Соседей, которые жили на другом конце улицы, не было дома — уехали на работу или еще куда. Купер тоже свалил — вероятно, в больницу, взглянуть на то, что осталось от Дженни Спейн. Не было и фургона патологоанатомов: трупы будут храниться в той же больнице, на пару этажей ниже ее палаты, если Дженни не умрет раньше, чем Купер ими займется.

Криминалисты продолжали упорно работать. Ларри помахал мне из кухни.

— Иди сюда, юноша. Взгляни на это.

«Этим» оказалось пять мониторов видеонянь, покрытых черным порошком для обнаружения отпечатков. Мониторы в прозрачных пакетиках для вещдоков были аккуратно выложены на кухонный стол.

— Пятый я нашел вон там, в углу, под кучей детских книжек, — триумфально заявил Ларри. — Его лордство желает видеокамеры, его лордство их получает. Хорошие, кстати. Я не эксперт по детскому оборудованию, но, по-моему, это хай-энд. Они увеличивают изображение, днем дают цветную картинку, в темноте — черно-белую с автоматическим включением инфракрасного режима, а по утрам небось готовят яйца всмятку… — Весело щелкая языком, Ларри провел пальцами по кухонному столу вдоль ряда мониторов, выбрал один и нажал на кнопку питания через пластиковый пакет. — Угадай, что это. Ну же, угадай.

Загорелся черно-белый экран: в одном углу — сгрудившиеся серые цилиндры и прямоугольники по краям, плавающие белые частицы пыли, бесформенное темное пятно в центре.

— Клякса? — спросил я.

— Я сам тоже так подумал, но тут Деклан — вон он, Деклан, поздоровайся с добрыми дядями… Деклан заметил, что этот шкаф чуть-чуть приоткрыт, и заглянул внутрь. Угадай, что он нашел?

Эффектным жестом Ларри распахнул дверь шкафа:

— Сюрприз.

На секунду показалось кольцо красных огней, но затем оно потускнело и исчезло. Камера была прикреплена к обратной стороне дверцы — похоже, с помощью целого рулона клейкой ленты. Коробки с хлопьями и банки с горошком на полках сдвинуты вбок. За ними кто-то пробил в стене дыру размером с тарелку.

— Что за черт? — спросил я.

— Не гони лошадей, сначала посмотри сюда.

Еще один монитор. Те же смутные, монохромные тени — косые балки, банки с краской и что-то механическое с шипами.

— Чердак?

— Он самый. А эта штука на полу — капкан. Для ловли животных. И это тебе не старая добрая мышеловка. Я не специалист по дикой природе, но, похоже, такой вещицей пуму можно поймать.

— Наживка в ней есть? — спросил Ричи.

— А он мне нравится, — сказал мне Ларри. — Смышленый парнишка, зрит в корень. Далеко пойдет. Нет, детектив Курран, к сожалению, никакой наживки — и поэтому неясно, что они хотели поймать. Под свесом крыши есть дыра, и в нее кто-то мог пролезть — нет, Снайпер, не волнуйся, человек там не пройдет; может, лиса, которая следит за фигурой, там и протиснется, но только не зверь, для которого нужен медвежий капкан. Мы поискали отпечатки лап и экскременты: там разве что пауки какают, а больше никто. Если в доме и жили вредители, то очень осторожные.

— Отпечатки есть? — спросил я.

— О Боже мой, отпечатков сотни. Отпечатки на всех камерах, и на капкане, и на том сооружении у входа на чердак. Однако юный Джерри утверждает — правда, не для протокола, — что на очень первый взгляд они все принадлежат твоей жертве — этой жертве, конечно, а не детишкам. То же самое с отпечатками на чердаке — взрослый мужчина, размер обуви такой же, как у этого мальчика.

— А дыры в стенах — вокруг них что-нибудь есть?

— Опять же горы отпечатков. Ты, похоже, не шутил, говоря, что нам придется поработать. Судя по размерам, многие из них принадлежат детям — они лазили везде. Прочие, тоже по словам Джерри, оставлены твоим погибшим, но это нужно подтвердить в лаборатории. Навскидку я бы предположил, что жертвы сами пробили дыры и к прошлой ночи это отношения не имеет.

— Ларри, посмотри на дом. Я человек аккуратный, но моя конура не была в таком отличном состоянии с тех самых пор, как я туда въехал. Люди не просто наводили уют — они даже бутылочки с шампунем ставили в ряд. Зачем тратить столько сил, держать дом в идеальном порядке — чтобы пробивать дыры в стенах? И если отверстия действительно нужны, почему их не заделать или хотя бы не прикрыть?

