Ашлин умела их выбирать. На фоне ее бывших ухажеров Рори выглядел как парк захватывающих аттракционов. Первый парень – бухгалтер в компьютерной фирме, которой во время кризиса пришлось туго, судя по протертому ковровому покрытию и разводам на потолке. Хотя суета говорила, что сейчас дела идут в гору. Он познакомился с Ашлин в очереди за сэндвичами, когда им обоим было по девятнадцать. Они встречались с полгода, но сразу договорились, что не хотят никаких серьезных отношений. Когда наскучило быть вместе, каждый просто пошел своим путем, никаких обид и никаких «давай-останемся-друзьями». Он смутно помнил Люси, но у него с ней никогда не было никаких проблем, и он не мог придумать ни единой причины, с чего бы ей точить на него зуб. Довольно привлекательный, но из тех, чья внешность моментально забывается, и, по-видимому, хороший парень. Сказал, что Ашлин – милая девчонка, им было хорошо вместе, но теперь у него есть милая невеста, с которой в субботу у него был милый ужин, и они мило провели вечер вместе, и он никогда не искал Ашлин даже в фейсбуке.

Второй бывший оказался разве что самую чуточку менее скучным. Он работал в колл-центре, в огромном офисном здании, построенном прямо посреди поля, у черта на рогах. Чья-то гениальная бизнес-идея, которую уничтожил кризис, или чей-то тщательно спланированный налоговый маневр. Четыре из пяти этажей пустуют, на пятом несколько десятков дармоедов, которые очень громко разговаривают, потому что мешать некому. Для беседы парень отвел меня в угловой кабинет, с совершенно голыми стенами и с толстым слоем пыли на столе размером с двуспальную кровать. Он познакомился с Ашлин через Люси лет пять назад, когда хотел стать режиссером по свету. Они встречались около восьми месяцев, и он уже начал подумывать, что это серьезно, когда она его бросила. Она сказала, и он поверил ей, что это из-за того, что ей тоже начало так казаться, а ей надо приглядывать за больной матерью. У Ашлин не было свободного времени на серьезные отношения. С тех пор он ее не видел, пока она не появилась в новостях два дня назад. С Люси он тоже не поддерживал связь с тех пор, как ушел из театра. Они никогда не были особенно близки, и им незачем было встречаться. В субботу вечером он ходил на концерт – мы, конечно, проверим, но никаких сюрпризов я не ожидала. Шок, печаль и отзвук тоски по несбывшемуся – настоящие, но и времени прошло немало. Ашлин для него в прошлом. Он не преследовал ее, не пытался снова разжечь угасший огонь, и слететь с катушек, снова увидев ее, да еще перед свиданием с другим, – все это не про него.

Чего-то в этом роде я и ожидала. Беседы прошли гладко. Я была Клевой Девчонкой, и бывшие выложили все, о чем не планировали никому рассказывать. И оба оказались совершенно бесполезны.

Я возвращалась к машине в бескрайней холодной тишине, слабый шелест ветра в высокой траве зарождался где-то в невидимой дали и летел по пустым полям мимо меня, за горизонт. Обычно такое меня нервирует, от избытка природы у меня вечно мурашки по коже, но на этот раз в голове царила хрустальная ясность, та самая, которой я так хотела добиться утренней пробежкой. Впервые за несколько дней – а может, и месяцев – я была способна четко мыслить.

Я не могла избавиться от ощущения, что это произошло потому, что я изгнала из головы Стива. Без его болтовни под руку, без его дерганья, нытья и указывания во все стороны сразу, без забрасывания меня бесконечными репликами, о смысле которых еще догадаться нужно было, я наконец-то могла все спокойно обдумать. Из всего этого нагромождения «если» и «может» только к двум вещам стоило присмотреться.

Рори Феллон, маленький грустный рохля. Это он, больше нам никто не нужен в этом деле. Вот почему, кроме него, мы смогли нарыть только кучу пустоты. Потому что кроме него там никого нет.

