В романе «Паломар» (1983) писатель Итало Кальвино передает мысли своего героя, оказавшегося на средиземноморском пляже. Прогуливаясь вдоль прибоя, герой приближается к туристке, загорающей с открытой грудью, и, не желая вторгаться в ее личное пространство, быстро обращает взор в сторону моря., Однако, миновав женщину, он понимает, что, отвернувшись, невольно солидаризировался с мнением (которое сам же презирает), будто вид обнаженной груди является чем-то непристойным.

Поэтому, возвращаясь назад, герой меняет тактику. Проходя мимо женщины во второй раз, он смотрит прямо перед собой, изображая отсутствие интереса, как если бы он был не мужчиной, а, скажем, морской чайкой. Однако в следующий миг герой решает, что и эта позиция – некорректна. Теперь он опасается, что своим безразличием к ее груди уподобил женщину бездушному предмету.

Тут герой поворачивает назад и вновь приближается к женщине, взором пытаясь изобразить нейтральность и объективность. Однако, проходя мимо, он начинает опасаться, что женщина истолкует его равнодушный взгляд как знак мужского превосходства. Все еще надеясь исправить впечатление, герой предпринимает последнюю попытку. «На сей раз взгляд его, порхая по пейзажу, задержится с почтением ненадолго на ее груди и тут же поспешит вовлечь ее в порыв расположения и благодарности, которые он ощущает ко всему – к солнцу, небесам, корявым соснам, дюнам, песку и скалам, водорослям, облакам, миру, обращающемуся вокруг вот этих шпилей в ореолах света».

На этот раз женщина вскакивает и, накинув на себя одежду, в раздражении удаляется. Не без сожаления герой заключает, что «мертвый груз традиции безнравственного поведения мешает по достоинству оценивать и просвещеннейшие побуждения».

В своей озабоченности мнением окружающих герой романа не одинок. По той же причине люди, пользующиеся любовью и уважением себе подобных, не только более счастливы, но и более успешны, – в том числе и потому, что почти все великие истории экономического успеха являются плодами коллективных усилий. Большинство из нас дорожит пользой сотрудничества с талантливыми коллегами, но, поскольку одаренные личности, способные эффективно работать в команде, достаточно редки, в своем выборе партнеров они обычно весьма избирательны. Реноме надежного члена команды – большое экономическое преимущество, но этот статус нужно еще заслужить. Если человек ненадежен, то мало кто захочет включить его в свою команду.

Очевидно, что талант и трудолюбие – положительные качества всякого командного игрока, и члены элитных команд почти всегда обладают ими в избытке. Однако одних этих качеств недостаточно. Успешное сотрудничество предполагает еще и умение доверять коллегам, т. е. полагать, что они поставят интересы команды выше личных интересов даже тогда, когда никто их не контролирует. Таким образом, попадание в элитную команду в большой мере зависит от личностных характеристик кандидата.

В моделях человеческого поведения, выстроенных многими экономистами, оценка личностных характеристик большого смысла не имеет. Эти модели предполагают, что люди руководствуются рациональными и корыстными интересами (в узком смысле слова). В рамках таких моделей Homo economicus готов жульничать, но только если надежда на обогащение достаточно высока, а вероятность наказания достаточно низка. Соответственно, тот факт, что некто слывет честным человеком, говорит лишь о том, что он проявляет осмотрительность. Отсюда не следует, утверждают эти экономисты, что человек не станет жульничать, когда его никто не проконтролирует.

Действительно, корыстный интерес – важный (возможно, наиболее важный) фактор человеческого поведения. Каждое увеличение штрафа за превышение допустимой скорости движения заставляет автомобилистов ездить осторожнее. Когда растут цены на топливо, люди снижают температуру в жилищах и покупают более экономичные автомобили. Однако корыстный интерес – не единственный значимый мотив человеческого поведения. Например, люди, обедающие в ресторанах, где больше никогда не появятся, оставляют чаевые стандартного размера. Они анонимно жертвуют средства на благотворительность и часто возвращают потерянные кошельки с деньгами.

Разумеется, всякий, желающий создать эффективную команду, сочтет весьма полезной возможность заранее предугадать, поставит ли потенциальный кандидат свои личные интересы выше групповых, когда никто за ним не наблюдает. Возможны ли такие прогнозы? Рассмотрим простой мысленный эксперимент:

Представьте, что вы вернулись с многолюдного концерта и обнаружили потерю 10 тыс. долл. наличными. Деньги лежали в конверте с вашим именем и адресом, а конверт, очевидно, выпал из кармана пальто, когда вы были на концерте. Знаете ли вы человека (не связанного с вами узами родства или брака), который, по вашему мнению, способен вернуть вам потерянный конверт с деньгами?

