I
Встреча с меланским крейсером длилась всего десять секунд, но и в столь скоротечном бою «Отважный» потерял двух членов судовой команды. В обшивке отсека № 17 теперь зияла большая дыра. В каком состоянии находится вражеский звездолет, никто не знал. Бортовые самописцы зафиксировали два попадания в цель.
Капитан Рон Вариг не стал тратить время на то, чтобы проклинать случай, вынесший их в обычном пространстве прямо на врага. То было одно из последствий этой глупой войны, которая длилась веками, хотя никто в точности не знал, ни зачем она ведется, ни кто ее начал. На нейтральной планете Тельма уже целую вечность тянулись переговоры о мире, и виноваты в том были не только дипломаты. Как остановить конфликт, растянувшийся на пространстве в 15 000 световых лет, конфликт, в который вовлечено более 10 000 планет? Каждый раз, когда с трудом удавалось прийти к тому или иному компромиссу, какой-нибудь дурак или горячая голова снова подливал масла в огонь. И Вариг уже не был уверен в доброй воле ни своего народа, ни Других.
Они, эти Другие, несмотря на их черную кожу, тем не менее тоже были людьми, или почти. Некоторые антропологи даже утверждали, что меланцы (что означало «черные», хотя сами они называли себя афрэнами) обязаны своим происхождением той же планете, что и вайты, некоему мифическому миру под названием Эрсс, Терра или Земля, как говорилось в легендах. Большинство документов, касавшихся корней человечества, были утрачены 12 000 лет тому назад, когда
солнце Мадиссы взорвалось, превратившись в новую звезду. Выжившие разлетелись кто куда в поисках гостеприимных земель и в течение десяти столетий, порой даже больше, жили изолированно, восстанавливая цивилизацию зачастую в тяжелых условиях, прежде чем задумались о том, чтобы возродить узы расы через бескрайние межзвездные пространства. Эта работа по воссоединению была столь длительной, что Федерация образовалась лишь 4600 лет тому назад.
Теперь она простиралась примерно на 7000 световых лет в диаметре, объединяя, пусть и не самым прочным образом, различные, но неизменно населенные Байтами миры. Разумеется, физические пропорции, цвет волос и глаз (ах, эти блондиночки с Ванира, с зелеными, как Орокское море, глазами!), оттенки кожи менялись, но они все были светлолицыми. Антропологи утверждали, что среди беженцев с Мадиссы у некоторых была темная кожа, но если и так, они уже поглотились, их гены настолько разбавились, что уже не могли оказать какое-либо влияние.
В 4005 году Федерации, «Прекрасная Лия», звездолет, исследовавший пространство, повстречал на Тари, небольшой, представляющей мало интереса планете, аналогичную экспедицию меланцев. Сначала встреча была вполне мирной. Несмотря на их черную кожу и крупный нос, меланцы выглядели почти людьми. Но затем вдруг что-то пошло не так. Какая стычка пьяных матросов, какой ничтожный, пустой конфликт развязал войну? «Прекрасная Лия» была не боевым звездолетом (тогда мы вообще располагали таковыми в крайне малом количестве), но исследовательским судном. Когда она вернулась в свой порт, Армор, никто из выживших членов команды не смог точно сказать, с чего все началось. В последующие месяцы бесследно исчезло с полдюжины наших звездолетов, что вызвало ответные меры. Теперь каждая из планет тратила огромные средства на боевой флот, постоянно крейсировавший вокруг нее. После истребления Блондора, планеты, уничтоженной нейтронной бомбой, планеты, где за одну ночь погибло три миллиарда, никто не хотел рисковать.
О! Вайты не сидели сложа руки: два меланских мирка повторили судьбу Блондора, прежде чем черные применили ту же тактику защиты в отношении своих планет. С тех пор, как с одной стороны, так и с другой, применялись лишь дистанционно управляемые водородные бомбы (нейтронные нужно было собирать на месте), относительно безобидные: тихую ночь прорезал невыносимый свет, огромный гриб смерти поднимался через атмосферу. Но гораздо чаще происходили «встречи» флотилий, сопровождавшиеся выбросом торпед и стремительным отходом в Пространство II. «Слава Создателю, — подумал Вариг, — что еще не изобрели способ перенести войну туда».
Кроме того, и с одной стороны, и с другой совершались налеты на плохо охраняемые небольшие планеты, но водородных бомб при этом не сбрасывали, так как цель была — разграбление и захват пленных. Этим занимались Космические Братья, смешанные отряды, в которые входили обычные пираты, ищущие выгоду (некоторые из них нападали даже на вайтские аванпосты), корсары, действующие на основе хартии Федерации, или молодые смельчаки, вылетавшие на старых, вооруженных кое-как звездолетах и зачастую исчезавшие навсегда.
Вариг пожал плечами. Он был из этих последних, но преуспел. Теперь у него был «Отважный», да и удача все еще сопровождала его. Несколько успешных и глубоких проникновений в меланское пространство принесли ему репутацию человека смелого, но здравомыслящего, тщательно готовящего свое рейды и никогда не рискующего жизнью людей понапрасну. Это позволило ему выбрать среди Космических Братьев надежный и фанатично преданный экипаж, а затем и получить задание, которое он выполнял в данный момент.
Почему он согласился? На большую выгоду рассчитывать не приходилось, кроме, быть может, славы, но в сорок пять лет слава его уже ничуть не интересовала. Он уже начинал уставать от приключений (Ох, Мойя! Длинноногая Мойя, цветок моей юности, почему ты предпочла мне Йони?). А может, все дело было в том, что в душе он надеялся, что как-то сможет поспособствовать объединенным усилиям, направленным на как можно более скорое завершение войны? Партия мира, приобретавшая все больше и больше сторонников в Федере, их столице, наконец вытащила из рукава свой главный козырь: доклад Фельсиема. Фельсием, профессор университета, был одним из тех, кто страстно искал корни человечества. Все биологи, да и археологи тоже, сходились в том, что ни на одной из планет Федерации человек эволюционировать не мог. Единственные археологические артефакты, относящиеся к более раннему периоду, чем сохранившиеся письменные документы, находились на Нере, и происходили от исчезнувшего туземного племени, крайне непохожего на людей. Фельсием всю свою жизнь провел за тем, что анализировал легенды, копался в архивах. Он пришел к выводу, что первичная планета должна располагаться вне нынешних границ Федерации, в направлении края Галактики, и, вероятно, в секторе созвездия Букета. Но, хотя он и собрал больше документов, чем любой другой антрополог, хотя он и имел в своем распоряжении бесчисленные компьютеры Федеры, его аргументы не возобладали над всеобщим убеждением. Затем, год спустя, ему улыбнулась удача. Безвестный музей Тоналы, небольшого городка третьестепенной планеты, после смерти старого капитана Яна Мельрона получил разнородную коллекцию, собранную им за долгие годы космических странствий. В числе прочего в нее входила металлическая пластина, изъеденная коррозией за тысячу лет нахождения под воздействием излучений и космической пыли, которые она принимала на себя в небольшом примитивном космическом аппарате, оставленном в вакууме. На этой пластине, и сейчас еще вполне узнаваемые, были выбиты силуэты мужчины и женщины и некие другие знаки. Хранитель музея тотчас же подумал о Фельсиеме и выслал ему копию. Вскрыв сверток, Фельсием испустил радостный вопль и бросился к видеофону. По приказу федеральных властей хранитель музея Тоналы вынужден был отправить в столицу оригинальную пластину, получив взамен с полдюжины статуй Джона Керемора, знаменитого скульптора XXX века.
Университетская лаборатория определения возраста физическими методами дала ответ довольно-таки быстро: этой пластине было как минимум 12500 лет, быть может, 13 000. Стало быть, она существовала еще до мадисского катаклизма! И нанесенные на ней координаты, которые настойчиво пытались расшифровать компьютеры, могли быть координатами первичной планеты!
Но колесики административной машины крутятся тем медленнее, чем их больше. Партия мира делала все что могла: если удалось бы отыскать материнскую планету, возможно, получилось бы доказать, что меланцы и вайты имеют общее происхождение. И если оказалось бы, что они действительно развились под одним и тем же небом, то следовало бы как можно скорее остановить эту братоубийственную войну, так как развалился бы главный аргумент сторонников войны — что меланцы отличны от вайтов по существу, что это непостижимые чудовища. Но в министерстве астронавтики, разумеется, заправляли отнюдь не сторонники мира. Тогда Фельсием подумал о Роне Вариге.
Рон был одним из самых блестящих его студентов, и профессор сильно удивился и расстроился, когда, двадцать три года тому назад, молодой человек забросил занятия из-за какой-то любовной печали и присоединился к Космическим Братьям. С тех пор они виделись редко, но время от времени Рон приносил своему бывшему преподавателю тот или иной документ или предмет, который мог бы заинтересовать старика. Но теперь Фельсием был недалек от мысли, что неверность красавицы Мойи была ниспослана самим Провидением!
Вот так Рон и получил от университета Федеры официальное задание: отыскать Терру. На борту его корабля был установлен особый компьютер, в память которого были загружены все сведения из легенд, собранных на различных вайтских планетах, самые разные интерпретации этих данных, а главное — координаты, выведенные из Пластины Мельрона. Вот так они и оказались в нескольких десятках световых лет от предполагаемой цели и только что обнаружили, что меланцы также бывают в этих местах. Уж не ищут ли и они Терру, или же эта зона принадлежит их империи?
— Наблюдения завершены, капитан. Мы готовы к прыжку.
Голос лейтенанта Дюпара вывел его из раздумий. Рон находился в командной рубке: располагавшиеся прямо перед ним экраны показывали ледяное великолепие испещренного звездами черного вакуума.
— Ремонт произведен?
— Естественно, капитан.
Молодой офицер принял оскорбленный вид. Рон улыбнулся.
— Полноте, не обижайтесь, лейтенант! И не щелкайте каблуками! Вы теперь не на флоте, а на пиратском звездолете!
— Боюсь, я так и не смогу к этому привыкнуть.
— Вы не замечали в бою или же в повседневной жизни что-нибудь такое, из чего можно было бы сделать вывод, что наша эффективность не столь высока, как на ваших крейсерах?
— Нет, не замечал. Но должен признаться, всякий раз, когда ко мне обращаются по имени...
— Вас это шокирует? Ничего, с этим вы справитесь. Мы можем обходиться без формальной дисциплины, потому что здесь у нас экипаж, в котором все построено на принципе взаимного уважения. Все знают, что я без колебаний пущу в расход любого, кто проявит трусость, эгоизм или же по злому умыслу подвергнет корабль опасности. В свою очередь, и сам я понимаю, что моя власть признается лишь потому, что она справедлива и действенна. Мы здесь не нуждаемся во внешних знаках почтения... Наши координаты?
— Примерно сто четыре световых года до цели. Скорость максимальная, восемь десятых.
Рон набрал на клавиатуре терминала компьютера.
— Выходит, в искомую зону мы прибудем через четыре часа. Прекрасно. Заступайте на вахту, лейтенант.
Рон покинул командную рубку, обменялся парочкой слов с людьми, повстречавшимися ему в центральном коридоре, затем вытащил из кармана ключ. Уже вставляя его в замочную скважину, он на миг ощутил головокружение, всегда возникавшее при пространственном переходе. Каюта, в которую он вошел, была маленькой, но уютной, снабженной даже обзорным экраном, который показывал теперь лишь черноту, уже не освещаемую мерцанием звезд Пространства II. В кресле, читая книгу, сидел человек — человек с черной кожей, меланец.
— Приветствую вас, Нам Ункумба!
Меланец оторвал взгляд от книги.
— И я вас приветствую, капитан Вариг!
— Через четыре часа мы будем у цели.
— Четыре часа! Не странно ли, что это составляет четыре часа и для меня тоже?
Он говорил на федеральном бегло, но придавая большую звонкость согласным более глубокими звуками, что почти превращало его в какой-то другой язык.
— Да. Чрезвычайно забавно, что у нас с вами одни и те же стандартные часы! Быть может, теория Ванжа, согласно которой наши расы прибыли из одного и того же мира, верна?
— У нас тоже некоторые так полагают, но особой популярностью подобная точка зрения не пользуется.
— Вы ненавидите нас, не так ли?
Ункумба пожал плечами.
— Конго и Вана были прекрасными планетами!
— Возможно. Но и Блондор тоже!
— Мы напали лишь после ваших налетов на Дар Эруи!
— Шесть наших звездолетов таинственным образом исчезли!
— Несколько наших также исчезли. Но почему вы так уверены в том, что в исчезновении ваших кораблей виноваты именно мы?
— Кто же еще, в этом секторе галактики? Но я не об этом пришел поговорить с вами, а о цели моей миссии — нашей миссии.