И второе. Это мое последнее дело в Убийствах. Я могу увертываться от Бреслина, Маккэнна, Роше и всей этой кодлы еще день, неделю, месяц, но однажды попаду к ним в лапы. Как боксер, который уклоняется, уходит от ударов, а они сыплются один за другим, все быстрее и быстрее, пока в какое-то мгновение – бах, и темнота.

Я не буду ждать нокаута и не дам шанса Бреслину и Роше совершить над моим трупом восторженный танец победителей. Я уйду на своих условиях. Закончу это дело, и закончу его по всем правилам, привяжу Рори Феллона так крепко к скамье подсудимых, что ни один адвокат не отвяжет. И уйду с гордо поднятой головой. А потом позвоню приятелю из охранной фирмы и спрошу, в силе ли еще его предложение. А где-то между тем и этим пошлю О’Келли пешеходно-сексуальным маршрутом и выбью Роше пару зубов.

Я задумалась: если я все видела в кривом зеркале, то, может, и поведение Стива искаженно воспринимаю сейчас? Не то чтобы это уже имеет большое значение, но а вдруг он все время пытался меня от этого отвлечь? Вдруг он просто не хотел, чтобы я заметила, что мне конец. Бедный оптимистичный балбес действительно хотел со мной работать, как я всегда и думала. Грезил, что мы на пару сцапаем какого-нибудь Ганнибала Лектера, защелкнем на нем наручники, обменяемся взглядами и погрузимся в новое головоломное расследование, которое покорится только лучшим из лучших. Боль при этой мысли была так сильна, что я тут же сказала себе, что наверняка снова ошибаюсь.

Машина совсем остыла. Даже захлопнув дверцу, я слышала мерный шелест ветра, крадущегося сквозь траву. Хотелось умчаться отсюда поскорее, вот только я не могла придумать никакого срочного дела.

Когда я вернулась на работу, Стива все еще не было. Практиканты обедали, попутно обсуждая какую-то историю в новостях про полицейских. Бреслин, закинув ноги на стол, доедал булку с сосиской и листал «Курьер».

– О! – воскликнул он, выпрямляясь и откладывая газету. – А вот и женщина, которую я так ждал. Занималась чем-то интересным?

– Бывшие Ашлин, – ответила я, сбрасывая пальто. – Рассказать нечего. Проверим их алиби и вычеркнем из списка.

Заголовок «Курьера» гласил: «Кто приходил на ужин?» Краули уже знал о свидании Ашлин.

Бреслин убрал ноги со стола.

– Нужно размяться после этого, – он похлопал себя по животу, – давай прогуляемся.

– Мне нужно напечатать свои записи.

– Это может подождать. – И добавил тише: – А у меня есть то, что не может.

Вдруг он предложит мне долю в своих воображаемых делах на стороне? Я не сильно раздумывала, стоит ли продолжать подыгрывать ему. Это уже не имело значения, зато у меня появлялся предлог убраться из комнаты.

– Почему бы и нет, – сказала я и с наслаждением отметила проблеск удивления на его лице.

– Послушай, я тут поговорил с бывшими Феллона, – сказал Бреслин в коридоре.

Я все гадала, где он собирается беседовать со мной. Только на этой неделе я сообразила, как мало у каждого из нас здесь личного пространства. Рабочие комнаты, буфет, раздевалка – повсюду люди. В допросных – окно и микрофоны. Я и не думала прежде, что для выживания в Убийствах нужно стать деталью отдела, безликой и надежной, как стены тут.

– Ну? – поторопила я.

Бреслин ухмыльнулся:

– Как там он выразился? Его обычный типаж менее «парадный», чем Ашлин? Я уверен, что все они хорошие девушки, но, Иисусе, у меня было желание всех их отправить в телешоу, где меняют имидж, и велеть стилистам зарядить тяжелую артиллерию.

Он устремился вниз по лестнице.

– Все эти жуткие балахоны с этническими узорами, в которых расхаживали студенты девяностых, дабы показать, что они вот-вот умотают на Гоа. Готов поклясться, последняя бывшая именно такое на себя и напялила.

– Ты что-то у них выведал?

