На орбите вокруг Ашкрофта и по пути к Зейд-Африке

Верещагин мерил шагами свою каюту. Это было совсем несложно: ее длина составляла три метра.

Антон не выделялся особым ростом, но благодаря хорошей осанке казался выше. Как старший офицер на борту боевого транспортного корабля «Kara», он располагал отдельным помещением. Помимо него каюту имел только командир корабля. На борт звездолета втиснули семьсот человек, и подчиненные Верещагин на жили как селедки в бочке. Срочность переброски исключала более комфортные условия, и приходилось существовать так, пока личный состав не начнут погружать в анабиоз. Настоящий ад в консервной банке!

Ожило переговорное устройство, спрятанное в стене.

– Подполковник Верещагин, последний челнок подходит к стыковочному отсеку. Батальонный сержант просит вас прийти.

– Спасибо, – ответил Антон.

Он вышел в тесный коридор, где столкнулся с лейтенантом и солдатами из 1-й роты. Они с трудом разошлись.

Батальонный сержант ждал его в стыковочном отсеке вместе с капралом-часовым. Верещагин подмигнул Малинину, но ничего не сказал. Сержант держался подтянуто, отличался высоким ростом; коротко стриженные волосы уже тронула седина. Великолепный служака. Как человек он практически не имел недостатков, кроме, пожалуй, одного – был настолько сдержанным, что это казалось неестественным.

Судя по скрежещущим звукам, шла стыковка. Наконец открылся люк. Рауль Санмартин, как всегда собранный, подтянутый, расправил плечи и вскинул руку, приветствуя старшего по званию.

Верещагин молча отдал честь.

Худощавый, даже тощий – последствия пребывания в пустыне – капитан Санмартин недавно принял на себя командование 3-й ротой. Ошибка предыдущего офицера стоила тому жизни.

– Всего шесть человек, – доложил Санмартин. – Один под арестом – ефрейтор Пригал.

Верещагин и сам уже слышал жалобные возгласы ефрейтора. Пригал был водителем в 15-м взводе, которым командовал Муравьев, и радости от такого приобретения лейтенант не испытывал.

Верещагин взглянул на Санмартина так, словно его собеседник был деревянным бруском, а он оценивал материал и намечал, как лучше его обтесать.

– Сколько отсутствующих?

– Ни одного.

Это было гораздо лучше того, что ожидал услышать Верещагин. Много лет назад, еще до того, как Антон стал комбатом, после отлета с Земли насчитали двадцать пять дезертиров, да еще имел место небольшой мятеж. Он немного подумал.

– Ну что ж, очень хорошо. Батальонный сержант, думаю, в данных обстоятельствах следует сразу разобраться с Пригалом.

– Есть, сэр.

Санмартин щелкнул пальцами. Два солдата пропихнули Пригала сквозь люк. Арестованный пытался при этом зацепиться за узкий проход и вдобавок орал так, что мертвого поднял бы. Но потом он повернул голову и заметил Верещагина, стучащего трубкой, которую он никогда не зажигал, по руке. Пригал встретился с ним взглядом. Верещагин вздернул левую бровь.

– А, здравствуйте, – потухшим голосом промямлил Пригал.

Батальонный сержант хлопнул в ладони, и часовой оттащил несчастного от входа. Потом его с трудом заставили принять положение, которое отдаленно напоминало стойку «смирно».

– Итак, я открываю заседание трибунала. Ефрейтор Пригал, вольно. Вы хотите, чтобы я зачитал вам обвинение? – сказал Верещагин.

Обвиняемый быстро замотал головой из стороны в сторону.

– Капитан Санмартин, вы готовы присягнуть? – задал Верещагин формальный вопрос.

– Так точно.

– Где вы нашли его?

– В заведении на Рю-Писарро. Забаррикадировался в одной из комнат.

– И что наш ефрейтор сказал в свое оправдание?

Санмартин сделал паузу, потом продолжил:

– Он заявил, будто выслеживает заговорщиков, действия которых направлены против Его Императорского Величества, этот долг важнее обязанности прибыть в свою часть для отправки. Обвиняемый также утверждал, что его ошибочно принимают за ефрейтора Пригала, он совсем другой человек. Возможно, выдвигал и другие версии, пока мы взламывали дверь. Об этом его надо спросить.

Верещагин позволил себе прикрыть глаза.

– И как вы обнаружили его?

Санмартин негромко кашлянул.

– Ефрейтор оставил явные следы.

Верещагин склонил голову.

– Пригал, вы слушаете? – мягким голосом спросил он.

Ефрейтор внезапно осознал, что он тут не один.

– О, сэр, я как раз шел к взлетно-посадочной площадке, чтобы доложить о прибытии. Тут на меня напали и влили в рот какую-то гадость. А тут еще заговор, сэр…

– Пригал, пожалуйста, не добавляйте еще и витиеватую ложь к вашим прочим «достижениям». Можете что-либо сказать в свою защиту или назвать обстоятельства, смягчающие вину?

Обвиняемый быстро протрезвел и стоял онемев, не в силах произнести ни слова.

Верещагин помнил город, который они покинули. Рю-Пуссэн, мощенная камнем Пляс-Вато, где навстречу немногочисленным прохожим проплывали, словно яркие перелетные хищные птицы, местные путаны, «орисонталес», в вуалях, и вылавливали мужчин типа Пригала.

Ашкрофтская олигархия не удостаивала военных ни словом, ни взглядом. Большинство «паразитов», как их звали в низах, прятало свою враждебность к армейцам под маской безразличия, остальных вывез «Лиссабонмару». Батальон Верещагина подавил восстание рабов, но паразиты потеряли больше чем дармовую рабочую силу – их люди Верещагина безжалостно расстреливали. У богачей было что терять!

За городом раскинулась пустыня, налетающий ветер то и дело бороздил красноватые пески. Пыль кирпичного цвета все больше покрывала, словно глазурью, улицы и дома. Пустыня, сантиметр за сантиметром, надвигалась на людей.

Но и на Ашкрофте некоторые находили для себя что-то стоящее. Когда батальон выстроился для переклички на взлетно-посадочной площадке, один парень взбунтовался. Верещагин помнит, как он тихо всхлипывал, прижатый к гудронному покрытию тремя товарищами; его волосами играл налетевший ветер. Перед полетом с солдатами обращались с особой осторожностью и тактом, ибо временной парадокс и анабиоз означали, что они навсегда расстаются со всем, что дорого… Вернувшиеся застанут иной, совершенно незнакомый мир, где у них не осталось никаких корней.

Когда-то в городе Ашторете, под Хевроном, жила совсем еще юная девушка, сумевшая вызвать у одного молодого лейтенанта желание остаться. Но он нашел в себе силы преодолеть это желание. Его звали Верещагин. Ее внуки, наверное, старше, чем был тогда он…

Да, отправка для каждого – трудный шаг, барьер, который приходится преодолевать. Но это не снимало с обвиняемого вины и никак не смягчало ее.

– Ефрейтор Пригал, настоящий трибунал находит вас виновным в совершении предъявленного преступления. Капитан, ваше мнение?

Санмартин несколько секунд колебался.

– Преступление заслуживает смертной казни.

Верещагин мягко постучал трубкой по бедру.

– Что мне с вами делать, Пригал? Вы сознаете, что капитан Санмартин должен был пристрелить вас сразу, как только обнаружил такое вопиющее нарушение воинской дисциплины?

– Так точно, сэр, я понимаю, сэр. Сознаю! То есть нет, я не знаю, что вам делать со мной, но я все сознаю. Сожалею, что так вышло, и все такое, – скороговоркой пробормотал Пригал.

– Батальонный сержант, а вы что скажете?

Малинин почесал подбородок.

– Можно начать с того, что дать бывшему ефрейтору умывальную комнату правого борта. Месяцев на пять-шесть.

– Согласен с вами, батальонный сержант. Расстрел – это слишком мягкое наказание для вас, Пригал. Вы еще должны заработать право быть расстрелянным. Понимаете, что я говорю, Пригал?

– Да, сэр. Благодарю вас, сэр.

– Вот и отлично. Встаньте по стойке «смирно», ефрейтор Пригал. Мы поговорим с вами через неделю, рядовой Пригал.

Заботливо поддерживаемый под руки конвоем, Пригал направился драить умывальную комнату правого борта. Он будет наводить там блеск, сантиметр за сантиметром. Два других члена экипажа его бронемашины, которые присоединятся к нему в этой малоприятной работе, поблагодарят его по-своему.

Привели еще пятерых нарушителей дисциплины, после чего команда прочно задраила люк.

– Какие-нибудь трудности с остальными были? – мирно осведомился Верещагин у Санмартина.

– Нет, никаких. Четверка моих парней ждала на взлетно-посадочной, и ребята Детлефа примчались на «велосипеде». Мы как раз задраивали люки.

Верещагин кивнул и стал ждать. Несколько человек из команды капитана коллективно опоздали. Наверняка какая-нибудь история.

– Заведение Пурнамо аккуратненько подожгли. Одни головешки остались, – не дожидаясь вопросов, сообщил Санмартин.

Верещагин улыбнулся.

Заслуженная репутация полковника как человека честного и любящего порядок затронула деловые интересы командующего городским гарнизоном. Батальон не скоро забудет майора Пурнамо, но последний тоже долго будет их поминать недобрыми словами.

– Адмирал Накамура, несомненно, рассердится, но это не столь уж важно. Что еще интересного?

– Хозяйка борделя хотела выставить имущественные претензии к Пригалу в качестве гарантии за оплату счета.

– Ну, и вы разубедили ее? – спросил Верещагин с улыбкой; на щеках возникли еле заметные ямочки.

– Я сказал, что такие расходы утверждаются вами лично, и предложил повалить тут же несколько стен, чтобы проверить, не укрывает ли она у себя еще двух-трех дезертиров из нашего батальона.

– Что ж, оригинальное, смелое и простое решение. Я ценю вас за это… – Верещагин вовремя остановился: несмотря на опыт, Рауль Санмартин был далеко не идеальным офицером. – Рауль, взыскание имеет двойной смысл. Оно должно показать виновному, что он опозорил себя своими действиями, и убедить, что, только отбыв соответствующее проступку наказание, может восстановить свое имя в собственных глазах. А ты перегибаешь палку. Мы расстреливаем только тех, кого не можем исправить. – Верещагин показал, что разговор окончен.

Санмартин немного подождал, а затем направился в свою роту.

Сорок шесть часов спустя он лежал, совершенно измотанный, пытаясь приспособиться к отведенному ему месту, полметра в ширину и высоту. В конце висел его рюкзак с личными вещами.

Сержант Руди Шеель выбрал себе место под вентиляционной решеткой, где не так чувствовался запах, который вскоре воцарился на транспорте. Шеель старался относиться к своему командиру как к любимому младшему брату – умнице, но непрактичному, несобранному человеку.

Едва различимые звуки дыхания заместителя Санмартина, Ханса Кольдеве, спавшего на койке ниже, смешивались с никогда не прекращавшимся тихим воем ядерной установки корабля. Стоило Хансу закрыть глаза, и он становился похож на херувима, и в этот момент его лицо могло обмануть кого угодно, хоть святого.

На Ашкрофте некоторые двинулись умом, другие потеряли интерес к жизни. У лейтенанта Кольдеве прорезалось чувство юмора, что было еще хуже.

Но именно Ханс отрезал локон у убитого Вильо Изотало перед кремацией.

Капрал Вильо Изотало – последний, кто погиб в 3-й роте. Его застрелили на улице города, который он помогал когда-то освобождать и куда вернулся, увы, ненадолго. Когда к месту убийства прибыла команда быстрого реагирования, он лежал на асфальте; невидящие глаза смотрели на небо, где его возвращения ждал корабль. Горожане проходили мимо, делая вид, что ничего не замечают.

К несчастью для случайных прохожих, адмирал Накамура набрал команду быстрого реагирования из новичков, только что прибывших сотрудников имперской службы безопасности. Обычные пехотинцы в таких случаях вели себя жестоко, а эти и подавно. Высадившись, команда схватила два десятка хорошо одетых мужчин из первых попавшихся и расстреляла их; первым оказался человек, неосмотрительно пнувший труп Изотало ногой.

Час спустя обнародовали имена еще ста восьмидесяти горожан, взятых в качестве заложников. Через три часа перед штаб-квартирой адмирала Накамуры появился труп, завернутый в отороченное мехом пальто. Он был застрелен в упор из волнового оружия. Этот человек умер не сразу, он успел во всем признаться, а обследование тщательно привязанного к шее орудия преступления подтвердило его вину.

Заложники были отпущены. Адмирал Накамура лично поблагодарил каждого за оказанную помощь и извинился за причиненные неудобства.

На следующий день 3-я рота начала приготовлений к отлету. После их отбытия просьбу оппозиции о создании местной полиции отклонили, а функции наведения порядка возложили на имперскую службу безопасности. Батальон же отбыл на планету, жители которой назвали ее Зейд-Африка.

– Ну, Ханс, новая планета – новая война – тихо сказал тогда Санмартин, почти про себя.

Клод Девуку потряс головой, стараясь точнее сформулировать ответ. Сидящий напротив Верещагин мрачно смотрел на врача.

– Полет плохо подготовлен, полковник. Восемь месяцев в космосе – очень длительный срок. Аппаратура для анабиоза рассчитана на меньший период. Кроме того, климат на Ашкрофте был очень, очень неблагоприятен. Большинство людей сильно похудели.

– Что еще, Клод?

– Непонятно, как нам поддерживать тонус солдат. Батальонный сержант сказал мне, что всю первую половину полета часть спортзала будет занята под склад. Командир корабля утверждает, что вращение дает лишь семьдесят семь процентов земной гравитации. Неизбежно последует уменьшение содержания кальция. К какому решению вы пришли?

Верещагин повернул голову к своему батальонному сержанту.

– Ну, Юрий?

– Да, сэр. Первая и вторая роты дежурят с 12.00 до 24.00, как и приданные им инженерно-саперный, разведывательный и авиационный взводы. Третья и четвертая роты, вместе с квартирмейстерами, – с 24.00 до 12.00, – доложил батальонный сержант, говоря о расписании нарядов по службе. Он пожаловался на скученность – по два солдата на койку – и плохое снабжение. – Чтобы решить проблему мест, первую и третью роты отправим в «холодильные камеры», всех до одного, – продолжал батальонный сержант. – Четырнадцатый и пятнадцатый взводы из четвертой роты тоже отправятся туда же. Остальные будут нести службу.

– Так пойдет, доктор? – спросил Верещагин.

– Не вижу никаких затруднений.

– Батальонный сержант, какие у нас еще проблемы по медицинской части?

– Насчет рециркуляции воды, сэр. Мы не успели распаковать и подготовить оборудование перед посадкой. Пока оно не очень хорошо работает.

– Солдаты постоянно жалуются на вкус воды, перегнанной из мочи, – сухо прокомментировал Девуку.

– Пожалуйста, Клод, займитесь этим, – произнес Верещагин, затем обратился к четвертому из присутствующих – своему заместителю. – Матти, а у вас есть что сказать?

Матти Харьяло развел руками.

– Как тут говорили, проблема со спортзалом. Нам нужно футбольное поле. К слову, Рейникка хочет, чтобы я играл центровым. Говорит, инженеры все интеллектуалы.

У майора Харьяло было овальное лицо и серо-голубые глаза. В батальоне остро ощущалась нехватка офицеров и сержантов, и Харьяло работал за двоих. Внешность обманчива: майор был гораздо крепче, чем выглядел, и на футбольном поле его не остановить.

– Согласен, – сказал Верещагин, постукивая трубкой по ладони. – Юрий, когда мы съедим все, что размещено в спортзале?

– Через семь недель и три дня.

– Это неприемлемо. Надо убрать ящики куда-нибудь.

– Сэр…

– Что еще?

– Инженер-механик корабля предложил прочитать нам парочку-другую лекций. Он, похоже, считает, что нам нечем занять себя, – сказал Харьяло.

– И что он нам предлагает?

– Теорию биномов, систему двигателей корабля, потом…

– Этого достаточно. Я надеюсь, вы не вышли за рамки дозволенного, аргументируя отказ?

– Я спросил, не хочет ли он силой собрать нас на свои лекции, и вместо этого предложил поприсутствовать на одной из презентаций Раулем Санмартином своей коллекции брюхоногих моллюсков. Видели бы вы его лицо!

– Представляю себе… Еще что-нибудь?

– Батальонный сержант поднял передо мной один вопрос…

– Да?

– Когда вы сами пойдете в «холодильную камеру», Антон?

Лишь два лица должны были бодрствовать в течение всего полета: батальонный сержант Малинин и Девуку. Как заместитель Верещагина, майор Харьяло следил за соблюдением этого правила.

Верещагин вздохнул, немного подумал.

– Сейчас, вместе с первой и третьей. Организуйте все, а потом пусть покомандует Пауль.

Палач, майор Пауль Хенке, легко справлялся с любой задачей.

– Все обсудили? И так уже убили столько времени, – закрыл совещание Верещагин.

В «холодильной камере» люди были сложены, как гробы в морге. Верещагин почувствовал покалывание в руках и стал ждать, пока его тело остынет и улетучатся мысли о Зейд-Африке.

«Кага» должна встретиться с грузовым кораблем с Канисиуса, с прославленным штурмовым батальоном на борту, и с шестью кораблями с Земли, которые доставят еще два стрелковых батальона, штабную бригаду, батальон поддержки, роту гаубиц, инженерно-строительную роту, руководство батальона, который создадут на месте, роты тяжелого воздушного транспорта, штурмовую авиацию, полицию и прочее, и прочее. Главную оперативную группу планировалось сопровождать фрегатом и тремя корветами, чтобы оказывать огневую поддержку из космоса.

Но в любой военной операции людей и техники всегда оказывалось недостаточно, особенно когда требовалось покорить целую планету. Верещагина беспокоило по-настоящему последнее предписание. В нем, в частности, говорилось, что оперативная группа оккупирует некоторые пункты поселенцев с целью «защиты имперских интересов».

Помимо взлетно-посадочного Комплекса и энергетической установки, созданной на морском шельфе, единственными стратегическими объектами на Зейд-Африке являлись горнорудные, нефтеперегонные и металлургические предприятия. На них достаточно одного-двух усиленных батальонов. Но вице-адмирал Роберт Ли, командующий имперской оперативной группой «Зейд-Африка», смотрел на вещи иначе. Сам Верещагин считал оккупацию маловажных объектов кровавым делом, только провоцировавшим население на-акции сопротивления. Эта мысль тяжким бременем осела в сознании перед погружением в неестественный сон, вычеркнувший из жизни пять месяцев.

 

Перед высадкой на Зейд-Африку

Став на время «спутником» солнца системы и погасив при этом практически всю скорость, корабль подлетел к цели и расположился над материком Акаси, рядом с грузовым транспортом «Рейкьявик Мару» с Канисиуса. По звуковой системе передавали Гайдна, Мендельсона, потом зазвучала «Девятая симфония» Бетховена.

Люди Верещагина оделись в комбинезоны, которые предварительно прошли обработку в глубоком вакууме. Солдаты восстановили боевую форму, им оставалось только ждать. Корабли с Земли прилетели спустя трое суток и восемь часов. «Коренником» выступал «Граф Шпее» в сопровождении корветов.

После перегрузки на транспорт «Сокаку» Верещагина и Харьяло встретил худощавый майор с проседью в волосах. Он отдал им честь и протянул руку.

– Ретталья, из разведки оперативной группы. В этом небольшом путешествии я буду вашим гидом. – Время от времени он кивал офицерам, сновавшим по коридорам. – Пока что все не так просто. Командир бригады полковник Линч будет руководить «наземными» операциями. Он ждет вас, чтобы передать оперативный план.

