Так, ясно, а если не всё, то кое-что начинает проясняться. Главное, совершенно определённо — во главе страны по-прежнему находится Михаил Сергеевич Горбачёв. Надо покопаться в своём подвале или чердаке и выудить оттуда некую информацию об этом политическом деятеле. Полный абзац, ведь он практически удалился с политического горизонта, когда мне было… Короче, мне ещё не было десяти лет и что я могу вспомнить?..

Помню, мой дядька, к которому я приехал из деревни в город, рассказывал, что в девяносто первом, кажись, летом, чуть было не произошёл в Советском Союзе переворот… — точно, да, недавно отмечали двадцать пять лет ГКЧП.

Ура! Это уже кое-что, пойдём дальше. А что дальше? — Ельцин, Путин, Медведев и снова Путин, а про такого, похоже, здесь даже не слышали. Нет, я определённо сдвинулся мозгами. Ну, к чёрту эту политику, постараюсь её в дальнейшем не касаться, лучше косить под дурака, чем тебя признают психом. Надо как-то сконцентрироваться на чём-то приятном, не вызывающем у собеседников дополнительные вопросы и снимающем напряжение в диалогах.

Как закончился вчерашний вечер, самостоятельно мне не восстановить, как и невозможно самому разобраться, в какой действительности я очутился. Ничего не поделаешь, придётся разыгрывать для моих щепетильных врачей лёгкую амнезию, чтобы своей неадекватностью не уверить их в моём полном идиотизме.

Эта штучка — Лидия Николаевна — чувиха нештяк. Фейс у неё обалденный — какие лучезарные голубые глазки, изящный носик, высоконькие скулы и явно натуральная блондинка с длинными волосами. Даже моего мимолётного взгляда хватило на то, чтобы разглядеть её точёную фигурку.

Кокетливый врачебный белый халатик не мог скрыть великолепные формы: развёрнутые плечики, осиную талию и два яблочка средних размеров груди. Вот ножки не разглядел, старый мухомор отвлёк со своими дурацкими вопросами, но моя бурная фантазия легко нарисовала стройные, с округлыми коленками, в туфельках на высоких каблучках.

Ну, это уже никуда не годится, я от жесточайшей муки даже заскрипел зубами, — тяжёлое больничное одеяло в районе паха нависло парусом над моим прикованным ремнями телом, а я даже на бок не могу повернуться. Какой казус, а вдруг сейчас в палату кто-то зайдёт, а, может, ещё и по монитору за мной наблюдают из другого помещения, а если это к тому же Лидия Николаевна… — как не хочешь, она всё-таки мой лечащий врач.

Несмотря на свои уже преклонные для молодого человека годы и свой род профессиональных занятий, ведь я практически ежедневно имею дело с голым телом, мысли о хорошенькой врачихе отозвались во мне учащённым сердцебиением и такой не вовремя случившейся эрекцией. Надо срочно разрулить ситуацию и выйти из пикантного положения, куда меня загнала разыгравшаяся фантазия. Хотя какая там к чёрту фантазия, я ведь даже ещё и не успел подумать, как привлеку к себе это тело богини и прильну губами к чуть припухлым губкам, из-за которых я разглядел белые ровненькие жемчужины зубов, когда она мне мило улыбнулась на какой-то удачный мой ответ на вопрос, заданный Айболитом.

Тьфу, я так могу себя довести до состояния пятнадцатилетнего подростка, точно превращаюсь в психа. Подавив в себе сладкие видения, я переключился на свои ощущения в области головы, и она тут же отозвалась ноющей пульсирующей болью в затылке. Хорошо тот гад приложился по моей черепушке бутылкой, мог ведь, сукин сын, и вовсе ухандохать, и было бы за что… А интересно всё же, Крым сейчас наш?

Удачно я переключил себя на вчерашний вечер, закончившийся для меня трагедией, которая теперь, наверное, никогда не завершится, потому что ко мне приближался своей неслышной походкой мой недавний спаситель в позолоченных очках. В его руках я увидел маленький поднос, заставленный одноразовыми шприцами, ампулами и коробочками с таблетками.

Я быстро скосил глаза вниз. Всё в порядке, одеяло без всяких намёков лежало на моём страдающем в дискомфорте зудящем теле.

Парень отвернул сбоку одеяло, и я понял, что лежу совершенно нагой. Он отломил край ампулы, предварительно вытащив из целлофанового пакетика шприц, набрал его целёхоньким и, приподняв мой таз, с размаху всадил иглу в мягкое место.

