В мастерской похолодало. Конвей придвинула стул поближе к моему. Злой Полицейский на месте.
Она не обернулась при нашем появлении. Как и Холли, которая продолжала выдавливать ногтями какой-то узор на пластилиновом шарике, размышляя о своем. Обе больше не прислушивались к молчанию друг друга, это время прошло; теперь они проверяли броню, перебирали амуницию, готовясь к нашему возвращению. Проволочная школа мерцала холодными искрами в вечернем свете. Луна, стоявшая высоко, глядела на нас в окно.
Мэкки опять обосновался на столе. Я дергался на каждое его движение и не мог думать ни о чем, кроме: чего он ждет? что намерен предпринять? Судя по его взгляду, холодному и насмешливому, Мэкки все прекрасно понимал.
Я уселся рядом с Конвей, она посмотрела мне в глаза. На старт. Внимание. Марш.
Она не стала возвращаться к тому, на чем мы остановились, – насколько сильно Холли ненавидела Криса. Нет смысла: Мэкки разрушил нужное состояние, ловко и безупречно. Вместо этого Конвей сказала:
– Ты права: мы сузили круг подозреваемых до вас восьмерых. Одна из оставшихся семи знает, кто убил Криса.
Холли перекатывала пластилиновый комок по столу из руки в руку.
– Ну да. Или, по крайней мере, говорит, что знает.
– И что ты чувствуешь по этому поводу?
Удивленный взгляд:
– Что я чувствую? Здесь что, психологическая консультация? Хотите, чтобы я нарисовала цветными карандашами картинку о своих чувствах?
– Ты встревожена?
– Если бы я была встревожена, я не принесла бы вам эту карточку. Господи.
Слишком развязно. Холли переигрывала.
Утром, с этой карточкой, она была взрослой серьезной девушкой. С тех пор что-то произошло.
– Это только доказывает, что утром ты не была встревожена. А сейчас? – спросил я.
– А что такого сейчас?
– Например, что одной из твоих подруг известно нечто, что может создать для нее угрозу, – объяснила Конвей. – Либо что кто-то обладает информацией, которую для тебя нежелательно сообщать полиции.
Холли подняла руки, протестуя:
– О господи, ну послушайте. Никто в школе не знает, что случилось с Крисом. Джоанна вывесила эту фигню, чтобы привлечь к себе внимание. О’кей?
– Тогда почему ты не сказала ничего подобного детективу Морану, когда принесла ему карточку? – удивилась Конвей. – “Так, мол, и так, вот карточка, и, кстати, это полная фигня, потому что ее прикрепила на доску Джоанна Хеффернан”. Или с того момента произошло что-то, заставившее тебя вписать Джоанну в эту прекрасную историю?
– Джоанна вечно пытается втравить нас в какое-нибудь дерьмо, вот что произошло. Когда вы явились в школу, она перепугалась насмерть – не ожидала, наверное, настоящей полиции, она же полная идиотка. Весь день пыталась перевести стрелки на нас, чтобы вы не догадались, что она натворила, и чтобы не влипнуть в неприятности, потому что напрасно потревожила государственных служащих. С чего бы ей все это затевать, если не хотела что-то скрыть?
– Если она хотела заставить нас обратить внимание на вашу компанию, ей это прекрасно удалось, – заметила Конвей.
– Ну разумеется. Иначе я здесь не сидела бы. А вам не приходило в голову, что она просто может быть патологической лгуньей?
– Я бы сказала, что так и есть. Но мы же не верим ей на слово. К примеру, история про то, что Селена встречалась с Крисом, – когда нам сообщила о ней Джоанна, мы не особенно заинтересовались. Но потом она показала видео. Их двоих вместе.
Легкая тень скользнула по лицу. Не удивилась.
Именно благодаря этому видео Холли и узнала про Криса и Селену.
– Извращенка, – невозмутимо произнесла она. – Совершенно не удивлена.
Конвей задала вопрос, а я почти физически ощутил, как синхронно работают наши мозги:
– Она показывала тебе эту запись?
Возмущенное фырканье.
– Ну нет. Мы с Джоанной не общаемся и не обмениваемся информацией.
– Я не имела в виду общение, – покачала головой Конвей, – речь идет о шантаже.
– Например?
– Джоанна встречалась с Крисом некоторое время. До того, как он увлекся Селеной.