— Нашей миссии? Я здесь — не кто иной, как ваш пленник!
— С этой минуты вы свободны. Я знаю, что вы антрополог, — потому-то Фельсием и вытащил вас из телеранского лагеря. Для того, чтобы, если мы найдем Терру, вы помогли нам доказать, что именно ей обязаны своим происхождением оба наши народа.
— Тогда почему меня держали взаперти в этой кабине до сих пор? О! Тюрьма была уютная, но все же это была тюрьма!
— По правде сказать, нам предстояло пересечь часть вашей территории, и моим людям не понравилось бы, если бы, пока нам угрожала опасность, по кораблю свободно расхаживал один из врагов.
— Хорошо, капитан. Если мы обнаружим Землю, я вам помогу.
II
На выдвижных экранах телескопов планета (Земля?) выглядела синим миром, загороженным облаками. Ее сопровождал огромный спутник. Все это совпадало с информацией, содержавшейся в компьютере.
— Что делаем теперь, капитан? — спросил Стан Дюпар.
— Какое-то время просто понаблюдаем. Даже если это Земля, легендарная планета-мать, мы не знаем, кто на ней живет сейчас, если она вообще обитаема. Поймал какие-нибудь сигналы, Блондель?
Офицер-связист покачал головой в знак отрицания.
— Абсолютная тишина на всех частотах электромагнитных волн. И на волнах Клера-Бюснеля тоже ничего.
— На каналах нейтринного излучения тоже ничего, — добавил Абуль, физик, отвечающий за детекторы.
— Мертвая планета? Или приносящая смерть?
— Они должны были бы засечь нас еще в тот момент, когда мы вышли из Пространства II. Что касается нейтрино, то никому еще не удавалось замаскировать их передачу. Ладно, давайте посмотрим, но осторожно. Правда, я боюсь, что мы прибыли слишком поздно, если это действительно Земля! Сначала произведем разведку спутника.
То был унылый мир, изрешеченный метеоритными кратерами. Сперва они облетели темную сторону, в тот момент совпадавшую с той стороной, которую центральная планета никогда не видела. Темнота не являлась помехой, так как сверхчувствительные радары «Отважного» давали столь же детальное изображение, сколь оно могло быть при солнечном свете. Ничего, ничего, кроме пологих гор, кратеров и расщелин.
— Рон! Взгляни на тот из экранов, что показывает изображение в диапазоне видимого света!
Далеко впереди мрак на поверхности спутника прорезал свет. Рон увеличил изображение. То было голубоватое пятно очень сплюснутого эллипса, мало-помалу раздувавшееся по мере приближения к нему звездолета. Затем оно оказалось прямо над ними, и Рон увидел, что это круг. От изумления у него отпала челюсть. Взгляд его погружался, насколько хватало глаз, в громадный туннель километров в сто шириной, уходивший прямо к центру спутника и залитый голубоватым светом. Стены его были чистые и гладкие, словно срезанные бритвой; местами на них виднелись неправильной формы черные впадины.
— Он искусственный!
— Но кто мог это сделать, и как?
— Приведите меланца!
— Это уж точно не они, Рон! Мы бы давно уже были мертвы, если бы они обладали такими способностями.
— И что будем делать теперь?
Рон обвел взглядом свой штаб, столпившийся вокруг него в командной рубке: Стан Дюпар, старший помощник капитана, предоставленный федеральным флотом (друг? шпион?), Блондель, радист, Абуль, физик, Борнэ, биолог, Дюрю, антрополог, Гедан, молодой энсин, для которого это была первая экспедиция. Капитан подумал о своем старом друге Гуннар-соне, находившемся в пункте управления огнем и готовом в любой момент долбануть из всех орудий «Отважного», обо всех матросах на их постах, а затем повернулся к только что вошедшему Ункумбе.
— Это ведь не ваша работа, не так ли? Что ж, друзья, придется нам обследовать этот туннель!
Он включил общий коммуникатор.
— Космические Братья! Кто-то, или что-то, пробило в этой луне гигантский туннель. Мы не имеем малейшего представления ни о причинах этой титанической работы, ни об использованных средствах. Стало быть, нам нужно в этом разобраться. Пусть все будут начеку каждую секунду — возможно, от этого зависит наша жизнь. На этом — всё... Стан, распорядитесь осуществить манёвр!
«Отважный» замер у входа в туннель. Быстрое измерение показало 97 километров ширины. И невероятное исследование началось. Вблизи стены выглядели еще более впечатляющими из-за их полированной, словно зеркальной, поверхности.
— Это не плавка, тут все гораздо более ровно, — сказал наконец Абуль. — И этот туннель идеально круглый! Что же касается голубого света, то он, должно быть, вызван довольно-таки сильной радиоактивностью, впрочем, не представляющей для нас, находящихся за защитными экранами, опасности.
Тянувшаяся на экране стена выглядела однообразной, являя лишь незначительные различия, — вся разнородность была скрыта полировкой. На глубине 75 километров в туннеле обнаружилась преграда: местами горная порода выдавилась из-за огромного давления, и ее отвалившиеся фрагменты под действием силы тяжести скопились в одну большую кучу.
— Возвращаемся! Стан, выводите «Отважного» в точку, расположенную абсолютно симметрично на освещенной стороне поверхности. Мне в голову пришла одна мысль, вероятно, безумная, но я хотел бы ее проверить.
Спустя час звездолет завис у входа в огромный туннель, теперь уже темный на залитой солнцем равнине.
— Что ж, в конечном счете моя мысль оказалась не такой уж и безумной! Что-то, или, скорее, кто-то, управляя неведомой нам энергией, пробил эту луну насквозь, и так как вход здесь более узкий, чем выход с другой стороны, эта энергия, судя по всему, имела форму конического пучка...
Он прервался на секунду, что-то подсчитал на компьютере, прочел ответ.
— ...и верхушка этого конуса находилась на этой планете, которая, несомненно, и есть Земля!
— Проходка туннеля, вероятно, была мгновенной, или почти, — задумчиво произнес Абуль. — Горная порода не успела осыпаться, как он уже был готов. Лишь затем, под давлением, она кое-где обвалилась начиная примерно с 75-го километра глубины.
— Так вы полагаете, что там, — промолвил Дюпар, указав вниз, на планету, — у них есть...
— Пока что не знаю, но вскоре мы сами всё увидим!
Хотя проходить в Пространстве II рядом с телом большой массы было чрезвычайно опасно, Рон держал руку на ручке управления, думая о том, что если случится нападение, оно будет столь внезапным, что он просто-напросто не сумеет среагировать. «Отважный» летел на высоте сто километров, внимательно осматривая поверхность планеты, но под ними были лишь моря, горы, реки и особенно леса, саванны и степи, в зависимости от широты. Нигде — ни городов, ни даже деревень, поселков или небольших уединенных жилищ, и ничего, за исключением сглаженных временем следов, погребенных под слоем почвы, каналов и дорог не свидетельствовало о том, что эта планета когда-либо была обитаемой. Время от времени неравномерность в расцветке или расположении указывало вероятное местоположение какого-то исчезнувшего городка. Некоторые из них, должно быть, были огромными. Но если ничего такого, что говорило бы о присутствии людей, обнаружить не удавалось, животных тут было полным-полно: в степях и саваннах паслись крупные стада травоядных животных, по лесным полянам пробегали отдельные особи.
— Если это действительно Земля, люди ее покинули, — сказал Рон.
— И однако же тут есть нечто занятное, — ответил Бор-нэ. — Эти леса, вон там...
— И что с ними?
— А то, что у них отнюдь не естественный вид! Такое впечатление, что их поддерживают в порядке, по крайней мере — в отдельных местах. Это вовсе не дикие леса.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что здесь есть какая-то растительная цивилизация?
Борнэ пожал плечами.
— Разумеется нет! Существование растительной цивилизации представляется мне не более правдоподобным, чем существование цивилизации минеральной! Но все выглядит так, словно совсем еще недавно кто-то занимался этими лесами. Вот этот, прямо перед нами, вообще похож на парк!
— Действительно!
— Давайте опустимся!
— Не сейчас. Я хочу сначала облететь всю планету.
Давайте заберем немного севернее, — произнес чей-то
низкий голос.
— А, это ты, Боран! Где ты был? И почему — севернее?
— Чтобы получше рассмотреть эти ледяные шапки, — сказал геолог. — Я еще раз перечитал имеющуюся у нас информацию о Терре. Похоже, это была планета, подверженная более или менее периодическим оледенениям, и именно сейчас этот мир выглядит так, словно находится в стадии оледенения! Тут есть громадные материковые ледники, которые опускаются до 60-го градуса широты.
— Ладно! Курс — северо-запад. И мы опустимся, так как, если бы на нас хотели напасть, уже бы, полагаю, давно напали. Полетим на высоте десять километров.
Будучи пиратским звездолетом, «Отважный» был сделан так, чтобы одинаково хорошо действовать как в вакууме, так и в атмосферах: он продолжил свой путь по направлению к 45-му градусу широты на скорости около тысячи километров в час. Он облетел огромную равнину, ограниченную с юга горами, пересек несколько небольших морей, затем более многообразные районы, длинную цепь гор, тянущуюся с севера к югу, оставил справа старый, подвергшийся сильной эрозии горный массив, который, должно быть, когда-то был вулканическим.
— Вижу дым! — прокричал Дюпар. — Вон там!
— Стоп!
«Отважный» остановился, поддерживаемый его антигравитационными полями.
— Где он, этот дым?
— Мы его пролетели. Он остался примерно в пятидесяти километрах позади.
Это был край высоких холмов, перемежавшихся глубокими долинами с отвесными каньонами, в которых протекали средней величины реки. Ландшафт представлял собой степь, в которой тут и там встречались скопления деревьев, а в защищенных местах — даже густые леса. Здесь проходили многочисленные стада. Рон увеличил изображение.
— Быки, лошади, олени, — сказал он. — А вон там — несколько львов, еще чуть дальше — медведь.
Все эти животные были ему знакомы. Некоторые существовали на планетах Федерации, но главное — все они фигурировали в старом трактате по зоологии, хранившемся в университетской библиотеке Федеры и, предположительно, являвшемся копией некоего труда, изначально изданного на Терре.
— Что ж, похоже, мы обнаружили материнскую планету, но, без сомнения, прибыли слишком поздно. Людей здесь уже нет!
— Дым, капитан. Он идет из вон той пещеры, — указал Дюпар.
Рон направил туда объектив видеокамеры. Вход в пещеру был черным, и лишь струйка дыма, поднимавшегося над сводом и тянувшегося вдоль скалы, могла указывать на присутствие там людей.
Однако же... да, эта белая куча, у подножия склона, была скоплением костей животных.
— Люди, Рон!
Вытянутый Дюрю палец указывал на правый экран. Там, на опушке леса, с дюжину вертикальных фигур, бесспорно человеческих, скрытно продвигались к небольшому стаду быков, безмятежно пасшихся в сотне метров от них.
— Они вооружены луками!
— И каменными топорами, — добавил Ункумба.
— Вот и объяснение радиомолчания, — воскликнул Блондель. — Они вернулись к жизни дикарей!
— По каким причинам?
— Может, из-за ядерной войны? О! Какая прекрасная стрельба!
Внизу, в десяти километрах под ними, охотники выпустили каждый по стреле, и два быка повалились на землю. Остальные тут же убежали, хотя убивать их уже никто не пытался.
— Нужно войти в контакт мирно, — сказал Дюрю. — Найти человека, когда он будет один, захватить его, если понадобится, не причиняя ему вреда...
— Согласен! Как только стемнеет, мы приземлимся вон там, — Вариг указал на лесистое плато с прогалиной, — и вооруженная парализаторами группа попытается найти отдельного человека.
III
Хотя северное лето было в самом разгаре, ночь выдалась холодной. Рон и еще трое членов команды укрылись среди сосен и папоротников небольшого леска, у подножия склона, справа от пещеры. Долгое время вход в нее освещали отблески костров, но теперь это было лишь темное пятно в залитой лунным светом скале. Мало-помалу восточное небо приняло более светлый оттенок, и даже еще до рассвета из пещеры потянулся дым.
— Просыпаются, — проговорил один из астронавтов тихим голосом.
— Да, Брак, — ответил Рон. — Не имея другого освещения, кроме костров, они вынуждены ложиться спать рано и вставать с восходом солнца. Внимание, кто-то вышел!
Хрупкая фигура появилась на вершине склона, потянулась, подняв руки над головой, снова исчезла в пещере, опять появилась с чем-то коричневым и на вид мягким.
— Бурдюк! Утренний наряд на забор воды, — продолжал Брак. — И это девушка. Какая походка, черт подери. Я бы и сам охотно сходил с ней за водой!
— Ба! Да она, должно быть, воняет, как и все дикари, — заметил один из его спутников.
