– Мак, тебя там обыскались.

Маккэнн поднял на него взгляд. Их глаза на секунду встретились, и мы со Стивом оказались вне игры.

– Иди, – сказал Бреслин. – Я присоединюсь через пару минут.

Маккэнн сустав за суставом поднял себя со стула и побрел к двери. Бреслин легонько потрепал его по плечу, когда тот проходил мимо. Маккэнн автоматически кивнул.

– Допрос прерван в пятнадцать двадцать четыре, – сказал Бреслин, подходя к камере. Он выключил ее, повернулся к кулеру и налил воды. – Так-так-так. Вы только посмотрите, кто снова стал лучшими друзьями. Мило.

– Хотелось бы знать, с чего ты взял, что мы не были ими все время?

– Ты простишь меня, если я скажу, что мне наплевать на ваши отношения? У вас только что хватило наглости обвинить моего напарника…

– Я решу, когда мы побеседуем об этом. Сейчас я хочу знать, кто из практикантов вчера утром настучал тебе, что мы с Мораном поругались.

– Райли, – сказал Стив. – Правда? Мы начали спорить, и он перестал печатать.

Я вспомнила эту внезапно наступившую тишину, эти умолкшие тупые удары, что долбили мою голову.

– Я же говорил, что Райли там самый умный, – сказал Бреслин. – Не то что я. Я просидел в этом «Топ Хаусе» двадцать минут, прежде чем до меня дошло. Молодец, Конвей. Ты прекрасно научилась изображать южнодублинских дурочек. – Он отсалютовал стаканом с водой. – Но мне повезло с пробками. Приехал как раз вовремя, чтобы понаблюдать лучшую часть представления.

Один из нас, наверное, удивленно моргнул, потому что он рассмеялся.

– А вы думали, что я прямо с дороги кинулся спасать Маккэнна из рук страшных разгневанных мстителей? Я был в наблюдательной комнате. Потому что знал, что Маккэнна спасать не надо, он ведь ничего не сделал, ну кроме того, что совал шланг куда не надо. А про это в уголовном кодексе ничего не написано. Я думаю, что мы можем сойтись на том, что он пережил несколько тяжелых дней, поэтому, увидев, что вы вот-вот оторвете ему голову, я решил, что самое время вмешаться.

Он подошел к столу, подхватил фото семейства Мюррей и внимательно вгляделся.

– Хм. Неудивительно, что он ее не узнал.

Потом кинул фотографию обратно на стол. Бросок был неточным, снимок упал на пол, но Бреслин не обратил на это внимания.

– Итак, в то время как я был убежден, что мы работаем вместе, в то время как я радовался, как прекрасно мы провели допрос Рори, ты, Конвей, думала о другом. Скажи, когда ты смотрела в зеркало этим утром, тебе ничего странным не показалось?

Бреслин в своей любимой роли. Непривычное и даже чуточку печальное чувство возникло от того, что не было во мне острого желания заехать ему в морду.

– И в то время, пока я думала, что мы работаем вместе, пока я наслаждалась прекрасными допросами, ты держал этот камень за пазухой. И теперь хочешь швырнуть его в меня?

Бреслин округлил глаза, ткнул в меня пальцем:

– Нет, нет, нет, Конвей. Не пытайся обратить это против меня. Ты только что доказала, что я, черт возьми, был прав, ничего тебе не рассказывая. Этот допрос… – Он передернулся от отвращения, глотнул воды, чтобы смыть омерзение. – Вперед. Скажи мне, чего, по твоему мнению, вы добились этим?

– Достаточно для получения ордера на обыск в квартире Маккэнна.

– Ордер. Прекрасно. И что ты намереваешься там найти?

– Коричневые кожаные перчатки, в которых Маккэнн ходит всю зиму. Те самые, которых я не видела в последнюю неделю. Мы или найдем на них кровь Ашлин, или не найдем их вовсе.

– Ух ты. Впечатляет. Я бы сказал, Маккэнн полные штаны навалял бы, услышь он. Можно я сэкономлю тебе силы? Хотите услышать, что же произошло на самом деле?

– С удовольствием. Только от Маккэнна.

– Этого не случится. У Маккэнна достаточно мозгов не рассказывать под запись. Да и сомневаюсь я, честно говоря, что после вашей маленькой проделки он когда-нибудь согласится разговаривать с вами под запись или без записи. Но полагаю, если вы будете знать все факты, то жизнь ваша станет заметно проще.

– И все это будут незапротоколированные, неподтвержденные, непроверенные слухи, – заметил Стив.

– Уж как есть. Так хотите выслушать или нет?

В глубине души я не хотела. Когда Маккэнн покидал комнату, он кое-что унес. Свирепое и темное кипение в воздухе. Без него все стало пусто и глупо. Мне хотелось только одного – уйти отсюда, бежать прочь от мыслей, что же дальше, от фарисейских речей Бреслина. Я откинулась на стуле и потерла ладонями лицо, пытаясь вернуть хоть немного растворившегося напряжения.

– Хорошо, – сказал Стив. – Давай послушаем.

– Вот только одолжения мне делать не стоит.

– Мы хотим тебя выслушать.

– Конвей?

– Почему бы нет.

Бреслин так и не сел. Выкинул стаканчик в мусорную корзину и, сунув руки в карманы, стал неторопливо прохаживаться – ну вылитый профессор перед восторженными студиозусами.

– В субботу вечером у Мака был семейный ужин. Потом он решил заскочить к Ашлин. К ее дому он подошел без четверти восемь. Приблизительно. На часы он не смотрел. Прошел, как обычно, через заднюю дверь на кухню. Везде горел свет, и он увидел, что на плите что-то готовится, но Ашлин не окликнула его, не вышла ему навстречу. Мак прошел в гостиную и нашел ее лежащей там с проломленной головой.

– Наверное, шок испытал, – сказал Стив.

Бреслин быстро взглянул на него, но лицо Стива оставалось бесстрастным.

– Конечно.

– Кто-то другой был бы просто повержен.

– Большинство гражданских наверняка. Мак был потрясен, но сумел собраться с мыслями. Это не делает его убийцей. Это делает его полицейским.

– Тут же он обнаружил стол, накрытый на двоих, – сказала я. – И снова шок. И кем это делает его?

Тон Бреслина уведомил, что терпение не будет длиться вечно:

– Это никем его не делает, Конвей. Едва ли он вообще в тот момент способен был соображать – с трупом возлюбленной перед глазами. Он решил, что ужин готовился для него, на случай, если он зайдет. Иногда ведь он заскакивал без предупреждения. Подумал, что кто-то пробрался в дом – извращенец, наркоман, грабитель. Давайте признаем, это не самый безопасный район. И с Ашлин случилось непоправимое. Уже позже он сообразил, что Ашлин могла встречаться с кем-то еще и что-то у них там произошло. Но в тот момент такое ему и в голову не могло прийти. Как правильно заметил только что Моран, он был в шоке.