– Неужели? – изумилась Холли. – Как жаль, что у них ничего не вышло.
И это ее тоже не удивило.
– Полагаешь, Джоанна была довольна, когда ее бросили ради Селены? – спросил я.
– Вряд ли. Надеюсь, у нее случился микроинсульт.
– Почти, – хмыкнула Конвей. – Ты знаешь Джоанну лучше, чем я. Как полагаешь, она была достаточно взбешена, чтобы желать Крису смерти?
– О да. Определенно. Можно, я теперь пойду, а вы займетесь Джоанной?
– Штука в том, – сказал я, – что мы уверены, Джоанна не убивала Криса. Мы хотим выяснить, не нашла ли она кого-нибудь, кто сделал это вместо нее.
– Орла, – тут же откликнулась Холли. – Для любой грязной работы у Джоанны есть Орла.
– Нет, – возразила Конвей. – У нас есть серьезные основания считать, что это кто-то из вас четверых.
Мэкки пока молчал, но не отрывал глаз от Конвей. Холли замерла. Больше никаких забав с пластилином, все. Она поняла: мы добрались до самой сути.
– Какие это основания? – осторожно спросила она.
– Чуть позже мы к этому перейдем. Мы полагаем, что Джоанна продемонстрировала то видео одной из вас. И сказала: “Избавьтесь от Криса, или я пойду к Маккенне, и всех вас вышвырнут из школы”.
Конвей подалась вперед, поддерживая ритм беседы. Я чуть отодвинулся, спрятавшись за блокнотом. Пускай она сама.
– И мы сразу бросились: “Ой, конечно, все, что пожелаешь”? – возмутилась Холли. – Вы серьезно, что ли? Если бы мы так боялись, что нас выгонят из школы, мы, во-первых, ни за что не стали бы гулять по ночам. Сидели бы в комнате, как пай-девочки.
– Не только потому, что боялись быть исключенными. Джоанна неплохой психолог. Она выбрала того, кто готов на многое ради подруги, кто уже осознал, какую опасность несет с собой Крис, уже возненавидел его до глубины души…
Конвей загибала один палец за другим, неумолимо.
– Я не дура, – резко бросила Холли. – Пап, отвяжись, я хочу сказать! Если бы я собиралась кого-то убить, а я не собиралась, я ни при каких условиях не стала бы ничего планировать в сговоре с Джоанной Хеффернан. Чтобы до конца жизни эта сука стояла надо мной с занесенным мечом? Я что, похожа на умалишенную? Ни за что, черт побери. Независимо от того, что там за дерьмо она сняла на видео.
– Следи за языком, – лениво напомнил Мэкки. Глаза все еще грозно поблескивали, но уголок рта уже весело дергался. Его ребенка так просто не собьешь.
– Да ладно. И кстати, пока вы не начали говорить, что, мол, тогда это могла быть Джулия, или Селена, или Бекка, – нет, все сказанное относится в равной степени и к ним. Мы что, каким-то образом заставили вас думать, что мы величайшие идиотки на свете? Или как?
Конвей не прерывала Холли, позволяя высказаться до конца. Вмешался Мэкки:
– К слову, раз уж мы об этом заговорили, можете ко мне не прислушиваться, воля ваша, но вы и эту Джоанну представляете какой-то совсем уж идиоткой. Она организует заказное убийство и обращается к дочке копа? Которая, скорее всего, отправит ее прямиком за решетку? Холли, эта Джоанна, она в последнее время головой не ударялась?
– Нет. Она сука, но не дура.
Мэкки выразительно раскрыл ладони: ну вот видите.
– Шантаж – не единственная версия, – сказала Конвей. – Существует множество других возможностей.
Она подождала, пока Холли недоуменно закатит глаза:
– Например?
– Ты рассказывала детективу Морану, что когда узнала, что происходит с Селеной, просто зарыла голову в песок и надеялась, что все само рассосется. Меня это чертовски озадачило. Ты не похожа на бесхребетную мямлю. Или ты все-таки размазня?
– Нет. Я просто не знала, что делать. Уж простите, я не гений.
Я уже пробовал подступиться к Холли с этого боку; Конвей рассчитывала на второй заход. Мэкки бдил.