– И да и нет. Все твердят, что Рори – безупречный маленький джентльмен, никогда не повышал голоса, никогда не пытался их контролировать, не устраивал сцен ревности, не вел себя гадко, если что-то шло не так, как он хотел. Ничего такого.

Бреслин распахнул дверь в оперативную комнату Е, мерзкую бывшую раздевалку. Пусто.

– Заходи.

Он придержал мне дверь. Я поняла намек. Вот где я бы обреталась без помощи Бреслина. В духоте, по-прежнему воняющей потом. Крошечная белая доска со следами маркера, все стулья на вид липкие. Садиться я не стала.

– Но вот что интересно, – сказал Бреслин, закрывая дверь. – Две бывшие, включая самую последнюю, сказали, что они расстались с Рори, потому что он был слишком настойчив. Одна из них выразилась так: «слишком всерьез», а другая – «хотел продвигаться слишком быстро». Сначала я решил, что «слишком быстро» в постель, но выяснилось, что это не про секс. Она была не против, чтобы уже на втором свидании он засадил ей по самые гланды, Господи благослови ее. Нынешняя молодежь даже не представляет, как ей повезло.

– Так о чем же она говорила?

– О том, что спустя несколько месяцев после того, как они начали встречаться, Рори решил, будто у них эпическая любовь, тогда как девушка даже не поняла еще, хочет ли она вообще этих отношений. По ее словам, он действительно ей нравился, но ей было только двадцать четыре года, ей хотелось смеяться, болтать на умные темы (она пишет докторскую по русской литературе) и много-много секса. Она совершенно не была готова к тому, что с ней начнут заводить разговоры, как прекрасно взяться за руки и следовать вместе до конца жизни.

Бреслин посмотрел на стену рядом с дверью, смахнул что-то и прислонился к ней.

– И она его бросила. Вторая девушка рассказала очень похожее. Я постоянно слышу, как женщины просто помирают, так хотят встретить мужчину, готового взять на себя обязательства, но, похоже, в Рори этой готовности было чересчур.

А судя по рассказу второго ухажера Ашлин, как только отношения стали серьезными, она тут же их оборвала, пусть, по ее словам, и из-за больной матери.

– И когда Рори рассказывал, что у них была безумная любовь с первого взгляда, – сказала я, – это совсем не означает, что Ашлин думала так же.

– Именно. Вспомни, что он говорил о свидании в «Пестике». Только ему начинало казаться, что между ними вот-вот вспыхнет пламя, она его останавливала и ему приходилось выстраивать все заново. Если бы мы могли расспросить Ашлин, то она наверняка сказала бы что-то в духе: он был слишком настойчив, но он же такой хороший, поэтому мне хотелось дать ему еще один шанс…

– Вот только это не совпадает с показаниями ее лучшей подруги. Она утверждала, что Ашлин была на седьмом небе. И эти сообщения в телефоне Ашлин о том, как она волнуется и как ждет прихода Рори. Нет и намека на то, что ей хотелось слегка притормозить процесс. Если Рори набрал скорость, то Ашлин вроде как и не возражала.

Бреслин вытащил из кармана телефон размером с его большую ладонь, сияющий как само солнце.

– Должен тебе кое в чем признаться. Я все утро колебался, рассказывать или нет.

Еще вчера я бы в него вцепилась, теперь просто молчала и ждала.

Когда он понял, что упрашивать я не стану, то вздохнул.

– Я командный игрок, верный союзник. Люди почему-то считают, что меня интересуют одни лишь личные успехи, но я сторонник командной игры. Однако она складывается, только если и у других членов группы такой же подход. Ты понимаешь, к чему я клоню, Конвей?

– Я сегодня не в лучшей форме. Разъясни мне.

Бреслин сделал вид, что задумался. Жара и вонь будто затвердели и давили со всех сторон.

– Уверена, что хочешь это услышать?

– Ты же сам сказал, что хочешь мне кое-что сказать. Да. Я уверена и жду, что ты выложишь мне все, вместо того чтобы топтаться тут и говорить загадками.

Бреслин снова вздохнул.