– Ашлин была жива? – спросил Стив.

Бреслин покачал головой.

– Мак тут же проверил ей пульс и дыхание, поэтому, да, возможно, на его перчатках есть кровь, и, возможно, он избавился от них. Она была мертва.

– И он, конечно же, позвонил в полицию и вызвал отряд детективов на место преступления, – сказала я.

Бреслин уставился на меня. В его светлых глазах было столько холода, что я даже моргнуть не смогла, так оцепенела.

– Не выеживайся, Конвей. Не самый подходящий момент. Может, ты искренне веришь, что так на его месте и поступила бы, но это чушь. Если бы Мак позвонил в полицию, он оказался бы в самом центре расследования убийства, его сослали бы перебирать бумажки, пока расследование не закончится, сколько бы времени это ни заняло. А если бы убийство так и не раскрыли, это означало бы конец его карьеры детектива. Ты не можешь нормально вести дела, если находишься под подозрением. Он бы потерял жену и детей. Возможно, оказался бы под судом, а потом и в тюрьме. Пожизненно. И из-за чего? Он ничего не делал. У него не было никакой информации, которая могла бы помочь расследованию. Он попросту покончил бы с собой. Если ты действительно считаешь себя настолько святой, остается только порадоваться за тебя. Но я в этом не уверен.

Понятия не имею, что стала бы делать в такой ситуации. Вот только Бреслину я говорить об этом не собиралась. Но этот ночной кошмар был мне хорошо знаком. Я стою посреди обломков чьей-то чертовой жизни, и они затягивают меня – по щиколотки, по колени, по грудь, а я все стою и стою, и в голове лишь одно: «Нет!»

– Неважно, как бы я поступила. Важно, как поступил Маккэнн.

– Он осмотрел дом – на случай, если преступник еще там, но никого не нашел. Убедившись в этом, Маккэнн все вытер, чтобы не оставалось его отпечатков пальцев. Ради бога, Конвей, прошу, убери это высокомерное осуждение с лица. У меня от него мысли в голове путаются.

– Если тебе не нравится выражение моего лица, иди любоваться Маккэнном. Или закрой глаза. Мне-то что.

Бреслин вздохнул, покачал головой, демонстративно повернулся к Стиву:

– Итак, Маккэнн стер свои отпечатки. Он осмотрел спальню Ашлин, чтобы убедиться, что она не вела дневник. Дневника не оказалось – по крайней мере, при беглом осмотре. Он подумывал, а не остаться ли на случай, если нападавший вернется, но решил, что это достаточно маловероятно.

Стив нахмурился:

– Зачем он выключил плиту? Это с самого начала сбивало меня с толку.

– Тем более что все улики уже были уничтожены, – добавила я.

– Отпечатки пальцев – это еще не все улики, Конвей. Маккэнн знал, что убийца мог оставить ДНК, волосы, волокна и еще кучу всего. Он не хотел, чтобы это пропало. И он не хотел, чтобы вспыхнул пожар и Ашлин сгорела заживо – в том невероятном случае, если она все еще была жива. И… – Бреслин печально улыбнулся. – Он не стал этого говорить мне, потому что любит выглядеть размазней ничуть не больше, чем ты, но я почти уверен, что для него была непереносима мысль, что тело Ашлин сгорит. Он ведь был без ума от нее. Сами знаете.

– Ну ясно.

Я ждала, что Стив подаст знак начать все заново. Но знака не последовало. Стив опять хотел дружить с Бреслином.

– Конвей, остановись. Я знаю, ты ненавидишь этот отдел и всех, кто в нем работает, но на секунду подумай как детектив, а не как закомплексованный подросток, которому внезапно досталась самая популярная девочка в классе. Если бы Мак убил Ашлин, зачем ему было выключать плиту? Он бы включил ее на полную мощность и молился, чтобы все там выгорело дотла.

– И что он сделал потом?

Бреслин выдохнул сквозь сцепленные зубы:

– Вышел через заднюю дверь, запер ее и двинулся домой. Не трудись искать его на уличных камерах. Не найдешь. Ни вечером в субботу, ни в какой другой вечер. Достаточно легко выяснить, где они расположены, и рассчитать свой маршрут так, чтобы обходить. Если бы дошло до развода, Мак не желал давать своей жене ничего, что может нарыть любой частный детектив.

Все сходилось. Конечно, сходилось. И история Маккэнна, и Рори, и Люси. Все три истории. Жужжали огромными шершнями, медленно кружили под потолком. Хотелось выхватить пистолет и разнести их на мелкие кусочки, превратить в облачка черной пыли, медленно опадающие и исчезающие в воздухе.

– И когда он все это тебе рассказал?

– Он позвонил мне, едва его жена легла спать. Если честно, раньше он и говорить-то толком не смог бы. Ни пока шел домой, ни пока сидел на диване рядом с женой, перед телевизором. Позвонил, как только собрался с силами.

– И ты ему поверил.

Бреслин резко повернулся ко мне:

– Да, Конвей, да. Я верю ему. Частично из-за такого пустяка, что зовется дружбой, но для тебя это слово пустой звук. Он мой напарник. Если я обнаружу его рядом с мертвым телом, а в руках он будет держать дымящийся пистолет, моя первая мысль – его подставили. Но в основном, потому что я знаю Мака. Много-много лет знаю. Тебе очень повезет, если у тебя будет напарник, которого ты будешь знать так же хорошо, как я знаю Мака. И он, мать твою, просто не мог сделать этого.

На секунду мои глаза встретились с глазами Стива. Трудно сказать, верил ли сам Бреслин во всю эту херню, или он себя убедил в ней, потому что хотелось быть благородным рыцарем, что со своим напарником и в радости и в горе. Вероятно, второе ближе к истине, а это значит, что он и дальше будет держаться своей версии. Ты можешь разрушить веру, если приведешь достаточно фактов, опровергающих ее. Но нельзя поколебать то, что держится лишь на твоем представлении о самом себе. Даже если показать Бреслину видеозапись, на которой Маккэнн разносит Ашлин череп, этот благородный рыцарь уж как-нибудь сумел бы и тут не поверить.

– Вы, двое, понимаете это? Дошло до ваших тупых голов?

– Дошло. И тогда ты позвонил в Стонибаттер.

– Да, это был я. И кстати, Маккэнн знал, что я собираюсь позвонить, и согласился. Как только первый шок миновал, он снова начал думать как полицейский. Потому что он им является. Полицейским. А не убийцей.

– А зачем ты ждал до пяти утра? Если Маккэнн позвонил тебе, как только его жена уснула, скажем в полночь? Зачем ждать еще пять часов?

Бреслин вздохнул и поднял руки:

– Ладно. Ты меня поймала. Молодец. Я хотел быть на месте, когда дело спустят в наш отдел. Естественно, Маккэнн не собирался приближаться к расследованию, иначе бы все рухнуло.

– Достойно, – похвалила я. – Все глубоко впечатлены.