– Но ты и не идиотка, как сама сказала. Ты не впала бы в ступор только оттого, что пришлось действовать в одиночку. Ты же не ребенок. Или как? – Сработало. Холли скрестила руки и постепенно завязывалась в тугой узел. – Думаю, ты рассказала Селене, что тебе известно про Криса. Думаю, она сказала тебе, что намерена вернуться к нему. И ты, думаю, решила: ни за что, черт возьми. Сумела заполучить телефон Селены, написала Крису записку с предложением встретиться. Ты, наверное, просто хотела, чтобы он отстал от Селены, да?
Холли уставилась в окно.
– Как ты собиралась убедить его? Ты сказала, что Крис тебя недолюбливал, потому что ты не поддавалась на его флирт. И ты предложила сделку: оставь Селену в покое, и я позабочусь, чтобы ты внакладе не остался?
Она чуть не вскочила со стула:
– Да я лучше согласилась бы с себя кожу живьем содрать, чем иметь дело с Крисом Харпером. Да вы что!
Мэкки промолчал. Холли на него даже не покосилась, а ведь если бы у них с Крисом что-то было, она бы непременно смутилась: разговаривать о своей сексуальной жизни в присутствии отца, это надо иметь железные нервы. Холли говорила правду: она не путалась с Крисом.
– Тогда с чем ты к нему подошла? – спросила Конвей.
Холли закусила губу, злясь на себя: попалась. Опять отвернулась, по новой ушла в несознанку.
– Во всяком случае, ты предприняла несколько попыток, и это не сработало. В конце концов ты назначила еще одну встречу. На шестнадцатое мая.
Холли сильнее прикусила губу, чтобы не заговорить. Мэкки не шевелился, но весь был как взведенный арбалет.
– На этот раз ты не планировала бесед и уговоров. Ты пришла пораньше, подготовила оружие, и когда появился Крис…
Холли резко развернулась к Конвей:
– Вы что, совсем дура? Я не убивала Криса. Мы можем торчать тут всю ночь, и вы можете выдумать еще четыре миллиона причин, по которым я могла бы его убить, но я все равно этого не делала. Вы что, всерьез надеетесь, что я в итоге запутаюсь в показаниях и выдам что-то типа: “О господи, знаете, возможно, я действительно взобралась на дерево и сбросила ему на голову рояль, потому что терпеть не могла его идиотскую прическу”?
– Отлично сказано, – ухмыльнулся Мэкки.
Холли и Конвей не слышали его, поглощенные друг другом.
– Если это сделала не ты, – сказала Конвей, – тогда ты знаешь, кто это сделал. Зачем ты спрятала телефон?
– Я же сказала. Я не хотела, чтобы у Селены…
– Ты сказала, что она порвала с Крисом за несколько недель до его гибели. Телефон мог это доказать. Чем он был опасен?
– Я не сказала, что он был опасен. Я сказала, что вы бы начали ей надоедать.
– Ты дочь полицейского, ты прекрасно знаешь, чем грозит сокрытие улик в деле об убийстве, но идешь на это, чтобы уберечь подругу от надоедания? Нет. Не верю. – Холли попыталась что-то сказать, но Конвей повысила голос: – Одна из вас переписывалась с Крисом по этому телефону, уже после того как они с Селеной расстались. Назначала ему свидания. Одна из вас назначила ему встречу в ту ночь, когда его убили. И вот это уже серьезное основание для обвинения, верно? Именно это ты и хотела скрыть.
– Стоп, стоп, стоп… – вскинул руку Мэкки. – Давайте-ка здесь остановимся. Вот это и есть ваша улика? Сообщения, отправленные с чужого телефона?
Конвей продолжала, обращаясь к Холли:
– Со спрятанного телефона, к которому ты имела доступ. Ты, и никто иной, за исключением Селены, а мы убеждены, что Селена не отправляла этих сообщений.
Мэкки возразил:
– Телефон был спрятан в комнате, где живут четыре девушки. Сообщения что, написаны почерком Холли? На них ее отпечатки пальцев?
До меня наконец дошло, зачем Мэкки поведал мне трогательную историю о том, как страстно Холли стремилась в пансион. Он убеждал меня, насколько сильно она любит своих подруг. Что бы мы из нее ни вытянули, он легко покроет: Холли защищает друзей. Докажи, что нет.
С Мэкки ни в чем нельзя быть уверенным. Но в одном я точно убежден: он не задумываясь швырнет под автобус невинное шестнадцатилетнее дитя, если это спасет его дочь.