Матти Харьяло украдкой взглянул на Верещагина.

– Интересно, сколько у него этих планов.

– Думаю, всего-навсего один. – Ретталья вел их проходами. На него чуть не наскочил запыхавшийся офицер с планшетом. – Гамлиэль, специалист по политическим вопросам. Он тоже будет присутствовать, – бросил на ходу Ретталья. – Поосторожней с ним! Отвечу сразу на вопрос, который вы наверняка захотите задать. Когда полковник Линч собрал две недели назад четвертое совещание по планированию операции, адмирал Ли заметил, что мы планируем совещания по планированию совещаний. С тех пор полковник Линч больше не собирал совещаний.

– Понятно, – сказал Верещагин.

У дверей конференц-зала корабля их встретил помощник полковника Линча капитан Донг. Линч и Гамлиэль сидели в помещений. Ретталья представил всех друг другу. Первый был человеком плотного телосложения с очень бледным лицом, второй – круглолицым и рябоватым.

Линч встал и торжественно произнес:

– Добро пожаловать на борт нашего корабля, Верещагин. Уверен, вы рветесь в бой!

Донг раздал всем по толстой пачке приказа по операции.

– Нам наверняка будет очень интересно познакомиться со всем этим, – сказал Верещагин, разглядывая документ.

Линч тяжело опустился в кресло.

– Другие подразделения и части уже проинформированы. Я ожидаю, что вы выполните поставленную перед вами задачу с не меньшим усердием. Знаю, вы были на Асикаги с адмиралом Накамурой. Там, насколько я знаю, сложилась прелюбопытнейшая ситуация.

Верещагин сел и сдержанно произнес:

– Тамошние рабы восстали против олигархов и взяли планету под свой контроль. Мятеж не утихал и после нашего прибытия. Олигархи относились к нам почти так же плохо, как и остальные жители. Адмирал Накамура, оценив ситуацию, решил, что нужно еще два батальона. К счастью, мы сумели решить проблему.

– Мы учились вместе с майором Пурнамо. Вы знали его? – спросил Гамлиэль.

– Да. Причем даже слишком хорошо, – ответил Харьяло.

После мучительной паузы Линч сказал:

– Я хотел бы посмотреть на список последних операций вашего подразделения. Полагаю, вы привезли его.

– Нам ничего не сказали, так что, к сожалению, мы его не взяли с собой, – прямо ответил Харьяло. Пролистав приказ об операции, он заметил: – Разведданные – просто куча хлама.

Линч заметно покраснел, а Ретталья улыбнулся.

– Выражаю свои сожаления, – сказал он. – Но, чтобы не лишать операцию стратегической и тактической неожиданности, адмирал Ли до высадки запретил мне сбор данных на планете.

Верещагин тихонько барабанил пальцами по документу.

– Полковник Линч, могу я внести одно небольшое предложение? Климат там очень жаркий и влажный, что серьезно повлияет на проведение операции. После восьми месяцев на борту транспорта и нескольких периодов анабиоза мои люди не в лучшем физическом состоянии. Давайте отложим операцию на семь дней, чтобы мы смогли акклиматизироваться где-нибудь в необитаемом районе.

Гамлиэль чуть пошевелил пальцами.

– Нет, адмирал Ли никогда не пойдет на это, – ответил Донг. Верещагин краем глаза наблюдал за Харьяло и заметил, как напряглись мускулы лица у Матти. – Это во-первых. А во-вторых, производственный Комплекс компании «ЮСС» – один из ключевых объектов, которые переходят под наш контроль в течение первых суток. С вашего позволения, я высажу там одну роту.

Линч стукнул по столу.

– Это невозможно. Ночная высадка на Комплекс абсолютно исключена. Мы не сможем обеспечить ей поддержку.

– Дьявольщина! Мы сделаем это! – резанул Харьяло.

– У вас здесь помечено, что на океанскую энергетическую установку высаживается взвод парашютистов. Да на него не попадешь на парашюте!

В дискуссию включился Гамлиэль:

– Океанскую энергетическую установку мы защищать не будем…

Он тут же осекся, увидев, что Ретталья улыбается во весь рот.

– А какая погода над этим объектом? Наблюдаются по утрам восходящие потоки воздуха? – спросил Харьяло. – У нас есть хоть сколько-нибудь новые снимки?

Наступило некоторое затишье, прерванное Донгом.

– Уже слишком поздно менять график движения челноков.

Глядя на Гамлиэля, Ретталья спокойно спросил:

– Карлос, а почему бы вам, с разрешения полковника Линча, не просветить их по части политической ситуации на планете?

Гамлиэль прокашлялся.

– Компания «Юнайтед-Стил стандард» получила права на эксплуатацию зейд-африканских месторождений радиоактивных металлов. После решения Совета по опеке перетасовать рынки корпорация испытывает трудности из-за пересмотра налоговых норм.

– Имперское правительство, – вставил Ретталья, – согласилось предоставить корпорации кредит на дополнительный вывоз металлов и на расширение производства. Местная нижняя ассамблея заявила, что это лицензия на грабеж.

Гамлиэль выдержал паузу, затем продолжил:

– «ЮСС» планировала дополнить небольшой постоянный штат эмигрантами; она поместила на грузовые суда приверженцев пяти религиозных сект. «ЮСС» надеялась, что они, обжившись, будут поставлять продукты питания для постоянного персонала и станут первыми потребителями.

– В общем, дешевая рабочая сила, – прокомментировал Харьяло.

– Но секты разошлись, и эксперимент оказался неудачным.

– Они просто вымерли, – вставил Ретталья.

Гамлиэль провел по щеке платком.

– Более успешные попытки колонизации были предприняты в сотрудничестве с правительством в изгнании бывшей Южно-Африканской Республики. Использовались беженцы-африканеры, которые выжили после катастрофы и войны с банту. Изгнанники имели высокую квалификацию, что позволило компании сократить свой штат и сэкономить на зарплате.

Ретталья вновь вмешался:

– Хотя «ЮСС» создала им противовес, организовав поселения так называемых «ковбоев», ее руководству в голову не пришло, что своей деятельностью компания загоняет буров в угол. Уроженцы ЮАР хорошо помнят свою историю, и они не забыли и не простили Jan Companie – Вест-Индскую компанию, на которую «ЮСС» весьма похожа. Когда «ЮСС» положила конец деятельности «цутпанбергской семерки» из-за того, что она сеяла недовольство среди рабочих, буры решили пойти на перераспределение власти. Начали они со всеобщей забастовки. После того как все летавшие корабли покидали планету пустыми, планетный директор пошел на переговоры, после чего, спасая свою честь, покончил с собой. Как я понимаю, на его позицию повлиял тот факт, что коммандос из бурской милиции начали использовать в своих целях промышленных роботов компании.

Вмешался полковник Линч:

– Ретталья, вы не могли бы держаться ближе к теме и не перебивать?

Гамлиэль продолжил:

– Соглашение включало график поставок, обязывало компанию отдавать предпочтение рабочим и служащим из африканеров, предполагало разумную заработную плату и выделение части продукции для местного потребления. «ЮСС» попыталась уйти от выполнения условий, что привело к падению производственных показателей в течение нескольких лет. Это оказалось веским аргументом в пользу рабочих, и новый планетный директор постыдно капитулировал перед ними. Чего директорат «ЮСС», естественно, не одобрил.

– Расскажите им о ковбоях, – предложил Донг. – Ковбои довели дело до нового кризиса. Хотя они, как предполагалось, – должны были служить противовесом бурам, «ЮСС» использовала их крайне близоруко. Сузившиеся рамки деловой активности заставили компанию максимально уменьшить транспортные расходы и экспортировать сельскохозяйственную продукцию на планеты недавно освоенной системы Дзайбацу. Площадь земель, обрабатываемых ковбоями, возросла вдвое, но и увеличивавшееся африканерское население все больше стало обращаться к сельскому хозяйству. Ковбои стали терять позиции на планете, к тому же рынки Дзайбацу потеряли неустойчивость. Провалы в планировании и слабости в управленческой структуре «ЮСС» породили разногласия по вопросам о земельной собственности. Компания решила вмешаться в междоусобицу. – Гамлиэль снова вытер лицо платком. – На Земле, – продолжал он, – директорат компании решил нанести удар по африканерам и подбросить ковбоям наемников под видом охраны производственных объектов. Междоусобная война на планете приобрела характер гражданской войны, и руководство «ЮСС» потеряло контроль над ситуацией. Оно с опозданием запросило поддержки со стороны имперского правительства. Однако Совет по опеке незадолго до отправки оперативной группы признал недействительным устав «ЮСС» по планете, – завершил Гамлиэль.

– Полковник, как сформулированы наши задачи и каков статус «ЮСС»? – поинтересовался Верещагин.

– Мы должны восстановить порядок и сотрудничать с официальными лицами компании, – коротко сообщил Линч.

– Понятно, – сказал Верещагин, а потом, прикрыв глаза, добавил: – План высадки очень куц. Если позволите, сэр, я бы хотел внести некоторые изменения. В этом случае могу гарантировать успешное выполнение возложенной на меня миссии. Иначе…

Верещагин намеренно оборвал фразу, а Ретталья с невинным видом обронил:

– Подполковник Верещагин и майор Харьяло еще не встречались с адмиралом Ли. Я хочу предварительно ознакомить их с планом адмирала.

Гамлиэль еле заметно кивнул, а Донг спросил:

– Как насчет челноков?

Линч сжал губы, несколько минут напряженно размышлял. Наконец произнес:

– Хорошо, Верещагин, думайте, дорабатывайте детали, которые считаете существенными. Но никаких изменений в графике движения челноков и в части, касающейся высадки десанта на Комплекс!

– Благодарю вас, сэр, – сказал Верещагин и легко похлопал Матти Харьяло по руке.

Ретталья проводил их в коридор.

– Высадкой займется штаб бригады. Они в этом деле немного новички. Я покажу вам тут все и познакомлю со штабными, – сказал он и добавил с обезоруживающей искренностью: – Хотя Совет по опеке принял устав «ЮСС» недействительным, корпорации разрешено оставить в силе положение соглашения с бурами, что наводит на смутные подозрения. Возможно, скоро будет введено прямое имперское правление. «ЮСС» четко не определила своих целей, а Совет по опеке не стал навязывать своих рекомендаций. Я определенно думаю, что вы понравитесь Ли. Он очень проницателен, все остро схватывает. Конечно, адмирал никогда не имел дело с боевыми частями и не участвовал в разработке операций. Для него Зейд-Афри-ка – это прежде всего политическая проблема.

– Все ясно, – заключил Верещагин.

Верещагин сделал паузу и окинул взглядом семерых собравшихся по его распоряжению в крошечной каюте корабля, отделанной полированной фанерой.

В углу примостился Лев Евтушенко из разведвзвода. Рядом с ним сидели Малинин, Харьяло и командиры рот верещагинского батальона: задумчивый майор Петр Коломейцев по прозвищу Полярник; капитан Тихару Ёсида – дилетант в деле, которое требовало хладнокровных и решительных профессионалов; бледный и болезненный на вид Санмартин и костлявый, как скелет, Пауль Хенке – Палач.

Харьяло протянул руку и включил свою «волшебную» карту.

– Корвет «Ахиллес» передал нам три помеченных на карте коридора над материком. Весь Акаси разбит на квадраты по сто гектаров для обеспечения огневой поддержки. Ответственный – батальонный сержант. – Харьяло окрасил квадрат и увеличил его. – Общая ситуация. Когда-то «Юнайтед-Стил стандард» были выданы права на это место. Единственное, что могло привлечь контору типа «ЮСС» в такой заброшенный свинарник на краю света, – это радиоактивные металлы. Компания пыталась разрабатывать рудники с помощью завезенной рабочей силы и усеяла здешние места трупами. – Он остановился, чтобы сделать глоток остывшего чая. – Когда эта затея провалилась, – продолжал Харьяло, промочив горло, – они стали умнее и привезли африканеров, то есть буров, но и с ними потерпели неудачу. И тогда «ЮСС» заселила южную часть Акаси скотоводами. Они стали называть их ранчерами, или ковбоями. Потом они оказали им медвежью услугу – подбросили наемников, так что ребята стали враждовать и с бурами, и друг с другом. А «ЮСС» потеряла контроль над ситуацией. Это было шесть местных лет назад, а до этого компания снабжала оружием три или четыре группировки, не меньше. «ЮСС» стала заискивать перед местной ассамблеей, а ассамблея обратилась к нам. – Харьяло перевел дыхание. – Теперь об объектах. Космопорт расположен здесь, где сходятся реки Вааль и Кровавая. В двадцати километрах к северу находится первая из трех горных цепей, протянувшихся с юга на север, – Драконовы, Ураганные и Хмурые горы. Драконовы горы вдаются на востоке в море в виде полуострова, заканчивающегося мысом Паарль. – Он высветил середину полуострова. – Главный производственный Комплекс «ЮСС» находится вот тут, на ответвлении от магистрали Йоханнесбург – Претория. В семи километрах от берега находится океанская энергетическая установка, которая вырабатывает электроэнергию для всех и вся с помощью разницы температур, используя низкую температуру придонного слоя. Это и есть наши цели на первый день. Нужно сохранить их в целости, особенно топливно-спиртовое предприятие, которое расположено отдельно на южной стороне Комплекса. Иначе мы не оберемся хлопот. – Он махнул рукой, и на экране появились три больших зеленых пятна. – А эти три объекта, главные населенные пункты африканеров, надо взять на вторые сутки. В Претории живут рабочие с Комплекса, это в одиннадцати километрах к юго-западу от него, на равнине. Йоханнесбург – центр горнорудных работ, расположен на северо-западе, в центре Драконовых гор. Блумфонтейн ближе к западу, на возвышенности. Вокруг него во все стороны расходятся сельскохозяйственные общины. Порт на реке, Каапстад, не наша цель. Пусть здесь потеют другие.

Иллюстрируя свои выкладки, Харьяло поочередно высвечивал отдельные районы изумрудно-зеленым цветом.

Ёсида несколько раз шаркнул ногами под столом. Несмотря на постоянный легкий гул двигателей, этот шум раздражал. Харьяло недовольно взглянул на Ёсиду. Лицо капитана осталось бесстрастным, но затылок заметно покраснел.

– Мы ведь не собираемся сидеть там и ждать, что через день-два придет команда сворачиваться! – сказал Харьяло, поворачиваясь спиной к Ёсиде.

– А через три? – спросил Евтушенко. Харьяло хмыкнул.

– А кто его знает? Подождем, пока командование бригады решит, чего оно хочет. Мы заведем дела на некоторых штатских, разберемся с наличием оружия и наведем порядок в этом вопросе. Там есть общины и отдельные фермы – они разбросаны за картофельными полями, вдоль Оранжевой и ее притоков, и дальше до самого Кару, но никому не приходит в голову считать все это военными целями. – Он вновь стал, одно за другим, высвечивать зеленым объекты на карте. – Если дела пойдут плохо, и я, и инженерно-саперный взвод лейтенанта Рейникки с удовольствием предоставим третьему взводу Петра Коломейцева еще одну возможность показать себя.

– Понятно, я как бы запасной игрок, – откликнулся тот. – А что будут делать другие? Какие цели поставлены перед ними?

– Подполковник Кимура со своим батальоном возьмет космопорт и пойдет дальше на юг – усмирять Каапстад, порт на реке, и ковбоев, – пояснил Харьяло, постукивая пальцем по столу в такт словам. – Но люди Кимуры не подходят для таких Целей. Кстати, его батальон – кандидат на роль постоянного гарнизона, который здесь оставят. Дела в нем обстоят не лучшим образом во всех отношениях. У подполковника Хигути – батальон, временно сформированный на основе 13-го пехотного стрелкового полка. Две его роты могут быть выделены из состава бригадного резерва. А эти орлы из легкого штурмового батальона подполковника Эбиля вообще не собираются спускаться на планету, если в них не будет надобности. В качестве средства огневой поддержки нам приданы на два дня четыре боевых корабля, они будут расстреливать самолеты, разрушать вражеские коммуникации. Верещагин перебил Харьяло:

– Матти будет осуществлять координацию, это ему знакомо хорошо. Продолжайте, Матти.

– Я не сказал еще об одном. Здания там каменные и цементные, со стальным усилием. Там нет приличной, твердой древесины, а цемент дешев. Напомните всем об опасности рикошетов. Что касается тактического задания, действуем по категории четыре. Нам не нужны горы трупов. Если произойдут изменения, сообщим.

– Так в кого мы будем стрелять? – довольно резко спросил Хенке.

Если бы Матти Харьяло имел восточный разрез глаз и умел держать при себе свое мнение, он был бы как минимум полковником.

– Дорогой мой, адмирал, должно быть, забыл упомянуть об этом. Я не знаю! Ретталья, исполняющий обязанности майора, тоже не имеет понятия. Адмирал отказался от сбора разведывательных данных до высадки, чтобы сохранить стратегическую и тактическую неожиданность, что, следует полагать, является самым ценным для нас. Некоторые там, внизу, не любят «ЮСС», а также друг друга. Возможно, мы тоже им не нравимся. Но адмирал уверен, что никто из них не станет по нас стрелять. В документах говорится, что мы обеспечиваем «имперское присутствие». Об остальном можете строить догадки не хуже меня. Понятно, Пауль? Палач промолчал.

– Да, еще вот что, – добавил Харьяло. – Говорят, там сейчас сентябрь.

Корабельный календарь показывал январь. У колониального батальона было собственное время, оно начиналось с «В» – дня высадки. С этого момента вели отсчет первой недели.

Харьяло повернулся.

– Антон, ваша очередь. Они услышали, что нам надо. Теперь скажите ребятам, как сделать то, что нам надо!

Верещагин принялся излагать план. Основной целью, отметил он, является Комплекс, на котором производится практически все, чем пользуется планета. Подразделение лейтенанта Евтушенко вступает в действие, как только первый эшелон батальона Кимуры захватывает космопорт. Комплекс имеет несколько гектаров плоской крыши. Пара сверхлегких самолетов «Воробей» высаживает команду, которая проломит крышу и тепло поприветствует планетного директора «ЮСС», когда тот придет на работу.

– Мы спросим его превосходительство, сколько сейчас времени и еще что-нибудь, что придет на Ум, – вставил Евтушенко.

– Да, вы там будете играть в свои самолетики, пока нам придется заняться делом, – сказал Харьяло.

Реплика Харьяло вызвала смех, но при этом все отметили про себя, что продержать директора под замком в течение высадки будет очень и очень полезно.

Основные силы батальона будут доставлены на планету на челноках и вклинятся в отряды, наступающие на океанскую энергетическую установку и на промышленный Комплекс.

Верещагин предпочитал сбросить стрелковую роту на крышу Комплекса глубокой ночью, но адмирал Ли отверг эту идею. Верещагин хотел также, чтобы впереди наступающих людей послали тяжелые танки, но по соображениям экономии оперативную группу ни разу не усиливали таким образом, куда бы их ни заносило.

Подсчеты показывали, что вместо одного тяжелого танка можно взять две легковооруженные пехотные роты или два легких штурмовых взвода. Учитывая выделяемые суммы и характер войны против повстанцев в колониях, получалось так, что части, посылавшиеся для ведения боевых действий, были на удивление похожи на стародавние воздушно-десантные формирования.

Космопорт располагал единственной взлетно-посадочной дорожкой для космических челноков. С целью преодолеть это препятствие Верещагин построил свой план на быстроте и неожиданности. 14-й легкий штурмовой взвод из 4-й роты майора Хенке и 9-й стрелковый взвод из 3-й роты капитана Санмартина должны были составить, по его мнению, атакующее ядро сил, действующих против промыщленного Комплекса. Возглавлять его должен был Рауль Санмартин. 3-й взвод 1-й роты майора Коломейцева на быстром судне проскользнет вниз по Кровавой реке и захватит океанскую энергетическую установку.