Бреслин бросил на меня злобный взгляд и не потрудился ответить.

– Но мы понимали, что мне стоит присматривать за расследованием. Чтобы не пропустить момент, когда Маккэнну придется сделать шаг вперед. Конвей, зачем тебе вообще все это слушать, если ты собираешься смеяться над каждым моим словом? Может, тебе лучше подождать снаружи, пока я здесь спокойно побеседую с Мораном?

– Чтобы выбрать момент поудобнее и послать людей, занятых в расследовании, ловить уточек? Хорошо позабавился в эти дни? Понравилось, как мы с Мораном гоняемся за собственными хвостами?

Бреслин подскочил ко мне столь стремительно, что я невольно отшатнулась.

– Ты в чем-то меня обвиняешь? Нет? – А когда я открыла рот, чтобы ответить, наставил на меня палец: – Поберегись. Будь очень, очень осторожна.

Но осторожность окончательно покинула меня. Я отбросила его палец в сторону, достаточно сильно, чтобы в его глазах мелькнула мысль, а не ударить ли меня, но такого счастья мне не выпало. Стив привстал на своем стуле, однако у него хватило мозгов не вмешиваться.

– Ты препятствовал моему расследованию. И это не обвинение, это долбаный факт. Ты разыгрывал продажного копа, чтобы когда мы с Мораном найдем связь между Маккэнном и Ашлин, то уперлись в идеально гладкую стену, а ты бы тем временем обрабатывал Рори Феллона. Ты размахивал пятидесятифунтовыми купюрами, давая Гэффни на жрачку, многозначительно шептался по телефону. Это тоже тебе Райли подсказал? Напев, что мы присматриваемся к бандитским группировкам.

Бреслин рассмеялся прямо мне в лицо.

– Думаешь, я бы своими силами не обошелся? Во-первых, ты захотела узнать, кто прогонял Ашлин через базу и почему. А в воскресенье, когда шеф вызвал вас, знаешь, Моран, что ты оставил на экране своего компа? Поиск по Дублину, мужчины в возрасте от двадцати до пятидесяти, связанные с организованной преступностью. А утром в понедельник ты, Конвей, принялась пудрить мне мозги на тему, нет ли у меня проблем с деньгами. Вы всерьез думаете, что я настолько туп, что не в состоянии сложить два и два?

Краем глаза я увидела, как Стив заливается краской. Я, по-видимому, выглядела примерно так же. Я тыкала палкой в каждую тень, считала, что угодила в самый центр осиного гнезда, что весь мир плетет заговоры против меня, но на самом деле проблема состояла в том, что я вела себя с грацией слона, а Стив забыл нажать кнопку «выйти».

Бреслин отступил на шаг и развел руками.

– Если ты думаешь, что я препятствовал твоему расследованию, вперед, подай на меня жалобу. Что ты собираешься там написать? Бреслин не так заплатил за свой сэндвич? Бреслин отмахнулся от Гэффни? – Он мерзко улыбнулся. – Если вы увидели здесь что-то сомнительное, то только потому, что хотели увидеть. Если вы погнались за тремя зайцами одновременно, то лишь по собственному желанию. Это не моя проблема.

Ни один из нас не ответил.

– А если у вас нет ничего для жалобы, то, думаю, будет правильным извиниться.

Я сказала:

– А теперь я расскажу тебе нашу историю. И она гораздо лучше твоей.

Его лицо скривилось в гримасе недоверия.

– Ты о чем? Мы не соревнуемся, чья история лучше. Мы говорим о том, что в действительности случилось в субботу вечером.

– Сделай мне одолжение. Не волнуйся, наша гораздо короче.

Бреслин глубоко и шумно вздохнул и демонстративно сдвинул чашки в сторону, чтобы устроиться на углу стола.

– Ладно уж. Валяй. Порази меня.

– В субботу вечером Маккэнн поужинал с семьей, а потом решил заскочить к Ашлин. Он не предупредил ее, но это не имело значения. Она должна быть готовой к его визитам в любой момент. Появился он у ее дома около семи сорока, когда Рори покинул переулок и направился в «Теско». Маккэнн перелез через стену и вошел через заднюю дверь, как обычно.

Бреслин кивал, удивленно глядя на меня. Он разве не то же самое нам рассказывал?

– Погоди, дальше будет интереснее. Он увидел нарядную Ашлин, которая готовила ужин. Вот только ему она не обрадовалась. И явно желала, чтобы он ушел. Маккэнн прошел в гостиную, чтобы понять, в чем дело, и увидел стол, сервированный для романтического ужина, на который, как он отлично понимал, его не звали.

– К этому времени, – подхватил Стив, – вся его жизнь крутилась вокруг Ашлин Мюррей. Он собирался оставить жену и детей.

– Думаю, Бреслин уже знал об этом, – заметила я.

Бреслин закатил глаза.

– А Маккэнн уже порвал с тем, что, как он думал, будет длиться до конца его дней, – продолжил Стив. – Вышвырнул на свалку, собрался переписать жизнь заново, с Ашлин.

– Вот придурок, – откомментировала я, и глаза Бреслина полыхнули гневом.

– А она это все сожгла.

– Интересно, как много она ему рассказала?

– Наверняка не всю историю целиком. Про отца – ни слова. Ты же видела его выражение лица, когда мы его просветили. Полный шок.

– Ну конечно. До этого она не добралась. Но я бы сказал, она ясно дала понять, что между ними все кончено и Маккэнну следует поскорее испариться, чтобы они с ее новым дружком могли нормально покувыркаться.

– Ох, – простонал Стив. – Не странно, что он потерял голову.

– Любой бы на его месте потерял. Я точно.

– Многие потеряли бы голову еще быстрее. Одна секунда помутнения разума, один удар? Да это же тьфу, ничто. Он наверняка не думал, что все закончится так.

Бреслин все сидел со сложенными на груди руками, наблюдал за нами с усмешкой, застывшей в уголках рта.

– Занятная история, – сказал он. – То есть все было непредумышленно. Ничего страшного. А Мак должен во всем признаться, как хороший мальчик, чтобы его отшлепали?

– А что он должен сделать, на твой взгляд? Закрыть рот поплотнее, спокойно продолжать работать в отделе и вернуться к своей миссус как ни в чем не бывало?

– Вообще-то, да. Потому что твоя сказочка начинает распадаться на куски, если подумать о ней как полагается настоящему детективу. С психологической точки зрения это полная бессмыслица. И хотя обычно психология мне похер, у тебя ничего другого нет, поэтому давай уделим ей внимание. Во-первых, – он загнул палец, – с чего это появление Рори стало уж таким шоком для Мака? Столь сильным, что он ударил ее и убил? Мак не был влюблен в Ашлин. Верите вы в это или нет, но он говорил Ашлин, что она может встречаться с другими. И то, что она пригласила Рори к себе, а не отправилась к нему, именно об этом и свидетельствует. Она ведь знала, что Мак может в любой момент объявиться, вы сами на это указываете. Если и этого недостаточно, то у вас есть показания Люси, что у Мака был доступ к телефону Ашлин и всем ее сообщениям, и забит он перепиской Ашлин с Рори, есть там и приглашение на этот самый ужин. И вы хотите сказать, что Рори так поразил Мака, что тот умом тронулся?