И уж стопроцентно, к бабке не ходи: швырнет куда угодно меня и Конвей.
Конвей, не обращая внимания на Мэкки, продолжала беседу с Холли:
– Ты единственная понимала, что телефон должен исчезнуть. Никто больше, только ты. А ведь кто-то удалил все сообщения, в которых назначены свидания; ты не могла знать об их существовании, если не ты сама их отправляла.
– Или ей кто-то рассказал, – встрял Мэкки. – Или она догадалась, или слишком близко к сердцу приняла трагическую новость и сорвалась – так ведь не бывает, чтобы девочка-подросток перенервничала и сорвалась, а?
Тут Конвей все же обернулась к нему:
– Беседу с вами мы уже закончили. Если вы ответите еще хоть на один вопрос вместо вашей дочери, мы вынуждены будем найти другого официального представителя.
Мэкки выдержал паузу. Глаза вспыхнули, поливая ее яростью, даже меня рикошетом задело; Конвей либо не заметила, либо ей было безразлично. Спокойно ждала, пока он угомонится и ответит.
– Сдается мне, – сказал он, вставая, – что нам с вами надо немного проветриться. Я выйду покурить. Надеюсь, вы присоединитесь ко мне.
– Я не курю.
– Я не ищу возможности отчитать вас за непочтительный тон, детектив. Это я могу сделать, не сходя с места. Просто полагаю, что свежий воздух и глубокое дыхание помогут нам обоим, позволят вернуться к разумному началу. А потом, обещаю, не отвечу ни на один вопрос за Холли. Ну как?
Я занервничал. Не мог объяснить как и что, но печенкой чуял – опасность. Конвей посмотрела на меня; я подумал, как мог громко: осторожно. Она перевела взгляд на Мэкки – улыбающегося открыто, искренне, лишь самую малость придурковато.
– Курите побыстрее.
– Как скажете, босс.
Я проводил их до двери и в ответ на вопросительный взгляд Мэкки сказал:
– Подожду здесь.
Ухмылка прямым текстом говорила: славный мальчик, смотри берегись страшной маленькой девочки. Я не купился. Он догнал Конвей, их шаги зазвучали в унисон. Шагали плечом к плечу, как настоящие партнеры.
Холли до них не было дела. Она оставалась напряженной, как взведенная пружина, суровая морщина залегла между бровей.
– Вы что, правда думаете, что я убила Криса?
– А что бы ты думала на моем месте? – Я все так же стоял в дверях.
– Я надеюсь, что была бы достаточно толковым профессионалом, чтобы понимать, когда человек не убийца. Боже правый.
Адреналин бушевал в ее крови, тронь – и электрическим разрядом отшвырнет через всю комнату.
– Ты что-то скрываешь, – сказал я. – Это все, что я знаю. Я не настолько хорош в телепатии, чтобы догадаться, что именно. Ты должна сама рассказать.
Не разобрал, что там, в ее глазах, – кажется, презрение. Она резким движением затянула резинку на волосах, туго, даже больно, наверное. Оттолкнула стул и подошла к модели школы. Отмотала от катушки кусочек медной проволоки и щелк! откусила специальными маленькими щипчиками.
Прислонившись бедром к столу, вытащила пинцет, ловко обернула проволочку вокруг кончика карандаша, поправила неровно закрученную спираль, нацелилась на крошечную спальню. Пальцы двигались словно в танце, подхватывали, удерживали, кружились, сплетались, творя заклинания. Ритм и сосредоточенность успокоили ее, морщины на лбу разгладились. И я успокаивался вместе с ней, отчасти даже позабыв, что должен быть настороже, опасаясь манипуляций Мэкки.
Закончив работу, Холли протянула мне карандаш. На нем была надета шляпка, широкополая, как раз на кончик пальца, украшена проволочной же розой.
– Великолепно, – потрясенно выдохнул я.
Холли улыбнулась отрешенной улыбкой – скорее шляпке, чем мне. Повертела ее немножко.
– Лучше бы я не приносила вам эту чертову карточку, – сказала она. Не злобно, не выискивая повода врезать мне по яйцам, нет. Дело зашло слишком далеко, не до глупостей.
– Почему? – спросил я. – Ты же знала, что поднимется шум; ты была готова к этому. Что изменилось?