2-й легкий штурмовой взвод, 15-й и остальные взводы 1-й и 3-й рот пойдут следом, но уже не торопясь. К концу ночи, если все пойдет хорошо, высадятся 2-я рота капитана Ёсиды и батальон резерва.

Верещагин не собирался тратить лишнее время на разбор мелочей.

– Рауль, Петр, – сказал он, – вы между собой решите, как действовать, а все остальные наметят, что делать, исходя из этого.

Когда все стали расходиться, Верещагин задержал батальонного сержанта.

– Юрий, космопорт будет до предела перегружен. Станут прибывать то наши, то солдаты Кимуры. Полковник Линч, комбриг, привез с собой группу штабничков, которые представления не имеют о боевой высадке. – Действительно, они составили такой график движения челноков, что ротам Кимуры и за вдвое большее время дай Бог высадиться. К тому же команды челноков такие же зеленые, как и штабные мальчики Линча. – Полагаю, придется нам немножко пораскинуть мозгами применительно к обстановке.

Санмартин остановился у двери, чтобы уловить этот разговор. Через несколько часов роты до отказа забьют спортивный зал и перед операцией послушают Верещагина, который, поднявшись на ящик с боеприпасами, повторит своим тихим и спокойным голосом все сказанное здесь. Ребятам перед боем нужно что-то вроде напутствия, ведь Антон для них служит талисманом, а может быть, и иконой.

Рауль не уставал поражаться тому, как высок боевой дух у людей Варяга, – он причислял и себя к их числу. Пока они считают, что могут сразиться со всей Вселенной и победить, им все нипочем!

ИНФОРМАЦИЯ ПО СУЩЕСТВУ ВОПРОСА (1)

Здесь не летают птицы, но человек, созданный утром шестого Дня Творения, сошел с небес в мир, который позже назвал Зейд-Африкой.

Поначалу верилось с трудом, что эта планета, которую позже назвали Мусаси, несмотря на богатства, таящиеся в ее недрах, будет когда-либо освоена. Земля, даже после опустошения, которому она подверглась, оставалась богатой планетой, и для ее нужд хватало объектов поближе.

Законы предложения и спроса таковы, что, даже если золото, серебро и драгоценные камни разбросаны повсюду, словно песок на пляже, человека трудно заманить так далеко от дома. Редкоземельные металлы типа гадолиния и диспрозия на самом деле не так уж редки, и спрос на них удовлетворять не столь сложно. Платиновая группа металлов – платина, рутений, родий, палладий, осмий и иридий – важны для металлургии в качестве катализаторов и легирующих элементов. Однако идея обживания планеты Мусаси – Зейд-Африки ради снабжения Земли ими казалась смехотворной. Так же относились и к мысли о разработке шахт по добыче металлов, используемых в производстве полупроводников, – германия и индия.

Только возможность добычи самых удивительных из промышленных материалов – расщепляющихся – смогла привлечь людей к поколению космической целины в девяти месяцах полета от Земли. Гафний хорошо поглощает нейтроны и применяется для гашения электронных потоков, цирконий также незаменим в ядерной энергетике. Огнеупорные металлы, ниобий и тантал, обладают еще большей ценностью для космической техники. По прихоти неизвестного божества, единственной планетой, где условия схожи с земными, на которой эти материаллы обнаружили в относительном изобилии, оказалась Мусаси – Зейд-Африка. Ирония заключалась в том, что спрос на них определялся нуждами ядерной энергетики и другими областями космической технологии. Чтобы летать в космос, человеку нужны расщепляющиеся материалы, и ему приходилось летать в космос, чтобы получать таковые. Еще одна любопытная иллюстрация к старой как мир дилемме о курице и яйце.

 

Воскресенье (1)

[3]

Укрывшись с головой в зарослях гигантского мха, Фрипп показал Санмартину большой палец и разжал руки, позволив оружию свободно болтаться на ремне. Фрипп получил этот десантный автомат, сдав свою древнюю развалюху. Его партнер, де Канцов, предпочел оставить свой обшарпанный автомат – сорок патронов в магазине плюс один в стволе.

Мелкие капли воды то и дело попадали за шиворот. Санмартин кивнул и помахал рукой. Призывая всех двигаться побыстрее, остальные из 2-го отделения 9-го взвода двигались следом. Мииналайнен шел легко, неся на поясе 88-миллиметровую пушку, стрелявшую без отдачи, и гладкоствольный карабин для боя на близком расстоянии. Самые уязвимые места оружия были у него защищены пленкой, чтобы не попадала влага. Следом тащился, словно неуклюжая большая птица, Кирпонос, обливаясь потом под тяжестью автомата, двух ракет, двадцати снарядов для 88-миллиметровки и запаса воды, в которой можно было бы утопить средних размеров лошадь.

Еще дальше шли командир отделения, сержант Береговой, и трое рядовых-пулеметчиков. Эта группа несколько отстала, во-первых, потому что хорошие солдаты не сбиваются в кучу, а во-вторых, потому что никому в здравом уме и твердой памяти не хотелось оказаться за спиной Мииналайнена в тот момент, когда он разыграется на своей шарманке. Сам Береговой нес миномет с одним снарядом в стволе и еще пятью – в магазине. По бокам и позади шли три стрелка с легкими пулеметами, обвязанные лентами, в пластиковых карманчиках которых находились патроны 5×40 мм.

Взять космопорт не составило труда для нападавших. Рота подполковника Кимуры, возглавившая атаку, не встретила там никакого сопротивления и убралась с пути Санмартина. То ли корветы, на которые была возложена задача дезорганизовать коммуникации противника, хорошо справились со своей задачей, то ли боевики из местного населения держались поодаль. Кимура оказался все-таки вовлечен в навязанное противником сражение, вследствие чего город-порт Каапстад постепенно превратился е груду развалин.

Главной целью 2-го отделения 9-го взвода являлось взятие спиртового предприятия Комплекса до того, как их товарищи развернут основные действия. Они ждали там, где их оставил Санмартин. Ребята сидели в четырех приданных Сергею Окладникову бронетранспортерах «кадиллак» с усиленной бронезащитой и «школьном автобусе» – массивной мобильной восьмиколесной минометной установке калибра 160 миллиметров из механизированного минометного взвода майора Хенке, разрисованной белыми виселицами. Палач делал вид, что не замечает этих картинок.

Лейтенант Окладников имел в своем распоряжении также четыре боевые разведывательные машины на два человека каждая. Это были легкие броневики с заостренными носами и боками, что делало более прочной их тонкую броню. Броневики попарно дежурили на дороге, прикрывая их с юга и севера. Ждал Окладников примерно час.

Санмартин остановился и обменялся сигналами с «Графом Шпее», висевшим над головой, поскольку ошибка в навигации могла нанести непоправимый ущерб наступавшим. По полученным сведениям из космоса, их ошибка на местности оказалась менее ста метров. Санмартин набрал полные легкие воздуха, показал Фриппу четыре пальца и двинулся вперед. Фрипп устремился следом.

Батальонный сержант был занят выправлением ситуации в речном порту, куда направился 15-й легкий штурмовой взвод. 3-й пехотный взвод вместе с майором Коломейцевым находился в пути к океанской энергетической установке. Кольдеве и Верещагин перебрасывали 11-й взвод на грузовиках для присоединения к Окладникову. Они хотели, чтобы полковник Линч не успел вмешаться в боевые действия в Каапстаде. Все прочее громоздилось на орбите.

Как сказал Окладников, никогда еще не было так мало исполнителей и так много руководителей.

Они развернулись у ворот и остановились возле полоски кустарника, за которой шел крутой склон к прибрежной трясине. Двадцать – тридцать бойцов бурской милиции, охранявшие вход в Комплекс, явно нервничали. Рабочие, пришедшие на смену, не показывались: шла, видимо, какая-то организационная работа. Санмартин хотел было выкинуть какой-нибудь номер, но вспомнил, что спиртовое предприятие шло у них по важности первым номером.

По мнению Льва Евтушенко, который с группой разведчиков, сидел в кабинете директора вместе с ним самим и покуривал сигары босса, замешательство было почти полным.

В трех сотнях метров от первой линии спиртоналивных цистерн Санмартин связался с Окладниковым. – Девять – один ноль один, – произнес он в переговорное устройство, прикрепленное к запястью. – Сергей, мы готовы. Как там одиннадцатый? Его передатчик установил контакт с остальными, «поприветствовал» их, каждую сотую долю секунды автоматически менялась длина волны. Ответ Окладникова Санмартин уловил прежде, чем его зафиксировали индукционные пластины на висках.

– Подполковник Верещагин шлет свои поздравления и желает знать, что вас задерживает.

– Тут оказалась залесенная трясина, гектаров десять площадью. В картах ее нет, о ней нам не говорили на брифинге. Дайте нам семь минут. И сообщите Льву. А что тут за здание, которого нет на плане?

– Лев сказал, что это два гектара штамповочного, литейного и прочего оборудования. Они еще бы каменные топоры делали. Интересно, знает на Земле кто-нибудь про это? Ладно, успехов.

– А мне интересно, знает ли кто-нибудь на Земле про то, что мы здесь. Взаимно, Сергей. Конец связи.

Перед ним высилась, словно крепость, невыразительная громада крепкой бетонной стены предприятия по производству спирта. Внутри нее находилось главное здание. Идеальную поверхность нарушала единственная дверь.

Санмартин нажал на кнопку переговорного устройства.

– Девять – два Акита. Точка. Мы готовы. Примкнуть штыки, чтобы все видели, что мы не веники вязать приехали. За дверью будет дорога в главное здание, туда и двигаемся. Помните: не нажимать на спусковой крючок, если не видите оружия и куда стреляете. Не хватает еще, чтобы тысячи литров спирта пролились на пол. Так, кто у нас отвечает за пленных?

Санмартин слегка нервничал, но умело скрывал это.

– Фрипп и Дэ-Ка, – с завидным спокойствием в голосе ответил сержант.

– Приготовь пулемет, когда ворвемся внутрь, – сказал ему капитан. – Будьте готовы накрыть огнем главное здание и двинуться туда, когда надо. Не убивать никого без необходимости. Предложения будут? Я что-нибудь упустил?

Если да, то никто этого не сказал. Все бросились к двери. Санмартин уже занес ногу, но командир отделения, Береговой, остановил его. Он повернул ручку, открыл дверь и вошел. Санмартин задержался, и его чуть не затоптали.

Береговой отправил по четыре человека с каждой стороны громадных бродильных чанов, еще двоим дал приказ наблюдать за дверью. Чувствуя себя не при деле, Санмартин неуверенно взглянул на Роя де Канцова – Грязного Дэ-Ка. Потом ему на глаза попался какой-то человечек; он бросился к нему, схватил за плечо, повалил на пол, затем вполсилы пихнул ногой в живот.

– Goede morgen. Wij zijn keizerlijk soldaten, – прорычал де Канцов на варварском голландском, которому их учили на борту корабля, и это была самая длинная фраза, какую ему довелось услышать из уст Дьякона; штык Санмартин держал у щеки лежащего.

Фрипп поднял папку с бумагами, выпавшую у лежащего, и похлопал того рукой.

– Дьякон не силен в языках. Он. лучше изъясняется руками, когда встречается с женщиной, – со знанием дела пояснил он.

Санмартин, сам лингвист не лучше Дьякона, посмотрел на маленьких роботов, двигавшихся, как заводные игрушки, по раз и навсегда определенному маршруту, и перешел на английский.

– А тут есть еще кто-нибудь? – спросил он человека на полу.

– В кафетерии, – выпалил бородатый бур по-английски с сильным акцентом.

– А где этот кафетерий?

Человек взглянул на де Канцова и указал на дверь в той стороне здания, где лежали картонные упаковки с жомом сахарного тростника. Из-за массивного пресса для тростника появился Береговой с легким пулеметом в руках, ведя– за собой с десяток пленных.

– Берри, дай мне команду Фриппа, мне надо проникнуть в другую дверь. Я возьму Мииналайнена и ротный пулемет. Если найдете окно, прикройте меня, – сказал Санмартин, знавший, что ефрейтор Фрипп пользуется особым доверием своего командира и не дает ему попадать в неприятности.

Береговой дернул себя за ус и кивнул в знак согласия.

Санмартин бросился к двери в кафетерий, следом за ним побежал Фрипп. Санмартин, указав на вход, сделав знак Мииналайнену, чтобы тот приготовился со своей 88-миллиметровой и пулеметом поддержать его. Подбежав к двери, прислушался.

Ни звука.

Тогда он включил передатчик.

– Эф – Фудзи – два. Точка. Прием. Это Санмартин. Ханс, как вы там, продвигаетесь? – спросил он своего заместителя.

– Рауль, что вас там сдерживает? Мы уже заканчиваем с северной частью.

Санмартин с трудом удержался, чтобы не выругаться.

– Мы возле одной штуковины, – похоже, это кафетерий. Думаю, там собрались рабочие.

– Ну да. Свяжись со Львом. Послать кого-нибудь на помощь?

– Ерунда, не надо.

Кольдеве усмехнулся и прервал связь. Санмартин вызвал другое подразделение.

– Разведка один. Точка. Говорит Санмартин. Лев? Мы у главной двери с юго-западной стороны. Это вход в кафетерий?

Послышались два щелчка, что означало «да». Это также означало, что Евтушенко слишком близко находится к противнику или вражескому объекту, чтобы отвечать.

– Там что, все рабочие собрались? Послышались три щелчка: «А кто их знает?»

– Я врываюсь туда. Через тридцать секунд хотел бы поговорить с вами нормально. Сможешь?

Еще два щелчка. Санмартин повернулся к остальным.

– Я иду первым, потом Фрипп. Дэ-Ка, легкий пулемет, ротный пулемет. Сержант, ты последний, ясно? Пошли!

Фрипп пожал плечами и толкнул дверь. Кровь забурлила в жилах Санмартина; он оказался за спиной человека, который что-то кричал, стоя на столе. Санмартин сшиб его, а де Канцов легонько приложил прикладом какого-то коротышку, который неосторожно поднял ружье. Оно загремело об пол; хозяин последовал за ним. Легкий и ротный пулеметы нацелились на людей, собравшихся в помещении.

Санмартин сказал первое, что пришло ему в голову:

– Нас направил сюда Его Императорское Величество. Можете разойтись пообедать по домам.

С другой стороны кафетерия донесся шум. Дверь распахнулась, вошел подполковник Верещагин в сопровождении половины людей 1-го отделения 9-го взвода.

– Привет, Рауль. А мы все думали, когда же вы появитесь.

В тот момент по радио зазвучал голос планетного директора. Он призвал рабочих и служащих оказывать содействие имперским войскам, которые призваны мирно занять предприятие.

Санмартин сел на стол и стал смотреть, как его люди искали в зале оружие. Де Канцов бережно выловил недавнего оратора из тарелки с супом.

Взлетно-посадочная полоса тянулась почти до горизонта. Сюда доносились редкие выстрелы с юга: батальон Кимуры продолжал воевать. Вдали показалась маленькая белая точка. Она увеличивалась, превращалась во все удлиняющуюся черную полосу; потом, постепенно, по мере того как корабль терял скорость, вырисовывались дельтавидные крылья. Сотрясая почву грохотом, челнок затормозил и замер.

Раскаленный носовой конус звездолета еще светился, а в хвостовой части уже открылась дверь, похожая на створку раковины моллюска, оттуда опустилась аппарель. Даже в полутропическом пекле планеты чувствовался невыносимый жар, исходивший от челнока; он опалил лица тех, кто бегом взобрался на нее. На самом верху появился бронированный автомобиль, но почему-то там и застыл.

Малинин, стоявший у подножия аппарели, сделал знак водителю, чтобы тот съезжал, но никакой реакции не последовало. Тогда он размеренным шагом поднялся и постучал по броне.

– Поехали, чего вы там ждете?! Открылась дверца, высунулся водитель.

– Не можем, сержант. Не хочет заводиться, тварь.

Из башенного люка показалась голова командира. Он уже открыл рот, но, посмотрев на Малинина, счел за лучшее промолчать.

– Пошел, кому говорят! – рявкнул сержант.

Он посмотрел на другие машины, скопившиеся позади застрявшего автомобиля. Прыгунки повсюду – прикреплены к притолоке, бортам. В «очереди» находилось еще три броневика, а дальше дрожала от нетерпения, взвывая двигателем, мобильная минометная установка, стиснутая другими. Он разглядел практически бесполезный в данных условиях беспилотный разведывательный аппарат «Певчая птица». Командир 15-го взвода Муравьев стоял на крыше второго «кадиллака», словно пытаясь сдвинуть с места первую машину усилием воли.

Однако водитель автомобиля продолжал мотать головой.

– Ну не заводится, и все тут! На борту работала как штык, а сейчас не хочет!

Малинин нагнулся поближе к нему.

– Сейчас я объясню тебе это простыми словами – так, что даже ты своей тупой башкой поймешь. На этой паршивой планете только одна посадочная полоса. И ее занимает этот паршивый челнок, который никак не может разгрузить десяток паршивых телег, которые нужны батальону, чтобы оккупировать эту паршивую планету, потому что твоя паршивая, вонючая куча железа блокирует этот паршивый выход.

И Малинин, дав выход накопившейся злости, изо всех сил ударил по «кадиллаку» ногой.

Двигатель ожил.

– Спасибо большое, батальонный сержант, большое спасибо! – заглушив стук пулеметных очередей вдалеке, заорал изо всех сил водитель и пустил автомобиль вниз.

Все еще под впечатлением инцидента, Малинин продолжал стоять наверху; мимо него спускались одна за одной громыхающие чудовища.

– Ну и дубина же ты, Пригал, – наконец произнес он, покачав головой.

Сидя на броневике, направлявшемся в Преторию, Санмартин оторвал руки от поручней на башне и, сплевывая пыль, спросил Верещагина:

– Это правда, что вы ворвались на территорию на четырех броневиках, едущих бок о бок, и каждый сукин сын насвистывал «Маленьких оловянных солдатиков»?

– Ничего подобного, Рауль. У нас эта штука есть на кассетах. Как говорит Матти…

– Я знаю: патроны нынче дороги. А что мы сделали с двумя другими прыгунками?

Рядом с дорогой они увидели изрытую взрывами почву – работу ракет с «Графа Шпее», которые «выкопали» и искромсали телефонный кабель.

– Я их отправил с несколькими вашими солдатами в Йоханнесбург – просеять транспорт на дорогах.

– Мы что, действительно собираемся брать Преторию двумя взводами, без поддержки?

– Рауль, ты иногда слишком волнуешься.

– Я? Волнуюсь?

– Подумай сам. Подполковник Кимура, который командует батальоном белуджей, воображает, что ведет полномасштабную войну. Как бы ни были ошеломлены местные, но, когда в них палят, они отвечают тем же. Адмирал Ли не верит, что кто-то будет в нас стрелять. Если мы скажем об этом их милиций, то они, думаю, согласятся с его доводами.

Верещагин быстро пригнулся, чтобы не напороться на нависшие над дорогой ветки.

– Теоретически все они добропорядочные подданные Империи. Ссорятся не с нами, а с «ЮСС» и между собой. Они были уверены, что имперские войска не придут сюда и через тысячу лет. Так что мы можем без особых проблем выйти из положения. Надо побольше улыбаться и махать ручкой.

Они приближались к повороту и увидели, что там стоят две машины разведки.

– Что там случилось? – крикнул Верещагин, сложив руки рупором.

Стрелок с машины сплюнул.

