На завтра у них с отцом был намечен выезд в лес по грибы, но мероприятие из-за плохой погоды расстроилось. За окном моросил мелкий дождик, и папа сказал, что это уже надолго.

Вера послонялась по комнатам, посидела у окна и вдруг ужаснулась, а, что она будет здесь делать целых три недели.

Зашла на кухню и понаблюдала за мамой, готовящей кушать, и краска стыда залила лицо — у неё в кошельке около девятисот долларов, а здесь такая экономия, что впору задавиться.

Мама варила на обед ленивые щи и ставила в духовку картофельную бабку, вместо мяса зажарив в неё сало с луком.

— Мам, а это, наверное, будет очень вкусно, у меня уже слюнки текут…

— Вкусно, вкусно, с мясом было бы ещё вкусней.

Вера не могла понять, как такое случилось, когда наступил раскол в их отношениях, но с мамой у неё уже давно не было общего языка.

Девушка, наблюдая за вознёй матери на кухне, задумалась, отлистала назад несколько лет, оглянулась на свой подростковый возраст.

Наверное, они пришли к таким отношениям с того момента, как младшая дочь вошла в пору девичества, а это случилось у Веры довольно рано — уже в четырнадцать лет, она сформировалась во взрослую девушку, с заметной грудью, чётко очерченной талией, красиво выраженными бёдрами и длинными стройными ногами.

Безусловно, причина была не в её раннем развитии, просто мама как-то стала не доверчиво относиться к ней, цеплялась по разным пустякам, а Вера платила той же монетой, огрызалась, дерзила и выказывала своё недовольство вечными придирками.

Старшая дочь Люба, достигшая в это время совершеннолетия, стала для мамы настоящей подругой.

Она делилась с матерью самым своим сокровенным.

Они с увлечением обсуждали всякие житейские проблемы и с удовольствием перемывали косточки близким и знакомым людям.

Люба умела ладить с мамой, когда надо она могла смолчать или вставить нужное словечко и уже вместе буквально третировали Веру, а может быть ей так, только казалось, но пропасть в отношениях младшей дочери с матерью всё время увеличивалась.

— Мама, а наш гастроном работает и, где я могу обменять свои доллары на ваши белочки, зайчики и прочий зоопарк?

— Магазин работает, куда он денется, только теперь считается супермаркет.

Слышала, как звучит… а, как воняло в нём тухлой селёдкой, так и воняет.

Обменник я знаю есть на вокзале и в ЦУМе, ну, и в каждом банке можно обменять валюту на наших дохлых зверей.

Чтоб ты знала, у нас сейчас этих банков добавилось богато, все к себе заманивают, только вкладывать у людей нечего, все за ссудами к ним бредут, а там и рады радёшеньки несчастных поглубже на долгие годы в кабалу засунуть.

Верка, не дури голову, не трать зря валюту, с голоду не опухнем, прибереги свои доллары для жизни в Израиле. Что у тебя там, нет места, куда их потратить?

Вот, Любочка, пишет, что идёт учиться, чтобы получить водительские права, не хочет она всё время зависеть от своего Лёвочки. Желает сама, когда ей понадобится прокатиться по магазинам, проехаться на базар и по всяким учреждениям, она их называет, но забывает, что я пока не знаю иврита.

— Мам, а это стоящее дело, вот и получила от тебя ценную информацию — возвращаюсь в Израиль и иду тоже учиться на шофёра, обещаю, к вашему приезду у меня будут водительские права и своя машина.

— Что, тебе хахаль её купит?

— Послушай мамочка, я тебя очень уважаю, но моё терпение может лопнуть.

Прекрати разговаривать со мной в таком тоне, я тебе не дурочка с переулочка, а взрослая самостоятельная девушка, замечу, совершенно от вас финансово не зависящая.

Не спорю, Люба на первых порах, оказала мне некоторую помощь, но такую, я бы могла оказать совершенно чужим людям.

Да, она предоставила мне хорошее место для проживания, но я его оплачивала, как и отдавала ей деньги за все коммунальные услуги, а в довесок, ещё возилась с её сыном, отводя и забирая его из детского садика.

Надо сказать, к чести Любы, она вручила мне перед отъездом на учёбу три тысячи шекелей подъёмных для проживания одной в чужом городе, за это ей огромное спасибо, но замечу тебе, мне совершенно малознакомые люди тоже оказали подобную помощь.

