Большую часть вечера Тоби провел, страница за страницей просматривая аукционный каталог. Из полутора тысяч лошадей шестьдесят восемь принад­лежали «Хос импорт», и все они были кобылами, как уже давшими потомство, так и еще не рожав­шими.

Этот аукцион был один из одиннадцати, ежегод­но проводившихся в Ньюмаркете. Такие же крупные аукционы проводились в Донкастере. А еще и в Ир­ландии, да и вообще по всему миру. Лошадей поку­пали и безо всяких аукционов, по предварительным заказам. Мировая торговля лошадьми процветала. Сотни и сотни транспортных самолетов с ними ле­тали по всему миру, принося миллионы.

Пока Тоби изучал каталог, мы с Каролиной си­дели перед компьютером и разбирались с «Хос им­порт, лтд.» на сайте «Компанис хаус». Как выяс­нилось, «Хос импорт» — английская компания, до­чернее предприятие голландской. Годовой оборот компании составлял десятки миллионов фунтов, но, похоже, «Хос импорт» имела обязательства перед материнской компанией, равные всей получаемой прибыли, соответственно, прибыль равнялась нулю, и в Англии «Хос импорт» налогов не платила. Я не знал, как много лошадей продавала она ежегодно, но если каждая продавалась, как говорил Тоби, по разумной цене, получалось, что их количество выра­жалось четырехзначным числом. Конечно же, воз­никал вопрос, у всех ли была матка и все ли прибы­вали в Соединенное Королевство с тремя наполнен­ными наркотиками шарами. И мы говорили только о лошадях, доставленных в Англию. Я точно знал, что он поставлял лошадей в Соединенные Штаты, и подозревал, что в родную ему Россию тоже, хотя бы в свой клуб поло. Куда еще, оставалось только дога­дываться. Да и хватило бы для этого кобыл во всей Южной Америке?

Я попытался найти материнскую компанию че­рез голландский сектор Интернета, но без особого успеха. Но практически не сомневался, что у гол­ландской компании будет своя материнская компа­ния, и так далее, а матриарх всех этих компаний окажется в какой-нибудь офшорной зоне, скажем, на Антильских островах, где корпорациям нет нуж­ды платить налоги. Бернард перед отъездом в Лон­дон произнес короткую, но интересную речь.

— Одна из главных проблем для торговцев нар­котиками — что делать с огромным количеством на­личных денег. Сегодня правительства поумнели и активно используют методы борьбы с их отмывани­ем. Вы знаете, как сложно открыть банковский счет? Потому что банкиров интересует не только кто вы, но и доказательства того, что средства на ваших счетах получены легальным путем и с них выплаче­ны все налоги. В наши дни нет никакой возможно­сти покупать за наличные что-то дорогое, скажем, автомобили или дома. Даже букмекеры больше не принимают больших ставок наличными и, уж ко­нечно, не будут рассчитываться с вами купюрами, если вы выиграете. Деньги поступят или на банков­ский счет, или на кредитную карточку. Так что на­личные — проблема. Конечно, если речь идет не о нескольких сотнях или даже тысячах фунтов. Такие деньги потратить легко. Но если этой наличности миллионы? Вы не можете купить роскошную яхту для средиземноморских круизов, выложив на стол чемоданы денег. Продавец ваши деньги не возьмет. Потому что столкнется с той же проблемой.

—  А нельзя отвезти эти чемоданы на Каймановы острова или куда-то еще и там положить на банков­ский счет? — спросил я.

—  Никогда, — отчеканил он. — Открыть банков­ский счет на Каймановых островах еще сложнее, чем здесь. Они выполняют все правила, установлен­ные как Соединенными Штатами, так и Европей­ским Союзом.

— Но я думал, что эти острова — офшорная зо­на, которая используется для ухода от налогов. И как на это смотрят Штаты и Европа?

—  Если офшорная зона не выполняет определен­ных правил, США запрещают своим гражданам бы­вать там. Как, например, на Кубе. Каймановы ост­рова живут за счет туристической индустрии, и практически все туристы — из Соединенных Шта­тов, большинство прибывает на круизных лайнерах.

Я бродил по Сети и думал, как бы поступил с миллионами фунтов наличными, окажись на месте Комарова.

—  Допустим, — я рассуждал вслух, — он направ­ляет наличные обратно в Южную Америку вместе с пустыми шарами. Таможню уходящие деньги не волнуют. Она стремится не пропустить в страну нар­котики.

