Как только Джастин завел машину в гараж, я тотчас выпрыгнула вон и помчалась к дому — только пятки сверкали. Никто даже не окликнул меня. Я засунула ключ в замок, оставила дверь качаться на петлях и, громко топая по ступеням, бросилась в свою комнату.

Мне показалось, минула целая вечность, когда я наконец услышала, как другие тоже вошли в дом — дверь закрылась, шаги и приглушенные голоса, сначала в холле, затем в гостиной, — хотя на самом деле не прошло и минуты. Я проследила по часам. По моим прикидкам, им следовало дать минут десять. Если меньше, у них не будет времени сравнить допросы, а это был их первый шанс за весь день, и по-настоящему запаниковать. Если дать больше — глядишь, Эбби соберется с духом и начнет строить остальных.

В течение этих десяти минут я прислушивалась к доносившимся снизу голосам — приглушенным, но с явственными истеричными нотками — и наконец решилась. В окно моей спальни лился яркий полуденный свет, заполняя собой все пространство комнаты. Я ощущала себя легкой как перышко, повисшее в янтаре, и каждое мое движение было четким, ритмичным и размеренным, словно некий ритуал, к которому я готовилась с рождения.

Казалось, руки мои жили какой-то собственной жизнью, разглаживая пояс, надевая его на талию, заталкивая торчащий край в джинсы, засовывая на место пистолет, причем с поразительной точностью движений и спокойствием. Когда-то, в прошлой жизни, я уже думала про этот день — в моей квартирке, когда я только-только примерила на себя вещи Лекси. Тогда ее юбки и кофты показалась мне сродни броне или каким-то церемониальным одеждам. Мне почему-то даже захотелось расхохотаться в голос — от счастья.

Когда десять минут наконец истекли, я закрыла за собой дверь, оставив пустой милую крошечную спальню, полную света и аромата ландышей, и прислушалась. Голоса в гостиной постепенно стихли, воцарилась тишина. В ванной я умылась, аккуратно вытерлась, после чего разгладила мое полотенце, висевшее между полотенцами Дэниела и Эбби. В зеркале отражение моего собственного лица показалось чужим — бледное, с огромными глазами. Оно смотрело на меня и как будто хотело что-то сказать, от чего-то предостеречь. Я одернула джемпер и, убедившись, что кобура под ним не заметна, спустилась вниз.

Они по-прежнему были в гостиной, все трое. На какое-то мгновение я застыла в дверном проеме, наблюдая за ними. Раф растянулся на диване и забавлялся тем, что перебрасывал из руки в руку колоду карт. Эбби свернулась калачиком на стуле и, закусив нижнюю губу, склонилась над куклой. Она пыталась шить, но каждый стежок давался ей как минимум с третьей попытки. Джастин сидел в кресле с книгой. По какой-то причине именно он едва не разбил мне сердце: эти узкие нахохленные плечи, заштопанный рукав свитера, длинные кисти на запястьях, тонких и слабых как у ребенка. На кофейном столике скопище стаканов и бутылок — водка, тоник, апельсиновый сок. Что-то разлилось лужами по столу, когда они наполняли стаканы, однако никто даже не удосужился вытереть. На полу легким кружевом лежали побеги плюща — вернее, просочившиеся сквозь солнечные лучи тени.

Все трое тотчас дружно подняли головы и посмотрели в мою сторону — посмотрели настороженно, как в тот первый день, когда я только пришла сюда.

— Ну как ты? — спросила Эбби.

Я пожала плечами.

— Наливай себе, если хочешь, — предложил Раф и мотнул головой в сторону стола. — Но если тебе нужна не водка, а что-то другое, придется самой сходить в кухню.

— Я, кажется, начала кое-что припоминать, — сказала я. Рядом с моими ногами пролегла длинная полоса солнечного света, и новый слой лака играл и переливался словно поверхность моря. Я не сводила с нее глаз. — Из той ночи. Врачи говорили, такое бывает.

Хлопок карточной колоды.

— Мы знаем, — произнес Раф.

— Нам разрешили посмотреть, — негромко добавила Эбби, — когда ты разговаривала с Мэки.

Я резко вскинула голову и, открыв рот, в упор посмотрела на них.

— Боже мой! — воскликнула я, выдержав небольшую паузу. — Вы собирались мне это сказать? Или хотели скрыть?

— Мы говорим тебе сейчас.

— Пошли вы знаете куда! — сказала я, и по моему голосу можно было подумать, что я вот-вот опять разревусь. — Все четверо. Неужели я, по-вашему, такая дура? Мэки давил на меня как последний гад, но я все равно держала язык за зубами, потому что не хотела впутывать вас в неприятности. Вы же намеревались до конца ваших дней держать меня за идиотку, потому что вам всем известно…

Я не договорила. Зажала себе рот тыльной стороной запястья.

— Ты держала язык за зубами, — тихо, но внятно произнесла Эбби.

— А зря, — сказала я своему запястью. — Следовало рассказать ему все, что я помню, а вы потом разбирайтесь как хотите.

— А что еще ты помнишь? — поинтересовалась Эбби.

Казалось, сердце вот-вот выскочит у меня из груди. Если я сейчас допущу ошибку, гореть мне в аду ярким пламенем. Тогда каждое мгновение последних трех недель окажется напрасным — и мое вторжение в жизнь этой четверки, и те страдания, что я причинила Сэму, и поставленная под удар собственная карьера. Все пойдет псу под хвост. Я была готова поставить на кон все имевшиеся у меня козыри, совершенно не представляя, насколько хороши мои карты. В то мгновение я подумала про Лекси: именно так она прожила всю свою недолгую жизнь — вслепую. И чего ей это, в конце концов, стоило.

— Куртку, — ответила я. — И записку в кармане куртки.

На секунду я испугалась, что все запорола. А потом они все повернулись в мою сторону. Лица их ничего не выражали, как будто сказанное мною не имело для них никакого смысла. Я уже начала судорожно соображать, как выкрутиться из дурацкого положения (коматозный бред? вызванная морфином галлюцинация?), когда Джастин еле слышно прошептал:

— О Боже!..

«Обычно ты не 6paлa с собой сигареты, когда шла прогуляться», — заметил как-то раз Дэниел. Я была так сосредоточена на том, чтобы как-то загладить ляп, что у меня ушло несколько дней на то, чтобы понять: я сожгла записку Неда. Если у Лекси не было при себе зажигалки — ведь вряд ли она глотала записки, это был бы уже перебор, — следовательно, она не могла быстро их уничтожить. Возможно, пока шла домой, она рвала их на мелкие клочки и раскидывала по кустам, как те хлебные крошки в сказке про Гензеля и Гретель. Не исключено также, что она вообще не хотела оставлять никаких следов и потому клала их в карман, чтобы сжечь или смыть в унитаз, когда придет домой.

Лекси была крайне осмотрительна и умела хранить свои тайны. Предполагаю, что она могла допустить лишь одну ошибку. Однажды она торопилась в темноте домой под проливным дождем — а дождь просто не мог не идти в тот вечер, — думая лишь о том, как сбежать ради будущего ребенка, вокруг которого теперь вращались все ее помыслы. Лекси сунула записку в карман, забыв о том, что куртка, в которой она вышла на прогулку, не ее. Ее выдало то, что она намеревалась предать: их близость, то, как они привыкли делиться всем, что было у каждого.

— Ну что ж, — произнес Раф и, вопросительно выгнув бровь, потянулся за очками. И пусть он силился придать себе этакий боже-как-я-устал-от-этой-жизни вид, ноздри его раздувались. — Красивая работа, мой друг Джастин.

— Что? Что ты подразумеваешь под словами «красивая работа»? Она и без того знала…

— Заткнитесь! — оборвала их Эбби.

На лице ее не было ни кровинки, лишь веснушки еще явственнее выступили на бледной коже.

Раф пропустил реплику мимо ушей.

— Если тогда не знала, то знает сейчас.

— Но при чем тут я?! Почему вы всю вину вечно валите на одного меня?

Джастин был близок к тому, чтобы расколоться. Раф демонстративно уставился в потолок.

— Ты когда-нибудь слышал, чтобы я жаловался? Что касается меня, я считаю, что на всем этом давно пора поставить жирную точку.

— Предлагаю дождаться Дэниела, вот тогда и поговорим, — заявила Эбби.

Раф расхохотался.

— Эбби, я, конечно, тебя обожаю, — произнес он, — но порой меня одолевают сомнения в твоей способности соображать. Давно пора бы знать, что, когда Дэниел вернется, никаких разговоров не будет вообще.

— Но ведь дело касается всех нас. Как можно обсуждать такие вещи, когда кого-то с нами нет.

— Чушь собачья! — заявила я — вернее, почти заорала. — Как такую чушь можно вообще слушать? Если это касается всех нас, всех пятерых, тогда почему вы мне ничего не сказали еще несколько недель назад? Если вы можете говорить об этом за моей спиной, то уж, видит Бог, можете сделать то же самое за спиной Дэниела.

— О Боже! — в очередной раз прошептал Джастин и так и остался сидеть открыв рот.

В сумочке Эбби затрезвонил мобильник. Я ждала этого звонка всю дорогу, пока мы ехали домой, все те десять минут, пока сидела в своей комнате. Фрэнк отпустил Дэниела.

— Не трогай! — крикнула я, и рука Эбби застыла в воздухе. — Это Дэниел, к тому же я и без того знаю, что он скажет. Он велит вам ничего мне не говорить. Повторяю, у меня вот где сидит то, что вы обращаетесь со мной как с умственно отсталой. Если кто-то из нас и имеет право знать, что, собственно, произошло здесь, так именно я. Только попробуй ответить на его звонок, и обещаю: я разнесу к чертовой матери твой гребаный мобильник.

И это была не пустая угроза.

Воскресенье, время послеобеденное, транспортный поток течет в Дублин, а не из него, так что если Дэвид поднажмет на газ — а именно так он и поступит, — и при этом его не остановит полиция, он будет здесь менее чем через полчаса. Дорога каждая секунда.

Раф рассмеялся коротким резким смешком.

— Вот это я понимаю, — произнес он и приветственно поднял стакан — мол, так держать!

Эбби уставилась на меня. Рука ее застыла в воздухе, не проделав и полпути до сумки.

— Если вы не объясните мне, что здесь происходит, — заявила я, — я сию минуту звоню легавым и рассказываю им все, что помню. Я не шучу.

— Боже, — прошептал Джастин, — Эбби…

Телефон дал отбой.

— Эбби! — Я перевела дыхание. — Как я могу оставаться здесь, с вами, если вы чего-то недоговариваете, если что-то скрываете от меня? Я не могу… так не может продолжаться дальше. Либо мы все заодно, либо нет.

Зазвонил телефон Джастина.

— Если не хотите, можете даже не говорить, кто конкретно это сделал… — Я была готова поклясться, что Фрэнк на том конце линии бьется головой об стену, но мне было глубоко на это наплевать. Пусть себе. — Я просто хочу знать, что случилось. Мне надоело, что все вокруг что-то знают. Все, кроме меня. Я устала и больше так не могу. Прошу вас.

— Она имеет полное право знать, — произнес Раф. — Кстати, мне давно уже надоело, что вся моя жизнь строится по принципу: «Так сказал Дэниел». Сколько можно, не пора ли сменить пластинку?

Телефон Джастина смолк.

— Мы должны позвонить ему, — произнес его владелец, наполовину встав с кресла. — Как вы считаете? Вдруг его арестовали и требуется внести залог. Или что-то в этом роде, а?

— Никто его не арестовывал, — машинально возразила Эбби. Она опустилась на диван, провела ладонями по лицу и глубоко вздохнула. — Сколько можно вам говорить: для того чтобы кого-то арестовали, нужны улики. Так что с ним все в порядке. А ты, Лекси, садись.

Я не тронулась с места.

— Господи, кому сказано, сядь! — Это уже Раф, с отчаянием в голосе. — Я сейчас поведаю тебе всю патетическую сагу, независимо оттого, нравится это кому-то из присутствующих или нет, тем более что ты своим ерзаньем начинаешь действовать мне на нервы. А ты, Эбби, успокойся. Нам следовало рассказать тебе еще несколько недель назад.

Я постояла еще пару секунд, потом подошла к своему любимому стулу у камина.

— Вот так-то лучше, — произнес Раф и одарил меня веселой ухмылкой. В его лице читалось что-то похожее на вызов, да и вообще он выглядел гораздо счастливее, чем все эти предыдущие недели. — Лучше выпей чего-нибудь.

— Не хочу.

Раф свесил ноги с дивана, от души плеснул в стакан водки, добавил апельсинового сока и протянул мне.

— Думается, нам всем здесь не помешает выпить.