Того, кто найдет ваш конверт, подстерегает «великий соблазн». Это – редкий шанс оставить деньги себе, почти не рискуя быть разоблаченным и наказанным. Однако большинство респондентов утверждают, что знают человека, который обязательно вернул бы найденные деньги. Чаще всего люди, которых называют респонденты, являются их близкими друзьями. Крайне маловероятно, чтобы респонденты раньше наблюдали, как их друзья ведут себя в подобных обстоятельствах. Откуда же у респондентов такая уверенность в собственных прогнозах? На расспросы они отвечают, что знают своих друзей достаточно хорошо, чтобы уверенно предсказать их отвращение при самой мысли о присвоении денег.

Интуитивные ощущения, лежащие в основе подобных суждений, подтверждаются реальными фактами. Томас Гилович, Деннис Риган и я проводили психологические эксперименты, в ходе которых испытуемым была предложена игра, где они могли жульничать, не рискуя быть разоблаченными. В начале эксперимента эти (прежде не встречавшиеся) люди в течение получаса общались в группах по три человека. Затем испытуемые отдельно друг от друга заполняли две анкеты, по одной на каждого из двух других членов группы. В анкетах испытуемые отвечали на вопрос, готовы ли они сами жульничать в несложной игре с небольшими денежными ставками, а также прогнозировали возможное поведение партнеров. В реальности испытуемые жульничали менее чем в четверти случаев, однако в отношении партнеров точность их прогнозов составляла почти 60 %.

Если окружающие способны адекватно судить о человеке по его личностным характеристикам, то, возможно, наилучший способ прослыть в обществе надежным человеком – это в действительности стать таковым. Как давно заметили психологи, привычка формирует характер, т. е. нужные черты характера воспитываются путем частого повторения необходимых действий. Если бы вы хотели сделаться желанным игроком в составе любой команды, то какие черты характера стали бы в себе воспитывать? Это – важный вопрос. Моих студентов я предупреждаю, что во «взрослой жизни» руководители, от которых будет зависеть их карьера, захотят, на всякий случай, иметь свое мнение о том, возвратит ли данный сотрудник найденный им конверт с 10 тыс. долл.

Студентам я советую помнить о том, что их отношение к фактору удачи может повлиять на их реноме в глазах окружающих. Случайные события играют важную роль в карьере всякого человека, поэтому люди, объясняющие свои успехи одними личными заслугами, почти наверняка претендуют на более важное место в любой команде, чем они заслуживают, что вряд ли придаст им популярности в глазах партнеров. Как писал Адам Смит: «Человек, оценивающий себя настолько, сколько он действительно стоит и не больше, вызывает у других людей как раз такое уважение, какое желает заслужить. Он ведь требует только должного и вполне удовлетворяется таким требованием».

Я также напоминаю студентам, что в большинстве культур (особенно на Западе) амбиция как личное качество приветствуется и что члены успешных команд, как правило, этим качеством обладают в избытке. В то же время в большинстве культур принято считать, что за известными пределами амбиция может стать контрпродуктивной. Когда желание успеха бывает чрезмерным, оно заставляет людей ставить личный интерес выше интересов общего дела. Порой ощущение, что некто «слишком амбициозен», бывает порождено завистью или ревностью, но даже в отсутствие подобных эмоций чрезмерно амбициозные люди способны дестабилизировать сплоченную команду.

Например, многие полагают, что по этой причине и был уволен со своего поста Скотт Форстолл, старший вице-президент компании Apple. В свое время он был «главным архитектором» операционной системы iOS, обеспечивающей работу таких устройств, как iPhone и iPad, быстрый рост продаж которых сделал компанию Apple самой прибыльной в мировой истории. Скотт Форстолл, давний протеже сооснователя Apple Стива Джобса, получил всемирное признание как яркий инженерный гений; порой его даже прочили в гендиректоры компании. Тем не менее почти все СМИ, представляя Форстолла в зените славы, отмечали его необычайную амбициозность. По сведениям «Bloomberg Business», сотрудники конфиденциально описывали его как руководителя, ставящего себе в заслугу коллективные достижения и отрицающего вину за коллективные неудачи». Когда в октябре 2012 г. Форстолл был уволен, Тим Кук, глава компании Apple, объяснил этот шаг необходимостью сохранения корпоративной культуры, основанной на принципе сотрудничества.