— Люди — психи, — сказал Ларри. Он уже терял интерес: ему любопытно, что произошло, а не почему. — Все — психи, и ты это знаешь. Я вот о чем: если дыры пробил кто-то чужой, то либо с тех пор стены почистили, либо он работал в перчатках.

— Вокруг отверстий что-нибудь есть — кровь, следы наркотиков?

Ларри покачал головой:

— Крови нет ни в отверстиях, ни вокруг — кроме тех случаев, когда на них попали вот эти брызги. Следовых количеств наркотиков не нашли, но если думаешь, что мы можем их упустить, я вызову собаку.

— Повремени пока с этим — разве что попадется нечто интересное. А тут, в крови, есть отпечатки, которые могут принадлежать нашим жертвам?

— Ты видел, что тут творится? Сколько, по-твоему, мы здесь? Про отпечатки спроси через неделю. Сам видишь: кровавых отпечатков тут хватит на духовой оркестр графа Дракулы, — но, думаю, в основном их оставили неуклюжие лапищи «мундиров» и врачей «скорой». То же с отпечатками ладоней — их полно, но есть ли среди них интересные, можно только гадать.

Тут он был в своей стихии: Ларри обожает сложные случаи и любит поворчать.

— Ларри, если кто-то и может их найти, то только ты. Мобильников, принадлежавших жертвам, не видно?

— Твое слово — закон. Ее телефон был на туалетном столике, его — на столе в прихожей; мы прихватили и стационарный — просто так, для смеха, и компьютер.

— Чудесно, отправьте его в отдел преступлений, связанных с компьютерами. А ключи?

— Полный набор в ее сумочке, на столе в прихожей — два ключа от входной двери, ключ от черного хода, ключ от машины. Еще один комплект в кармане его пальто. Комплект ключей от дома в ящике стола в прихожей. Ручку «Голден-Бей ризорт» пока не нашли, но если что — мы тебе сообщим.

— Спасибо, Ларри. С твоего разрешения, мы сейчас полазим на втором этаже.

— А я-то боялся, что это будет очередное скучное дело о передозе, — радостно бросил Ларри нам вслед. — Спасибо, Снайпер. С меня причитается.

* * *

Спальня Спейнов блестела теплым, уютным золотым цветом: задернутые занавески защищают от истекающих слюной соседей и журналистов с телевиками, однако парни Ларри, закончив с выключателями, оставили свет гореть — для нас. В воздухе стоял не поддающийся описанию аромат уютной, обжитой комнаты — легкая, еле ощутимая нотка шампуня, лосьона после бритья, средства для ухода за кожей.

В одной стене встроенный гардероб, а по углам — два комода кремового цвета с округлыми очертаниями и такой отделкой, словно кто-то прошелся по ним наждачкой, чтобы они выглядели старинными. На комоде Дженни три фотографии в рамках. На двух — пухлые краснощекие младенцы; в центре — снимок со свадьбы, сделанный на лестнице какого-то дорогого загородного отеля. На Патрике смокинг и розовый галстук, в петлице — роза; Дженни в облегающем платье с длинным шлейфом, растянувшимся по ступенькам, в руках букет розовых роз. Много темного дерева, через богато украшенное окно на лестничной площадке пробиваются узкие клинки солнечного света. Дженни красивая — по крайней мере была: среднего роста, изящная, длинные волосы распрямлены и уложены в какую-то замысловатую конструкцию на макушке. Патрик тогда выглядел лучше — широкая грудь, живот плоский; одной рукой обнимает Дженни, и оба улыбаются до ушей.

— Начнем с комодов, — сказал я и направился к тому, который стоял со стороны Дженни. Если кто-то из этой пары и хранил секреты, то она. Мир стал бы другим — значительно сложнее для нас и значительно проще для мужей, пребывающих в блаженном неведении, — если бы женщины выбрасывали вещи.

В верхнем ящике лежала в основном косметика, а также коробочка с таблетками — понедельничной таблетки нет, Дженни шла по графику — и, кроме того, синяя бархатная шкатулка для драгоценностей. Дженни обожала украшения: в шкатулке были и дешевые побрякушки, и несколько симпатичных вещиц, которые показались мне довольно дорогими — моя бывшая жена любила камушки, так что в каратах я разбираюсь. Кольцо с изумрудом, о котором упоминала Фиона, на месте, в черной потертой коробочке, — ждало, когда Эмма подрастет.

— Смотри, — сказал я.