— Заткнитесь! Она спускается к реке. Зайдем слева, подождем ее у воды. И чтоб никакого насилия!
Скрытые высокой прибрежной травой, они наблюдали за тем, как девушка приближается танцующей походкой, таща бурдюк за спиной. Солнце светило уже достаточно ярко, и они смогли разглядеть, что она принадлежит к неизвестному им физическому типу: она не была ни вайткой, ни мелан-кой. Довольно-таки высокая, со смуглой кожей и длинными, гладкими черными волосами, опускавшимися сзади до самой талии, она была одета в кожаную, с меховыми вставками, тунику; шею ее украшало ожерелье из ракушек. Черты лица были правильные, глаза — темные, а нос, узкий у основания, заметно расширялся в ноздрях, при этом не будучи крупным, как носы меланцев.
— Вы были правы, Брак, она красива, — сказал Рон. — Но и очень юна, вероятно, лет пятнадцати или шестнадцати.
— Подождите, капитан, я поговорю с ней!
И прежде чем Рон успел ему помешать, матрос бросился к девушке.
Она резко остановилась. Брак был огромного роста блондином, уроженцем Сооми, и обладал внушительной широкоплечей фигурой, благодаря которой, по его собственным словам, он и имел успех у женщин. Бросив бурдюк на землю, девушка вытащила из-за пояса длинный, с костяной рукоятью, нож из черного кремня и, чистым голосом испустив боевой клич, ринулась на колосса. Брак с горем пополам парировал удар, вскричал от ярости и сделал шаг назад, открывая тем самым линию огня. Не особо раздумывая, Рон спустил курок парализатора, и девушка рухнула в траву. Но по склону уже спускались бегом трое вооруженных короткими дротиками мужчин. Брак с ошеломленным видом смотрел то на кремнёвый клинок, который он подобрал левой рукой, то на порезанную в области предплечья правую руку, по которой обильно капала кровь.
— Отступаем за лес, скорее! За нами направят катер! Уносите девушку, я вас прикрою.
Охотники были теперь совсем близко, и брошенный с силой дротик вонзился в землю у ног Рона. Тогда, с сожалением, он скосил всех троих и поспешил присоединиться к своим людям. Катер уже приземлялся.
— Отчаливаем! Брак, отправляйся на перевязку, а потом тебя ждут пять суток карцера — будешь знать, как действовать, не дождавшись моего приказа! Ты мог все испортить!
Парализатор был оружием нокаутирующего, но кратковременного действия, и как только катер вернулся на звездолет, девушка пришла в себя. Она обвела своих похитителей свирепым, но ничуть не боязливым взглядом, и разразилась яростной диатрибой на «щелкающем» языке. Странная штука: она не сводила глаз с окружавших ее людей, но, казалось, совсем не заинтересовалась командной рубкой, в которой находилась, и где куча загадочных предметов — видеоэкранов, стрелочных индикаторов, контрольных ламп, — должны были, по идее, либо испугать, либо заинтриговать ее. Но когда ей попытались надеть на голову гипнолингвальный шлем, совладать с ней удалось лишь силами четырех крепко сбитых мужчин. Затем аппарат подействовал, она расслабилась и почти тотчас же уснула.
— Через четыре часа она будет знать галактический достаточно хорошо для того, чтобы быть в состоянии нам отвечать. Кроме легкой головной боли, которая быстро пройдет, других неудобств ей это не доставит.
— Прекрасно. Тогда взлетаем. Нет смысла ждать, пока ее соплеменники обнаружат «Отважного». Высота — десять километров, без горизонтального перемещения.
Лишь Дюрю и Ункумба, в качестве антропологов, присутствовали при допросе: Рон хотел как можно меньше пугать девушку. По этой же причине допрос проходил в офицерской кают-компании, более удобной и менее странной, нежели командная рубка.
— Как тебя зовут?
— Дара. Я — дочь Каира Элона, вождя красного племени. А как твое имя?
— Рон Вариг. Ты знаешь, где находишься?
— Да. В аппарате вроде того, какой есть у этих типов из Центра. Но вы не из Центра, ваша кожа слишком бледная или слишком смуглая.
— Выходит, у этих «типов из Центра» есть летательные аппараты?
— Да, но они прилетают только тогда, когда они нужны нам. А вы зачем явились на землю Людей?
— А когда они бывают вам нужны, эти люди из Центра?
— Они не «люди» — я же говорю: «типы»!
— А в чем разница?
— Лишь люди из племен — настоящие Люди!
— А, понимаю. И когда они прилетают?
— Когда какой-нибудь охотник заболевает так сильно, что наши Старейшины не могут его излечить. Тогда его забирает летательный аппарат. Обычно он возвращается, уже излечившийся, но ничего не помнит. Но бывает, что и не возвращается...
— А где живут эти... типы из Центра, Дара?
Думаю, далеко на юге. В любом случае, свои аппараты они направляют к югу, и с юга к нам прилетают.
— И какие они?
— Внешне — такие же, как мы. Но это не настоящие Люди. Ни один из них не смог бы убить дротиком медведя!
— Они настолько слабы физически?
— Нет, но у них нет храбрости. А ты храбрый?
— Мне никогда не доводилось охотиться на медведя, но я охотился на более опасную дичь. На людей вроде него, — промолвил Рон, кивком указав на Ункумбу.
Дара в испуге прикрыла рот рукой.
— Ох, нет! Так не нужно! Не следует охотиться на людей, даже на типов из Центра!
— А если на тебя напали?
— Это другое дело. Тогда следует защищаться, как это сделала я.
— Это не всегда так просто, Дара. Мы думаем, что защищаемся от меланцев, — он указал на черного, — а они полагают, что защищаются от нас. Нам бы хотелось войти в мирный контакт с твоим народом. Если мы тебя отпустим, думаешь, это будет возможно?
— Разумеется. Но кто вы такие?
— Вероятно, потомки людей с твоей планеты, улетевших отсюда в гораздо более далекие времена, чем ты могла бы себе представить. Мы занимаем в небе множество миров вроде твоего, но иногда в чем-то несхожих, миров, которые освещены этими звездами, которые ты видишь ночью, и которые сами являются далекими солнцами. И мы продолжаем открывать новые миры, заселять их...
— А, понимаю. Здесь тоже, когда племя становится слишком многочисленным, группы людей отселяются. К сожалению, эти группы живут каждая своей собственной жизнью. Порой случаются болезни, которые не могут излечить даже типы из Центра. И тогда группа умирает... А что, у всех людей неба кожа такая же бледная, как твоя?
— В нашей конфедерации, в нашем большом племени — да, более или менее. Но есть племя вот этих, — Рон указал на Ункумбу, — которые черные, и которые воюют с нами. Мы уже не знаем, кто начал эту войну. Они, быть может, тоже люди, прилетевшие с твоей планеты, а может, чужаки, случайно похожие на нас. Ты когда-нибудь слышала о таких, как он?
— Нет, но, возможно, где-нибудь такие есть. Мы хорошо знаем лишь Семь Долин. Планета большая. Но типы из Центра, несомненно, знают ее всю. Я их вызову.
IV
Рон бросил в собравшуюся у стены пещеры кучу мусора ребро быка, которое он только что обглодал, и вытер руки куском лисьей шкуры, служившим ему салфеткой. Располагавшаяся рядом с ним Дара выступала в роли переводчика; напротив него, по другую сторону костра, сидели на лошадиных черепах Старейшины племени. Чуть дальше, в глубине пещеры, у хижин и палаток из шкур, держались охотники, бдительные, но ничуть не враждебные, отталкивающие время от времени какого-нибудь ребенка, пытавшегося прошмыгнуть у них между ног, или какую-нибудь любопытную женщину, которая, привстав на цыпочки, выглядывала у своего мужчины из-за плеча. Сидевшие слева от него Дюрю и Ункумба доедали разрезанные кремнём и искусно прожаренные куски мяса, которые им были поданы. Позади Рона еще четверо астронавтов, с парализаторами за поясом, разглядывали какое-то женское лицо, проявившееся в полусвете.
Рон обвел взглядом хозяев пещеры; все они принадлежали к тому же физическому типу, что и Дара: высокие, крепкого сложения, со смуглой или золотистой кожей, длинными чер-ными-пречерными волосами, но практически без растительности на лице. Он повернулся к девушке.
— Спроси у Старейшин, не соизволят ли они рассказать мне об обычаях вашего народа.
Она улыбнулась.
— Это лишнее. Я и сама их знаю, по крайней мере — какую-то часть. В прошлом году я проходила обряд посвящения. Мы — Люди, Избранные. Давным-давно наши предки покинули Центр...
— Почему?
— Жизнь там стала неподходящей для настоящих Людей. Они шли много-много дней, нашли этот край и основали здесь племена.
— Сколько племен?
— Нам известно четырнадцать, но, вероятно, на востоке, за большой рекой и горами, есть и другие.
— И вы счастливы?
— Счастливы и свободны!
— Но вы контактируете с этими типами из Центра?
— Как я тебе уже говорила, они прилетают ухаживать за теми больными или ранеными, которых не могут излечить наши Старейшины. Но они остаются здесь ровно столько, сколько необходимо.
— Как вы с ними связываетесь?
— У каждого племени есть коробка для связи, которую они нам дали. Мы посылаем условленный сигнал, так как не многие из них знают наш язык, который теперь отличается от их языка.
— И вы только так с ними контактируете?
— Бывает, что типы из Центра остаются здесь и пытаются жить среди нас. Но, как правило, они быстро умирают, или же улетают обратно.
Рон повернулся к Дюрю.
— Занятная система, вам не кажется?
— Действительно, любопытная, и искусственная. Мы, несомненно, узнаем о ней побольше, когда войдем в контакт с этим таинственным Центром. Дара, вы можете их вызвать?
— Уже вызвала! В обмен на тот уход, который они оказывают нашим больным, мы обязаны предупреждать Центр обо всем необычном, что происходит в нашем регионе.
Рон живо вскочил на ноги.
— Дара, поблагодари отца и Старейшин, но я должен вернуться в свой летательный аппарат! Я не знаю, каковы ваши намерения...
— Они вполне мирные, — сказала она, улыбнувшись. — Останься. Мы запланировали для тебя на завтрашнее утро охоту на медведя!
— Спасибо, но я должен думать о моем экипаже. Когда прибывают эти типы из Центра?
— Они уже в пути, и вот-вот будут здесь. Но я уверяю тебя, вам ничто не угрожает!
— Я тебе верю, Дара, но... Давайте-ка, парни, в катер, да поскорее!
V
Типы из Центра прибыли спустя полчаса на трех аппаратах, которые, должно быть, использовали антигравитацию, так как снаружи ничто в них не указывало на то, что они способны летать. Два из них по форме представляли собой утолщенные в средней части диски, имеющие форму линзы, но на третьем была установлена башенка, из которой выступало нечто вроде прожектора. Этот аппарат не приземлился, а неподвижно застыл примерно на стометровой высоте, в трех километрах к северу от «Отважного». На пиратском крейсере уже прозвучал «красный» сигнал тревоги, все находились на своих боевых постах, и большие лазеры и фульгураторы следили за каждым движением этих летательных аппаратов. С такого расстояния было бы невозможно использовать ядерные торпеды, да и в любом случае Рон не хотел уничтожить народ Дары вместе с этим возможным врагом.
Внизу, в степи, образовалась группа людей, состоявшая, почти половина на половину, из охотников и новых прибывших. Увеличив изображение, Рон увидел, как Дара указывает на небо, затем — на звездолет. Две фигуры отделились от группы и двинулись в направлении «Отважного»: Дара и один из прилетевших. То был молодой мужчина среднего роста, одетый в короткую красную тунику без рукавов. В руках у него ничего не было, он выглядел безоружным.
— Стан, остаетесь за главного. Будьте бдительны, но без нервозности. Я вылетаю, один и без оружия.
VI
Астронавты вот уже три дня были гостями Центра, но, думал Рон, так еще особо ничего и не видели. Они последовали за тремя летательными машинами на юг, перелетели довольно-таки узкое море и приземлились у 35-го градуса широты, в гористом и лесистом месте, ничем не отличавшемся от любого другого. Там была только прямоугольная поляна, в одном из углов которой они и приземлились, направляемые Тахиром, капитаном посланников, который остался на борту и уже вполне сносно говорил на галактическом. Открылись люки, и три летательные машины исчезли под землей.
Несмотря на настойчивость Тахира, Рон оставил на борту охрану, прежде чем принял предложенное им гостеприимство. И, тайком от землянина, он собрал своих людей в кубрике.
