Я даже не знаю, как правильно охарактеризовать этот момент: я проснулся или очнулся, но, главное, — моё восприятие жизни началось с дикой боли в висках и свинцовой тяжестью в затылке. Сознание возвращалось, но осознание текущего момента напрочь отсутствовало. Кроме боли, от которой раскалывалась вся голова (я теперь хорошо это почувствовал), ко мне возвращался слух. Наверное, если бы рядом со мной работал телевизор или радио, если бы из окна доносился шум проезжавших машин или даже разговаривали люди, мои мозги бы лопнули, но стояла гнетущая тишина, из которой только пробивалось лёгкое гудение кондиционера.

Чтобы разобраться в происходящем, попытался открыть глаза. У меня создалось такое впечатление, что веки открывались, как жалюзи, которыми давно не пользовались. Они продрались по белку, роговице и радужке с неприятным ощущением, что скребутся по песку.

Я не распахнул глаза, а чуть приоткрыл, на большее пока не отваживался, а точнее, не стал рисковать, чтоб не доставить себе лишних страданий. Мысленно возблагодарил Бога (хотя отметил с иронией, что в него никогда не верил), что зрение, как и слух, остались при мне.

Сквозь щёлочки между ресниц взглянул вниз на своё тело. Кисти моих рук были пришпилены к кровати ремнями. По всей видимости, мне нельзя было делать резких движений. Возле кровати стоял штатив, на котором была прикреплена колба с каким-то раствором, от неё тянулась тоненькая трубочка к моему изгибу локтя, в вену была вставлена иголка.

Всё понятно, ко мне подключена капельница. Ниже я увидел ещё одну трубку, уходившую из-под моего одеяла под кровать. Вот это да, ко мне подключён и катетер. До моего слуха доходили попискивания приборов и мерный стук, как будто работал метроном.

Я не стал делать резких движений, отлично осознавая, что ими только ухудшу своё самочувствие и навлеку на свою гудящую голову и онемевшее тело дополнительные муки, попытаюсь лучше вспомнить, как и что произошло, почему я нахожусь в этом положении и в этом месте.

Попробовать разобраться, конечно, можно, но как это сделать, когда в голове не то что пустота, но нет даже намёка на события, предшествующие моему теперешнему положению. Безусловно, со мной что-то произошло и, скорей всего, весьма что-то неординарное.

Так-так, надо успокоиться, нервы в этом положении — худший помощник и советчик. Как трудно напрячь память, когда в голове железные шарики перекатываются со страшной болью, и ко всему гадкому, что чувствовал до сих пор, прибавилось дикое желание пить и писать одновременно. Я никак не мог под воздействием этих необузданных желаний сконцентрироваться на дне вчерашнем, а может быть и не вчерашнем, откуда мне пока знать, когда я очутился здесь в этом состоянии. Мне ещё предстоит разобраться, с чего всё началось, как я сюда попал и откуда, но пока больше нет мочи терпеть давление мочевого пузыря, хотелось просто расслабиться и пустить под себя лужу, но какая-то подспудная мысль категорически этому препятствовала.

Вот дурачок, ко мне же прикреплён катетер, но одно дело мочиться через него бессознательно, а другое — пускать струю словно под себя.

Я с трудом разомкнул ссохшиеся уста и скорей выдохнул, чем прокричал:

— Сестра, сестра…

Почему именно это слово пришло на память, не подлежало осмыслению. Наверное, в данную минуту я ассоциировал себя с больным.

Практически без шума ко мне подошёл молодой парень в белом халате и посмотрел на меня внимательно и с удивлением сквозь изящные очки в позолоченной тонкой оправе:

— Ты звал?

— Брат, избавь ты меня от этих пут, дай возможность сходить опорожниться и напиться, а потом ещё, если тебя не затруднит, принеси мне таблеточку от головной боли и расскажи хотя бы в двух словах, как я здесь очутился.

Эта длинная тирада отняла у меня последние силы, закружилась голова, тело покрылось липким холодным потом, и я провалился опять в бессознательное состояние.

Новое возвращение к действительности было не столь мучительным, ведь я отдавал себе отчёт, что это был не страшный сон, а жуткая явь, из которой надо было обязательно найти выход, а главное, прояснить для себя реальность происходящего. По-прежнему от невыносимой боли гудела голова, и я не мог пошевелить суставами. Во рту от неуёмной жажды скопился сгусток липкой слюны, но непреодолимое желание помочиться прошло.

Опять с трудом чуть приоткрыл глаза и увидел уходящего от моей кровати уже знакомого мне молодого человека со стеклянной уткой в руках, наполненной чуть не до половины светло-коричневой жидкостью.

Ага, пока я вырубился, мне дали возможность облегчиться, и то слава богу. Так, с одним вопросом уладили, но их же было непостижимое множество, как, впрочем, страданий и неудобств.

Пока я мысленно предавался этим размышлениям и начал обдумывать своё нынешнее положение, вернулся Дима:

— Димыч, а где Лиля, она скоро ко мне придёт?

— Скоро, я уже ей позвонил, что ты пришёл в себя, она чуть умом от радости не поехала, уже летит к тебе на всех парусах. Сейчас к тебе должны заявиться врачи, я им тоже уже сообщил, что ты вышел из комы.

— Братэлло, а какое сегодня число, почему я здесь и как долго пребывал в отключке?

— Ну, сразу столько вопросов! Начнём с того, что благодаря провидению ты жив, а теперь ещё и в сознание пришёл. Пошевели лучше пальцами рук и ног…

Я напрягся и почувствовал руки Димы на пальцах своих ног.

— Чувствуешь?

— Ещё как, приятно. Дружбан, помассируй мне, пожалуйста, спину, вся уже замлела, а тут эти шланги и ремни повернуться не дают…

Дима расстегнул ремни на моих запястьях, и я с удовольствием задвигал руками.

— Вот теперь другое дело.

— Ну-ка, дохлый Сокол, переворачивайся на бок, чтобы я тебе спину почесал.

Я спокойно и с удовольствием подставил Диме спину, с блаженством принимая его добрые руки на себе.

— Витюша, не всё тебе спинки мять и гладить, надо и тебе доставить удовольствие, ничего в будущем отработаешь.

— Отработаю Дима, отработаю… Слышишь, кореш, я такое во сне видел, что уже и не пойму, где тут явь, а где сон, но боюсь ты меня за психа примешь.

— Ничего удивительного… после такого удара бутылкой по голове. Что ты хотел у меня спросить: какое сегодня число, сколько дней ты провалялся, находясь между жизнью и смертью, или где твои закадычные дружки Петька с Игорьком? А, может, хочешь узнать, как Лилька вся извелась, глядя на твоё неподвижное тело и уповая на судьбу, чтобы ты остался жив и неважно какой. Вот дурища моя сестра, так любить…

— Дима, погоди минуточку, потом расскажешь. Если бы ты знал, где я побывал, пока находился в отключке…

— Ну, и где же?

— В Советском Союзе нынешнего замеса, представляешь, с генеральным секретарём Михаилом Сергеевичем Горбачёвым.

— Ладно, хоть жив остался, и мозгами, не похоже, что особо тронулся, ведь после такого удара по башке можно было и к Трампу на приём попасть, и к самому Богу.

Вдруг мы услышали цоканье каблучков и шарканье ног… — в палату входили врачи в белых халатах, мои глаза сразу отыскали старенького профессора Владлена Евграфовича и симпатичную блондинку Лидию Николаевну… Чёрт меня знает, где тут явь, а где сон… Псих, а может быть, и не псих…