Меня везли на каталке по серому больничному коридору. Я мог видеть лампы на потолке. Не светя­щиеся прямоугольные панели, как обычно, а круг­лые стеклянные шары. А еще были окна, много окон, залитых ярким солнечным светом. И голоса, много голосов, мужских и женских.

—  Я думаю, он опять приходит в сознание. — Мужской голос прямо надо мной.

—  Привет. — Женский голос слева. — Мистер Мортон, вы меня слышите?

В поле зрения появилось лицо. Улыбающееся лицо.

Ничего так уж сильно не болело, но тело вело себя как-то странно. Казалось, что ноги никак не связаны с головой. Складывалось ощущение, что я смотрю не на свое тело, а на чей-то труп. «Нет, — подумал я, — нет, я не мог сломать позвоночник».

Меня охватила паника, я попытался припод­няться.

—  Лежите спокойно. — Тот же женский голос, рука легла на плечо, прижала к каталке. Она по­смотрела мне в глаза. — Вы сильно стукнулись голо­вой.

Боже, я сломал себе шею.

Попытался шевельнуть пальцами ног и увидел, как дернулось одеяло. На душе сразу стало легче. Я поднял руку и вытер со лба холодный пот. «Вроде бы все как обычно, — подумал я, — пусть и ощуще­ния какие-то странные».

—  У вас, вероятно, сотрясение мозга, — продол­жала женщина. — Мы везем вас на сканирование внутричерепной полости.

Оставалось надеяться, что они найдут в этой по­лости мозг, а не что-то еще.

Хотелось понять, где я. В больнице, это ясно, но где? И почему я в больнице? Голова определенно не справлялась с вопросами, вот я и решил пойти лег­ким путем: делать то, что велено. Откинулся на по­душку и закрыл глаза.

* * *

Следующие несколько часов я смутно ощущал, как меня поднимают и опускают, мнут, говорят обо мне, но не со мной. Мир существовал вокруг, но без меня.

Я не мог вспомнить, как здесь оказался. Что тре­вожило, я вообще мог мало чего вспомнить. Зада­вался вопросом: кто я? И утешало лишь одно: я по­нимал, что это важно. То есть, скорее всего, я не со­шел с ума. «Само собой, — думал я, — рехнувшись, я бы не стал задавать себе такой вопрос». Но ответа не знал.

Бессвязные мысли приходили и уходили. Собе­рись, сказал я себе, отсортируй их. Определись с приоритетами. Кто я? Почему я здесь? И где это здесь?

—   Мистер Мортон? Мистер Мортон? — слева донесся женский голос, и кто-то погладил мою руку. Мистер Мортон — это я? Должно быть. Я действи­тельно уже хотел вернуться на землю живых? Пожа­луй, пора.

Я открыл глаза.

—  Он в сознании, — добавила женщина. — При­вет, мистер Мортон, как вы себя чувствуете?

Я попытался сказать, что все в порядке, с губ со­рвался хрип. Женщина, похоже, подумала, что это добрый знак, раз я вообще отреагировал. Наклони­лась ниже, улыбнулась.

—  Отлично. Все у вас будет хорошо.

Почему мне показалось, что она пытается убе­дить в этом не столько меня, сколько себя?

Я вновь попробовал заговорить:

—  Где я?

—  В больнице Эдденбрука. В Кембридже.

Я что-то знал о больнице Эдденбрука, точно знал. Но что именно? В голове у меня щелкало, со­единялось и складывалось, но наконец пришел от­вет: в больницу Эдденбрука привозили жертв отрав­ления.

Почему я так подумал? Кто были эти жертвы? Поправились ли они? Я решил не тревожиться об этом. У них все будет хорошо, сказал я себе. Так го­ворила эта женщина, и я ей верил. Я снова закрыл глаза. Понял, что пока не готов участвовать в жизни этого мира.

В следующий раз очнулся в темноте. Справа от меня находилось окно, и за ним все было черно, ес­ли не считать пары желтых пятен уличных фонарей. Я лежал на кровати. Помнил, что нахожусь в боль­нице, больнице Эдденбрука. В Кембридже, но не мог вспомнить почему. Гадал, что могло случиться со мной в ресторане.