— Нам предстоит быть гостями народа, о котором нам ничего не известно. Я думаю, я надеюсь, что их намерения — мирные. Двадцать из вас останутся тут под командованием Гуннарсона, остальные полетят со мной. Никакого оружия, кроме парализаторов, — я обещал это Тахиру. Не забывайте о том, что если мы вправе не доверять им, то и они вправе относиться недоверчиво к нам! Я рассчитываю на вашу абсолютную порядочность. Мы прибыли сюда как друзья, это — не один из завоеванных нами миров. Если нравы или обычаи покажутся вам занятными, будьте вежливы! Если они покажутся вам отталкивающими, будьте вежливы вдвойне и доложите мне. Не злоупотребляйте спиртным, если вам будут его предлагать, и не приставайте к их женщинам... Конечно, на явное приглашение вам никто не запрещает откликнуться, но и в этом случае будьте благоразумны! Это все, я на вас рассчитываю!
Затем он переговорил с глазу на глаз с Гуннарсоном.
— Эйнар, если с нами что-то случится, если от нас не будет вестей, не нужно напрасного героизма! Взлетай — и возвращайся прямиком на Федеру!
Но до сих пор все шло хорошо. Город, где их принимали, весь располагался под землей, насколько Рон мог об этом судить, ибо он видел лишь незначительную его часть. Этот город состоял из ярко освещенных длинных улиц, парков с очень высокими сводами, обсаженных деревьями и всевозможными цветами, небольших озер, в которых плескались разноцветные рыбки. В кронах деревьев гнездились многочисленные птицы; кругом было полным-полно статуй, барельефов и небольших павильонов с колоннами, свидетельствовавших о холодном и академическом, по большей части, искусстве. Население казалось веселым, но, вследствие все еще существовавшего лингвистического барьера, Рон контактировал с ним не так плотно, как ему бы хотелось. Его поселили в уютной трехкомнатной квартире, где в гостиной всю стену занимал огромный телеэкран. Впрочем, он его почти не включал, так как не понимал того, что говорят возникавшие на нем люди. Похоже, показывали в основном театральные представления, но ничего такого, что походило бы на выпуски новостей.
Его офицеров разместили поблизости — и с тем же комфортом. Что касается членов экипажа, то их расселили по разным «семьям». Парни докладывали, что, помимо прекрасного приема и отличной еды, они получили и кое-что еще.
— Уверяю вас, капитан, — сказал Брак, — я не виноват! Эти девчонки сами буквально-таки вешаются мне на шею!
Рон улыбнулся.
— Да, я знаю.
— Обычно, капитан, мне приходится и так и сяк их умасливать! Но здесь реально всё иначе!
— А как пища?
— Ах, капитан! Вот бы нас и на борту так кормили!
— То есть ты доволен?
— Да не я один — мы все чертовски довольны! Здесь у них настоящий рай!
— И много где в городе ты уже успел побывать?
— Вот с этим у меня проблемы! Не знаю, как так выходит, но всякий раз, как я выражаю такое желание, всегда что-то случается: то новая мышка падает в мои объятия, то меня приглашают на спортивную арену... Кстати, я победил их чемпиона по борьбе!
— Поздравляю! Ладно, развлекайся, но будь начеку.
— Вы чего-то опасаетесь, капитан?
— Нет, ничего конкретного. Но все равно — не расслабляйся!
После ухода Брака Рон переговорил с офицерами. Все они, как один, ощущали необъяснимый дискомфорт. Их приняли с раскрытыми объятиями, но у них сложилось впечатление, что они находятся в «разработке», с неопределенным статусом, который из «дорогого гостя» мог быстро перейти в «пленника». Впрочем, никто не попытался помешать Рону связаться с «Отважным», на борту которого тоже все было в порядке, если не считать того, что оставшиеся там двадцать человек с нетерпением ждали дня, когда их сменят, и они тоже смогут насладиться восхитительным гостеприимством, о котором им говорили товарищи. Ничего нового, заметил Гуннарсон, кроме того, что после их приземления тишина эфира сменилась целым концертом различных сигналов на самых разнообразных частотах, — сигналов, шедших как из того места, где они находились, так и из множества других точек планеты. По всему выходило, что со дня их прибытия на Терре введен режим радиомолчания, и это немного беспокоило Рона и его офицеров.
На четвертые сутки за ним явился Тахир и провел его в просторную комнату, походившую на лабораторию, где были приготовлены десять кушеток, расставленных по две; в изголовье каждой был закреплен шлем вроде гипнолинг-вального, но несколько иной.
— Эти аппараты мы изъяли из музеев, привели в рабочее состояние, а затем испытали, — сказал Тахир. — Их использовали наши предки, в те далекие времена, когда на этой планете проживали разобщенные народы, у каждого из которых был свой язык. Один из нас ляжет на одну кушетку и наденет шлем; один из вас, тоже со шлемом, расположится на соседней. Языковые центры того и другого мозга войдут во взаимодействие, и воспоминания, связанные со словарным запасом, соединятся. Это занимает всего несколько секунд и совершенно безвредно. Но потом вы будет понимать наш язык, а мы — ваш.
— А на ком вы экспериментировали — ведь теперь у вас здесь один общий язык? — спросил Дюрю.
— Все очень просто. Мы использовали человека из дикого племени, который находился здесь на медицинском лечении. Может, начнем с вас, капитан Вариг? Я стану вашим партнером.
— Как скажете. Но ваш мозг будет забит всякой всячиной, так как, помимо галактического, я говорю еще на семи языках.
— Выходит, мне повезло! Меня чрезвычайно интересуют мертвые языки, и у нас здесь куча документов, относящихся к временам, предшествовавшим объединению. Как знать: быть может, некоторые из ваших диалектов облегчат мою задачу? Конечно, если ваши корни действительно здесь, на Земле!
Рон подал знак Дюпару быть готовым к любому развитию событий, а затем растянулся на кушетке. На его голове закрепили шлем. С пару секунд он испытывал головокружение, ему казалось, что кто-то пытается проникнуть в его сознание. Тахир уже поднимался на ноги.
— Вот и все, капитан. Я говорю с вами на земном языке, и вы меня понимаете, а теперь — на сооми, на франчузском, на рюсском... Теперь убедились? Как только этот дар проявится у ваших офицеров, то есть через несколько минут, я отведу вас в зал, где собрался местный совет, которому уже не терпится вас принять... Тем временем шлем примерят на себя остальные ваши люди.
VII
Совет состоял из тридцати членов, молодых мужчин и женщин, облаченных, как и все в Центре, в ярких расцветок короткие туники-безрукавки. Они собрались в уютном зале, своим расположением напоминавшем амфитеатр. Когда астронавты вошли в зал, все эти тридцать человек весело болтали между собой в атмосфере безмятежной непринужденности. Гостей разместили в центре амфитеатра, усадив в удобные кресла, после чего встал высокий мужчина и произнес в постепенно установившейся тишине:
— Я предоставляю слово капитану Рону Варигу с межпланетного корабля «Отважный», в данный момент находящегося на Земле. Он изложит нам мотивы своего путешествия.
В своей речи Рон набросал красочный портрет вайтской конфедерации, простиравшейся на тысячи световых лет и объединявшей множество миров, ее народов, отличающихся языками, обычаями, формами правления, но признающих центральную власть Федеры, их научного развития, истории и могущества. Он рассказал также о войне с меланцами, войне, уже неизвестно из-за чего и начавшейся, войне, которая сковывала величайшие творческие силы, которая с каждым годом приносила все больше и больше смертей и руин, но которую никто не знал, как остановить. Он рассказал о двух фракциях: той, что считала меланцев инородными чудовищами, которых следует уничтожить, и той, которая, в свою очередь, верила в общее с ними происхождение на этой Земле, где он сейчас находился. Впрочем, уточнил Рон, каких-либо доказательств этого общего происхождения «фракция мира» пока не имеет.
— Именно для того, — завершил он, — чтобы попытаться найти эти доказательства, мы сюда и прилетели. Вы можете нам в этом помочь?
— Думаю, да, — ответил землянин. — Но сначала я хотел бы узнать точку зрения вот этого человека, — он указал на Ункумбу, — который, полагаю, является меланцем.
— Мое повествование было бы практически таким же, как и рассказ капитана Варига, — сказал черный, — за исключением лишь одного пункта. Мы тоже образуем почти столь же значительную конфедерацию, вероятно, даже чуть более многочисленную, но слегка — о! совсем чуть-чуть — отстающую в техническом плане. Разница в том, что, так как у нас не случалось катастрофы, сопоставимой с той, что произошла на Мадиссе, у нас сохранились древние документы, и потому мы наверняка знаем, что обязаны своим происхождением Земле, хотя нам и не было известно, где именно эта планета находится. Во времена нашей миграции звездолеты были менее совершенными, чем нынешние, и, если люди точно знали, откуда они улетали, то прилетали они туда, куда могли!
— Этого вы мне не говорили, Ункумба, — воскликнул Рон.
Черный улыбнулся.
— С каких это пор пленник обязан говорить всю правду своим надсмотрщикам? Да и разве вы бы поверили мне, без доказательств? Да, мы знаем, что наши предки жили на планете, где существовали расы разного цвета кожи и расовые конфликты. Мы не сомневаемся в том, что и ваши предки тоже жили на этой планете. Наши покинули ее гораздо позже ваших, и когда ваши первые звездолеты улетели, унеся на сверхсветовых скоростях сотни людей, пребывавших в состоянии анабиоза, наши народы все еще находились в стадии недостаточного развития, страдали от недоедания и перенаселения. Поэтому, когда в 2100 году тогдашней эры — то есть более 12 000 стандартных лет тому назад (которые, как и часы, минуты и секунды для нас и для вас — одни и те же), и это должно было бы открыть вам глаза, капитан! — так вот, когда в 2100 году первые сверхсветовые звездолеты, построенные Белыми, вернулись... некоторые из них... черные народы из кожи вон лезли, чтобы тоже, в свою очередь, отправить хотя бы некоторых своих сыновей и дочерей в космос... дать им этот шанс! Им удалось отправить три корабля, капитан Вариг, всего три! Теперь вы понимаете почему, хотя у нас и не было катастрофы, сопоставимой с мадисской, нам понадобилось столько времени для того, чтобы, начав со столь малочисленной группы, достичь почти того же уровня, на котором находитесь вы?
Один из землян поднялся на ноги.
— Будучи историком, я могу вам сказать, что произошло дальше. Меня зовут Джон Акеро. В 2150 году старой эры разразилась первая расовая война. На протяжении нескольких веков Белые эксплуатировали планету, не встречая серьезного сопротивления. В последние два столетия «цветные» народы попытались уничтожить эту эксплуатацию, но если с политической точки зрения успеха они добились, то экономически, как правило, терпели крах. О! В этом была и их собственная вина. Они были разобщены вследствие той ненависти, которую испытывали одни к другим с давних времен, они и сами, в свою очередь, предпочитали эксплуатировать наиболее слабых, теряли много времени в пустых разглагольствованиях. Но постепенно они образовали силу, с которой уже невозможно было не считаться, силу, которая опиралась на могущественные державы, принадлежавшие к желтой расе. Я опущу детали, которые вы сможете найти в наших книгах. Итак, в 2150 году разразилась война. Она выдалась отнюдь не простой, так как некоторые Белые были союзниками Желтых и Черных, а некоторые Желтые выступали на стороне Белых. Но спустя несколько месяцев — и ввиду изменения союзнических отношений — оба эти блока перестроились. Хотя ядер-ное оружие использовалось лишь в исключительных случаях, опустошения были чудовищными. Сожалею, что приходится вам это говорить, капитан Вариг, но Белые проиграли эту войну. О! Они не исчезли — их среди наших предков почти треть, — но более чем на семьсот лет перестали считаться мощной силой. В 2903 году началась вторая расовая война, на сей раз — между Черными и Желтыми. Она также привела к ужасающим людским потерям. В результате войны и эпидемий численность населения Земли снизилась с 14 миллиардов до примерно 500 миллионов. И тут проявил себя некто Бартоломе Кайё, метис с острова под названием Мартиника. При поддержке Белых, которых в этот раз война почти не затронула, а также фракции Желтых и фракции Черных, он сумел принудить противоборствующие стороны к миру. Ценой тому стала безжалостная диктатура, которая длилась пятьдесят лет. Один из первых указов, принятых этим Кайё, предписывал считать законными лишь межрасовые браки.