– Мне нельзя с вами разговаривать, пока отец не вернется. – Она сняла шляпку с карандаша, просунула между проволочек и уронила на крошечный столбик кровати. Потом вернулась на свой стул. Натянула рукава худи на кисти рук и уставилась на луну.
Быстрые шаги по лестнице: из тени коридора выступила Конвей. От нее веяло сумеречной прохладой.
– Мэкки задержался еще покурить, – сообщила она мне. – На случай, если следующей возможности придется долго ждать, как он сказал. Говорит, можешь присоединиться к нему, если хочешь. Сходи; он явно не собирается возвращаться, пока ты не перекуришь с ним.
Она отводила глаза. У меня появилось необъяснимое нехорошее предчувствие. Я помедлил, пытаясь разобраться в выражении ее лица, но в результате насторожилась Холли, и взгляд ее тревожно заметался между мной и Конвей. Я вышел.
Контуры деревьев резким росчерком выделялись на фоне синего неба. Я впервые видел парк в таком освещении, но он все равно казался знакомым и привычным. И вообще я уже ощущал себя в школе так, словно нахожусь здесь давным-давно, словно это мое место.
Мэкки стоял, привалившись к стене. Помахал мне сигаретой – мол, вот видишь, мне это действительно нужно было!
– Что ж, – начал он. – Интересную стратегию ты тут выработал, малыш Стивен. Кто-то, может, скажет, чистый идиотизм, но я готов оправдать тебя за недостатком улик.
– Какую стратегию?
Удивленный взгляд, глазам своим не верит.
– Эй, помнишь меня? Мы ведь уже встречались. Мы работали вместе. Твое ой-как-что-где-я-глупый-малыш тут не прокатит.
– О какой стратегии ты толкуешь?
Мэкки вздохнул.
– Ну что ж. Поиграем. Снюхался, значит, с Антуанеттой Конвей. Я хочу знать: каков твой план?
– Нет никакого плана. Я получил шанс поработать с убийством и воспользовался им.
– Надеюсь, малыш, что ты просто прикидываешься простаком. Что тебе известно о Конвей?
– Она отличный спец. Много работает. Быстро продвигается по службе.
Он ждал. Когда понял, что я больше ничего не скажу, уточнил:
– Это все? Все, что ты знаешь?
Я пожал плечами. Прошло семь лет, но под взглядом Мэкки я все еще ежился, все еще чувствовал себя сопляком, плавающим на устном экзамене.
– Вплоть до сегодняшнего дня я не то чтобы много думал о ней.
– Но есть же слухи, сплетни. Или ты выше этого?
– Не выше. Просто никогда ничего не слыхал насчет Конвей.
Мэкки тяжело вздохнул, взъерошил волосы, покачал головой:
– Малыш. Стивен. – Голос стал совсем ласковым. – В этом бизнесе тебе нужны друзья. Обязательно. Иначе долго не продержишься.
– Я уже давно держусь. И у меня есть друзья.
– Я не об этом. Тебе нужны настоящие друзья, малыш. Друзья, которые прикроют твою задницу. Которые сообщат то, что тебе нужно знать. Которые не позволят тебе врезаться в вихрь разнообразного дерьма, не предупредив об опасности.
– Типа тебя?
– Ну, пока что я делал для тебя все, что мог. Разве нет?
– Я сказал спасибо.
– И хочется думать, это было искренне. Но не знаю, Стивен. Что-то я не чувствую флюидов любви.
– Если ты мой верный друг, – предложил я, – так валяй, расскажи, что я должен знать про Конвей.
Мэкки опять оперся на стену. Сигарета забыта, она свою задачу выполнила.
– Конвей – прокаженная, парень. Она не говорила?
– Как-то случая не было. – Я не стал допытываться, что он имеет в виду. И так расскажет.
– Но она и не нытик. Полагаю, это единственный плюс. – Он стряхнул пепел. – Ты же не идиот. Должен догадываться, что Конвей никогда не станет Мисс Конгениальность. И ты не против оказаться с ней в команде?
– Я же сказал, мне не нужны новые друзья.
– Я не о социальных связях. Вот смотри, про Конвей: в свою первую неделю в отделе она наклонилась, записывая что-то на доске, а этот идиот Рош шлепнул ее по заднице. Конвей обернулась, схватила его за руку и заломила ему палец, пока у бедняги глаза из орбит не полезли. Сказала, что в следующий раз сломает. Рош обозвал ее сукой. Конвей нажала чуть сильнее, Рош заорал, Конвей отпустила его и вернулась к доске.