Он широким жестом наполнил стаканы, хотя ни Эбби, ни Джастин не выразили по этому поводу особого восторга. Затем приподнял свой, словно собрался произнести тост.

— За чистосердечное признание!

— Ну ладно, — едва слышно сказала Эбби. — Если уж так настаиваешь. В любом случае к тому шло, так что какая в принципе разница.

Джастин открыл рот, снова закрыл и прикусил губу.

Эбби пригладила ладонями волосы.

— С чего лучше начать? Я хочу сказать: ведь мы же не знаем, что, собственно, ты помнишь.

— Отдельные куски, — ответила я, — которые плохо складываются в картинку. Так что давайте с самого начала.

Адреналин успел испариться из моей крови. Внезапно — сама не знаю почему — меня охватило подозрительное спокойствие. Впрочем, это был последний день моего пребывания в Уайтторн-Хаусе. Я ощущала дом каждой клеткой кожи, каждый его квадратный сантиметр, пылающий в лучах солнца, все его пылинки, воспоминания, которыми он жил, и, затаив дыхание, ждала, что сейчас услышу. Казалось, кроме нас, в целом мире больше никого нет.

— Ты собиралась на прогулку, — буркнул Раф и вновь завалился на диван. — Примерно в четверть двенадцатого. И тут мы с Эбби обнаружили, что нам нечего курить. Согласись, довольно странно, что порой такие мелочи бывают так важны. Не будь у нас привычки смолить, ничего бы не произошло. Почему-то когда рассуждают о вреде табака, о таких вещах забывают.

— Ты сказала, что купишь нам курево во время прогулки, — добавила Эбби, пристально глядя на меня. — Но ты обычно отсутствовала не меньше часа, поэтому я решила, что лучше сама сбегаю на заправку. Небо хмурилось, было похоже, что вот-вот хлынет дождь, так что я накинула куртку, то есть подумала, что она тебе не нужна, потому что ты уже надевала плащ. Я сунула бумажник в карман и…

Она недоговорила и пожала плечами — жест, который мог означать что угодно. Я не проронила ни звука. По возможности никаких подсказок, никаких наводящих вопросов. Конец истории они должны были поведать мне сами.

— И вытянула оттуда клочок бумаги, — закончил за нее Раф, не вынимая изо рта сигареты. — «Что это?» — спросила она, но поначалу никто не обратил внимания. Мы с ребятами были в кухне — Дэниел, Джастин и я, — мыли посуду и спорили о чем-то своем.

— О Стивенсоне, — негромко и как-то печально уточнил Джастин. — Помнишь? Дэниел грузил нас про Джекила и Хайда, что-то такое про разум и инстинкт. А ты, Лекси, была в дурашливом настроении. Ты еще сказала тогда, мол, сколько можно рассуждать на философские темы, тем более, по твоему мнению, что Джекил, что Хайд в постели были полный отстой. Раф сказал тогда, что у такой похотливой телки, как ты, один секс на уме, и мы расхохотались…

— А Эбби сказала, уже громче: «Лекси, какого черта», — продолжил Раф, — и мы все тогда перестали шутить и обернулись. Она держала мятый клочок бумаги с таким видом, будто ей только что залепили пощечину. Я ни разу не видел ее такой, ни разу.

— Эту часть я помню, — сказала я. Казалось, кисти моих рук расплавились и прилипли к подлокотникам кресла под действием некоего жуткого жара. — А потом все снова смазано.

— На твое счастье, — отозвался Раф, — мы можем кое-что для тебя прояснить. Думаю, то, что последовало, врезалось в память каждого из нас по гроб жизни. «Отдай сейчас же!» — сказала ты и попыталась выхватить бумажку из рук Эбби, но та отскочила назад и быстро передала ее Дэниелу.

— Кажется, в этот самый момент, — подал голос Джастин, — до нас стало доходить, что происходит нечто серьезное. Я уже было собрался открыть рот, чтобы сморозить какую-нибудь глупость про любовное послание — просто так, чтобы поддразнить тебя, но ты… Ты кинулась на Дэниела и попыталась вырвать бумажку у него из рук. Он машинально выставил руку вперед, чтобы тебя остановить, но ты в буквальном смысле налетела на него с кулаками — лишь бы только заполучить листок. И ты не проронила ни звука. Это больше всего испугало меня — твое молчание. Мне казалось, что когда люди дерутся, они должны кричать, орать, поносить друг друга. Но эта тишина… Ваша молчаливая схватка и звук текущей из крана воды.

— Эбби поймала твою руку, — повел рассказ дальше Раф, — ты вырвалась и вновь принялась махать кулаками. Я, честно, подумал, что ты сейчас набросишься на нее. Мы с Джастином стояли открыв рот, словно два придурка, пытаясь понять, что стряслось, — ведь еще минуту назад мы рассуждали, каков в постели Джекил. Как только ты оставила Дэниела в покое, он передал бумагу мне. Тем временем он сумел схватить тебя из-за спины за запястья, а мне сказал: «Прочти вслух!»

— Лично я испугался, — негромко заметил Джастин. — Ты дергалась как сумасшедшая, пытаясь вырваться от Дэниела, но он сжал твои руки мертвой хваткой… Ты пыталась укусить его выше локтя. Я думал, если это твой листок, его следует отдать тебе, но все случилось так неожиданно, что я даже не успел ничего сказать.

Ничего удивительного, подумала я. Здесь собрались далеко не самые решительные представители сильного пола; их основное оружие — мысли и слова, и в тот раз обстоятельства вынудили их нырнуть словно в омут в совершенно чуждую для них среду. Что, однако, удивило меня — отчего в глубинах моего мозга тотчас замигали сигнальные лампочки, — так это та легкость, та быстрота, с какой в драку ввязался Дэниел.

— Ну я и прочел, — продолжал Раф, — Вслух, чтобы все слышали. Привет, Лекси, я все обмозговал и ОК — предлагаю двести кило. Думаю мы на них сойдемся. Свистни мне, ведь в наших общих интересах поскорее завершить дельце. С приветом, Нед.

— Готов поспорить, — негромко, но с горечью в голосе произнес Джастин в наступившей тишине, — что ты это помнишь.

— Орфографических ошибок там было море, — добавил Раф, не выпуская изо рта сигарету. — И никаких запятых, как у четырнадцатилетнего школьника. Господи, ну что за идиот. Скажу честно, я был о тебе лучшего мнения. Это надо же так низко пасть, чтобы связаться с таким убожеством.

— Это правда? — спросила Эбби. Она смотрела на меня в упор, и в глазах ее застыл вопрос. Зато руки, казалось, окаменели, сложенные на коленях. — Если бы ничего не случилось, скажи, ты бы продала свою долю Неду?

Ничто не мешало мне сказать «да» — произнести вслух то, что замыслила Лекси по отношению к ним, по отношению ко всему тому, что было для них свято и дорого. Наверное, это причинило бы им куда меньше боли, нежели осознание: все, что они сделали, они сделали зря. Впрочем, трудно что-то утверждать наверняка. Доподлинно я знаю лишь одно: в последний раз, когда у меня был выбор, более того, когда это уже почти ничего не значило, я солгала. Солгала из самых лучших побуждений.

— Нет, — ответила я. — Я всего лишь хотела убедиться, что это возможно. Просто у меня начали сдавать нервы. Мне казалось, будто я угодила в западню, и я испугалась. У меня и в мыслях не было бежать. Я хотела знать, что при желании могу это сделать, если вдруг очень захочу.

— В западню, — повторил Джастин и обиженно качнул головой. — Вместе с нами.

По глазам Эбби было видно, что она поняла: дело в ребенке.

— Ты намеревалась остаться.

— О Боже, ну конечно же, я хотела остаться, — сказала я.

До сих пор не знаю, и никогда не узнаю, что это было — ложь или правда.

— Да, Эбби, именно так, — добавила я.

Спустя пару секунд она кивнула, едва заметно.

— Я вам говорил, — сказал Раф, запрокидывая назад голову и выпуская в потолок дым. — Долбаный Дэниел. Он до прошлой недели вел себя как последний параноик. Я сказал ему, что говорил с тобой и у тебя нет ни малейших намерений куда-то уходить, но можно подумать, он привык кого-то слушать!

Эбби никак не отреагировала на его слова. Казалось, она даже не дышит.

— А теперь что? — спросила она у меня. — Что теперь?

На какое-то мгновение я утратила нить разговора и потому решила, что она спрашивает меня, хочу ли я остаться.

— Ты о чем? — уточнила я.

— О том, — ответил вместо Эбби Раф, сухо и невозмутимо, — что, когда этот наш разговор закончится, что ты сделаешь? Позвонишь Мэки, или О'Нилу, или кому-то из местных легавых и сдашь нас? Заложишь? Выдашь с потрохами? Ну или как там говорят в подобных случаях?

Если вы думаете, что меня тотчас начали одолевать угрызения совести, что от спрятанного под одеждой микрофона в разные стороны, прожигая мне кожу, разлетелись раскаленные иголки, спешу вас разочаровать. Я ощутила безграничную печаль. Она словно морской прилив накатила на меня гигантской волной.

— Я никому ничего не скажу, — ответила я. Спорим, на том конце провода Фрэнк одобрительно кивнул головой. — Я не собираюсь сажать вас за решетку. Независимо от того, что случилось.

— Ну что ж, — тихо произнесла Эбби, скорее себе самой. Она откинулась на спинку и рассеянным движением расправила юбку. — Выходит…

— Выходит, все оказалось гораздо проще, чем мы себе представляли, — закончил ее мысль Раф, сделав долгую затяжку. — Впрочем, чему удивляться?..

— И что потом? — спросила я. — После записки? Что произошло?

Они тотчас напряглись, не решаясь посмотреть друг другу в глаза. Я попыталась обнаружить даже мельчайшие различия в выражении их лиц и не нашла. Никаких признаков того, что наш разговор задел кого-то из них сильнее, чем остальных. Что кто-то хитрит, пытается что-то скрыть либо мучается раскаянием. Ничего подобного.

— Потом… — произнесла, собравшись с духом, Эбби. — Лекс, вряд ли ты отдавала себе отчет в том, какие это могло иметь последствия, ну, если бы ты продала свою долю Неду. Ты не всегда… скажем так, до конца обдумываешь свои действия.

Раф многозначительно фыркнул.

— Это еще мягко сказано. Боже мой, Лекси, скажи честно, ты хоть раз подумала, во что ввязываешься? Ты продаешь свою долю, покупаешь где-нибудь милую квартирку, и делу конец? У тебя есть свое уютное гнездышко. Как ты собиралась смотреть нам в глаза, приходя каждое утро в колледж? Думала, мы будем готовы тебя облобызать, а заодно угостим бутербродами? Да мы бы даже не посмотрели в твою сторону, не удостоили ни единым словом. Потому что с такими, как говорится, на одном поле…

— Нед не оставил бы нас в покое, — продолжила Эбби. — Он только бы и делал, что пытался уломать нас, чтобы мы продали свои доли какой-нибудь строительной фирме, а та в свою очередь сделала из дома модный жилой комплекс или гольф-клуб или что еще там было у них на уме. Ему ничто не мешало поселиться здесь, жить рядом с нами под одной крышей, и мы были бы бессильны что-либо сделать. Рано или поздно у нас иссякли бы силы и мы прекратили бы сопротивляться. Мы бы потеряли этот дом. Наш дом.

Можете смеяться, но мне показалось, будто дом шевельнулся. По стенам как будто пробежала легкая дрожь, где-то чуть слышно скрипнули половицы, а с лестницы потянуло сквозняком.

— Мы подняли жуткий крик, — негромко продолжил Джастин, — дружно разорались в один голос. Я даже не помню толком, что говорил. Ты вырвалась от Дэниела. Раф тебя схватил, ты ему врезала. Между прочим, не слабо заехала кулаком в живот.

— Это была настоящая потасовка, — добавил Раф. — Можно называть как угодно, но мы дубасили друг дружку с остервенением футбольных фанатов. Еще секунд тридцать, и мы катались бы по полу кухни и, в конце концов, ото всех осталось бы разве что мокрое место. С той единственной разницей, что прежде, чем до этого дошло…

— С той единственной разницей, — сказала Эбби, словно отрезала, — что до этого у нас никогда не доходит.

И немигающим взглядом посмотрела Рафу в глаза. Спустя мгновение тот пожал плечами, вновь откинулся на диван и небрежно развалился, нервно болтая ногой.

— Это мог быть любой из нас, — сказала Эбби то ли мне, то ли Рафу. Трудно сказать. Меня насторожило другое — какой страстью звенел ее голос. — Мы были вне себя от злости — такой разъяренной я не была ни разу за всю свою жизнь. Остальное — дело случая. Просто так произошло, и все. Любой из нас был готов убить тебя. И ты не можешь нас винить.

