Мы уселись с Димой на диван, и я вытащил из толстой аккуратно свёрнутой бумаги увесистую пачку документов: корочек, бумаг, бумажек и целлофановых пакетов. Наверху лежала сберегательная книжка моего дяди.

Видно, её так положила добросердечная баба Лиза, ведь вряд ли её интересовало что-то другое.

На диван сполз со звоном из бумаг скользкий атласный мешочек. Это были награды моего деда, полученные в ходе Великой Отечественной войны, которые я привёз из деревни после его смерти, о чём я не преминул тут же рассказать Диме, разгораясь гордостью за своего славного предка.

Здесь были благодарности от руководства завода, книжечка ударника коммунистического труда, большая полинявшая фотография с доски почёта, оплаченные квитанции, наверное, за все годы проживания в этой квартире за свет и газ, за воду и отопление, тут же хранилась книжка квартиросъёмщика.

Мы с Димой вместе всунулись в неё двумя носами — да, мой дядя все годы оплачивал за меня услуги, моя прописка в этой квартире была бесспорной, осталось только доказать, что я — это я.

В отдельном конверте я обнаружил свои метрики, аттестат об окончании школы, военный билет, но, к сожалению, не было паспорта и диплома об окончании курсов массажиста.

В этой пачке были нужные и важные документы, был и откровенный мусор, но я пока не стал ничего выкидывать и глубоко вникать, для этого будет время, а нет, так пусть валяются.

Главное, мы отложили в отдельный конверт мои метрики, военный билет, ордер и жэковскую книжицу, из которой явствовала моя законная прописка в этой квартире и что все услуги за меня исправно оплачивались. Расторопный Дима всунул в разбухший конверт с моими документами ещё и сберегательную книжку. На мой вопросительный взгляд, он спокойно ответил:

— Вить, ты же наследник, эти деньги по праву принадлежат тебе, остаётся только всё это доказать и заверить нотариусом. Но, думаю, больших проблем с этим не будет, по метрикам и военному билету мы быстро тебе восстановим паспорт, будем считать, что ты его потерял, такое бывает, штраф десять рублей — и получи новенький…

Я резко поднялся с дивана и зашёл в спальню. Тут воздух был ещё более спёртый, чем в зале, кроме этого густо пахло болезнью, старостью и затхлостью.

Открыв и здесь форточку, я осмотрел комнату, где я когда-то спал, читал и слушал музыку. Как и прежде в мою бытность, стояли две тахты, над одной из них, бывшей моим ложем, висела самодельная книжная полка с тремя рядами мною читаных книг. На нижней полке лежал мой двухкассетный магнитофон советского производства и стопка этих самых кассет, которыми в своё время я заслушивался свободными часами, почитывая книги.

Подошёл Дима, перебрал любимые мной когда-то альбомы и улыбнулся:

— Вить, а вкусы у нас были похожими, я и сейчас люблю «Пинк Флойд», «Дип Пёрпл», «Квин». Правда, в ходу сейчас другие музыкальные аппараты, даже диски уже редко слушаем, всё на флешку закидываем, а у вас как там?

— И у нас также, а в основном в айфонах слушаем, они ведь сейчас неотделимы, как руки и ноги…

— Ну, айфоны для нас ещё не очень доступны для масс, дорогие, даже китайские на пять средних зарплат потянут…

Подойдя к шкафу, я не стал его открывать, а вытянул на себя нижнюю выдвижную полку. Какого там только не было хлама: ремни, пряжки, пуговицы, шахматы, шашки, старые колоды карт, вырезки из газет… — да разве перечислишь всё, что хранилось в доверху забитом ящике.

Я уверено отодвинул из правого угла всю эту дребедень и оттянул заднюю фанерную стенку. Засунув туда руку, вытащил пухленькую пачку купюр всякого достоинства.

Дима смотрел на меня во все глаза:

— Дружище, ты зачем мародерничаешь при мне?

— Братан, я вдруг вспомнил, что мой дядя не очень-то доверял сберкассе, та книжка меня изрядно удивила… Похоже, он уже в более поздние годы начал собирать, как выразилась баба Лиза, себе на смерть. Я ведь до армии успел полтора года отработать на его заводе фрезеровщиком и неплохо зарабатывал. Так вот, мой дядя Коля забирал с получки у меня всю зарплату и прятал в этот тайник, а мне выдавал деньги по мере моей необходимости. Он говорил, что приду со службы, и мне они тогда больше понадобятся, чем я их сейчас на гули по-пустому растрачу.

Ты можешь мне не поверить, но я впервые залажу собственной рукой в этот его тайник, он сам выдавал мне какую-то сумму на покупки и гулянки. Дядя мой был закоренелый холостяк, я был для него первым ребёнком, которого он взялся опекать, а дитятя ему досталось семнадцати годов от роду…

Я даже весело хмыкнул, вспомнив причуды своего дяди.

— Вить, а я не вижу ничего смешного, мне уже скоро двадцать восемь, а я всю зарплату отдаю маме и тоже знаю, где находятся её сбережения на мелкие расходы. Она смеётся, что, наверное, у девяти из десяти хозяек они лежат между стопами постельного белья…

Дима взглянул на свои наручные часы:

— Ого, уже двенадцатый час, а нам ещё до дому ковылять с полчасика, может пойдём, а завтра вернёмся и наведём здесь порядок, как ты на это смотришь?