– К тому времени, как на сцене появился Рори, Маккэнн уже не читал сообщений Ашлин. Слишком стыдно, да и читать там было нечего.

– Да, я видел, как вы оттоптались на нем в связи с этим. Вы его как следует зацепили, ребята. Молодцы! – Бреслин вяло похлопал. – Но если бы Мака действительно заботило появление соперника, я думаю, он бы смог преодолеть в себе стыд и проверил сообщения. Пусть даже вам бы это очень не понравилось.

– Если только Ашлин не убедила его, что ей и в голову не придет искать кого-то другого, – сказал Стив.

– Конечно. Но это также означает, что он не ревнив, а это, в свою очередь, означает, что он не потерял бы голову, узнав о появлении соперника.

Мы снова очутились там, откуда начали.

– И вот еще что. – Бреслин загнул второй палец. – Снова вспомни плиту. Это Рори выключил бы плиту, потому что ему не понравился запах горелого или потому что мамочка научила его выключать все электроприборы, когда он выходит из дому. Но Мак не маменькин сынуля, который, потеряв голову, принимается творить черт знает что. Даже в предельно напряженной обстановке он думал четко и ясно – и стер отпечатки пальцев, помните? Поэтому он не стал бы ничего трогать без веских причин. Если бы он убил Ашлин, то наверняка сознавал бы, что все улики укажут на него, а пожар помог бы от них избавиться. И тогда какого хрена ему выключать плиту?

– Чтобы противопожарная сигнализация не сработала. Маккэнн мыслил верно. Ему требовалось время, чтобы все протереть, он также понимал, что приятель Ашлин теперь ему на руку. Бойфренд на месте преступления, один, в нужное время, некому засвидетельствовать, что он там делал. Да это же мечта любого убийцы.

Бреслин покачал головой и кисло улыбнулся.

– Вот только, – продолжала я, – поскольку Маккэнн не читал переписку Ашлин, то не знал, когда именно должен появиться новый приятель. И даже если проверил телефон и выяснил время – а это было бы глупо, потому что эксперты наверняка обнаружат, когда открывали программу, – не было гарантии, что парень не опоздает. Если бы Маккэнн оставил плиту включенной, пожарная сигнализация могла сработать еще до появления соперника, и тогда у него имелось бы алиби. А если бы Маккэнн решил отключить сигнализацию, был риск, что кто-то из соседей или тот же новый парень заметит дым и позвонит пожарным, и тогда соперник снова оказался бы вычеркнут из списка подозреваемых. Плиту обязательно надо было выключить.

Бреслин пожал плечами:

– Нормальное обоснование, умеешь. Как я и сказал, очень увлекательная история. Но не более. Она ни на чем не основана. Ты можешь доказать, что у Мака был роман с Ашлин. Рад за тебя. Но когда речь заходит о субботнем вечере, доказать можешь круглый ноль. У тебя есть опознание от главного подозреваемого, имеющего все причины подставить вместо себя другого человека. У тебя есть путаная сказка от женщины, которая то ли была лучшей подругой жертвы, то ли не была, но вполне могла ревновать к тому, кто спал с жертвой. И если ты действительно получишь ордер на обыск квартиры Мака, во что я совсем не верю, поскольку ты хоть и чокнутая, но все же не до такой степени, чтобы сделать этот запрос, – так вот, даже если ты получишь ордер на обыск, то будешь иметь твердые доказательства, что он потерял свои коричневые перчатки. И это все.

Молчание.

– И что вы собираетесь с этим делать?

Снова молчание.

– Я так и думал.

Бреслин налил себе еще воды, в тишине зашипели пузырьки. Он сделал хороший глоток и сказал:

– Надеюсь, вы оба понимаете, что с этим делом завершено.

Ни звука в ответ.

– Вы его развалили к херам собачьим. Сознаете? Вы никогда не притянете к нему Маккэнна, потому что, во-первых, у вас нет никаких доказательств его причастности, а во-вторых, это сделал не он, а Феллон. Если же все-таки попытаетесь преследовать Маккэнна, прокурор вас засмеет прямо у себя в кабинете. Но вдруг каким-то чудом вы дотянете это дело до суда – а вы не дотянете, – то там его адвокат вытащит Рори Феллона и кучу ваших же, но настоящих доказательств против Феллона, и присяжные вынесут оправдательный приговор раньше, чем дверь в комнату заседаний успеет захлопнуться. Ведь так? Будем откровенны. Будь вы сами присяжными и все доказательства сводились к тому, что вы тут вывалили, вы бы проголосовали «виновен»?

Молчание.

– Ясно. И никто в этой стране, ну разве что конченый ненавистник полицейских, который бы и дела Джека Потрошителя на него повесил. Но теперь, открыв этот ящик Пандоры, вы и Рори Феллона не получите. Прокурор передаст дело в суд, а там защита вытащит Маккэнна, погубит его брак, а заодно и карьеру, но, эй, это же не ваши проблемы, правда? И бац – обоснованное сомнение. Пока-пока, Рори. Всего тебе хорошего. Увидимся, когда твоя следующая подружка тебя взбесит.

Он отсалютовал стаканчиком воображаемому Рори.

– Все кончено, ребятки. Так что вам остается упаковать все документы и отправить их в подвал. Ну и конечно, придумать подходящее объяснение для шефа и журналюг, почему это дело на полной скорости въехало в стену, а бедная Ашлин так и не удостоилась справедливости. Надеюсь, гордитесь собой? Как вам кажется, вы хорошо поработали?

Мы по-прежнему молчали. Нам просто нечего было сказать.

Бреслин вздохнул и подошел к видеокамере.

– Единственное, что мы можем сейчас предпринять, это перестать рушить жизнь Маккэнна. Честно говоря, после того, что вы заставили его тут пережить, это самое меньшее, что вы должны сделать. – Он вытащил из камеры кассету. – У вас ведь хватит мозгов не протоколировать эту беседу?

Стив кивнул.

– Заманив сюда Маккэнна, вы ведь сообразили никому не говорить, что собираетесь делать?

Кивок.

– Вы еще не взяли официальные показания у Люси Риордан?

Я покачала головой.

– Так возблагодарим же Господа нашего за малые чудеса его. – Бреслин шлепнул кассетой о ладонь. – Итак, план у нас такой. В течение последнего часа ничего не происходило. Вы избавитесь от всех ваших подборок фотографий и возьмете показания у Люси, нормальные и взвешенные. Я уверен, вы сообразите, как это проделать. Я же объясню шефу, что вы славно поработали, но не смогли собрать достаточно доказательств, чтобы дело не развалилось в суде, поэтому решили пока оставить Рори Феллона в покое и сосредоточиться на экспертизах и гаджетах, вдруг там что всплывет.

