Смутными штрихами запечатлелось в памяти Веры, как они въехали в живописный посёлок, находящийся в окружении лиственного леса, чем-то напоминающего белорусский.
Машина Офера затормозила возле старого добротного двухэтажного особняка, утонувшего по самую крышу в яркой зелени.
По бетонной дорожке они с Наташей вслед за парнем проследовали к массивным дверям, которые открылись раньше, чем они к ним приблизились.
На пороге их встретила пожилая симпатичная женщина с седыми короткими волосами и огромными грустными глазами.
Вере, в первую очередь, запомнились эти глаза, потому что они неотрывно смотрели именно на неё.
Офер по-свойски прижал к себе мать Галя и поцеловал её в седую макушку, то, что это мать, можно было не сомневаться, Галь был похож на неё почти, как две капли воды.
Девушки приблизились.
Женщина расцеловала Наташу, а затем, обняла за плечи Веру и завела в дом:
— Шалом дочь, я давно хотела на тебя посмотреть, мне столько про тебя рассказывал мой сын, но ты своей красотой превзошла все его описания.
Вера потупилась.
— А, где он, я очень хочу его увидеть…
— Не спеши, моя красавица, пусть филипинка, которая за ним присматривает, приведёт моего мальчика в наилучший вид и порядок.
Офер, как сообщил мне, что вы едете, чуть с ума не сошла от волнения.
Офер, сынок, прогуляйся, пожалуйста, со своей девушкой по нашему саду, угости её свежими фруктами, а я пока поговорю с этой милой девочкой, сам понимаешь, нам необходимо это сделать, пока она его не увидела.
Мрачный друг Галя с печальной Наташей вышли на двор, а женщина, крепко обнимая девушку за плечи, усадила рядом с собой на диван:
— Твоё имя Вера, я знаю, Галь и сейчас, когда приходит в себя, его повторяет.
Всё зовёт не маму, а Веруш, Веруш…
Мать Галя проглотила слёзы.
— Девочка моя, я не уверена, что тебе стоило сейчас приезжать к моему мальчику.
Это я велела Оферу ничего тебе не говорить о случившемся с моим сыночком и даже сама придумала дурацкую историю с прежней его девушкой и дала распоряжение поменять замок во входной двери в квартире моего мальчика.
Твоя подруга злой бедой настроена против Офера за его молчание, но это зря, он очень хороший друг и достойный человек и в полной мере с нами разделяет это горе.
А теперь я тебе расскажу печальную историю о моём сыне…
Женщина горестно вздохнула.
— Он прикован к постели и почти всё время находится под воздействием морфина, а иначе испытывает жуткие боли.
Я осознаю, что у тебя вертятся в голове два главных вопроса — что с ним случилось и можно ли ему помочь.
Так вот, пуля угодила в шейный позвонок, раздробила его, задет нерв и мой мальчик лишён подвижности.
Правда, он слегка может шевелить пальцами рук, и мимика лица полностью сохранилась, но повторяю, из-за испытываемых им жутких болей, постоянно находится под воздействием морфия.
Теперь попробую ответить тебе на второй вопрос, который ты мне не задала, но обязательно задашь.
Я сама медик с большим стажем и, неважно, что всего лишь медсестра, но многое из его состояния мне понятно.
На чудо, на прогресс в медицине можно надеяться, как и на помощь бога, но надежда очень и очень слабенькая.
Мой муж связался с какой-то американской клиникой, где нам сообщили есть знаменитый учёный в этой области, но существует несколько серьёзных проблем.
Первая, Галюш не транспортабелен.
Вторая, с каждым днём под воздействием морфия его организм ослабевает и разваливается.
Третья, тот учёный не соглашается приехать и хотя это стоит очень больших денег, мы были согласны всё оплатить, потому что это нас не сдерживает, у нас хорошая дружная семья, есть друзья, коллеги и государственная страховка.
Вера, уронив лицо на ладони, в голос плакала, вместе с ней всхлипывала мать Галя.
— Девочка моя, есть и, в-четвёртых, как справиться с этой проблемой, и на, что мы скоро, наверное, всё же согласимся…
— Вы хотите рискнуть, переправить его в Америку и можете таким образом убить Галя?
— Ты почти угадала, мы хотим довериться одному нашему израильскому ещё достаточно молодому специалисту, который берёт на себя смелость сделать моему сыну уникальную операцию.
Гарантий никаких, летальный исход в ходе операции вероятен…
В салон к ним вышла в белых одеяньях низенькая не определённого возраста китайского типа женщина и произнесла на плохом английском языке, что в комнате больного порядок и они могут к нему зайти.
— Ну, что, моя девочка, идём, если ты не передумала его увидеть.
Вера на дрожащих ногах двинулась к двери, откуда только что вышла филипинка.
Мать Галя её опередила и, приоткрыв дверь, заглянула внутрь комнаты, а только потом, широко распахнула её перед девушкой.
Вера, застыв на пороге, сквозь слёзы смотрела на своего Галя с невероятно изменившимися за полгода под воздействием тяжёлой болезни чертами лица.
Было заметно, что его только что выбрили, причесали, но это была только тень от того блестящего парня, которого знала Вера — она видела крайне измождённое худое лицо, с обтягивающей его бледной кожей, далеко запавшие закрытые глаза с дрожащими ресницами, на шее фиксирующий гипсовый бандаж, выпирающий кадык и тонкие потерявшие мускулатуру руки, лежащие вдоль, скрытого под простынёй тела, к одной из рук была присоединена капельница.
Девушка присела на стоящую рядом с кроватей табуретку и взяла в свои ладони свободную от капельницы руку Галя и поднесла к губам.
— Шалом, мой милый друг, я знала, чувствовала, что с тобой стряслась беда, и с самого начала не верила в те Наташкины глупости, что ты меня вдруг бросил.
Галюш, мой милый, родной, моя первая и последняя любовь, клянусь тебе, что не покину тебя до последнего твоего вздоха.
Любимый Галюш, хороший мой, ты, подаривший мне неописуемое счастье первой и сумасшедшей любви, поправляйся побыстрей, а пока я буду к тебе приезжать, когда только смогу и скрашу твоё временное тяжёлое положение.
Я чувствую, что ты меня слышишь, и поэтому буду с тобой разговаривать, петь песни и читать свои стихи, а по ним ты выучишь русский язык, чтобы мог в будущем спокойно поехать со мной в Беларусь и я с удовольствием познакомлю тебя с этим чудесным краем.
Я помню каждую нашу минуточку, проведённую в Италии, а мы с тобой так много ещё, где не были.
Ты сильный, ты очень сильный и мужественный человек, я очень люблю тебя, и ты любишь меня и обязан поправиться, ради меня, себя и всех, кто тебя очень любит, а мы ведь с тобой столько ещё не додали друг другу любви.
Вера всё это проговаривала, глотая слёзы, за её спиной рыдала в голос мать Галя, к которой скоро присоединилась, вошедшая в комнату Наташа, облизывая текущие к губам слёзы, она сзади ласково обняла подругу за плечи.
— Верунчик, какая я дура, как я могла не поверить тебе, ведь ты до последней секундочки чувствовала, что он тебя не бросил, что Галю плохо, а я его всячески поносила.
Прости меня, мой друг, возвращайся к нам, и не надо вам с Веркой больше таблеток, вы должны с ней нарожать много красивых детей, вы же сами, такие красивые…
Вере вдруг показалось, что на чёрточках плотно сжатых губ Галя мелькнула лёгкая улыбка.