– Легко могу представить, как прокаженным после этого стал Рош. Но не Конвей.
Мэкки громко расхохотался.
– Я соскучился по тебе, малыш. Правда соскучился. Я и забыл, какой ты милый. Ты прав: в идеальном отделе так и случилось бы. И даже в кое-каких из наших отделов в другие годы – вполне. Но прямо сейчас отдел убийств не самое приятное место. Они неплохие парни, в основном, по-своему, но немножко такие регби-клуб, особая каста, немножко грубоватые бугаи. Если бы Конвей отшутилась, или поржала вместе с ними, или в следующий раз сама ухватила Роша за задницу, все было бы в порядке. Если б она хотя бы попыталась вписаться в команду. Но она этого не сделала, и теперь весь отдел считает ее спесивой крутой сукой без чувства юмора.
– Как у них там славно. В смысле – не советуешь туда лезть?
– Я не говорю, что я их одобряю, – развел он руками. – Просто сообщаю факты. Не то чтобы тебе это нужно. И я, разумеется, не защищаю нахала и не считаю, что жертва сама виновата, это очевидно, но давай по-честному: вот ты завтра входишь в отдел, кто-то обзывает тебя рыжим гопником и предлагает проваливать обратно в свои трущобы. Ты что, сломаешь ему палец? Или подыграешь: засмеешься, назовешь его кикиморой болотной и отправишь обратно трахать овец на пустоши, да что угодно придумаешь, чтобы разрядить ситуацию? Скажи, только честно.
Он вперил в меня свои странно поблекшие в вечернем свете глаза. Я не выдержал, отвел взгляд.
– Я бы подыграл.
– Вот именно. И не говори так, будто это дурно, малыш. Я бы поступил ровно так же. Это нормально, на этом мир держится. Жизнь – это всегда немножко игра. А когда вот такая Конвей решает, что не будет играть в эту игру, вот тогда все становится дерьмово.
Я услышал Джоанну: Они ведут себя так, как будто могут делать что хотят. Но так не бывает. Интересно, что думает Мэкки насчет Холли и ее подруг, которые запросто показывают всему миру средний палец.
– Их шеф совсем не идиот. Когда атмосфера в отделе стала невыносимой, он наконец заметил. Собрал людей, спросил, в чем дело; они, натурально, словно воды в рот набрали, уверяли, что все у них прекрасно и все они лучшие друзья. Прямо не отдел убийств, а детский сад – никто не хочет быть ябедой. Шеф им не поверил, но понял, что правды все равно не добьется. Однако вычислил, что дела пошли наперекосяк, когда в отделе появилась Конвей. Сложил два и два и нашел источник проблемы.
– То есть он намерен ее вышвырнуть, – догадался я. – И только ждет повода.
– Нет. Он не уволит ее из отдела, потому что она непременно подаст иск за дискриминацию, а скандала никто не хочет. Но он может создать такие условия, что она сама уволится. У нее никогда не будет напарника. Она никогда не получит повышения. Ее никогда не пригласят пропустить кружечку пивка после смены. Ей не поручат интересного дела, и когда она провалит это, нынешнее, в ее послужном списке останутся только мелкие дилеры, пока она сама не принесет рапорт об увольнении. Это сломит любого. – Дым поднимался спиралью от его пальцев, примешиваясь к свежему весеннему вечеру, как скрытая угроза. – У Конвей есть стержень, да, и она продержится дольше, чем иные, но в итоге все равно сломается.
– Карьера Конвей – ее проблемы. Я здесь ради своей. Это мой шанс продемонстрировать шефу Убийств, на что я способен.
– Нет, дружок, – покачал головой Мэкки. – Это русская рулетка с полным барабаном. Если не поладишь с Конвей, вернешься в Висяки: дескать, пока, увидимся, и все запомнят, что Моран не продержался в высшей лиге и дня. А если поладишь, навеки останешься ее шестеркой. И ни один мужик из Убийств, включая шефа, в жизни к тебе и на выстрел не подойдет и не станет иметь с тобой дела. Дерьмо, оно липкое, малыш. И если у тебя и впрямь нет никакой стратегии, предлагаю выработать ее. И поскорее.