—   Привет, Макс, — послышался голос слева от меня.

Я перекатил голову по подушке. Каролина. Улыбнулся ей.

—  Привет, Каролина. Как хорошо.

—  Так ты знаешь, кто я?

—  Разумеется, знаю. Я, конечно, в больнице, но я не тупой.

—  Доктор предупредил, что ты можешь не вспомнить меня. Он сказал, что раньше ты даже не помнил, кто ты. Весь день то приходил в себя, то проваливался в небытие. Как ты себя чувствуешь?

—  Лучше, увидев тебя. Но почему я здесь?

—   Ты попал в автомобильную аварию. Автобус врезался в твой автомобиль, и ты ударился головой. Они думают, о боковое стекло. Говорят, что у тебя легкое сотрясение мозга, но через несколько дней ты поправишься.

Я не помнил ни аварии, ни автобуса.

—  Как ты меня нашла?

—   Я позвонила тебе на мобильник, чтобы ска­зать, на каком поезде приеду, и мне ответила медсе­стра. Сказала, что ты в больнице, и я сразу приеха­ла. — Каролина улыбнулась.

«Какая она милая», — подумал я.

—  И который теперь час?

—  Около двух.

—  Ночи?

— Да.

—  Ты уж извини, что оставил тебя без обеда. Где ты остановилась?

—   Здесь. — Мне это тоже понравилось. — При­шлось уговаривать, но в конце концов они разреши­ли мне остаться.

—  Но ты же должна где-то спать?

—   Мне и так хорошо. — Опять она мне улыбну­лась. Как мне это нравилось. — Я найду, где ото­спаться, утром.

«Ну и ну», — подумал я.

—  Ты по-прежнему собираешься подать на меня в суд? — спросил я.

—  Вне всякого сомнения. — И она рассмеялась. Но смех превратился в слезы, которые покатились по ее щекам. Она смеялась и плакала одновремен­но. — Господи, я так рада, что с тобой все в поряд­ке. Не делай больше этого.

—  Чего этого?

—   Не пугай меня так. Когда я позвонила, мне сказали, что тебе делают сканирование внутричереп­ной полости, чтобы понять, нет ли где гематом. Они сказали, что еще не знают, как сильно поврежден мозг. — Плакала она от воспоминаний. — Я не хоте­ла тебя потерять сразу после того, как нашла.

—  Я думал, это я тебя нашел.

—  Да. — Она всхлипывала, борясь с рыдания­ми. — Ты. Как ты меня нашел? Может, мне лучше и не знать. — Она наклонилась и поцеловала меня в лоб, а потом, нежно, в губы. «К этому я готов при­выкнуть», — подумал я.

—  Извини, время, конечно, не самое удобное, но мне нужно в туалет.

—  Я позову медсестру. — И она выскользнула из палаты. Вернулась с крупной, среднего возраста женщиной в синей сестринской униформе.

— Ага, вы опять с нами, мистер Мортон. Как се­бя чувствуете?

—  Не так уж и плохо, — ответил я. — Немного болит голова, и хочется в туалет.

—  Вам судно или «утку»? — спросила она. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, о чем речь.

—  Ах, «утку». Но разве я не могу пойти в туалет?

—  Я посмотрю, есть ли тут коляска. Не хочу, чтобы вы ходили после такого удара головой. У вас сотрясение мозга, которое может вызвать вестибу­лярные расстройства.

Она вернулась с коляской и помогла мне пере­браться в нее из кровати. В больнице на меня наде­ли некое подобие ночной рубашки с разрезом по всей спине. Так что я сверкал голым задом, когда с помощью медсестры перебирался в кресло. С коор­динацией движений у меня действительно было не очень, так что этот маневр я бы элегантным не на­звал. Оставалось только надеяться, что Каролина на меня не смотрит.

Медсестра повезла меня по коридору к туалету. Желание справить нужду становилось все более ост­рым, и я уже начал подниматься, чтобы сойти с кресла.

—  Один момент, — остановила меня медсест­ра. — Я только поставлю кресло на тормоз.

Тормоз. Тормоза. Что-то такое с тормозами. Я пытался вспомнить, что именно.