Ричи оторвал взгляд от ящика с нижним бельем Патрика. Он действовал быстро и аккуратно — встряхивал каждую пару трусов, а затем бросал в кучу на пол.

— Значит, это не ограбление, — сказал он.

— Похоже на то. По крайней мере не профессиональное. Если что-то повернулось не так, любитель может испугаться и сбежать, но профессионал — или сборщик долгов — не уйдет без того, за чем пришел.

— Любитель не годится. Как мы и предполагали, это не случайное нападение.

— Верно. У тебя найдется версия, в которую вписывается все, что у нас уже есть?

Ричи развернул несколько пар носков и бросил их в кучу, приводя мысли в порядок.

— Чужак, про которого говорила Дженни, — задумчиво протянул он. — Допустим, он сумел забраться в дом — возможно, даже несколько раз. Фиона сама признала, что Дженни не стала бы ей об этом рассказывать.

Никаких презервативов на дне шкатулки с драгоценностями, среди кисточек для макияжа никаких оберток от транквилизаторов.

— Дженни сказала, что включит сигнализацию. Как он ее обошел? — спросил я.

— Но ведь в первый раз он как-то справился с замками. Может, Патрик прав и чужак забрался через чердак — например из соседнего дома?

— Если на чердаке есть лаз, Ларри нам бы об этом сообщил. Ты ведь знаешь: они везде искали.

Ричи начал укладывать носки и трусы обратно в ящик. Обычно мы не заботимся о том, чтобы сохранять идеальный порядок, и я не мог понять — то ли он думал, что Дженни сюда вернется, что (учитывая шансы продать дом) было достаточно вероятно, то ли предполагал, что Фиона будет заниматься уборкой. В любом случае ему стоит ограничить проявления сочувствия.

— Значит, наш парень обошел сигнализацию. Допустим, он с ними работает. Возможно, именно так он и выбрал дом Спейнов: установил им сигнализацию, разозлился на них…

— В брошюре написано, что дом продавался вместе с сигнализацией, так что она была здесь до того, как они переехали. Сынок, это же не фильм «Кабельщик».

Белье в ящике Дженни было аккуратно разложено: сексуальные вещицы для особых случаев, белые спортивные шорты и бело-розовые трусики — похоже, повседневные. Никаких извратов, никаких игрушек — видимо, у Спейнов в этом плане все было стандартно.

— Но давай на секунду допустим, что парень каким-то образом забрался в дом. И что дальше?

— Он наглеет, начинает пробивать дыры в стенах. Такое от Патрика уже не скроешь. Может, Пэт думает так же, как и Дженни: лучше выяснить, в чем дело, лучше поймать мерзавца, чем напугать или сменить замок, — поэтому организует наблюдение в тех точках, где — как ему кажется — побывал чужак.

— Значит, капкан на чердаке предназначен для человека — чтобы поймать на месте преступления и задержать до того, как приедем мы.

— Или же до тех пор, пока Патрик сам с ним не разберется. Тут возможны варианты, — сказал Ричи.

Я поднял брови:

— Сынок, да ты извращенец. Это хорошо. Но слишком не увлекайся.

— Если кто-то пугает твою жену, угрожает детям… — Ричи встряхнул пару брюк цвета хаки; рядом с его тощей задницей они казались огромными, словно принадлежали супергерою. — Тогда ты захочешь сделать кому-нибудь больно.

— Да, одно можно прицепить к другому. Вполне. — Я захлопнул ящик. — Но вот один вопрос: зачем?

— Почему он разозлился на Спейнов?

— Почему все? Это же несколько месяцев слежки — и завершается она массовым убийством. Зачем выбирать эту семью? Зачем вламываться в дом и съедать пару ломтиков ветчины? Зачем снова вламываться и пробивать дыры в стенах? Зачем переходить к убийствам? Зачем рисковать, начиная с детей? Зачем душить их, но затем резать взрослых? Зачем все это?

Ричи выудил из заднего кармана брюк Патрика монету в пятьдесят центов и пожал плечами, словно ребенок, дерганым, резким движением.

— Может, он псих.

Я бросил работу.

— Ты так и напишешь в отчете для обвинения? «Ну, не знаю: может, он полный псих»?

Ричи побагровел, но сдаваться не собирался.

— Не знаю, как это называется у врачей, но вы же понимаете, о чем я.

— Если честно, сынок, то нет. «Псих» — это не мотив: психов чертова прорва, и все разные, но большинство не склонны к насилию, и у каждого есть определенная логика — пусть даже и недоступная нам с тобой. Никто не говорит: «Эй, я сегодня псих, так что, пожалуй, зарежу целую семью».