—  А какой смысл? Бернард же сказал, что ты не сможешь перевести сюда крупные суммы из Южной Америки, предварительно не доказав, что это не наркоденьги.

—  Я знаю. Но ведь их переводить назад необяза­тельно. Как насчет того, чтобы использовать налич­ные на покупку лошадей и наркотиков?

Каролина смотрела на меня, открыв рот.

—   Никто и бровью не поведет, если за одну или две не особо дорогие лошади в Аргентине, Уругвае или Колумбии заплатят наличными. Готов спорить, Комаров связан с сотнями лошадиных ферм, хозяе­ва которых регулярно поставляют ему выращенных животных, получая за это наличные. То есть при­быль от наркоторговли отправляется в Южную Аме­рику в виде наличных, чтобы покупать новых и но­вых кобыл и привозить в Европу и Америку новые партии наркотиков. Такой самоподдерживающийся цикл. Помнишь, Тоби сомневался, что продажа ло­шадей дает приличную прибыль. Она и не должна давать. Комаров продает лошадей не для получения прибыли. Это прачечная для отмывания денег. На выходе он получает легитимные деньги от легитим­ной продажи лошадей на престижном ньюмаркетском аукционе, где в мистере Комарове видят столп общества и, без сомнения, его принимают с распро­стертыми объятьями и с шампанским, поскольку на каждый аукцион он привозит по шестьдесят восемь лошадей.

—  Но мы же не знаем наверняка, что он контра­бандой перевозит наркотики, — указала Каролина.

—  Что он перевозит контрабандой, значения не имеет. Может, есть и что-то другое, не менее цен­ное, что можно положить в эти шары. Главное, что­бы нашелся покупатель. Это могут быть компьютер­ные чипы, взрывчатые вещества, даже радиоактив­ные материалы.

—  А лошадям они не повредят? — спросила она.

—  Нет, если это источники альфа-частиц, — от­ветил я. — Альфа-частицы можно остановить лис­том бумаги, так что металлическая оболочка надеж­но защитит лошадей. Но они смертельно опасны, если попадают в тело без защиты. Помнишь этого шпиона, бывшего кагэбэшника, которого убили в Лондоне с помощью полония-210? Это вещество — источник альфа-частиц, и его контрабандой ввезли сюда из России или из другой страны Восточной Ев­ропы. Эти металлические шары легко могут исполь­зоваться для перевозки полония-210, и лошади не будет причинено никакого вреда.

Каролина содрогнулась:

—  Это пугает.

—  Безусловно.

—  Но, конечно же, шары видны на мониторе, когда лошадей просвечивают рентгеном.

—   Полагаю, что да. Да только лошадей рентге­ном не просвечивают. Рентгеновские лучи могут по­вредить эмбриону, а многие лошади транспортиру­ются уже беременными. Это слишком опасно.

—   Но, — Каролина улыбнулась, — если кто-то анонимно шепнет таможне Ее Величества, что ло­шадей мистера Комарова, которых доставит в Анг­лию следующий большой транспортный самолет, следует просветить рентгеном, тогда мистер Кома­ров может оказаться в очень щекотливой ситуации, если вообще не за решеткой.

Я ее поцеловал. Идеальное решение.

—   Но вот чего я не понимаю, — продолжила Ка­ролина. — Почему Комаров взорвал ложу на иппо­дроме Ньюмаркета? Это же глупо и опасно.

—  Может, хотел кого-то наказать?

—  Кого и за что?

—   Может, Ролф Шуман не заплатил Комарову положенные деньги. — Я задумался. — Может, ис­пользовал наличные, полученные от продажи нарко­тиков и лошадей, на поддержку хиреющего трактор­ного производства. Может, этим взрывом Комаров предупреждал своих компаньонов в других странах, что настроен он серьезно и не потерпит попыток об­воровать его.

—  Ты хочешь сказать, что Комаров убил невин­ных людей, чтобы послать кому-то предупрежде­ние? — удивилась она.

—  Невинные люди Комарову безразличны. Нар­котики убивают невинных людей каждый день, так или иначе.

* * *

Утром Тоби пребывал в мрачном настроении. За завтраком рявкал на детей, в присутствии всех руг­нулся на собаку. Был сам не свой.