Одной ночной рубашкой с разрезом во всю спи­ну дело не закончилось. Медсестра настояла на том, чтобы пойти со мной и держать меня за плечи во время процесса, опасалась, как бы я не рухнул на пол, сшибив унитаз. В больнице, решил я, плевать хотят на приличия.

Чувствуя себя гораздо лучше, пусть и недоволь­ный навязчивостью медсестры, я вернулся в кресло, и медсестра покатила меня к кровати. Там опять по­ставила кресло на тормоз. Я замер. Неужели боялся, что тормоза вновь не сработают?

—  Каролина! — громко позвал я.

—  Ш-ш-ш, — осекла меня медсестра. — Всех пе­ребудите.

—  Я здесь. — Каролина подошла, наклонилась ко мне.

—  На моем автомобиле отказали тормоза, — про­шептал я.

—  Я знаю, — ответила она. — Полисмен сказал врачам, что причиной несчастного случая стал отказ тормозов.

—  Не было никакого несчастного случая.

—  Как это?

—  Я думаю, кто-то пытался меня убить.

* * *

—  Ты серьезно? — спросила Каролина.

—  Более чем.

Я уже рассказал ей о том, что нашел мой автомо­биль незапертым на стоянке у станции Кембридж, и о моих опасениях, что тормоза откажут в ночь на среду.

—   Но ты же не знаешь наверняка, что кто-то по­вредил тормозную систему. Тем более что по дороге домой тормоза тебя не подвели, — резонно указала она.

—  Это правда, — кивнул я. — Но в среду утром они отказали.

—  Может, совпадение.

Я посмотрел на нее и вскинул брови.

—   Хорошо, хорошо, — не стала спорить она. — Но совпадения случаются, ты знаешь. — Она держа­ла меня за руку. Мне это нравилось. — Так что ты собираешься с этим делать?

—  Я вот думаю, отправила полиция кого-нибудь взглянуть на тормозную систему и определить, по­вредили ее или нет.

—   Разве у них нет инспекторов, разбирающихся с причинами автомобильных аварий? — Каролина зевнула. — Извини.

—  Тебе нужно поспать.

—  Обойдусь. — И она снова зевнула.

Я хотел предложить ей лечь в кровать и поспать рядом со мной, но подумал, что дежурной медсестре такое не понравится.

—  Ты не можешь сидеть здесь всю ночь.

—  Идти мне некуда.

—   Поезжай в мой коттедж. Ключ наверняка где-то здесь.

Она просмотрела мои вещи, которые кто-то за­ботливо уложил в белый пластиковый пакет, стояв­ший теперь в шкафчике у кровати. Ключа не нашла.

—  Теперь я вспомнил. Он на одном кольце с ав­томобильными ключами.

Подумал: «Наверное, остался в автомобиле».

—  Я все равно не хочу ехать в твой коттедж од­на, — заявила Каролина. — Тем более если тебя кто-то пытался убить. Лучше останусь здесь.

В конце концов уснула на стуле, который стоял у кровати, благо спинка у него откидывалась. Кароли­на максимально наклонила спинку, укрылась одея­лом с кровати и мгновенно заснула.

Я какое-то время смотрел на нее, думая, что ре­цепт для завязки романтических отношений у меня получился очень уж необычный: сначала отравить девушку, потом разозлить глупыми телефонными звонками, затем накормить отменным обедом, после чего сильно напугать автомобильной аварией и на­конец угостить версией об угрозе убийства.

Но нужный результат я получил.

* * *

На следующий день меня отпустили домой. Ка­ролина убедила врачей, что дома, под ее присмот­ром, мне будет не хуже, чем в больнице. Я, понят­ное дело, и не собирался протестовать.

Черно-желтое такси «Нью-Такс» доставило меня к коттеджу около часа дня. Я вызвал мою приходя­щую уборщицу, чтобы она принесла ключ, и мы по­пали в дом. С ленчем возникла проблема. Если в до­ме у меня и была еда, то для завтрака, потому что и ленч, и обед я съедал в ресторане. Каролина быст­ренько прошлась по моему коттеджу, а потом обсле­довала кухню в поисках еды.