— Вы попросили выдвинуть версию, которая охватывает все, что у нас есть. Это все, что я могу придумать.

— Версия, построенная на тезисе «потому что он псих», всего лишь дешевая отмазка. И нежелание думать. Детектив, я ждал от тебя большего.

Я отвернулся и пошел обратно к комоду, но почувствовал, что он замер.

— Выкладывай, — сказал я.

— Я сказал этой вашей Гоган, что ей не стоит волноваться насчет маньяков. На самом деле я сделал так, чтобы она не звонила в разные шоу, но, если честно, она вправе чувствовать себя напуганной. Не знаю, какой тут термин применить, но если этот малый — псих, то никому и не нужно нарываться на неприятности: он сам их обеспечит.

Я захлопнул ящик и прислонился к комоду, засунув руки в карманы.

— Давным-давно, несколько веков назад, жил один философ, — сказал я, — и он считал, что всегда следует искать самое простое решение. Не самое легкое, нет, а такое, для которого требуется как можно меньше добавлять к тому, что у тебя есть. Как можно меньше «если» и «может быть», как можно меньше неизвестных парней, которые просто случайно оказались в самой гуще событий. Видишь, куда я клоню?

— Вы считаете, что никакого вторжения не было, — ответил Ричи.

— Неправильно. Я считаю, что у нас есть Патрик и Дженнифер Спейн — и любой вариант, в котором участвуют они, требует меньше дополнений, чем остальные. Я не говорю, что чужака не было. Но, по-моему, даже если убийца пришел снаружи, проще всего предположить, что причина находилась внутри.

— Минутку, — прервал меня Ричи. — Вы же сказали, что чужак по-прежнему не исключается. А та штука на чердаке — по-вашему, она нужна для поимки человека, который пробил дыры в стенах…

Я вздохнул:

— Ричи, когда я говорю «чужак», то имею в виду человека, который одолжил Патрику Спейну деньги для азартных игр. Человека, с которым Дженни трахалась на стороне. Я имею в виду Фиону Рафферти, например, а не какого-то Фредди, мать его, Крюгера. Улавливаешь разницу?

— Да, — ответил Ричи. Голос у него не дрожал, но судя по тому, как напряглись желваки, мой напарник уже начинал сердиться. — Улавливаю.

— Знаю, дело кажется — как ты его назвал? — ужасным. Знаю, в таких случаях воображение разыгрывается. Тем важнее не витать в облаках. Самое вероятное решение у нас уже было по дороге сюда — банальное убийство с самоубийством.

— Это не банально, — указал Ричи на дыру в стене над кроватью. — Для начала.

— Откуда ты знаешь? Может, безделье действовало Патрику на нервы и он занялся ремонтом. Может, как ты и предположил, здесь какая-то беда с проводкой и он решил сам все починить, чтобы не вызывать электрика, — этим, кстати, можно объяснить выключенную сигнализацию. Может, в доме действительно жила крыса и Спейн ее поймал, а капкан оставил — на тот случай если придут ее товарки. Может, дыры увеличиваются каждый раз, когда мимо проезжает машина, и хозяева хотели заснять это на видео, а потом предъявить в суде, подав наконец иск на строителей.

— Вы так думаете? Серьезно?

— Ричи, друг мой, я думаю, что воображение — опасная вещь. Правило номер шесть, или какое уж оно там по счету: выбирай скучную версию, которая не требует усилий от воображения, и все будет хорошо.

С этими словами я продолжил разбирать майки Дженни Спейн. Частично лейблы были знакомыми — у нее и моей бывшей оказались похожие вкусы. Минуту спустя Ричи покачал головой и, крутанув монету на комоде, начал складывать брюки Патрика. На какое-то время мы оставили друг друга в покое.

Секрет, которого я так ждал, нашелся в глубине нижнего ящика: комок, упрятанный в рукав розового кашемирового кардигана. Я потряс кардиган, и что-то запрыгало по толстому ковру — маленький и твердый предмет, завернутый в салфетку.

— Ричи, — позвал я, но он уже отложил джемпер и подошел взглянуть.

Это был круглый значок — дешевая металлическая побрякушка, одна из тех, какие можно купить в киоске, если у вас вдруг возникло непреодолимое желание украсить себя листом марихуаны или логотипом группы. Краска уже начала облезать, но когда-то он был голубым; в одном углу нарисовано улыбающееся желтое солнышко, в другом — нечто похожее на воздушный шар, а может, на воздушного змея. В центре — игривая надпись желтыми буквами: «Я ХОЖУ К ДЖО-ДЖО!»