– Хорошо, – сказал он, будто делая большое одолжение. – Значит, так. Ты в каждый контакт с людьми входишь, как будто перед тобой враг. Мы оба знаем, что в некоторых случаях ты имела для этого все основания, но даже когда никаких оснований нет, ты сразу становишься в боевую стойку. В такой атмосфере даже самый командный игрок дважды подумает, прежде чем с тобой поделиться.

Другими словами, это моя вина, что он скрывал улики от ведущего детектива.

– Говори уже. А если не собираешься этого делать, то пойду печатать свои записи.

Он смотрел куда-то мимо меня. Я даже не могла получить удовольствия, поглядев ему прямо в глаза. Он все мне скажет. Он просто умирает, как хочет рассказать. Только обдумывает, что стоит потребовать взамен.

– Конвей, ты понимаешь, о чем я? Просто скажи, что понимаешь.

– Да. Я сука. Но это я и так знаю.

Я шевельнулась, собираясь уйти.

– Ладно, – сказал Бреслин быстро. – Думаю, я достаточно узнал тебя за эти дни и могу предположить, что мы друг друга поняли.

– Как скажешь.

– Наш парень, Райли. Помнишь, он собирал записи с камер наблюдения в Стонибаттере?

Я замерла и отошла от двери.

– Прекрасно, – сказал Бреслин с чуть заметной улыбкой, означающей, что мы снова друзья. – Выяснилось, что наш Райли – парень толковый. Он прихватил записи за четыре предыдущие недели. Обычно записи хранятся месяц. После чего сидел до пяти утра с пальцем на быстрой перемотке.

Вот же скользкий ублюдок.

– Я очень надеюсь, что у него есть более чем веские причины, по которым я слышу это от тебя, а не от него.

– Да ладно. Сделай ему скидку, думаю, он просто до усеру хотел произвести на меня впечатление. – У Бреслина почти получилось удержать жирный самодовольный смешок. – Прослужи в отделе еще несколько лет – и новички будут для тебя стволы своих пушек гнуть.

Я поняла намек: если прослужишь здесь еще несколько лет.

– Что же он нашел?

– Вот тебе небольшое промо. Снял прямо с экрана, в реальности намного больше.

Он провел пальцами по экрану, нажал на кнопку и протянул телефон мне. Цвета размытые, но я бываю там достаточно часто, чтобы сразу узнать. «Теско» на Пруссия-стрит. И я узнала того, кто достал бутылку из холодильника и направился к кассе самообслуживания. Хрупкий профиль, наклон головы, неширокие плечи, плавные движения. Два дня назад я провела несколько часов, вглядываясь в его лицо.

– Рори Феллон.

– Он или его клон. И посмотри на это.

Бреслин наклонился и передвинул картинку на экране так, чтобы стали видны время и дата. 21:08, 14.01.2015. Две недели назад.

– Рори сказал нам, что в день их свидания он отыскал ближайший «Теско» на карте в телефоне.

– Именно. А еще утверждал, что никогда до этого не бывал в Стонибаттере.

На экране Рори вытащил сдачу из автоматической кассы и оглянулся. Миг он смотрел прямо в камеру. Его глаза, чуть размытые, большие и очень умные, смотрели прямо на меня.

– Но это только верхушка айсберга. Через несколько минут другая камера засекла его по пути к дому Ашлин, и такое повторялось трижды в течение последнего месяца. Камера зафиксировала его машину на Мэйнор-стрит в прошлый четверг, он покупал воскресную газету в лавке на углу одиннадцатого января, и он пил пиво в «Ханлонс» – пятого.

Рори извивался ужом, когда мы говорили о его походе в «Теско». Я думала, он дергается из-за того, что время не совпадает, а оказывается, все куда глубже. Рори не нужно было искать в телефоне магазины, он их наизусть знал.

– И надо учитывать, что в другие дни Рори мог не заходить в магазины и в таком случае не попал на камеры. – Бреслин забрал у меня свой телефон. – Так, говоришь, Рори относился к Ашлин слишком серьезно?

– Похоже на то.

– Вряд ли он разносил горячее питание пенсионерам Стонибаттера. Будь это что-то безобидное, он бы нам рассказал. Согласись, эта информация стоила того, чтобы я задержался на работе?

