Я толкнул скрипящую парадную дверь и шумно захлопнул ее, чтобы порадовать Снайпера; потом спустился по задней лестнице во двор и перелез через стену. На общение с семьей времени не оставалось. При нашей работе новости разлетаются быстро, особенно новости жареные. Я отключил мобильники и поспешил в отдел — заявить начальнику, что беру отгул, прежде чем это скажет он.

Джордж — здоровяк предпенсионного возраста, с обвислым усталым лицом, похожим на морду игрушечного бассет-хаунда. Мы любим начальника; подозреваемые часто ошибаются, считая, что тоже могут его полюбить.

— А, Фрэнк! — Он поднялся с кресла и протянул мне руку через стол. — Мои соболезнования.

— Мы не были близки, — ответил я, пожав протянутую руку, — но и в самом деле — это удар.

— Говорят, похоже, что он сам…

— Ага, — согласился я, заметив оценивающую искорку в глазах Джорджа. — Говорят. Голова кругом, серьезно. Босс, у меня скопилось несколько отгулов. Если не возражаете, я хотел бы получить их прямо сейчас.

Джордж провел рукой по лысой макушке и внимательно изучил ладонь.

— А работа позволит? — задумчиво осведомился он.

Я давно освоил жизненно важное умение читать вверх ногами. Перед боссом лежала папка с одним из моих дел, так что Джорджу все было прекрасно известно.

— Без проблем, — честно ответил я. — Ничего в критической стадии. Только присматривать. За час-два приведу в порядок бумажки и буду готов передать дела.

— Хорошо, — вздохнул Джордж. — Отдашь все Йейтсу. Ему как раз придется притормозить операцию с южным кокаином; времени у него навалом.

Йейтс толковый работник; дураков в спецоперациях не держат.

— Я введу его в курс дела, — пообещал я. — Спасибо, босс.

— Возьми пару недель. Проветри мозги. Чем займешься? С семьей посидишь?

Другими словами, не собираешься ли соваться на место преступления, задавая ненужные вопросы.

— Наверное, свалю из города. Может, в Вексфорд. Говорят, на побережье в это время года замечательно.

Джордж помассировал складки на лбу, словно они заныли.

— Один придурок из убойного навалился на меня ни свет ни заря и начал капать на тебя. Кеннеди, Кенни, или как его там… Заявил, что ты, мол, вмешиваешься в его расследование.

Мелкий писклявый драный козел!

— Это у него ПМС, — сказал я. — Подарю ему милый букетик, он и успокоится.

— Дари что хочешь, только не давай повода снова звонить мне. Я не люблю, когда придурки тревожат меня до завтрака: у меня в кишках свербит.

— Я же буду в Вексфорде, босс! Я не смогу залезть под юбку убойной малышке, даже если б захотел. Вот приберусь немного и уеду, чтобы не путаться под ногами.

Джордж внимательно осмотрел меня из-под набухших век и махнул большой усталой ладонью.

— Прибирайся не спеша.

— Пока, босс. Увидимся через пару недель. — Я направился к двери.

Вот за что мы любим Джорджа. Одно из качеств отличного начальника — знать, когда ничего не надо знать.

— Фрэнк! — окликнул он меня.

— Да, босс?

— Отдел хочет выделить пожертвование в честь твоего брата — куда направить? Благотворительность? Спортклуб?

Меня будто пронзило насквозь. Несколько секунд я вообще ничего не мог сказать. Я даже не знал, ходил ли Кевин в спортклуб — вряд ли, конечно. Мне пришло в голову, что нужно создать благотворительный фонд для тупиковых ситуаций, как у меня, посылать парней нырять у Большого Барьерного рифа и летать на парапланах над Большим Каньоном… Так, на всякий случай — вдруг иного шанса им не представится.

— В фонд помощи семьям жертв убийства, — сказал я. — Спасибо, босс. Я очень благодарен. И ребятам спасибо передайте.

В глубине души любой в отделе спецопераций считает коллег из убойного сборищем педиков. Есть исключения, но важно то, что отдел убийств — как боксеры-профессионалы: они дерутся всерьез, но у них перчатки, капы и рефери, который бьет в гонг, если нужно отдышаться и утереть кровь. В спецоперациях бьют кулаками, наш ринг — темные переулки, и деремся мы до нокаута. Если Снайперу требуется проникнуть в дом подозреваемого, он заполняет миллион бланков, ждет, пока их проштампуют всяческими разрешениями, и собирает подходящую группу захвата, чтобы никто не пострадал; а я по-детски хлопаю глазками, что-нибудь вру и проскальзываю внутрь, а если подозреваемый захочет вышибить из меня дух, я сам за себя.