Влияет ли готовность признать роль окружающих – т. е. признать, что своим успехом вы отчасти обязаны тому, что сделано другими, – на вашу привлекательность как члена команды? Я полагаю, что да. В этом меня убеждает опыт работы с Беном Бернанке (бывшим председателем ФРС), с которым мы были соавторами вводного курса по экономической теории. Безусловно, Бен Бернанке – самый успешный экономист, с которым мне посчастливилось сотрудничать. Он был не только главой ФРС, но и редактором авторитетного журнала «American Economic Review», а также многие годы возглавлял экономический факультет Принстонского университета, который высоко котируется в мире. На этих постах Бен оказался чрезвычайно успешным не только благодаря своему интеллекту и трудолюбию (черты, характерные для многих экономистов), но и ряду других достоинств, встречающихся гораздо реже.

Еще до выхода нашего с Беном учебника я на многих конференциях встречал экономистов из Принстонского университета. Когда выяснялось, что мы с Беном – соавторы, они неизменно (и вполне добровольно) вспоминали, каким он был чудесным руководителем факультета. Знающие люди подтвердят, что университетская профессура редко высказывается о руководстве в столь восторженных тонах.

В большинстве случаев деканами факультетов маститые ученые становятся неохотно – и большого усердия на этих постах не проявляют. Такого рода начальники редко вызывают у подчиненных сильные эмоции. Однако порой руководители энергично берутся за переустройство факультетов, и в большинстве случаев реакция профессуры оказывается негативной. Как член руководства Принстонского университета Бернанке был чрезвычайно активен; он зачислил в штат факультета с дюжину молодых преподавателей. Тем не менее его деятельность не породила негативных реакций, часто сопутствующих решениям об обновлении профессорско-преподавательского состава.

Хотя в любом академическом собрании – пусть даже состоявшем из выдающихся ученых – Бен зачастую был самым ярким интеллектуалом, он никогда не претендовал на то, чтобы окружающие воспринимали его именно так. Понимая, что передовые идеи тем скорее получат признание, чем больше людей будут причастны к их разработке, он всегда подчеркивал конструктивную роль коллег в научных достижениях.

Несомненно, этими качествами объясняется не только его умение обеспечить поддержку своих небесспорных кадровых решений в Принстонском университете, но и способность убедить в собственной правоте (скептически настроенных) коллег в руководстве ФРС в период после финансового кризиса 2008 г. Многие члены Совета управляющих ФРС с симпатией прислушивались к мнению сторонников жесткой экономии. Последние утверждали, что лучшим способом восстановить доверие инвесторов окажется ужесточение денежной политики и повышение банковских ставок. К счастью, одной из специализаций Бена была история Великой депрессии, и ее анализ убедил его в том, что строгая экономия будет не только бесполезной, но еще углубит рецессию. Учитывая, что совокупные расходы в стране остаются ниже уровня, необходимого для восстановления занятости, утверждал Бернанке, экономика нуждается в мощных налоговых и монетарных стимулах. Бен не мог обеспечить экономике налоговые стимулы, которыми распоряжался Конгресс, соглашавшийся лишь на умеренные шаги. Однако Бернанке убедил многих (вначале сопротивлявшихся) коллег по ФРС поддержать его идею крупнейшей денежной экспансии, какую когда-либо предпринимал Центральный банк. Сегодня большинство специалистов по макроэкономике согласны с тем, что лишь вмешательство Бена Бернанке не позволило Великой рецессии стать более глубокой и едва ли не хронической.

И финальный штрих к портрету Бена: в экономической литературе имена соавторов книг и статей традиционно приводятся в алфавитном порядке. Последуй мы этой традиции, профессиональный авторитет Бена обеспечил бы книге дополнительные тиражи. Однако Бен настоял, чтобы мое имя назвали первым. Иначе будет несправедливо, пояснил Бен, так как сам он вошел в проект уже после того, как я сформулировал основную концепцию книги и написал (в черновом варианте) задуманные мною главы по микроэкономике.

Сформулировать черты, делающие человека привлекательным членом команды, – довольно сложная задача. Однако все мы согласимся с тем, что люди, приписывающие себе непомерные заслуги, вызывают обоснованный скепсис, а счастливчики, отрицающие роль удачи в успехе, чаще всего претендуют на большее, чем им положено.

Как окружающие реагируют на таких людей? Чтобы ответить на этот вопрос, я провел онлайн-исследование, предложив двум группам испытуемых прочесть две противоположные версии интервью с Гарольдом Джонсоном, весьма успешным предпринимателем в сфере биотехнологий. Это интервью было представлено как отрывок из передачи «60 Minutes», однако в действительности Гарольд Джонсон – фиктивный персонаж. Все подробности его биографии являются полностью вымышленными.

Тексты этих интервью по моей просьбе написала Кир-стен Сарачини, друг семьи и будущий магистр искусств, изучающая литературу по программе Корнеллского университета. Я попросил ее изобразить Джонсона пусть и не очень симпатичным, но компетентным и уверенным в себе человеком. Исключая последний абзац, обе версии интервью были идентичны. Совпадавшие части интервью имели следующий вид:

Вопрос: Как мы знаем, в Университете штата Огайо вы занимали административный пост. Не могли бы вы коротко рассказать о том, как возглавили H. J. Institute?

