Почему люди, обладающие примерно одинаковой мерой трудолюбия, таланта и образования, зачастую получают несопоставимые по величине зарплаты? И почему разница в этих зарплатах за последние десятилетия выросла столь значительно? Мало найдется вопросов, которые вызывали бы у экономистов столь пристальный интерес.
Традиционный взгляд на эти вопросы определяет рынок труда как меритократию, обладающую совершенной конкуренцией, где человек получает зарплату в соответствии с создаваемой им стоимостью. С этой точки зрения различия в доходах в большой мере обусловлены индивидуальными различиями в «человеческом капитале» – т. е. в сплаве интеллекта, образования, опыта, социальных навыков и других личных особенностей, – которые, как известно, влияют на нашу эффективность. Человеческий капитал, как всякий рыночный актив, обеспечивает свою норму доходности, следовательно, индивидуальные различия в оплате труда должны быть пропорциональны различиям в человеческом капитале. Например, если Сью «наработала» вдвое больший человеческий капитал, чем Джеймс, то и ее заработок должен быть примерно вдвое большим, чем у него.
Однако даже наиболее тонкие «инструменты» оценки человеческого капитала объясняют лишь малую долю различий в уровне индивидуальных доходов за любой взятый год. И поскольку распределение интеллекта, опыта и других личных качеств за последние десятилетия особо не изменилось, то подход с точки зрения человеческого капитала не может объяснить нарастающие со временем дисбалансы в оплате труда.
Подход с точки зрения человеческого капитала полностью замалчивает и роль случайных событий в ситуации на рынке труда. Согласно этому подходу, чем больше ваш человеческий капитал, тем больше вам платят денег, что происходит далеко не всегда. Разумеется, большинство лиц, принадлежащих к самому высокооплачиваемому 1 % населения, попали в эту группу не только благодаря везению. Почти все они трудолюбивы и необыкновенно эффективны в том, чем занимаются; их человеческий капитал велик. Однако подход с точки зрения человеческого капитала не учитывает того, что в одних условиях некоторые личные способности оказываются гораздо более ценными, чем в других. Еще в 1995 г. Филип Кук и ваш покорный слуга в совместной работе «Общество, в котором победитель получает все» отмечали, что эффективность, например, специалиста по продажам будет гораздо выше, если он предлагает ценные бумаги суверенным фондам, чем если он торгует, скажем, детской обувью.
Если рынки со временем становятся все более конкурентными, то почему в рамках концепции человеческого капитала разрывы в заработках остаются неучтенными в большей мере, чем когда-либо ранее? Мы с Филипом Куком выявили следующие изменения: новые технологии и рыночные институты обеспечивают самым одаренным людям все более мощные рычаги для реализации талантов. В прежние времена людям, страдавшим редкими заболеваниями, оставалась едва ли ни единственная возможность – проконсультироваться с самым опытным местным специалистом. Однако сегодня, когда данные медицинской карты можно щелчком мыши отправить куда угодно, пациенты получают консультацию у ведущего мирового авторитета по каждой такой болезни.
Эти перемены начались не вчера. В XIX в. великий британский экономист Альфред Маршалл писал о том, как прогресс транспортных средств позволил наиболее эффективным производителям почти в каждом сегменте расширить сферу деятельности. Например, изготовление фортепиано изначально было широко разбросано по карте мира уже потому, что доставка музыкального инструмента обходилась крайне дорого. Если производство было удалено от места жительства покупателя, то стоимость доставки товара быстро становилась непомерной.
Однако с каждым расширением сети речных каналов, железных дорог и автомагистралей стоимость доставки товара резко снижалась, и на каждом этапе производство все более концентрировалось. Сегодня в мире на этом рынке остается лишь горстка наилучших фирм по изготовлению фортепиано. Разумеется, нас радует тот факт, что их превосходные музыкальные инструменты теперь доступны большему количеству людей. Однако неизбежным побочным эффектом стало то, что производители, обладавшие минимальным превосходством над конкурентами, захватили максимальную долю отраслевых доходов.