После 2908 года все родившиеся дети чистой расы были объявлены бастардами, не имевшими гражданских прав. Эти права к ним возвращались лишь в том случае, если, по достижении совершеннолетия, вступали в брак с кем-то из другой расы. Указ применялся беспощадно, и, так как человек, не имевший гражданских прав, практически лишался возможности сделать хорошую карьеру, это дало результат. За несколько поколений население Земли перемешалось, и мы являемся продуктом этого смешения. О! Конечно же, в 2957 году гуманистическая революция смела Кайё, но новое правительство, проявив мудрость, не стало отменять указ. С тех пор у нас царят безопасность, стабильность и мир. Численность населения Земли удерживается в пределах 450 миллионов. Мы восстановили поверхность планеты, оставив ее практически девственной. Наши города, заводы, сельское хозяйство — все это находится под землей. Перед нами не стоит проблема старения населения, так как мы нашли способ отсрочить смерть и особенно — одряхление. Люди у нас начинают утрачивать присущие им физические и умственные способности лишь за несколько месяцев до конца своей жизни. Мне сейчас, капитан, 90 лет, — завершил он с некоторым хвастовством.
Рон улыбнулся.
— В этом плане мы достигли почти таких же успехов. Но я хотел бы задать вам один вопрос. Ваша цивилизация — подземная... хорошо! Но вы используете для связи энергию электромагнитных волн. Как так вышло, что вы ими не пользовались, когда мы приближались к планете?
— Сначала вы вынырнули рядом с орбитой Нептуна, и там, если бы вы слушали, вы бы нас засекли. Но у нас есть наблюдательные посты, которые нас предупредили... О! Автоматические посты. Вы в течение нескольких часов оставались там, изучая солнечную систему, поэтому, когда вы совершили новый нырок, чтобы вынырнуть уже рядом с нами, мы включили режим радиомолчания.
— Но зачем?
— Мы не знали ваших намерений. Они могли быть и враждебными!
— На вас уже нападали?
— Нет, но могли. А мы теперь совсем не воинственные. Конечно, мы будем сражаться, если понадобится, но...
— И такой еще вопрос. Что это за народ, у которого мы приземлились?
— А, люди палеолита? Ну, время от времени тут рождались индивиды, неприспособленные к развитой нами цивилизации мира и спокойствия. Индивиды, нуждавшиеся в сражениях и конфликтах. Они представляли собой проблему. В далекие времена эту проблему решали, отправляя их в дикую часть Земли, где они могли жить так, как и мечтали. С тех пор мы нашли другие способы урегулирования, но их потомки образуют племена. Порой — довольно-таки редко — некоторые из наших граждан просят разрешить им присоединиться к «первобытным людям». Обычно они быстро возвращаются — и живут по принятым у нас правилам. Или же умирают свободными людьми. Но довольно слов. В центральном парке, в вашу честь, пройдет праздник. Самое время туда отправиться.
Праздник выдался великолепным. Парк, в котором обычный рассеянный свет был погашен, сверкал тысячами светящихся разноцветных фонтанов. Его заполонили толпы веселых людей в ярких одеждах, гармонично двигавшихся мужчин и женщин. Специально для гостей было разыграно театральное представление, из которого астронавты поняли далеко не всё, ибо оно было полно аллюзий, раскрывавших сложную цивилизацию. Затем звучали чудесные песни, играла прекрасная музыка, а для тех, кто ценит физические усилия, был устроен борцовский турнир, в котором матросы «Отважного» выступали с переменным успехом, тогда как Брак победил всех противостоявших ему соперников.
— Они слишком вежливые, эти типы, — сказал он поздравившему его Рону. — Словно боятся сделать тебе больно!
Затем были танцы, которые Рон, будучи пуританином как по воспитанию, так и по своей натуре, счел, скорее, непристойными, а венчал праздник банкет. Он проходил в цветущей рощице на берегу озера. Еда была вкусной и обильной, напитки — разнообразными и приятными. В конце банкета
процессия юных девушек церемонно внесла бутылки с какой-то переливчатой жидкостью, которую разлили по бокалам.
— Капитан, — сказал сидевший напротив Рона Тахир, — мы все хотим выпить за команду «Отважного» и ее пребывание среди нас! Мы выпьем наш священный напиток, содру, которая делает жизнь веселой! Выпейте с нами, наши нашедшиеся, после стольких тысячелетий, товарищи! За Землю, нашу общую мать! За ваши федерации, белую и черную! Пусть, благодаря тем, документам, которые мы вам дадим, в них снова воцарится мир! Выпьем же, друзья!
Капитан выпил. Напиток имел свежий и изысканный аромат, не похожий ни на какой другой из тех, что были ему знакомы. «Похоже, он с большим содержанием алкоголя», — подумал Рон, так как тут же ощутил, как, поднявшись из желудка, по всему телу разлилось тепло. Да, эта содра была божественна! Лучше, чем самый старый вйски Каледона, лучше, чем самые изысканные вина Франчии. До чего ж приятное приключение — очутиться на планете-матери, узнать, что, вероятно (да нет, несомненно!), эту абсурдную войну вскоре можно будет остановить! Эти земляне оказались чудесными людьми. И, в сущности, они правы. Зачем мотаться из одного конца Космоса в другой? По возвращении на Федеру, как только миссия будет выполнена, он удалится в свой фамильный особняк в долине Клер, найдет себе спутницу жизни и заживет наконец счастливо, предаваясь воспоминаниям. Да, жена — это именно то, что ему нужно. А пока же, если Брак не приврал, ему будет нетрудно...
Рон обвел толпу взглядом: со всех сторон его окружали улыбающиеся лица. Он ощутил легкий укол совести: Эйнар и его двадцать парней, сидевшие взаперти на крейсере, несли тщетную и глупую вахту! Надо бы вызвать их сюда. Пусть тоже насладятся этой чудесной содрой! Он вытащил из кармана передатчик.
— Эйнар? Это Рон! Все идет лучше некуда, просто великолепно. Можешь присоединиться к нам со своими людьми. Сейчас пришлем за тобой проводника, я этим займусь. Что? «Отважному» ничто не грозит! Да, закрой люки, если уж тебе так этого хочется, и приходи. Мы тебя ждем!
Утопия! Именно в ней он, Рон Вариг, капитан пиратского звездолета, сейчас и находился! Вот и осуществилась многовековая мечта! Гармония, мир, спокойствие душ и тел! Край вечного счастья, воплощенных идеалов! Навстречу ему, приобнимая каждой рукой по девушке, шел Стан Дюпар. Славный старина Стан! Наконец-то он понял, что дисциплина, возможно, и составляет силу боевого флота, но уж точно не счастье. Блондель, Абу, Дюрю — они все были здесь, радостные и веселые! Брак и его товарищи уже исчезли, вероятно, отправившись в укромный уголок парка или в какой-нибудь дом. Из офицеров поблизости был один лишь Борнэ. Ну и дела! А я-то полагал его еще большим пуританином, чем я сам! Ункумба, прислонившись спиной к дереву, оживленно беседовал с какой-то милашкой. Меланцы — братья, все скоро уладится. А! Вот и Гуннарсон с его парнями, им уже подают содру. Рон уже было направился к товарищам, когда его перехватили две юные красотки. В сущности, действительно ли они юные? Впрочем, какая разница? Они свежи, привлекательны.
— У нас не пристало быть одному, — сказала ему та, что была пониже ростом. — Кого из нас вы выберите?
Он рассмеялся.
— Мне следует сделать выбор? Это не так уж и просто! А нельзя оставить обеих сразу?
— Конечно можно! Все зависит только от вас! — ответила девушка, улыбнувшись.
— Тогда пойдемте! И да здравствует Земля!
VIII
Он лениво проснулся: одна рука обнимала женское тело, другая теплая фигура, свернувшись калачиком, прижималась к его спине. Ах да Вана и Сора! Ну и ночка это была! А какие еще могут быть! Акеро говорил, что для сбора документов потребуется какое-то время. Пока же тут, в Утопии, живется очень даже неплохо.
— Давайте, девушки, подъем, пора вставать!
Ответом ему была пара зевков. Сора присела на кровати,
широко потянулась.
Спешить некуда: сегодня никто не работает! Праздник продлится трое суток.
— Я приготовлю завтрак, — сказала Вана. — Поможешь мне?
Они куда-то унеслись, голые, и вскоре аппетитный запах побудил встать и его тоже. Завтрак состоял из горячего и ароматного черного напитка под названием кауа, теплых румяных хлебцев и восхитительных конфитюров. Он перекусил, сидя напротив девушек. Улыбка Соры напомнила ему Мойю, и впервые в жизни он смог подумать о ней без сожаления. Теперь это были далекие воспоминания, стершиеся, словно полузабытая история.
— А что ты, Сора, делаешь, когда ты не в моей постели? И ты, Вана? И сколько вам лет, кстати?
— Я обучаю детей, — сказала первая. — Сколько мне лет? Да какая разница! Но если уж тебе так хочется это знать — двадцать семь!
— Я управляю синтезатором пищи, — сказала вторая. — Мне двадцать девять.
— И много время у вас занимает работа?
— Три часа в день.
— А у меня — два.
— А остальные часы?
— Я рисую, ваяю, читаю. А еще — развлекаюсь.
— А я читаю, танцую и тоже люблю развлекаться.
— Что ты преподаешь детям, Сора?
— Историю нашего народа. Другие преподают им азы научных знаний — то, что нужно для работы за станками или другими подобными механизмами. Помимо это, у нас есть важнейшие курсы — социальной адаптации. На них мы боремся с индивидуалистическими стремлениями!
— Вашим преподавателям пришлось бы сильно попотеть, если бы я был их учеником в свои десять лет, — проговорил Рон с улыбкой. — Но я понимаю, что подобное обучение необходимо. А какие-нибудь научные работники, если не считать практиков, у вас есть?
Они переглянулись с удивленным видом. Затем по лицу Соры пробежала легкая тень.
— Есть. Но мы с ними не часто пересекаемся. Они не слишком приятные в общении люди.
Рон вспомнил старого Зенона Артоманска, своего университетского преподавателя физики, и его ужасный характер.
— На моей планете тоже некоторые из них таковы. Но есть и другие. В любом случае, это неважно. Чем займемся сегодня?
— Ну, — сказала Вана, более решительная, — для начала мы могли бы сходить искупаться в озере! А там уже видно будет!
На берегу озера Рон повстречал Дюрю, который был с высокой фигуристой девушкой, и Гуннарсона, чья спутница ростом едва доставала Эйнару до плеча. Оба выглядели счастливыми.
— Где остальные? — спросил Рон.
— Не знаю, — сказал Дюрю. — Я слишком занят практической антропологией. — И он расхохотался.
— Да где-то здесь, полагаю, — ответил Гуннарсон. — А вообще, я хотел поблагодарить тебя за то, что ты освободил нас от этого глупого дежурства на борту. Опасности действительно никакой нет.
— Эти земляне великолепны, не правда ли? Ты видел Борнэ? Он исчез вчера в конце банкета.
— Хо! Возможно, ему было не до нас! Как только эти пуритане дают выход своим инстинктам... Да ты и сам не сдержался... — И Эйнар прошелся откровенно восхищенным взглядом по Ване и Соре.
Но Вана уже тянула Рона к воде, и он нырнул вслед за нею, откладывая на потом серьезные дела, если таковые вообще имелись.
IX
Так прошло несколько дней. Спутницы Рона работали в разное время, и потому он никогда не был один. Прогуливаясь как-то с Сорой, он мельком заметил в коридоре человека, одетого во все черное.
— Гляди-ка, какой занятный цвет! Он что-то обозначает? Этот парень в трауре?
Но Сора выглядела испуганной и сначала не ответила. Затем она встряхнула головой.
— О, не бери в голову... Какой-то чудак, вероятно. Плохо занимавшийся на курсах социальной адаптации. Давай не будем об этом, ладно?
Инцидент, однако, запечатлелся в его памяти. Да и эйфория первых трех послепраздничных дней уже испарилась. О! Он и сейчас был доволен, расслаблен, но это счастье было спокойным счастьем, не имевшим ничего общего с той бурлящей радостью, которая наполнила его тогда. Он поделился этим ощущением с Сорой, более умной, чем Вана.
— Невозможно всегда жить на высотах, — ответила она. — Не волнуйся. Все это вернется со следующим праздником.
Через несколько дней внезапно появился Борнэ. Впервые оставшийся без компании Рон отдыхал в небольшой рощице у берега озера. Врача-биолога сопровождал Брак.
— Рон, у меня к тебе разговор. Ты прекрасно меня знаешь, знаешь, что можешь мне доверять. Вероятно, ты подхватил какую-то болезнь, и я должен сделать тебе укол. Не возражаешь?
— Конечно же возражаю, эскулап чертов! Никогда в жизни я еще не чувствовал себя так хорошо!
Борнэ тяжело вздохнул, пожал плечами.
— Я и не думал, что с тобой это прокатит. Тем хуже! Давай, Брак!
Рону показалось, что на голову ему обрушился молот. Позднее он узнал, что то был всего лишь кулак великана. Капитан пришел в себя спустя минуту-другую — ныла от боли челюсть. Борнэ уже убирал в футляр шприц для подкожных инъекций. Рон встряхнулся.