И вновь странное шевеление, где-то на периферии сознания, словно кто-то юркнул через лестничную площадку, словно что-то едва слышно пропели печные трубы.

— А я и не виню, — отозвалась я, а про себя — не иначе потому, что в детстве начиналась ужастиков, — подумала: наверное, сама Лекси попросила меня это сделать: сказать им, что все в порядке. — У вас были причины разозлиться на меня. Даже потом вы имели полное право прогнать меня отсюда.

— Мы обсуждали такую возможность, — ответила Эбби. Раф изумленно выгнул бровь. — Я и Дэниел. Можем ли мы все пятеро по-прежнему жить вместе, после того как… Но ведь это была ты. И что бы там ни случилось, это по-прежнему ты.

— А потом, — еле слышно подал голос Джастин, — я помню лишь, как хлопнула задняя дверь, а посреди комнаты остался лежать нож. А на нем кровь. Я не верил собственным глазам. Я отказывался поверить, что такое могло случиться.

— И вы позволили мне просто так уйти? — спросила я, глядя в ладони. — Вы даже не попытались выяснить, как там…

— Ну что ты, Лекс! — перебила меня Эбби и подалась вперед, пытаясь перехватить мой взгляд. — Нет, конечно. Разумеется, мы переживали. Примерно через минуту до нас дошло, что, собственно, случилось, но как только мы поняли, как тотчас… Ну, не мы все, а в первую очередь Дэниел, потому что остальные были парализованы ужасом. К тому времени когда я стряхнула с себя оцепенение, он уже взял фонарик. Нам с Рафом он велел оставаться дома — на случай если ты вернешься, — сжечь записку, вскипятить воду, приготовить обеззараживающее средство и бинты.

— Все это могло понадобиться, — добавил Раф, закуривая очередную сигарету, — но лишь в том случае, если бы мы принимали роды, как в фильме «Унесенные ветром».

Господи, как он это представлял себе? Хирургическая операция в домашних условиях, на кухонном столе, иглой для вышивания, взятой из корзинки для рукоделия Эбби.

— Они с Джастином отправились тебя искать. Тотчас же.

Что ж, мудрое решение. Дэниел знал, что может доверять Эбби, если хочет сохранить секрет. Если кто-то из четверки и проболтается, то только Раф или Джастин. Вот он и разделил эту парочку, поместил каждого под надзор, придумал каждому занятие, и все в считанные секунды. Черт, вот бы такого гения нам в полицейскую академию!

— Ну я бы не сказал, что мы действовали так уж быстро. — возразил Джастин. — Минут пять, если не все десять, мы стояли в ступоре, это я точно помню. Чего я не помню, так это что за то время произошло. Как будто мне стерло память. В общем, к тому моменту когда мы с Джастином дошли до задней калитки, тебя и след простыл. Мы не знали, куда ты отправилась — то ли в деревню, просить помощи, то ли рухнула и лежишь где-нибудь без сознания, или же…

— Я бежала, — тихо сказала я. — Я помню, что бежала. Я даже не сразу заметила, что истекаю кровью.

Джастина передернуло.

— Вряд ли кровотечение открылось сразу, — негромко добавила Эбби, — потому что на полу крови не было и на плитах дворика — тоже.

Значит, они проверили. Интересно когда, и чья это была мысль — Дэниела или Эбби?

— И еще, — вставил слово Джастин. — Мы не знали, насколько все серьезно. Ты ушла так быстро, что мы не успели… Мы подумали — я хочу сказать, я подумал, что если ты ушла так быстро, то вряд ли это что-то серьезное, скорее легкая царапина… Откуда нам было знать?..

— Ха! — подал голос Раф и потянулся за пепельницей. — Мы не знали. Могли разве что предполагать. Я так и сказал Дэниелу, но он лишь одарил меня взглядом, который мог означать что угодно… Вот мы и… Боже! Мы отправились на поиски. Дэниел сказал, что в первую очередь мы должны проверить, не бросилась ли ты за помощью в деревню, но там было темно и тихо, лишь кое-где в окнах горел свет. Так что искать тебя там не было смысла. И мы направились назад к дому, но не прямой дорогой, а большими кругами, в надежде, что набредем на тебя где-нибудь на пустынной дороге.

Он посмотрел на стакан, который сжимал в руке.

— По крайней мере мне кажется, что именно этим мы и занимались. Я шагал вслед за Дэниелом по темному лабиринту сельских дорог. Вскоре я потерял способность ориентироваться и понятия не имел, где мы находимся, в какую сторону идем. Мы не решались включить фонарик, боялись позвать тебя — не могу сказать почему, но нам было боязно это сделать… вдруг какой-нибудь фермер обратит на нас внимание или вдруг ты от нас прячешься. В общем, не знаю, что точно. Каждые несколько минут Дэниел зажигал фонарик на пару секунд, прикрыв рукой, водил им туда-сюда и снова выключал. Все остальное время мы передвигались на ощупь вдоль живой изгороди. Было жутко холодно, прямо как зимой. Мы не догадались надеть куртки. Впрочем, Дэниелу это не мешало. Да ты сама знаешь, какой он у нас. Я продрог до костей. Не чувствовал даже пальцы на ногах. А в какой-то момент даже испугался, что обморозился. Так мы и бродили вокруг да около несколько часов…

— Неправда, — возразил Раф. — Уж поверь мне. Мы сидели здесь с пузырьком дезинфектанта и окровавленным ножом, и нам ничего другого не оставалось, как тупо таращиться на часы. Вы отсутствовали всего сорок пять минут, это я тебе точно говорю.

Джастин пожал плечами — мол, тебе виднее.

— Для нас эти скитания тянулись часами. Внезапно Дэниел остановился, и я уткнулся носом прямо ему в спину, как Лорел и Харди в той комедии, и сказал: «Нет, это какой-то абсурд. Так мы ее никогда не найдем». Я спросил у него, что он предлагает, но он не удостоил меня ответом. Просто застыл на месте, глядя в небо, словно ждал, когда на него с небес снизойдет божественное откровение. Небо постепенно начинало затягиваться тучами, но луна все еще светила и мне хорошо был виден его профиль. Спустя какое-то время он произнес — спокойно так и невозмутимо, словно мы с ним вели застольную беседу: «Предположим, что она не пошла бродить в темноте, а направилась в какое-то конкретное место. Наверняка они с Недом где-то встречались. В каком-нибудь укромном местечке, подальше от посторонних глаз, тем более что погода такая изменчивая». Сказал и пустился бегом. Да что там! Бросился со всех ног. Я понятия не имел, что он так быстро бегает. Ты когда-нибудь видела, чтобы он бегал? Лично я такого не припомню.

— Это почему же? Еще как бегал, и причем совсем недавно, когда гнался за тем деревенским олухом с фонариком, — возразил Раф и потушил окурок. — Говорю вам, когда надо, он по части бега даст сто очков вперед любому из нас.

— Я понятия не имел, куда он бежит. Для меня куда важнее было не отстать, ведь я едва поспевал за ним. При одной только мысли, что могу остаться один-одинешенек посреди темноты, я был готов впасть в панику. Нет, конечно, я понимал, что мы с ним всего в нескольких сотнях метров от дома, и все равно было жутко. — Джастин даже поежился. — Казалось, в темноте затаилась опасность, и если я останусь один…

— Можешь не объяснять, — перебила его Эбби. — Обычное явление. Так бывает со всеми.

Не отрывая глаз от стакана, Джастин покачал головой.

— Нет, — возразил он. — Только не в тот вечер.

Он сделал быстрый глоток и поморщился.

— Затем Дэниел включил фонарик и поводил им туда-сюда — так еще на маяке водят лучом прожектора. Я был уверен, что теперь к нам уж точно сбежится народ со всей округи. Внезапно луч высветил сторожку. Я заметил ее всего на пару секунд — и то не всю, а лишь угол разрушенной стены. Потом фонарик снова погас. Что касается Дэниела, то он перепрыгнул через каменную ограду и устремился через поле. Бежать мешала высокая мокрая трава — обвивала щиколотки, путалась между ногами. Все равно что бежать через густую, липкую кашу. — Джастин отодвинул от себя стакан. Вернее, переставил на книжную полку. Оранжевое содержимое расплескалось на чьи-то тетради. — Не дадите мне закурить?

— Ты же не куришь, — напомнил ему Раф. — Ты же у нас паинька.

— Нет, чтобы я продолжил рассказ, — заявил Джастин, — мне нужна долбаная сигарета.

В его голосе слышались истеричные нотки.

— Ладно, Раф, раз ему так хочется, — сказала Эбби и протянула Джастину пачку.

Как только тот ее взял, Эбби поймала его руку и крепко пожала.

Джастин неумело закурил. Зажав сигарету в негнущихся пальцах, поднес ее ко рту, сделал глубокую затяжку и тотчас поперхнулся дымом. Пока он пытался прокашляться, никто не произнес ни слова. Наконец дыхание вернулось и Джастин, не снимая очков, принялся тереть костяшками пальцев глаза.

— Лекси, — обратилась ко мне Эбби, — неужели нам обязательно… ведь самое главное ты уже знаешь. Может, хватит на сегодня?

— Я хочу услышать все до конца, — еле слышно произнесла я.

— И я, — подал голос Раф. — Потому что этой части я ни разу не слышал. А у меня такое предчувствие, что будет интересно. А тебе, Эбби, разве нет? Или ты все и так знаешь?

В ответ та лишь пожала плечами.

— Ну хорошо. — Джастин вновь обрел голос. Глаза его были закрыты, нижняя челюсть словно окаменела, и он с трудом мог вставить между губами сигарету. — Я лишь… дайте мне буквально секунду.

Он сделал еще затяжку и подавил приступ подкатившейся к горлу тошноты.

— Ну вот, — произнес он уже другим голосом. — В общем, мы подошли к сторожке. Лунного света хватило лишь на то, чтобы различить очертания дверного проема и стен. Дэниел включил фонарик, слегка прикрыл рукой и…

Джастин широко открыл глаза, и его взгляд тотчас ускользнул куда-то к окну.

— Ты сидела в углу, прислонившись к стене. Я что-то крикнул — может, позвал по имени, не помню точно, и бросился к тебе. Дэниел схватил меня за руку, причем с такой силой, что сделал больно, и оттащил назад. Он приложил губы прямо мне к уху и прошипел: «Заткнись», а потом добавил: «Не двигайся, оставайся на месте и не шевелись». Он снова схватил меня за руку — у меня потом даже оставались синяки, — как следует дернул, а потом отпустил, подошел к тебе и приложил палец к твоему горлу, вот так, чтобы проверить, есть ли пульс. Потом посветил тебе в лицо фонариком…

Его взгляд был по-прежнему устремлен в окно.

— Казалось, что ты спишь, — произнес он, и печаль в его голосе была похожа на дождь, что тихо, но упорно стучит в окно. — И тогда Дэниел сказан: «Она мертва». Мы все так подумали, Лекси. Мы решили, что ты умерла.

— Наверное, к тому моменту ты была уже в коме, — тихо добавила Эбби. — Нам сказали в полиции, что от холода у тебя замедлилось биение сердца, твое дыхание и все такое прочее. Не будь той ночью так холодно…

— Дэниел выпрямился, — продолжил тем временем Джастин, — и вытер о куртку руку. Не знаю, потому что никакой крови на ней не было. Мне было видно лишь, как он трет о куртку руку, водит ею вверх-вниз по груди. Думаю, он даже не отдавай себе отчета в том, что делает. Я же… я не мог заставить себя посмотреть в твою сторону. Я прислонился к стене, чтобы не упасть — казалось, еще мгновение, и я рухну в обморок, — но Дэниел приказал: «Ничего не трогай. Засунь руки в карманы. Задержи дыхание и сосчитай до десяти». Я понятия не имел, зачем все это нужно, ни в чем не видел смысла, однако поступил так, как он велел.

— Как мы всегда поступаем, — негромко прокомментирован Раф.

Эбби одарила его выразительным взглядом.

— Примерно спустя минуту Дэниел сказан: «Если она, как обычно, отправилась на прогулку, то при ней должны быть ключи, кошелек и фонарик. Один из нас должен вернуться домой и принести их, другой останется здесь. Вряд ли кто-то здесь объявится, но мы можем лишь догадываться, какая у нее была договоренность с Недом, и если кто-то пройдет мимо, мы должны об этом знать. Лично ты что бы предпочел?»

Джастин потянулся было ко мне, однако тотчас отдернул руку.