— Я умираю с голоду, — призналась она. — Тебя-то они завтраком покормили, а я ничего не ела со вчерашнего утра.

В буфете она нашла кукурузные, в сахаре, хло­пья, в холодильнике — молоко, так что мы сели за мой крошечный кухонный столик и, как говорится, позавтракали в ленч.

Карл первым позвонил в больницу, чтобы уз­нать, как мое самочувствие, и, как я понял, где-то разочаровался, поскольку у меня не пострадали ни тело, ни мозги. Телефонистка больничного комму­татора перевела звонок на телефонный аппарат, ко­торый стоял в моей палате на прикроватном сто­лике.

—  Так ты по-прежнему с нами. — В голосе слы­шалось легкое раздражение.

— Да, уж извини. Как дела в «Торбе»?

—   Без тебя справляемся, — ответил он. — Как всегда. — А вот это, подумал я, мог бы и не добав­лять. Нашел время язвить.

Пусть Карл постоянно выражал неудовольствие моим благополучием, я и представить себе не мог, что он приложит руку к покушению на меня. Ко­нечно же, причину следовало искать в его извра­щенном чувстве юмора. Но за его иной раз раздра­жающими комментариями я никогда не видел ниче­го серьезного.

Если на то пошло, чем больше я об этом думал, тем быстрее таяла моя убежденность в том, что кто-то пытался меня убить. Повреждение тормозной системы не самый надежный способ отправить че­ловека в мир иной, если, конечно, ему не предстоя­ло спускаться по горному серпантину. Но такие до­роги в Ньюмаркете отсутствовали напрочь.

После нашего «хлопьевого» ленча я лег на диван и позвонил в ресторан, тогда как Каролина отправи­лась обследовать верхний этаж.

—  Тебе хуже? — с надеждой в голосе спросил Карл, услышав, что в ресторан я не приду.

—   Нет, — ответил я, — но врачи велели мне не­сколько дней не напрягаться. Я посмотрю, как пой­дут дела.

—  Можешь не торопиться, — небрежно бросил Карл.

—  Послушай, что тебя гложет? — спросил я. — Почему ты постоянно говоришь мне гадости?

На другом конце провода возникла пауза.

—  Такая уж у меня манера. — Вновь пауза. — Я буду радоваться твоему возвращению, обещаю.

—   С этим, возможно, придется обождать. — Я рассмеялся. — Я не знаю, когда вернусь.

—  Извини, — услышал я в ответ.

—  Извинения принимаются. Как прошел ленч?

—  Так себе. Но обед вчера удался. Зал заполнил­ся на восемьдесят процентов.

—  Отлично.

—  Все спрашивали, как ты. Ричард рассказывал об аварии, в которую ты попал. Многие желали тебе скорейшего выздоровления. И сотрудники тоже тре­вожатся о тебе.

—   Благодарю. — Я не мог сказать, что очень уж дружелюбный Карл нравится мне больше зловред­ного, но решил более не касаться этой темы. — Ска­жи всем, что я в добром здравии и приступлю к ра­боте, как только смогу, вероятно, в середине сле­дующей недели.

—  Хорошо. Я нанял временного повара через агентство в Норвиче, чтобы он помог нам на уик­энд. Надеюсь, ты не возражаешь?

—  Отнюдь. Отличная работа, Карл. — Это взаим­ное восхищение начало меня доставать. — А теперь хватит болтать, принимайся за работу. — Я услы­шал, как он смеется, когда клал трубку на рычаг. Карл принадлежал к хорошим парням, в этом я мог не сомневаться. Или ошибался?

Потом я позвонил в полицию Суффолка, чтобы узнать, что сталось с моим автомобилем.

—  Его отвезли в Кентфорд, на стоянку компании «Брейди рескью энд рекавери».

— Автомобиль кто-нибудь осмотрел?

—  Сотрудник полиции, который прибыл на ме­сто аварии, осмотрел его, прежде чем дать разреше­ние на транспортировку.

—  Могу я поговорить с полисменом, который выезжал на место аварии? — спросил я.