Или, точнее говоря, доложить шефу, что мы со Стивом под надежным присмотром, как и обещано.

– А шеф попридержит газетчиков, пока они не найдут новую тему, в которую можно вцепиться. Мы же станем приглядывать за Рори и позаботимся о том, чтобы до следующей своей пассии он добрался достаточно напуганным. И будем жить долго и счастливо. – Бреслин снова хлопнул кассетой по ладони. – Вам не кажется, что у нас созрел план?

Мгновение спустя я ответила:

– Да.

– Моран?

– Да, – выдохнул Стив.

– У нас ведь не возникнет никаких затруднений?

Я сказала:

– Без затруднений.

– Хорошо. – Бреслин сунул кассету в карман пиджака и направился к двери. Уже взявшись за ручку, он повернулся для последней реплики. – Вы этого еще не поняли, но вы оба передо мной в долгу. Сейчас вам так, может, и не кажется, но через несколько лет, когда Рори проболтается новой подружке, вы будете тут как тут и сцапаете его, вот тогда вы поймете, что встреча со мной – лучшее, что случилось в вашей жизни. И я приму вашу благодарность. Если она окажется в форме бутылки доброго бурбона, так тому и быть.

И прежде, чем кто-то из нас смог придумать подходящий ответ на эту дымящуюся кучу дерьма, он кивнул и вышел, сдержанно хлопнув дверью. Послышались удаляющиеся размашистые шаги. Бреслин спешил к Маккэнну с благой вестью.

Стив нагнулся и подобрал фото семейства Мюррей.

– Я думал, что Маккэнн спекся. Когда показали ему эту фотографию. Я действительно думал…

– Я тоже. Это должно было сработать.

Я позволила себе несколько секунд поразмышлять, что все-таки классно мы провели этот допрос. Как здорово работали. Я и Стив. Как читали мысли друг друга. На считаные секунды я позволила себе увидеть, что теряю.

– Без комментариев, – сказал Стив. Он сунул фотографию во внутренний карман, аккуратно, как будто она могла еще когда-нибудь пригодиться.

– Мы должны были сообразить.

Мы должны были сообразить все давным-давно, как только Люси заикнулась о тайном ухажере. Мы гонялись за воображаемыми гангстерами, разыгрывали драму с продажными копами, плели запутанные версии, когда очевидное прыгало перед нами и махало ручками, стараясь привлечь к себе внимание.

– Какой же я идиот. Как я мог оставить тот поиск на экране, – сказал Стив. – Сутки на ногах, шеф дернул нас, и я лажанулся.

– Я ничем не лучше. Хотела выпотрошить Бреслина и сама же спалилась. Не расстраивайся.

– Если бы я не погнал нас по этому дурацкому пути с бандитами…

– Даже если бы не погнал. Я не уверена, что мы бы разглядели.

Стив как-то сказал: Бреслин привык к тому, что он хороший. Каждая его история основывается на этом убеждении. И так не только у Бреслина. Любой детектив знает, просто уверен, что мы, детективы, – хорошие. Без этого убеждения невозможно смириться с закоулками нашей профессии, в которых прячется темный осклизлый ад. Бреслин – продажный, Маккэнн – продажный. Такое мы могли представить. Есть, были и будут полицейские, которые выбрали эту дорожку. Издержки профессии. Но полицейский – убийца, тот, кого мы ловим, это уже что-то совсем другое. Это весь мир переворачивает с ног на голову. Даже мой. А уж я-то давно уложила у себя в голове, что не все полицейские – хорошие ребята. Но когда доказательство очутилось прямо перед глазами, не сумела ничего разглядеть.

Когда Бреслин и Маккэнн на лестничной площадке шептались, как бы поскорее свернуть расследование, даже ребенок мог бы догадаться, что к чему. А мне и в голову не стукнуло.

Может, Бреслин действительно поверил Маккэнну, когда тот позвонил ему среди ночи с мутно правдоподобной историей, – и не только потому, что желал выглядеть благородным рыцарем. Просто другой вариант его мозг отказался воспринимать.

– Могли и разглядеть. – Стив безучастно смотрел туда, где недавно стоял Бреслин. – Но даже пойми мы сразу все, взять его смогли бы только с железными доказательствами. И нас бы все равно прокатили.

Но это было бы важно. Причины, по которым это было важно, плыли в мозгу, исчезая за плотным черным занавесом. Я не умела излить в слова, что именно считаю важным. И медленное течение уносило причины с собой навсегда. И все же эти несколько дней могли бы все изменить. Если бы я только догадалась.

– Я еще не закончила.

Достала телефон и начала перебирать список контактов.

Стив медленно перевел взгляд на меня. В его глазах читалось сомнение.

– Нам его не взять. Рассуждения Бреслина – полное дерьмо, но он прав.

– Знаю.

Он хотел еще что-то сказать, но я подняла палец и нажала кнопку вызова.

– Льюис Краули, – с подозрением в голосе произнес козел Краули. Судя по шуму, он был в пабе.

– Привет. Это Антуанетта Конвей из Убийств. Надо поговорить. И сейчас. Вы где?

Я подбавила в голос немножко скрытого отчаяния, чтобы у этого мудака началось слюноотделение. Сработало.

– Э-э… Не уверен, что у меня есть время.

– Соглашайтесь, не пожалеете.

Говнюк, разумеется, считал, что точно знает, о чем пойдет речь, и намеревался выдавить из этого все, до капельки.

– Хорошо, – он запнулся от предвкушения, – я в «Хоргансе». Буду здесь еще полчаса. Если успеете, уделю вам пару минут.

– Прекрасно. Просто прекрасно. Я успею.

– Это Краули? – спросил Стив.

– Мне же нужно вернуть ему должок, помнишь? И у меня идея. – Я убрала телефон, поднялась, отряхнула одежду. – Пойдешь со мной? Вдруг понадобится поддержка.

Неожиданно Стив ухмыльнулся.

– А от этой идеи великий план не забуксует?

– Очень на это рассчитываю. Так идешь или нет?

Стив задвинул стул.

– Ни за что такое не пропущу.

В коридоре никого не было. В гардеробной, когда мы одевались, – тоже. Из общей комнаты доносились знакомые звуки: щелчки клавиатуры, телефонные звонки, жужжание принтера. И над всем этим плыл хорошо поставленный голос Бреслина, рассказывающего что-то чертовски смешное. Наверху в оперативной комнате С работали практиканты, маленькие трудолюбивые пчелки собирали бумаги, которые прямиком отправятся в архив. Даже приемная была пуста, Бернадетта ушла на обед или прихорашивалась в туалете. Мы покинули отдел, и никто не узнал, что нас там больше нет.