— Что вы, черт возьми, со мной сотворили? И что я тут делаю, в этой нелепой одежде? Где все наши парни?
— Не кричи, Рон. Не привлекай внимания, но выслушай меня! Я должен сказать тебе нечто серьезное. В том вечер, на банкете, мне, как и всем, предложили выпить. Как тебе известно, спиртное я не употребляю, поэтому я отказался. Когда дошло до содры, я сделал вид, что пью, и, так как никто за мной пристально не наблюдал, смог перелить содержимое бокала в пробный флакон, который был у меня в кармане. Все прошло шито-крыто, но сам я тотчас же отметил изменение в твоем поведении и поведении наших товарищей. Когда ты вызвал на праздник Эйнара и остальных вахтенных, я понял, что происходит что-то необычное. Чтобы ты — да оставил свой корабль без охраны? Так как никому не было до меня дела, я незаметно улизнул, вернулся на корабль и незамедлительно сделал анализ содры. Она содержит возбуждающий, вызывающий эйфорию и, вероятно, привыкание алколоид, пусть он, если судить об этом по нашим хозяевам, и не имеет вредоносного влияния на тело. Я тут же занялся поисками антидота, уже задаваясь вопросом, как бы вам его дать. К счастью, явился Брак. Он, по натуре своей, нечувствителен к содраину, но никто этого не заметил, так как Брак не нуждается в афродизиаках, чтобы вести себя, как землянин! И мы сделали ужасное открытие: некоторые из землян так же, как и Брак, имеют иммунитет к содраину! Войти с ними в контакт не так-то и просто, ибо они скрывают этот иммунитет как только могут. Те, кому не удается держать это в тайне, исчезают. В общем, будь чрезвычайно осторожен. Не показывай, что тебе все это известно. Веди себя так, словно ты все еще находишься под влиянием содраина. Я попытаюсь дать противоядие сначала офицерам, а затем и рядовым членам экипажа, — всем, кому смогу. Но следующий праздник, сопровождающийся обязательным приемом содры, уже через две недели. За это время нам нужно отсюда убраться! Я постараюсь принести хоть какое-то оружие. Пойдем, Брак, не следует привлекать к себе излишнее внимание!
Мужчины исчезли в рощице, и Рон остался один, задумчивый и испуганный.
Он ни на секунду не усомнился в том, что ему рассказал биолог. Это все объясняло как нельзя лучше. Интересно, подумал Рон, смогу ли я сыграть в эту игру, не выдавая себя? Затем он пожал плечами. Почему бы и нет? Содраин еще действовал как минимум в плане подавления сексуальной робости, поэтому он выдаст себя лишь тогда, когда станет собой прежним, тем, кого его матросы, как он знал, называли «монахом», хотя он никогда и не пытался навязать им свой собственный моральный кодекс. Но одна часть плана Борнэ тем не менее его беспокоила. Пройдет ли все так же гладко с другими членами судовой команды «Отважного»? Не лучше ли было бы собрать всех вместе, вколоть антидот всем по очереди, затем единым отрядом вернуться на звездолет и убраться с этой планеты? Нет, такой план реализовать было бы еще труднее, да и потом, Акеро выглядел искренним, когда обещал выдать им документы о многорасовом прошлом Земли. Он, Рон Вариг, не может вернуться на Федеру с пустыми руками. В конце концов, пусть он никак и не ощутил того, что принял наркотик, быть может, земляне дали его им, не желая зла? Никто, казалось, не намеревался удерживать здесь «гостей» силой. Возможно, это пребывание на Земле так и останется в их памяти в качестве интересной и счастливой прелюдии суровой и опасной жизни. Что ж, если вот-вот вдруг разразится кризис, лучше уж дождаться его и действовать по обстановке.
Кризис разразился спустя несколько дней, когда большинство экипажа «Отважного» уже освободилось от содраиновой эйфории. Рон устроил в этот вечер пирушку в парке неподалеку от своего жилища, и, даже не достигая уровня самых пышных приемов, праздник выдался чрезвычайно веселым. На нем присутствовал почти весь экипаж звездолета, офицеры вперемешку с матросами, их спутницы и множество землян, среди которых был и Джон Акеро, распорядившийся доставить хозяину дому ящик, содержавший, по его словам, документы, доказывающие факт того, что вайты и меланцы обязаны своим происхождением одной и той же планете. Сора произносила тост за здоровье Рона, когда он увидел, как она внезапно побледнела, выронила бокал и с испуганным видом прикрыла рот ладонью.
— Что с тобой, Сора?
— Там... Черные!
Рон обернулся. Парк был окружен примерно тремя десятками мужчин в черных туниках вроде той, в которой был человек, как-то замеченный им в коридоре. Рон инстинктивно потянулся к поясу за оружием, но ничего не нащупал: он оставил дома, в укромном месте, не только доставленный Борнэ с корабля фульгуратор, но и парализатор, который обычно всегда носил с собой. Один из людей в черном заговорил, и его голос, наверняка, искусственно усиленный, зазвучал под сводом парка.
— Граждане, спокойно расходитесь по домам! Капитан Вариг, следуйте за мной вместе со своими людьми. Любое сопротивление бесполезно. Те из вас, кого здесь нет, — уже наши пленники!
Земляне начали послушно расходиться. Акеро подошел пожать руку Рону.
— Мы здесь ни при чем, — сказал он. — Но Стражам все вынуждены подчиняться.
— Стражам?
— Вот этим, — бросил Акеро, указав рукой на людей в черном. — Стражам Земли.
Пожав плечами, он тоже ушел. Вана исчезла без единого слова, но Сора порывисто прижалась к Рону и страстно поцеловала его, прежде чем последовать за толпой. Капитан Вариг и его люди остались одни.
— Хорошо, — проговорил Рон громким голосом. — Мы пойдем с вами. Нет, Брак! Никакого сопротивления! Нам нечем сражаться!
Словно в опровержение его слов, протрещал разряд фуль-гуратора, и две черные фигуры упали.
— Не стреляйте! Кто...
Из круга Черных вырвался тоненький красный луч, и Ге-дан рухнул на землю с пробитой грудью, выронив оружие. Рон бросился к нему, но энсин был уже мертв. По рядам астронавтов пробежал угрожающий ропот.
— Спокойно! Повторяю вам: мы ничего не можем поделать! Если бы Гедан меня не ослушался, он был бы все еще жив!
Рон повернулся к черным стражам.
— Обеспечьте ему достойное погребение!
— Разумеется, капитан, — ответил их капитан. — Он был неосмотрителен, но отважен. Двое моих людей тотчас же этим займутся. А теперь следуйте за нами!
Они двинулись колонной по двое, с не спускавшими с них глаз и державшими оружие наготове черными стражами по бокам. Пока шел, Рон рассмотрел их получше. Их лица были жесткими, суровыми, даже меланхоличными, совсем не похожими на улыбающиеся лица горожан, среди которых капитан и его люди жили все эти последние дни. Повернувшись к шагавшему рядом с ним Гуннарсону, Рон сказал ему на сооми:
— Судя по всему, эти не находятся под воздействием наркотиков. Или же это совершенно иной тип наркотиков!
— Тихо!
Рон умолк. Их провели по пробитому в стене узкому коридору, где им пришлось идти гуськом. Одни Стражи шли впереди, другие — сзади.
— А они знают свое дело, — пробормотал Гуннарсон.—Жаль.
Они прошли за бронированные двери и очутились в круглом здании, где располагалось несколько небольших комнат. Там их разделили: офицеров направили в одну сторону, матросов — в другую. Рон и его офицеры оказались в длинном помещении без окон и лишь с одной дверью — той, через которую они вошли и которая закрылась позади них с глухим щелчком. Помимо стоявших вдоль стен десятка привинченных к полу кроватей, в комнате имелось несколько стульев из легкого металла и стол.
— Ну, вот и наша тюрьма, — сказал Блондель. — Однако я по-прежнему нигде не вижу Борнэ, а ведь нам сказали, что те, кого с нами не было, тоже уже пленники.
— О! Да он, вероятно, в другой камере, или же уже мертв!
— Это бы меня удивило, — заметил Боран. — Он хитер, как зинтивар, и осторожен, как пюлуза. Наверное, укрылся где-нибудь с теми, кого здесь не хватает, а может, они окопались в «Отважном», включив все защитные экраны!
— Из чего убили Гедана, капитан?
— Из чего-то вроде лазера. Не слишком опасное для нас оружие, будь сами мы вооружены. Защиту крейсера оно не пробьет, хотя, может, у них есть в запасе и нечто более мощное! В любом случае это первое оружие, которое мы видели на Земле. Есть еще тот аппарат, с помощью которого кто-то проделал эту дыру в Луне!
— У нас гости, капитан, — прервал его Дюпар.
Дверь бесшумно отворилась, и на пороге появилось трое вооруженных мужчин.
— Капитан Вариг, извольте проследовать с нами.
— Эйнар, остаешься за капитана — что делать, сам разберешься, — произнес Рон с кислой ухмылкой. — Ладно, давайте, ведите!
Несколько узких проходов и лифтов вывели к обшитой металлом двери черного дерева. Часть этой двери отъехала в сторону, и Рон один вошел в строгую комнату, всю обстановку которой составляли заваленный какими-то приборами большой стол, книжные полки, обзорные экраны и несколько стульев. В углу, за столом меньших размеров, сидел смуглый, худощавый мужчина. Отличительные физические признаки земной расы — высокие скулы, узкий, с расширяющимися ноздрями нос, резко очерченный подбородок, темные глаза, тонкие губы — были преувеличены в нем почти до карикатуры, делая его лицо похожим на смущающую и неподвижную маску.
— Присаживайтесь, капитан. — Я — Фон Кебельба, ма-риаг, полагаю, вы бы сказали — полковник, ответственный за защиту Центра 81623. Вы, вероятно, хотели бы знать, где находитесь?
— В гостях у истинных властителей Земли!
Мужчина покачал головой в знак отрицания.
— Вы ошибаетесь, капитан Вариг. Здесь нет никаких властителей — лишь служители, Стражи. Стражи того, что в разговоре, о котором мне было доложено, сами вы назвали Утопией.
Он усталым жестом поднес руку к лицу.
— Утопия, капитан. Старейшая мечта человечества — одна из них. А вам известно, что она, вероятно, еще более древняя, чем можно было бы предложить? У меня тут есть одноименная книга некоего Томаса Мора, первое издание которой датируется 1518 годом христианской эры... Подумать только: это было более чем 12000 лет тому назад! Так вот, эта древняя мечта почти осуществилась сейчас на Земле. Я говорю «почти», так как Земле все еще нужны ее Стражи.
— Ив чем мы представляем угрозу для Утопии, если уж вы арестовали нас ценой жизни трех человек — двух ваших и одного из моих офицеров?
— Чтобы вы могли понять это, мне придется многое вам объяснить. И я сейчас это сделаю, ибо хочу убедить вас, что, несмотря на то, что все выглядит иначе, я вовсе не враг вам. Джон Акеро уже рассказал вам, что произошло на Земле после отлета ваших предков на первых сверхсветовых звездолетах. Ваши предки улетели примерно в 2060 году бывшей эры, во время научного ренессанса, последовавшего за годами застоя начала XXI века. Спустя сорок лет, пока они все еще скитались в Пространстве, пребывая в состоянии анабиоза, только что изобретенные сверхсветовые звездолеты занялись исследованиями в радиусе нескольких сотен световых лет и вернулись все до единого. В 2120 году случилась миграция Черных, если это можно назвать миграцией — их-то и было всего три звездолета. Мы тогда все еще изучали условия жизни на открытых планетах, и к тому времени, когда разразилась первая расовая война, никакой реальной колонизации еще не происходило. Победители — Желтые и Черные — вынуждены были озаботиться тем, как сделать вновь пригодной для жизни нашу планету, и потому исследований не велось. В тот момент, когда они вновь могли стать для нас интересными, началась вторая расовая война, еще более суровая, чем первая! После диктатуры Кайё и слияния рас, на что ушло какой-то время, дух человечества изменился. В 3005 году улетели новые звездолеты, на сей раз к периферии Галактики, но мы так никогда и не получили от них новостей. Провалилась ли эта попытка колонизации? Или же они были уничтожены в сражениях против других форм жизни? А, может, колонисты просто уже не хотели иметь никаких дел с Землей — вы ведь и сами принялись искать нас лишь по прошествии многих тысячелетий! Как бы то ни было, как я уже и сказал вам, наш менталитет изменился. К науке, ответственной вовсе не за войны, но за принесенные ими опустошения, стали относиться с недоверием. Те немногие, что грезили открытиями новых планет, улетели в 3005 году. Оставшиеся были больше заинтересованы в том, чтобы жить в спокойствии, стабильности и безопасности. Так и зародился тот социальный строй, который вы видите сейчас на этой планете, и который вы назвали Утопией.
