже на службе?

Говори быстрей, что хотела!

— Натаха, а ты можешь сделать так, чтобы твой шеф сам позвонил Галю?

— Поняла, позвонит, диктуй его номер мобильного.

— Такой же, как и у меня, только на конце пятёрка.

— Замётано, бай.

Да, Наташа здорово изменилась после того, как побывала в жутком теракте и выкарабкалась из навалившихся на неё кучи болячек.

Она стала намного серьёзней, а особенно, после того, когда устроилась на службу в ШАБАК.

Раннее, интернациональных взглядов девушка превратилась в лютого арабо-ненавистника, посвятив всю свою жизнь борьбе с террором.

Вера сама под воздействием участившихся в Израиле терактов с участием террористов-смертников, начала иногда писать стихи далеко не лирического содержания, два из которых опубликовали даже в русскоязычной газете «Глобус».

  Иудея, Самария, сектор Газа…   Отвернулись небеса, мольбам не внемлют.   Сотрясают взрывы вновь святую землю.   Лютой ненавистью выползла зараза   Иудея, Самария, сектор Газа…   Шлют и шлют безумных смертников уроды,   Травят издревле соседние народы.   Ярость пьяная мутит, сжигая разум   Иудея, Самария, сектор Газа…   На земле святой — и щедрой, и богатой.   Расплодились изуверы, «арафаты».   Кровь еврейская пролилась злом экстаза   Иудея, Самария, сектор Газа…   И неужто солнце мира не согреет   Два народа — и арабов, и евреев.   Где скажите панацея от проказы?   Иудея, Самария, сектор Газа…
  На охоту вышел зверь…   Смерть невинных — боль живых.   Чья же очередь теперь?   Кровь в глазах безумных, злых   На охоту вышел зверь.   В помутившемся мозгу   Наставленье вожака.   Ищет жертву на бегу,   На взрывателе рука.   Снова в ярости кричим:   Чья же очередь теперь?   Хайфа и Иерусалим.   Ищет жертву лютый зверь.   Стаю бешеных собак   Изведём с лица земли.   Очередь твоя вожак,   Что посеял, то пожни.

— Вера, ты почему такая серьёзная, так сурово брови свела?

Рядом с ней присаживался на стул с чашкой кофе в руке однокурсник Мухамед.

— А, салям алейкум!

Так, задумалась, через неделю начнутся каникулы, надо чем-то толковым заняться и пока не придумала чем.

— Я слышал у тебя через два месяца свадьба?

— Да, тебе, верно доложили, вот, собираемся с женихом подыскать для себя подходящее жильё в центре страны.

— А, правда, что твой жених на инвалидной коляске?

— Мухамед, а тебе не кажется, что это совершенно не твоё, как и других дело и в твоих сочувствиях я абсолютно не нуждаюсь.

И, вскочив на ноги, не добавив больше ни слова, вышла из кафе.

Вера шла в аудиторию, кипя от злости — только в пятницу она под большим секретом сообщила Ривке, что её жених не может сопровождать её на дискотеку, потому что находится в инвалидной коляске.

И, на тебе, вроде были выходные, а эта весть уже дошла даже до Мухамеда.

Перед дверью в аудиторию, прежде чем зайти, взяла себя в руки — вот, дурочка, можно подумать это государственный секрет, что у её жениха ноги не действуют, а у многих других мозги набекрень и ничего, плодят себе подобных.

От этой мысли на лице появилась улыбка и она уже входила в шумную аудиторию без всякой злости на Ривку, что поделаешь, «на человеческий роток не накинешь платок».

В течение дня они несколько раз связывались по мобильному телефону с Галем, совместно оценив преимущество новой техники, попавшей в их руки.

Парень ей сообщил, что не успела их квартира попасть в руки маклера, как у него появилось несколько желающих осмотреть и прицениться к их жилью.

— Веруш, ничего если я маклеру отдам дубликат ключей, чтобы он мог приводить людей, когда тебя не будет дома?

— Можешь, можешь, у меня полный порядок, ведь я в неё, по сути дела, только приезжаю ночевать.

Кухней почти не пользуюсь, сплю в нашей спальне, а в другие комнаты практически не захожу.

Душ и туалет у меня в порядке…

— Веруш, ты чего рапортуешь, как солдат командиру?

— Потому что хочу побыстрей продать эту квартиру и вместе с тобой поселиться в новой, где мы сможем дарить друг другу наслаждения, подобные нашим сегодняшним утренним.

Галь засмеялся довольным смехом.

— Веруш, даже не верится, что это было сегодня, мне кажется, что вечность прошла, так я опять тебя хочу.

— Я сама не могу дождаться момента, когда упаду в твои объятия, но потерпи, мой хороший, ещё пять деньков и я буду только с тобой целых полтора месяца.

Ох, только заниматься любовью в доме твоих родителей мне не кажется хорошей идеей.

— А мы и не будем…

Вера не дала договорить:

— Так я тебе и поверила, станем тереться целыми днями друг о друга и может быть когда-нибудь я тобой отзавтракаю.

Молодые люди залились смехом.

— Нет, моя красавица, после празднования Рош-а-шана, мы уезжаем с тобой на десять дней в гостиницу на Мёртвое море.

К этому времени я уже освоюсь с новой коляской и машиной.

— О, тут ты у меня держись, употребляй пока побольше витаминов.

— Веруш, с тобой никакие витамины мне не нужны, я только вспоминаю о твоём восхитительном теле, о твоей бархатной коже, пушистых волосах и уже изнемогаю от желания.

— Гальчик, только не растрачивай понапрасну свою мужскую силу, мне она вся нужна без остаточка.

Так, смеясь и подтрунивая, друг над другом они, уже по домашнему телефону, как всегда проговорили далеко за полночь.

Растревоженная разговором на интимные темы с любимым, предчувствуя очень скорую их совместную жизнь, сердце девушки сладко замирало, пульс убыстрял толчки и сон никак не хотел забрать её в свой умиротворяющий плен.

Вера по старой выработанной привычке, уселась с ногами в кресло и раскрыла свою изрядно потёртую тетрадь, где оставалось ещё несколько чистых листочков.

Буквально через секунды по ним побежали тонкой струйкой слова:

  Ах, здравствуй моя грусть! Прекрасные моменты:   Слиянье мыслей, чувств, немножко мастерства…   Из-под пера плывут сюжеты и фрагменты.   В них кружится любовь, одетая в слова:   Колышет зелень трав весенним дуновеньем.   Наносит на цветы луч солнца макияж.   В осенний натюрморт ложится светотенью,   А свадебный наряд зиме придаст пейзаж. —   Отыщет образ свой в безвременном пространстве,   Тихонько постучит вдруг в запертую дверь,   И в поцелуй вольёт всех мыслей окаянство —   Не хочется, отринь. Захочется, поверь.   В твою шальную жизнь вплету себя фрагментом   И обмакну перо в лазурный небосвод.   По строчкам заскользит стих поступью балетной,   Мелодия любви по струнам поплывёт…