Не скажу, что боль была адская, но это был не укус комара, лекарство туго заходило в мою плоть, доставляя мне дополнительные страдания.

После экзекуции с уколом, он поставил мне на грудь уже знакомый поильник и вылущил из коробочек сразу три таблетки:

— Братан, скажи хоть, чем ты меня пичкаешь, я же человек спортивного склада и занятий, связанных с физическими нагрузками, мой организм к лекарству непривычный.

— Откройте пошире рот, вот так, хорошо, и запивайте, запивайте, а то подавитесь…

— Тьфу ты, какие горькие, а что — капельницу вам слабо было поставить?

— А Вы что тяжело больной? В больнице нет лишних средств, чтоб на таких амбалов капельницами раскидываться.

Быстро даю себе установку не реагировать на неожиданное заявление, я ведь должен косить под дурачка, а не выглядеть психом:

— Брателло, скажи хотя бы, как к тебе обращаться? Я ведь хоть по Вашему определению больной, но всё же человек…

— Дима, ой, Дмитрий Сергеевич, недавно поступил в эту больницу ординатором после окончания института.

— Сергеич, что-то у меня в голове поплыло, и язык плохо стал слушаться, а побрызгать хочется отчаянно…

Нет, надо срочно выбираться из этих ремней, иначе скоро деградирую как личность… С этой мыслю я и вырубился.

Пришёл в себя в состоянии, близком к похмелью. В голове стоял туман, во рту и горле пересохло, и по-прежнему давала о себе знать ноющая боль в затылке. Разлепив свои вновь, как и с утра, ссохшиеся губы, позвал в пустоту:

— Димыч, выручай, дружбан, что-то худо мне…

Почти тут же появился Дима с поильником в руке:

— Попейте, больной, скоро Вам станет лучше, это побочные явления лекарств — сухость во рту, лёгкое головокружение, бывает даже тошнота.

Я пил опять с наслаждением воду и горестно думал: залечат тут меня совсем эти эскулапы, надо как можно быстрей выбираться из разряда буйнопомешанных.

Мой опекун поинтересовался:

— Больной, желаете опорожниться или ещё какие-то будут просьбы?

Парнишка явно старался проявить рвение, ведь он уже мнил себя доктором и рисовал себе радужные перспективы на будущее.

— Ну, что ты, Дима, заладил, больной, да больной. Ну, не здоровый, так это же временное явление, а имя у меня постоянное, зови меня Витьком, а лучше Соколом, все дружбаны мои так меня величают.

Дима прошептал:

— Вить, я ведь на работе, а от данной мне здесь рекламации и рекомендации зависит моя будущая карьера врача.

— Дим, братан, будь добр, помни и почеши мне, пожалуйста, хоть немного тело, кровь напрочь застыла, разгони хоть чуть-чуть, это же не противоречит твоим врачебным обязанностям…

К великой своей радости, я тут же оценил сильные руки Димы, он мял и встряхивал моё тело, подсунув пальцы под спину, чесал и пощипывал её, по моей дополнительной просьбе, тщательно промял стопы ног. Это, конечно, не было рефлексологией, о которой, как выяснилось, он не имел понятия, но весь мой организм начал наливаться энергией.

Вскоре Дима принёс мне на подносе ужин. От манной каши я сразу же отказался, потому что с детства у меня от одного только её вида и запаха начинался рвотный рефлекс, и мой спаситель её тут же унёс подальше от моих глаз и носа.

Вареное яйцо я проглотил в три укуса, зажевав толстым куском ржаного чёрного хлеба с маслом. Такого вкусного хлеба я ещё не вкушал, отметив для себя, что это первое, что мне понравилось в моём новом положении, не считая Димы и, конечно, Лидии Николаевны.

По моей просьбе молодой врач принёс мне дополнительное яйцо, с улыбкой сообщив, что оно из его рациона на ужин.

Я попытался возразить против его щедрой жертвы, но он приложил палец к губам:

— Витя, я сейчас заканчиваю смену и ухожу домой, а там меня мама ждёт на ужин и, поверь мне, он будет получше, чем это яйцо и каша.

Ну, против этого мне нечего было возразить, но я категорически возражал против приёма на ночь новой порции лекарства, но тут мой приятель был неумолим.

Волна слабости накатила на меня, в голове поплыл туман, и я погрузился в тяжёлый сон под воздействием успокоительных лекарств.