— Смотрю весьма положительно, ведь в следующие выходные мне уже есть куда возвращаться, если ты, конечно, не сдашь меня профессору…

— Нет, не сдам, хотя я не имею права терять тебя из виду, а главное, не хочу, и мама моя огорчится.

— А с чего ты взял, что ты меня потеряешь, я ведь без тебя, как малое дитя беспомощное. Пойми, Димыч, у меня нет времени на раскачку, даже несмотря на эту толстенькую кучку денег, которым без тебя не знаю цены, и в свою очередь замечу, что вы с твоей мамой сейчас самые дорогие для меня люди на земле.

Я не стал пересчитывать деньги, займусь этим, когда нужда в них станет актуальной, но сотню отщепил на карманные расходы и, безусловно, чтобы погасить долг Алле Дмитриевне, остальные вернул обратно в тайник.

Закрыв обратно все окна и выключив свет, мы покинули квартиру, которая, по всем признакам, теперь будет моей. Настроение моё резко улучшилось, на что были весьма веские причины. Я с упоением рассказывал Диме про своего дядю, про его доброе сердце и многочисленные странности, как он щедро любил угощать и был до жути скуп в повседневной жизни, экономя на всём, жалея купить себе новые одежды и обувь, мебель и электротехнику.

— Разве ты не заметил, что у него стоит телевизор, наверное, тридцатилетней давности и такая же стиральная машина? Вот холодильник помладше будет… Помню, мне в армию писал, что у него произошло горе, полетел мотор и придётся покупать новый, а это такие деньжищи стоит…

Знаешь, Дима, в той новой жизни, он тоже таким же оставался, я его отправлял в санаторий, а сам за это время делал ему ремонт и покупал новую мебель и электротовары…

Дима шёл рядом и только улыбался. Он откровенно радовался за меня, так же, как огорчался, когда на меня повалились горькие сюрпризы, связанные с потерей друзей, собственности, работы и самого себя.

Ближе уже к полночи мы вернулись в квартиру к Диме. Я чувствовал себя страшно уставшим, будто сделал пять массажей подряд. Ничего в этом не было удивительного, ведь за последнее время я получил столько отрицательных стрессов, лекарств, подавляющих волю и силы, да и питание для такого крупного парня, как я, явно было недостаточным.

Мы попили для бодрости растворимый кофе, другой у них не водился, и завалились на Димину раздвижную тахту.

Разговоров и планов могло хватить до утра и ещё бы осталось, но я не заметил даже, когда уснул сном праведника.

Ранним утром меня из глубокого сна вырвало нестерпимое желание посетить туалет и я, почти с закрытыми глазами, заскочил в уборную. С одним только желанием быстрей нырнуть под тёплое одеяло, я возвращался обратно в спальню, но вдруг на мне кто-то повис, закрыв нежными ладошками глаза.

Сказать, что я от неожиданности испугался, так не очень, но растерялся изрядно. Кроме нежных ладоней на своём лице, я чувствовал голой спиной мягкие полушарии женской груди, до меня доходил сладкий запах духов, и всё это, безусловно, принадлежало молодой женщине или девушке.

Мысли заработали в бешеном ритме. Я ведь стою в коридоре почти голый, не считая тесных для меня Диминых боксеров… Барышня, прикрывшая мне глаза, явно ошиблась в сумраке наступающего зимнего утра. И это, безусловно, не мать, а, может быть, сестра моего друга или его подруга, о которой он, правда, мне сообщил, что они расстались, ей надоели его бесконечные дежурства и скромный образ жизни, но она ведь могла вернуться, чтобы сделать для него приятный сюрприз.

Как выйти из создавшегося щекотливого положения, чтобы не ввести в жуткое смущение дивчину, я не знал, и поэтому мне ничего не оставалось сделать, как разомкнуть уста:

— Простите, но Вы ошиблись, я не Дима и давайте, не глядя друг на друга, мило разойдёмся в разные стороны и будем считать, что этих приятных объятий не было…

Руки, закрывающие мне глаза, быстро соскользнули с лица, приятное тело отпрянуло от моей спины, и я почувствовал холод и смущение.

Я влетел в спальню и затормошил Диму:

— Слушай, хватит дрыхнуть, тут такая история приключилась, что не знаю даже, как мы теперь из неё выкрутимся…

— Вить, какая история, грабители что ли посетили нашу квартиру, а ты их замочил?..

— Шутник чёртов, помочился я так точно, но когда возвращался из туалета, мне какая-то девушка, подкравшись сзади, закрыла ладонями глаза…

Дима буквально выпрыгнул из тахты:

— Лиля, Лилька приехала! — и, как был в трусах, побежал в зал.

Всё понятно, прибыла откуда-то его сестра, и как мне теперь быть, и как он объяснит ей моё появление в их доме, а главное, как объяснит моё появление в их мире?

Как мне уже надоело быть грёбаным пришельцем с того света, надо как можно скорей втиснуть себя в рамки новой жизни, чтобы не было подобных казусов, а то не знаешь, как и в глаза посмотреть теперь этой женщине.

Хорошо ещё дядя не оказался миражом, а реальным лицом в этой жизни, благодаря этому я обязан в короткий срок стать снова личностью, а не каким-то героем фантастического сериала.