Ответ: На административную должность в Колумбусе (столица штата Огайо) я устроился, чтобы бесплатно изучать химию в местном университете. Когда работы было немного, а сотрудники не обращали на меня внимания, я доставал учебники, спрятанные под грудами почтовых конвертов. Так все это начиналось. В конце концов, из Университета штата Огайо я вышел бакалавром наук (BS) в области биохимии и продолжил учебу в Йельском университете, где защитил диссертацию (PhD) по фармакологии. Вы, вероятно, знаете, что там расходы на обучение разрешено покрывать за счет подработки – скажем, обучая первокурсников умению, не спалив себе волосы, зажечь горелку Бунзена.

За время учебы в Йельском университете я опубликовал ряд статей, поэтому в Гарварде ко мне и моей работе проявили интерес. У меня также возникла заинтересованность, и за 10 лет я прошел все этапы академической карьеры: начальный энтузиазм – профессорская кафедра – итоговое разочарование. Так для меня прошли 1990-е годы. Затем я получил престижную работу в системе Национальных институтов здравоохранения, где у меня была собственная исследовательская группа. Мы изучали потенциал реакции в возбуждаемых нейронах, но вскоре я отвлекся на другой проект (исследование матричной РНК). Система Национальных институтов здравоохранения проявила некоторый интерес, но она тянула с утверждением проекта, с его финансированием и т. п., так что по истечении контракта я оттуда ушел.

Мы с партнером основали H. J. Institute вскоре после того, как я выступил на конференции в Беркли. После доклада к нам обратилась группа инвесторов с готовым бизнес-планом, позволявшим менее чем за год привлечь 20 млн долл., чтобы создать лаборатории и нанять компетентных сотрудников. Примерно через три года у нас уже был патент, заинтересовавший ряд фармацевтических компаний, которые заплатили за него хорошие деньги. Благодаря этому мы вместо метания по рынку занялись по-настоящему вдохновляющей работой, и с тех пор высоко держим интеллектуальную планку.

В последнем абзаце интервью (которое я называю «версией с акцентом на мастерстве») Джонсон подчеркивал, что успех его компании объясняется сочетанием высокой квалификации и упорного труда:

Однако успех не приходит сам собой. Мы много трудились, и важными факторами, несомненно, были интуиция и рыночный опыт моего партнера. Однако многие работают упорно, и многим дипломированным специалистам не чуждо интуитивное понимание рынка. Реальные достижения нашей лаборатории стали результатом высоких технологий – и, вероятно, единственным, кто мог все это обеспечить, был ваш покорный слуга.

В другой версии (которую я называю «версией с акцентом на везении») Джонсон не говорит о своем мастерстве и трудолюбии. Зато он отмечает, что компания, вероятно, не добилась бы такого успеха, если бы не ряд событий, которые можно считать фактором везения:

Мы упорно работали, но нам еще и повезло. Я смог выступить на конференции в Беркли только потому, что в последний момент не прибыл ожидавшийся докладчик. Если бы присутствовавшие инвесторы не увидели в нас никакой перспективы, то я не уверен, что мы смогли бы совершить реальные открытия.

Эти две версии были розданы двум группам из примерно трехсот испытуемых, набранных с помощью онлайн-сервиса Mechanical Turk. Одна группа читала только версию с акцентом на везении, другая – только версию с акцентом на мастерстве. Инструкции, предпосланные эпизодам из интервью, одинаковым для каждой версии, выглядели следующим образом:

Ниже дан отрывок из передачи «60 Minutes», где Морли Сейфер (Morley Safer), берет интервью у Гарольда Джонсона, соучредителя и гендиректора фирмы «H. J. Institute», в 2013 г. признанной «компанией года» по версии журнала «Biotechnology Magazine». После прочтения отрывка просим вас ответить на несколько вопросов, представленных на следующей странице.

Эти вопросы, а также пояснения к ним звучали следующим образом:

По каждому из вопросов укажите вероятность событий, о которых вы говорите в своих ответах, поставив метку на приведенной внизу 10-балльной шкале. Над каждой меткой укажите соответствующий балл (например, 7,6).

1. Если бы Вы возглавляли гораздо более крупную компанию, чем компания Джонсона, и имели возможность нанять его в качестве старшего вице-президента, какова была бы вероятность такого решения?

2. Какова, на Ваш взгляд, вероятность того, что Гарольд Джонсон согласился бы со следующим утверждением: «Доброта к людям – важное качество»?