—   Сможете минуточку подождать, сэр? — Я не успел ответить ни «да», ни «нет», как включилась за­пись с перечнем услуг, которые оказывала населе­нию полиция Суффолка. Мне пришлось прослушать все три раза, прежде чем вновь раздался голос дежур­ного: — Сожалею, но сейчас он отсутствует и не сможет поговорить с вами.

—  А когда сможет? — спросил я. — Вы передади­те ему мою просьбу связаться со мной? — Я продик­товал номер моего мобильника, но не питал особых надежд на то, что он дойдет до адресата. Они очень заняты, сказали мне, но попытаются сделать все возможное.

Я позвонил на стоянку. Мне ответили, что «Гольф» у них, но состояние автомобиля оставляет желать лучшего. Могу я приехать и взглянуть на не­го, спросил я. Меня заверили, что приехать я могу в любое удобное мне время.

Каролина вернулась со второго этажа.

—  Милое местечко. Лучше моей норы в Фулеме.

—  Хочешь переехать? — спросил я.

—   Придержите лошадей, мистер Мортон. — Она улыбнулась. — Я искала место, где проведу эту ночь.

—  Так ты остаешься?! — радостно (ей, похоже, показалось, что чересчур радостно) воскликнул я.

—  Да, но не в твоей спальне. Если тебя это не устраивает, я прямо сейчас вернусь в Лондон.

—  Устраивает, — без запинки ответил я, хотя предпочел бы, чтобы она провела ночь в моей спальне.

Я проглотил пару болеутоляющих таблеток, что­бы унять головную боль, а потом мы с Каролиной на такси отправились в Кентфорд, взглянуть на мой автомобиль.

Как мне и сказали по телефону, его состояние оставляло желать лучшего. Собственно, если бы мне не показали, какой из разбитых автомобилей мой, я бы его и не узнал. Прежде всего, отсутствовала крыша.

—  Что случилось с крышей? — спросил я одного из сотрудников компании, которая занималась транспортировкой и хранением поврежденных в ав­томобильных авариях машин.

—  Пожарники срезали крышу, чтобы вызволить водителя из кабины, — ответил мужчина. — Когда я приехал за автомобилем, он лежал на боку, уже без крыши. Должно быть, она до сих пор валяется в кю­вете.

Значения это не имело. Я понимал, что мой «Гольф» восстановлению не подлежит, даже если бы крыша и осталась на месте. Переднее крыло оторва­ло, колесо развернуло под неестественным углом. Обе дверцы с пассажирской стороны смяло. Должно быть, это случилось, когда я столкнулся с автобусом. А другому борту досталось, когда автомобиль пере­вернулся.

—  Кто-нибудь его осматривал? — спросил я.

—  Насколько мне известно, нет, но он находится здесь со вчерашнего утра, и я его не охраняю.

«Здесь» — в смысле у стены мастерской, за двумя эвакуаторами.

—  Я сидел за рулем, — сообщил я мужчине.

—  Вот это да! Как же вам повезло! На месте ава­рии я подумал, что водителя увезут в морг.

—  Почему?

—   Пожарники и медики очень уж долго достава­ли вас из кабины. Обычно это дурной знак. Надели вам на шею корсет. Выглядели вы труп трупом, до­ложу я вам. Не шевелились. Я и решил, что вы умерли.

—  Благодарю, — саркастически ответил я.

—  Нет, я рад, что вы не умерли. Мне так проще.

—  Почему?

—  Если водитель погибает, мне приходится дер­жать эту покореженную груду металла до приезда полицейских следователей, а они никогда не торо­пятся. А раз вы живы, я могу вывезти разбитый ав­томобиль на свалку, как только его осмотрит страхо­вой агент. Опять же, — тут он улыбнулся, — раз уж вы живы, я могу послать вам счет на оплату эвакуа­ции вашего автомобиля с места аварии.

—  Я думаю, столкновение произошло, потому что у меня отказали тормоза, — сказал я. — Можно мне на них взглянуть?

—  Пожалуйста, это ваш автомобиль. — Он по­вернулся, чтобы уйти. — У меня много работы.

—  Нет, — остановил я его. — Я не знаю, куда смотреть. Может, вы мне покажете?

—  Вам за это придется заплатить.

—  Хорошо, — кивнул я. — Сколько?