В шесть утра он провел первую тренировку ло­шадей. Необычно теплый май это позволял. Между первой и второй тренировками семья завтракала, а потом трое детей загрузились в автомобиль, и Салли повезла их в школу.

—  До свидания, дядя Макс! — прокричали они мне на прощание и отбыли.

Каролину я оставил досыпать, а сам заставил се­бя выбраться из кровати и спуститься вниз только потому, что считал себя виноватым: прошлым вече­ром не уделил детям достаточно внимания.

Вернувшись на кухню, я нашел Тоби за столом. Он вроде бы читал «Рейсинг пост», но, очевидно, не мог сосредоточиться, потому что я заметил, как он трижды начинал читать одну статью.

—  Что случилось? — спросил я, подсаживаясь к столу с кружкой кофе.

—  Ничего. — Он предпринял четвертую попытку прочитать статью.

—  Нет, случилось. — Я протянул руку и отобрал у него газету. — Признавайся.

Он посмотрел на меня.

—  Вчера мы с Салли поссорились.

—  Понятно. — Я заметил, что Салли весь завтрак дулась. — На какой предмет?

—  Не имеет значения. — Он поднялся.

—  Тогда все ясно. Из-за меня.

—  Я же сказал, не имеет значения.

—  Значит, из-за меня. Рассказывай.

Он не ответил. Повернулся к двери, чтобы вер­нуться к лошадям.

—  Тоби, — я почти кричал, — ради бога, в чем дело?!

Он остановился, но не повернулся ко мне ли­цом.

—  Салли хочет, чтобы ты уехал этим утром. — Теперь он посмотрел на меня. — Она встревожена и испугана. Ты понимаешь, за детей.

—   И это все? — Я улыбнулся. — Мы уедем, как только соберем вещи.

—   В этом нет необходимости, — заверил он ме­ня. — Я сказал свое слово. Ты мой брат, и кто помо­жет тебе в беде, если не я? Хорошим бы я был бра­том, если бы выгнал тебя из своего дома!

Я понимал, что те же слова он говорил и Салли.

—  Все нормально. Она права. Возможно, мне не стоило приезжать сюда. — Но я не жалел, что прие­хал. Тоби оправдал мои надежды. Его знания лоша­дей очень мне помогли.

—  Но куда ты пойдешь? — спросил он.

—  Куда-нибудь еще, — ответил я. Решил, что ему лучше и не знать. — Мы уедем до того, как ты вернешься со второй тренировки. И поблагодари Салли от меня. За то, что приняла нас.

Вот тут Тоби меня удивил. Подошел и крепко обнял.

—  Будь осторожен, — шепнул он мне на ухо. — Мне не хотелось бы потерять тебя.

Он отпустил меня, на лице отразилось смуще­ние, он повернулся и вышел из дома, более не ска­зав ни слова. Может, эмоции и его лишили дара ре­чи. Меня точно лишили.

* * *

Вещи мы с Каролиной собрали к половине деся­того. Она не обрадовалась, когда я вытащил ее из глубокого сна, но особо и не протестовала.

—  Куда едем? — спросила она, едва мы выкати­лись за ворота.

—  А что ты можешь предложить?

—  Что-нибудь с большой мягкой кроватью. — Она сладко зевнула, откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.

Я подумал о коттедже матери, который находил­ся чуть дальше по дороге. Ключа у меня не было, но я знал, как и все жители Ист-Хендреда, что запас­ной ключ хранится под горшком с геранью, стоя­щим слева от двери черного хода. От этого варианта я отказался. Еще улетая в Чикаго, я решил, что ма­тери оставаться дома слишком рискованно. И те­перь, пожалуй, едва ли ее дом мог стать убежищем для меня и Каролины.

Какое-то время я ехал наобум по дорогам, кото­рые знал с детства. Может, это мое сознание пола­гало, что я еду наобум, тогда как подсознание це­ленаправленно вело меня от Ист-Хендреда к распо­ложенному в двенадцати милях отелю, из окон которого открывался вид на Темзу. Когда-то давно отель этот принадлежал дальней овдовевшей родст­веннице матери, и именно здесь пробудилась моя страсть к готовке.

Заведение разительно изменилось за прошедшие шесть лет. Элегантной гостиницы шестнадцатого ве­ка с рестораном, которую я помнил, больше не бы­ло. Появилась новенькая, из стекла и бетона, при­стройка двадцатого века, расположившаяся ближе к реке, на лужайке. В ресторане вдоль одной из стен протянулась длинная барная стойка, а из еды теперь предлагались исключительно закуски.