Здесь – намек на то, почему значимость случайных событий выросла, хотя рынки стали более конкурентными. С резким падением цены на доставку производители, бывшие когда-то местными монополистами, обслуживавшими географически изолированные рынки, схватились в конкурентной борьбе за выживание. В этих битвах решающим могло стать даже крошечное преимущество в цене или качестве. В таких состязаниях незначительные случайные события могут легко изменить соотношение сил и определить, чем кончится дело – обогащением или разорением. Удача приобретает больший вес отчасти потому, что резко выросли ставки в борьбе, результаты которой всегда в той или иной степени зависели от случайных событий.
Многие происходящие с годами перемены в хозяйственной среде аналогичны сокращению затрат на доставку. Это справедливо, например, для снижения тарифных барьеров и улучшения коммуникационных технологий. Возможно, еще важнее тот факт, что все большая часть свойств продукта, делающего его ценным, определяется воплощенными в нем идеями. Идеи лишены физического веса, поэтому их доставка – бесплатна.
Мы с Филипом Куком отмечали, что эти перемены объясняют не только растущую разницу в доходах людей, вроде бы близких по статусу, но и резкое увеличение неравенства в доходах, начавшееся в конце 1960-х годов. В одной сфере деятельности за другой, писали мы, технология позволяет наиболее талантливым специалистам расширить область применения своих способностей.
В бухгалтерском деле на местном уровне прошли две волны кадровой оптимизации – первую породили услуги, оказываемые на условиях франшизы (такие, как H&R Block), вторую – общедоступные программные продукты, облегчающие налоговые расчеты. В торговой сфере традиционные магазины уступают место интернет-магазинам (таким, как Amazon). Если в прежние времена лучшему производителю шин (скажем, в г. Акрон, штат Огайо) был гарантирован оживленный местный рынок, то в наши дни автомобилисты приобретают шины лишь у нескольких компаний мирового уровня.
Причины этих трансформаций от случая к случаю различаются, но важным фактором почти всегда является информационная революция. В 1950-е годы телефонные соединения через Атлантику были настолько в дефиците, что международные компании нанимали в США клерков, которые сутками напролет зачитывали коллегам в европейских филиалах длинные тексты, лишь бы не прервалась связь. В те времена операционная активность международных корпораций заметно сдерживалась трудностями координации и управления. И фирме для выживания на рынке зачастую было достаточно оставаться лучшим производителем в небольшой территориальной зоне.
Однако времена изменились. За прошедшие годы масштабы отдельных рынков значительно выросли. Новость о том, что предложение данного продавца превосходит предложения его конкурентов, распространяется быстро. Благодаря удешевлению доставки товаров и падению торговых барьеров обслужить покупателей в любой точке планеты стало намного проще. И если в современном мире, охваченном информационными сетями, открываются новые экономические возможности, то энергичные предприниматели их быстро находят и используют.
Современные коммуникационные технологии усилили мощные сетевые эффекты, обеспечившие повышение размеров вознаграждения наиболее эффективным производителям. Скажем, эти эффекты позволяют объяснить, почему в конце 1980-х годов на рынке программных продуктов возобладала платформа Windows PC. Как только графический пользовательский интерфейс Windows (от Microsoft) достиг паритета с его более ранним соперником Macintosh (от Apple), решающим фактором стало численное превосходство пользователей Windows. Разработчики программного обеспечения предпочли платформу Windows, поскольку большее число пользователей означало больший объем продаж. А широкий набор продуктов на базе этой платформы, в свою очередь, расширил число поклонников Windows, создав положительную обратную связь. Эта связь, принявшая форму сетевого эффекта, едва не довела фирму Apple до банкротства.