– С Райли у меня будет серьезный разговор, – сказала я. – А потом я хочу посмотреть все эти записи. А после этого притащу Рори сюда и узнаю, что он желает поведать на эту тему.

– Почему бы тебе не сказать «мы». Мы узнаем, что он желает поведать.

– Я прекрасно чувствую себя в единственном числе. Спасибо.

Брови Бреслина поползли вверх:

– В единственном числе? А Моран?

– Его нет.

– Ого. Ты оставила его одного трясти деревья, а? Я так и думал, что твое терпение лопнет.

– Моран прекрасно справится со всем сам. Ему не нужно, чтобы его держали за руку.

Бреслин с усмешкой разглядывал меня.

– Давно хотел сказать, что вы с Мораном не два сапога пара.

– Я тебя не спрашивала.

– Дай этому мальчишке десяток свидетелей, совпадение ДНК и видеозапись убийства, и он еще год будет возиться, выясняя, нет ли у этого негодяя утерянного в детстве близнеца, и не перепутали ли их свидетели, и не плюнул ли кто в ДНК, просто так, на всякий случай. Я не против. Есть случаи, которые этого требуют. Но это не про тебя. Ты любишь, чтобы дело было закрыто.

– Да. Люблю. Именно поэтому я хочу разобраться с Райли и посмотреть записи, а не беседовать тут за жизнь. Привет.

– Господи ты боже, Конвей, ты можешь хоть на минуту расслабиться? Я на твоей стороне. А ты продолжаешь вести себя так, будто я враг. Я не знаю, откуда взялась эта идея, но я хочу, чтобы ты выкинула ее наконец.

– Бреслин, я очень ценю то, что ты рассказал мне сейчас. Но я буду считать всех в этом отделе своими врагами, пока мне железно не докажут обратное. И я вполне уверена, что причины тебе ясны.

– О да. – Бреслин распахнул дверь и проверил коридор, там никого не было. – Я отлично понимаю. По правде говоря, я понимаю даже лучше, чем ты. Хочешь знать, что про тебя говорят?

Он думал, что это звучит соблазнительно.

– А почему бы тебе не предположить, что все это туфта, и мы двинемся дальше?

– А я и думаю, что все это туфта. Но тебе стоит услышать.

– Я прожила тридцать два года, плюя на то, что обо мне говорят. Думаю, сумею продержаться еще пару лет.

– Нет. Не сумеешь. Заходя в общую комнату, ты садишься за свой стол, пьешь кофе, утыкаешься в комп, а у парней в головах возникает одна-единственная история. Остальное они вынуждены додумывать. И как тебе с этим работается?

Ему очень хотелось рассказать эту свою историю. Они с Маккэнном такие трудяги, так стараются, чтобы я поняла, до чего же они великодушные парни, вот только предложение «а давай мы кусок твоей жизни перепишем под мою диктовку» вызвано вовсе не великодушием.

– Когда мне понадобится поддержка, я ее попрошу.

– Не стану врать. Это будет больно. – Бреслин натянул на лицо сочувствующее выражение, но я уже видела его в допросных. – Я понимаю, почему тебе не хочется с этим возиться.

– Не хочется. Я вообще ни с чем не хочу возиться, кроме расследований. А вот побеседовать с Райли хочу.

Я собралась выйти в коридор, но Бреслин преградил мне путь:

– Помнишь ссору с Роше в первую твою неделю в отделе? Помнишь?

– Смутно. Старые новости.

– Вот только они не состарились. Ты недооценила Роше. Спустя время он рассказал нам, что когда ты еще ходила в патрульных, то здорово облажалась. Должна была охранять какого-то дилера, пока твой напарник прочесывал дом. Ты сняла с подозреваемого наручники, чтобы он мог пописать под забором, а он смылся. Ты сказала своему напарнику – Роше не упоминал имен, слишком умен для этого, – что если он занесет это в рапорт, ты обвинишь его в сексуальных домогательствах, заявишь, что он хватал тебя за грудь в патрульной машине.

Бреслин опустил руку и демонстративно отступил в сторону, освобождая дорогу. Как он и надеялся, я не сдвинулась с места.