— Я сказал ему, что остаться никак не могу. Ты уж меня прости, Лекси. Честное слово, прошу тебя, прости. Мне не следовало… Я хочу сказать, ведь это была ты… все еще ты, даже если ты была… но я не смог. Я… меня колотила дрожь. Наверное, я попытался что-то ему сказать, но на самом деле нес какую-то бессмыслицу. Наконец он сказал, мне почему-то почудилось, что он даже не расстроен, скорее сгорал от нетерпения, в общем, он сказал: «Ради Бога, заткнись же ты наконец. Я останусь. Беги домой как можно быстрее и принеси сюда ее ключи, кошелек и фонарик. И скажи остальным, что случилось. Им наверняка захочется вернуться вместе с тобой, но ты им не позволяй. Можешь как угодно помешать им. Не хватало, чтобы сюда нагрянула целая компания и наследила вокруг. Да и вообще им незачем это видеть, чтобы потом не мучили кошмары. А ты мигом возвращайся. Можешь захватить фонарик, но пользуйся им только в крайних случаях. И постарайся не шуметь. Ну как, все запомнил?»

Джастин сделал очередную затяжку.

— Я сказал ему, что да, впрочем, я дал бы ему тот же ответ, спроси он у меня, умею ли я летать, лишь бы поскорее унести из этого страшного места ноги. Но он велел мне пересказать ему все, что я от него услышал. Потом сел рядом с тобой на землю, ну не совсем, как ты понимаешь, чтобы ненароком ему на брюки не попала кровь, а сам посмотрел на меня и сказал: «Ну, понял? Давай жми домой».

И я пошел домой. Это был какой-то кошмар. Дорога заняла у меня… думаю, Раф прав, не так уж и много времени. Не знаю. Помню, что заблудился. Я знал, что есть такие места, откуда я должен был по идее увидеть огни нашего дома, но почему-то не видел, — лишь темноту на многие мили вокруг. Я был готов поклясться, что дом вообще куда-то исчез. Что от него ничего не осталось, кроме рядов живой изгороди и лабиринта сельских дорог, которому, казалось, не было конца и края, и мне ни за что из него не выбраться, что белый день больше никогда не наступит. А вокруг, из-за каждого куста, из-за каждого дерева за мной наблюдали чьи-то глаза, не знаю чьи, но они точно наблюдали и хохотали мне вслед. Я был охвачен ужасом. Когда я наконец увидел дом, даже не силуэт, а слабый огонек над кустами, у меня словно камень свалился с души. Я едва не закричал от радости. Единственное, что помню потом, как толкнул дверь.

— На него было страшно смотреть, — вставил слово Раф, — бледный как смерть, весь в грязи. И главное, нес какую-то околесицу, если это вообще был английский язык. Мы поняли лишь одно: он должен вернуться назад, а нам Дэниел велел оставаться на месте. Лично я подумал: еще чего, держи карман. Мне чертовски хотелось пойти и собственными глазами увидеть, что там происходит, но стоило взяться за пальто, как Джастин с Эбби закатили такую истерику, что я подумал: лучше не связываться.

— И правильно сделал, — спокойно отозвалась Эбби. Она вновь занялась своей куклой, и волосы закрывали ей лицо. Впрочем, даже со своего места я видела, что стежки у нее получаются большие и неаккуратные. Что толку от такой работы? — Какая от тебя была бы там польза?

Раф пожал плечами:

— Кто поручится, была бы или нет? Я знаю эту сторожку. И скажи мне тогда Джастин, куда ему нужно, я бы мог пойти вместо него, а он остался бы здесь и пришел в себя. Но похоже, у Дэниела имелись на сей счет свои планы.

— А также причины.

— Не сомневаюсь, — ответил Раф. — Как же без них. В общем, Джастин несколько минут позависал тут, собирая вещи и что-то там бормоча, а потом вновь смотался, несмотря на темноту.

— Честное слово, я не помню, как добрался до развалин, — добавил герой истории. — Лишь одно знаю точно: когда я туда пришел, то был по колено в грязи — может, упал по дороге, не помню. Все руки в мелких царапинах. Наверное, потому, что я, чтобы не упасть, то и дело хватался за живую изгородь. Дэниел по-прежнему сидел рядом с тобой, в том же положении, в каком я его оставил. Он посмотрел на меня. На стеклах очков поблескивали капли дождя. И знаешь, что он сказал? «Дождь нам на руку. Если он будет идти до утра, то к тому моменту, как сюда нагрянет полиция, смоет любые отпечатки и следы крови».

Раф шевельнулся, и от этого резкого движения скрипнули диванные пружины.

— Я застыл на месте и вытаращился на него. В ушах звенело одно только слово — «полиция». Я никак не мог взять в толк, при чем здесь полиция, какое она имеет ко всему этому отношение, и все равно был охвачен ужасом. Дэниел окинул меня взглядом с головы до ног и сказал: «Ты без перчаток».

— И все это время ты, Лекси, сидела рядом с ним, — добавил Раф, обращаясь скорее к потолку, нежели ко мне. — Мило, должен заметить.

— У меня вылетело из головы про перчатки. Ну, сама понимаешь… в каком я был состоянии. Дэниел вздохнул и поднялся на ноги — похоже, он не торопился, — вытер носовым платком очки, а потом сам платок протянул мне. Я попытался взять его, подумал, что он предлагает мне протереть мои собственные очки, но он тотчас отдернул руку в сторону и резко спросил: «Где ключи?» Ну, я их достал и протянул ему. Он взял их у меня и тщательно вытер. Лишь тогда до меня дошло, зачем ему понадобился носовой платок. А потом он…

Джастин заерзал на стуле, словно что-то искал глазами, хотя сам не знал, что именно.

— Неужели ты ничего не помнишь?

— Не знаю, — ответила я, пожимая плечами. Я по-прежнему не смотрела в его сторону, разве что изредка, краем глаза, и от этого Джастин нервничал еще сильнее. — Но если бы помнила, стала бы я вас спрашивать?

— Я понял, — произнес Джастин, поправляя на носу очки. — В общем, Дэниел… твои руки лежали у тебя на коленях, и они были все… Он осторожно приподнял одну за рукав и положил ключи тебе в карман. Затем, Лекси, он отпустил твою руку, и она… она упала, словно у тряпичной куклы, и это было так ужасно, этот глухой стук… у меня больше не было сил смотреть, честное слово. Я держал фонарик, освещая… освещая тебя, чтобы Дэниелу было видно, но сам отвернулся и смотрел на поле. Мне казалось, вдруг Дэниел решит, будто я специально, на тот случай если здесь вдруг появится кто-то посторонний. Затем он сказал: «Кошелек», — потом: «Фонарик», — и я ему передал. Не знаю, что он с ними сделал. Я слышал какой-то шорох, но было страшно представить себе, что Дэниел сейчас делает.

Джастин судорожно вздохнул.

— Мне казалось, все длится целую вечность. Ветер усиливался, повсюду чудились какие-то звуки, какие-то шорохи, скрипы, чьи-то быстрые шаги. Не знаю, как у тебя только хватает смелости бродить одной в темноте. Дождь лил все сильнее с каждой минутой, но лишь местами. По небу неслись рваные тучи. Время от времени выглядывала луна, и все поле казалось мне живым. Наверно, это тот самый шок, о котором говорила Эбби. Но мне кажется… в общем, не могу сказать наверняка. Наверное, есть не совсем хорошие места. Стоит там очутиться, и они начинают на тебя влиять. Тотчас начинает мерещиться всякая всячина.

Его взгляд был устремлен куда-то в пространство. Мне тотчас вспомнилось, как тогда по спине пробежал не то ветерок, не то легкий сквозняк. Интересно, сколько все-таки раз Джон Нейлор шел за мной по пятам.

— Наконец Дэниел выпрямился и сказал: «Ну, вроде бы все. Пойдем». Я напоследок обернулся, и… — Джастин сглотнул застрявший в горле комок. — Я ведь все еще освещал тебя фонариком. Твоя голова упала на плечо, и на лицо тебе лил дождь, и можно было подумать, что ты плачешь во сне, как если бы тебе приснился дурной сон… я не мог… О боже! Мне было не по себе от одной только мысли, что мы бросим тебя здесь, одну. Я хотел остаться с тобой, пока не рассветет, или по крайней мере пока не прекратится дождь, но когда я сказал об этом Дэниелу, он посмотрел на меня так, будто я свихнулся. И тогда я сказал ему, что мы, по крайней мере, должны перенести тебя из-под дождя. Сначала Дэниел отказался, однако видя, что я просто так не уйду, не сдвинусь с места и ему придется в буквальном смысле тащить меня всю дорогу домой, уступил. Он был вне себя от злости — твердил, что из-за моей глупости мы все загремим за решетку, но я его не слушал. В общем, мы с ним…

Щеки Джастина были влажны от слез, но он, казалось, ничего не замечал.

— Ты оказалась такой тяжелой, — продолжил он. — На вид такая худышка, я ведь поднимал тебя миллион раз! Но тогда это было все равно что тащить мешок с мокрым песком. А еще ты была такая холодная, а твое лицо… это скорее было лицо куклы, а не живого человека. Мне с трудом верилось, что это ты… Мы перенесли тебя в комнату с крышей, и я попытался… сделать так, чтобы ты… было чертовски холодно. Я хотел надеть на тебя мой джемпер, но знал, что стоит мне попытаться, как Дэниел что-нибудь со мной сделает — ударит или еще что. Он все время тер вещи носовым платком… даже твое лицо в том месте, где я до него дотронулся, твою шею там, где он проверял пульс. Он отломил ветку от куста у двери и тщательно подмел все внутри. Наверное, чтобы не оставить следов… Виду него был, господи, как из книжки ужасов. Дэниел, согнувшись, расхаживал взад вперед по этой жуткой комнате с веткой в руке и подметал. Казалось, луч фонаря пронзал его пальцы насквозь, а по стенам плясали огромные тени.

Джастин вытер лицо и уставился на кончики пальцев.

— Перед тем как уйти, я произнес над тобой молитву. Понимаю, этого мало, но… — Лицо его снова сделалось мокрым от слез. — Да воссияет над ней свет вечности, — произнес он.

— Джастин, — перебила его Эбби. — Лекси с нами. Вот она.

Джастин лишь покачал головой.

— А потом, — добавил он, — мы ушли домой.

На пару секунд воцарилась тишина, затем Раф щелкнул зажигалкой и мы трое как по команде вздрогнули.

— Они появились во внутреннем дворике, и вид у них был как из «Восставших из ада», — прокомментировал он.

— Мы с Рафом принялись на вас орать, требуя рассказать, что все-таки произошло, — подала голос Эбби, — но Дэниел лишь смотрел мутными глазами, как пьяный. Сомневаюсь, что он видел нас. Он протянул руку, не давая Джастину войти в дом, и спросил: «Кому-нибудь из вас нужно стирать вещи?»

— Мы понятия не имели, о чем он толкует, — добавил Раф. — Не самый лучший момент, чтобы говорить загадками. Я попытался схватить его, силой вырвать объяснение, узнать, что все-таки случилось, но он рванулся назад и огрызнулся: «Не трогай меня!» Я просто остолбенел. И не потому, что Дэниел орал на меня или что-то вроде того, так как на самом деле он говорил шепотом, а потому что его лицо… Оно было вообще не его, не лицо Дэниела, а какое-то нечеловеческое. Оно ощерилось на меня…

— Просто он был весь в крови, — сочла нужным уточнить Эбби, — и не хотел, чтобы ты тоже испачкался. Было видно, что он не в себе. В отличие от него, Раф, мы с тобой приятно провели вечер. Представь себе, — добавила она, когда Раф презрительно фыркнул. — Или ты хотел бы побывать вместе с ними в сторожке?

— Почему, собственно, нет?

— Боже упаси! — воскликнул Джастин с истеричными нотками в голосе. — Клянусь тебе, Эбби права: вы с ней отделались лишь легким испугом.

Раф лишь пожал плечами.

— В общем, — продолжила Эбби, помолчав секунду, — Дэниел сделал глубокий вздох, провел ладонью по лбу и сказал: «Эбби, приготовь нам обоим чистую одежду и полотенца. А ты Раф, принеси пластиковых пакетов, и побольше. Джастин, раздевайся». Сам он уже расстегивал рубашку.

— Когда я вернулся с пакетом, они с Джастином стояли во внутреннем дворике в одних трусах, — добавил Раф, стряхивая с рубашки пепел. — Зрелище не ахти какое, должен сказать.

— Я продрог до костей, — вставил Джастин. Теперь, когда самая малоприятная часть со всеми ее отталкивающими подробностями была позади, он слегка воспрял духом. — Лил проливной дождь, на градуснике семь миллионов градусов ниже нуля, ветер просто ледяной, а мы с ним стояли там в одном исподнем. Я понятия не имел зачем. У меня словно отшибло мозги; я делал то, что мне говорили. Дэниел бросил всю свою одежду в пакет и что-то там добавил — мол, как хорошо, что на нас не было ни пальто, ни курток. Я как раз попытался занести в дом ботинки, но он сказал: «Нет, оставь здесь, я сам потом с ними разберусь». Тут пришла Эбби с полотенцами и чистой одеждой, и мы с ним вытерлись и переоделись в сухое.