—  Ставки у нас почасовые.

—  Вы сможете показать мне, куда нужно смот­реть, прямо сейчас? — спросил я. — Раз уж я здесь?

—  Пожалуй.

—  Тогда договорились. Плачу по вашим ставкам.

Он провел двадцать минут, осматривая то, что осталось от моего автомобиля, но с однозначным выводом не получилось.

—  Возможно, виноваты тормоза, — наконец вы­нес он вердикт. — Трудно сказать.

Я заверил его, что, вне всяких сомнений, именно отказ тормозной системы стал причиной аварии.

—  Если вы так уверены, что виноваты тормоза, тогда чего вы привели меня к этому автомобилю?

—  Я хочу знать, не повредил ли кто тормозную систему.

—  А зачем? — Он уставился на меня.

—  Не знаю. Хочу, чтобы вы мне сказали.

—  Вот это да! — повторил он и вновь повернулся к моему автомобилю. — Посмотрите сюда. — Я на­клонился, посмотрел, как он и предложил, на пере­плетенье металлических трубок и рычагов. — Тор­мозная система в этом старом «Гольфе» чисто гид­равлическая, без усилителя. — Я кивнул. И так знал об этом. — Нажимая на педаль, вы вдавливаете пор­шень в цилиндр. — Он указал на металлическую трубу диаметром в дюйм и длиной дюйма в полто­ра. — Поршень давит на тормозную жидкость в трубках, идущих к колесам, и давлением тормозные колодки прижимаются к дискам. Колеса замедляют вращение. Скорость автомобиля уменьшается.

—  Как велосипедный тормоз? — спросил я.

—   Не совсем. На велосипеде от ручки тормоза провод тянется к рычагу, который сжимает колодки. В автомобиле давление передается по заполненным жидкостью трубкам.

—  Понимаю. — Но я сомневался, что сумел во всем разобраться. — А что вызывает отказ тормоз­ной системы?

—  Тормоза откажут, если в трубках вместо жид­кости окажется воздух. Тогда, нажимая на педаль, вы просто сожмете воздух, а тормоза не сработа­ют. — Он заметил мой вопросительный взгляд. — Видите ли, тормозная жидкость, в отличие от возду­ха, не сжимается.

Я кивнул. Знал это из школьного курса физики.

—  То есть, чтобы вывести из строя тормозную систему, достаточно добавить в трубки воздуха?

—  Да, — кивнул мужчина, — но это не так про­сто. Во-первых, на этом автомобиле две тормозные системы, поэтому, если одна выйдет из строя, вто­рая сработает.

—  Когда я нажимал на педаль, тормоза не реаги­ровали.

— Должно быть, воздух попал в главный ци­линдр. Необычно, но однажды мне пришлось столк­нуться с такой ситуацией. Причиной стала разгерме­тизация трубки, ведущей от резервного бачка к глав­ному цилиндру.

Я его уже не понимал.

—  Вы можете сказать, что это сделано умыш­ленно?

—  Даже не знаю. Возможно. Разъемы затянуты, следовательно, злоумышленнику пришлось проби­вать дыру в трубке. — Он указал на трубку, о кото­рой шла речь. — Для этого требовалось согнуть и ра­зогнуть ее несколько раз, пока металл не треснул бы от усталости. Вы знаете, так сгибают и разгибают проволоку, чтобы отломить кусок.

—  При этом тормоза откажут сразу? — спросил я.

—   Необязательно. Потребуется время, пока воз­дух из трубки попадет в главный цилиндр. Без не­скольких энергичных нажатий на педаль тормоза не обойтись.

Я подумал о том, что именно этим и занимался по пути домой со станции Кембридж.

—  Можете вы сказать, что трубку повредили?

Он вновь всмотрелся в переплетенье трубок.

Среди которых, как мне показалось, целых не оста­лось.

—  Все поломано. И сейчас невозможно опреде­лить, когда, при аварии или до нее.

—  Может, полицейские следователи смогут это установить?

Он, похоже, обиделся за недооценку его компе­тенции.

—  По этому месиву никто не сможет сказать, ко­гда повредили трубку, — с негодованием ответил мужчина.