– Когда же напарник все-таки подал рапорт, ты сделала, как и обещала, – пошла к начальству. Дерьмо разлетелось во все стороны, рапорт переписали, твой напарник застрял в патрульных до конца своей карьеры, а ты получила три недели оплачиваемого отпуска, чтобы прийти в себя от моральной травмы. Тебе знакома эта история?

Те три недели я провела в качестве кузины Блохи. А до этого был один подозреваемый, идиот с поехавшими от спидов мозгами, я даже не помнила его имени, вот до чего глубокое впечатление он оставил, сбежав от меня. Мой напарник был хорошим парнем в плохом смысле слова, у него с первого дня службы на лбу было написано: в патрульных пожизненно. Роше провел расследование и добавил в него ровно столько правды, сколько нужно было, чтобы это варево можно было проглотить целиком.

– Примерно половина отдела поверила. И они хотят, чтобы ты ушла, и чем скорее, тем лучше, чтобы самим не угодить в то же дерьмо. И настроены они очень-очень серьезно.

Он наблюдал за мной из-под полуприкрытых век в ожидании слез, страха, признаков того, что я собираюсь выбить Роше половину зубов.

– Я была права. Я бы прекрасно жила без этого знания. Однако спасибо. Я запомню это.

Его глаза широко распахнулись.

– Ты слишком легкомысленно к этому относишься, Конвей.

– Роше – кусок дерьма. Это не новость часа. Что ты хочешь, чтобы я сделала? Упала в обморок? Зарыдала?

– Мне было нелегко рассказать тебе это. Для меня лояльность превыше всего. Многие расценили бы наш разговор как предательство отдела, а отдел немало для меня значит. Я ожидаю хоть крохи благодарности.

Еще немного – и он весь изойдет слюной от негодования, и придется за ним подтирать, прежде чем вернуться к делам.

– Я благодарна. Честно. Я только не понимаю, зачем ты мне это рассказал?

– Потому что кто-то же должен. Твой напарник давно уже должен был это сделать. Да ладно, Конвей, ну конечно, Моран в курсе. Думаешь, Роше дал бы ему прожить здесь хоть неделю, не зажав в угол и не поведав, что он накопал?

Бреслин все еще ждал реакции, холодный и жадный полицейский взгляд прятался за легкой ухмылкой. Он явно ждал, что беседа завершится или моими благодарными признаниями о том, что накопилось в моем маленьком бедном сердечке, или тем, что я буду бегать по потолку, а то и тем и другим сразу. Он всю свою энергию в это вложил. Даже жаль так ее разбазаривать.

– Напарник должен прикрывать спину. Всей этой беседы не произошло бы, если бы он был честен с тобой.

– Может быть, он не видел причин, по которым я должна это знать.

– Что за чушь. Конечно, блядь, ты должна знать. Должна была узнать немедленно, много месяцев назад. Ты держишься здесь на честном слове. Ты понимаешь это, Конвей?

Бреслин навис надо мной. Его неуклюже надвигающийся силуэт всегда действовал устрашающе на подозреваемых, находящихся на грани признания.

– У тебя остался один патрон. Если ты вытащишь голову из задницы и перестанешь относиться ко мне как к злейшему врагу, мы покончим с этим делом в течение недели. Я смогу поручиться за тебя в отделе, а мое слово имеет некоторый вес. И тогда, если ты сможешь наладить нормальные отношения с ребятами и все будет в порядке, ты станешь достоянием отдела, и, как я уже сказал, это кое-что для меня значит. Но если ты будешь продолжать от меня закрываться из-за долбаного комплекса мученицы, то это дело развалится, и я не приму твою сторону, потому что мне не нравится, когда мое имя ассоциируется с развалившимися делами. И тогда – я не знаю, как сказать это красиво, – тебе трындец. – Он привалился к стене, сунул руки в карманы. – Тебе решать.

Рыцарь в блестящих доспехах готов спасти меня, если только я ему позволю.

Я не позволила. Нет, я готова принимать помощь, без вопросов, но только от Гэри и Блохи. А спасение, когда ты почти утонула, испробовав все средства, и ничего не помогло, – это нечто другое.