Благодаря сетевым эффектам подчас эфемерное преимущество одной фирмы приносит ей победу над другой фирмой вопреки тому, что предложение последней во всех отношениях – гораздо выгоднее. Именно так лет тридцать назад происходила схватка компаний Betamax и VHS. В конце 1980-х годов я – один из последних среди моих друзей – приобрел свой первый видеомагнитофон. Мне отчетливо помнится разговор с продавцом, в конце которого тот продемонстрировал явное превосходство формата Betamax (от Sony) над конкурирующим форматом VHS (от JVC). Хотя я признал, что картинка в формате Betamax более контрастна, продавец, похоже, нисколько не удивился, когда я все же предпочел VHS.
Проблема с Betamax состояла в том, что ранние версии позволяли записывать не более 60 минут контента за один раз. А поскольку одной из главных функций видеомагнитофона была запись телевизионных фильмов, это становилось серьезным недостатком. Когда VHS предложила возможность записи двух часов контента кряду, тренд продаж быстро изменился в ее пользу, несмотря на менее качественное изображение.
Когда число видеомагнитофонов VHS на руках пользователей превысило количество Betamax, фирма Blockbuster и другие сети видеопроката начали закупать больше фильмов в формате VHS, что, в свою очередь, усилило привлекательность этого формата.
В то время видеомагнитофоны были популярны еще и потому, что на них записывали домашнее кино с детьми, которое (видео) отсылали бабушкам и дедушкам. Для этого обе семьи должны были использовать одинаковый формат, что создавало дополнительную обратную связь, работавшую в пользу VHS. И хотя к тому моменту Sony смогла увеличить объем записи в формате Betamax, нисходящая спираль уже раскручивалась полным ходом. Формат Betamax был обречен.
Сетевые эффекты заслуживают особого внимания, поскольку являются важнейшим источником элементов случайности в жестокой (с высокими ставками) конкурентной борьбе на рынках, где «победитель получает все». Мы читаем книги и смотрим фильмы еще и потому, что можем обсудить их с другими людьми. Разумеется, шансы на это возрастают, если мы читаем популярные книги и смотрим популярные фильмы. Однако из тысяч ежегодных новинок в список популярных бестселлеров попадает лишь небольшое число произведений.
Станет ли книга бестселлером зависит от многих факторов, важнейшим из которых является ее литературное достоинство. Однако, по признанию самих авторов, многие хорошие книги никогда не становятся бестселлерами. Вероятность успеха повышается, если книга написана автором уже состоявшихся бестселлеров. А среди первых бестселлеров большая часть – книги, получившие благоприятные рецензии в таких авторитетных изданиях, как «New York Times» или «Atlantic». Однако большинство книг, как и других художественных произведений, получают от рецензентов отзывы весьма широкого диапазона. И, как показал эксперимент с «Music Lab», непропорционально большое число бестселлеров создается удачливыми авторами, чьи произведения были позитивно встречены их первыми рецензентами. Таким образом, многие бест селлеры оказываются, по объективным критериям, не более достойными, чем множество других произведений, так и не вошедшие в этот заветный список.
Рынок, где «победитель получает все», часто имеет две характерные особенности. Во-первых, вознаграждение победителя зависит не столько от абсолютной, сколько от относительной его эффективности. Например, Штеффи Граф, одна из лучших теннисисток всех времен, в середине 1990-х годов играла на неизменно высоком уровне. Тем не менее за 12 месяцев, начиная с апреля 1993 г., она заработала намного больше, чем за предыдущие 12 месяцев. Причиной стало отсутствие в этот период ее соперницы Моники Селеш, выбывшей из борьбы после того, как весной 1993 г. на турнире в Германии её пырнул ножом какой-то безумец. И, хотя в отсутствие Моники Селеш качество игры Штеффи Граф в абсолютном выражении не изменилось, в относительном оно значительно улучшилось.