– Засада. Легкое стрелковое оружие и пулемет. – Потом он задрал голову: в небе парил «Щебетун» лейтенанта Окладникова. – Вот сейчас наша птица их зарисует… – Помолчав, стрелок добавил: – Нервные какие-то… Мы решили развернуться, чтобы предупредить вас.

– Бронебойного у них ничего нет, а то бы наверняка уже пустили в ход.

– Вы отвечали на огонь?

– Нет, сэр.

– Молодцы. – Верещагин легонько постучал по башне. – Сергей, оставь люк открытым. Если начну барабанить по крыше, сразу остановитесь. И пожалуйста, не стреляй, пока я не прикажу. Поставь «Маленьких оловянных солдатиков» и демонстративно наведи на них 90-миллиметровку, чтобы всех пот прошиб. Это их, по-моему, образумит. А где флаг?

Окладников передал Верещагину зачехленное знамя на складном флагштоке. Верещагин стал прилаживать его на машине.

– Рауль, неожиданность на войне – великое дело, всегда имей это в виду.

Как только машина выехала за поворот, Верещагин постучал по крыше. Окладников резко затормозил, двигатель заглох. Под музыку «Маленьких оловянных солдатиков» остановились и три других «кадиллака». Позади замер – моральная поддержка! – 160-миллиметровый миномет на самоходной установке. Спектакль разыгрывался для бурской милиции.

– Сергей, вырубай музыку, – прошипел Антон. Он помахал бурам, придерживаясь за хлипко пристроенное знамя. – Эй, там! Мне нужно видеть бургомистра Претории. Могу вас подбросить, а вы покажете, куда ехать.

Ошарашенные этим предложением, несколько буров высунули головы поверх плотной растительности, тянувшейся вдоль дороги.

Верещагин повернулся к Санмартину.

– Лев считает, что в пределах города они восстановили телефонную связь. Когда подъедем к окраине, остановимся и позвоним мэру.

Потом они пришли в городское управление, оставив сопровождающих на улице. Его превосходительство лорд-мэр Претории был поглощен тем, что рвал все документы подряд – от налоговых списков до важных статистических выкладок. Крепкому приземистому зданию был нанесен серьезный ущерб огнем космического корвета «Аякс», из-за которого опрокинулась радиопередающая башня. Бурский временный Совет, действовавший в качестве окружного правительства, спешно покинул город примерно час назад. Верещагин нашел переводчика, сумел успокоить бургомистра и привести его в «рабочее» состояние.

Антон притянул к себе Санмартина, другой рукой обнял за плечи бургомистра.

– Рауль, я тут останусь, надо будет с детишками на руках показаться. Пауль Хенке позаимствовал тут несколько грузовиков, на них приедет один из взводов Петра. Хочу попридержать здесь Караева и его отделение. А вы, пожалуйста, поворачивайте обратно и направляйтесь в Йоханнесбург. – Верещагин похлопал Санмартина по плечу. – Там во всем городе и народу-то – тысяч десять – пятнадцать, так что проблем у вас не будет. Санмартин подошел к двери.

– Сергей! – позвал он. Появился Окладников.

– Заправьтесь горючим. Что в прицепе – сохраните. Мэр говорит, тут за домом есть цистерна с горючим. Я напишу ему расписку. Отправляемся через десять минут.

– Куда?

– В Йоханнесбург. – Заметив солдат, Санмартин приказал: – Зайти и собрать разорванные бумаги. Надо навести здесь блеск.

В дверь Хендрика Пинаара громко постучали.

– Открыто! – крикнул он, не оборачиваясь.

Оливье повернул ручку двери. Бизнесмен из Претории возглавлял неофициальный комитет, и. Пи-наару требовалось обсудить с ковбоями создавшуюся ситуацию.

– Хеэр Пинаар, срочный вопрос, – сказал Оливье, запыхавшийся и красный. Но все-таки полюбопытствовал: – Что это вы делаете?

– Готовлю. В отделе ресторан закрыт. Пинаар колдовал над самодельной сковородой, сделанной из металлической фольги и проволоки.

– Имперские высадились!

– Ка-ак?!

– И взяли в плен бургомистра!

– Пусть подержат немного, – рассеянно ответил Пинаар, поглощенный задачей, как разбить, яйца, чтобы не растекся желток.

– Надо сражаться с ними!

– Зачем?

– Как зачем?! – изумился Оливье.

Пинаар слышал, что Оливье человек прямой, энергичный. Слышал он и про то, что Оливье здорово закладывает и бьет жену, но Пинаар не всегда верил тому, что говорили.

.– Вы будете с ними воевать, я. А еще кто? – спросил Пинаар.

– Давайте говорить серьезно!

– Сколько человек у имперцев? Какое оружие? Огневая поддержка из космоса есть? Что им надо? – Пинаар быстро снял яичницу с огня. – Что они успели сделать?

– Я не знаю…

Несмотря на все разговоры о необходимости сплотить африканерскую нацию и встать плечом к плечу, городские богачи не рвались в бой. Их больше беспокоило, что ковбои Чокера претендуют на стейндорпские площади. В их головах зрели более великие планы. И вот теперь влезла еще и третья сила!

– Компанию составить не желаете? – сухо спросил Пинаар, взглянув в окно. На улице стояли броневики.

Мощенная камнем дорога упиралась в мост через искусственное ответвление реки. Вода под мостом рассерженно бурлила. Окладников остановил свой «кадиллак». На том конце моста уже находились два прыгунка. Оттуда махали, чтобы ехали.

– Если это лучшая дорога на континенте, то в гробу я видел остальные, – пробурчал Санмартин, сплевывая пыль изо рта. – Что там, Сергей?

Вместо ответа, Окладников прибавил обороты и въехал на мост. На той стороне прыгунки организовали настоящую площадку для стоянки автотранспорта. Там было десятка два транспортных единиц, начиная с конских повозок и кончая огромным сорокачетырехколесным трейлером. Все это стояло на обочине, чтобы не мешать подходящим машинам. Окладников подъехал, Санмартин высунулся из машины.

– Так вот вы где пропадаете. Проблемы есть? Младший капрал обнажил голову и почесал затылок.

– Да вот, целый грузовик милиции. Они там в карты сейчас играют. А их оружие мы утопили в болоте.

– Все правильно. А мы сейчас направляемся в Йоханнесбург. Дайте нам часок, а потом пусть все эти люди едут, как ехали.

Младший капрал держал в руке катушку зажигания и, вместо ответа, подкинул и ловко поймал ее.

– Ехать, как ехали, трудновато будет! Санмартин рассмеялся. Он повернулся, чтобы сесть в машину, и чуть не попал под автомобильчик – в некоторых мирах его называют пикапом, – перевозивший живых кур. Водитель вывернул руль и влетел в самую трясину за обочиной дороги.

Наслушавшись вдоволь суетливого кудахтанья кур, оглядев основательно севший грузовичок, Санмартин обратился к младшему капралу, который внимательно наблюдал за офицером, ожидая указаний:

– Прежде чем уехать, наведите здесь порядок. А то как-то некрасиво.

Выехав на возвышенность, с которой хорошо просматривался город, Санмартин велел пехотному отделению подыскать приличный каменный дом для расквартирования, а расчету передвижного миномета велел устроить салют разноцветными сигнальными огнями, да еще с парашютиками. Солдаты разбрасывали с броневиков конфетти, и так они под звуки «Маленьких оловянных солдатиков» въезжали в город, а майор Петр Ильич Коломейцев в это время направлялся на фермерском тракторе в Блумфонтейн.

Санмартин похлопал Окладникова по спине, продолжая приветственно помахивать ошарашенным жителям.

– Сергей, вы участвовали когда-нибудь в такой идиотской войне?

«Потери», которые понес батальон, оказались на удивление легкими. От жары несколько человек попадали в обморок. У Коломейцева четыре солдата были легко ранены, усмиряя милицию в Блумфонтейне, а в 3-й роте Никитин ухитрился сломать в двух местах ногу, спрыгнув с движущегося бронетранспортера.

В Претории оставалось одно важное дело, которое Верещагин приберег для себя. Во дворе городского совета стояла мачта для флага. Верещагин отстегнул от пояса маленький штык-нож, перерезал веревку и спустил «Vierkluer».

 

Понедельник (1)

Кёрк Хансли, временный секретарь окружного совета в городе Ридинг, медленно расхаживал по залу здания, которое здесь называли «домом окружного суда». Большинство же остряков города – а их здесь хватало – именовали его «арсеналом», что вполне отвечало его внешнему виду и предназначению. Хотя Совет Ридинга был единственным официальным органом, который признавали ранчеры, – нечто вроде правительства, – от многих не ускользал тот факт, что он предпочитал работать в железобетонном блокгаузе.

Но теперь настало время критически осмыслить сугубо местечковую, партизанскую тактику ковбоев. Прибытие имперских сил всех застало врасплох. Большинство членов Совета ждали, как повернутся события. Но, пожалуй, никому никогда не приходило в голову, что их богатства оскудеют, а действия будут истолкованы как измена. Хансли, человека по натуре законопослушного, взволновала неожиданная мысль: все решения Совета, с юридической точки зрения, являются не чем иным, как изменой и мятежом. С того момента, как Большой Джим Макклосленд и Джанина Джоу выторговали функции управления у директора Комплекса, который не имел никакого права делиться властью с кем бы то ни было.

Перспектива оказаться мятежником, мягко говоря, не обрадовала временного секретаря незаконного Совета. Если кто-то вроде тихого Кёрка Хансли старался объяснить имперцам причины состоявшейся узурпации власти, то другие ковбои и их наемники начали уже постреливать в солдат. Теоретически наемники являлись вооруженными силами Совета, и имперским войскам вряд ли понравится вооруженное сопротивление колонии. Единственное, но слабое утешение состояло в том, что Кёрк Хансли был не единственным, кто сейчас чувствовал, как затягивается на шее петля.

По иронии обстоятельств прибытие имперцев поставило Хансли на один уровень со здешними шишками. Членство в Совете перевело его из категории тех, за кого решают, в число принимающих решения, хотя реальная власть этого органа «бесспорна».

Но было бы еще большей иронией, если бы военные решили придать Совету гораздо большую, чем прежде, власть и сделать его таким образом проводником интересов Империи.

В этом заключалась единственная надежда. Джеф Ньюком уже несся вперед со скоростью, которую позволяли развить его короткие ножки, чтобы ухватиться за эту возможность. Неумное утверждение Ньюко-ма, что он заставит имперцев признать Совет, очень многими расценивалось как свидетельство того, что Джеф собирается продать себя и в придачу что-нибудь еще, если имперцы захотят купить!

Хансли невесело улыбнулся. После семи месяцев пребывания на посту президента Совета коротышка Ньюком все еще не понял, что тяжеловесы вроде Джоу или Макклосленда уже решили его судьбу.

Конечно, если замысел Ньюкома осуществится, Хансли не видать больше своего места – как минимум. Кёрк Хансли стравливал одну часть ковбоев с другой, не входил ни в одну из группировок. Вот этого Ньюком никак не мог оценить, а Джеф слишком глуп, чтобы скрывать свои симпатии или антипатии.

И такой осел хотел приготовить сюрприз вице-адмиралу Роберту Ли. Адмирал дал указание Совету, чтобы тот подождал его милостивого разрешения на проведение дискуссий. Он не был одинок в подобном требовании, просто не утомлял себя при этом вежливыми формулировками. Хансли не знал, что замышляет Ньюком, и нервничал. Вот и сейчас он нетерпеливо ходил по комнате, соседней с залом заседаний; за жесткий воротник стекали капли пота.

Ньюком настолько глуп, что вообще ничего не может по-человечески организовать! Хансли сделал, что мог, предупредив Джоу. Если она встанет на ноги в новой ситуации, то, как надеялся Хансли, потом не забудет его.

Он взглянул на часы и, открыв тяжелую металлическую дверь, вышел. Невзрачный бетонный пол покрывали мягкие ковры. В зале сидело тринадцать человек из двадцати пяти – минимум, необходимый для кворума. Макклосленд и Чокер отсутствовали, не пришел и Цай. Толстяк Джуз уже сидел, его розовощекое лицо расплылось в ангельской улыбке. Человек, не ведавший, что он сделал с сектантами из джунглей, подумал бы, что перед ним безобидный добряк из церковного хора.

Одному Богу известно, где сейчас Ньюком. Андрасси, протеже Ньюкома, которого тот ввел в политику, стоял в дальнем конце большого стола, что-то рассказывал, и несколько человек улыбнулись: обнадеживающий признак! Андрасси никогда без необходимости не говорил правды, и раз люди находят причины улыбаться, слушая его, значит, уже маячит свет в конце туннеля, и фонарь держит не Андрасси.

Джоу находилась в дальнем конце зала, одетая в тонкое черное платье. Хансли попытался поймать ее взгляд. Наконец она заметила его и подарила лучезарную улыбку, которая вообще-то редко появлялась на ее суровом лице с какими-то блеклыми, словно выцветшими, глазами. Хансли глубоко вздохнул и стал ждать, честя про себя Ньюкома последними словами.

Прошло две минуты. Наконец дверь распахнулась, к ним торжественно прошествовал Ньюком. Хансли не верил своим глазам. Ньюком облачился в нечто серое, смахивающее на старинную одежду военного покроя. При нем была сабля, а довершала картину широкополая шляпа с пером. Люди уставились на Ньюкома, и Хансли с трудом удержался, чтобы не прыснуть со смеху. Природный компьютер напомнил ему, что Ньюком – большой любитель драмы на исторические темы. И если это позирование с переодеванием в исторический костюм поможет убедить адмирала Ли в том, что черное – это белое, то глупый Джеф обхитрит всех умников, и от этого Хансли стало просто дурно:

А пока мысли лихорадочно роились в голове, в зал заседаний вошли четверо сотрудников имперской службы безопасности в походной одежде, прочерченной черными вертикальными полосами на боку, вооруженные автоматами.

Даже толстый Джуз встал. Словно во сне, Хансли занял свое место слева от Ньюкома, уставившись на одиннадцать пустых мест. Белые кружевные, перчатки Ньюкома донельзя раздражали его.

Театральным жестом Ньюком поднял руку. Зазвучала бодрая мелодия. Хансли заметил, что устроитель торжественного приема недоброжелательно скосил на него глаза.

– Этот стиль называется «дикси», – прошептал Ньюком.

В зал вошли два адъютанта в белом, высокие и светловолосые. Хансли стало по-настоящему мерзко: в глазах Джанины Джоу горел огонь торжества. И тут в зал в сопровождении еще двух сотрудников службы безопасности вошел приземистый военный восточной наружности в простом голубом мундире. Он остановился и медленно раздвинул в улыбке рот, отчего сразу стал похож на акулу.

– А, великий историк, – произнес адмирал Ли, и от этих слов Ньюком дернулся, словно в него попала пуля. – Мой отец тоже был любителем. Особенно увлекался историей Вирджинии. – Низенький желтолицый человечек перестал улыбаться. – А я вот пошел иным путем, мистер Ньюком. Но у нас есть неизмеримо более серьезные вещи для обсуждения. – Потом прибавил, словно вспомнив: – А Ли – это распространенная фамилия во многих странах, не только на юге Соединенных Штатов.

Кёрк Хансли начал, как обычно, делать в голове заметки для себя. Совет, который составит адмирал Ли, будет наверняка нуждаться во временном секретаре. Хансли было нечего продать, кроме своих профессиональных навыков. Во всяком случае, он не собирается стать последней крысой на славном корабле под названием «Городской совет Ридинга».

 

Вторник (1)

Пока батальоны Эбиля и Кимуры двигались на юг с целью подавить сопротивление ковбоев Цая в дельте, Верещагин разбил свой батальон на три части и оставил людей в Йоханнесбурге, Претории и Блумфонтейне. Подразделение Хигути заняло Комплекс, океанскую установку и космопорт.

Первым делом бригада высадила инженерные бригады, которые переоборудовали под свои нужды склад и начали переделывать весь космопорт. Другая часть разместилась на космической площадке «ЮСС». Там были расквартированы взвод сотрудников службы безопасности, маленькое биохимическое отделение, связисты и роты тяжелого транспорта. Вспомогательный батальон остался на орбите: подполковник Ева Мур достаточно едко высказалась об условиях размещения на планете. Пограничная полиция стала набирать рекрутов: в отличие от солдат и сотрудников безопасности, эти люди, по замыслу начальства, должны были улаживать внутренние раздоры на планете и небольшие акции сопротивления.

Медсанчасть разместилась в Комплексе; потребность в ее услугах все возрастала.

 

Среда (1)

Санмартин, можно сказать, заблудился в бетонном лесу похожих как две капли воды домов у восточного конца взлетно-посадочной полосы. Верещагин не баловал своих людей в части архитектурных красот, и Ретталья со своим разведотделом разместился в старом здании таможни, похожем на шестнадцать других таких же зданий. Веселый гуркх, охранявший вход на территорию городка, направил Санмартина не в то здание: он и его коллеги не были сильны в счете, а в целях безопасности уже успели закрасить номера домов.

Отсчитав во втором ряду нужное здание, Санмартин постучал в дверь бетонного здания, и металл гулко откликнулся на удары его кулака. Дверь открыл миниатюрный сержант с тонкими усиками, в руке он сжимал волновой пистолет.

Не успел Санмартин ничего объяснить, как его сжали в медвежьих объятиях.

– Рауль! – воскликнул Ретталья, держа его за плечи. – А мы уж тут заждались тебя. Мы с сержантом успели поспорить, я засомневался… Если б ты не приехал, я здорово бы задолжал парню. Знакомься, Рауль, это старший сержант разведки Симадзу.

Симадзу слегка наклонил голову и убрал пистолет в карман.

– Наш зам, майор Харьяло, проговорился, что старшим офицером разведки назначен некто Ретталья, и немного рассказал о нем. Я подумал, что двух человек с такой фамилией и внешностью не может быть. Но мне пришлось целый день выискивать предлог отлучиться, – сказал Санмартин.

– Ну и?..

– Договорились с сержантом.

– А ротный у вас все тот же Железный Руди – Шеель? – поинтересовался Ретталья.

– Ну да! Должность, конечно, невеликая, но пока ничего лучше не подворачивается. А тут и.о. майора?

– Майор Рандриамахазоман упорно твердил, что адмирал Ли не должен делать того, к чему со всей очевидностью стремился. И когда адмирал вызвал меня к себе, я еще не знал, хочет он меня по головке погладить или скормить акулам, – объяснил Ретталья, увлекая приятеля в комнату.

– А Рандриамахазоман как же? – спросил Санмартин, с трудом выговорив необычную фамилию, и сел на татами.

– Отправился к праотцам.

– Это не ты удружил ему? Судя по тому, что ты сейчас говорил…

– Думай, как хочешь, – ответил Ретталья, – но я вел себя честно. А майор вполне заслужил свою участь. Как там твоя рота?

– У Варяга талант на кадры. На сколько у тебя больше лет набежало во время полетов?

И Санмартин вытянул шею, чтобы посмотреть, что приятель вывел на экран.

– Трудно сказать, со всеми этими временными парадоксами. Около двух лет… – Ретталья выключил экран, скорее по привычке. – А я наблюдал за тобой. Твои хорошо поработали.

– А что, действительно неплохо. Слава Богу, нам не потребовались резервы. – Санмартин весело рассмеялся, вспомнив Берегового и Комплекс. – Но рядом был Верещагин, я чувствовал его поддержку.

– Повыше не хочешь махнуть? – спросил товарища Ретталья. – Есть у меня кое-что на примете.

– Штаб, что ли? Нет, Ретт, спасибо. Мне и здесь хорошо.