Каролина, альт и я устроились за одним из сто­ликов под березами. Раньше под ногами росла тра­ва, теперь ее заменили каменные плитки внутренне­го дворика. Каролина объяснила, что альт оставлять в автомобиле нельзя: он слишком дорого стоит. До­бавила, что без него чувствует себя как-то неуютно. Утешало лишь одно: альт оставался в футляре.

Для крепких напитков время было слишком уж раннее, поэтому мы с Каролиной заказали кофе. Альт просто лежал на стуле. Я не узнал ни бармена, который выполнял заказ, ни официантку, которая принесла кофе. Возникло ощущение, что из той сча­стливой команды, которая работала здесь шестью годами раньше, никого не осталось. Что не измени­лось, так это вид на шестиарочный старинный ка­менный мост, переброшенный через реку, журчание воды и спокойствие мамы-утки, возглавляющей процессию из шести крошечных утят.

—   Прекрасное место. — Каролина все оглядыва­лась. — Ты здесь уже бывал?

—  Тут я научился готовить.

—   Правда? — В голосе слышалось удивление. Пока я заказывал кофе, она успела заглянуть в меню.

—  Теперь все изменилось. Раньше место бара за­нимал ресторан. Грустно это видеть, но заведение сделало шаг назад. Сеть отелей, которая его приоб­рела, заинтересована в увеличении продажи пива, а не в хорошей кухне.

—  Так почему мы сюда приехали?

—  Не знаю, — честно ответил я. — Наверное, хо­телось найти спокойное местечко, чтобы подумать, составить планы на будущее.

—  И каков твой план? — с интересом спросила Каролина.

—  Тоже не знаю. Но сначала хочу кое-кому по­звонить.

Я включил мобильник и позвонил в фирму про­ката автомобилей в Ньюмаркете. Нет проблем, ска­зали мне, держите «Мондео», сколько хотите. Взяли необходимые сведения по кредитной карточке и предупредили, что снимать деньги будут каждую не­делю. Я согласился и отключил связь.

И тут же мобильник зазвонил у меня в руке. Да­ла о себе знать голосовая почта.

—  У вас шесть новых сообщений, — сообщил мне механический голос, а потом прокрутил их мне. Первое пришло от Клер Хардинг, редактора отдела новостей, которая поблагодарила меня за обед, ос­тальные — от Карла. Он раз за разом повторял, что ему нужно поговорить со мной. И с каждым сооб­щением отчаяния в его голосе только прибавлялось.

Я ему позвонил. Он страшно обрадовался моему звонку, а вот мне его слова пришлись не по вкусу.

—  Ты должен вернуться. Срочно. — Похоже, по­сле нашего последнего разговора в субботу ситуация катастрофически ухудшилась.

—  В чем дело? — озабоченно спросил я. Карл не впадал в панику по пустякам.

—   Мне пришлось уволить Оскара. Гэри поймал его в твоем кабинете. Он рылся в бумагах на столе. Да еще пропали деньги. Мелочь, но все же. Оскар все отрицал. С другой стороны, это и естественно, не так ли? Но это только половина дела. На кухне он цапался с Гэри всю прошлую неделю. А в субботу они устроили шумную ссору. В какой-то момент я подумал, что Оскар проткнет Гэри рыбным филетиром.

Рыбный филетир — очень острый, очень тонкий кухонный нож с лезвием длиной в восемь дюймов. Удар рыбным филетиром, скорее всего, привел бы к летальному исходу. И я только порадовался, что Ос­кара уволили.

—  Но вы с Гэри сможете продержаться несколь­ко дней без меня.

—   Мы бы смогли, но Гэри подхватил гребаную ветрянку, и доктор велел ему оставаться в постели десять гребаных дней.

—   Разве ты не можешь найти другого повара че­рез агентство по найму? — спросил я.

—  Я пытался. Но они дуются на меня из-за Ос­кара. Говорят, что мы поступили с ним несправед­ливо. Можешь ты такое себе представить? Да он мог нас всех поубивать!

—  Помимо этого, все в порядке? — спросил я.