Во-вторых, вознаграждение, как правило, достается горстке наиболее эффективных участников конкурса. Это происходит по многим причинам, но чаще всего – благодаря промышленным технологиям, расширяющим аудиторию данного исполнителя. Это справедливо, например, для музыкальной индустрии, демонстрирующей обе характеристики рынков, где «победитель получает все». Как писал экономист Шервин Розен:
Сегодняшний рынок классической музыки – обширнее, чем когда-либо раньше, но число профессиональных исполнителей в любой инструментальной категории составляет лишь несколько сотен (а во всех категориях, кроме сольного пения, скрипки и фортепиано – и того меньше). В этой ограниченной компании исполнители высшего ранга составляют лишь небольшую группу, но именно они получают гигантские доходы. Как известно, между их доходами и доходами исполнителей второго ряда имеется существенная разница, хотя при «слепом прослушивании» большинство меломанов не выявят в их исполнении сколько-нибудь заметных различий [15] .
Сто лет назад единственной возможностью послушать музыку было посещение концерта в живом исполнении. Тогда (как, впрочем, и всегда) ценители оперы стремились услышать лучших исполнителей, однако количество выступлений знаменитых певцов было ограниченным. Таким образом, в музыкальном мире имелся обширный рынок для тысяч сопрано и теноров. Менее известные музыканты зарабатывали меньше (но не намного меньше), чем их прославленные на весь мир соперники. Современные технологии звукозаписи в качестве, не отличимом от реального исполнения, дают меломанам возможность слушать любимые оперы, не выходя из дома. А любители оперных спектаклей в их сценической версии могут в HD-разрешении смотреть трансляции спектаклей из нью-йоркской «Метрополитен-оперы» в лучших театрах мира. Между тем провинциальные оперные театры повсеместно закрываются.
Как только критики и зрители достигают единства в том, кого считать лучшими современными певцами, рынок звукозаписи и/или телетрансляции оперных спектаклей может обслуживаться небольшой группой исполнителей. Мало кто из современников назовет имена более чем трех теноров – потому что рынок не «нуждается» в большем их количестве. Если сделан оригинал записи оперного исполнения, то напечатать дополнительные копии не стоит практически ничего. Вот почему многомиллионные контракты на запись оперных шедевров достаются нескольким исполнителям, тогда как тысячи других – многие из которых почти столь же талантливы – с трудом находят работу в качестве учителей музыки в начальной школе.
Ряд технологических факторов, содействующих концентрации вознаграждений, оказывает и противоположное воздействие. Как в 2006 г. объяснил Крис Андерсон в своей книге «Длинный хвост», музыкальные записи, книги, фильмы и многие другие вещи благодаря цифровым технологиям становятся экономически рентабельными при гораздо меньших тиражах, чем когда-либо прежде.
Так, в прошлые десятилетия фильм приносил доход, только если привлекал аудиторию, достаточную, чтобы оправдать его прокат в кинотеатрах. Большинство нишевых рынков (таких, как рынок фильмов на языке хинди в средней величины американских городах) были нерентабельны. С появлением Netflix все изменилось. Поскольку предельные издержки доставки цифрового контента – практически нулевые, постольку фильмы можно смотреть, не набиваясь в переполненные кинотеатры. Для мелких дистрибьюторов это создает (хотя бы в принципе) новые захватывающие перспективы.
Важные аспекты того, как технология меняет карьерные возможности человека, отражены в обеих концепциях – «длинного хвоста» и «победитель получает все». Однако, согласно проведенным исследованиям, ближе к отражению наблюдаемых тенденций подошла концепция «победитель получает все».
Возьмем продажи цифровой музыки. Сторонники концепции «длинного хвоста» прогнозируют, что рыночная доля самых популярных мелодий сократится в пользу менее известных названий. Однако, как в подробном исследовании 2013 г. отмечает профессор Гарвардской школы бизнеса Анита Элберс, факты говорят об обратном. Сегодня на долю верхней тысячной одного процента самых популярных названий приходится гораздо большая, чем раньше, доля продаж (15 % в 2011 г., по сравнению с 7 % в 2007 г.).