— Что скажешь? — спросил я.

— Какая-то банальщина, — ответил Ричи и невозмутимо посмотрел на меня.

— Я тоже так думаю, однако лежал он в совершенно небанальном месте. Придумай банальную причину, по которой он мог там оказаться.

— Может, туда его положили дети. Некоторые обожают прятать все подряд.

— Возможно. — Я перевернул значок. На булавке виднелись две тонкие полоски ржавчины — там, где она долго соприкасалась с одним и тем же куском ткани. — Но я все равно хочу знать, что это. Название «Джо-Джо» тебе ни о чем не говорит?

Он покачал головой:

— Бар? Ресторан? Детский сад?

— Возможно. Никогда про него не слышал, но значок не выглядит новым, так что заведение наверняка давно закрылось. Или оно на Мальдивах или в другом месте, где они отдыхали. Не понимаю только, зачем Дженни Спейн понадобилось его прятать. Дорогую вещь — не вопрос: я бы решил, что это подарок от любовника, — но значок?

— Если она придет в себя…

— Мы спросим ее, в чем тут дело. Правда, не факт, что она нам расскажет.

Я завернул значок в салфетку и нашел пакет для вещдоков. С комода мне улыбалась Дженни, уютно устроившаяся в объятиях Патрика. Даже с этой роскошной прической и под слоями макияжа она в тот день выглядела невероятно молодой. Лицо, светящееся радостью, говорило, что жизнь после свадьбы для нее была скрыта за золотистой дымкой. И они жили долго и счастливо.

* * *

Настроение у Купера улучшилось — возможно потому, что дело грозило поставить новый рекорд по уровню кошмарности. Он позвонил мне из больницы, как только осмотрел Дженни Спейн. К тому времени мы с Ричи уже перешли к гардеробу. Тенденция была та же: множество вещей, пусть и не дизайнерских, но модных, — у Дженни, например, три пары «уггов». Никаких наркотиков, денег и страшных секретов. На верхней полке гардероба Патрика мы нашли старую жестянку от печенья, в которой лежала пригоршня увядших стеблей, гладкий кусок дерева с облезающей зеленой краской, несколько камушков и побелевших раковин — подарки от детей, найденные на берегу моря.

— Детектив Кеннеди, полагаю, вам будет приятно узнать, что оставшаяся в живых жертва по прежнему остается в живых.

— Доктор Купер. — Я включил громкую связь и выставил вперед свой «блэкберри»; Ричи опустил пригоршню галстуков «Хьюго Босс» и стал слушать. — Спасибо, что позвонили. Как у нее дела?

— Она по-прежнему в критическом состоянии, но врач полагает, что у нее отличные шансы выжить.

«Ура!» — сказал я Ричи одними губами. Тот скорчил какую-то неопределенную гримасу: хорошая новость для нас, а для нее — не очень.

— Я разделяю ваши чувства, хотя живые пациенты, в общем, не моя специальность.

— Можете рассказать о повреждениях, которые она получила?

Возникла пауза: Купер подумал, не заставить ли меня дожидаться официального отчета, — однако хорошее настроение одержало верх.

— Она получила несколько ранений, часть из них — серьезные. Резаная рана от правой скулы до правого угла рта. Колотая рана — лезвие наткнулось на грудину и, отскочив от нее, ударило в правую грудь. Колотая рана чуть ниже правой лопатки. Еще одна колотая рана в живот, справа от пупка. Кроме того, есть небольшие порезы на лице, шее, груди и предплечьях — все они будут описаны и отмечены на диаграмме в моем отчете. Оружием послужил однолезвийный клинок или клинки — те же, которыми был зарезан Патрик Спейн.

Когда кто-то уродует лицо женщине — особенно молодой и симпатичной, — это почти всегда личное. Краем глаза я снова увидел улыбку и букет роз — и отвернулся.

— Кроме того, ее ударили по затылку слева — тяжелым предметом; ударная поверхность примерно соответствует по форме и размерам мячу для гольфа. На запястьях и предплечьях свежие синяки, форма и положение которых заставляют предположить, что жертву держали за руки. Следов сексуального насилия нет, и в последнее время она не вступала в половые сношения.

Над Дженни Спейн кто-то здорово покуражился.

— Какой силой должен был обладать нападавший или нападавшие? — спросил я.