—   Не совсем. — Я уже пожалел, что задал по­следний вопрос. — Джин хочет знать, когда мы най­дем замену Луизе. Говорит, что у нее слишком мно­го работы в зале. Я предложил ей заткнуться или выметаться отсюда. Так что она тоже на меня ду­ется.

Меня это не удивило. Работа с людьми не отно­силась к сильным сторонам Карла.

— Ясно. Теперь все?

—  Нет. Яцек хочет, чтобы ему повысили жалова­нье. Говорит, что другой кухонный рабочий получа­ет больше, чем он, и это несправедливо. — Я поду­мал, что Яцек быстро усваивает английский язык, если сумел объясниться с Карлом. — Я и ему пред­ложил заткнуться или выметаться отсюда. Он все еще здесь, и я решил, что он предпочел заткнуться. Но когда ты вернешься?

По всему выходило, что возвращаться следовало как можно быстрее, иначе мой ресторан ждала ката­строфа.

—  Я позвоню тебе позже и дам знать.

—  Пожалуйста, возвращайся скорее, — взмолил­ся он. — Я не знаю, как долго мне удастся продер­жаться. — Голос звенел от паники.

—  Я же сказал, позвоню позже. — И разорвал связь.

—  Проблемы? — спросила Каролина, которая слышала только меня.

—   Без капитана корабль напоролся на рифы. Од­ного из поваров уволили, потому что он едва не пырнул другого ножом, а этот другой заболел вет­рянкой. Карл, мой заместитель, остался в одиноче­стве: Джулия, которая приготовляла холодные блю­да, у плиты помочь ему не могла.

—  Он может справиться один?

—  Скорее нет, чем да, — ответил я. — При усло­вии, что ресторан заполнится больше чем наполо­вину.

—  А он заполнится?

—  Я не спрашивал. Но надеюсь на это. И если сегодня не заполнится, то к концу недели — обяза­тельно. Это еще не все. Карл сцепился с некоторы­ми из сотрудников, и я могу представить себе, какая там напряженная обстановка. Все ждут, что я вер­нусь до того, как нарыв лопнет, и чем дольше я буду отсутствовать, тем хуже будут последствия.

—  Тогда ты должен вернуться немедленно, — твердо заявила Каролина.

—  С одной рукой пользы от меня будет немно­го. — Я поднял правую, загипсованную руку.

—  Даже однорукий Макс Мортон будет получше многих.

Я улыбнулся.

—   Но не опасно ли это? Может, кто-то хочет, чтобы я вернулся.

—  Кто? — спросила она. — Комаров?

—  Возможно. Или Карл.

—  Карл? Ты не доверяешь своему заместителю?

—  Я не знаю, кому могу доверять. — Задумав­шись, я смотрел на катер, который как раз проплыл под мостом. На крыше кабины загорали белокожие мужчина и женщина. — Нет, пожалуй, как раз Кар­лу я доверяю.

—  Вот и славно. Тогда мы возвращаемся в Ньюмаркет и спасаем твой ресторан. Но о нашем возвра­щении заранее мы никому не скажем, даже Карлу.

* * *

Каролина взяла альт с собой на прогулку по бе­регу реки, тогда как я с мобильником остался за сто­ликом под березой. Я слышал, что она играет, пока звонил матери, чтобы убедиться, что у нее все хоро­шо, а потом в Столичную полицию, точнее в Специ­альную службу.

—  Могу я поговорить с детективом-инспектором Тернером? — спросил я.

—   Оставайтесь на линии, — ответил мне жен­ский голос. Командным тоном. После паузы я услы­шал: — Детектив-инспектор Тернер свободен от службы до двух часов дня.

Я оставил сообщение с просьбой сразу же пере­звонить мне. По срочному делу. Мне пообещали, что мое сообщение обязательно ему передадут. Я за­дался вопросом: а может, переговорить с кем-то еще? Но детектив-инспектор Тернер меня знал, а потому не отмахнулся бы от моей информации.

Каролина еще минут сорок ходила вдоль берега и играла, а потом вернулась, раскрасневшаяся, улы­бающаяся, счастливая.

—  Как же мне хорошо. — Она села, а я завистью посмотрел на альт. Очень уж мне хотелось, чтобы именно моими стараниями Каролина пришла в та­кое благостное настроение.

—  Разве тебе не нужны ноты? — спросил я.

—  Нет, для этого произведения — нет. Я слиш­ком хорошо его знаю. Просто хотела убедиться, что мои пальцы помнят его, как и голова.