3. Если бы Вы и Гарольд Джонсон были соседями, то какова, на Ваш взгляд, вероятность того, что Вы с ним стали бы близкими друзьями?

Задавая эти вопросы, мы исследовали отношение испытуемых к успешному предпринимателю, обусловленное его рассказом об успешной карьере. Обе версии были одинаковыми в основной части, состоявшей более чем из 300 слов, а отличались последним абзацем, содержавшим менее 60 слов. В последнем абзаце «версии с акцентом на мастерстве» Джонсон объясняет успех глубокими знаниями и большим трудолюбием – весьма правдоподобная трактовка, против которой разумные люди не станут возражать. Не стали бы они возражать и против финального абзаца другой версии – «с акцентом на везении», где Джонсон признает, что успехом он отчасти обязан и фортуне.

На первый взгляд, у испытуемых не было причин по-разному отвечать на поставленные вопросы. Однако моя гипотеза состояла в том, что испытуемые, прочитавшие интервью «с акцентом на везении», отнесутся к Гарольду Джонсону в общем и целом благосклоннее, чем прочитавшие интервью «с акцентом на мастерстве». В пилотном исследовании, где испытуемыми были студенты МВА, именно это и обнаружилось. На каждый из трех вопросов испытуемые, прочитавшие версию с акцентом на везении, давали ответы, оказавшиеся для Гарольда Джонсона гораздо более благоприятными, чем ответы тех, кто прочел версию с акцентом на мастерстве.

В дальнейшем исследовании (на этот раз – с участием испытуемых, набранных через Интернет) различия в ответах были меньшими и не столь последовательными. По вопросу о приеме Джонсона на работу респонденты-женщины в версии с акцентом на везении показывали в среднем более высокую вероятность положительного ответа, чем в версии с акцентом на мастерстве. В группе респондентов-мужчин ситуация была противоположной. Когда же ответы на этот вопрос со стороны мужчин и женщин были объединены, то существенной разницы между реакциями испытуемых на обе версии интервью в среднем не обнаружилось. Разделив группу испытуемых на имеющих степень бакалавра (или выше) – и всех прочих, мы получили в ответах на тот же вопрос аналогичную картину. Более образованные респонденты показали большую вероятность найма Джонсона на работу в версии интервью с акцентом на везении, чем в версии с акцентом на мастерстве. Для менее образованных респондентов структура ответов была противоположной. Здесь, как и в предыдущем случае, различия оказались статистически незначимыми.

Ответы на второй и третий вопросы совпали с моими ожиданиями в гораздо большей степени. Как показано на рис. 8.1, испытуемые, читавшие интервью «с акцентом на везении», показали в среднем большую вероятность того, что они подружатся с Джонсоном, как и того, что он считает доброту к людям важным качеством (результаты были теми же, что и в предыдущем исследовании). По этим двум вопросам структура ответов была, по существу, идентичной для мужчин и для женщин, а также среди лиц с неодинаковым уровнем образования.

Поэтому, хотя различия были слабыми и непоследовательными, испытуемые, читавшие версию интервью, где Джонсон признавал роль удачи в успехе, в целом составили об этом человеке более благоприятное мнение. Они полагали, что с большей вероятностью подружились бы с ним и что ему, вероятно, свойственна доброта к людям. Это предполагает, что они восприняли Джонсона (каким он представлен в версии с акцентом на везении) как более привлекательного кандидата в члены своей команды. Данные результаты соответствуют общепринятому мнению, согласно которому скромность в известных пределах является положительным качеством.

Короче говоря: признание роли удачи в успехе отвечает вашим интересам хотя бы потому, что благодаря этому люди будут о вас лучшего мнения. Согласно объективным данным, вы почувствуете себя счастливее. И уже тот факт, что люди сочтут вас хорошим человеком, сделает вас привлекательным кандидатом в члены команды. А это, в свою очередь, повышает вероятность вашего материального процветания.

Как я уже отмечал, часто встречающееся у людей стремление приписывать свои успехи личным достоинствам и усилиям, а неудачи объяснять фактором невезения, иногда является инструментом психологической адаптации. Однако в целом я полагаю, что в наших интересах – занимать более реалистичные жизненные позиции. Подобно тому как признание роли удачи в успехе часто отвечает нашим интересам, большую пользу нам принес бы отказ от привычки списывать наши провалы на фактор невезения. Например, мне не стоило долгие годы оплакивать мою – преждевременно разрушенную – юношескую мечту стать игроком Высшей бейсбольной лиги.