Такой подход играл в мою пользу. Снайпер привык бороться по правилам и думал, что я, не считая мелкого мальчишеского жульничества, поступаю так же. Пока он сообразит, что его правила ничего общего не имеют с моими, пройдет немало времени.

Я рассыпал стопку документов по столу — пусть, если кому приспичит остановиться поблизости, увидит, как я готовлюсь сдавать дела. Потом я позвонил приятелю в отдел кадров и попросил прислать мне электронные копии личных дел всех, кто работает по убийству Рози Дейли. Он что-то буркнул насчет конфиденциальности, но пару лет назад его дочь избежала наказания за хранение наркотиков — в протоколе случайно забыли зафиксировать три пакетика кокаина, — так что, по моему разумению, за ним оставалось два больших или четыре маленьких одолжения. Несмотря на бурчание закоренелого язвенника, он разумел так же, и не успели мы завершить разговор, как документы пришли на мой ящик.

Снайпер выбил себе в группу пять человек — многовато для древнего висяка; очевидно, Кеннеди и его восемьдесят с чем-то процентов действительно вызывали уважение в убойном. Четвертый в списке оказался тем, кого я искал: Стивен Моран, двадцать шесть лет, домашний адрес в Норт-Уолле, хорошие выпускные оценки, после школы сразу в Темплмор, одна за другой отличные аттестации, всего три месяца как из патрульных. На фото — нечесаный рыжий задохлик, дублинский мальчик из пролетариев, смышленый и нацеленный на быстрый результат. Хвала небесам за «чайников» — судя по всему, парнишка так и рвался в бой, сомневаться в словах детектива не станет, так что мы с юным Стивеном отлично поладим.

Я положил в карман данные Стивена, удалил полученное письмо из ящика и пару часов приводил в порядок дела для Йейтса; мне совсем не хотелось, чтобы он не вовремя начал выяснять у меня какие-то мелочи. Мы замечательно быстро передали дела — у Йейтса хватило ума не выказывать мне сочувствия; он хлопнул меня по плечу и пообещал, что со всем разберется. Я собрал вещи, запер дверь кабинета и направился к Дублинскому замку, где размещается отдел по расследованию убийств, завоевывать Стивена Морана.

Если бы расследование вел не Снайпер, Стивена пришлось бы искать с собаками: начинающие детективы заканчивают работу и в шесть, и в семь, и в восемь, а если на выезде — то вообще не возвращаются в отдел отчеты писать, прежде чем идти домой. Но я знал Снайпера. Сверхурочные вызывают у начальства сердцебиение, а отчеты доводят до оргазма, так что мальчики и девочки Снайпера выскакивают ровно в пять, успев до этого заполнить все необходимые бумаги. Со скамейки в саду замка открывался хороший обзор двери, а кусты служили замечательным противоснайперным заграждением. Я закурил и стал ждать. Даже дождь перестал. Это был мой день.

Одна вещь упрямо не шла у меня из головы, заслоняя остальное: при Кевине не нашли фонаря. Иначе Снайпер упомянул бы — для подтверждения своей суицидальной версии. Кевин никогда не пошел бы на опасное дело без очень веской причины; принцип «а вот просто так» он оставлял мне и Шаю. Во всем Дублине не хватило бы баночного «Гиннесса», чтобы Кевин ради хохмы, в одиночку и в кромешной тьме отправился в номер шестнадцатый. Значит, он что-то увидел или услышал на обратном пути и решил, что обязан пойти и выяснить. Что-то слишком срочное — некогда было искать поддержку, — но незаметное, на что больше никто не обратил внимания. Или же кто-то его позвал туда — кто-то, волшебным образом прознавший, что Кевин в эти минуты окажется в верхнем конце Фейтфул-плейс. Или Кевин соврал Джеки и с самого начала собирался в этот дом, встретиться с кем-то, кто пришел подготовленный.

Уже стемнело, а я успел сложить у своих ног аккуратную кучку окурков, когда — в пять часов, тютелька в тютельку, — Снайпер и его кореша вышли из дверей и направились к стоянке. Снайпер пружинисто шагал задрав голову, помахивал портфелем и рассказывал какую-то историю, вызывавшую у мальчика с мордочкой хорька послушный смех. Они уже почти прошли, когда появился мой малыш Стивен, борясь с мобильником, рюкзаком, мотоциклетным шлемом и длинным шарфом. Паренек оказался верзилой с глубоким голосом, в котором звучали резкие, юношеские нотки. Судя по всему, Стивен профукал свои сбережения на дорогое серое пальто, чтобы наверняка подходить для убойного.