— Судя по краям ран, оружие было невероятно острым, а это означает, что для нанесения колотых и резаных ран не требовалось особенной силы. Травма головы — другое дело, тут все зависит от оружия: если она была нанесена, например, мячом для гольфа, который нападавший держал в руке, то ему понадобилось бы приложить значительные усилия. С другой стороны, если поместить мяч, скажем, в носок, то силу заменит ускорение — в последнем случае удар мог бы нанести и ребенок. Впрочем, синяки на запястьях означают, что действовал не ребенок, а взрослый: в ходе борьбы пальцы нападавшего скользили, и поэтому определить размеры его рук невозможно, однако я могу с уверенностью сказать, что на миссис Спейн напал не ребенок.

— Пострадавшая не могла сама нанести себе эти раны?

Проверяй все как следует, даже то, что кажется очевидным, иначе за тебя это сделает адвокат обвиняемого.

— Только исключительно талантливый самоубийца, — Купер снова заговорил со мной как с кретином, — мог бы пырнуть себя ножом под лопатку, затем ударить себя по затылку, а затем, за долю секунды до того, как потерять сознание, спрятать оружие так надежно, чтобы его не нашли по крайней мере в течение нескольких часов. Пока у нас нет данных о том, что миссис Спейн — опытный акробат и волшебник, нанесение ран самой себе, вероятно, можно исключить.

— Вероятно? Или точно?

— Если вы мне не верите, детектив Кеннеди, — мягко сказал Купер, — не стесняйтесь, попробуйте сами это осуществить. — И повесил трубку.

Ричи напряженно размышлял, ожесточенно, словно пес, почесывая за ухом.

— Значит, Дженни исключается, — сказал он.

Я опустил телефон в карман пиджака.

— Но не Фиона: если она почему-то решила убрать Дженни, то вполне могла изуродовать ей лицо. Когда у тебя заурядная внешность, рано или поздно это может достать. Пока-пока, старшая сестра, похоронят тебя в закрытом гробу, и больше ты не любимица всей семьи.

Он изучил свадебное фото.

— На самом деле Дженни не красивее Фионы — просто ухоженная.

— А это без разницы. Если они вместе бывали в клубах, я могу сказать, кто из них привлекал взгляды мужчин, а кто был утешительным призом.

— Но это же свадьба. В обычный день Дженни бы так не выглядела.

— Ставлю что угодно, что ты не прав. Тут, в ящичке, косметики больше, чем Фиона за всю жизнь использовала, и младшей сестре это прекрасно известно. Помнишь ее слова про дорогие вещи Дженни? Все просто: Дженни — куколка, Фиона — нет. И, раз уж речь зашла о внимании со стороны мужчин, подумай вот о чем: Фиона очень, очень старалась выгородить Патрика. По ее словам, они трое давно знакомы — я бы хотел узнать, что это за история. Я видывал и не такие любовные треугольники.

Ричи кивнул, разглядывая фото:

— Фиона маленькая. Думаете, она справилась бы с таким здоровяком как Патрик?

— Если у нее нож и фактор внезапности на ее стороне? Да, думаю, что могла. Я не говорю, что она главный подозреваемый, но из списка ее вычеркивать рано.

Когда мы продолжили осмотр вещей, Фиона поднялась еще на пару ступенек в списке: на дне гардероба Патрика, за полкой для обуви, мы нашли сокровище — прочную серую коробку для хранения документов. С глаз долой — она не сочеталась с интерьером, — но из сердца не вон: Спейны хранили все счета за три года, сложенные в идеальном порядке. Я был готов поцеловать коробку. Финансовая информация — лучшая сторона жизни жертвы. В дружеских разговорах, письмах и даже в дневниках люди постоянно вешают тебе лапшу на уши, а вот отчет по кредитной карте не врет никогда.

Все это добро мы подробно изучим позднее, когда оно приедет в отдел, но первое представление я хотел получить прямо сейчас. Мы сели на кровати. Ричи на секунду замялся, словно опасаясь ее испачкать — или испачкаться, — а затем развернул бумагу.

Сверху лежали важные документы: четыре свидетельства о рождении, свидетельство о браке. У них была страховка — не просроченная, — по которой в случае смерти одного из супругов погашался кредит на дом. Еще один полис: двести штук на Патрика и сто на Дженни, — но срок его действия истек летом. По завещанию они оставляли все друг другу; если бы умерли оба, все — в том числе опека над детьми — досталось бы Фионе. На свете полно людей, которые не отказались бы от пары сотен тысяч и нового дома, и были бы просто счастливы, если бы к этому богатству не прилагалась пара детишек.