— Чуть позже я вновь попытался выяснить, что стряслось, — сказал Раф, — но Джастин лишь посмотрел на меня словно испуганный кролик, которого вот-вот раздавят колеса автомобиля. Дэниел не удостоил меня взглядом. Лишь заправил рубашку в брюки и сказал: «Раф, Эбби, принесите ваши грязные вещи. Если у вас нет ничего, что нужно отправить в стирку, принесите чистое». С этими словами он сгреб пакет и босиком двинулся в кухню, а за ним, словно побитый щенок, Джастин. Сам не знаю почему, но я пошел к себе и принес свои грязные вещи.

— Он был прав, — подала голос Эбби. — Нужно было сделать так, чтобы со стороны казалось, будто мы просто собрали все вещи в стирку, а не заметаем следы, на случай если нагрянет полиция.

В ответ на ее слова Раф вяло пожал плечами:

— Наверное, не буду спорить. В общем, Дэниел запустил стиральную машину и хмуро уставился на нее, словно это был какой-то загадочный предмет, который приковывал к себе все его внимание. Мы все собрались в кухне. Посмотреть со стороны — компания чокнутых, которые ждут непонятно чего. Например, какую мудрость изволит на сей раз изречь Дэниел. Хотя…

— Мой взгляд был прикован к ножу, — негромко добавил Джастин. — Раф и Эбби не стали его трогать, и он по-прежнему валялся на кухонном полу.

Раф закатил глаза и мотнул головой в сторону Эбби.

— Да, — подтвердила та. — Это была моя идея. Я тогда подумала, что лучше ничего не трогать до тех самых пор, пока вы с Дэниелом не вернетесь, чтобы потом всем вместе решить, что делать дальше. Каков будет план дальнейших действий.

— Потому что, ты понимаешь, — продолжил Раф заговорщицким шепотом, — как же без плана? Ведь у Дэниела, как известно, на все случаи жизни имеется план. Ведь как приятно знать, что имеется некий план. Даже жить веселей.

— А потом Эбби как заорет на нас, — добавил Джастин. — Ну точно как ненормальная, прямо мне в ухо: «Где Лекси?» Я едва сознание не потерял.

— Дэниел обернулся и посмотрел на нас так, — уточнил Раф, — словно не понимал, кто мы такие. Джастин попытался что-то сказать, но вместо этого издал странный звук, будто его кто-то душит. Дэниел одним прыжком подскочил к нему, заморгал, а потом произнес: «Лекси сидит в полуразрушенной сторожке, которую она так любит, и она мертва. Я думал, Джастин вам сказал».

— Джастин точно нам сказал, — сочла нужным пояснить Эбби, — но мы надеялись, что он ошибся, что на самом деле…

После этих ее слов воцарилось молчание. Наверху, на лестничной площадке, медленно и тяжело тикали часы. А где-то на сельской дороге Дэниел изо всех сил давил на газ. Я могла поклясться, что кожей ощущаю его спешку, как он с каждой секундой приближается к нам, как летит на головокружительной скорости и лишь тормоза визжат на крутых виражах.

— А потом? — спросила я. — Вы что, вот так взяли и как ни в чем не бывало легли спать?

Все трое переглянулись. Джастин рассмеялся — визгливым беспомощным смехом, а в следующее мгновение к нему присоединились и остальные.

— В чем дело? — спросила я.

— Не знаю. Сама не понимаю, над чем мы смеемся, — ответила Эбби, смахивая с глаз слезы. Она попыталась успокоиться и даже принять серьезный вид, но ее попытки вызвали у парней лишь очередной приступ хохота. — Боже, ведь это было совсем не смешно. Просто мы…

— Ты не поверишь, — пояснил Раф, — но мы сели играть в покер.

— Именно. Мы сели за стол и…

— И каждый раз, когда ветер стучал в окно, казалось, кого-то из нас от страха хватит удар.

— У Джастина зуб на зуб не попадал, он сидел и клацал зубами. Как будто кто-то рядом играл на маракасах.

— А помните, как ветром распахнуло дверь? Дэниел так подпрыгнул, что упал со стула.

— Кто бы говорил! Мне почти все время была видна каждая карта в твоей руке. Скажи спасибо, что я была не в том настроении, чтобы жульничать. Мне ничего не стоило снять с тебя последнюю рубашку…

Они наперебой болтали, словно компания школьников, которые только что сдали серьезный экзамен и никак не могут прийти в себя.

— О Боже! — воскликнул Джастин. Он закрыл глаза и прижал к виску стакан. — Эта идиотская карточная игра, провались она на месте! У меня до сих пор волосы дыбом, стоит мне о ней вспомнить. Дэниел то и дело говорил: «Самое лучшее алиби — реальная последовательность событий».

— Все остальные едва были способны говорить полными предложениями, — добавил Раф, — а он имел наглость с философским видом рассуждать про искусство алиби. Лично у меня язык не повернулся бы произнести что-то вроде «лучшее алиби».

— В общем, он заставил нас всех перевести часы назад, на четверть двенадцатого, когда начался весь этот ужас, вернуться в кухню, вымыть посуду, после чего вновь привел в гостиную и усадил играть в карты. Словно ничего не случилось.

— Он играл за тебя и за себя, — добавила Эбби. — Первый раз тебе выпала неплохая карта, но ему досталась лучше. Он начал под тебя ходить, и вскоре ты вылетела из игры. Все было как в дурном сне.

— А еще он все время говорил, — уточнил Раф, схватил бутылку водки и подлил себе в стакан. — В тусклом предвечернем свете, что сочился к нам в окна, он был красив, хотя и нетрезв. Ворот рубашки расстегнут, золотистые волосы ниспадают на глаза — этакий хлыщ эпохи Регентства после проведенной на балу ночи. «Лекси повышает ставки; Лекси сдается; Лекси хочет еще выпить — кто-нибудь, будьте добры, передайте ей вина» — ни дать ни взять какой-нибудь чокнутый из тех, что любят подсаживаться к вам на скамейку в парке и кормят кусочками сандвича воображаемого приятеля. Как только он вывел тебя из игры, он заставил нас разыграть эту сцену — как ты уходишь на вечернюю прогулку, а мы все дружно машем тебе рукой вслед: мол, смотри возвращайся домой вовремя. Мне казалось, у всех нас дружно едет крыша. Помню, как сидел в кресле и вежливо говорил «до свидания» двери, а про себя думал, причем так спокойно: «Так вот, оказывается, что такое помешательство».

— К тому времени было около трех часов утра, — продолжил Джастин, — но Дэниел не отпускал нас спать. Мы были вынуждены сидеть за столом, играя в чертовы карты до победного конца. Разумеется, победа досталась Дэниелу, потому что он единственный из нас мог сосредоточиться, но и ему потребовалась целая вечность, чтобы разнести нас в пух и прах. Честное слово, мы самые отстойные игроки в покер за всю историю. Лично я умудрился продуть, имея полную руку козырей. Я так устал, что мне вечно что-то мерещилось, в глазах двоилось, — в общем, это был какой-то нескончаемый кошмар. Я постоянно напоминал себе, что срочно должен стряхнуть с себя наваждение. Мы повесили выстиранную одежду перед камином. Сушиться. Ну и картина, скажу я тебе: одежда исходит паром, дрова в камине шипят и плюются, а мы сидим и смолим сигарету за сигаретой, не свои, а эту отраву без фильтра, какие курит наш Дэниел, потому что наши кончились.

— Он не позволил нам пойти за сигаретами, — уточнила Эбби. — Сказал, что мы должны оставаться все вместе, а то камеры на автозаправке наверняка зафиксируют время, когда мы придем покупать сигареты, и все пойдет насмарку… Он вел себя как генерал. — Раф фыркнул. — Это точно. Остальные сидели и тряслись так, что едва были способны держать в руках карты.

— Потом Джастина вырвало, — добавил он, не вынимая изо рта сигареты, и помахал спичкой. — Прямо в кухонную мойку. Очаровательное зрелище, скажу я тебе.

— А что мне оставалось? — пискнул в свою защиту Джастин. — У меня из головы не шла картина — как ты лежишь там одна, в темноте…

Он потянулся и пожал мне руку выше локтя. Я на мгновение положила на его руку свою: кисть Джастина оказалась прохладной, костлявой, его била дрожь.

— Мы все только об этом и думали, — сказала Эбби, — но Дэниел… Мне было хорошо видно, как происшедшее сказалось на нем — щеки ввалились, словно менее чем за сутки он потерял в весе. Глаза как у безумца — черные и огромные. И вместе с тем он оставался так спокоен, словно ничего не произошло. Джастин принялся чистить кухонную раковину…

— Его постоянно мутило, — пояснил Раф. — Мне даже из-за спины было слышно, как его рвет. Так что, Лекси, из нас пятерых ты в некотором роде провела этот вечер приятней всего…

— Дэниел велел ему немедленно прекратить, потому что это каким-то образом могло исказить временную прямую в наших головах.

— Судя по всему, — заговорил Раф, — суть алиби заключалась в его простоте: чем меньше шагов нужно опустить или, наоборот, изобрести, тем меньше вероятность совершить ошибку. Дэниел постоянно твердил: «Вам следует запомнить одно: помыв после ужина посуду, мы все сели играть в карты, — и, наоборот, выбросить из головы все, что произошло между этими двумя событиями. Их никогда не было». Иными словами, живо назад за стол, и играй, Джастин. На бедолагу было жалко смотреть — он весь позеленел.

Что касается алиби, то Дэниел был прав. Как говорится, комар носа не подточит. Мне почему-то вспомнилась моя квартирка: Сэм сидит и скрипит пером, небо за окном постепенно становится фиолетовым. Я диктую примерное описание убийцы: кто-то с уголовным прошлым.

Сэм проверил подноготную всех четверых, и самое большее, что сумел откопать, — пару штрафов за превышение скорости. Откуда ему было знать, какое расследование мог предпринять Фрэнк по своим, только ему ведомым каналам, что он сумел обнаружить, чтобы потом ни с кем не поделиться и что ускользнуло от него. Кто из имеющихся у нас претендентов на роль убийцы умел лучше всего хранить секреты.

— Он даже не позволил нам убрать нож, — подал голос Джастин. — Все время, пока мы играли, нож лежал на полу. Я сидел к нему спиной, но ощущал его буквально каждой клеточкой кожи. Атмосфера в духе Эдгара По. Раф сидел напротив меня и то и дело украдкой поглядывал в ту сторону. Со стороны казалось, будто у него тик.

— Неправда. — Раф бросил на него укоризненный взгляд.

— Еще какая правда. Ты каждую минуту ерзал и дергался как заводной, словно за моей спиной было что-то такое, что вселяло в тебя ужас. И всякий раз, когда ты начинал ерзать, мне было страшно обернуться и посмотреть, что там такое — вдруг увижу, что в воздухе, пульсируя и извиваясь, повис нож, ну или что-то типа того…

— Господи, немедленно прекрати!

— О Боже! — вырвалось у меня. — То есть он все еще… мы могли пользоваться им за столом…

Я помахала рукой в сторону кухни, затем засунула в рот кулак и спилась в него зубами. И это было отнюдь не притворство. Какой ужас: выходит, все наши завтраки, все наши ужины несли в себе частички ее крови. Стоило это представить, как мне едва не сделалось дурно.

— Успокойся, — заверила меня Эбби. — Нет и еще раз нет. Дэниел избавился от ножа. После того как мы легли спать… ну или, по крайней мере, разошлись по своим комнатам…

— Спокойной ночи, киска, — произнес Раф. — Спокойной ночи, приятель. Приятных тебе сновидений. Боже!

— Он спустился вниз. Я слышала его шаги по ступенькам. Не знаю, чем именно он там занимался, но на следующее утро часы вновь показывали нормальное время, раковина в кухне была надраена до блеска, пол тоже, словно он прошелся по нему скребком. Ботинки, его и Джастина, которые они сбросили во внутреннем дворике, перекочевали в ящик для обуви. То есть он их почистил, но не до блеска, конечно, а как мы обычно это делали. А главное, они были сухие, словно какое-то время он сушил их перед камином. Вся одежда была выглажена и сложена аккуратными стопками, нож исчез.

— А что был за нож? — спросила я, не вынимая изо рта кулака.

— Ну, такой старинный, для бифштексов, с деревянной ручкой, — негромко пояснила Эбби. — Все в порядке, Лекс, его больше нет.

— Боже, а вдруг он еще где-то в доме! Брр, какой ужас!

— Понимаю, можешь не объяснять. Думаю, Дэниел от него избавился. Я, правда, не помню точно, сколько таких ножей у нас было в самом начале. Но я слышала, как стукнула передняя дверь. Так что скорее всего он выбросил его где-то на улице.