Нет уж не перебивай меня, пожалуйста, дай выговориться, я и так долго молчала.

Как ты уже знаешь из письма Любы, у меня есть, а может и, к сожалению, был, хороший, даже очень хороший местный парень, он офицер полиции.

Тебе не надо собирать сплетни, мне нечего стесняться и поэтому могу рассказать спокойно о нём и о наших отношениях.

У него есть в центре страны большая четырёхкомнатная квартира, естественно и шикарная машина.

Он дарит мне очень дорогие подарки, оплачивает наше проживание в гостиницах на отдыхе, как и все совместные развлечения.

Кстати, вот этот браслет и цепочка из подарков, сделанных мне Галем за время нашего знакомства.

Мой Галь не хотел, чтобы я ехала к вам в гости, что и стало причиной нашей ссоры, и, похоже, правильно не хотел, судя по твоему отношению ко мне.

Спокойный голос Веры к этому моменту уже перешёл в крик.

— Да, мы спим в одной кровати и не только спим, надеюсь, подробности здесь тебя не интересуют.

Я не знаю, что тебе ещё рассказать и, что тебя волнует в моей личной жизни, но можешь задавать вопросы и я постараюсь на все по мере возможности ответить, только постельных наших отношений с Галем, прошу не касаться…

Ошеломлённая мать, наконец, обрела дар речи и свойственную ей надменность.

— Верка, прикрой свой рот и смири свой необузданный нрав, ты разговариваешь с матерью, а не с подругой, укроти язычок, им тебя бог явно не обидел.

Ты могла всё это рассказать мне в доверительном разговоре, а не в таком вызывающем тоне, от которого мне хочется смазать тебе по морде.

Мать облокотилась спиной о мойку и вытерла руки после мытья посуды.

— Ладно, не буду заниматься больше воспитанием оперившейся дочери, тем более, это бесполезно, потому что у тебя на все случаи жизни уже есть готовые ответы.

Кому я больше верю, тебе или Любе, теперь не могу сразу ответить, потому что и её и твои аргументы весьма убедительны.

Мы с твоим папой ночью очень долго разговаривали и пришли к выводу, что всё же поедем в Израиль, и не потому, что у нас мало мяса, чтобы положить в зразы, а потому, что у нас там живут две дочери и с какой стати, мы здесь останемся одни, ведь хочется на старости лет с внуками понянёхаться.

Послушай, всё же свою маму, тебе только девятнадцать лет, будет у тебя этот парень или другой, ещё неизвестно.

То, что ты рассказываешь об этом молодом человеке, производит хорошее впечатление и о нём, и об его отношении к тебе, а главное, что очень похвально, ты не продалась этому парню за кучку золота, чего я больше всего опасалась и о чём мне написала Люба.

Как ты нам советуешь, так мы и поступим, потому что твой папочка не может надышаться на тебя, как католик на деву Марию — мы постараемся приехать весной, а там, будь что будет.

Женщина отвернулась к раковине и стала ополаскивать раннее вымытую кастрюлю.

— Мамочка, прости, я погорячилась…

— Не нужны мне твои извинения, мы уже давно с тобой потеряли общий язык и взаимопонимание, может быть, даст бог, когда ещё больше повзрослеешь, то уразумеешь свою мать.

Вера услышала в её голосе плаксивые нотки, но развернулась и вышла из кухни.

Разговор с матерью оставил в душе неприятный осадок, она в нём была явно не на высоте.

Отлично понимала, что не рассказывала о своей жизни, а бравировала самостоятельностью и удачливостью, а ведь, как не открещивайся, а Люба приняла её к себе и помогла сделать первые шаги в Израиле.

Кто она сама по себе — ноль без палочки, ведь затем были Галя, Наташа и даже Хана, которые провели её по тропинкам жизни, не требуя наград и особой благодарности.

Встречу с Галем нельзя назвать удачей, это был перст судьбы, но вероятно не только для неё, возможно, и для него, но этот вопрос пока остаётся открытым.

Боже мой, как хорошо, что при их бурных объяснениях с мамой не присутствовал папа, ушедший в гараж, повозиться со своим видавшим виды запорожцем.

Отец бы очень расстроился. Не надо его ставить меж двух огней и пользоваться тем, что он благоволит к дочери.

Вера отлично знает, что её папа очень любит свою жену, а это куда важней, им вместе жить до старости и придётся преодолеть ещё много трудностей, один только переезд в Израиль, во что им ещё станет, об этом даже думать не хотелось.