Противоречат прогнозу с позиции «длинного хвоста» и тренды продаж слабо реализуемых музыкальных произведений. Например, доля наименований, ежегодно торгуемых в количестве менее ста копий, выросла с 91 % в 2007 г. до 94 % в 2011 г. (Это был период, когда совокупный объем продаж почти удвоился, так что в абсолютном выражении существенно увеличилась реализация даже слабо востребованных названий.)
По словам Аниты Элберс, рыночные доли бестселлеров растут также в издательской и кинематографической отраслях. В ряде случаев они расширяются благодаря социальным сетям, повышающим их привлекательность. Здесь мы вновь наблюдаем влияние сетевых эффектов. Простая арифметика подсказывает, что общение на Facebook во многом стимулируется обсуждением всякого рода художественных бестселлеров.
Еще один аспект: новая технология не снимает существенного рыночного ограничения – недостатка времени и жизненной энергии. Никто не в силах рассмотреть каждое из миллионов наименований в магазине приложений фирмы Apple. И, как утверждает известный психолог Барри Шварц в книге 2004 г. «Парадокс выбора», выбирать из массы вариантов большинству покупателей неприятно. Многие из них обходят проблему, ограничиваясь наиболее популярными названиями в каждой категории.
Однако тот факт, что бестселлеры становятся все популярнее, не означает, что «золотой век», прогнозируемый автором концепции «длинного хвоста» для минимально востребованных произведений, не настанет никогда. И верно, производителям стало проще (дешевле) обращаться к покупателям, обладающим уникальными вкусами, а современные алгоритмы поиска все чаще позволяют таким людям находить именно те причудливые предложения, которые им нужны.
Никогда раньше у творческих людей не было лучших возможностей для демонстрации талантов. Благодаря веб-сайтам и YouTube их песни и рассказы легко доступны всем желающим. Эти информационные каналы стали новыми «низшими лигами» для продвижения «суперзвезд» завтрашнего дня. А поскольку цена доступа снижена до минимума, рынки творческих начинаний становятся еще более меритократичными, чем были раньше.
В этих словах много правды. Мой интеллектуальный выбор в пользу концепции «победитель получает все» определился давно. Вместе с тем у меня сохраняется глубокий личный интерес к концепции Андерсона. Ранее я уже упоминал группу «The Nepotist», исполняющую альтернативную музыку в стиле «соул». В этой группе играют мои младшие сыновья, Крис и Хейден. Их музыкальному коллективу еще далеко до финансовой независимости, и ради успеха они продолжают вкалывать на основной работе. Тем не менее группа неуклонно поднимается вверх по лестнице популярности. Полагая, что они достойны большего, я, возможно, проявляю необъективность. И хотя в случае успеха их ожидают впечатляющие награды, ребята хорошо понимают, что их шансы на звездную карьеру остаются почти микроскопическими.
Дополнительный свет на то, как небольшие различия в эффективности оборачиваются громадной разницей в заработках, проливает хроника последних тенденций в сфере трудовых вознаграждений высшего корпоративного менеджмента. Возьмем компанию с годовым доходом в 10 млрд долл., которая в поисках нового генерального директора остановилась на двух кандидатах. Из них один чуть более талантлив – скажем, настолько, что за счет разницы итоговые показатели компании вырастут на 3 %. Получается, что эта незначительная разница в управленческих способностях кандидата обернется для компании дополнительным доходом в размере 300 млн долл. И даже при зарплате в 100 млн долл. такой управляющий будет для нее хорошим приобретением.