— А где конкретно? В саду он мне тоже не нужен. Его вообще не должно быть поблизости!

Мой голос задрожал сильнее. Я представила Фрэнка — вот он сидит и подбадривает: ну давай, давай, жми дальше.

Эбби покачала головой:

— Не знаю. Дэниел выходил на несколько минут, но вряд ли он бросил его где-то поблизости. Может, стоит у него спросить? Если нож по-прежнему где-то рядом, давай попросим его, чтобы перепрятал подальше.

— В принципе можно, — сказала я и слегка пожала плечами. — Попроси, если тебе не трудно.

Как говорится, держи карман, но мне следовало что-то предложить. Представляю, какую комедию он разыграет, если до этого все-таки дойдет.

— А вот я не слышал, как он спускался вниз, — признался Джастин. — Я… о Господи! Противно даже думать! Не выключая света, я сидел на краю кровати и раскачивался. Пока мы играли в карты, мне хотелось одного — поскорее встать из-за стола и уйти, чтобы побыть наедине с самим собой. Но как только я оказался один, мне сделалось еще хуже. Ведь дом скрипел — понятное дело, ветер, дождь, — но я мог поклясться, что ты бродишь по верхнему этажу, готовишься ко сну. А в какой-то момент, — он стиснул зубы с такой силой, что выступили желваки, — я услышал, как ты что-то напеваешь. И знаешь что? «Черную бархатную ленту». Причем услышал так явственно, что захотелось выглянуть в окно — вдруг увижу на газоне пятно света из твоего окна… И мне захотелось проверить, то есть я хотел убедиться… О Господи! Надеюсь, ты понимаешь, о чем я… в общем, я не смог. Не смог заставить себя подняться, хотя ничуть не сомневался в том, что на газоне лежало пятно света из твоего окна. Ну а потом что? Что бы я стал делать потом?

Его опять трясло.

— Джастин, — тихо обратилась к нему Эбби. — Все в порядке.

Он прижал ко рту пальцы и сделал глубокий вдох.

— В общем, — произнес он, — Дэниел мог сколько угодно топать вверх и вниз по лестнице, я бы все равно ничего не услышал.

— А вот я слышал, — вставил слово Раф. — Казалось, я слышал все шорохи в радиусе как минимум мили от дома. Я был готов выскочить из собственной шкуры, стоило уху различить какое-нибудь слабое шевеление в дальнем конце сада. У преступления есть свои плюсы — твои уши дадут сто очков вперед даже летучей мыши, — пошутил он, стряхивая пепел в сигаретную пачку, после чего зашвырнул ее в камин. Джастин машинально открыл рот, но тотчас закрыл снова. Следующую сигарету он взял из пачки Эбби. — Кстати, порой такое бывает крайне интересно послушать.

Эбби вопросительно подняла брови. Аккуратным движением воткнула иглу в подол кукольного платья, положила саму куклу рядом с собой на диван и пронзила Рафа укоризненным взглядом.

— Я был пьян, — неожиданно произнес Раф, обращаясь скорее в пространство, нежели к кому-то конкретно. — Можно сказать, в стельку.

— Неправда. Будь ты пьян, ты бы…

— Мы все в тот вечер изрядно приняли, — ледяным тоном перебила его Эбби. — Что неудивительно. Впрочем, оно не помогло. Как мне кажется, никто толком за ночь не сомкнул глаз. Утро обернулось полным кошмаром. Мы все были подавлены и к тому же мучились похмельем. Неудивительно, что головы у нас шли кругом. Мы не только не могли собраться с мыслями, перед глазами все плыло. А еще нас одолевали сомнения, и мы никак не могли решить, вызывать легавых или не вызывать, чтобы объявить тебя пропавшей без вести или что там делают в таких случаях. Раф с Джастином настаивали, что должны…

— Не лежать же тебе в этой крысиной норе, пока не набредет кто-нибудь из местных, — пояснил Раф, не вынимая изо рта сигареты, и потряс зажигалкой Эбби. — Если хочешь, можешь считать нас чокнутыми.

— …но Дэниел полагал, что тем самым мы выставим себя дураками. Потому что ты совершеннолетняя девушка и вполне могла пойти на утреннюю прогулку или прогулять денек занятий в колледже. Мол, кто тебе запретит. Потом он набрал номер твоего мобильника… тот лежал здесь же, в кухне, но он все равно почему-то решил позвонить.

— Затем он усадил нас завтракать, — пискнул Джастин.

— На этот раз Джастин успел добежать до туалета, — уточнил Раф.

— Мы все цапались друг с другом, — добавила Эбби. Она вновь взяла в руки куклу и теперь методично, хотя вряд ли отдавая себе в том отчет, стала заплетать ей косы. Расплетала и заплетала. — Нужно ли нам есть завтрак, звать ли нам полицию, ехать ли нам, как обычно, в колледж или дождаться тебя. То есть разумнее всего было на случай, если ты вдруг вернешься, оставить дома Дэниела и Джастина, а нам с Рафом поехать на занятия, но мы не смогли себя заставить. От одной только мысли о том, чтобы разбиться на группы — не знаю, как тебе это лучше объяснить, — скажем так, у нас ехала крыша. Все были готовы перегрызть друг другу глотки — мы с Рафом то и дело орали друг на друга как ненормальные. Потом все-таки кто-то озвучил эту идею и коленки у меня сделались ватными.

— Знаешь, что я подумал? — едва слышно спросил Джастин. — Я там стоял и слушал, как вы трое ругаетесь друг с другом и то и дело поглядываете в окно, словно ожидая увидеть там легавых или кого-то еще. И тогда я подумал, что это затянется еще как минимум на несколько дней. Какое там дней! Недель. Что мы можем так прождать едва ли не месяц. И все это время ты будешь там… Я точно знал, что мне не выдержать в колледже и дня, не говоря о целой неделе. И я подумал, что нам нужно прекратить грызню, взять пуховое одеяло, свернуться под ним калачиком, всем четверым, и включить газ. Вот какая мысль мне тогда пришла в голову.

— Можно подумать, у нас тут проведен газ! — рявкнул на него Раф. — Тоже мне любитель драматических финалов!

— Тогда у всех на уме было что-то в этом роде. Всех мучил вопрос, что нам делать, если тебя сразу не найдут. Просто никто не хотел признаваться, — добавила Эбби. — Так что когда прибыли легавые, у нас словно камень с души свалился. Джастин заметил их первый, из окна, и сказал: «К нам кто-то идет», — и мы все тотчас застыли на месте и умолкли, перестали орать друг на друга. Мы с Рафом бросились к окну, но Дэниел рявкнул: «Живо всем сесть! Кому сказано?!» И мы все сели за кухонный стол, словно только что закончили завтракать, и принялись ждать, когда раздастся звонок в дверь.

— Разумеется, открывать пошел Дэниел, — продолжил Раф. — Он был спокоен как танк. Мне было слышно, как он сказал в прихожей: «Да, Александра Мэдисон здесь живет, но мы не видели ее со вчерашнего вечера. Нет, у нас тут не было никаких ссор, нет-нет, мы за нее не волнуемся. Просто не знаем, поедет она сегодня в колледж или нет. А в чем, собственно, дело?» Сама понимаешь, все-таки в доме полиция, и постепенно в голосе Дэниела появились нотки озабоченности. Свою роль он сыграл безукоризненно. Скажу честно, мне сделалось не по себе.

Эбби вопросительно выгнула брови.

— А ты предпочел бы, чтобы он что-то там сбивчиво лепетал? — спросила она. — И что потом? Или если бы дверь открыл не он, а ты?

Раф лишь пожал плечами и вновь принялся перебирать карточную колоду.

— В конечном итоге, — продолжила Эбби, когда стало ясно, что отвечать он не намерен, — я решила, что нам тоже стоит выйти в прихожую. Потому что как-то странно, если мы будем отсиживаться в кухне. Там были Мэки и О'Нил. Мэки стоял, прислонившись к стене, О'Нил что-то записывал. При виде их я от страха едва не описалась. Сама понимаешь — в штатском, лица, которые ровным счетом ничего не выражают, манера вести разговор — как будто они никуда не торопятся и потому могут сколько им вздумается тянуть резину… Если признаться, я ожидала увидеть местных болванов из Ратовена. По этим с первого взгляда можно было определить, что они слеплены из другого теста. У этих с мозгами все в порядке, и с ними шутки плохи. Я уже было убедила себя, что самое худшее позади, что ничего страшнее той ужасной ночи не будет. Когда я увидела копов, тотчас стало ясно: худшее впереди.

— Боже, как они были жестоки! — неожиданно воскликнул Джастин. — Просто нечеловечески жестоки! Как они тянули время! Казалось, прошла целая вечность, прежде чем они сказали нам. Мы все время спрашивали их, что случилось, что случилось, а они лишь смотрели на нас ничего не выражающими глазами и уклонялись от ответа.

— «А почему вы считаете, что с ней должно что-то случиться? — Раф просто мастерски изобразил протяжный дублинский говорок Фрэнка. — Скажите, у кого-то имелись причины обидеть ее? Она кого-то боялась?»

— Эти ублюдки долго скрывали от нас, что ты жива. Мэки произнес что-то вроде: «Ее нашли несколько часов назад неподалеку отсюда. Ночью кто-то пырнул ее ножом». Он специально произнес это так, чтобы мы подумали, будто ты умерла.

— Дэниел единственный из нас сохранил ясную голову, — добавила Эбби. — Я же была готова разрыдаться. Я и так все утро только и делала, что сдерживала слезы, чтобы, не дай Бог, у меня не были заплаканные глаза. У меня словно камень с души свалился, когда я наконец узнала, что же все-таки произошло. Но Дэниел тотчас спросил у них: «Она жива?»

— Они оставили вопрос без ответа, — продолжил Джастин, — просто стояли и молча смотрели на нас едва ли не целую вечность. Да-да, молча застыли на месте, словно чего-то ждали. Ох как они были жестоки с нами.

— Наконец, — заговорил Раф, — Мэки пожат плечами и произнес: «Едва», — и тогда у нас словно что-то взорвалось в мозгах. То есть мы уже настроились на худшее, на то, что все кончено. Нам хотелось одного — поскорее стряхнуть с себя этот кошмар, вновь обрести душевный покой. К такому повороту событий мы просто не были готовы. Мы в два счета могли выдать себя с потрохами прямо там, в прихожей. Нас спасла Эбби — в нужный момент с ней случился обморок. Кстати, давно хочу у тебя спросить — ты тогда нарочно или как? Это тоже была часть плана?

— Какой план? Думай, что говоришь! — огрызнулась Эбби. — И ни в какой обморок я не падала. Просто у меня на мгновение закружилась голова. Надеюсь, ты помнишь, что ночью я почти не спала.

Раф прокомментировал ее слова нехорошим смешком.

— Мы все бросились ее ловить, усадили на диван, кто-то побежал за водой, — пояснил Джастин. — Слава Богу, она быстро пришла в себя, а вместе с ней и мы.

— Мы, говоришь? — перепросил Раф и вопросительно выгнул бровь. — Ты как стоял, так и продолжал стоять, хватая воздух ртом словно рыба. Я жутко боялся, что ты, не дай Бог, сейчас сморозишь какую-нибудь глупость. Я тоже нес околесицу. Готов поспорить: легавые решили, что у меня с головой не все в порядке. Все добивался у них ответа: мол, где вы ее нашли? Когда мы можем ее увидеть? И хотя они не отвечали, я по крайней мере пытался.

— Я сделал все, что мог, — заявил Джастин, уже заметно громче. Не иначе как он был на грани очередной истерики. — Тебе легко говорить! Ты вертел головой и повторял как попугай: «О, значит, она жива! Какое счастье!» А все потому, что воспоминания тебя не мучили, потому что ты не был там…

— Где пользы от тебя было как от козла молока. Как обычно.

— Ты пьян, — холодно заметила Эбби.

— Знаешь, что я тебе скажу? — произнес Раф, как подросток, довольный тем, что шокирует взрослых. — Ты права, я пьян. И подумываю о том, а не напиться ли мне еще больше? Как вы на это смотрите?

Никто не ответил. Раф потянулся за бутылкой и покосился в мою сторону:

— Да, Лекси, ты пропустила потрясающую ночь, скажу я тебе. Если хочешь знать, почему Эбби считает все, что бы ни сказал Дэниел, Словом Божьим…

Эбби не пошевелилась.

— Раф, я тебя предупредила один раз. Это второй. Третьего шанса не будет.

В ответ на ее слова Раф пожал плечами и сунул нос в стакан. Вновь воцарилось молчание. Я отметила про себя, что Джастин залился краской до самых корней волос.