Вера тепло оделась и зашла на кухню.

— Мам, я возьму твой зонтик, на улице дождик накрапывает?

Похоже, надо и своим обзавестись, он мне зимой пригодится в Израиле.

— Бери, бери, там спица одна заедает, ты её поправь, когда будешь раскрывать, а себе купи не наш отечественный, дерьмо полное, надо будет тебе на толкучку заглянуть, там можно, говорят, найти стоящее.

Я поняла, что ты собралась в магазин, возьми, пожалуйста, заодно хлеба, булок не надо, я напеку к ужину пирожки с картошкой, а купишь подходящей говядины, то и с мясом.

— Хорошо мама, только не бранись, если куплю что-нибудь не очень на твой взгляд подходящее.

Женщина рассмеялась.

— Всё равно буду ругаться, тебе, что привыкать?

И, Вера с улучшившимся настроением вышла из дому.

В ближайшем банке она получила такую огромную сумму белорусских рублей за сотню долларов, что была потрясена, она сразу же стала миллионером.

На ступеньках банка попыталась вглядеться в разного достоинства купюры, на которых были изображены симпатичные звери — волки, рыси, медведи, лоси, зубры… но от приятного созерцания зверушек и наименований денег, отвлёк молодой ворчливый голос.

Вера подняла глаза.

— Девушка, ты дразнишь вора и грабителя, это же не фантики от конфет, а натуральные деньги, за которые приобретают материальные блага.

В нашей стране сейчас мало людей, которые могут себе позволить обменять валюту и получить такую солидную пачку денег, повторяю, быстренько спрячь и не дразни гусей.

Вера во все глаза смотрела на элегантно одетого парня, сменившего ворчливый голос на приветливую улыбку.

— Меня зовут Виктор Александрович Лукашевич, впрочем, для вас можно просто Виктор, а позже и Витя.

— Я не знаю, что вы подразумеваете под словом, позже, но из вежливости тоже представлюсь, но без всяких заморочек — Вера.

И она протянула руку, освобождённую от денег, которые успела засунуть во внутренний карман своей кожаной куртки.

— Вера, на — ты или на — вы?

— Можно на — ты, но и я воспользуюсь этим правом.

— Отлично! Между прочем, я за тобой наблюдал ещё в банке, когда ты меняла свою зелёную сотку на наши деревянные.

— Интересно, и чем это я вызвала такой повышенный интерес к своей особе?

— Ну, в первую очередь, своей особенной привлекательностью и каким-то не здешним поведением.

Девушка рассмеялась.

— Неужели за год такое перевоплощение, может у меня и акцент появился?

— За акцент пока нечего сказать, по первым словам, не особо заметил, а вот поведение очень кидается в глаза, но я, собственно говоря, не об этом хотел поговорить, а точней, хотел предложить встретиться в боле цивилизованных условиях и провести вместе время и познакомиться поближе, а может быть и поосновательней.

— Витя, я не знаю, что ты вкладываешь в свои понятия, а особенно в слово, «поосновательней», но сразу хочу заметить, что прибыла в Беларусь на короткий срок, а там, откуда я приехала у меня есть любимый парень.

— Вера, а дружеские или деловые отношения между мужчиной и женщиной отвергаешь?

— В первое не верю, а второе не по моей части.

Они уже давно сошли со ступенек, ведущих в банк, и медленно шли по тротуару, обходя многочисленные рытвины и выбоины, заполненные дождевой водой.

— Год прошёл, как я не была в Минске и такой упадок, улицы просто не узнать, особенно жутко выглядят в вечерние часы.

— Поверь мне Вера, пройдёт совсем немного времени, и страна выправится, появится и красота, и изобилие, и улыбающиеся люди…

— Ой, Витя, в последнее очень слабо верится, такой вывод я сделала, глядя на своих, проживающих в нужде родителей.

— Я своему отцу тоже говорю, что поколение наших людей до шестидесятых годов рождения мы безвозвратно потеряем, а он уверяет, что для всех возрастов и слоёв населения есть и будут равные возможности для покорения бизнеса, продвижения по службе и для карьерного роста.

Я ему втолковываю, скажи на милость, откуда появится эта активность, когда молодёжь от отсутствия нормальной работы и заработка бежит во все стороны, деловая активность людей на ноле, да, и нет у них начального капитала, поэтому наверх и полезли бандиты и проходимцы разных мастей.