К счастью, меня ничто не останавливало. Возможно, Стивен неохотно пошел бы на разговор с братом жертвы, но его вряд ли предупредили держаться от меня подальше; Снайперу за миллион лет не пришло бы в голову признаться никчемному стажеру, что матерый детектив побаивается старого жалкого меня. Гипертрофированное чувство иерархии Снайпера неожиданно пришлось кстати. В мире Кеннеди патрульные — это дрессированные мартышки, стажеры — муравьи-трудяги, а уважения достойны только детективы отделов и вышестоящее начальство. Обычно это губительный подход — не только из-за расточительности, но и из-за множества слабых мест, которые сам себе создаешь. А я уже говорил, с каким удовольствием выискиваю уязвимые места.

Стивен закончил разговор и убрал мобильник в карман. Я отбросил сигарету и вышел из сада навстречу ему.

— Стивен?

— Ну?

— Фрэнк Мэки, — сказал я, протягивая руку. — Спецоперации.

Глаза парня чуть расширились: то ли от благоговения, то ли от страха, то ли еще от чего. Долгие годы я сеял и взращивал разные интересные легенды о себе — некоторые правдивые, некоторые не очень, — которые рано или поздно приносят урожай. Стивен очень старался скрыть свои чувства, и это мне понравилось.

— Стивен Моран, общий отдел, — представился он, усиленно пожимая мне руку и слишком пристально глядя в глаза; малыш из кожи лез, чтобы произвести впечатление. — Рад познакомиться, сэр.

— Зови меня Фрэнк. У нас в спецоперациях «сэры» не приняты. Я уже давненько к тебе приглядываюсь, Стивен. Много хорошего о тебе слышал.

Он сумел сдержать и румянец, и любопытство.

— Спасибо. Весьма приятно.

Малыш начинал мне нравиться.

— Прогуляемся? — предложил я и направился в сад — из здания могли выйти другие стажеры и другие ребята из убойного. — Стивен, ты стал детективом три месяца назад, верно?

Он шагал как подросток — длинно и чуть пружиня от переизбытка энергии.

— Именно так.

— Молодец. По-моему, ты не похож на человека, собравшегося всю карьеру проторчать в общем отделе, хватаясь каждую неделю за все, что прикажет детектив отдела. У тебя для этого слишком большой потенциал, рано или поздно захочется вести собственное расследование. Угадал?

— Да, план таков.

— И в какой отдел ты нацелился?

На сей раз легкий румянец все-таки появился.

— Убойный или спецопераций.

— У тебя есть вкус, — улыбнулся я. — Значит, расследование убийства — исполнение желаний, а? Ну как, нравится?

— Я многому учусь, — осторожно ответил Стивен.

— Учишься, как же! Снайпер Кеннеди помыкает тобой, как дрессированным шимпанзе. Что он велит делать — варить кофе, забирать вещи из химчистки или носки штопать?

Уголок рта Стивена непроизвольно дернулся.

— Я перепечатываю свидетельские показания.

— Какая прелесть. Сколько слов в минуту делаешь?

— Я не против, — запротестовал он, доблестно пытаясь отыскать правильные слова. — Ну, то есть, я же новичок, понимаете? Все остальные уже по нескольку лет отработали. А кому-то нужно…

— Стивен, остынь. Это не проверка. Ты тратишь время и силы на секретарскую работу. Ты это понимаешь, я это понимаю, и Снайпер тоже это поймет, если соизволит потратить десять минут на чтение твоего личного дела.

Я показал на скамейку — под фонарем, чтобы видеть лицо Стивена, и подальше от главных выходов.

— Присядем.

Стивен свалил рюкзак и шлем на землю и сел. Несмотря на мою лесть, его взгляд оставался настороженным — еще один хороший знак.

— Мы оба люди занятые, так что перейду прямо к делу, — заявил я. — Мне было бы интересно знать о ходе этого расследования. С твоей точки зрения, а не с точки зрения детектива Кеннеди — ведь мы оба понимаем, чего стоит его версия. К черту дипломатию — наш разговор строго конфиденциальный, один на один.

Напряженная работа мозга на лице Стивена не отражалась — с таким хорошо в покер играть, — и я не мог понять, к чему он склоняется.

— Знать о ходе расследования… — протянул он. — Что именно вы имеете в виду?