Если кто-то спас тебя – он тебе должен. Не потому что ты должен ему, это как раз можно уладить обратными одолжениями или бутылками с алкоголем да хорошими стейками. Спаситель должен тебе, потому что ты больше не управляешь своей жизнью. Ты несчастный захлебывающийся неудачник, беспомощная принцесса, обделавшийся слабак, которого спас от опасности, или бесчестья, или унижения отважный и великодушный герой, и теперь он за тебя все решает, потому что ты более не являешься главным героем своей истории.

Я с самого начала неправильно понимала Бреслина. Он не хочет меня утопить. Он хочет заполучить меня в безраздельное пользование. Так вот почему Маккэнн пытался меня смягчить, подсунув спасенную страницу показаний, и показной сердечностью.

Может, у Бреслина вырос зуб на Роше и ему нужна группа поддержки. Может, шеф подумывает об уходе, а золотой мальчик узнал об этом и считает, что если подчинить плохую девчонку, то его шансы на должность возрастут. А может, у него и нет конкретных планов, но он понимает, что я легкая добыча и смогу пригодиться. Я бы посмеялась, если бы оставались силы. Я больше никому не пригожусь. Не в этом отделе.

Бреслин постукивал по карману с телефоном.

– Конвей, – сказал он уже мягче. – Я не должен был тебе это рассказывать, помнишь? Я мог бы просто взять Рори и сделать все сам. Я поделился с тобой, потому что считаю, что для всех будет лучше, если мы объединим усилия. Лучше для расследования, для отдела, для тебя и – да, для меня тоже. – Он улыбнулся, идеальное сочетание отеческого тепла и профессионального уважения. – Давай признаем, Конвей. Ты и я – хорошая команда. Мы прекрасно поработали с Рори в воскресенье вечером. А имея это, – он хлопнул по карману, – справимся еще лучше.

Я собралась сказать, куда он может засунуть свое предложение о спасении, но сообразила, что это неважно. Мне уже не надо волноваться о том, что Бреслин спасет меня, что будет мне должен, о том, что я тону, обо всей прочей хрени. Какие бы планы он на меня ни строил, им не суждено осуществиться. Он прав, мы хорошо работаем вместе, и неожиданно я могу этим воспользоваться, не заморачиваясь последствиями, как и долбаный Рори Феллон. Уходить – это круто. Почему я не подумала об этом еще несколько месяцев назад?

– Хорошо, – сказала я. – Давай так и сделаем. Но мы не предъявим эту запись, пока я не скажу. Хочу ее придержать.

– Договорились. По твоему сигналу. – Бреслин улыбнулся. – Мы славно повеселимся, Конвей. Когда мы покажем запись, Рори все свои трусики в горошек описает.

– Даже лучше, – сказала я, и Бреслин вопросительно изогнул бровь. – Мы же будем искать мотив или, по крайней мере, то, что спровоцировало нападение. Правильно?

Бреслин выдохнул уголком рта.

– Хорошо. Ищи. Мне как-то неважно, почему он это сделал, если я могу доказать, что сделал это именно он.

– Рори пришел к дому Ашлин весь на взводе, в предвкушении большого вечера. Он пришел слишком рано, но это не имеет значения, она впустила его, они рады встрече. А потом вдруг выяснилось, что он ее выслеживал. Может, у него сорвалось лишнее с языка и Ашлин поняла, что он уже бывал в Стонибаттере. Или она упомянула, что видела его где-то поблизости, а он не смог достаточно быстро придумать причины.

Выстраивать историю оказалось здорово, я вдруг поняла, почему всем так нравится этим заниматься. Я могла видеть все происходящее как по телевизору, но в этом шоу я имела право менять и подстраивать что угодно, пока все части не состыкуются в точности как мне нужно.

– В любом случае Ашлин это не по вкусу. Ее и раньше напрягало, что Рори слишком забегает вперед. Она высказывает все, что думает по этому поводу, и Рори тут же соскальзывает в зону помутнения рассудка. Она просит его уйти, и тут у него окончательно сносит крышу.