—  Я думал, оркестранты всегда пользуются нота­ми. Перед ними всегда стоят пюпитры, я их видел.

—  Да, мы ими пользуемся. Но солисты обычно обходятся без них, да и вообще ноты скорее шпар­галка, которая нужна на всякий пожарный случай, чем необходимость. — Она с такой нежностью уло­жила альт в футляр. — Останемся здесь на ленч?

—     Нет. Я бы предпочел уехать. Уже прошло больше часа с того момента, как я первый раз вос­пользовался мобильником, так что нам пора дви­гаться дальше. — А еще я подумал, что здешняя еда выглядела очень уж неаппетитной.

—   Кто-то может определить местонахождение человека по звонку с его мобильника? — спросила она.

—  Я знаю, что полиция может, — ответил я. — Такая информация есть у сотового оператора. Я слы­шал об этом по телевизору. Не хочу рисковать, на случай, если Комаров платит кому-то в телефонной компании.

—  Ты хочешь вернуться в Ньюмаркет? — спроси­ла Каролина.

—  Да и нет. Разумеется, я хочу вернуться в «Тор­бу» и снять все проблемы, но, должен признать, бо­юсь.

—  Ехать тебе необязательно, знаешь ли.

—   Не могу же я прятаться вечно. Все равно воз­вращаться придется. Я оставил сообщение для со­трудника Специальной службы. Когда он мне позво­нит, я ему все расскажу и попрошу о защите. Все бу­дет хорошо.

На ленч мы остановились к северу от Оксфорда, выбрали столик на открытой веранде паба под ярко-красным солнцезащитным зонтом, и наш очень вкусный суп с брокколи из зеленого вдруг стал розо­вым. Чем ближе мы подъезжали к Ньюмаркету, тем больше я нервничал, а когда прибыли в город, около шести часов, почувствовал себя совершенно поте­рянным, как вытащенная из воды рыба. От моего дома остались только закопченные стены да куча зо­лы, мимо которых я медленно проехал вперед и на­зад, давая Каролине возможность хорошенько рас­смотреть пепелище.

—  Ох, Макс! — вырвалось у нее после второго захода. — Мне так жаль.

— Я всегда могу его отстроить, — ответил я.

Но этот маленький коттедж был единственным домом, который принадлежал мне, и я ясно и отчет­ливо помнил радостное волнение, которое испыты­вал тем июльским днем, почти шесть лет тому назад, когда въехал в коттедж, заглядывал во все шкафы и буфеты, слушал звуки, которые, охлаждаясь, издавал дом, нагретый за день солнечными лучами. Его по­строили из местного камня в конце восемнадцатого столетия, и, хотя право собственности принадлежа­ло мне, я всегда рассматривал себя временным жильцом в бесконечной жизни этого дома. Но те­перь жизнь эту оборвали пожаром. Здесь произошло убийство, не человеческого существа, но все равно члена моей семьи. От дома остался молчаливый труп. Вернулась бы его душа после восстановления? Может, пришло время, погоревав об утрате, дви­нуться дальше?

—  И где мы сегодня будем спать? — спросила Каролина, когда я наконец уехал от пожарища.

—  Помнишь, как в самом начале, приглашая те­бя в Ньюмаркет, я обещал тебе ночь в отеле «Бед­форд лодж»? Тогда наши планы порушила автомо­бильная авария. Так вот, дорогая, теперь ты все-та­ки проведешь ночь в лучшем отеле Ньюмаркета.

— Для меня это честь.

—  Только постарайся не привыкнуть к тамошней роскоши. Номер у них только на эту ночь. На завтра все занято.

—  Завтра вечером я должна быть в Лондоне.

Я этого не забыл.

Сказать, что Карл обрадовался моему появле­нию, — значит ничего не сказать. Он буквально за­плакал, когда я вошел на кухню «Торбы» в семь ча­сов вечера.

—  Слава богу! — воскликнул он.

—  Пользы от меня будет немного. — Я постучал по гипсу на правой руке.

—  А что с тобой случилось? — Его плечи поник­ли. Радость быстро сменилась разочарованием.

—  Упал и сломал кисть. Глупо, конечно. Но я все-таки смогу хоть немного помочь.

—  Хорошо. — Толика радости возвратилась.

