Ч то мне делать? Я не верю в бога. Вера бы меня занять могла, Так сказать, на склоне, у порога, Суетные бросил бы дела. Но тогда в каком ином оплоте Я обрел бы отдых для души? Вряд ли это умерщвленье плоти, — Вопиет она: Дурак, спеши! Сам ты закалял меня, конечно, Но теперь попробуй одолей, Да запомни: время быстротечно, Если опоздаешь — не жалей… Вопиет. А коль такое дело, Я ж тебя — верней, себя — дойму. Будь что будет, а заставлю тело Подчиниться духу моему! И давай мы с ним гонять по свету. Дух сдает, а тело — черта с два: Чуть не трижды обогнул планету — Плоть жива, а дух — едва-едва. Что за чушь! В моем здоровом теле Должен обитать могучий дух. Что ж он, мой-то? Дышит еле-еле. Значит, плоть старается за двух. Я здоров! Ушам доступны звуки, Не упустят ничего глаза. Ноги в норме, двигаются руки, Все на месте — ход и тормоза. Только с тем, что мир наш необъятен, Не хочу смириться, и нельзя: Много ль расцветил я белых пятен, Над землей по-птичьему скользя? Кто сказал, что должен быть солиден Убеленный сединой поэт? Сей портрет обиден и постыден, И с оригиналом сходства нет. Пусть во мне маститости не ищут: Нет ее на старый медный грош. Я такой, как тысяча на тыщу, Хоть и на поэта не похож. Специально ждать меня не надо: Ведь слова, придуманные мной, К вам дойдут и без доставки на дом, — В поговорке, в песне фронтовой. Пели их в колхозе за Тоболом, Пели на Оби буровики, Пели пионеры с комсомолом, Сверстники Лазо — большевики… Я еще пройду, еще поезжу, Я еще незримо пролечу По всему Приморью и Прибрежью, Я еще могу, еще хочу!