Рис. 8.1. Средние значения ответов на вопросы о дружбе и доброте

Версия с акцентом на мастерстве/дружба: количество наблюдений: 301, среднее значение = 4,833887; версия с акцентом на мастерстве/доброта: количество наблюдений: 301, среднее значение = 5,704319; версия с акцентом на везении/дружба: количество наблюдений: 307, среднее значение = 5,511401; версия с акцентом на везении/доброта: количество наблюдений: 305, среднее значение = 6,47541.

В детстве меня интересовал только бейсбол. До последнего года, пока я по возрасту еще подходил для участия в соревнованиях Младшей лиги в Южной Флориде, все свободное время я посвящал тренировкам. По знакомству мне удалось устроиться – в качестве мальчика, подносящего мячи, – на главном стадионе штата. Там ежегодно проходила весенняя (из 10 матчей) показательная серия игр с участием знаменитой команды Brooklyn Dodgers. Целых два сезона мне посчастливилось часто находиться рядом с такими звездами бейсбола, как Пиви Риз, Рой Кампанелла и Сэнди Куфэ. С каким восторгом я слушал их рассказы о спортивных подвигах и как радовался каждому поощрению с их стороны! Тогда я был уверен, что бейсбол – мое призвание.

Однако в 13 лет меня увлекли мотоциклы, и, мечтая приобрести «двухколесного друга», я устроился работать, из-за чего пришлось отказаться от бейсбола. Два года спустя мотоциклы мне надоели, и я решил снова заняться бейсболом. К тому времени наша семья переехала, и я оказался вне системы подбора игроков в команду новой школы. Тем не менее, выйдя вновь на поле, я чисто принял все подачи, произвел меткие броски и успешно отбил большинство мячей. Увы, на следующий день я узнал, что в команду меня не возьмут.

Это меня потрясло, и долгие годы я сожалел о том, что по глупости забросил бейсбол. Я считал себя хорошим игроком и полагал, что, продолжая тренироваться, со временем попаду в высшую лигу.

Однако, приступив – как профессиональный экономист – к изучению «рынков, где победитель получает все», я понял, сколь наивными были мои надежды. Цифры рисуют картину, мало похожую на ту, что представлялась мне в юности. Даже если бы я успешно выступал на юношеском уровне, то в профессиональную команду, скорее всего, я бы не попал. Но даже если бы и попал, то, скорее всего, с десяток лет проторчал в молодежной лиге, прежде чем понял, что во взрослой бейсбольной лиге не сыграю никогда.

После этого мне, в возрасте 28 лет, пришлось бы, имея лишь диплом об окончании средней школы, начинать жизнь заново. Однако вышло так, что в этом возрасте я уже преподавал экономику в Корнеллском университете, годом раньше получив докторскую степень по экономике. Все страдания по несостоявшейся карьере бейсболиста кажутся мне сегодня напрасной тратой моральных сил.

* * *

Обычно мы нечасто задумываемся о том, как случайные, мелкие события порой радикально меняют нашу жизнь. Разумеется, игнорирование фактора удачи – не единственная причина, по которой мы не способны поддерживать должным образом инфраструктуру, для многих из нас бывшую исключительно благоприятной. Однако в этом есть доля и нашей вины. Хорошая же новость – в том, что ряд простых изменений в государственной политике позволит нам высвободить ресурсы, необходимые для восстановления инфраструктуры, причем ради этого ни от кого не потребуется болезненных жертв.

Моя аргументация в пользу этих изменений прямо обращена к эгоистическим интересам человека. Мы могли бы сделать так, чтобы стимулы к расходам частных лиц больше соответствовали широким интересам общества. Для этого достаточно было бы отказаться от нынешнего подоходного налога в пользу прогрессивного налога (с экспоненциальной шкалой) на потребительские расходы домохозяйств. Этот шаг позволил бы снизить темпы роста расходов на особняки, автомобили, ювелирные изделия и торжества по особым поводам. Ничто не доказывает, что эти изменения сделают получателей крупнейших доходов менее счастливыми. Если бы все особняки, автомобили, бриллианты и торжества приобрели более скромные масштабы, то критерии, определяющие статус «особенного» события, товара или услуги, были бы скорректированы, позволяя успешным людям наслаждаться жизнью, как и прежде.

Этот момент важно учитывать, рассматривая одно из наиболее распространенных возражений против любой инициативы, требующей дополнительных налоговых поступлений. Люди нередко заявляют, что готовы платить больше налогов в поддержку общественных благ, если бы не опасения, что правительство пустит деньги на ветер. И хотя кое-где встречаются «мосты в никуда» и иные примеры государственного расточительства, большинство граждан признает, что значительная часть госбюджета тратится на общественные блага и услуги, действительно имеющие реальную ценность. Это резко контрастирует с наблюдаемым в богатейших слоях населения ростом частного потребления, большая часть которого тратится на бесплодные гонки за статусом и престижем. Вопреки распространенному мнению, расточительство частных лиц, по сравнению с государственным расточительством, не только шире распространено, но и гораздо легче поддается сокращению.