– Слушай, хорош воду мутить. Хочешь, чтобы мы с Конвей косились друг на друга, подозревали и, значит, отвлекались от расследования. А потом – опа! дело вышло из-под контроля.
– Ты можешь так думать. Звучит убедительно. Но спроси себя: разве это означает, что я не прав?
Утром, едва в отделе появилась Конвей, досада и раздражение разлились в атмосфере, словно ядовитый газ без запаха и цвета. Как об крапиву обжечься – колючки крошечные, цепкие, вонзаются глубоко.
– А что же ты рассказал Конвей обо мне? – поинтересовался я.
– То же, что говорю сейчас тебе, солнышко, – усмехнулся он. – Только правду. Ничего, кроме правды. Так что помоги тебе господь.
Угу. Жаль, нельзя самому себе врезать за любопытство. Я знал, что именно Мэкки сказал Конвей. Мог даже повторить за него, слово в слово.
Интересная у вас стратегия, закадрить малютку Стивена. Кто-то, может, скажет, чистый идиотизм, но я готов оправдать вас за недостатком улик…
– Ах-х-х, – потянулся Мэкки. Глянул на окурок, сожженный до фильтра, бросил на землю. – Мне нужна была передышка. Пошли?
Конвей стояла снаружи у двери, руки в карманах. Ждала нас.
Вы же не дура, детектив Конвей, вам прекрасно известна история о том, как мы с Холли познакомились с детективом Мораном. Как минимум отчасти. Хотите узнать остальное?
Когда мы приблизились, она отлепилась от стены, придержала дверь для Мэкки. Посмотрела мне в глаза. И когда Конвей уже закрывала за ним дверь, я поймал победную усмешку Мэкки, брошенную через ее плечо.
– Дальше я сама, – сказала Конвей.
Моран был новичком, работал на подхвате в деле об убийстве. Вел дело детектив Кеннеди. Кеннеди помог малышу Стивену. Очень помог. Вытащил его из бумажного болота, дал роскошный шанс. Большинство детективов не стали бы связываться; большинство детективов любят проверенные кадры, и, откровенно говоря, не нужны им никакие стажеры. Позже Кеннеди в этом очень раскаялся…
Тогда, давно, я просто делал то, чего хотел от меня Мэкки. Мне не приходило в голову, а зря, что он держит фигу в кармане, что в любой момент, возникни необходимость, он может использовать это против меня.
Я сказал, понизив голос – был уверен, что он прижал ухо с другой стороны двери:
– Мэкки пытается вбить клин между нами.
– Нет никаких нас. Есть я и мое дело, и есть парень, который был ненадолго полезен, но и только. Не переживай: я напишу твоему шефу прекрасный рапорт о том, каким ты был замечательным мальчиком.
Как удар в челюсть. А чему удивляться, ведь правда, это был всего один день. Вот и славно.
Наверное, по мне было видно. Потому что лицо Конвей стало отчасти виноватым.
– Я подброшу тебя обратно до отдела – дай свой телефон, я напишу, когда закончу здесь. Пока можешь перекусить. Прогуляйся, насладись видами. Попробуй вызвать призрак Криса. Займись, короче, чем хочешь.
В ту секунду, как юный Моран увидел свой шанс, он оттрахал Кеннеди в задницу без вазелина. Послал нах верность, благодарность, нравственность. Единственное, что волновало юного Стивена, это его блестящая карьера.
Уже не сдерживаясь, я громко произнес:
– Ты делаешь ровно то, на что рассчитывал Мэкки. Он хочет, чтобы я ушел, потому что боится, что Холли скажет мне все. Неужели ты не понимаешь? (Бесстрастное лицо Конвей.) Он и со мной пытался проделать этот фокус: поливал тебя дерьмом, надеясь, что я свалю. Думаешь, я купился?
– Конечно, нет. Ты же мечтаешь швырнуть трофеи на стол О’Келли, и неважно, чье дело ты спиздишь ради этого. Но мне есть что терять. И я не позволю тебе отобрать это у меня.
Кеннеди не мог такого предвидеть. Но вы, по крайней мере, не будьте такой же слепой, как он. И если у вас и вправду нет никакой стратегии, то имеет смысл поскорее ее придумать…
Я дал Конвей свой номер. Она захлопнула дверь у меня перед носом.