Я не могу сказать, что обстановка на кухне вер­нулась в нормальное русло, но с семьюдесятью дву­мя заказами мы справились. Я решил не выходить в обеденный зал, потому что не хотел, чтобы меня увидели посетители. Сотрудники, само собой, виде­ли, но я попросил их никому об этом не говорить. Показал гипс и объяснил, что врач запретил мне по­являться на работе и я не хочу, чтобы ему стало из­вестно о моем непослушании. Они многозначитель­но улыбались мне и обещали хранить сей факт в секрете. Но мог ли я им в этом доверять?

Наконец запарка закончилась, и у нас появилась возможность присесть. Прошло почти две недели с того дня, когда я так интенсивно трудился, поэтому сил у меня практически не осталось. Я просто плюх­нулся на стул в своем кабинете.

—  Даже не представляла себе, что на кухне так жарко, — призналась Каролина.

Весь вечер она постоянно что-то с себя снимала, пока не подошла к предельной черте: если б сняла что-то еще, перешагнула бы рамки приличия. Мар­гарита, громкоголосая повариха дальней родствен­ницы моей матери, моя первая учительница по час­ти готовки, обычно стояла у плиты в трусах под бе­лым халатом из тонкой хлопчатобумажной ткани, какие носят врачи.

—  Тебе бы попасть на кухню в жаркий июньский день.

Карл вошел в кабинет с тремя стаканами пива, которые принес из бара.

—  Не возражаете? — спросил он, протягивая один Каролине.

—  С удовольствием.

— Хотите получить у нас работу? — Выглядел он, как заключенный, только что узнавший о помилова­нии. С семьюдесятью двумя обедами один он бы не справился, во всяком случае, не смог бы пригото­вить их на должном уровне.

—  Работа у меня есть, — ответила Каролина. — Правда, я могу ее потерять, если и дальше не буду репетировать.

—  Репетировать? — переспросил Карл. — А что вы делаете?

В ответ Каролина потянулась к своему постоян­ному спутнику, альту, и достала его из футляра.

—  Тогда я знаю, кто вы! — внезапно воскликнул Карл. Посмотрел на меня. — Та самая сука, что по­дала на нас в суд. — Мы рассмеялись. Даже Кароли­на, та самая сука, рассмеялась.

—  Я посмотрю, что с этим можно сделать. Мо­жет, со мной уже рассчитались. — Она поднесла ко рту стакан пива, жадно выпила, оставив белую по­лоску пены на верхней губе, стерла рукой. Мы снова рассмеялись.

Я попытался дозвониться до детектива-инспек­тора Тернера. Уже в четвертый раз. И мне опять сказали, что его нет на месте. Я опять попросил ос­тавить ему сообщение, и у меня возникла мысль, что ему их не передают. Я сказал, на этот раз муж­скому голосу, что дело действительно срочное. «Мо­гу я помочь?» — осведомился мужчина. Я начал рас­сказывать ему о взрыве на ипподроме Ньюмаркета. Он предложил мне обратиться в полицию Суффол­ка, а не в Специальную службу. Я сказал, что опаса­юсь за свою жизнь, но не думаю, что он мне пове­рил. Повторил, что я должен связаться с местной полицией. Я так и сделал, попросил, чтобы меня со­единили со старшим на текущий момент офицером, и услышал в ответ, что инспектор отошел, но я могу оставить сообщение. Я вздохнул и сказал, что пере­звоню чуть позже.

Ричард вошел в кабинет, чтобы сообщить, что большинство посетителей отбыло, занят только один столик и за ним пьют кофе.

—  Миссис Кейли спрашивала о вас, — сказал он мне.

—  Кейли сегодня здесь? Они же бывают только по субботам.

—  Они приходили и вчера, — ответил Ричард. — Миссис Кейли говорит, что хочет поддержать ресто­ран в тяжелую минуту, после этого обеда с отравле­нием и всего прочего.

«Как хорошо, — подумал я. — Побольше бы мне таких клиентов, как Кейли».

Сотрудники в основном уже разошлись.

—  Ты, Карл, тоже можешь уходить. Я сам все за­крою. — Мне хотелось уйти последним, чтобы ни­кто не смог следить за нами. — Ричард, с последним столиком ты разберешься? — То есть проследит, что по счету уже заплачено, а после того, как посетители выпьют кофе, проводит их до двери.

—  Нет проблем, — заверил он меня.

—  Где вы остановились? — спросил Карл.