В итоге состоятельные граждане (даже те из них, кто относится к правительству с крайним предубеждением) должны будут признать, что прогрессивный налог на потребление – мера, не содержащая рисков. В конце концов, за счет дополнительных налоговых поступлений будут оплачены, как минимум, некоторые общественные блага, причем для этого не потребуется существенных жертв (если, конечно, нам не докажут, что утроение свадебных расходов сделает молодоженов втрое счастливее).

Политолог Роберт Патнэм в книге «Наши дети» писал, что в пользу воссоздания социальной среды, способствующей жизненному успеху, имеется и убедительный нравственный довод. Частично опираясь на обследование семей в своем родном городе Порт-Клинтон (штат Огайо), Патнэм демонстрирует, как увеличение разницы в доходах существенно уменьшает возможности, доступные детям из малообеспеченных семей. Его выводы подкреплены систематическими данными, полученными в ходе профильного исследования, проведенного министерством образования. Преуспеть в жизни, не имея диплома об окончании колледжа, становится все более трудной задачей, что явилось тяжелым потрясением для выходцев из малообеспеченных семей. Дети из таких семей, входящие по итогам математических экзаменов за 8-й класс в верхнюю квартиль (см. рис. 8.2), имеют меньше шансов стать бакалаврами, чем дети из богатых семей, по своим математическим способностям входящие в нижнюю квартиль. Учитывая, что плата за обучение в колледже растет быстрее, чем даже стоимость медицинского обслуживания, дети из бедных семей, все же получившие образование, вынуждены затем погашать громадную задолженность по студенческим ссудам.

Политики от обеих партий обычно воспевают «американскую мечту»: принцип, согласно которому талантливые и трудолюбивые люди, «играющие по правилам», способны преуспеть в жизни, причем независимо от семейного происхождения. Как убедительно доказывает Патнэм, сегодня эта мечта развеяна в прах. Мало кого обрадует тот факт, что в наши дни выходцам из бедных семей все труднее преодолевать барьеры на пути к успеху. А поскольку мы можем легко исправить эту ситуацию, то достойно ли нам оправдывать дальнейшее бездействие?

Рис. 8.2. Зависимость уровня образования молодого человека от социально-экономического положения его семьи

Источник: Fox M.A., Connolly B.A., Snyder T.D. Youth Indicators 2005: Trends in the Well-Being of American Youth // Washington, DC, US Department of Education, National Center for Education Statistics. Table 21. ‹›.

Долгие годы Патнэм был моим другом, и осенью 2014 г., в один из моих приездов в Кембридж, мы за чашкой кофе обсуждали книжные проекты. Я объяснял, почему, на мой взгляд, государственные инвестиции (за которые ратуем мы оба) имели бы больше шансов на реализацию, если бы состоятельные люди осознали их полезность не только для бедняков, но и для самих себя. Не оспаривая этого, Боб утверждал, что значительным социальным изменениям почти всегда предшествуют апелляции не к эгоистическим интересам, а к нравственным ценностям. Он надеялся, что его книга «Наши дети» вызовет теоретическую дискуссию, необходимую для перехода к практическим мерам. Я разделял его надежду, но задавался вопросом, достаточно ли одних лишь нравственных доводов, чтобы преодолеть влияние «больших денег» на современный политической климат. Не желая принимать мер, предлагаемых нами, богатые выработали собственную моральную аргументацию и располагают чрезвычайно мощными средствами воздействия на общество.

Важно отметить, что в данном случае никакого конфликта между моралью и личным интересом не возникает. Разумеется, в пользу увеличения инвестиций в будущее наших детей есть убедительные нравственные доводы; однако, как я уже говорил, те же инвестиции отвечают интересам и состоятельных граждан, сегодня вынужденных непродуктивно расходовать несообразно большую часть своих доходов.

Кстати, я давно пишу о том, что противоречие между моральными ценностями и личными интересами – менее острое, чем думают многие. В книге «Страсти в нашем разуме» (1988) я привожу мысленный эксперимент (описанный в этой главе выше), чтобы проиллюстрировать, как действительно честные люди могут преуспевать даже в условиях жесткой конкуренции. В ситуации, требующей доверия, надежный человек становится чрезвычайной ценностью. Если мы и вправду сможем находить таких людей (как предполагает наш мысленный эксперимент), то их вознаграждение (с доплатой за надежность) будет адекватно компенсировать им любую упущенную – в силу их личной порядочности – материальную выгоду.