По мере того как фирмы становятся крупнее, быстро растет и леверидж зарплат высшего менеджмента. Как пишут экономисты Нью-Йоркского университета Хавьер Га-бай и Августин Ландье в статье за 2008 г., на конкурентном рынке вознаграждение менеджерам компании должно прямо зависеть от ее рыночной капитализации. Авторы обнаружили, что за период 1980–2003 гг. вознаграждение директорам крупных компаний возросло шестикратно (примерно так же, как и рыночная капитализация этих компаний).
Однако взрывной рост доходов высших менеджеров нельзя объяснить одним лишь увеличением левериджа, т. е. финансового рычага, с помощью которого их зарплата повышается многократно. Решения, которые принимал Чарльз Эрвин Уилсон, возглавлявший General Motors с 1941 по 1953 г., оказывали на ежегодные результаты деятельности компании не меньшее влияние, чем решения сегодняшнего гендиректора любой (в среднем) фирмы из списка Fortune 500. Тем не менее совокупный заработок Чарльза Уилсона за всю его карьеру в GM, с поправкой на инфляцию, составил лишь малую часть ежегодных вознаграждений сегодняшним корпоративным руководителям.
Дело в том, что во время Чарльза Уилсона отсутствовал второй фактор, объясняющий взрывной рост зарплат высшего менеджмента, а именно – открытый рынок для найма руководителей компаний. До недавнего времени в большинстве советов директоров полагали (по умолчанию), что надежным кандидатом на руководящую должность может быть только человек, чья карьера – целиком или по большей части – состоялась в компании. Как правило, на место уходящего руководителя подбирался основной кандидат из своей среды, и редко где имелось несколько кандидатур, заслуживающих доверия. В этих условиях зарплата генерального директора становилась предметом двусторонних переговоров между правлением компании и преемником, утвержденным на этот пост.
В последние десятилетия ставка на инсайдеров делается реже – перемена, в значительной мере вызванная уникальным кадровым решением, когда руководителем важнейшей компании стал человек, приглашенный со стороны. Этим человеком был Луис Дж. Герстнер, в 1993 г. перешедший из RJR Nabisco на работу в IBM. Поначалу наблюдатели сомневались в том, что бывший гендиректор табачной компании выправит шаткое положение компьютерного гиганта. Однако совет директоров IBM посчитал, что мотивационный и управленческий потенциал Герстнера отвечает потребностям компании, а технические пробелы в его познаниях восполнят другие сотрудники. Как известно, решение компании оказалось удачным – и в большинстве отраслей тенденция к найму менеджмента со стороны усилилась.
Хотя большинство компаний все еще выдвигают руководителей из собственной среды, даже в этих случаях более открытый рынок управленческих талантов полностью изменил атмосферу, в которой происходят переговоры о зарплате. Отныне «внутренние» кандидаты могут всерьез угрожать компании отставкой, если их усилия не будут оплачены согласно рыночной оценке их экономического вклада.
Более открытый рынок кадров повлиял на зарплаты менеджеров во многом так же, как наличие независимых агентств повлияло на заработки профессиональных спортсменов. Зарплаты лидеров американских корпораций, еще в 1980 г. превышавшие зарплату среднего работника в 42 раза, сегодня превышают ее в 400 раз. Таким образом, мы наблюдаем рост значимости случайных событий, кажущихся мелкими, но порождающих не столь уж мелкие различия в абсолютных количественных показателях.
Кроме того, обострение конкуренции создает положительную обратную связь, увеличивающую рост доходов самых высокооплачиваемых работников многих отраслей путем изменения структуры потребительских расходов. Этим эффектом объясняется, например, растущее неравенство доходов среди врачей-стоматологов. Те из них, чьи доходы выросли максимально, чаще специализируются на косметической стоматологии, где спрос на услуги стимулируется высокими зарплатами в других профессиях. В свою очередь, наиболее высокооплачиваемые стоматологи предъявляют спрос на услуги столь же высокооплачиваемых специалистов в других областях.