Краули сидел в «Хоргансе» за угловым столом – прихлебывал «Смитвик» и читал книгу, на обложке которой большими буквами, а как же иначе, было написано САРТР – чтобы все знали, что тут к чему. Краули прикидывался, будто не замечает нас, пока мы едва ли не взгромоздились перед ним на стол.

– Краули, – сказала я.

Он плохо изобразил удивление и отложил книгу. Стива он не ожидал, но не подал виду.

– Ах, – сказал он, протягивая руку и обворожительно улыбаясь Стиву, – детектив Моран.

Меня он по-прежнему не замечал, дабы сразу указать мне мое место.

– Здрасьте, – сказал Стив, не обращая внимания на протянутую руку. После чего плюхнулся на стул, раскидал свои длинные ноги, вытащил телефон и погрузился в изучение его содержимого.

Я видела, как Краули пытается понять, что происходит. Я уселась напротив, водрузила локти на стол, устроила подбородок в сплетенных ладонях и ласково улыбнулась.

– Хэй-хэй.

– Ага, – сказал он с приятной смесью тревоги и неприязни. Отчаяние, которое я посулила ему по телефону, не прибыло со мной. – Привет.

– Статьи у тебя одна лучше другой. И я еще никогда не красовалась на первой полосе. Чувствую себя Ким Кардашьян.

– Вряд ли, – буркнул Краули, – тебе понравилось фото.

– Краули, ты совершил крупную ошибку.

Это было совсем не то, чего ожидал Краули, но он сохранил лицо. Ведь это он одержал верх, как бы я сейчас себя ни вела.

– Мне так не кажется. Если не хочешь выглядеть пугалом в глазах нации…

Стив включил какую-то игру, раздалась визгливая какофония из мультяшных взрывов и бибиканья. Краули вздрогнул, но сумел удержаться в русле морального порицания:

– …то не пытайся запугивать послов свободы слова. Именно так все и обстоит.

– Нет-нет, я тут не из-за моего фото. Точнее, из-за него, но иначе. Меня интересует тот тип, который его увидел, а потом позвонил тебе, и ты дал ему мой адрес.

– Понятия не имею, о чем ты. – Краули положил свои пухлые ладошки на стол и ухмыльнулся: – Кстати, как там твой папочка поживает?

Я растерянно вытаращилась, а Стив вдруг поднял голову и едва ли не прыснул:

– Ну надо же такое выдумать!

Глаза у Краули забегали, ухмылка испарилась. Вот почему я прихватила с собой Стива. Соберись я умолять Краули оставить между нами мой самый большой секрет, компания мне бы не понадобилась.

– Кому и что выдумать?! – взбеленилась я. – И при чем тут мой отец?

– Тот человек, который звонил. – Стив глянул на Краули: – Он сказал, будто он отец Конвей, так?

– Иисусе! – потрясенно воскликнула я. – Ты серьезно?

Стив захохотал уже в голос. Краули злобно смотрел на него.

– Он сказал, что давно потерял с ней связь и хочет восстановить ее.

– И ты на это купился? – не поверила я. – Вот на это?

– Звучало правдоподобно. У меня не было причин для сомнений.

– Ты же журналист, – сказал Стив, отсмеявшись. – Сомнения у тебя в крови.

– Ну и ну, – сказала я. – Даже я за тебя краснею, хоть ты мне и не нравишься.

– Тебя поимели, приятель, поимели как последнюю дырку. – И Стив вернулся к игре.

– Краули, Краули, – вздохнула я, – да ты ходячая лоботомия. Мужик, что позвонил тебе, вовсе не мой папочка. (Стив снова заржал.) Это один недоносок из Северного района, которого я посадила несколько лет назад. Он увидел мою фотографию в газете и подумал, что вот он – шанс поквитаться. А ты ему дал мой долбаный адрес.

От лица Краули отлила вся кровь.

– И он несколько дней следил за моим домом. А вчера я обнаружила его у себя в гостиной. Как сам понимаешь, заявился он не для приятной светской беседы.

– Коонвееееей, – пропел Стив басом, – я твой отееец!

– К счастью для всех, мне удалось разобраться. Больше он не вернется. Но у меня осталась одна проблема – ты. Мы с напарником пытаемся решить, по какой же статье возбудить против тебя дело.

– Сговор с целью взлома, – предложил Стив, не отрываясь от телефона. – Это если он просто наложил кучу посреди гостиной. Или нападение, если собирался что-то с тобой сделать.

– Или соучастие до совершения преступления. А можем бросить жребий, просто для смеха, и посмотреть, что выпадет.

Краули истекал потом.

– Я хочу говорить только при адвокате.

– Ты в глубокой заднице, – сообщила я. – Твое счастье, что я нашла тебе применение.

– Я серьезно. Хочу видеть своего адвоката немедленно.

– Эй, гений, – сказал Стив, вглядываясь в экран смартфона и лыбясь во весь рот. – Скажи мне, дорогой мой, тебе мерещится, что ты сейчас на допросе?

– Нет. Потому что я не арестован. Я знаю свои права.

– Конечно, знаешь, – согласился Стив. – И поскольку ты не арестован, у тебя нет права на адвоката. Но у тебя, безусловно, есть право в любой момент уйти.

Я услужливо отодвинулась.

– Но я бы не советовал. Если ты сейчас уйдешь, мы отправимся к нашему шефу, и вот тогда тебя точно арестуют. А там выбирай любого адвоката.

Краули начал подниматься. Мы с интересом следили за ним, не предпринимая ни малейшей попытки помешать. Он снова опустился на стул.

– Или, – сказала я, – ты можешь сделать мне маленькое одолжение, и мы обо всем забудем. Я даже подброшу тебя до дома, просто чтобы показать, что не держу на тебя зла.

– Я бы соглашался, – посоветовал Стив.

– Одолжение. – В голосе Краули уже не звучало прежнего пафоса. – Какое одолжение?

– В последнее время ты слишком часто появляешься на моих местах преступления. Кто сливает тебе инфу?

Краули чуть со стула не упал от облегчения, но попытался скрыть это, насупился, словно мучаясь сомнениями. Мы ждали.

– Я не из тех, кто нарывается, – наконец сказал он, – если, конечно, не по моральным соображениям.

– Ну конечно, – охотно поддержал его Стив. – Ты рассказываешь нам, Конвей улаживает свои проблемы с ребятами, все снова начинают ловить преступников, справедливость торжествует. И к тому же ты не будешь разбазаривать время на опровержение обвинений. Вместо этого сможешь защищать добро, как всегда. С моралью все зашибись.

– Я не собираюсь стучать на тебя твоим приятелям, – сказала я. – Сможешь сохранить свои связи. Я просто хочу знать, кто это решил до меня доебаться.

Краули поморщился, услышав такое от девушки, но был достаточно умен, чтобы промолчать. Он постучал пальцем по губам и еще несколько секунд тянул паузу, давая нам проникнуться его угрызениями совести. Потом вздохнул:

– Детектив Роше дает мне знать о твоих расследованиях, которые могут меня заинтересовать.