Перемены всегда нелегки, но иногда неспособность к переменам влечет за собой еще большие затруднения. Проживая в охраняемых поселках и прибегая к другим формам самоизоляции, преуспевающие люди избегают отдельных последствий резкого сокращения расходов на общественную инфраструктуру. Однако многих других последствий избежать просто невозможно. Например, нецелесообразно в каждую короткую поездку отправляться на вертолете; кроме того, богатство не избавляет людей от неудобств и опасностей перегруженных аэропортов и плохо отремонтированных дорог. Если вы – владелец фабрики, то и вы почувствуете, чем чревата неспособность образовательной системы обеспечить национальную экономику квалифицированной рабочей силой.

Разумеется, в своем нынешнем составе Конгресс США не пожелает рассматривать законопроекты о введении новых налогов. Однако, если у нас не появятся новые источники доходов, то появление дополнительных десятков миллионов пенсионеров погрузит страну в бездну задолженности. Разумеется, мы можем дожидаться очередного финансового кризиса (который неизбежен) – или уже сейчас заговорить о том, почему следует начать действовать как можно скорее.

Я благодарен судьбе за то, что не только остался в живых, но и могу участвовать в этом разговоре. Все могло случиться иначе, ведь внезапная остановка сердца лишает головной мозг кислорода. Вероятно, в этом – причина неспособности запоминать новую информацию, каковая (неспособность) выявилась у меня в первые дни после падения на теннисном корте в то злосчастное утро ноября 2007 г. Трудно представить величайшее облегчение для моей семьи, когда на четвертый день проблема внезапно отступила. (Мне и самому значительно полегчало бы, если бы я догадывался о наличии такой проблемы.) Однако в то время оставалось еще неясным, не получил ли я каких-нибудь менее очевидных – но зато более устойчивых – нарушений когнитивной функции.

Чтобы понять, каково мое состояние, я в январе 2008 г. отправился на повторное обследование к неврологу, осматривавшему меня в ноябре, когда я находился в больнице. Один из тестов, который он мне тогда предложил, был весьма прост. Я должен был повторить три слова (шляпа, туфля, ручка), которые доктор несколькими минутами раньше просил меня запомнить. Близкие рассказывают, что в тот раз я не запомнил ни одного из трех слов; мало того, я вообще не помнил, чтобы доктор просил меня об этом.

В последующие недели, по мере того как мне становилось все лучше, эта забывчивость стала в нашей семье темой для шуток. На Рождество жена и сыновья подарили мне (помимо прочего) коробку с надписью «Три большие вещи». Они попросили меня угадать, что находится в коробке; разумеется, об этом я и понятия не имел. Открыв коробку, я обнаружил три предмета: летнюю шляпу, шариковую ручку и теннисную туфельку (игрушечную, которую Эллен вылепила из глины). Как мне объяснили, это были те самые три предмета, запомнить которые меня просил невролог.

Утром перед визитом к доктору я попросил жену проверить мою память с помощью трех новых слов. «Дерево, коробка, белка», – произнесла Эллен, а через пять минут попросила меня вспомнить эти три слова. Прежде чем ответить, я поинтересовался, помнит ли она их сама; оказалось – нет. (Этот тест – сложнее, чем кажется!) К счастью, я эти три слова запомнил, что меня весьма обнадежило.

В тот день, побеседовав со мною около четверти часа, невролог вновь попросил меня запомнить три слова. Мы с Эллен едва сдержали улыбку, когда он произнес те же три слова, что и в прошлый раз, – «шляпа, туфля, ручка»!

(Ну, естественно, он всегда называл одни и те же слова – иначе как он сам их не забывал?) Когда через пять минут доктор спросил, помню ли я эти три слова, на меня нашло мгновенное затмение. Однако в следующий миг перед моим мысленным взором предстало содержание рождественской коробки: шляпа, туфля и ручка. Я был спасен – и вышел от невролога с диагнозом «практически здоров»!

Шляпа, туфля и ручка

Итак, получив временную отсрочку, я стараюсь лишний раз пояснить, каким образом ряд относительно простых изменений в политике существенно улучшит жизнь каждого из нас. Если мои идеи покажутся вам достойными внимания, то я призываю вас обсудить их с окружающими, ведь именно из таких обсуждений рождаются перемены стратегического курса. Пусть вас (подобно автору этих строк) вдохновляет то, что формирование общественного мнения по любому вопросу – процесс комплексный и динамичный. В рамках этого процесса то, что люди считают разумным, отчасти зависит от мнения их собеседников. В итоге мы имеем следующее: хотя общественные взгляды могут противоречить реальности в течение долгого времени, рациональный консенсус возникает с неожиданной быстротой, стоит лишь появиться убедительным аргументам. А подобные аргументы доходят до общественного сознания лишь в процессе их серьезного обсуждения.