— Витя, я, пожалуй, встречусь с тобой вечером, если предложение ещё остаётся в силе, а сейчас мне надо срочно в магазин за продуктами, а то мама и папа будут волноваться.

Вить, только хочу предупредить тебя серьёзно, давай без глупостей.

— Вера, на этот раз, я не знаю, что ты под этим подразумеваешь, но, всё равно, обещаю быть корректным.

Они договорились встретиться в семь вечера возле кафе «Орбита», находящегося не далеко от дома девушки.

Переходя из отдела в отдел большого и несуразного магазина, Вера удивлялась скудности ассортимента, блеклости упаковок и малому количеству покупателей.

Трудно передать её удивление, когда она, сгрузив на кассе все приглянувшиеся ей продукты, вдруг обнаружила отсутствие элементарных пакетов и даже за деньги.

Кассирша смерила девушку презрительным взглядом:

— Откуда ты такая красивая и бестолковая?

— Из Израиля.

Вера машинально ответила женщине, испытывая полную растерянность от отсутствия пакетов, не представляя, как это всё она допрёт до дому.

— Я тоже хочу в Израиль, чтобы покупать, не задумываясь, такую прорву продуктов, не глядя на цены и, при этом, не имея при себе собственных пакетов.

Девушка, вот тебе мои личные, тут только два, но постарайся как-нибудь всё распихать.

— Ой, даже не знаю, как вас благодарить, может возьмёте деньги за пакеты, мне, право, неловко.

— Брось девонька, мы ещё не совсем здесь совесть потеряли, думаешь у нас перевелись порядочные люди?!

Они были, есть и будут.

Послушай, моя хорошая, если вдруг встретишь в Израиле Цилю Израилевну Липкину, передай ей большой привет от Таньки из гастронома на Притыцкого, она обязательно меня вспомнит.

Вера тащила на пятый этаж тяжёлые пакеты и продолжала улыбаться, вспоминая добрейшей души Таньку из гастронома, которую она точно никогда не забудет.

Выслушав ворчание мамы о нецелесообразности большинства своих покупок, ушла в спальню переодеваться и задумалась — ну, зачем, скажите, зачем, она согласилась встретиться с этим симпатичным молодым человеком, для чего дурить ему голову, ведь она не собиралась начинать с ним никаких любовных отношений и не допустит в свою сторону никаких вольностей…просто он очень интересный собеседник.

Надо ещё подумать, под каким соусом подать родителям блюдо, что вечером отправится на свидание, уверяя, что в Израиле у неё есть любимый парень, так, пожалуй, мама укрепится в своих подозрениях, что её дочь весьма лёгкого поведения.

Может не стоит ходить на эту встречу, для чего оно ей?! Продинамит парнишку, как это делают другие девчонки и вся беда, но поговорить с этим интересным парнем — Виктором Лукашевичем было любопытно и познавательно.

Села на подоконник и всмотрелась в мрачную погоду за окном и прислушалась к барабанящему по стеклу дождю и схватила в руки, купленную в супере общую тетрадь.

Строки побежали по белому листу, заполняя столбцами пустоты.

Зачёркивала, исправляла, начинала по новой и только на четвёртом листе появился чистовой вариант:

  За окном дождь безвольно заплакал,   капли громко стучат по карнизу.   понесла свою душу на плаху,   подчиняя природы капризу.   Поздно нынче стоять на коленях,   коль себе стала вдруг злобным катом.   Утопив свои чувства в сомненьях,   я по жизни бреду виноватой.   Как сумела бездарно разрушить   наше счастье нелепою фразой…   я рыдала, зажав плотно уши,   струны звонкие лопнули сразу.   Моя глупость сродни преступленью,   Что ж, несу свою душу на плаху.   Ты мой первый, молю стань последним —   за окном дождь безвольно заплакал…

За обедом Вера сообщила родителям, что вечером встречается с одноклассницей и они посидят в кафе.

Удивительно, но с запинками выдавленная из себя ложь легко была принята за правду.

— Конечно, сходи прогуляйся, чего тебе сидеть все вечера с нами, ещё скоро насидишься над учебниками, правда, Белла?

— Правда Коля, только пирожки печь сегодня не буду, если Верка уходит, то к чему мне зря хлопотать на кухне.

Наряжаясь в своей комнате, Вера корила себя за ложь, за это глупое свидание, за эту поездку в Беларусь, а главное за то, что не смогла толком объяснить Галю, в чём её претензии к нему.