– Тебе понравится в штабе адмирала Ли. Там, если ты умеешь без особых проблем сосчитать до двадцати, на тебя уже будут смотреть косо. Не хочется похватать звезд с неба, старый приятель?

– Ты же знаешь, как я отношусь к этому дерьму, – просто сказал Санмартин.

– Но ты их все равно получишь от меня, – с некоторой торжественностью произнес Ретталья.

– Cest dommage, nest pas? Es tut mir leid.

– Твой рейтинг в списке выпускников Академии был бы на шестнадцать пунктов выше, если бы ты потрудился правильно произносить третью фразу на классическом языке. Ладно, раз ты выбираешь Варяга, благословляю тебя! Он тебе показывал материалы, которые я получил от полковника Линча?

– Отдельные выдержки. Не хотел бы говорить при тебе, как он поступает со всем, что посылает полковник.

– Варяг отличается массой достоинств. Сколько у тебя времени?

– Час – пока не погрузят транспорт, – ответил Санмартин.

– Тогда потратим его на дела. Когда я буду в Йоханнесбурге, приглашу тебя отобедать куда-нибудь, и мы сможем обменяться сплетнями об Ашкрофте, Земле и разных мирах, куда нас заносило…

– Пойдет, если на этом грязном шарике найдется какая-нибудь забегаловка.

– Век живи – век учись, приятель! Уже нашлась, а называется она «Коффихейс», на Кругерстраат. Владелец – грек, женатый на местной женщине. Это первое задание, которое мне поручил Симадзу. Я, по-моему, послал мегабайтов семьдесят информации. Ты, случайно, не читал всю эту чепуху?

– Нет, я не любитель маджонга, – ответил Санмартин, – к тому же неделя и без того выдалась паршивая.

Лицо Реттальи приняло озабоченное выражение.

– Тут есть масса вопиющих фактов, которые не укладываются ни в какую схему, но один меня особенно поражает.

– Ага, и тебе хочется услышать мое компетентное мнение на сей счет? Но тебе это недешево обойдется.

– Залезь вон в тот нижний ящик, – кивнул Ретталья. – Амаретто – мне, арак – тебе.

– Ты привез с собой арак? – удивился Санмартин, с почтением разглядывая бутылку.

– У штабных офицеров багаж не взвешивают. Только мне кажется, что политура – куда более здоровый напиток, чем это.

Санмартин нежно прижал бутылку к груди.

– Ретт, я трижды проходил подготовку на острове Калимантан. – Он взял бутылку левой рукой за горлышко и поболтал содержимое. – Это единственная вещь, с помощью которой там можно избавиться даже от нитевидной пиявки и язв промежности.

– Употребляется внутрь или наружно? – спросил Ретталья, отбирая у Санмартина бутылку, чтобы отвинтить пробку.

– Главное – налить… Ты хочешь узнать, отчего вымерли сектанты?

Ретталья разлил арак по маленьким рюмочкам и пристально посмотрел на Санмартина.

– Ты еще немного не готов командовать ротой, но Варяг, возможно, знает, что делает… Да, именно. Хочу узнать насчет сектантов – и тех, кто жил в лесу, и тех, кто обитал на побережье. Еще до того, как местные милые переселенцы начали использовать их просто как мишени для стрельбы, еще тогда, когда тут жили только эти фанатики, у них начался настоящий мор!

Санмартин сделал «умное лицо» и с утрированной серьезностью произнес:

– Попробуй найти змею в этом прелестном Эдеме. Их здесь еще нет! Вместо них – безногие амфибии. Экосистема отстает на четверть или половину миллиарда лет от Солнца-3, она немного напоминает ранний Пермианский период Земли. Амфитилии примерно соответствуют афибиям-лабиринтодонтам. Да, а майор… Ранда… – как его там? – обращался к ученым?

– Рауль, эта экспедиция крутилась на орбите семьдесят семь дней после одобрения фондов. Ученые долго решали, какие мочеприемники использовать, – объяснил Ретталья, доливая напиток. – Смотри не пролей эту гадость на стол, а то проест. Так что ты говоришь?

– Никаких болезней! Тут все, что выживает, размножается со скоростью кроликов. Животным тут рай. Крупные тритоны – животные глупые, едят все, что движется, но они недостаточно подвижны. А что, если причина – в обычном человеческом упрямстве, противоборстве?

– Ученые любят так отвечать. Я думаю, это следствие разложения их общин. Поселения сектантов начали распадаться и вымирать от голода задолго до того, как их обитатели принялись избивать друг друга копьями или стали погибать от пуль симпатичных пришельцев, – сказал Ретталья, предварительно сделав паузу.

– Ну и что?

– А что думаешь ты, самодовольный балбес, чуть не вогнавший старого приятеля в сон своей лекцией? Какая эрудиция!

– Прошу заметить – высокообразованный балбес.

– Давай говори, вводи информацию в мой живой компьютер!

– Первое соображение: биохимия требует обновления, но эта планета пользуется другими аминокислотами, они чуть ли не на три четверти изменены. Цепочки сахаров и углеводов тоже выглядят весьма занятно. Мы с тобой бы здесь не выжили: не происходит обычных превращений сахаров и белков.

Ретталья долго смотрел на Санмартина, затем понимающе кивнул.

– Второе соображение: почва здесь неплодородна. Все равно что взять землю из отвала, смешать с болотистой и добавить немного низкосортной грязи. Мало полезных органических веществ, а папоротниковые растения не аэрируют. Тут надо много сил и времени, чтобы выжать из природы что-нибудь. И если религиозные фанатики надеялись собирать нормальные урожаи и прожить здесь щедростью всемогущего Аллаха, то в первые несколько лет им удавалось сводить концы с концами, кончилось все это голодом, детской пеллагрой и каннибализмом.

Ретталья медленно закивал.

– Разгадка – в навозе. Когда сюда попали ковбои, они учли почти все – кроме этой проблемы. Коровьи лепешки для местной флоры нечто совсем чуждое, ни одна тварь к ним не прикасалась. К тому времени, как они догадались завезти сюда навозного жука и специально выведенные бактерии, накопились целые горы подобного добра.

Ретталья громко рассмеялся.

– Тебе только дай слово, ты такого наговоришь.

– Ex parvis saepe magnarum momenta rerum pendant.

– Что значит: великое часто зависит от мелочей. Когда же ты успел выучить?

– Ты про латынь? Когда служил в одиннадцатом ударном батальоне на Калимантане. А стоило мне напроситься в колониальные войска, меня отпустили с превеликим удовольствием.

– Ох, боюсь даже спрашивать почему, – сказал Ретталья, стерев улыбку с лица.

Санмартин покрутил рюмку.

– Скажи мне, Ретт, когда начнется настоящая заварушка и в кого надо стрелять?

– Во-первых, мы стреляем в ковбоев и их наемников, – невесело произнес Ретталья. – Некоторые проявляют готовность к сотрудничеству, но про Цая и его соседей этого не скажешь. У них всех родственники в речном порту, где дал своим ребятам волю подполковник Кимура. В дельте Вааля понапрятана масса риса, вот они и дергают его со всех сторон. Пока он там пытается овладеть ситуацией, мы рассредоточиваемся по стране мелкими группами. Люди Чокера и Макклосленда пока выжидают.

– Даже не спрашиваю, как ранчеры взаимодействуют со своим правительством.

– Назови это, скажем, конструктивной анархией.

– Так, ну а остальные?

– Сейчас расскажу, – ответил Ретталья.

Он протянул руку к бутылке арака, но передумал и взял амаретто. Пролив немного напитка на поверхность, он стал мизинцем выписывать круги на столе.

– Представь, что это – кучка выживших «лесных» сектантов, – впрочем, они не в счет, – разные сообщества ковбоев, буры и «ЮСС».

– Начни с «ЮСС», – предложил Санмартин.

– «ЮСС» сейчас реорганизуется. Ее новый директор – Юго Туг. Он вместе со своими людьми сейчас в изгнании. Срубленное дерево. Интересно, ведь привезти наемников для ковбоев – его идея!

– Бывший здешний царь и бог?

Ретталья кивнул.

– Местные кадры «ЮСС» – трезвый и циничный народ, они соответственно и действовали. Большинству населения, за исключением «ЮСС», царящая на планете анархия выгодна, и они свалили все грехи на наемников! А нашему другу Тугу пришлось оправдываться перед держателями акций компании на собрании акционеров.

– Значит, теперь он сидит и потягивает сладкие вина Эльбы.

– Я уверен, он еще ничего не понял: действует так, словно еще на коне и сидит в директорском кабинете со своими досье. У него и на тебя досье заведено, хотя там нет стоящей информации. Старый директор на глазах у всех сделал себе харакири. Насколько я могу судить, он целые годы манипулировал местными фракциями, как марионетками, поддерживая видимость контроля со стороны «ЮСС». Туг отличался талантом усугублять до крайности свои ошибки, и я полагаю, одна из них дорого нам обойдется.

Санмартин пробурчал:

– А буры? Их у меня полный город.

– Они насолили и «ЮСС», и «лесным» сектантам, у них были свои счеты с ковбоями. Ваши правильно сделали, что прижали их к ногтю. Они, думаю, присмиреют – по крайней мере до тех пор, пока мы будем постреливать в ковбоев, но потом еще себя покажут. Многие предпочтут выражать свои политические пристрастия с помощью пуль.

– Что они делают для организации правления? – взял слово Санмартин. – Мы прикрыли окружной совет и их суды, которые представляли собой гибрид дискуссионного клуба и балагана. Я говорил тебе, что мой бургомистр в Йоханнесбурге возражал против того, что я разгоняю его полицию? Теперь вместо него другой человек по фамилии Бейерс.

Ретталья пожал плечами.

– Понятно, – сказал он, – ты больше спец по моллюскам, чем по людям. Бейерс сработает как надо. Сугубо между нами, твои буры жались к «ЮСС» семнадцать здешних лет. В течение последних шести они могли создать правительство в любое время.

– Что же им помешало? – удивленно спросил Санмартин.

– У меня две версии. Если бы буры создали правительство в одиночку, они напугали бы «ЮСС» с ковбоями и спровоцировали бы их на различные идиотские акции. Но «ЮСС» выгодно прекратить хаос. Если бы нас не было здесь, кому-нибудь вроде Туга пришла бы в голову дурацкая идея побудить буров к формированию правительства. Хотя заправилы буров, возможно, и не считали бы необходимым его создание – по крайней мере, в открытую.

– Отличная мысль. Это значит, что мы влезли в чужую заварушку? Ну и ну!

– Еще какую! Подумай о том, что услышал, пока травил себя этим лекарством против пиявок, а я подброшу новую пищу для размышлений. Но забудь о ковбойских наемниках, у которых тоже есть планы на ближайшее будущее. Адмирал хочет на их примере научить всех покорности: решил истребить их.

Санмартин внимательно посмотрел на Ретталыо и поставил рюмку.

– Ты разве не говорил, что все тут запутано? – продолжал Ретталья, испытывая какое-то наслаждение от изложения трудностей. – Пока Кимура будет валять дурака в дельте, у твоих людей настанут веселые деньки.

 

Вторник (1)

Тимо Хярконнен кашлянул, готовясь совершить ежедневный утренний ритуал. Верещагин, полностью сознавая важность момента, достал из кармана маленькую черную книжицу и протянул ее старшему связисту.

Сержант раскрыл ее наугад и пробежал по подвернувшейся странице световым карандашом, зафиксировав для себя код батальонной радиосвязи. На этом его работа закончилась, Хярконнен вернул книжку Верещагину, тот вырвал использованную страничку, запихнул ее в свою трубку и поджег.

В отработанной системе связи между всеми звеньями подразделения по вертикали и горизонтали состояло одно из главных преимуществ имперского батальона.

Хярконнен свое дело сделал, пришла очередь Саки Буханова. Интендант представил заявку на стройматериалы. Рейникка, командовавший инженерно-саперным взводом, составил детальный список потребностей, перед тем как поехать в Блумфонтейн, чтобы помочь Полярнику сделать жизнь некоторых ковбоев невыносимой или кардинально сократить ее. Верещагин подмахнул бумажку, и Буханов передал документ по связи своему помощнику.

У Буханова имелся заместитель по квартирмейстерской части, этим делом занимался также сержант Редзап, но подлинным помощником был маленький компьютер, который Буханов всегда имел при себе. Низенький и смуглый человек с четко очерченными кругами под глазами, Буханов, по меткому выражению Харьяло, представлял собой «ходячее противоречие»: честный офицер-интендант, редкий цветок из целого букета, который Верещагин раздобыл на Ашкрофте. Пурнамо с радостью расстался с ним, потому что самому ему честный офицер по интендантской части не требовался.

Хотя квартирмейстерское подразделение давно было раздергано в пользу строевых бригад, Буханов все-таки нашел выход. Его специалисты, обслуживавшие компьютеры, транспорт, связь, «оружейники», стали компактным «хвостом» войска Верещагина, без которого батальон не мог выжить. В нем была категория «пассажиров без места» – женщин, примкнувших к батальону в разных мирах. Буханов тоже набирал «лишних», «рубящих дрова и черпающих воду». В их ведении находилось пополнение боеприпасов и масса других задач, пока постепенно ими не стали заменять убитых и раненых в боевых ротах.

Саки нашел выход, удовлетворявший нужды его подразделения и не создававший проблем Хярконнену. Верещагин был доволен. Связь и снабжение – главные задачи, которые он уже выполнил сегодня. Его внимание привлек Матти Харьяло, проскользнувший только что в подвальную дверь. Его глаза возбужденно блестели.

Харьяло со своим батальонным сержантом Юрием Малининым ездил в космопорт с намерением экспроприировать все, что не приварено намертво. Без сомнения, сладкая парочка с блеском выполнила задуманное.

– Там было много продовольствия и боеприпасов. Мы оставили расписку и все забрали, – отрапортовал Харьяло, не дожидаясь вопроса. – И электронику тоже.

– Отлично, – рассеянно сказал Верещагин, пытаясь угадать, чьей фамилией подписался Харьяло. – Еще какие новости?

– Там разгружали пулеметы для добровольческих батальонов, которые собираются организовать, и мы случайно прихватили штук пять. – Заместитель Верещагина не скрывал, что не особенно доверяет всяким доморощенным формированиям. – А потом поменяли на пару легких грузовиков и прицеп с горючим, чтобы было на чем везти.

Прошлый опыт централизованных поставок отучил Верещагина от чрезмерной заботы о функционерах-снабженцах, которых Матти только что бессовестно обворовал. Антон спросил своего заместителя о пополнении – проблема никогда не выходила из головы.

Этот вопрос вызвал у Харьяло улыбку.

– Прибыли девятнадцать человек для нас, из Хельсинки, среди них один младший лейтенант, сын Тихона Дегтярева. Из общего состава я смог еще ухватить четырех плюс младшего лейтенанта увел у полковника Линча! И все! У Кимуры есть потери, а остальных возьмет Эбиль.

– А ты расписался за них? – отрешенно спросил Верещагин.

– Ох, нет. Совсем выскочило из головы! Они пока у батальонного сержанта. Он забрал их, чтобы рассказать нашу славную историю: ну, о первом комбате и все такое прочее. Я думаю, им не повредит, если они некоторое время будут числиться у полковника Линча.

Верещагин задумчиво постучал трубкой по бедру.

– Посмотрел я на них как следует, – продолжал Харьяло, говоря таким тоном, словно речь шла не о людях, а о мусоре, в котором надо найти что-то стоящее. – Наш братский батальон, похоже, на сей раз не подвел!

В прошлом их «побратим» – 2-й батальон 35-го имперского пехотного стрелкового полка – был не слишком щепетилен в отборе кадров.

– И как Дегтярев-второй?

– Совсем зеленый, конечно, но толк из него, по-моему, выйдет. Громадный, вдвое больше отца. Если он хотя бы наполовину такой же свирепый, как папа, дело пойдет!

Из-за временного парадокса для бывших сослуживцев Тихона Дегтярева прошло всего несколько лет с тех пор, как он ушел в отставку по состоянию здоровья.

– Ну, и как думаете разделить награбленное?

– Дегтярева и всю команду поставлю к Петру, у него там прорехи. Ему пригодится пополнение, если ковбои Чокера начнут шевелиться. Лишнего младшего лейтенанта дадим Раулю; они с Ёсидой разделят остальных.

– Согласен. Все это хорошо, но мало. – Верещагин заметил, что его связисты бессовестно подслушивают всех подряд. – Я попрошу у адмирала разрешения рекрутировать несколько человек из здешних жителей. Думаю, ему это не понравится, но запретить он не запретит. Местных рекрутов мы можем подкинуть Паулю, и у него будет комплект. А как насчет этого офицера?

– Личное дело у него многообещающее. Верещагин подумал, во сколько ему обойдется пополнение.

– Что Юрий говорит?

– Наш многоуважаемый батальонный сержант считает, что из него выйдет толк. Да вот сами посмотрите! – Харьяло задрал голову. Стройный лейтенант с кофейного цвета кожей неслышно, как кот, спустился в подвал и подошел к ним. – Эдмунд Муслар. У них он занимался пополнением.

Верещагин подошел к Муслару и вежливо поздоровался с ним за руку.

– Что вам там наврал Матти?

Муслар улыбнулся, показав ровные белые зубы.

– Сэр, меня похитили – я тут в роли заложника.

Верещагин рассмеялся.

– Ничего, все будет хорошо.

– Весьма польщен, сэр, – сказал Муслар. – Я знаю, что это русский батальон с непревзойденной репутацией…

Он остановился, потому что Верещагин повернулся и направился в отгороженное помещение, служившее и кабинетом и жильем.

– Это не русский батальон, – сказал Верещагин, закрывая дверь. Перед глазами помимо воли встали знакомые картины: искусственный снег, тройки… – Мы набираем солдат из Суоми, сыновей и внуков беженцев из бывшей России, а также коренных финнов вроде Матти. Это основа, поверх которой наложен имперский глянец. Еще больше у нас выходцев из колоний либо случайных «приобретений», вроде вас.

Верещагин подвел Муслара к стулу, похожему на пластмассового паука.

– Что же касается репутации, то это работа. Наши люди в целом выслуживают двойной срок, а жалованье отправляют в колонию Эсдраэлон. Там они потом и селятся. Батальонная Ассоциация для многих становится вторым домом. Оттуда у нас уже второе поколение солдат.

Но для многих батальон стал первым домом. Суоми – Финляндия – нищая, холодная, страдающая от перенаселения страна с умирающими лесами, на которую неотвратимо надвигалась радиоактивная чума из очагов по обе стороны границы. Эсдраэлон, возможно, когда-нибудь станет возродившейся Суоми, но просто так ничего не делается. Хотя на планете оседали батальонные чины и здесь оседали немалые деньги, она оставалась типичной колониальной провинцией, мечтающей основать настоящую столицу.

– Чаю? – вежливо предложил Верещагин.

Тот не менее вежливо отказался.

– Во многих отношениях мы похожи на семью. Батальон шестнадцати лет: сорок лет земного времени. Как вы, очевидно, уже поняли, дисциплина здесь сильно отличается от того, что в это понятие вкладывают на Земле.

Муслар не ответил, следуя золотому правилу не произносить пустых фраз.

Верещагин сделал паузу, изучающе посмотрел на молодого лейтенанта.

– На Ашкрофте людей проверяют пустыней. Здесь… – Он протянул юноше один из крошечных радиоаппаратов. Тот стал рассматривать его.

– Этот аппарат переделали! – воскликнул он вскоре. – Так… Диск, два порта…

– Совершенно верно. Как вы, наверное, помните, здесь внутри есть миниатюрный, но мощный компьютер, который просто собирает и выдает информацию. А мы нашли ему и другое занятие. Некоторые науки весьма популярны у нашего младшего командного состава. Людям в этом батальоне можно доверять, не утруждая себя всякой ерундой. Однако они не потерпят ерунды от вас. Я достаточно ясно выразился?