Полностью я с этим выводом не согласился, но решил, что сейчас говорить такое не следует. Запла­тил наличными за те полчаса, которые он на нас по­тратил, и по мобильнику вызвал такси.

—  У вас есть ключи от моего автомобиля? — спросил я мужчину.

—  Нет, приятель. Никогда их не видел. Думал, они в замке зажигания.

Но их там не было. Я уже успел посмотреть.

—  Неважно. Толку от них все равно никакого. — Но они висели на серебряном брелоке. Мать пода­рила мне его на двадцать первый день рождения.

—  Могу я отправить это разбитое корыто на свалку? — спросил мужчина.

—  Пока нет. Подождите, пока его осмотрит стра­ховой агент.

—  Хорошо, — кивнул он. — Но не забывайте, что за хранение платите вы.

Меня это даже не удивило.

* * *

—   Определенности маловато, — заметила Каро­лина. Мы возвращались на такси в Ньюмаркет. — Какие планы теперь?

—  Вернуться домой. Ужасно себя чувствую.

Мы и вернулись, но по дороге заглянули в су­пермаркет. Я остался в такси, а Каролина купила все необходимое для ужина, включая бутылку красного вина. Я точно знал, что болеутоляющие таблетки не очень-то совместимы с алкоголем, но кого это вол­новало?

Лежал на диване, предоставив отдых гудящей го­лове, пока Каролина хлопотала на кухне. Раз или два она приходила, чтобы присесть рядом, но быст­ро поднималась и уходила.

—  Расслабься, — предложил я ей. — Я тебя не съем.

Она вздохнула.

—  Не в этом дело. Не нахожу себе места, потому что рядом нет моего альта. Обычно я репетирую два часа в день, даже если вечером нет выступления. А с позавчерашнего дня я не сыграла ни ноты, вот и на­чалась ломка. Мне нужда доза.

— У меня то же самое с готовкой. Иногда возни­кает желание встать к плите, даже если есть некому. В морозильниках ресторана полно блюд, которые я когда-нибудь собираюсь съесть.

—  Жаль, что тут нет ни одного.

—  Я могу позвонить, и нам что-нибудь привезут.

—  Нет. — Она улыбнулась. — Я готова рискнуть и приготовить для повара. Опять же, лучше не упо­минать про меня твоим сотрудникам.

—  Почему?

—  Они могут неправильно понять.

—  И что именно они могут неправильно понять?

—  Ну, не знаю. Если им станет известно, что я остаюсь здесь, они могут прийти к неправильным выводам.

Такой ход разговора мне определенно не нравил­ся. Глубокий анализ полезен далеко не всегда. Чис­тое чувство прошлой ночи могло не выдержать груза здравого смысла и раздумий о последствиях.

—  А что ты играешь, когда репетируешь? — спросил я, чтобы сменить тему.

—  В основном тренирую пальцы. Такое зануд­ство.

—  Как гаммы? — Я вспомнил, как в детстве меня учили играть на пианино. До чего же я ненавидел гаммы!

—  Точно. Но я играю и произведения. Только гаммы могут свести с ума любого, даже профессио­нального музыканта.

—  И какое у тебя любимое произведение?

—  «Концерт для скрипки в соль-мажоре» Баха. Но, разумеется, я играю его на альте.

—  Но звучание получается неправильным?

Каролина рассмеялась.

—  Нет, нет. Звучание правильное. Возьмем пес­ню «Йестэдей», ты знаешь, «Битлс». Ее можно иг­рать на пианино, гитаре, скрипке, на чем угодно. Всегда будет звучать как «Йестэдей», не так ли?

—  Пожалуй. — И я начал напевать мелодию.

Посмотрел на часы. Почти шесть. Солнце еще не закатывалось, но уже достаточно далеко ушло от зе­нита. Я откупорил бутылку, мы сидели и пили вино, довольные компанией друг друга.

Каролина приготовила семгу с петрушечным со­усом, молодым картофелем и салатом. Все было вос­хитительно. После обеда мы посмотрели по телеви­зору сатирическую новостную программу. Как се­мейная пара.

В полном соответствии со своим планом ночь Каролина провела не в моей спальне.

Как, впрочем, и я.