— Ну, будем встречаться время от времени, я тебя пивом угощу, а ты мне расскажешь, над чем работаешь, что думаешь по этому поводу, как бы ты поступил, будь ты начальником. Я составляю мнение о твоей работе. Устраивает?

Стивен подобрал со скамейки жухлый листок и принялся аккуратно складывать его вдоль прожилок.

— Можно говорить прямо? Как будто мы не на работе. Как мужчина с мужчиной.

— Мы и есть не на работе, дружище Стивен. — Я развел руками. — Ты не заметил?

— Я имел в виду…

— Понимаю. Расслабься, приятель, говори, что в голову придет. И никаких последствий.

Он оторвался от листа и спокойно взглянул на меня серыми умными глазами.

— Поговаривают, у вас личный интерес в этом деле. Теперь даже двойной.

— Вряд ли это государственная тайна. И что?

— По-моему, вы хотите, чтобы я шпионил за ходом расследования и докладывал вам.

— Можешь и так смотреть на это, если угодно, — радостно согласился я.

— Я не в восторге от того, как это звучит.

— Интересно. — Я достал сигареты. — Куришь?

— Нет, спасибо.

Не такой уж он зеленый, как я счел по документам. Как бы ни хотелось ему быть у меня на хорошем счету, он не собирался становиться шавкой. В другой ситуации я одобрил бы это, но в данную минуту мне было не до деликатного топтания вокруг да около. Я закурил и начал пускать колечки прямо в мутный желтый свет фонаря.

— Стивен, ты подумай хорошенько. Как я понимаю, тебя беспокоят три аспекта: объем работы, этика и возможные последствия — не обязательно в таком порядке. Так?

— Более или менее.

— Начнем с объема работы. Я не собираюсь спрашивать подробного ежедневного отчета обо всем, что происходит в стенах отдела. Я буду задавать только конкретные вопросы, на которые ты сможешь ответить, потратив минимум времени и сил. Будем встречаться два-три раза в неделю — не больше чем минут на пятнадцать, если у тебя есть еще чем заняться; плюс полчаса на подготовку перед каждой встречей. Такое тебе по силам — конечно, пока теоретически?

Стивен кивнул.

— Дело даже не в том, есть ли еще чем заняться…

— Молодец. Дальше — возможные последствия. Да, детектив Кеннеди скорее всего закатит невиданную истерику, если узнает, что мы разговаривали, но знать ему незачем. Думаю, тебе понятно, что я никогда и ни за что не проболтаюсь. А ты?

— Я не стукач.

— Я и не думал. Другими словами, риск того, что детектив Кеннеди поймает тебя и поставит в угол, минимален. Кстати, это не единственное возможное последствие. Вариантов масса.

— Например? — не выдержал Стивен.

— Я ведь не лапшу на уши вешал, говоря о твоем потенциале. Дело завершится, и тебя в тот же момент вернут в резерв. Ждешь с нетерпением?

— По-другому в отдел не попадешь. — Стивен пожал плечами. — Никуда не денешься.

— Заниматься угонами машин и разбитыми окнами — и ждать, когда кто-нибудь вроде Снайпера Кеннеди свистнет, чтобы пару недель подносить ему бутерброды. Да, никуда не денешься, но некоторые занимаются этим год, а некоторые — двадцать. Будь у тебя выбор, когда ты лично хотел бы перебраться оттуда в серьезный отдел?

— Чем раньше, тем лучше, разумеется.

— Ответ правильный. Между прочим, я действительно буду анализировать твою работу. Если в моем отделе появляется местечко, я вспоминаю о тех, кто поработал на меня. А вот за моего приятеля Снайпера я не поручусь. Скажи честно, он помнит, как тебя зовут?

Стивен промолчал.

— Что и требовалось доказать, — продолжил я. — Пожалуй, достаточно о возможных последствиях, перейдем к вопросу этики. Я прошу тебя о том, из-за чего может пострадать ход расследования?

— Пока — нет.

— Верно, не прошу и просить не собираюсь. В любой момент, как только почувствуешь, что наши отношения влияют на твою способность полностью отдаться твоему официальному заданию, просто скажи мне — и больше меня не увидишь. Даю слово. — Всегда надо оставлять человеку запасной выход, которым он никогда не сможет воспользоваться. — Так справедливо?

— Ага, — неуверенно ответил Стивен.

— Я прошу тебя нарушить чьи-либо приказы?

— Это уже казуистика. Ну да, детектив Кеннеди не запрещал мне говорить с вами, но только потому, что ему такая возможность в голову не приходила.