– Да, сэр, вполне, – задумчиво произнес Муслар.

– Я вас направлю сейчас в третью роту к капитану Санмартину. А сейчас прошу меня извинить, я хочу известить о вас Рауля Санмартина.

Тимо Хярконнен быстро протянул ему переговорное устройство, Верещагин поблагодарил его.

Муслар четко отдал честь и вышел. Харьяло плюхнулся на освободившийся стул, лицо его сияло от неприкрытого восторга.

– Вы именно так собирались умаслить Рауля, прежде чем сообщить о переводе?

– Я надеялся, что вы приготовите мне для него пряник. Подсластим пилюлю… Так, связь у нас есть?.. А, привет, Рауль! Как дела?.. Да, знаю, что осточертело, но я что-нибудь придумаю… Нет, нет никаких оснований для беспокойства. Извини, одну минуту, тут помехи.

Он сделал знак Харьяло, чтобы тот не шумел.

– Начнем с того, что ты получаешь нового младшего лейтенанта… Нет, ты никому ничего не должен, считай это подарком. Его зовут Эдмунд Муслар. Поставь его командиром одиннадцатого взвода, оформи, введи в курс дела, все как положено. Получишь вдобавок пять солдат, и Матти раскопал еще пару человечков… Они сейчас у батальонного сержанта. Думаю, он выпустит их через денек-другой… Рауль, о чем речь, мы тебе всегда рады! Да, кстати, тут со мной связался и. о. майора Ретталья – по-моему, вы знакомы друг с другом по Академии. Он о тебе очень хорошо отзывался…

Верещагин бросил взгляд на сияющую физиономию Харьяло.

– Ну, мы с ним побеседовали и договорились насчет твоей новой должности. Поздравляю! Ты теперь помощник бригадного офицера по разведке… Рауль!.. Рауль, ты меня слышишь?

Через шесть минут Санмартин связался со своим новым начальником. Несколько лишних минут понадобилось, чтобы вновь обрести способность членораздельно выражать свои чувства.

– Ретт? Ретт, ну ты и гусь, ну и скотина!

– Успокойся, Рауль, не шуми, я тебя прекрасно слышу. Так и язву желудка недолго заработать! Я же говорил, из тебя выйдет прекрасный офицер разведки. Подполковник Верещагин с пониманием отнесся, когда я объяснил ему, какие возможности открывает перед тобой новая работа.

– Я застрелю его. Нет, сначала я застрелю тебя. А что будет с моей ротой, ты подумал, идиот?!

– Все продумано. Ты сохранишь за собой роту и одновременно займешься новым делом, – ответил Ретталья сладчайшим голосом. Но это не очень-то помогло.

– Ты хочешь сказать, что я буду сидеть на двух стульях?

– Я очень беспокоюсь за тебя, Рауль. Подполковник Верещагин сказал, что тебе все надоело. Он заверил меня, что новая работа поможет тебе.

– Ретталья, если ты так шутишь…

– Рауль, мне надо идти. Приятно было поговорить с тобой. Чао.

– Ретталья! Черт длинноносый. В гробу я видел тебя… Я за это твоего Верди выверну наизнанку! И… Ты слышишь? – орал Санмартин в затихшее переговорное устройство.

Потом он затих и стал смотреть на аппарат с таким видом, словно он только что укусил Санмартина.

– Судя по голосу, вы чем-то расстроены, – с трогательной заботой в голосе заметил Ханс Кольдеве.

 

Пятница (1)

Из-за того, что планета совершала полный оборот вокруг своей оси примерно за семьдесят тысяч секунд, в сутках было двадцать часов. Ввиду десятиградусного отклонения оси, ночи на юге Акаси казались бесконечно долгими. А под прикрытием долгих периодов темноты передвигались войска. Взводы Полярника настолько привыкли к таким вещам на разных планетах, что называли себя «ночной сменой».

Командир отделения, сержант Суслов, был ветераном ночной смены. Он то замерзал, то жарился на трех мирах. Сейчас, занимаясь чисткой оружия, он цепко схватывал происходящее. Руки словно жили собственной жизнью, собирая автомат, а рассудок исправно фиксировал поступающие по радио сообщения.

«Хардин. Мелкие группы ковбоев, размером со взвод. Возможно, это наемники. Движутся вверх по Красной реке, заигрывают с африканерами», – зазвучало радио.

– Отлично. Они предупреждены, – ответил Суслов. Он переключился на минометчиков. – Один – пять ноль один. Точка. Суслов, Коскела, в паутину попали мухи. Возьмите на прицел зону Брянск.

– Только на прицел? Как прикажете, – отозвался Коскела.

Янковски будет разочарован, решил про себя Суслов. Лейтенант – хороший командир взвода. Любой, кто способен управлять такими ребятами и не сбежать через пару дней, – отличный офицер. Но он никак не мог поверить, что найдется идиот, который осмелится перейти Вааль на излучине.

Что ж, видит Бог, ковбоев честно предупредили! Пространство между Блумфонтейном и Чалктоном в междуречье являлось основной зоной перестрелок ранчеров с бурами. Майор Коломейцев объявил, что здесь находиться запрещено, и дал сторонам сутки на то, чтобы они убрались отсюда.

Буры из Стейндорпа правильно восприняли предупреждение Полярника. Ковбои же Айена Чокера явно проигнорировали его. Вместо того чтобы помочь кучке боевиков Цая связать действия Кимуры, они сосредоточили все внимание на бурах. Коломейцев располагал двумя стрелковыми взводами и разведбатом Евтушенко. Он не мог бесконечно сдерживать своих бойцов; к сожалению, у чалктонских ковбоев терпения и выдержки оказалось не больше, чем здравого смысла.

Серый, пулеметчик отделения Суслова, направил свое оружие на частично очищенную от противника «мертвую» зону. Сержант тронул его за плечо.

– Не надо палить во все стороны. Просто прижать их и вытеснить из зоны.

Стали ждать.

Показались два человека в штатском. Они шагали смело, словно на прогулке. После семнадцати часов пребывания в болотистой местности у Суслова першило в носу. Один из неизвестных достал портативный имиджер, и парочка прекратила строить из себя случайных прохожих. Нос сержанта просто свербел. В такую жару даже откалиброванный термический имиджер был бесполезен, тем более с теплоотражающей одеждой.

Основной костяк группы появился позже. Наемники и ковбои, человек тридцать, меньше взвода.

Новенькое обмундирование, словно со склада. Они вели себя довольно осторожно, но не образовали ни четко выраженного фланга, ни прикрытия с тыла. Первые двое пересекли реку, остальные опустились на колени, но все были как на ладони.

Суслов привычно поскреб подбородок. Вечно с этими наемниками проблемы! Некоторые до сих пор корчили из себя солдат. Что ж, через несколько минут с ребят слетит самоуверенность и спесь.

– Один – Акита. Точка. Суслов. Серый начнет первым, – сказал он, когда несколько человек из основной группы перешли реку.

Суслов любил делать свою работу профессионально. Когда первые нарушители подошли на расстояние в сорок метров, он похлопал Серого по плечу.

Засада была расположена таким образом, что огонь велся по схеме андреевского креста – участок простреливался насквозь. Ковбои не имели никаких шансов. С разных сторон, словно кашель, раздались пулеметные очереди, и идущих впереди разнесло на клочки.

Из-за спины Серого бабахнул выстрел 88-миллиметровки, затем ударили минометы. Их снаряды разорвались в самом центре группы. Эти минометы были весьма эффективным оружием: как правило, третий залп не оставлял от противника следов.

Выжившие застыли на месте, спрятавшись в небольшом овраге за берегом реки. Что бы они сейчас ни делали, пули или снаряды достанут всех до одного.

– Один – пять ноль один. Точка. Сигнальный, – попросил Суслов.

Тут же прозвучал взрыв снаряда, выпушенного из 105-миллиметрового миномета, и противоположный берег заволокло красным дымом. Серый, прищурясь, вгляделся в облако и нажал на кнопку вызова.

– Сойдет. При выстреле боевым возьмете чуть вправо, – сказал он и выключил связь.

Несколько ковбоев, зажатых в изгибе реки, открыли беспорядочный ответный огонь по пулеметчикам, которые пока что срезали выстрелами верхушки хвойных деревьев; остальные напрасно искали спасения, прижавшись к земле.

– Один – «А», Акита. Точка. Владимир, Матти, все, достаточно! – выкрикнул Суслов, хлопнув Серого по спине.

Над лесом медленно рассеивалось красное облако. Тишина. Суслов сложил руки рупором и выкрикнул:

– Хватит, ковбои, сдавайтесь!

Один из ковбоев бросил оружие и встал, тут же сраженный своими. Как бы нехотя тишину разорвали, один за другим, редкие выстрелы. Суслов тронул Серого за плечо, и пулемет заговорил снова.

– Забыл: Полярник говорил что-нибудь о пленных? – спросил сержант.

Серый замотал головой, продолжая поливать противника огнем.

– Один – пять ноль один. Точка. Дайте один, пять выждите, а потом засыпайте их, – сказал Суслов минометной команде.

Почти сразу же просвистел снаряд и разорвался, едва не снеся головы ковбоев. Прошло пять секунд. Суслов не внес корректив, и тогда на ковбоев обрушились еще две, а затем целый десяток смертоносных посылок. Короткоствольный 105-миллиметровый миномет с интервалом в две секунды выпускал снаряды, начиненные мощной взрывчаткой и белым фосфором.

Крики раненых стихли еще до того, как раздался последний взрыв. Суслов похлопал Серого по плечу и крикнул ему:

– Хватит! Этого им вполне достаточно.

С флангов к оврагу стали выдвигаться солдаты с автоматами и легкими пулеметами. Суслов кивнул Серому и отполз боком, как краб, в сторону. Серый выглядел бледнее обычного. Он подождал, когда в зоне огня появятся люди, провел рукой по пулемету и взглянул на своего помощника.

– Дилетанты, – бросил он, прищуря выцветшие, раньше времени потускневшие глаза и часто мигая. Один из солдат подобрался совсем близко к впадине, но тут же отвернулся, и его стало рвать.

Шестеро остались живы, и их можно было бы взять в плен, но четверо получили такие серьезные ранения, что Суслов вызвал для их транспортировки один из больших конвертопланов. К нему нерешительно подошел Серый.

– Что делать с трупами? Закопать или как? Суслов взглянул на дело рук своих и сплюнул. Потом подумал немного.

– Сообщим ковбоям, пусть сами убирают. А может, река поднимется и избавит их от забот. – И снова сплюнул.

К жужжанию винтов вертолета примешался шум работающих на спирту автомобильных двигателей. По козьей тропе к дороге, идущей вдоль Красной реки, взбиралась приземистая машина. Она остановилась за поросшим папоротником холмом. Над капотом торчали длинные трубы минометов. В центре были расположены станина и боеприпасы, а за ними, напротив друг друга, сидели два минометчика. Позади шла еще одна машина с боеприпасами.

Суслов улыбнулся.

.– Быстро вы свернулись, – сказал он. – А если опять понадобитесь?

– Говорил же, надо найти еще один миномет! – недовольно пробурчал великан Коскела.

– Мне нужна помощь, – произнес сержант. Первые лучи солнца осветили поле боя. Суслов взглянул туда, где солдаты собирали в кучу тела и ставили возле каждого шестик.

Коскела пожал плечами и спрыгнул с машины. За ним последовали двое его солдат. Все были вооружены автоматами.

Минометные взводы организовали следующим образом. Каждому взводу, каждому из трех отделений Янковски Полярник придал по миномету, специально для организации засад. Еще один имелся в штабе роты в Блумфонтейне в ведении командира взвода.

В ближнем бою эти металлические друзья обрушивали на врага приличную массу стали с большой точностью. Суслов и Коскела подошли к мелкому Ваалю, сержанту показалось, что подчиненный критически оценивает результаты своей работы. У минометчиков имелись самые разные снаряды, у каждого был свой излюбленный тип. Коскела предпочитал с «начинкой» из белого фосфора.

Ворча что-то себе под нос, он подошел к берегу и зачерпнул каской воды, затем вернулся и полил на ногу раненого ковбоя, извивавшегося от боли. Там горел комок фосфора величиной с ноготь, и, не погаси его Коскела, он прожег бы плоть насквозь. Увлеченно следя за этой процедурой, Суслов услышал гудение и выпрямился.

Подлетел неказистый с виду конвертоплан. Видно было, что им управлял опытный пилот. Четыре винта – впереди и сзади каждого крыла, – казалось, цеплялись друг за друга, когда их оси переходили из горизонтального в вертикальное положение. Суслов, подняв над головой руки, помогал ориентироваться при посадке. Как только машина замерла, между двумя лонжеронами хвостовой фермы открылся люк и появился трап.

Люди Коскелы на борту не теряли времени даром. Кряхтя под тяжестью рюкзака, – Суслов подтолкнул ногой единственного относительно здорового пленного, обалдевшего от пережитого бородача, к конвертоплану. В передний люк начали заносить ротный пулемет и 88-миллиметровки; туда направился минометчик, согнувшийся под грузом трофейного оружия.

Суслов не переставал удивляться, как это массивные винты, вращающиеся в разные стороны и сейчас обращенные к небу, не задевали друг друга. Хотя умом он понимал, что диковинная махина безопаснее вертолета, ему она попросту не нравилась. И если при взлете обычный геликоптер имел перед ней преимущества, при длительном пребывании в воздухе толкающие винты обеспечивали более низкое потребление топлива. В целом конвертоплан во многом проигрывал самолетам с вертикальным взлетом старых времен, зато с большей легкостью совершал взлет и посадку, и это компенсировало все его прочие недостатки.

Погрузив трех раненых ковбоев, Суслов выставил по периметру охрану – на всякий случай, – а минометчики отправились за двумя оставшимися пленными.

– Один – Акита. Точка. Владимир, Матти! Подтянитесь к нам, перекусим.

Оба проявили чудеса дисциплинированности и появились мгновенно. С момента прибытия транспорта и до окончания погрузки пленных прошло всего шесть минут.

А Джеймс Макклосленд этим вечером скакал из своей страны озер на встречу с адмиралом Ли и Джаниной Джоу. Адмирал считал, что в общем и целом операция прошла весьма успешно.

 

Суббота (1)

Доктор Альберт де Р. Бейерс, бургомистр Йоханнесбурга, сложил перед собой руки и спокойно поглядывал на молодого капитана Санмартина.

В настоящее время вырос спрос на сельскохозяйственную продукцию фермеров и на товары, производимые на Комплексе. Бурское население оказалось еще более разобщенным. Попытка бойкота провалилась после того, как имперцы пригрозили, что перестанут делать закупки у жителей. Прекрасно сознавая абсурдность ситуации, местное население прозвало военных «суикслаперс» – то есть незаконными поселенцами,

Имперские войска стали одной из примет жизни, а после того, как они аннулировали устав «Юнайтед-Стил стандард», даже приобрели некую популярность. Однако Альберт Бейерс не сомневался, что на бортах машин Санмартина недаром красуется изображение виселицы.

Предшественник Бейерса принял обходительность капитана за отсутствие решительности. И вот, вопреки всем своим ожиданиям, он в один прекрасный день увидел Санмартина в кабинете в сопровождении нескольких солдат, вооруженных автоматами; от него потребовали подписать готовое заявление об отставке, составленное на безупречном африкаанс. А пост бургомистра достался Альберту Бейерсу.

Сидя за столом и глядя на Санмартина, Бейерс не мог понять, как его предшественник, к которому он не питал большого уважения, не сумел разобраться в этом человеке. Бейерс помнил лица стариков, прошедших через все перипетии войны с банту; юный капитан был сродни древним противникам буров.

Бейерс провел большую часть дня в поисках подходящего переводчика. Тот, кого прислал дю Туа, так и не осознал, что простодушный с виду Санмартин зафиксирует на пленку обсуждение, а потом ее посмотрит кто-нибудь, знающий африкаанс. Однако, если Бейерс правильно понял капитана, через несколько дней имперцы должны привезти своего переводчика. Бургомистр с нетерпением ждал его появления.

 

Воскресенье (2)

На восьмой день всем удалось отдохнуть. Матти Харьяло пришел к выводу, что, пока буры молятся в церкви, чтобы Бог покарал исчадия зла, надо как следует выспаться. Майор Коломейцев выставил вдоль Вааля стрелковый взвод в качестве боевого караула, а два легких штурмовых взвода, свой и Ёсиды, бросил на охрану минного поля, которое саперы Рейникки создали между Чалктоном и болотом Малой Ящерицы.

Полярник прикидывал, какие еще уроки преподать ковбоям.

ИНФОРМАЦИЯ ПО СУЩЕСТВУ ВОПРОСА (2)

В течение первой недели оппозиция была разобщена. За исключением Цая и Чокера, руководство ковбоев избрало политику примирения. Существующие структуры власти в африканерских общинах также отвергали радикальные шаги. Они занимались повседневными заботами, так что им было не до политики. На то имелось несколько причин.

Океанская установка исправно давала энергию для всех бытовых и промышленных нужд, к тому же дешевую. На электричестве действовала система рельсовой связи, которая доставляла руду из шахт на обогатительные фабрики и сырье с обогатительных фабрик на Комплекс. Многие грузовые и легковые автомобили, автобусы работали на электричестве. Система телекоммуникаций, в значительной степени выведенная из строя «Графом Шпее» и другими кораблями во время высадки, также зависела от поставок электричества. От этого зависели и бытовые приборы, включая холодильники, а в обществах первооткрывателей и поселенцев не особенно развиты системы аварийного энерго-, водо– и прочего снабжения.

Вначале адмирал Ли отключил рубильники океанской установки – «на ограниченное время, необходимое для восстановления работы всех служб», – и везде погас свет. Потом электроэнергию стали давать для некоторых – избранных – промышленных объектов, а также избранных жилых районов, где царил мир и порядок.

Адмирал Ли приостановил также поставки спирта в Комплекс. Как и ожидалось, поднялась паника, а вместе с ней появились и незарегистрированные склады спирта. Хотя, скажем, перегонные кубы легче подремонтировать, чем электростанцию, все равно результаты разрушений в один день не ликвидировать. Сократилось снабжение продуктами, резко упал импорт, нарушились связи между общинами.

В тех районах, где заранее создавались отряды самообороны, имперцы сразу столкнулись с трудностями. Побуждаемые традициями и не имея другого выхода, и ковбои и буры дружно стали использовать лошадей. В таких районах, как Деветсдорп, где число опытных возчиков было невелико, затруднения начались еще до того, как имперские власти немного их прижали. Деветсдорпские сторонники содержания собственных сил самообороны решили, что их домашние животные смогут постепенно перейти на диету из местной растительности, за что их стали звать «конебоями» – пока их отряды не распались.

С установлением военного положения и комендантского часа потребовалось целых девять дней, чтобы приступить к организации исполнительного совета африканерского Бонда, который был призван решить, чем ответить имперским войскам. В местных ячейках, в основном обезглавленных, избегали всяких инцидентов, и получилось так, что «временные» окружные советы африканеров потихоньку ушли в забвение.

И даже хулителям адмирала Ли пришлось признать, что он очень умен для корейца. Однако обеспечение контроля над ситуацией было лишь первым шагом в решении поставленной перед имперской оперативной группой задачи.

 

Понедельник (2)

Кольдеве осторожно толкнул Санмартина.

– Вставай и сияй! Солнце светит, птичек свист. Гость пришел – вставай, проснись! – прошипел Ханс сладким «сценическим» голосом. – Спеши, спеши навстречу дню, – добавил он, вспомнив какой-то детский стишок.