Затем мы перешли к счетам — и Фиона Рафферти переместилась в списке подозреваемых так далеко, что едва не скрылась из виду. У Спейнов все было просто — один совместный счет для доходов и расходов, что для нас, конечно, плюс. Как мы и предполагали, они сидели без гроша. Бывшая контора Патрика отвалила ему кругленькую сумму при увольнении, но с тех пор единственным источником дохода было пособие по безработице. А расходы не прекращались. В феврале, марте, апреле деньги уходили с той же скоростью, что и раньше. В мае Спейны начали урезать расходы. В августе вся семья уже тратила меньше, чем я один.

Слишком поздно. Ипотека была уже на три месяца просрочена, и Спейны получили два письма от кредиторов — каких-то ковбоев под названием «Время для дома», — причем второе было куда хуже первого. В июне они выбрали для мобильников другой тарифный план — без абонентской платы — и практически перестали кому-то звонить. Счета за четыре месяца соединены канцелярской скрепкой — общей суммы школьнице едва хватило бы на неделю разговоров. В конце июля внедорожник отправился туда, откуда приехал; они уже месяц не платили по кредиту за «вольво», четыре месяца — по счетам кредитных карт, и, кроме того, задолжали полтинник за электричество. В последнем письме из банка сказано, что на счету у них триста четырнадцать евро пятьдесят семь центов. Если Спейны и занимались темными делишками, то у них это получалось либо очень плохо, либо просто великолепно.

Даже начав экономить, они не отказались от беспроводного Интернета — надо как можно быстрее передать их машину компьютерщикам. Даже если к Спейнам никто и не заходил, в распоряжении Патрика и Дженни был целый Интернет — а в киберпространстве люди рассказывают такое, о чем не поведали бы и лучшим друзьям.

В каком-то смысле Спейны обанкротились еще до того, как Патрик потерял работу. Да, он неплохо зарабатывал, однако долг по кредитке почти всегда был максимальным — шесть тысяч; в счетах я обнаружил, что Спейны тратили трехзначные суммы в магазинах «Браун Томас», «Дебенхэмс» и на нескольких сайтах с до боли знакомыми женскими именами, а еще ведь нужно было платить за две машины и дом. Только неопытные люди считают, что банкрот — это человек, который зарабатывает меньше, чем тратит; любой экономист вам скажет, что банкротство — это состояние души. Кредитная система рухнула не потому, что однажды утром люди обеднели, а потому, что испугались.

В январе, когда Дженни потратила 270 евро на сайте под названием «Туфли для вас», Спейны были в полном порядке. В июле, когда она побоялась сменить замки на дверях, хотя в дом проник чужак, семья уже падала в финансовую пропасть.

Некоторые люди, попав под раздачу, занимают оборону и ждут — мыслят позитивно, пока впереди не появится просвет, — но есть и такие, кого уносит течением. Нищета доводит людей до того, о чем они и помыслить себе не могли, толкает законопослушного гражданина к зыбкому, осыпающемуся краю, за которым — десятки видов преступлений. Она превращает тихих, мирных людей в напуганные комки из зубов и когтей. Запах страха — сырой, словно у гниющих водорослей, — был почти осязаем и доносился из глубины шкафа, в котором Спейны держали под замком своих чудовищ.

— Похоже, копаться в жизни сестры нам не нужно, — сказал я.

Ричи еще раз пролистал банковские выписки и остановился на последней — жалкой — странице.

— О Боже, — сказал он, качая головой.

— Честный парень, жена и дети, хорошая работа, дом — все, как он мечтал. И вдруг — бадабум! — мир рушится. Работы нет, машину забрали, дом скоро отнимут — может, Дженни уже думает о том, чтобы взять детей и уйти, ведь семью он больше не обеспечивает. Это могло подтолкнуть его в пропасть.

— И все это меньше чем за год, — заметил Ричи и положил бумаги на кровать, рядом с письмами «Времени для дома» — осторожно, словно они радиоактивные. — Да, такое вполне могло произойти.

— Однако у нас все еще слишком много «если». Впрочем, если парни Ларри не найдут доказательств того, что в доме побывал чужак, если оружие найдется где-то поблизости, а Дженни Спейн не убедит нас в том, что это сделал не ее муж… Тогда дело может быть закрыто значительно раньше, чем мы предполагали.

Снова зазвонил мой телефон.

— Ну вот, — сказал я, выуживая мобильник из кармана. — Сколько ставишь на то, что один из «летунов» нашел оружие?