— Хотя должна была прийти, так? А раз не пришла, то это его проблемы, а не твои и не мои. Ты ему ничего не должен.

Стивен провел рукой по волосам.

— Пожалуй, должен, — сказал он. — Именно он взял меня на это дело. Он сейчас мой босс. По правилам я выполняю его приказы — и ничьи больше.

У меня челюсть отвисла.

— По правилам? Что за… Ты вроде бы говорил, что поглядываешь в сторону спецопераций. Так что ж мы тут онанизмом занимаемся? Ты меня не за того принял, Стивен. Совсем не за того.

— Нет-нет, — возмутился он. — Конечно же… Да что вы… Я правда хочу в спецоперации!

— Думаешь, мы целыми днями сидим и читаем правила? По-твоему, я три года продержался под глубоким прикрытием в наркосиндикате, потому что соблюдал правила? Скажи, что ты пошутил, малыш. Пожалуйста. Скажи, что я не потратил бездарно время, выбрав твое дело.

— А я не просил вас читать мое дело. Вы его до этой недели в глаза не видели, пока вам не понадобился свой человек в расследовании.

Браво, малыш!

— Стивен, я предлагаю тебе возможность, за которую любой из стажеров в полиции, любой из твоих однокурсников, любой из тех, кого ты завтра утром встретишь на работе, продаст свою бабушку. А ты отмахиваешься, потому что я не уделял тебе достаточно внимания?

Он покраснел так, что пропали веснушки, но не сдался.

— Нет. Я пытаюсь поступить правильно.

Господи, да он совсем ребенок.

— Если тебе еще неизвестно, приятель, то запиши и выучи наизусть: правильно — не всегда так, как написано в твоих любимых правилах. По сути и по-простому, правильно здесь то, что я предлагаю тебе спецоперацию. Некоторая моральная неопределенность — неизбежное приложение к работе. Если ты не готов к этому, самое время разобраться.

— Это же операция против своих.

— Солнышко, ты даже не догадываешься, как часто это случается. Впрочем, если тебе это не по плечу, об этом должен знать не только ты, но и я. Возможно, нам обоим придется поменять взгляды на твою будущую карьеру.

— Если я откажусь от вашего предложения, — напряженно сказал Стивен, — дорога в спецоперации мне закрыта.

— И не в отместку. Малыш, не валяй дурака. Парень может трахнуть сразу обеих моих сестер, выложить видео на «Ю-тюбе» — а я буду работать с ним с удовольствием, пока буду уверен, что он хорошо делает работу. Но если я пойму, что ты в принципе не годишься для работы под прикрытием, тогда — нет, я не стану рекомендовать тебя. Считай, что я псих.

— Я могу подумать — пару часов?

— Не-а, — сказал я, отшвыривая сигарету. — Если не дашь ответ сразу, то можно вообще не давать. У меня есть куда пойти и с кем поговорить, у тебя наверняка тоже. Короче, Стивен, следующие несколько недель можешь служить машинисткой у Снайпера Кеннеди, а можешь работать детективом у меня. На что ты скорее подпишешься?

Стивен прикусил губу и намотал конец шарфа на руку.

— Если мы договоримся, — начал он, — какого рода вопросы вы будете задавать? Просто для примера.

— Ну, для примера: как получите результаты дактилоскопии, мне интересно услышать, чьи отпечатки обнаружились на чемоданчике, на его содержимом и на окне, из которого выпал Кевин. Меня также интересовало бы полное описание его травм — лучше всего с диаграммами и отчетом о вскрытии. Возможно, этого мне хватит надолго; кто знает, может оказаться, что больше ничего и не понадобится. Я все верну через пару дней… Ну?

Через мгновение Стивен шумно выдохнул — пар заклубился в холодном воздухе — и поднял голову.

— Без обид, — сказал он, — но прежде чем сливать закрытую информацию по убийству совершенно незнакомому человеку, я хотел бы увидеть какое-нибудь удостоверение.

— Стивен, ты мне действительно по душе. — Я расхохотался, доставая удостоверение. — Мы с тобой друг другу очень пригодимся.

— Ага, — ответил Стивен, не слишком радостно. — Надеюсь.

Разлохмаченная шевелюра Стивена склонилась над моим удостоверением, и на секунду под бравурным торжественным маршем — «Обломись, Снайпер, теперь это мой мальчик» — стукнул пульс простой человеческой благодарности к малышу. Приятно было чувствовать, что кто-то на моей стороне.