Последние тенденции в распределении доходов являются существенным отходом от трендов, наблюдавшихся в первые 30 лет после Второй мировой войны. В ту пору доходы американцев до вычета налогов росли примерно одинаково (чуть меньше, чем на 3 % в год) для всех домохозяйств, независимо от их места на «лестнице доходов». С конца 1960-х годов эта ситуация изменилась. В наши дни средняя почасовая зарплата американского работника фактически стала ниже, чем была. За период с 1967 по 2012 г. реальные доходы американских семей выросли в среднем лишь на 19 %, главным образом – за счет заметного увеличения доли женщин на рынке труда. Избежать замедления роста доходов смогли лишь те, кто входит в верхний квинтиль: их доходы с середины 1970-х годов выросли примерно вдвое. В большинстве других стран наблюдались аналогичные (может быть, лишь чуть менее выраженные) изменения.
У каждой демографической подгруппы ситуация с ростом доходов – примерно та же, что у населения в целом. Например, люди, составляющие нижнюю часть верхнего квинтиля, почти не ощущают реального роста доходов, львиная доля которого (роста) достается самым высокооплачиваемым категориям граждан. Например, реальные доходы богатейших 5 % населения в 2007 г. оказались в 2,5 раза выше, чем в 1979 г., а доходы богатейшего 1 % – почти в 4 раза выше. Если в 1976 г. из совокупного национального дохода (до вычета налогов) на долю богатейшего 1 % приходилось лишь 8,9 %, то к 2012 г. эта группа получала уже 22,5 %.
Объяснение растущего неравенства доходов лозунгом «Победитель получает все» убеждает далеко не всех. По мнению несогласных, взрывной рост зарплат высшего менеджмента доказывает, что рынки управленческого труда не являются реально конкурентными. Есть мнение, что главы компаний назначают в советы директоров «своих людей», а те устанавливают им незаслуженно высокие вознаграждения. Кроме того, нам рассказывают о заговоре индустриальных гигантов, стремящихся вытеснить конкурентов с рынка, чтобы за счет повышения цен вымогать у беззащитных потребителей дополнительные деньги.
Безусловно, эти злоупотребления случаются, но сегодня их не стало больше, чем было всегда. Как пишет Адам Смит в «Богатстве народов»: «Представители одного и того же вида торговли или ремесла редко собираются вместе даже для развлечения и веселья без того, чтобы их разговор не кончился заговором против публики или каким-либо соглашением о повышении цен». Руководители компаний всегда назначают в советы директоров тех, кого они знают близко, так что для объяснения тенденций последнего времени этой аргументации недостаточно.
Критики сразу же отметят, что не имеющие особых достижений руководители получают такие же непомерные компенсации, как и их успешные коллеги. Да, это характерно для каждого года, но связь между вознаграждением и эффективностью становится явственнее, если рассматривать ее в длительной перспективе. На всяком рынке труда существует «нормативная» ставка вознаграждения для тех, кто решает наиболее сложные задачи – будь то управляющие в бизнесе или тренеры в профессиональном спорте. Чем ответственнее позиция менеджера, тем выше ставка оплаты труда. В большинстве сфер деятельности предсказать, кто из кандидатов окажется наиболее эффективным, чрезвычайно сложно. Обычно кадровые комиссии отбирают, как они полагают, лучших кандидатов и оценивают их труд по ставкам, соответствующим работе высочайшего качества.
Однако, если эффективность менеджмента недостаточна, то компании более чем когда-либо прежде скоры на расправу. Сегодня, по сравнению с прошлыми десятилетиями, компании держат управленцев «на коротком поводке», и от тех, кто не оправдывает ожиданий, избавляются быстро. Например, Лео Апотекер был назначен гендиректором Hewlett-Packard в ноябре 2010 г., а уже в сентябре 2011 г., когда цены акций компании резко упали, его уволили. Высшие менеджеры компаний из списка S&P 500, лишившиеся должностей в 2012 г., пробыли на своих постах в среднем на 20 % времени меньше, чем их коллеги, работавшие в 2000-е годы.