Кто бы мог подумать.

– Роше и кто еще?

Спустя мгновение он неохотно, жалея, что рушит свою новую дружбу, сказал:

– Детектив Бреслин звонил мне в воскресенье утром. Упомянул дело Ашлин Мюррей.

– Это мы уже знаем. И дал тебе мой домашний адрес.

– Нет, я получил его от информатора.

– От какого информатора?

– Вы не можете заставить меня раскрыть свои источники. Я знаю, ваша воля, вы бы установили в стране диктатуру.

Стив выкрикнул «Класс!», адресуясь явно к смартфону.

– Прошу прощения, – переключился он на Краули. – Что там о диктатуре?

– Это не журналистский источник, придурок, – сказала я. – Этот человек помог преступнику проникнуть в мой дом. Думаешь, на это защита распространяется?

– Вполне возможно. Ты же не знаешь, что еще он мне сообщил.

– Краули, ты хочешь, чтобы я разозлилась?

Он пожал плечами, точно обиженный подросток:

– Ладно. Бреслин.

Вот сволочь. Надо было тогда врезать.

– Как тебе удалось выудить это из него?

– Ой, брось. Я же не на дыбе его пытал. Когда он позвонил мне насчет Ашлин Мюррей, то сказал, что ты бываешь ужасно нерешительной, – я только цитирую. – Краули поднял руки и ухмыльнулся мне в лицо. – Сказал, что ты с этим очевидным делом можешь и месяцы провозиться. Это была бы только твоя проблема, но на этот раз детектива Бреслина приставили к тебе, а он не хочет иметь ничего общего с этим идиотизмом. Он хочет, чтобы на тебя как следует надавили, чтобы ты нормально работала, – снова цитата, детективы, только цитата. Вот я и решил немного надавить.

– Лучше ты и сделать не мог, приятель. – Стив снова обращался к своему телефону. – Ты на нас так надавил, что мы вообще ничего не соображали, правда, Конвей?

Краули подозрительно посмотрел на него.

– А когда тот человек позвонил и представился твоим отцом…

– Так вот почему ты сразу поверил, что это мой отец. Я-то думала, что ты просто желал засунуть свои грязные лапки в мою личную жизнь и так возбудился, что соображать перестал. Но ты решил натравить этого говнюка на меня, чтобы подбросить дров под котел. И тогда дрессировщик тебя погладит по шерстке и выдаст сахарку. Я права?

Краули скривился:

– Твой тон неуместен и оскорбителен. Я не обязан…

– Можешь засунуть мой тон себе знаешь куда? Ты позвонил Бреслину и заявил, что можешь так испоганить мне жизнь, что я точно башку себе расшибу. Пернуть буду бояться. И все, что тебе нужно, это мой телефон и домашний адрес. И он тут же все тебе выдал. Я что-то упустила?

Он сидел совершенно прямо, на меня не смотрел, всем своим видом показывая, как неприлично я себя веду.

– Если ты все уже знаешь, зачем спрашиваешь?

– Затем. Всего я не знаю. Роше сливал тебе мои дела постоянно, а Бреслин сделал это только однажды. Кто еще?

Он покачал головой:

– Больше никто.

– Краули, – сказала я с угрозой в голосе, – ты не получишь билет на выход, скинув мне только два имени. Говори – или сделка отменяется.

Краули все изображал оскорбленное достоинство, но выглядело это так, будто ему отлить приспичило.

– Я знаю, когда полная прозрачность крайне важна, детектив Конвей. Другие детективы действительно контактируют со мной, есть среди них и те, для кого право общественности знать не пустой звук, но ваших расследований это не касается.

Внутри взметнулась ярость, и я не знала причины – от того, что он может лгать, или от того, что может говорить правду.

Я встала, обошла вокруг стола и выплюнула прямо ему в лицо:

– Не вздумай играть со мной. Если ты о ком-то умолчал, я выясню и вернусь. И ты проведешь остаток своей жизни, постоянно оглядываясь, и пожалеешь, что не выбрал карьеру уборщика сортиров.

– Я не играю. И ничего не скрываю. Детектив Роше и один раз детектив Бреслин. И все.

И я поверила – поверила страху, написанному на лице Краули.

Он сварливо добавил:

– Ты думаешь, что такая звезда, что весь мир плетет заговоры против тебя, однако не все с этим согласны.

В голове разлилась странная пустота. Я ведь и правда всегда думала, что весь отдел жаждет моей крови, что наша общая комната – лишь ширма, за которой прячется целая армия, а я – одинокий воин, которому суждено пасть в неравном бою. Вот только каждый раз, когда я заглядывала за ширму, там был лишь один-единственный ублюдок.

Ребята отпускают шуточки на мой счет. И края этих шуточек пропитаны ядом и тщательно заточены, чтобы больнее ранить. Мне и в голову не приходило, что это просто шутки, чуть более резкие, потому что я и сама резкая, а после того, как Роше попытался ухватить меня за зад, а все остальные промолчали, я стала еще жестче.

Когда Блоха намекнул, что был бы рад моему возвращению в Прикрытия, я решила, что это из-за моих проблем в Убийствах, и во мне даже не шевельнулась мысль: а может, из-за того, что он по мне скучает, из-за того, что помнит, какими классными напарниками мы были. А Стив с его бесконечными «если», рассматривающий все под микроскопом. Я ведь на несколько часов поверила, что он заманивает меня на вершину утеса, чтобы столкнуть оттуда, помахав на прощанье.

Хорошо, что из-за моей смуглой кожи Стив с Краули не видят, как я заливаюсь краской стыда.

Со мной произошло то же, что и с Ашлин, – я потерялась в своей собственной голове, в истории, которая существовала только в моем мозгу, в тенях, что заменили реальность. И теперь реальность наваливалась со всех сторон, сдавливала, ломала кости. Ледяной холод накрыл меня, и дрожь пробежала по телу.

Краули и Стив смотрели на меня, ждали, позволю ли я Краули соскочить с крючка. Телефон Стива взвизгнул, выводя меня из оцепенения.

– Ладно, – сказала я. Сбежать бы отсюда немедленно, но тут еще есть дела. – Ладно. Принимается.

В ту же секунду Краули стряхнул с себя страх и обратился в жадную гиену:

– Ты упоминала про что-то интересное для меня.

– О да. – Я уже пришла в себя. – Очень интересное. Прямо сенсация. Тебе понравится.

Краули потянулся за диктофоном, но я покачала головой:

– Не-а. Не для записи. Из источников, близких к расследованию. Усвоил?

«Источники, близкие к расследованию» означает одно – полиция. Я не хотела, чтобы Маккэнн или Бреслин решили, что это Люси заговорила. Краули надулся, но я снова села и посмотрела на Стива, неистово перебиравшего пальцами по экрану телефона. Краули вздохнул и убрал диктофон.