Ночь была плохой, а утро выдалось еще хуже… Санмартин протер рукой глаза. Патруль и трибунал не улучшили его настроения.

– Какие еще птички? – хрипло спросил он. Потом, придя в себя, добавил: – Ханс, ты у меня дошутишься, я тебя посажу на муравейник.

– Уважаемый сэр, по-моему, лейтенант в данный момент не слышит вас, – произнес незнакомый голос.

Санмартин вздрогнул и хотел схватиться за оружие, которое Кольдеве предусмотрительно убрал подальше.

– Мне очень приятно, что вы будете познавать науку разведки с моей помощью. Уверен, что наше сотрудничество будет весьма приятным, – продолжал изливаться в любезностях старший сержант разведки Симадзу. Затем он встал по стойке «смирно» и отдал честь.

Санмартин постарался выпрямиться и тоже отдал честь, безо всякого, впрочем, энтузиазма. За спиной Симадзу стояла женщина в штатском.

– Юффрау Брувер. Наша переводчица, – представил ее Симадзу, и женщина слегка покраснела.

– Большая честь для меня – познакомиться с вами, юффрау Брувер, – сказал Санмартин, остро сознавая, что одет сейчас как король в известной сказке Андерсена.

– Мне в высшей степени приятно познакомиться с вами, хеэр капитан. Прошу извинить меня… – И она выскользнула из бункера.

– Уважаемый капитан, есть ли что-нибудь такое, что вы хотели бы знать прежде всего? – напыщенно произнес Симадзу.

– Нет, спасибо. Мы рады принять вас в качестве нашего гостя, старший сержант разведки. Надеюсь, что теперь смогу лучше познакомиться с искусством разведки.

Сунув голову в ведро с водой, он поспешно оделся. Кольдеве как сквозь землю провалился. Санмартин вздохнул и направился в перестроенный сельский дом, где располагалась полевая кухня повара Каши.

Часто действовавшие раздельно, стрелковые роты Верещагина состояли не только из «пушечного мяса». У Санмартина, например, имелись секретарь, связисты, специалист по оружию, два повара и еще несколько человек нестроевой службы. Все – мужчины, за исключением повара. Катерина Владимировна – Каша – была самым важным лицом в роте и, пожалуй, единственным незаменимым специалистом.

Что касается других, то Рытов, специалист по оружию, вступил в батальон в шестнадцать лет, сразу после детского дома в Лэппинрента, куда его эвакуировали в трехлетнем возрасте из Петербурга. Рытов трижды отказывался от повышений, дважды – от ухода в отставку и, по его словам, видел картины, уничтоженные во время разрушения Эрмитажа.

Секретарь роты был весьма умелым шифровальщиком, он занимался вопросами счисления и перевода времени вместе со связистами, формировал базу данных компьютеров, вел довольно запутанные финансовые и прочие дела. Григоренко называли «ротным добывалой».

Обычно на кухне у Каши крутились два-три прихлебателя. Войдя в дом, Санмартин увидел только новую переводчицу сержанта Симадзу, которая сидела съежившись, опустив плечи, а перед ней лежали на тарелке нетронутые сосиски и утиные яйца. Санмартин свернул в сторону, чтобы не мешать, но она заметила его, неуклюже приподнялась и поклонилась.

Он торопливо помахал женщине рукой.

– Пожалуйста, юффрау Брувер, присаживайтесь.

– Хеэр капитан…

Он повернул к себе стул и сел, положив руки на спинку.

– Мы рады вам. Прежде всего я должен извиниться, что предстал перед вами в таком виде. Мой заместитель вечно устраивает такие злые шуточки. – Санмартин опустил глаза на нетронутую пищу. – Вы не хотите есть?

– Видите ли… – замялась она. Санмартин подвинул тарелку к себе.

– А можно я? Если Каша увидит, что вам не понравилась ее стряпня… Но тут дело вовсе не в том, что вам не по вкусу еда, верно?

– Конечно нет. Я просто не голодна, – упавшим голосом произнесла она.

– Ну и хорошо. Очень хорошо. Потому что; если Каша подумает, что вам не нравится, как она готовит, она тут такое поднимет… А как Ретт уговорил вас на это, а?

– Ретт?

– О, извините. Ретталья, наш офицер разведки. Этот человек может запросто продать снег белым медведям, – сообщил Санмартин, поедая сосиски и краем глаза следя, не входит ли Каша.

– Я не уверена, правильно ли я вас понимаю, хеэр капитан. Очевидно, мое знание языка…

– Не важно, не обращайте внимания. Господи, как же завязать нормальную беседу?

Расправляясь с едой, он время от времени поглядывал на Брувер. Она была высокой, широкоплечей. Рот у нее был невелик. Красивые светло-золотистые прямые волосы зачесаны назад. Стройная, но никак не тощая. В общем, довольно привлекательная женщина.

– Когда вы прибыли сюда? – спросил он, доедая яйца. Женщина не ответила.

Санмартин положил вилку и внимательно пригляделся к Брувер.

– Вы всегда так бледны или вас что-то сильно беспокоит?

– Там был один мужчина… Его расстреляли перед строем!

– Ах вот оно что! Ну да. Мне очень жаль, но это вовсе не значит, что мы каждому гостю готовим такой прием. Yustitia suum cuique distribuit.

– Простите, но я не понимаю, что вы сказали. Это что, по-японски?

– Нет, латынь. «Справедливость воздаст каждому по заслугам» – примерно так. Один из новобранцев, самое удачное приобретение, совершил изнасилование. А идиот Бардиев попытался его прикрыть. Я думаю, вам надо будет перевести приговор суда, чтобы местное население правильно поняло, что произошло. После того как мы испортили пулями стену, у которой расстреляли Новело, я лично испортил погоны Бардиева, сорвав нашивки, – за тупость.

Брувер часто замигала.

– Вы такой необычайно суровый человек?

– Да что я? Будь там Полярник, он поставил бы рядом с Новело и этого Бардиева – за попытку скрыть преступление. Новело надо было пристрелить прямо там, на месте, и освободить нас от лишних хлопот. Я передал это дело Береговому. Bonis nocet quisquis pepercerit malis. Переводится примерно так: «Не сделаешь плохо – навредишь хорошему». По правде говоря, мы не часто расстреливаем. Своих, я хочу сказать. Этот у меня первый. – Санмартин вытер губы. – Мы рады, что вы у нас.

– Как это вышло, что вы пришли сюда?

– Могу вас заверить, что моего согласия не спрашивали.

– Нет, я про имперские войска. Зачем вы здесь?

– Ну, тут, наверное, все просто, – сразу ответил Санмартин. – Чтобы установить мир.

– А если нам не нужен ваш мир?

– Тогда мы останемся здесь в одиночестве и назовем это миром. Так вроде сказали когда-то о римлянах.

Брувер посмотрела на Санмартина расширившимися от ужаса глазами.

– Что делать, иногда приходится поступать и так. Брувер уткнулась взглядом в стол, потом подняла голову.

– Вы расплескали чай, – решилась она наконец.

– Да, действительно. – Санмартин с некоторым трудом поставил чашку. – Если считать это чаем. Наверное, руки дрожат.

Брувер посмотрела на него.

– Значит, вас это беспокоит.

– Я же сказал: это у меня первый случай! Брувер немного подумала.

– Я чуть совсем не ушла. Наверное, так следовало сделать…

Санмартин слабо улыбнулся.

– Юффрау Брувер, у меня есть просьба. Я пришел, чтобы извиниться перед вами и нормально, по-дружески побеседовать. Нет ли у вас каких-нибудь нормальных, обычных вопросов ко мне?

Она сидела некоторое время неподвижно, потом улыбнулась, и на щеках заиграли ямочки.

– Да, у меня есть несколько нормальных вопросов, хеэр капитан. Что это за песня, которую вы пели, вступая в Йоханнесбург? А то все спрашивают.

– О, вот она, слава! Одна – «Маленький оловянный солдатик». Она у нас почти так же популярна, как и «Свистящий евин». Ну, а вторую… Еще вопрос?

– Хеэр капитан, а комнаты здесь… Санмартин вежливо прокашлялся.

– Уже работаем над этим вопросом. Я заметил, Ханс отрядил пару человек. У меня к вам просьба: пожалуйста, прекратите называть меня «хеэр капитан». Так и хочется обернуться и посмотреть, к кому вы обращаетесь. Просто «Санмартин» звучит намного лучше… Еще, пожалуй, лучше – «ты идиот, Рауль». – Он махнул рукой. – Меня прозвали «Так Точно». Это по-русски означает «именно так».

– Понимаю.

Санмартин взял чашку, подержал ее в обеих руках, потом поставил обратно. Самое время уходить. Что бы такое выкинуть напоследок? Он вежливо кивнул и начал подниматься.

– Капитан Санмартин!

– Да?

– Пожалуйста, можете звать меня Ханна. Хорошо? В голове у Санмартина царила неразбериха, он чувствовал себя немножко глупо, и от этого на душе было хорошо.

 

Вторник (2)

Верещагин присутствовал на многих штабных посиделках. К несчастью, еженедельные заседания штаба полковника Линча оставались столь же пустым времяпрепровождением, только получили новую окраску. Уве Эбиль, командир легкого штурмового батальона, открыто продемонстрировал разочарование как командиром своей бригады, так и действиями пехотинцев Кимуры, которых поддерживали его транспортные средства.

После очередного заседания Верещагин сразу же не сумел улизнуть, и Линч отозвал его в сторонку. По тому, как он смял сигарету, видно было, что полковник крайне раздражен.

– Верещагин, я хотел бы проинспектировать ваше подразделение.

Верещагин наморщил нос. Все знали, что Он не переносил вони тлеющей сигареты.

– Как вам угодно, полковник. Когда соблаговолите прибыть?

– Немедленно. Лучше времени не найдешь. Я хочу посмотреть на третью роту, расположенную в Йоханнесбурге.

– Сейчас большая часть роты отдыхает после ночного патрулирования, – терпеливо, как ребенку, объяснил Верещагин полковнику.

– Тем лучше, необходимо, чтобы все подчиненные мне части и подразделения знали, что следует всегда находиться в состоянии полной боеготовности. В любой день, в любую минуту. Маленькая полицейская акция, проводимая здесь, расхолаживает солдат, они становятся ленивыми. Я этого не потерплю!

– Как вам угодно. У вас есть собственный транспорт? – спросил Верещагин, глядя на выпяченный живот полковника.

Рядом с Линчем стоял его помощник, капитан Донг.

– Вы ведь прибыли сюда грузовым рейсом? Вот и я со своим штабом сделаю то же самое.

Верещагин мысленно подкинул монетку, чтобы решить, пополнение продовольствия или боеприпасов должно из-за этого пострадать. Нежелание полковника Линча одобрить прямые поставки из космоса уже вызвало недовольство Уве Эбиля. Все-таки продовольствие важнее. Зачем у него отняли столько места на транспорте?

– Как вам будет угодно, полковник.

– Отбываем в 13.00 по местному времени. Никаких предупреждений по связи, Верещагин. Я хочу застать их врасплох.

– Как вам будет угодно, полковник.

• Верещагин отдал честь и вышел, размышляя, на что бы убить предстоящие три часа. Первым делом он направился в бункер, служивший штабной столовой. Там у него состоялась неожиданная встреча.

– Угости девушку чашечкой кофе, военный! – раздался за спиной хриплый голос. Ева Мур!

Верещагин вначале вздрогнул от неожиданности, потом сказал:

– Чай.

– Идет!

Седеющие волосы и звание подполковника солидности Еве не прибавили. Верещагин подошел к самовару и вернулся с двумя большими чашками и несколькими кусочками сахара. Потом он с трудом устроился за расшатанным пластиковым столом.

– Привет, Ева. Ты словно ждала меня. Сколько же времени прошло после Киклады…

– Шесть лет. Плюс несколько месяцев из-за расхождения во времени. Ты что, избегал меня?

– Не дразни меня, голубка. – И Верещагин кивнул в сторону столика, за которым сидели внезапно умолкшие лейтенанты. – Зачем же при детях?

– О, это только укрепит мою репутацию.

– Ева! – предупреждающе произнес Верещагин.

– Ладно, мир.

– Мир. – Верещагин положил в рот кусочек сахару и глотнул горячего чая.

– Знаешь, во мне еще сидят осколки. В холодную погоду они меня здорово донимают. Ты меня ждала?

– У меня безупречные источники в штабе полковника Линча.

– Как тебе удалось просачковать? Тебя ведь не было на заседании штаба? – поинтересовался Верещагин.

– А я купила Донга. Ты его знаешь?

– Этого маленького ганимеда? Я уж если покупаю человека, то стоящего.

– А он дорого стоит! Да, ты предупредил свой батальон, что на него надвигается грозный тайфун?

– Полковник Линч приказал не делать этого.

– Ну и?..

– Через пятнадцать минут после того, как транспорт с продовольствием и боеприпасами не прибудет, Матти Харьяло выйдет на связь и спросит, в чем дело. А он хоть и не очень умный, но сообразит, что к чему. Ты, кстати, знаешь Матти?

– Нет, не помню.

– Познакомлю при первом же случае. Матти – это настоящая находка, жемчужина первой величины.

– Тогда поздравляю. Поздравляю твой батальон.

– И я тебя. Шесть лет назад, кто бы мог подумать?

– Не валяй дурака, Антон. Мы им нужны здесь, на окраинах Империи, куда «золотые мальчики» не полетят.

– Возможно. А как Мириам?

– Нет больше Мириам. Напоролась на контактную мину на Альбуэре.

– О, прости.

– Ну что ты. Два года прошло. Время – лучший лекарь.

– Видишь кого-нибудь из старых знакомых?

– Нет, девочки все молодые. Они мне как дочери, своих-то у меня никогда не было. Я держу их на расстоянии.

– Раньше тебя это не беспокоило. -

– Это не очень тактично с твоей стороны. А как ты, Антон?

– Я совсем один. Да и как может быть иначе? Кому я нужен?

– Надо тебя познакомить с моим хирургом, ортопедом.

– Это такая худенькая? Карие глаза, шатенка, короткая прическа? Видел я ее, когда приезжал проведать двух своих. Они до сих пор валяются у вас, симулянты чертовы! Так что видел я ее, спасибо, нет.

– Не зарекайся! Она тебе очень подошла бы,

– Ева, кончай, сваха из тебя никудышная.

– А неплохо получилось бы. Вы оба не в моем вкусе, но просто симпатичны как люди…

– Прекрати, Ева.

– Нет, на сей раз я серьезно, Антон. Моя маленькая Наташенька – очаровательная девушка, она из Тюмени. Я и правда считаю, что вы должны узнать друг друга получше.

– Ева, женщина должна быть не меньше метра, восьмидесяти ростом. А ты сама сказала, что она маленькая.

– Ты не крути.

– Ева, сейчас не место и не время. Если даже ковбои не поднимут бучу в ближайшие десять минут…

– Антон Александрович, немедленно прекратите свои глупости! – твердым, но спокойным тоном произнесла Ева.

На Верещагина это подействовало: годы дисциплины не прошли бесследно.

– Ты посмотри, кого они сюда прислали, – заговорила она. – Ты, я, Эбиль – мы не принадлежим к категории незаменимых, на наше место найдут других. У Кимуры – тот еще тесть. Кимуру просто так под пулю не поставят. Хигути не умеет держать язык за зубами и выставил старого Кадзитани в дураках. Полковник Линч – тот просто идиот, а контр-адмирал Ириэ, который решил не высовывать носа из «Графа Шпее», позволяет ему строить из себя умника. Адмирал Ли слишком умен, чтобы быть корейцем, и слишком кореец, чтобы его подпустили близко к трону и власти. Я могу продолжить, если хочешь. А как ты думаешь, сколько просидит на этом грязном шарике наша веселая компания?

Верещагин неуверенно мигнул.

– Антон, я буду хорошей девочкой. Только когда в следующий вторник увидишься с Линчем, не строй планы смыться, лучше вспомни о хороших манерах. Так, а теперь скажи, сколько у тебя времени до отбытия?

– Около двух часов.

– Тогда организуй мне обед, и мы вспомним старые времена.

Так они и сделали, но после этого Верещагин еще целый час ждал отлета.

Когда самолет подлетел к холму, где расположилась третья рота, Верещагин заметил массу перемен. Под бункеры переделали длинные каменные загоны для скота, одев их в бетон и сталь и засыпав метровым слоем грунта, утрамбованного и пропитанного химическим растворителем, нтобы сделать всю эту массу более-менее эластичной. Сильно трансформировался сам фермерский дом. Он был укреплен стальными деталями, грунтом и жесткой застывшей пластиковой пеной. Усиливались и другие объекты, включая сауну.

К возмущению выселенного фермера и соседей-землевладельцев, траву, выросшую по пояс, стянули в пучки, чтобы она не мешала видимости при стрельбе, а в радиусе пятисот метров была протянута проволока, с помощью которой надеялись получить предупреждение о визите непрошеных гостей.

Полковник Линч сидел с плотно сжатыми губами, и Верещагин вспомнил, что, в отличие от его помещений, казармы Кимуры в Ридинге были внешне вылизаны, словно выстроились на парад.

Виднелись часовые, которые стояли у входа в бункеры, словно воткнутые спички, а не лежали на крышах, готовые при первой возможности открыть стрельбу. Верещагин подумал, что Матти Харьяло постарался к встрече гостей. Но эта мысль улетучилась, как только самолет коснулся грунта.

Все выбрались наружу, где ярко сияло солнце. Часовой в свежевыглаженной форме поприветствовал прибывшее начальство, и полковник Линч, явно удивленный, приложил руку к фуражке. Из бункера вынырнул Ханс Кольдеве, одетый в безупречно чистую, идеально выглаженную форму, и отдал честь полковнику. Линч, снова козырнув, сухо спросил:

– Вы тут командуете?

– Я в настоящее время командую ротой, сэр! – доложил Кольдеве, и легкое подобие улыбки обозначилось на его лице.

– Лейтенант Кольдеве является помощником командира третьей роты, – с готовностью объяснил Верещагин.

– Хорошо, лейтенант. Начнем с минометных команд? Я заметил во время полета неохраняемые минометы, так это или нет?

Кольдеве откашлялся.

– Это вы про те два миномета, сэр? Они из полированного алюминия. Мы их поставили, чтобы ими любовалось местное население. Если разрешите, нам следует пройти вниз.

Полковник Линч ступил было внутрь бункера и замер. Взвод сидел по отделениям; на всех надета выглаженная полевая форма, подвесные койки убраны и подняты, везде царил идеальный порядок. Солдаты как ни в чем не бывало пили чай. Это был перебор, даже для полковника Линча. Даже для Рауля и Матти, подумал Верещагин.

– А где капитан Санмартин? – прошипел Линч и посмотрел на Кольдеве так, словно у того выросли крылья и он стал распевать арию из «Валькирии».

– Капитан Санмартин у себя дома, сэр. Он приказал, чтобы его не беспокоили, – доложил Кольдеве.

– Он… что? – изумленно спросил полковник Линч.

– Уходя, он приказал, чтобы его не беспокоили, – повторил Кольдеве, четко выговаривая слова. – Я думаю, он работает над своей монографией, сэр.

– Монографией? – еще более удивился полковник.

– Да, сэр. Думаю, он пишет монографию о распространении эрозарии и об отношениях внутри вида.

– Мы войдем? – поинтересовался Верещагин.

– Лейтенант, объясните, черт возьми, что такое эрозария? – потребовал Линч.

– Один из наиболее распространенных подвидов ципраид. Они очень распространены в районе Индийского и Тихого океанов, – предельно вежливо пояснил Кольдеве.

– Это каури, – пояснил тему Верещагин.