Звонил «ковбой Мальборо», и голос у него дрожал как у подростка.

— Сэр, — сказал он, — сэр, вы должны это увидеть.

* * *

Он был на тропинке Оушен-Вью: этот двойной ряд домов между подъемом Оушен-Вью и берегом вряд ли можно было назвать улицей. Другие «летуны», словно любопытные зверьки, высовывались из окон, когда мы проезжали мимо. «Ковбой Мальборо» помахал нам рукой из окна второго этажа.

У этого дома были только стены и крыша; серые блоки покрылись переплетающимися ползучими растениями. Сад перед домом зарос высокой — по грудь — сорной травой и утесником. Нам пришлось карабкаться по ржавым строительным лесам, стряхивая с ног стебли, и лезть в оконный проем.

— Я не уверен, нужно ли… — начал «ковбой». — Ну, то есть я же знаю, что у вас много дел, сэр, но вы приказали звонить, если найдем что-нибудь интересное. А это…

Кто-то — аккуратно и неторопливо — устроил логово на верхнем этаже. Спальный мешок — полупрофессиональный, для экспедиций в суровые края — прижат с одного конца куском бетона. Толстая пластиковая пленка на окнах защищает от ветра. У стены аккуратно поставлены в ряд три двухлитровые бутылки с водой. Дезодорант, кусок мыла, банная рукавичка, зубная щетка и тюбик с зубной пастой. В углу щетка и совок. Все чисто, ни паутинки. В пакете из супермаркета, прижатом еще одним куском бетона, пара пустых бутылок из-под «Люкозейда», комок шоколадных оберток, остатки сандвича в смятой фольге. На гвозде, вбитом в балку, — пластиковый капюшон от дождя, один из тех, что носят старушки. А на спальном мешке, рядом с потертым чехлом, лежал черный бинокль. Он не выглядел особенно мощным, но это и не требовалось — окна смотрели прямо на чудесную застекленную кухню Патрика и Дженни Спейн, которая находилась всего в тридцати-сорока футах. Ларри и его парни, похоже, обсуждали один из пуфиков.

— Боже милосердный, — тихо сказал Ричи.

Я промолчал: во мне кипела такая злость, что наружу мог вырваться только рев. Все, что я знал об этом деле, взлетело на воздух, перевернулось и рухнуло мне на голову. Это логово не пункт наблюдения наемного убийцы: он все бы заранее убрал, и мы бы ни о чем не догадались. Нет, это не профессионал, которого наняли, чтобы вернуть деньги или наркотики, это псих, о котором говорил Ричи, — человек, который сам приносит неприятности.

Значит, Патрик Спейн все-таки был единственным из сотни. Он все делал правильно. Женился на подруге детства, родил с ней двух здоровых детей; купил хороший дом и убивался на работе, чтобы под завязку набить его сверкающим добром. Он, черт побери, сделал все, что от него требовалось, но затем пришел этот говнюк с дешевым биноклем и разнес все на атомы, а Патрику оставил лишь позор.

«Ковбой Мальборо» нервно смотрел на меня, опасаясь, что снова облажался.

— Так-так-так, — холодно сказал я. — Патрик сорвался с крючка.

— Похоже на гнездо снайпера, — сказал Ричи.

— Это оно и есть. Так, всем выйти. Детектив, звони своим приятелям и скажи, чтобы возвращались на место преступления. Пусть действуют спокойно, словно ничего не произошло, но уйти они должны немедленно.

Ричи вскинул брови, «ковбой» открыл рот, однако, взглянув на меня, снова захлопнул.

— Возможно, этот парень и сейчас за нами следит, — сказал я. — Пока что мы знаем о нем только одно: он любит наблюдать. Я вам гарантирую: он все утро крутился поблизости, хотел увидеть, как нам понравится его работа.

Справа, слева и перед нами — ряды недостроенных домов. Позади — берег, песчаные дюны и заросли шуршащей травы; с обеих сторон — холмы с рядами валунов у подножия. Он мог затаиться где угодно. Я чувствовал себя так, словно кто-то целится мне прямо в лоб.

— Возможно, наша активность его напугала, — сказал я. — Если нам повезет, то он не заметит, что мы нашли его логово. Но он вернется — и нам нужно, чтобы он чувствовал себя в безопасности. Потому что при первой возможности он поднимется сюда. Ради этого. — Я кивнул на ярко освещенную кухню, по которой ходили Ларри и его люди. — Ставлю все до последнего цента: остаться в стороне он не сможет.