– Думаю, что усвоил.

– Хороший мальчик, – одобрила я. – Ашлин Мюррей, годится?

Краули кивнул, весь исходя слюной, надеясь, что я поведаю сейчас, как ее насиловали разными извращенными способами.

– У нее был роман. С женатым мужчиной.

Краули понравилось. Он тряхнул головой с видом опытного сердцееда.

– Я так и знал. Она была слишком хороша. Девушки с такой внешностью, боже, да они считают, что выпутаются из чего угодно. Чуть что, упс, простите, ваше высочество, – и все сразу как надо. Но в жизни все не так.

Он уже переписывал заново всю историю у себя в голове, подыскивал самый лучший эвфемизм для «разрушающей семьи нимфоманки, которая получила по заслугам».

– Дальше еще лучше, – не поднимая головы, сказал Стив. – Догадайся, чем зарабатывает на жизнь ее дружок?

– Хм… – Краули ущипнул себя за подбородок, задумался. – Ну что ж. Такие девушки любят деньги. Но я бы рискнул предположить, что к власти ее тянуло даже больше, чем к деньгам. Я прав?

Это произвело на нас впечатление.

– Почему ты не у нас работаешь? – спросил Стив. – Нам в отделе толковые ребята всегда нужны.

– Ну, не каждый хочет трудиться на Большого Брата, детектив Моран. Вероятно, мы говорим о политике. Давайте подумаем… – Краули прикрыл ладонью губы. История уже просилась на бумагу. – Работа Ашлин не могла вывести ее в эти круги, то есть встретиться они должны были случайно, она молода, значит, бывала во всяких модных местах…

– Даже лучше, – сказала я.

И быстро оглянувшись, подалась через стол и кивнула Краули. Он придвинулся, обдав меня смрадом своего лосьона после бритья, и я едва слышно прошептала:

– Он полицейский.

– Даже лучше, – сказал Стив, откладывая телефон и тоже придвигаясь к нам. – Он детектив.

– И даже еще лучше, – сказала я. – Он детектив из Убийств.

– И это не я, – быстро добавил Стив. – Я, слава богу, не женат.

Мы отодвинулись и дружно улыбнулись Краули.

Он смотрел то на меня, то на Стива, а его крошечный мозг так и метался из стороны в сторону. Краули пытался сообразить, чего мы хотим и не морочим ли ему голову.

– Я не могу это опубликовать.

– Еще как можешь, – возразила я.

– Я не могу. На меня подадут в суд. На «Курьер» подадут в суд.

– Если не будешь называть имен, то – нет, – успокоил его Стив. – Нас там человек двадцать, кроме Конвей, все мужчины, и большинство женаты. Сколько это? Шестнадцать, семнадцать? Да ты как в сейфе.

– Мои контакты взбесятся. Не стану я ломать свою карьеру.

– В Убийствах тебя и так все ненавидят, приятель, – заметил Стив, снова берясь за телефон. – Ну разве кроме Роше и Бреслина. И чтобы упростить тебе задачу, скажу, это не они. Так что никаких мостов ты не сожжешь.

– Ты станешь героем, – сказала я. – Самый отважный журналист Ирландии, осмелившийся вступить в схватку с Большим Братом за правду и гласность, не думая об опасности. Это будет великолепно.

– Представь, сколько шуму поднимется, – сказал Стив.

Краули неприязненно покосился на него.

– Статья должна выйти завтра же. У женатого детектива, не связанного с расследованием по делу Ашлин Мюррей, но достаточно близко знакомого с его ходом, был роман с жертвой. Если нам понадобится, чтобы ты в какой-то момент еще что-то вбросил, дадим тебе знать.

У начальства не будет выхода. Им придется начать внутреннее расследование. На полновесное обвинение они накопают не больше нашего, но по крайней мере Маккэнн не вернется ни в семью, ни за свой стол в Убийствах, словно и не произошло ничего. Ашлин все-таки получит то, чего добивалась.

– Тебе все ясно?

Краули тряхнул головой, но не соглашаясь, а осуждая. Нашу грубость, нашу человеческую ущербность. Но мы, все трое, знали, что он сделает это.

– Прекрасно, – сказала я, отодвинулась от стола, встала. Стив наконец вырубил игру. – Увидимся.

И мы оставили Краули в компании САРТРА – трудиться над свежайшей сенсацией.

Воздух снаружи был столь приятен, что запросто мог одурачить и заставить тебя подставить лицо в поисках тепла. Только половина пятого, но уже совсем темно, улицы заполнялись вечерней суматохой. Группки курильщиков смеялись у пабов, девушки, размахивая пакетами с логотипами магазинов, спешили домой, чтобы успеть принарядиться к вечернему выходу.

– Хочу тебя кое о чем спросить. – Я повернулась к Стиву. – Ты знаешь, кто нассал в мой шкафчик?

Я никогда не заговаривала о той истории, но он не стал притворяться, будто впервые слышит. Спокойно посмотрел на меня.

– Ничего конкретного я не знаю. Никто не стал бы заводить такие разговоры рядом со мной.

– Бреслин говорил…

Бреслин говорил, что Стив, конечно, слышал все детали и, уж конечно, рассказал бы, будь он на моей стороне. Бреслин много чего говорил. И я заткнулась.

Но Стив все понял.

– Все знают, что я попал в отдел только потому, что ты замолвила за меня слово. Мы напарники. Никто не станет проверять, насколько мы преданы друг другу. Мозги-то у них есть.

От этих слов мне стало тепло, почти жарко, почти больно.

– Да, – сказала я. – Есть.

– Но из того, что я зацепил, вроде как Роше.

– А что насчет того фотошопа, где моя голова из манды вылазит?

– Ну это точно Роше.

– Ну да. Ладно. – Я смотрела на облака, окрашенные городскими огнями в чудной серо-золотистый оттенок. – А все остальное? Я не имею в виду мелочь. Настоящие пакости.

– Никто мне о таком не стал бы рассказывать. Но я ни разу не слышал, чтобы кто-то еще этим занимался.

– Ты мне никогда об этом не говорил.

Уголок его рта дернулся в усмешке:

– Да потому что ты бы не стала слушать.

Стив с его драгоценной гангстерской версией. Все раздувал ее, накручивал, махал руками, чтобы привлечь мое внимание. А я подозревала, что все это ради того, чтобы я не портила ему репутацию в отделе. Он же считал, если версия сложится, то я наконец перестану твердить себе, что и все это дело, и весь этот отдел – один большой заговор с целью избавиться от меня. Господи, даже и не разберешь, кто из нас больший кретин.

– Ха, – сказала я.

Воздух пах свежестью и беспокойством, и вокруг все эти уютные заведения, в которых можно чудно провести вечер – все манят уютными огнями из распахнутых дверей.

– Ты только посмотри.

– Что?

– Мне так жаль, что я все упустила. Все.

Стив промолчал.

– Нам надо поговорить с шефом, – сказала я.