— Да, но тогда я не знал, что скрывается за внешним спокойствием!
— Не спешите об этом судить!.. Граждане, по большей части, живут здесь счастливой жизнью. Они свободны в той мере, насколько это возможно, работают мало, имеют прекрасное художественное и литературное образование. Вы слышали наших музыкантов, видели работы наших художников...
— Я не достаточно квалифицирован, чтобы судить о них, но мне кажется, им недостает выразительности, они... как бы это сказать? Академичны!
— Такова цена безопасности! Видите эти древние книги, занимающие весь этот угол моей библиотеки? Несмотря на опустошения войны, нам удалось спасти много того, что относилась к эпохе первой цивилизации. Среди людей тех диких времен имелись и такие, кто был предан культуре, — они-то и уберегли эти книги от бомб. Так вот, здесь есть просто-таки восхитительные произведения, хотя сейчас мы, конечно, таких производим гораздо больше. Но большинство наших граждан их бы, увы, не поняли.
— А как обстоит дело с наукой?
— В наших школах есть и научные дисциплины, но, как правило, ученикам там дают только минимум знаний, необходимый для управления механизмами, благодаря которым и существует наша цивилизация. Настоящей наукой занимаются лишь Стражи.
— Но неужели время от времени среди вас не рождаются люди, которых ваша статичная цивилизации не устраивает? Вы что, истребляете их?
— Нет — разве что в случае абсолютной необходимости. Мы — не тираны и не дикари, капитан. Те, кто любит физическую активность, или полагает, что любит, отправляются к людям палеолита. Там они находят свой собственный вид Утопии. Некоторые, впрочем, возвращаются и создают проблемы. Тех, кому нравится умственный труд, мы определяем еще в начальной школе, — они-то и становятся Стражами. В этой должности они вольны как угодно использовать свой ум, но это едва ли не единственная свобода, которой они об-
ладают. Быть Стражем своих собратьев, капитан, — работа тяжелая и не слишком хорошо вознаграждаемая!
— И у вас никогда не возникает с ними проблем?
Кебельда слабо улыбнулся.
— Они, как когда-то и я, подвергаются специальной идеологической обработке, и когда, со временем и опытом, осознают это, в силу своего чувства ответственности становятся наилучшими Стражами... большей частью.
— То есть бывает, что и не становятся?
— Порой приходится принимать не самые приятные меры. Такова цена, которую он платят за то, что получают доступ к знаниям.
— Однако же я встречал среди ваших граждан людей, которые, как Акеро, к примеру, являются прекрасными историками...
— Вы могли встретить и других. Весьма посредственных, в большинстве своем... Но если говорить об Акеро, то мне жаль, что он не стал Стражем. Он один из тех немногих, чьи способности нам не удалось вовремя разглядеть.
— Могу я задать вам еще пару вопросов?
— Разумеется. У меня больше нет от вас тайн.
— Первый такой: зачем нужна содра?
— Капитан, человек стал человеком в силу своей агрессивности. Так было на протяжении двух с лишним миллионов лет, быть может, даже и трех! Утопии — всего десять тысяч лет! Как вы думаете, этого достаточно для того, чтобы изменить человеческую природу? Пока следы этой агрессивности, которая исполнила свою роль и теперь должна исчезнуть, все еще присутствуют, человечество будет нуждаться в стабильности, Стражах и содре! Содра — это своего рода заменитель ощущений возбуждения от охоты, войны, драк или даже обычного соперничества. Для грубых человеческих инстинктов в Утопии есть один огромный недостаток: в ней людям становится скучно!
— Второй вопрос касается ваших «людей палеолита». Я видел их мельком. Они выглядят счастливыми, но преисполнены агрессии...
— У них тоже нет войн!
— Да, они мне об этом говорили. Но у них есть ежедневное приключение — охота. Для чего они нужны? И не боитесь ли вы, что через несколько столетий их численность выйдет из-под контроля и...
Он резко прервался, вспомнив слова Дары о том, что лишь немногие группы ее соплеменников выживают в условиях их существования.
— Для чего они нужны? Вначале это были все те, кому было бы слишком трудно приспособиться к жизни в Утопии. Потом, правда, мы изобрели содру. К тому же Стражей у нас не так уж и много, и не все из них окажутся готовыми к сражению в том маловероятном, но все же возможном случае, если это понадобится. Если хотите, «люди палеолита» составляют своеобразный генетический резерв агрессивности. Что же касается увеличения численности их населения, то оно держится под контролем, хотя сами они этого и не знают. Мы разработали в наших лабораториях особый возбудитель веселящей лихорадки. Смерть безболезненна, но неизбежна.
— Но это ужасно!
— Не более, чем ваша война, капитан!
— Но мы уже не знаем, по какой причине началась эта война, и пытаемся...
— Вот именно! Вы сражаетесь, убиваете друг друга, но даже не знаете — из-за чего! Тогда как мы поддерживаем Утопию! Возможно, через несколько веков человечество уже не будет нуждаться ни в Стражах, ни в содре, и тогда двери наших лабораторий откроются, и мы сможем мирно размножаться на звездах!
— Вас ждут там неприятные сюрпризы! Помимо вайтской и меланской конфедераций, есть и другие народы, и не всегда миролюбивые!
— Если на нас нападут, мы будем защищаться. У нас есть абсолютное оружие, капитан. Но жители Утопии не станут сражаться между собой, как это делаете вы, и уж точно никогда не развяжут войну сами! По этому поводу я должен проинформировать вас о принятом относительно вас решении. Оно вам не понравится. Вы никогда уже не покинете Землю. Вас разместят на каком-нибудь острове, где вы будете жить и умирать в мире. Мы не желаем, чтобы ваши варварские конфедерации узнали о нашем существовании. О! Защититься мы вполне бы смогли: если бы вы прилетели не на одном звездолете, а целой флотилией, то были бы уничтожены!
— Возможно. Но у нас тоже есть мощное оружие!
— Капитан, сейчас я покажу вам абсолютное оружие, о котором только что упоминал. Пойдемте!
Мужчина встал. Долговязый и худой, в черной тунике он выглядел еще более высоким. Он нажал какую-то кнопку, и, с оружием наперевес, появились два Стража.
— Я принадлежу к научной партии, а не к военной фракции Стражей, поэтому, полагаю, не справился бы с вами, если бы вы вдруг на меня напали. Но Гона и Руки — наши лучшие стрелки. Не забывайте об этом и следуйте за мной.
Они вышли через другую дверь, и на лифте поднялись в бронированную башню. Посередине, направленный к потолку, располагался вогнутый диск, образованный решеткой из блестящего белого металла, примерно десяти метров в диаметре; в центре диска находился усеченный конус из красного металла, несомненно, меди. Край диска возвышался над полом примерно на метр, и сквозь прутья решетки можно было различить внизу не слишком глубокую выемку. Фон Кебельда указал на аппарат рукой.
— Это и есть наше абсолютное оружие. За счет поворота данного зеркала на скрытой опоре сектор обстрела представляет собой конус, покрывающий 30 градусов, — активатор Пространства III.
— Пространства III?
— Да, капитан Вариг. Ваши звездолеты используют Пространство II, не так ли? То самое Пространство II, где скорость света равна возведенному в квадрат значению скорости света в обычном пространстве. Вы можете делать это совершенно спокойно, ничего не опасаясь, так как Пространство II есть вакуум, и, соблюдая законы протоисторического физика Эйнштейна, вы можете летать по всему космосу. Так вот: мы, земляне, открыли Пространство III, где скорость света, или, скорее, максимальная скорость передачи информации такова, что мы даже не смогли ее измерить. Вероятно, она конечная, но наши приборы слишком несовершенны.
Впрочем, это неважно, ибо Пространство III — не пустое, а, если судить по тому немногому, что нам о нем известно, крайне недружелюбное по отношению к той материи, которая нам известна. У нас тут целый набор прожекторов, обшаривающих небо своими лучами и покрывающих его полностью начиная с достаточно малой высоты, для того чтобы никто не смог нас поразить. Один из таких прожекторов, установленный на экваторе, и проделал 2510 лет тому назад ту дыру в Луне, которая так вас заинтриговала. То был единственный раз, когда мы воспользовались активатором в большом масштабе для проверки одной гипотезы: некоторые из нас полагали, что за пределами 150 000 километров энергия слишком слаба для воздействия на материю в Пространстве III. Как показал опыт, они ошибались.
— И какова максимальная дальность действия?
— В теории — двадцать миллионов километров. На Марсе или Венере вы были бы в безопасности. Но не на Луне.
— И воздействие осуществляется через этот потолок?
— Естественно нет! Он бы исчез! Но он убирается — вот так, смотрите!
Кебельда подергал за какие-то рукоятки на стене, металлический потолок с глухим шумом перешел из горизонтального положения в вертикальное, и они оказались под открытым небом. Должно быть, прошло уже довольно-таки много времени после полудня, так как солнечные лучи падали косо, освещая лишь верх башни. Кебельда снова протянул руку вперед, вероятно, для того, чтобы закрыть потолок. В мозгу Рона промелькнула одна мысль — мысль безумная. И однако же то, несомненно, был их последний шанс. Если все получится...
— Подождите! У меня, разумеется, больше уже не будет возможности увидеть один из этих прожекторов, а это оружие меня завораживает. Вы не продемонстрируете, как оно функционирует?
Было видно, что Кебельда колеблется.
— Они потребляют немало энергии, и пока воздух будет уничтожен, тут будет присутствовать некоторая радиоактивность, пусть и весьма незначительная. С другой стороны, возможно, после подобной демонстрации вы будете более убедительны, когда вам придется объяснять вашим людям, что им не остается ничего другого, кроме как смириться с судьбой. Хорошо, я покажу вам... Возьмите вон то руководство по эксплуатации, что лежит на консоли, и когда прожектор будет активирован, бросьте его вверх, над зеркалом. Только делайте все быстро, иначе уничтожение воздуха может привести к образованию торнадо. Я скажу вам, когда нужно будет бросить книгу, так как — должен вас предупредить, — когда аппарат работает, тут ничего не видно. И главное — не поднимайте руку над зеркалом, если хотите ее сохранить. Готовы?
Взяв книгу, Рон подошел к зеркалу. Кебельда вытащил из кармана ключ, открыл крышку панели управления, щелкнул каким-то переключателем. Задвигавшаяся было по циферблату стрелка замерла между двумя красными линиями.
— Внимание! Когда я скажу, бросайте книгу!
Кебельда нажал на красную кнопку.
— Давайте!
Вместо того, чтобы подчиниться, стоявший совсем рядом с зеркалом Рон вскрикнул и отступил назад.
— Ой! А этот свет, в основании конуса... это нормально?
Заинтригованные, оба Стража бросились к аппарату.
Рон резко толкнул их на прожектор. В тот же миг Кебельда вырубил энергию, но было слишком поздно: Гона был уже мертв — его голова и плечи исчезли; Руки с ошеломленным видом смотрел на обрубок своей левой руки, из которого фонтаном била кровь. Рон кинулся к лазеру, который Руки выронил, чтобы пережать запястье левой руки рукой правой, и повернулся с оружием к мариагу.
— Закройте свод! И займитесь этим несчастным. Он умрет от кровопотери, если вы этого не сделаете!
Пока землянин повиновался, Рон осмотрел свое оружие. То был очень мощный лазер, аналог типа IV федеративных флотилий. Воспользовавшись им, он методично «разрезал» металлические прутья решетки прожектора для того, что вывести аппарат из строя, расплавил панель управления, разрубил кабели, по которым шел электрический ток.
— Теперь мы спустимся в ваш кабинет, после чего вы лично пройдете со мной по камерам, и мы освободим моих людей. Ваша жизнь зависит от вашего сотрудничества.
— Поздравляю, капитан. Я, как последний баран, угодил в расставленную вами ловушку. Но моя жизнь не имеет никакого значения. Я всего лишь Страж!
— Да я и не сомневаюсь в том, что вы с легкостью пожертвовали бы как своей жизнью, так и жизнью этого бедняги. Осталось лишь узнать, до какой степени вы способны переносить физическую боль. Мы — пираты, и хотя я категорический противник пыток в обычных условиях, я никогда не отказывал себе в удовольствии наблюдать за тем, как наиболее жестокие из моих парней выбивали из пленников-меланцев информацию о том, где находится их богатство! Бывают, как вы уже говорили, обстоятельства, когда приходится принимать не самые приятные меры!
— Что ж, допустим, плоть окажется слаба, и я уступлю вам — здесь. Но когда мы наткнемся на Стражей, я без малейшего колебания отдам им приказ открыть огонь, ибо смерть меня не страшит. Всего лишь секунда тревоги, быть может, боли — и на этом все кончится!