— Я забронировал номер в отеле.

—  В каком?

Мог ли я доверять Карлу?

—  В «Ратленд армс».

Я надеялся, что проверять он не будет. Мортон в списке гостей на эту ночь в отеле «Ратленд армс» не значился. Но, опять же, Мортон не значился и в гостевом списке «Бедфорд лодж». Я забронировал номер на фамилию Батчер.

—  Ладно, что-то я устал. — Карл встал. — До­мой — и спать.

Кабинет обычно использовался и для переодева­ния, но, несомненно из уважения к Каролине, Карл отправился переодеваться в мужской туалет. Я давно уже собирался сделать в ресторане настоящие разде­валки, с душем, но до этого никак не доходили ру­ки.

Каролина уперла альт в плечо и начала тихонько играть. Как же восхитительно она играла! Я во все глаза смотрел на нее, но играть она перестала.

—  Продолжай, — попросил я. — Это прекрасно.

— Я смущаюсь.

—  Не говори глупостей. Вечером в четверг на те­бя будут смотреть тысячи людей.

—  Там все будет по-другому. Они не будут сидеть в двух футах от моего носа.

Я отодвигал стул, пока нас не разделили как ми­нимум четыре фута.

—  Так лучше?

Она не ответила, но вновь прижала альт к плечу и заиграла.

Карл вошел в кабинет, уже переодевшись. Каро­лина опять перестала играть, он ей улыбнулся.

—   Кто-то оставил мобильник в мужском туале­те. — Он положил телефон на мой стол. — Растеря­ха. Завтра с утра этим займусь. Спокойной ночи. — И он повернулся, чтобы уйти.

—  Спокойной ночи, Карл, — попрощался с ним я. — Спасибо, что держал оборону.

—   Нет проблем. — И отбыл. В этот вечер я не смог заставить себя сказать ему, что он должен учиться работать с людьми. Решил, что этим лучше заняться утром.

—  Мы уходим? — спросила Каролина.

—  Скоро, — ответил я. — Подождем, пока Ри­чард закончит свои дела и уйдет.

На столе зазвонил забытый мобильник. Кароли­на и я посмотрели на него.

—  Алло, — ответил я, нажав на кнопку приема после четвертого звонка.

—  Алло. — Мужской голос. — Я думаю, это мой телефон.

—  Кто это? — спросил я.

—  Джордж Кейли, — ответил голос. — Это ты, Макс?

—  Да, Джордж. Вы оставили свой телефон в мужском туалете.

—  Я так и думал. По-дурацки все вышло. Изви­ни. Я вернусь и заберу его, если ты не возражаешь.

—  Разумеется, нет. Но мы уже заперлись, поэто­му постучите в парадную дверь.

Вошел Ричард, чтобы доложить, что последние посетители отбыли, и он тоже уходит.

—  Ой, — добавил он, оглянувшись у самой две­ри. — Яцек еще здесь, хочет с вами поговорить. Ждет на кухне.

—  Скажи ему, пусть идет домой. Я поговорю с ним утром.

—  Ладно. — Ричард замялся. — Я ему уже сказал, но он все равно хочет поговорить с вами.

—  Что ж, скажи ему еще раз. Пусть идет до­мой. — Не было у меня никакого желания оставать­ся на кухне один на один с Яцеком. Я не знал, мож­но ли ему доверять.

—  Хорошо, — кивнул Ричард. — Я ему скажу.

—  Когда он уйдет, скажи мне об этом, — попро­сил я. — И вот что еще, Ричард, убедись, что он уехал. — Я знал, что на работу и с работы Яцек ез­дит на велосипеде. — Проверь, взял ли он велоси­пед.

Ричард как-то странно на меня посмотрел, но кивнул и вышел.

В парадную дверь громко постучали. Я прошел в вестибюль между баром и обеденным залом. Из ок­на посмотрел на автомобильную стоянку. Как я и ожидал, у двери стоял Джордж Кейли. Его мобиль­ник я держал в руке.

Я отпер дверь, но распахнула ее нога не Джорд­жа Кейли. Меня отбросило назад. В дверном проеме возник другой мужчина. В руке он держал автомати­ческий пистолет, нацеленный мне между глаз. Я ре­шил, что это Питер Комаров.

—  Джордж говорит мне, что вас очень трудно убить, мистер Мортон. — И мужчина переступил порог.