Бреслин энергично закивал:

– Мне нравится, очень нравится. Конвей, я думаю, в этом что-то есть. Я всегда знал, что не просто так верю в тебя.

– Давай посмотрим, что Рори об этом думает.

Бреслин улыбнулся мне широченной теплейшей улыбкой, как если бы я была лучшим из того, что он видел за последние месяцы.

– Давай. И пошли наконец отсюда. Воняет ужасно.

После той блевотины, которой мы дышали в этой душегубке, я могла выпить весь воздух коридора одним глотком. Бреслин захлопнул дверь с аккуратным презрительным хлопком, как бы говоря: тебе эта дыра больше не понадобится.

Вернувшись за свой стол, я позвонила Рори и спросила его, вся само дружелюбие и ненавязчивость, не сможет ли он немного нас выручить и не подскочит ли еще для одной короткой беседы. Я приготовилась услышать тысячу отговорок, что он не может ни на минутку оставить магазин, что у него уже назначена встреча, что он неважно себя чувствует, но он буквально взвился от готовности явиться прямо сейчас. Рори отчаянно хотел показать, что он на нашей стороне, но я не привыкла, что все идет гладко, и потому мне это казалось подозрительным, даже пугающим, словно приоткрылась дверь в иной мир. А кроме того, я очень хотела спать, долго-долго.

Стив так и не появился. Я поймала себя на том, что надеюсь, что он вернется до того, как объявится Рори, и тогда мы начнем допрос с Бреслином, поскольку он рассказал про все эти записи, но перед финальным броском его сменит Стив. Мы получим от Рори признание, и дурачок Стив поймет, что я была права с самого начала, извинится, мы пойдем выпить по кружечке, и все снова станет в порядке. Тут мой мозг все же включился, и я вспомнила, что в порядке не будет уже никогда. Оперативная комната покачивалась, свет прыгал и мигал, жужжание компьютеров звучало воем сирен.

Когда я жестом подозвала Райли к своему столу, он даже не потрудился придумать оправдания, просто стоял с пустым поросячьим лицом, смотрел мимо меня и ждал, когда я закончу. Мне очень хотелось открутить ему башку, но, глядя в это лицо, с трудом сдерживающее ухмылку, я думала о Стиве. О том давнем деле, когда Стив, получив важную информацию, решил заработать себе очки, вместо того чтобы передать информацию ведущему детективу. Меня тошнило от Райли, хотелось порвать его в клочья, чтобы скрылся с глаз долой. Когда я объявила, что снимаю его с дела, ухмылка на поросячьей морде тут же сменилась злостью и растерянностью, но я даже удовольствия не испытала. Остальные практиканты притворялись, будто с головой ушли в работу, пока он собирал свои манатки и выходил за дверь. Бреслин, развалившись за своим столом, наблюдал за мной прищуренными глазами, ручка в зубах, полная готовность подсказать, насколько я верна в своем решении. Но я не спросила.

Записи очевидно доказывали: Рори шатался по Стонибаттеру, когда шататься там не мог, по его утверждениям.

Я послала в Стонибаттер Миихана, велев собрать все видеоматериалы за декабрь, какие только остались, и села смотреть то, что уже есть, выбрала несколько особенно удачных ракурсов Рори с указанием времени и распечатала.

Зазвонил телефон. Это была Бернадетта, сообщившая, что Рори ждет внизу.

– Он здесь, – сказала я Бреслину.

– Поехали. – Он вскочил, отпихнув стул. – Увидимся позже, мальчики. Принесем вам красивый скальп.

Практиканты оторвались от своих дел и кивнули, как-то слишком торопливо. Боялись, видимо, что я глотку перегрызу любому, кто попытается установить зрительный контакт. На моем экране в размытых черно-белых тонах двигались и вились улицы Стонибаттера, замирали на одной стороне монитора и в мгновение ока переносились на другую. Овчарка справляла малую нужду, затем исчезла, и я нажала «стоп». Компьютеры, белая доска и практиканты то увеличивались, то уменьшались в размерах, как легкая ткань с нарисованными морскими волнами, все время куда-то уплывавшая.