Разыграла из себя обиженную малым вниманием кокотку и разрушила хрупкий хрустальный замок, не успев ещё, как следует в нём поселиться.

Брюки красиво облегали её стройные ноги, нежно розовая кофточка подчёркивала пышность груди, накинутый сверху кардиган придавал осанке некую величественность.

Вот и новые ботиночки пригодились, только старая кожаная куртка не украшала её наряд, но делать было нечего, на улице холодно и по-прежнему накрапывает дождь.

К назначенному месту подходила практически вовремя, две минуты не в счёт.

Она сразу же заметила припаркованную напротив кафе иномарку и рядом стоящего под зонтом Виктора и поняла, никуда она с ним не поедет, в лучшем случае, посидит в этом знакомом с детства кафе «Орбита».

При виде девушки, парень распахнул переднюю пассажирскую дверцу, достал большой красивый букет и с лёгким поклоном протянул Вере:

— Эти скромные цветы в знак нашего знакомства, прошу садиться.

— Нет, Виктор, никуда я с тобой не поеду, ведь мы едва знакомы, а ты предлагаешь мне сесть в машину и поехать наедине с чужим человеком на ночь глядя.

— Вера, ты меня удивляешь, встретил девушку с замашками западной барышни и вдруг забитость на уровне нашей белорусской колхозницы.

— А ты представь себя на моём месте, как бы ты поступил, если бы не был девушкой лёгкого поведения?

Виктор от души рассмеялся.

— Твоя взяла, думал с тобой закатить в шикарный ресторан, но готов снизойти и до этого невзрачного кафе, зазывно манящего укрыться нам в уютном тепле.

Вера взяла парня под руку, и они зашли в кафе, знакомое ей ещё с ранней юности, когда они заглядывали сюда с девчонками из класса попить кофе и съесть мороженное.

Прежнее заведение стало не узнать, оно было полностью переоборудовано — мягкие угловые диванчики вокруг изящных столиков на четыре, шесть и восемь персон, в зале царил полумрак, оттеняя фиолетовый фон драпировки, играла лёгкая музыка.

Вера обратила внимание, что подбежавший к ним администратор, узнал её попутчика и подобострастно забегал вокруг него.

Их усадили в уютном уголке, подали меню в кожаном обрамлении и предложили за счёт заведения аперитив.

— Знаешь Виктор, у нас в Израиле таких кафе и такого обслуживания я ещё не встречала, наверное, где-нибудь в центре и есть, но не про нашу честь.

— А я думал, что ты из Германии…

— Что расстроился, разочаровала?

— Да, пожалуй, нет, просто удивлён.

Каким образом ты оказалась в той стране, в твоём лице еврейского что-то совершенно не угадываю?

— У меня мама еврейка, а я похожа на папу, а больше на его маму, на свою покойную бабушку.

А чем тебе Израиль не угодил и, почему евреи не нравятся?

Тут мне один мой знакомый милиционер сказал, что не любит он этих шахматистов-пианистов, а ты?

— Верочка, не спеши вешать ярлыки, я хорошо отношусь к Израилю и евреям, а сказал, всего лишь то, что ты не похожа на еврейку, а это не говорит о моей любви или не любви к той стране и к тому народу.

Нам подали аперитив — предлагаю выпить за знакомство, чтобы мы настолько узнали друг друга, чтобы не чувствовать недоверия и не спешить с выводами. Принимается?

— Принимается, только скажи, почему работники кафе и другие посетители не сводят с нас глаз?

— Верочка, не заостряй на этом внимания, я уже привык не обращать, твоё здоровье…

Вера чувствовала себя почему-то скованно, хотя парень до сих пор не проявлял по отношению к ней никаких хамских выходок и откровенных приставаний.

— Витя, я тебя очень прошу, не усердствовать в выборе и обилии закусок для меня, потому что это будут напрасно выкинутые на ветер деньги.

— Сударыня, за кого ты меня принимаешь, стоит ли мелочиться, подумаешь останутся закуски, это же лучше, чем их не хватает.

— Витя, давай, не будем рассыпаться в комплиментах и сыпать банальными фразами, лучше побольше поговорим по душам о происходящем на моей бывшей Родине, о её перспективах и просто о жизни.

В глазах у парня при этих её словах, Вере показалось, мелькнул не добрый огонёк.