— Следующие несколько дней, — перехватила инициативу Эбби, — были сущим адом. Полицейские сказали нам, что ты в коме и находишься в реанимации; что доктора не уверены, останешься ты жить или нет, но к тебе нас не пускали. Да что там, из них нельзя было вытащить слова о том, лучше тебе или нет. Жива, и все — как ты сама понимаешь, не слишком утешительное известие.

— Вокруг некуда было шагу ступить — куда ни глянь, везде одни легавые. То они обыскивали твою комнату, то вынюхивали что-то на дорогах, то собирали какие-то пылинки с ковра… Они допрашивали нас столько раз, что под конец я не помнил, что кому говорил. Даже когда их не было в доме, мы все равно сидели как на иголках. Дэниел сказал, что «жучки» в доме они вряд ли поставят, потому что это противозаконно. Хотя скажу честно, Мэки не произвел на меня впечатление человека, который станет вдаваться в такие тонкости. Да и вообще, легавые — они как крысы или блохи, или типа того, от них в два счета не избавишься. Даже если их присутствия не видишь, это еще не значит, что их тут нет. Притаились где-нибудь и ждут, когда можно снова выползти наружу.

— Это был живой кошмар, — согласилась Эбби. — И пусть Раф сколько угодно ноет, что Дэниел заставил нас играть в покер, я считаю, это самое лучшее, что он мог придумать в той ситуации. Спроси меня кто-то раньше, я бы сказала, что алиби можно придумать за пять минут: мол, я была там-то и там-то, остальные подтверждают мои слова, чем дело и заканчивается. Но легавые допрашивали нас часами, снова и снова, вытягивали из нас мельчайшие подробности — во сколько сели играть? Кто сидел на каком месте? Какие были начальные ставки? Кто первым сдавал карты? Пили ли мы? Кто что пил? Какой пепельницей пользовались?

— Они все время пытались поймать нас, — добавил Джастин и потянулся за бутылкой. Руки его дрожали, хотя уже не так сильно. — Я обычно давал самый простой ответ: мол, мы сели за карточный стол примерно в четверть двенадцатого — ну или типа того, и тогда Мэки или О'Нил, или кто там еще нас допрашивал в тот день, делал озабоченное лицо и говорил: «Вы уверены? Потому что, если не ошибаюсь, один из ваших друзей утверждает, что вы сели играть в карты в четверть одиннадцатого», — и для пущей убедительности принимался копаться в своих бумажках. Тогда я буквально каменел. Сама понимаешь, откуда мне было знать, какую ошибку мог допустить кто-то из нас. А допустить ее было проще простого — они нас так извели своими расспросами, что крыша ехала. И что мне было делать? Сказать: «Да, вы правы. Я тут что-то путаю», — или что-то другое? В конце концов я обычно держался своих слов и, между прочим, правильно делал. Потому что никто никаких ошибок не допускал. Просто легавые блефовали, водили нас за нос. А с другой стороны, это обыкновенное везение. Я был так напуган, что ничего другого в голову не приходило. Продлись это еще чуть дольше, мы бы все посходили с ума.

— И главное, чего ради? — возмутился Раф. Он неожиданно сел, едва не рассыпав карты, и выхватил из пепельницы сигарету. — Потому что один вопрос до сих пор не дает мне покоя: почему мы все поверили Дэниелу на слово. Можно подумать, он большой спец по части медицины. И что же? Он сказал нам, что Лекси умерла, и мы все ему поверили. Ну почему мы всегда и во всем ему верим?

— По привычке, — отозвалась Эбби. — Потому что чаще всего он бывает прав.

— Ты так думаешь? — уточнил Раф. Он вновь вальяжно откинулся на подлокотник дивана, однако в голосе его слышались резкие, пугающие нотки, и причем все громче и громче. — В любом случае на сей раз он ошибся. Мы бы вызвали «Скорую помощь», как делают в таких случаях нормальные люди, и все было бы в порядке. Лекси никогда бы не подала иск в суд или как это там называется. Нам бы не пришлось жить в постоянном страхе — достаточно было только раскинуть мозгами. Но нет, мы позволили Дэниелу задурить нам головы и просидели всю ночь, как в той книжке, на безумном чаепитии.

— Откуда ему было знать, что все обойдется? — резко спросила Эбби. — Что, по-твоему, нам было делать? Пойми, Дэниел подумал, что Лекси умерла.

— Если его послушать, то да, — с видимой неохотой признал Раф и пожал плечами.

— Что ты хочешь сказать?

— Ничего. Просто говорю. Помнишь, когда этот легавый пришел к нам сказать, что она вышла из комы? Так вот, — продолжил он, обращаясь ко мне, — мы трое жутко обрадовались, у нас аж ноги подкосились. Я тогда испугался, что Джастин вот-вот грохнется в обморок.

— Спасибо тебе, Раф, — отозвался тот и потянулся за бутылкой.

— Скажи, обрадовало ли известие Дэниела? Сомневаюсь. У него был такой вид, будто ему заехали под дых бейсбольной битой. Черт, это даже легавые заметили. Ну как, вспомнили?

Эбби лишь пожала плечами, вновь склонилась над своей куклой и принялась возиться с иголкой и ниткой.

— Эй! — подала голос я и стукнула ногой по дивану, чтобы привлечь к своей персоне внимание Рафа. — Лично я не помню. А что случилось?

— Это все тот гад Мэки, — пояснил Раф. Он взял у Джастина бутылку водки и долил стакан до краев. Тоник он добавлять не стал. — Ранешенько в понедельник его вновь принесла нелегкая на наше крыльцо. У него, видите ли, для нас новость, и он требует, чтобы его пустили в дом. Лично я послал бы его куда подальше. Потому что за предыдущие дни я насмотрелся на стольких легавых, что хватит по гроб жизни. Однако Дэниел дверь открыл. У него на сей счет имелась идиотская теория — мол, нам не следует делать ничего такого, что могло бы настроить против нас полицию. Можно подумать, Мэки и без того не был против нас настроен — да он нас всех до единого на дух не выносил. На хрена ему жопу лизать? Но Дэниел его впустил. Я вышел из своей комнаты послушать, что он нам расскажет на этот раз. Мэки обвел нас всех взглядом и сказал: «Похоже, самое страшное позади. Ваша подружка вышла из комы и даже попросила завтрак».

— Мы все были готовы кричать и прыгать от радости, — добавила Эбби.

Она нашла-таки свою иглу и теперь короткими, злыми стежками втыкала ее в подол кукольной юбки.

— Правильнее сказать, почти все, — уточнил Раф. — Джастин схватился за ручку двери и, расплывшись в ухмылке как идиот, начал постепенно оседать на пол, словно его не держали ноги. Эбби рассмеялась, бросилась к нему и заключила в объятия, а я — если не ошибаюсь — от радости что-то такое заорал. А вот Дэниел… он просто застыл на месте. Вид у него был…

— Как у мальчишки, — неожиданно добавил Джастин. — Как у испуганного мальчишки.

— Можно подумать, ты был в состоянии что-то заметить, — огрызнулась на него Эбби.

— Представь себе. Потому что я специально наблюдал за ним. Он так побледнел, словно его затошнило.

— А потом повернулся и вошел сюда, — добавил Раф. — Подойдя к окну, уставился в сад. И не проронил ни слова. Мэки вопросительно посмотрел на нас и спросил: «Что это с вашим приятелем? Он что, не рад?»

Фрэнк ни разу об этом словом не обмолвился. По идее мне полагалось разозлиться — ведь кто, как не он, постоянно вел разговоры о честной игре, но сейчас он казался мне кем-то далеким и полузабытым, человеком из другой жизни, отстоявшей от меня за миллион световых лет.

— Наконец Эбби оставила Джастина в покое и сказала, мол, Дэниел привык все принимать близко к сердцу.

— Так и есть, — сказала Эбби, перекусывая нитку.

— Мэки лишь улыбнулся этакой циничной улыбочкой и ушел. Как только я убедился, что он действительно отправился восвояси — кто знает, такой тип как он вполне мог залечь в кустах и подслушивать, — вернулся к Дэниелу и спросил, какая муха его укусила. Он все еще стоял у окна, даже не шелохнулся. В общем, Дэниел убрал от лица волосы — лоб его был весь в каплях пота — и сказал: «Никакая. Потому что он лжет. Черт, как я сразу не понял. Засранец застал меня врасплох». Я непонимающим взглядом уставился на него. Честное слово, мне показалось, будто он тронулся умом.

— Или ты, — подпустила шпильку Эбби. — Потому что я ничего такого не помню.

— Потому что вы с Джастином танцевали и что-то радостно попискивали, как парочка телепузиков. Дэниел раздраженно посмотрел на меня и сказал: «Не будь таким наивным, Раф. Если бы Мэки говорил правду, неужели ты и впрямь поверил, что он ничего не приврал бы? Тебе не приходило в голову, какие последствия все это может иметь?» — Раф сделал глоток из стакана и спросил: — А теперь, Эбби, скажи мне, неужели это, по-твоему, похоже на радость?

— Боже мой, Раф! — воскликнула Эбби.

Она отложила шитье и теперь сидела ровно. Глаза ее сверкали.

— Ты о чем? Думай, что говоришь! Или совсем рехнулся? Никто из нас не хотел, чтобы Лекси умерла.

— Ты не хотела, я не хотел. Джастин не хотел. Может, и Дэниел тоже не хотел. Я хочу лишь сказать, я не знаю, что он там почувствовал, когда проверял у Лекси пульс. Меня там не было. Чего я точно не знаю, так это как бы Дэниел поступил, пойми он тогда, что она еще жива. А ты знаешь? Можешь ли ты поклясться, положа руку на сердце, что точно знаешь, как он поступил бы?

У меня по загривку пробежал холодок; затем ветерок легонько покачал шторы и шмыгнул куда-то в дальний угол. Купер и его бюро сумели установить, что уже мертвое тело кто-то передвинул. Чего они не могли сказать — сколько конкретно времени прошло с момента смерти. Лекси и Дэниел провели в сторожке вместе около двадцати минут. Мне вспомнились ее руки, крепко сжатые в кулаки. Крайнее эмоциональное возбуждение, сказал тогда Купер. А потом я представила Дэниела — как он спокойно сидит рядом с ней, осторожно стряхивая пепел в сигаретную картонку, и на волосы ему падают капли дождя. И если и было что-то помимо этого — дрогнула ли рука, раздался ли вздох, был ли устремлен в его сторону взгляд карих глаз или прошептали что-то едва слышно губы, — этого нам никогда не узнать.

Ночной ветер овевал холмы, где-то вдали слышалось уханье сов. Врачи еще могли бы спасти ее, сказал нам тогда Купер.

Дэниел, если бы захотел, вполне мог оставить в сторожке Джастина. Кстати, в той ситуации это было бы самое логичное. Потому что, будь Лекси на самом деле мертва, тому, кто остался, было нечего делать — лишь сидеть рядом и ничего не трогать. Тот, кто вернулся домой, чтобы поставить в известность остальных, должен был найти бумажник, ключи и фонарик, сохранять при этом спокойствие и действовать быстро. Дэниел отправил Джастина, который едва держался на ногах.

— До самого последнего дня, пока ты не вернулась домой, — продолжил Раф, — он продолжал твердить, что ты умерла. По его словам, легавые блефовали, утверждая, что ты, мол, жива, чтобы мы подумали, что ты им что-то рассказала. Он сказал, что мы не должны терять голову и рано или поздно легавые пойдут на попятную. Мол, они начнут вешать нам лапшу на уши, что это было временное улучшение состояния, после чего ты скончалась в больнице. Лишь когда Мэки позвонил нам и сказал, что привезет тебя на следующий день, если, конечно, кто-то будет ждать дома, лишь тогда Дэниел был вынужден признать, что, похоже, никакого великого заговора не было, что все гораздо проще, чем нам казалось. Вот и вся история.

Раф сделал очередной — и не хилый — глоток из своего стакана.

— Думаешь, Дэниел обрадовался? Ни хрена собачьего. Он буквально ошалел, но скорее от страха. Никак не мог успокоиться, действительно ли тебе отшибло память. Вдруг ты что-то наговорила легавым, и вообще, чего от тебя ждать, когда ты вернешься домой?

— Ну и что? — сочла нужным вставить свое мнение Эбби. — Можно подумать, мы не волновались по этому поводу. И как тут не волноваться? Потому что если ты что-то помнила, у тебя имелись все основания ненавидеть нас. В тот вечер, Лекс, когда ты вернулась домой, мы все сидели как на иголках. Когда стало окончательно ясно, что ты на нас не злишься, мы, конечно, успокоились. Но когда ты только вышла из полицейской машины, Боже, я думала, моя голова лопнет от напряжения!