Рон задумчиво почесал затылок.
— Ну да, действительно... Тогда попробуем зайти с другой стороны. Почему бы вам просто не позволить нам улететь?
— Мы достигли стабильности ценой неимоверных усилий. Впервые за всю свою историю человечество получило возможность спокойно отдышаться, поразмыслить...
— Это ваше стадо накаченных наркотиками?
— Нет, хотя и они время от времени вносят полезный вклад в общее дело. Наркотик, как вы его называете, никоим образом не воздействует на их умственные способности. Но рассчитываем мы все же на Стражей. Они занимаются поисками во всех областях естественных и гуманитарных наук — и находят! Если бы мы пожелали завоевать всю Галактику, нам бы это удалось. Только представьте себе звездолеты, вооруженные прожекторами Пространства III! Но мы покинем нашу Землю, лишь когда достигнем поставленной перед собою задачи — перейти от животного-завоевателя, коим являетесь
вы, а в какой-мере — еще и мы сами, к более высокой форме интеллекта, к более высокой форме жизни. Нам еще многое предстоит сделать, и для этого нам нужно, чтобы наше укрытие не было обнаружено, для этого нам нужно еще несколько тысячелетий уединения и стабильности. Знаете, что случится, если вы вернетесь в свою воинственную конфедерацию? Нашу планету заполонят любопытствующие, какие-нибудь безумцы попытаются нас завоевать, и мы будем вынуждены защищаться. Я не знаю, что происходит с человеком, выброшенным в Пространство III, но, должно быть, нечто ужасное. Вы же не хотите, чтобы это случилось с миллионами?
— Полагаю, вы заблуждаетесь насчет того, что представляет ваша Земля для нас, обитателей Галактики! Мы искали ее лишь с совершенно определенной целью — проверить, верна ли теория, согласно которой вайты и меланцы обязаны своим происхождением одной и той же планете, установить это для того, чтобы прекратить нашу абсурдную войну. Мы тоже, пусть и по-своему, пытаемся прийти к высшей стадии человечества. Да, у нас случаются провалы. Но разве у вас их нет? Эти ваши накаченные наркотиками граждане, эти ваши Стражи, имеющие несчастный вид...
— Они действительно порой несчастны. Долг вынуждает их совершать неприятные вещи. И они и сами знают, что являются рабами общественного строя, при котором им уже не жить, что они трудятся во имя цели, которая реализуется уже не при их жизни. Но и у них бывают радостные моменты!
— Так или иначе, я хотел донести до вас лишь одно: в нашей конфедерации Земля представляет интерес разве что для горстки археологов! Если вы позволите нам улететь мирно, мы сохраним тайну вашего местоположения в пространстве. И если кто-то вдруг снова ее случайно откроет... что ж, мы признаем за вами право на защиту!
— Мне бы и хотелось верить вам, Вариг, но я не могу пойти на этот риск. И я — не Верховный Страж, я не могу взять на себя...
Дверь башни открылась, и, с оружием в руках, появились Гуннарсон и Брак. С ними был один из Стражей, также вооруженный. Все трое резко остановились.
— Вижу, капитан, вы в нас и не нуждались! — радостно вскричал великан. — Ну вы тут и натворили делов! — Продолжал он, окидывая восхищенным взглядом обломки прожектора. — Это еще что была за штуковина?
— Ужасное оружие, Нильс. Но что произошло?
— Этот человек освободил нас и выдал нам лазеры, — ответил Гуннарсон. — Теперь мы тут хозяева положения.
— Неужели это правда, Хелор? — воскликнул Кебельда. — Неужели Страж способен на предательство? Ну же, отвечай!
— Это правда, мариаг.
— Но почему? Почему ты подверг наш план столь страшной опасности? Ты вообще понимаешь, что ты наделал?
Страж глубоко вздохнул.
— Я сделал это во имя свободы, мариаг! Ради возможности жить, как человек, а не как раб, выполняющий план, придуманный задолго до меня, план, который едва ли реализуется при моей жизни! А еще потому, что здесь чертовски скучно!
— Но как же так?.. Ведь ты — один из лучших наших физиков! В лаборатории у тебя есть все, что только можно желать! Ты делал открытия...
— Которые затем отправлялись гнить в архивы! И которые останутся там до того славного дня в далеком-далеком будущем, когда кто-нибудь осмелится объявить, что план наконец-таки осуществился, если такое вообще случится! Нет, мариаг, мы здесь, на этой единственной планете, — обычные пленники, тогда как у них есть вся вселенная!
— Но у них есть и война!
— Они объяснили мне, из-за чего она началась, и как они надеются ее прекратить. И потом, мариаг, пусть бога, вероятно, и не существует, мне кажется, наши предки, Великие, те, которые и составили тот план, которому мы следуем, слегка узурпировали атрибуты божества! Возможно, они были и правы, но можно ли утверждать это наверняка? Ничто не помешает вам продолжить этот опыт. Обитатели Галактики живут иначе, и пусть у них там полно своих трагедий, они по крайней мере свободны!
Кебельда устало пожал плечами.
— Что ж, будь по-твоему! Но вы будете уничтожены, когда попытаетесь покинуть Землю. Этот прожектор выведен из строя, но прежде чем вы успеете подняться достаточно высоко для того, чтобы оказаться в безопасном для вас Пространстве II, вы угодите в зону поражения соседних прожекторов!
— Четыре соседних прожектора также были разрушены, мариаг. Ничто не помешает нам улететь.
Кебельда, казалось, сделался ниже ростом.
— Выходит, ты не один? Это организованная измена?
— Нас, намеревающихся улететь с ними, двенадцать человек. Измена? Нет, всего лишь возможность. Скажем так: прутья клетки на несколько секунд раздвинулись, и мы собираемся этим воспользоваться!
— Время поджимает, капитан, — прервал их Гуннарсон. — Пусть мы и хозяева положения... но это лишь пока!
— Ты прав! Давайте, Кебельда, следуйте за нами. Сейчас мы вернемся на борт «Отважного» и там освободим вас. Но сначала мне нужно заскочить в мою квартиру, чтобы забрать документы, переданные нам Акеро.
— Не нужно, капитан, — сказал Брак. — Они уже на борту. С небольшим сюрпризом для вас!
X
Пока люк шлюзовой камеры медленно закрывался, Рон бросил последний взгляд на эту земную поляну, которую ему никогда больше не предстояло увидеть, поляну, на которой похоронили Гедана, затем — на встревоженное лицо Кебельды.
— Не беспокойтесь! Даю вам слово: никто не узнает, где находится Земля!
Как только люк закрылся, он направился в командную рубку.
— Стан, сейчас же взлетаем! Абсолютно вертикальный подъем до высоты сто километров и переход в Пространство II! Да, я знаю, что мы рискуем вынырнуть вблизи какой-нибудь крупной планеты! Но кто знает, какое еще оружие есть у них в арсеналах, помимо выведенных нами из строя прожекторов!
Рон ощутил спокойствие, лишь когда на обзорных экранах возникла абсолютная чернота Пространства II. Откинувшись на спинку кресла, он с облегчением выдохнул и сказал:
— Что ж, друзья, мы отделались минимальным уроном, но могли остаться тут навсегда! Дюрю, Ункумба, есть что-нибудь ценное в документах Акеро?
— Они неоспоримы, капитан, — ответил антрополог. — Мы сделаем несколько копий, и Ункумба сможет передать одну своему правительству. Вероятно, этого окажется не достаточно для прекращения войны, но данные документы станут в том огромным подспорьем, если одновременно с этим мы сделаем реальное предложение о мире.
— Прекрасно! Что там со Стражами, которые последовали с нами?
— Распределены по разным каютам и находятся под наблюдением наших людей. Но я полагаю их намерения искренними, — сказал Гуннарсон.
— Их двенадцать?
— Да. Весь цвет научных Стражей. В курсе всего технического устройства Пространства III.
Рон присвистнул.
— Придется им объяснить, что пока не следует об этом распространяться!
— Акеро также пожелал улететь с нами. Как и еще несколько человек. Когда земляне узнали, что мы собираемся покинуть их планету, некоторые попросили взять их с собой. С тобой в этот момент связаться было невозможно, а время поджимало. Я согласился — соразмерно имеющемуся в наличии свободному месту. Всего их двадцать один.
— Даже не знаю, понравятся ли им наши планеты больше, чем та, которую они покинули. Впрочем, это их личное дело! Женщины среди них есть?
— Три.
Рон на мгновение испытал сожаление. Если бы у него было время разыскать Сору... Но так, вероятно, будет даже лучше. О Ване он даже и не вспомнил.
— Как полагаете, Ункумба, мир между нами возможен?
— Да. Мой народ устал от этой бойни. Не знаю, правда, как ваш...
— Думаю, что и мой тоже. Но долго ли продлится этот мир? Создан ли человек для мира? Да, он, этот мир, царит там — внизу, на Земле, — но какой ценой! Находящееся под воздействием наркотиков счастливое население, живущее в рабстве, даже того не сознавая! Элита, во всем руководствующаяся долгом, который, наплевав на их свободу, этим людям навязала чья-то безжалостная воля. Неужели для человека действительно нет другой альтернативы войне или рабству?
Меланец опустил правую руку на плечо капитана.
— Не нужно терять веру в человека, Рон. Родной для моего народа край, Африка, долгое время был землей рабства, еще даже до того, как его заполонили предки вайтов. Наша история, в большей мере известная, чем ваша, учит нас тому, что даже между афрэнами на протяжении многих веков, быть может, существовали войны и порабощение. Сегодня мы уже представляем собой огромную конфедерацию, объединяющую тысячи планет. У вас тоже было немало братоубийственных войн, но сейчас и вы — единый народ в космосе. Если нам удастся остановить эту войну — а нам это удастся! — впервые в своей истории человечество заживет в полном мире. О! Я знаю, остаются еще и Другие, нелюди, с которыми нам придется порой сражаться. Но и это пройдет! В один прекрасный день, Рон, все сознательные существа Вселенной заживут в мире. Ни мы, ни даже наши прапраправнуки этого не увидим, но этот день придет! И мы добьемся этого, оставаясь свободными! Быть может, когда-нибудь к нам присоединится и Земля?
Повисла тишина. «Если наступит мир, что останется делать мне? — подумал Рон. — Возобновить старые связи, вспомнить о своей первой любви, вернуться к науке? Или же уединиться в моем фамильном имении в долине Клер? Жить философом, наедине с самим собой? Ах! Если бы Мойя не предала меня!..»
Он тряхнул головой. Если бы Мойя не предала его, он никогда бы не стал капитаном пиратского судна. Вероятно, сейчас преподавал бы в каком-нибудь университете. Он вдруг ощутил жуткую усталость.
— Стан, остаешься за главного. Пойду отдохну немного у себя в каюте.
Дверь отъехала перед ним в сторону. В кресле, с распущенными волосами, спала Сора. Легкий шум, с которым он вошел, разбудил девушку. Она вскочила на ноги, робко взглянула на него. Мгновение он неподвижно стоял на пороге, затем бросился вперед, протягивая к ней руки.
— Ты меня принимаешь? — прошептала она.
Ты изменилась, Сора. Ты выглядела совершенно иначе, когда...
— Я больше не нахожусь под воздействием содры. Борнэ сделал нам «освобождающий» укол, прежде чем Гуннарсон принял нас на борт.
— И как ты себя чувствуешь?
— Одинокой, напуганной... и свободной!
— Знаешь, война вскоре, надеюсь, закончится. И я тоже буду чувствовать себя одиноким, немного напуганным и свободным. Я подумываю о том, чтобы удалиться в имение, которое у меня есть в одной очень красивой долине, там, где я родился, на Федере, нашей центральной планете. Ты согласна разделить со мной это уединение?
Она прижалась к его груди.
— А почему, по-твоему, я полетела? Я любила тебя, еще когда была... чем-то под воздействием содры. Мне жаль только детей, которых я учила...
— Ты сможешь преподавать и там, куда мы поедем, Сора! Преподавать историю планеты, которая стала гордой, которая дала своим детям всю вселенную, и которая сейчас — быть может, лишь на какое-то время — напугана и потому замкнулась в себе.
Он нежно обнял ее. Вокруг них «Отважный» вибрировал всей мощью своих механизмов, которые продвигали его в пространстве, пространстве, не созданном для человека, но тем не менее этим человеком завоеванном.
«Из-за одной женщины я встал на путь приключений, другая заканчивает это мое странствие, — подумал Рон. — Будет ли мне когда-либо его не хватать?»
Он пожал плечами. Будущее покажет. Пока же, вдыхая запах тяжелых черных волос Соры, он был счастлив.