Чарли, стоя под обжигающими струями воды, тер тело жесткой мочалкой. Кожа давно уже стала пурпурного оттенка, но он все равно продолжал тереть изо всех сил, словно смывая грязь, налипшую заскорузлой от чужой крови коркой. Безумное, дикое желание отмыться завладело всем его существом. Кое-где уже появились сочащиеся мелкими розовыми каплями ранки, но это лишь раззадоривало Чарли. Мышцы ныли, обожженное тело молило о пощаде.
Он бы, наверное, содрал с себя всю кожу, если бы не телефонный звонок. Нервный истошный «вопль» привел его в чувства.
Чарли закрыл воду, швырнул мочалку в ванну и, надев махровый халат, вышел на крышу своего пентхауза под ледяные порывы ветра. Они хлестали его, словно бичи, но он только улыбался. За спиной продолжал надрываться телефон, однако Чарли не стал снимать трубку. Зачем? Ему было известно, КТО это. ОНИ. Кто-то из троих горит желанием поинтересоваться, как дела.
Он ничего не станет рассказывать им. Ни про детское удивление, мелькнувшее в глазах Айрин, когда она поняла, что умирает, ни про его собственные злые слезы, когда он бережно нес ее мертвое тело к машине, шикарному красному с золотом «роллс-ройсу-кабриолету», ни о том, ЧТО он оставил в багажнике автомобиля на стоянке аэропорта Эль-Эй-Экс.
Для чего им знать об этом? Они поймут все, когда он напомнит им о чести. Чести семьи Прицци.
Ведь она обязательная для всех и никому не позволено нарушать ее. А пока…
Чарли подошел к наконец-то умолкнувшему телефону и набрал номер.
И на другом конце провода сняли трубку.
— Алло, Мэй? Это Чарли.
— Чарли! — обрадовалась она. — Знаешь, вернулась Конни.
— А чего ты так радуешься? — равнодушно поинтересовался он. — Она что, в космос слетала? Слушай. Давай сегодня поужинаем вместе.
— Поужинаем? — Мэй старательно изображала непонимание. — Как это поужинаем?
— Ну, очень просто, — его равнодушие было непробиваемым, как скала. — Пойдем куда-нибудь, поедим.
— Втроем? Ты, я и Айрин?
Чарли спокойно улыбнулся, но в этой улыбке застыли ледяные искры.
— Нет, вдвоем. Ты и я. Без Айрин.
— Постой, а она где?
— Она уехала.
— Надолго?
— Навсегда. Ну, так что скажешь насчет ужина?