На какое-то мгновение перед моим мысленным взором они предстали такими, какими я увидела их в тот первый вечер: вот они стоят на крыльце дома, гордо вскинув головы, словно некое сияющее видение, юные воины из какого-то давно забытого мифа, — слишком ослепительно красивые, чтобы быть настоящими.

— Волновались, да, было дело, — согласился Раф, — но про Дэниела этого не скажешь. Он был на грани истерики, и его нервозность вскоре передалась даже мне. В конце концов я загнал его в угол — до этого момента он прилагал все усилия к тому, чтобы я не застал его где-нибудь одного — и, что называется, взял за жабры. Потребовал, чтобы он признался, что, собственно, происходит. И знаешь, что сказал Дэниел? «Мы должны признать тот факт, что точку в этом деле ставить еще рано. Думаю, у меня есть план, колорый предусматривает любое развитие событий, осталось только прояснить кое-какие детали. А пока можешь спать спокойно. Возможно, он не понадобится». Что, по-твоему, это могло означать?

— Я чужие мысли читать не умею и потому ничего конкретного сказать не могу, — бодро отреагировала Эбби. — Скорее всего он пытался тебя успокоить.

Темная сельская дорога, едва слышный щелчок, и эта нотка в голосе Дэниела, сосредоточенная, спокойная. Я почувствовала, как у меня зашевелились волосы. Мне и в голову не могло прийти, что в тот вечер дуло пистолета могло быть нацелено на меня, а вовсе не на Нейлора.

— А вот этого не надо! — фыркнул Раф. — Да твоему Дэниелу глубоко насрать на нас и наши чувства — в том числе и на Лекси. Его волновало одно — помнит она хотя бы что-нибудь или нет, и какой номер она способна выкинуть. И никакой тонкости, никаких обходных маневров — он при любой возможности пытался выжать из нее информацию. Мол, ты помнишь, какой дорогой шла в тот вечер? Ты берешь с собой куртку или нет? Лекси, не хочешь поговорить про… Черт, тошно было это слушать!

— Он пытался обезопасить тебя, Раф. Пытался нас защитить.

— Можно подумать, я нуждаюсь в защите! Я что, дитя малое? И уж тем более, Боже упаси, я меньше всего нуждаюсь в том, чтобы меня защищал он.

— Тебе везет, — ответила Эбби. — Прими мои поздравления. Нужно тебе или нет, но он делал все, что мог. И если тебе этого мало…

Раф пожал плечами — вернее, дернул одним.

— Может, и делал. Я же сказал, откуда нам знать. А если и так, то для такого головастого чувака, как он, это «все, что мог» — полный отстой. Последние несколько недель были сущим кошмаром, хотя этого в принципе могло и не быть. Если бы Дэниел прислушивался к нам, а не, как ты выражаешься, «делал все, что мог»… Мы хотели сказать тебе, — продолжил он, обернувшись ко мне. — Мы трое. Когда узнали, что ты возвращаешься к нам.

— Это так, Лекси, — подтвердил Джастин, перевесившись ко мне через подлокотник кресла. — Ты даже не представляешь, сколько раз я почти… Боже, мне казалось, если я тебе не скажу, то взорвусь, рассыплюсь, разложусь на молекулы или что-то в этом роде.

— Дэниел нам не позволил, — продолжил Раф. — И чем дело кончилось? Ты только взгляни, как прекрасно сработала буквально каждая из его идей. Взгляни на нас. До чего он нас довел. — Раф размашистым движением обвел комнату и всех присутствующих — такую светлую и такую мрачную. — А ведь ничего этого могло и не быть. Мы могли бы вызвать «скорую», могли бы честно признаться Лекси, что произошло…

— Нет, — возразила Эбби. — Нет. Это ты мог бы вызвать «скорую». Ты мог бы сразу честно признаться Лекси. Я могла бы. Или Джастин. Только не вали все на Дэниела. Ты взрослый человек, Раф. Никто не приставлял к твоему виску пистолет, никто силой не заставлял тебя держать язык за зубами. Все, что ты делал, было твоим собственным выбором.

— Может быть. Но я поступил так, потому что мне велел Дэниел, и ты тоже. Ведь в ту ночь мы с тобой были здесь одни, верно я говорю? Как долго? Час? Если не больше. И все это время ты твердила об одном — что нужно позвать кого-то на помощь. Когда же я сказал тебе: «Ну давай позовем», — ты ответила «нет». Потому что Дэниел велел нам ничего не предпринимать. У Дэниела есть план. Дэниел знает, как поступить дальше.

— Потому что я ему доверяю. А доверяю я ему, потому что он это заслужил. Потому что я ему благодарна. Думаю, и ты тоже. Все, что у нас есть, мы имеем благодаря Дэниелу. Если бы не он, гнить мне и по сей день в моей полуподвальной каморке. Может, для тебя это не важно, а для меня…

Раф хохотнул — громко, резко. Я невольно съежилась.

— Гребаный дом! — воскликнул он. — Стоит кому-то намекнуть, что наш возлюбленный Дэниел далек от совершенства, как ты начинаешь тыкать нам в лицо этим домом. Я молчал лишь потому, что поначалу думал: а вдруг ты права, вдруг я ему действительно что-то должен, — но теперь… У меня этот дом в печенках сидит. Очередная блестящая идея нашего Дэниела, и как она сработала? На Джастина без содрогания нельзя смотреть, ходячая развалина, ты теперь умеешь лишь поддакивать. Я пью больше, чем мой папаша-алкоголик. Лекси едва не умерла. И большую часть времени мы друг друга на дух не переносим. И все этот гребаный дом.

Эбби вскинула голову и посмотрела на него.

— Дэниел тут ни при чем. Он лишь хотел…

— Чего он хотел, Эбби? Чего? Ты можешь мне сказать? Чего ради, если на то пошло, он подарил каждому из нас долю?

— Потому, — ответила она с пугающими нотками в голосе, — что он о нас заботится. Прав он или нет, но он решил, что так для нас лучше, что только так мы все пятеро будем по-настоящему счастливы.

Я ожидала, что Раф расхохочется, но ошиблась.

— Знаешь что, — сказал он спустя пару секунд, по-прежнему глядя в свой стакан, — поначалу мне тоже так казалось. Честное слово. Что он все делает ради нас, что он нас любит и все такое прочее. — Раф произнес эти слова совершенно беззлобно, не было в его голосе ни горечи, ни гнева — лишь усталая меланхолия. — Когда-то ради Дэниела я был готов на все. В буквальном смысле на все.

— А потом прозрел, — съязвила Эбби, и все же голос ее слегка дрогнул. Такой расстроенной я видела ее впервые; даже когда я завела разговор про куртку, она восприняла это гораздо спокойнее. — Тот, кто дарит своим друзьям дом ценой в миллион, делает это исключительно из эгоистических соображений. Попахивает паранойей.

— Я и об этом думал. Думал подолгу и часто, особенно в последние недели. Видит Бог, я не хотел… но терпеть было выше моих сил. Все равно что отковыривать струпья с болячки. — Раф посмотрел на Эбби и мотнул головой, убирая от лица волосы. Алкоголь уже начал делать свое дело. Глаза его были налиты кровью и опухли, словно он плакал. — Предположим, нас всех зачислили бы в разные колледжи. Предположим, мы бы никогда не встретились. Чем, по-твоему, мы бы сейчас занимались?

— Понятия не имею, о чем ты.

— С нами бы все было в порядке, со всеми четверыми. Может, было бы трудновато первые несколько месяцев, потребовалось бы какое-то время, чтобы завести друзей. Знаю, все мы тяжело сходимся с людьми, но это преодолимые трудности. Именно этому люди и учатся в колледже — как жить в большом и страшном мире. У нас появились бы друзья, мы бы общались…

— Лично я не смог бы, — тихо, но решительно возразил Джастин. — Я бы пропал без вас.

— Ничего бы с тобой не стало. Никуда бы ты не пропал. Завел бы себе дружка — как и ты, Эбби. И не такого, с которым можно изредка переспать после особенно забойного дня, а постоянного парня, партнера. — Он грустно улыбнулся в мою сторону. — Что касается тебя, глупышка, то я не уверен. Но в любом случае ты нашла бы, где и с кем оттянуться.

— Спасибо за ценные советы, — холодно отозвалась Эбби. — Тоже мне наставник нашелся. То, что Джастин не нашел себе дружка, вовсе не означает, что Дэниел какой-то антихрист.

Раф никак не отреагировал на ее выпад, и это почему-то меня немного испугало.

— Нет, не значит, — согласился он. — Но ты задумайся об этом хотя бы на секунду. Если бы мы не встретились, что бы сейчас без нас делал твой Дэниел?

Эбби одарила его ледяным взглядом.

— Занимался бы альпинизмом. Баллотировался в мэры. Жил бы здесь, в этом доме. Откуда мне знать?

— Ты можешь представить его на балу первокурсников? Или в качестве члена студенческого общества? Или болтающим с девушкой на семинаре по американской поэзии? Я серьезно, Эбби. Я задал вопрос и жду на него ответ. Ты можешь такое представить?

— Я не знаю! Раф, мне надоели твои «представим» и «предположим», это вечное сослагательное наклонение! Оно ничего не значит. Откуда мне знать, что было бы! Я не ясновидящая. Как, впрочем, и ты.

— Может, и нет, — согласился Раф, — но кое-что я все-таки знаю. Дэниел никогда — повторяю, никогда! — не научился бы жить в реальном мире. Не знаю, родился он таким или в детстве стукнулся обо что-то головой и повредил мозги, но он не способен жить нормальной, человеческой жизнью.

— С Дэниелом все в порядке, — холодно и отчетливо произнесла Эбби, и каждый слог показался мне острым осколком льда. — Повторяю, все в порядке.

— Эх, если бы так, Эбби. Пойми, ведь я его люблю, до сих пор люблю, несмотря ни на что. Но с ним всегда что-то не так. Всегда. И ты не можешь этого не знать.

— Он прав, — подал голос Джастин. — Я тебе никогда не говорил, но когда мы только познакомились, в тот самый первый год…

— Заткнись! — злобно прикрикнула на него Эбби. — Закрой свой поганый рот! Лучше на себя посмотри. Если у Дэниела с головой не все в порядке, то как с головой у тебя? Да и ты тоже, Раф…

Раф водил пальцем по запотевшему стакану, рисуя на нем какие-то узоры.

— Все мы — за исключением Дэниела, — сказал он, — разумеется — при желании можем нормально общаться с другими людьми. Например недавно я снял одну девчонку. Твои студенты тоже на тебя заглядываются. Джастин кокетничает с блондином, который работает в библиотеке, — только не отпирайся, дружок, я собственными глазами видел. Лекси могла поприкалываться с народом в кафешке. У нас нет проблем, мы не бежим от мира… Но Дэниел… На всей планете лишь четыре человека в упор не видят, что перед ними — психически больной человек, и вся эта четверка сейчас находится здесь. Так что не будь его, с нами было бы все в порядке, чего не скажешь о нем самом. Без нас Дэниел был бы более одинок, чем сам Господь Бог.

— И что из того? — спросила Эбби после небольшой паузы. — Что?

— То, — ответил Раф, — если ты хочешь знать мое мнение, что именно поэтому он и подарил нам доли в доме. А вовсе не потому, что ему захотелось нас осчастливить. Потому что ему нужны были люди здесь, в его личном мирке. Чтобы запереть нас в нем навсегда.

— Ты!.. — воскликнула Эбби, задыхаясь. — Ты — гнусное ничтожество. Как только тебе хватает наглости…

— У него и в мыслях не было защищать нас, Эбби. Никогда. Потому что на самом деле ему нужно другое: сохранить им же созданный мирок. Признайся честно, с чего это ты сегодня утром поехала с ним в участок? Почему не захотела оставить его наедине с Лекси?

— Потому что не хотела оставаться с тобой — вот почему. Потому что на тебя противно смотреть, потому что твои выходки сидят у меня в…

— Чушь. Что, по-твоему, он собирался сделать с Лекси, если бы она вдруг намекнула, что готова продать свою долю, или выложила легавым все, что ей известно? Вот ты говоришь, я мог давно ей все рассказать. Что, как ты думаешь, Дэниел сделал бы со мной, если бы решил, что я позволяю себе самодеятельность? Ведь у него есть план, Эбби. Он сам сказал мне, что у него есть план на все случаи развития событий. И что же входит в его план, как ты думаешь?

Джастин ахнул, точь-в-точь как испуганный ребенок. Свет в комнате изменился, воздух качнулся, давление переместилось, крохотные струйки дыма собрались в огромное вращающееся кольцо.

Дэниел застыл в дверном проеме — высокий и недвижимый, засунув руки в карманы длинного черного пальто.

— Все, чего мне когда-либо хотелось, — тихо произнес он, — было заключено в этом доме.