Некоторые объясняют рост неравенства увеличением «премий за квалификацию», т. е. повышением зарплаты, которую работодатели предлагают ради привлечения высококвалифицированных кадров. Да, сегодня разрыв в заработках лиц, окончивших колледж, и всех остальных – шире, чем 30 лет назад. Но, взглянув на распределение доходов среди выпускников колледжей, мы обнаружим ту же закономерность, какая действует во всем обществе. В последние десятилетия рост заработной платы большинства лиц с образованием не ниже колледжа был либо минимальным, либо вообще отсутствовал. Применительно к таким лицам «премия за квалификацию» существует потому, что за указанный период сравнительно небольшое число самых преуспевающих выпускников колледжей продемонстрировало весьма впечатляющий рост вознаграждений.
Другие утверждают, что глобализация усиливает неравенство, снижая зарплату наименее квалифицированных работников. В этом тоже есть доля правды. Например, профсоюзы утратили часть былых возможностей давить на работодателей, договариваясь о зарплатах, поскольку фирмам стало легче переносить свои операции в страны с меньшим уровнем платы труда. Аналогичное понижательное давление на величину зарплат оказал аутсорсинг работ через сеть Интернет.
Однако глобальным давлением не объяснить того, что происходит в профессиях «белых воротничков». Рост неравенства в их высших эшелонах происходит драматичнее, чем в нижних слоях общества, поскольку наиболее высокооплачиваемые специалисты – юристы, врачи, корпоративные менеджеры (и даже проповедники!) – далеко оторвались от основной массы населения. Таким образом, у нас нет оснований полагать, будто рост неравенства вызван усугублением несовершенства рынков или увеличением аутсорсинга в развивающиеся страны с низкой оплатой труда.
События двух последних десятилетий лишь подтвердили очевидный факт. Безудержный рост максимальных доходов произошел в значительной мере благодаря усилению финансового рычага (левериджа), характерного для позиций, занимаемых победителями в кадровой гонке, а также за счет обострения конкуренции среди желающих занять такие позиции. С 1995 г., когда вышла в свет книга «Общество, в котором победитель получает все», рынки сделались, по всем меркам, более конкурентными, а самые эффективные игроки получили дополнительные рычаги влияния.
Очевидно, что экономические силы, вызывающие расширение и ускорение «рынков, где победитель получает все», отнюдь не исчерпали своего потенциала. Можно ожидать дальнейшего обострения конкуренции: со стороны спроса – за самых талантливых работников, со стороны предложения – за самые высокооплачиваемые позиции.
В своей, ставшей сенсацией 2013 г., книге «Капитал в XXI веке» Том Пикетти предлагает еще одно объяснение роста неравенства. Таковым является историческая тенденция доходности вложенного капитала к превышению общих темпов роста экономики. В этом случае, утверждает автор, богатство продолжает концентрироваться в руках тех, кто владеет большей частью капитала. Поэтому, с учетом сказанного мы имеем разумные основания прогнозировать будущее, где рост неравенства доходов и богатства продолжится. Иначе говоря, нас ожидает будущее, где случайные события станут гораздо более значимыми.
Поскольку громадные вознаграждения, предлагаемые во многих сферах деятельности, привлекают множество участников, победители, почти без исключения, окажутся людьми чрезвычайно талантливыми и трудолюбивыми. Однако, как вы прочтете в следующей главе, из всей совокупности соперников они лишь в редких случаях будут максимально талантливыми и трудолюбивыми. Кроме того, мы увидим, что даже в состязании, где удача играет минимальную роль, победителями почти всегда оказываются наиболее удачливые из всех участников.
И вот итог: кажущиеся банальными случайные события гораздо чаще, чем когда-либо ранее, обусловливают впечатляющие различия в размерах финансового вознаграждения.