– Каури? – не понял полковник.

– Морские раковины, – объяснил Верещагин.

– Морские раковины? – повторил Линч, не веря в услышанное.

– Командир Санмартин – любитель, но весьма хорошо разбирается в каури. И рота Рауля проявляет огромный интерес к его хобби, – продолжал пояснение Верещагин. Потом приказал: – Лейтенант Кольдеве, пожалуйста, попросите к нам присоединиться капитана Санмартина.

– Есть, сэр!

Кольдеве отдал честь и испарился. Линч и Верещагин остались ждать на ярком солнце.

– Верещагин, – начал Линч, – я никогда не видел, чтобы в роте в такой мере отсутствовали дисциплина и боевой дух…

Но тут появился Санмартин, причем подозрительно быстро.

– Командир Санмартин по вашему приказанию прибыл, сэр, – доложил Рауль, отдавая честь. – Мне сказали, что полковник проявил интерес к моей монографии.

– Командир Санмартин, ваши бойцы с минуты на минуту могут быть втянуты в тяжелые бои. Сделайте милость, объясните, как при таких обстоятельствах вы позволяете себе заниматься… эрозарией?

Последнее слово Линч произнес с явным отвращением.

– С сожалением должен сказать, сэр, что вы, похоже, неправильно информированы, – ответил Санмартин.

Полковник Линч захлебнулся от негодования.

– Моя монография посвящена раковинам Funbri-ata. А исследование, посвященное эрозарии, я закончил во время боев на Ашкрофте.

Линч открыл рот, но не смог сказать ни слова.

– Не угодно ли полковнику осмотреть мою коллекцию? – вежливо предложил Санмартин.

– Помню, в рапорте о ходе боевых действий вы упомянули о роли, которую сыграла тонкостенная каури. Правильно?

– Каириса, сэр. Отступающие рабы восприняли мои исследования во время затишья как оскорбление, что пагубно повлияло на их дисциплину и выдержку.

– Рауль, мы хотели бы проинспектировать ваше подразделение, – утрированно светским тоном оповестил его Верещагин. – У вас есть пять минут на подготовку, а мы пока с полковником Линчем пойдем прогуляемся и поговорим о медали, которую адмирал Накамура должен вам выдать за демонстрацию помешательства.

Полковник Линч не сопротивлялся, когда Верещагин повел его «на прогулку» и махнул окружению полковника.

– Идите в дом и попросите у Каши по чашечке чаю.

– Ну что, Ханс, – сказал Санмартин, потирая руки, – подготовимся к инспекции?

– Рауль, скажи Каше, когда полковник Линч придет смотреть наше меню, что он хочет чашечку хорошего горячего чая, – бросил Верещагин через плечо Санмартину.

– Ханс, а чего бы нам поесть? – обратился Санмартин к Кольдеве.

Кольдеве отрицательно покачал головой. Упали первые капли утреннего дождя.

– Пришлите Руди, а я пошел.

С этими словами Санмартин устремился мимо кучки прихлебателей полковника Линча внутрь фермерского дома и закрыл за собой дверь.

– Каша! Здрасьте, – объявил он по-русски. Каша засмеялась, под фартуком всколыхнулись полные груди.

– Хорошо у вас получается, капитан. Что там?

– Чего бы поесть? Тут у нас инспекция.

– Делать им нечего. Вроде как мне не доверяют…

– К нам пожаловал полковник, и Варяг хочет привести его сюда.

– Ладно. У нас нет рыбы. Батальонный сержант Малинин говорит, что, мол, надо использовать местные продукты, потому что у нас нехватка запасов. В общем, на ужин сделаем биточки, на обед – блинчики. А завтра, может быть, шашлык, у нас много мяса.

– Превосходно! Значит, готова к проверке? Каша весело кивнула.

Санмартин вспомнил Ханну Брувер. То, что она гДе-то близко, волновало его.

– Отлично. С минуты на минуту должны появиться пять штабных офицеров и их помощники. Напои их чаем, чтобы они не шастали вокруг.

Выйдя из помещения, он наткнулся на своего ротного сержанта.

– Руди, – спросил он шепотом Шееля, – что значит какие-то «биточки», «блинчики»? Что за русская диковина, а?

– Такую диковину я с удовольствием бы съел, – ответил Шеель, глядя на толпящихся штабников. – Биточки – такие лепешечки из мяса, а блинчики – это когда жарят тесто на сковороде, и сверху кладут что-нибудь.

– Ну, полковник Линч тоже не знает подобных блюд. Заложите-ка это в компьютер, – распорядился Санмартин, поглядывая на прогуливающихся «золотых мальчиков» из штаба.

– Уже сделано. Варяг распорядился тут по случаю.

– А-а…

Поздно вечером в дверь комнаты Верещагина тихо постучали. Он открыл. На пороге стоял Матти Харьяло. Он разминал пальцы, сгибая кусок толстой проволоки.

– Привет, Антон. Я подумал, что лучше тренироваться вот так, чем выломать дверь.

Голос его звучал весело.

– Заходи. Ты один или тут целая орава? – поинтересовался Верещагин.

– Разве только Хярконнена можно было взять, да он спит без задних ног. И мы с батальонным сержантом разыграли, кому идти. С помощью вот этой штуки.

Харьяло вынул бутылку, сел, разлил по стаканам спирт, поднял свою порцию, но подождал, пока Верещагин запрет дверь.

Антон опустился на стул, похожий на пластмассового паука, и чокнулся с Харьяло.

– Будем здоровы.

– Будем, – ответил тот и опрокинул стакан. После этого вытащил из другого кармана небольшой сверток и потряс им.

– Курица, что ли?

Несчастный куренок – кожа да кости – был приготовлен на скорую руку со специями и овощами. Верещагин вытянул руку и отрицательно помахал ею, показывая, что не хочет есть. Его гость еле заметно пожал плечами и, достав нож, стал быстро разделывать курицу. Антон равнодушно наблюдал за действиями Харьяло. Солнце ашк-рофтской пустыни словно вытопило из курицы весь жир, оставив мышцы и резко выделяющиеся сухожилия.

– Этот чертов Иван вечно недокладывает соли, – отметил Харьяло.

– Слишком много и слишком мало соли – опасно для здоровья. То же самое можно сказать и о многих других вещах, – назидательно заметил Верещагин.

– Ну? – спросил Харьяло, откладывая нож.

– Поехали?

– Поехали.

Верещагин отпил из своего стакана и скривился.

– Я иногда думаю, что мы убиваем людей с таким же безразличием, какое испытывает лесоруб. Разве что иногда проснется запоздалая жалость…

– Я не стану с тобой спорить на лирические темы, позови лучше для этого Кольдеве, – с улыбкой произнес Харьяло. – А в чем дело, Антон? Какое-то неприятное предчувствие?

– Возможно. Сегодня с этим новобранцем Новело…

– Новело заслужил свою участь.

– Такого не заслуживает никто, Матти. Растишь, учишь человека, а потом ему пулю в сердце? Это противно моей натуре… Нельзя так разбрасываться…

– Разбрасываться? По-моему, жалко лишь потраченных пуль. Когда Рауль собирал команду для расстрела, у него были проблемы?

– Думаю, ему пришлось отбиваться от толпы желающих. Это четвертый, кого нам пришлось расстрелять, – за пять лет, кажется?

– За четыре года. Успокойся, расслабься, утро вечера мудренее, завтра все встанет на свои места. Да, я не сказал тебе, что этот кретин Донг связался с нами и от имени полковника Линча выразил возмущение нашим решением. Судя по всему, Новело уже имел назначение в бригаду.

– Я в курсе. Что ты ответил?

– Я сказал, что мы можем послать им Новело, только слегка поношенного, но мы его подправим, и будет как новенький. Пока Донг соображал, что к чему, я велел Тимо отключить связь.

Верещагин рассмеялся. Отодвинув в сторону стакан, он спросил:

– Я говорил тебе о Клоде?

– Докторе Девуку? Он твердит, что это место «невыразимо скучное»! Как Лабрадор, только без валенок.

Верещагин лениво достал трубку и постучал ею по колену.

– У Клода, каким бы он ни казался иногда, чувствительная натура. – Верещагин немного поразмышлял. – Значит, эта планета сильно беспокоит и его. Клод напомнил мне фразу, которую Жак Картье использовал в своей газете, описывая Ньюфаундленд.

– Ну?

– Это земля, определенная Богом Каину… Да, последняя стычка с ковбоями здорово осложнит наши отношения с ними.

Харьяло кивнул.

– Я никогда не говорил тебе, что хотел пойти на преподавательскую работу? – спросил Верещагин, откидываясь на спинку стула.

– Говорил, несколько раз.

– Я действительно хотел преподавать.

– Да, да, как же, упоминал.

– Мне не хочется посылать людей на тот свет, Матти. И то, что сейчас происходит, мне не нравится. Словно гусь ходит по моей могиле…

– Что за гусь такой? Никогда не слышал ничего подобного.

– Это английское суеверие. Как же мало меняется язык!

– Добавить? – спросил Харьяло, поболтав бутылкой.

– Английский, как латынь, язык бизнеса и солдат, принадлежавший каждому и никому… Нет, больше не хочу, спасибо.

– Как угодно. Да, а если ты считаешь, что английский не меняется, иди послушай ковбоев.

– У меня предчувствие, что ковбои Чокера ударят по Петру. Я потребовал поддержки из космоса, ведь подполковнику Кимуре она, судя по всему, не очень нужна. Адмирал согласился.

– Отлично. Еще что? – спросил Харьяло.

– Сегодня я видел Еву Мур.

– Как она?

– Мириам больше нет в живых.

– Ее подруги? Ужасно! Я ей сочувствую. И тебе.

– Она переборола горе. Только после этого стала думать о смерти. И еще попыталась выступить в роли свахи.

– Вот это да! А она, случайно, никаких гусей не видит? – спросил Харьяло, тупо уставившись перед собой.

– Она сказала, что скорее свиньи начнут вить гнезда на деревьях, чем мы уберемся отсюда.

– Господи! – Харьяло покачал головой. – Была бы тут нормальная планета, мы легко поладили бы с местными. Думаешь, это еще один Ашкрофт?

– Может, и похуже. Сначала надо покончить с ковбоями и их наемниками, адмирал Ли уже строит новые планы усмирения буров.

– Безумие какое-то.

– Возможно, это окажется необходимым, – возразил Верещагин. – Что ты знаешь об африканер-ском Бонде? О «братьях»?

– Абсолютно ничего.

– И я тоже.

– Центр, призванный организовать повстанческое движение? – предположил Харьяло.

– Может быть. Ретталья во время заседания отвел меня в сторону. Мы обсудили детали спецоперации. Прежде чем те объединятся, Ретталья планирует нанести удар.

– Значит, мы готовим документацию.

– Точно. А также амуницию.

– Это можно. Сегодня же займусь этим. Так ты ждал меня?

– Я бы удивился, если бы ты сегодня не появился. Харьяло рассмеялся. Антон улыбнулся.

– Значит, до завтра? До нового дня на вулкане?

– До завтра!

И они чокнулись.

 

Среда (2)

Вязкая жижа хлюпала под ногами Дэнни Мигера. Они бежали по устью реки, как кровь, что струилась по его руке.

«Я наемник, настоящий наемник, – мрачно думал он, – Барахтаясь в этой поганой грязи, я должен укрепить боеспособность трех рот, преследуемых имперскими войсками. Наемники – не пушечное мясо! Они сами готовят пушечное мясо для мелких дел».

Мигер пытался убедить своих молодых подчиненных в их собственной значимости, хотя его иногда раздражало, что они переоценивали себя, да и работодатели всерьез считали подобный сброд ценными кадрами.

Идиоты вроде Уайтмана распространяли такие байки. Старик Цай – тот посерьезней. Наемники попали под огонь имперских после того, как Уайтман натворил глупостей в паршивом речном порту. Его, к счастью, теперь нет, все легло на плечи Мигера. Единственное, что хорошего сделали имперцы с тех пор, как высадились здесь, – подстрелили поганца.

Один из молокососов спросил его, отомстят ли они за этого несчастного пьяницу. Дэнни рассмеялся ему в физиономию!

По предварительным наметкам, на Мигера наседала рота Коломейцева из 35-го имперского стрелкового полка, а его ребята были опасны. Лучше бы назначенцы Уайтмана приняли его дело, потому что у Мигера и своих проблем по горло.

К счастью, солдаты, прочесывавшие болота, относились к 64-му имперскому стрелковому полку… Ребята Кимуры больше подходили для парадов, и Мигер дал жизни этим грязным сынам Аллаха.

Но положение работодателя Дэнни усугублялось с каждым днем. Мигер свое дело сделал, и Цай не сильно удивит его, если попробует в один прекрасный день сдать голову наемника, чтобы заслужить себе прощение.

К несчастью, это еще не повод уносить отсюда ноги, Подумал Дэнни, задумчиво поглаживая автомат.

«ЮСС» здорово наколола наемников. Вначале ее руководство наняло их, обещая золотые горы. Но потом у боссов не выдержали нервы, и они позвали на подмогу имперцев. Компания – куча паршивой сволочи, даже в мелочах они ведут себя как подонки.

Имперцы не знали главного: они кокнули во время засады, устроенной Коломейцевым, сыновей 46-кера. При этой мысли Мигер ухмыльнулся. Чокер брал в наемники любых сосунков, от которых отказывались другие фермеры. Глава ковбоев не был семи пядей во лбу, но теперь, когда пол-армии прочесывает дельту в поисках солдат Мигера и Цая, ему волей-неволей приходится напрягать мозги. Если бы Чокер перебил всех имперцев и буров, до которых у него дотянутся руки, это сняло бы давление войск на Мигера, в чем Дэнни, любимый младший сын своей мамы, сейчас остро нуждался: Если Чокер загремит, то потащит за собой и некоторых других ковбоев.

Дэнни Мигер не торопился в ад и планировал нанести несколько болезненных ударов по войскам. Война есть война, тут всегда есть где приложить руки.

Сидя в бронетранспортере, находящемся на главной площади Ридинга, Ульрих Ольрогге сплюнул с досады. Лейтенант был недоволен решительно всем. Недоволен, что его перебросили с одной войны на другую. Еще меньше доволен своей новой машиной, которая сломалась, не успев как следует поработать, или «прекрасным городом» Ридингом – свалкой, которую ее обитатели гордо именовали ковбойской столицей. Но особенное раздражение у него вызывал Линч, который устроил маленькое суаре прямо на солнце.

Испытывая нехватку живой силы, адмирал Ли принял предложение Ньюкома, выступающего в качестве временного председателя Совета Ридинга, помочь подавить мятеж Чокера, пока он не охватил остальных ковбоев. Полковник Линч приехал, чтобы посмотреть на четыреста человек, предложенных Ньюкомом для службы в имперских войсках. Ольрогге, став помимо воли своеобразным почетным караулом, пытался решить, кто из двоих больший идиот. Так прошел целый час. Тем временем люди Ньюкома корчили из себя солдат.

Справа от Ольрогге сидело отделение имперской службы безопасности во главе с лейтенантом, а слева – никудышные солдаты Кимуры, в основном раненые. Ольрогге сплюнул – в левую сторону.

Кимура бросил необученных солдат взять взлетную полосу. В космосе тренировки десанта не проведешь… Когда челнок затормозил до предельно допустимой скорости, солдаты Кимуры стали падать вниз, как мешки с песком, на железобетонную дорогу. Идиотизм. Ольрогге ждал три часа, пока покажутся эти доблестные воины.

Ольрогге огляделся, ища глазами Хансли. Гнусный штатский тип, но, увы, единственный человек к югу от Вааля, у которого имеются мозги, – не считая Джанины Джоу, единственного человека, у которого сохранилось мужество. Их поблизости не оказалось. Еще одна из обезьян Ньюкома заковыляла к ним, и Ольрогге повернул голову, чтобы взглянуть на бараки ковбоев. Поганцы размахивали из окон самодельными красно-сине-белыми флагами. Ольрогге снова плюнул, на сей раз направо.

Как вышло на поверку, у Ньюкома оказалась весьма демократическая армия. Проведя демократическое собрание, они объявили забастовку, требуя улучшения условий службы. Им не понравилась еда, необходимость отдавать честь и вообще перспектива стать имперцами. Айен Чокер предложил в два раза больше, чем они получали. Ньюком целый час самым демократическим образом увещевал их, но тщетно, и их офицеры в лучших демократических традициях покинули бараки.

Несколько часов спустя Ольрогге забеспокоился. Против четырехсот отборных солдат Ньюкома у армии имелся один «кадиллак» с барахлящим двигателем плюс взвод кимуровского воинства, не считая отделения службы безопасности. Кимура приказал своей роте выбираться из болота, но, пока они это сделают да найдут дорогу, пройдут часы. А люди Ньюкома развлекались вовсю, распевая и постреливая из окон. И в конце концов лейтенанту надоело торчать на солнцепеке. Вспомнив о демократии, он огляделся в поисках полковника Линча – естественно, не обнаружил такового и повернулся к стрелку:

– Ты помнишь, мы получили от кого-нибудь конкретный приказ?

– Чикен!

Стрелок Хикен, которого лейтенант, исказив первую букву имени, обозвал «цыпленком», важно покачал головой.

– Если бы получили, помнил.

– Так вот помни, когда тебя спросит Уве Эбиль. Положи-ка им дымовой девяностомиллиметровый в дверь. Мне хочется посмотреть, как эти дурацкие флаги полетят из окон.

Он услышал свист и разрыв снаряда, потом поднял глаза. Такая картина стоит пенсии! Он так и не понял, ковбои или флаги полетели на улицу.

Парни Ньюкома сразу сообразили, что к чему. И хотя они явно не способны были воевать против Чокера, по крайней мере, не встали на его сторону, Хикен поспорил с экипажем машины, что их за этот подвиг представят к награде, не отдадут под трибунал, и выиграл.

Этим вечером вернулись посланцы Айена Чокера.

Два дня назад они ездили в Салктон с целью найти там военную поддержку, побудить жителей выступить против имперских войск. «Айен Чокер уже потерял сыновей. Пролитая врагами кровь взывает к возмездию!»

Но факт оставался фактом: мало кто хотел выступить с оружием против имперцев. Двадцать девять человек Чокера отправились на войну и погибли вместе с его сыновьями. Лишь только Хендерсон откликнулся на призыв.

Суровый и угрюмый Чокер сжал окровавленный клочок одежды в мозолистой жилистой руке. Он собрал под своими знаменами всех добровольцев, купил всех незанятых наемников на планете. Он был готов вести вперед своих ополченцев и людей сына сестры. Гарцуя на своих скакунах, они устремятся за Вааль, где ждут солдаты Коломейцева.

 

Четверг (2)

Савичев внимательно вглядывался в тусклом свете в лицо капрала Кетлинского из инженерно-саперного взвода. Тот задумчиво почесывал голову. Помимо дельты, был еще один горячий сектор – в междуречье. По выражению лица маленького капрала трудно было разобрать, насколько сложна там ситуация.

Наконец Кетлинский решительно помотал головой, склонившись над аппаратурой.

– Мы потеряли мины, – произнес он, – в районе ЕС 34-4689, вот тропа.

У Коломейцева не хватало солдат, чтобы прикрыть весь участок между реками, но мины и сенсорные устройства обходились дешевле людей. Саперы Рейникки понасажали их там вполне достаточно и сделали все, чтобы противник дорого заплатил за вторжение. Тропа, о которой он упомянул, была намеренно не так густо утыкана смертоносными ловушками, и кое-кто скоро узнает причину.

15-й легкий штурмовой взвод Муравьева находился к западу, а 16-й савичевский – к востоку. 15-й, в отличие от 16-го, не стоял на позиции.

Изучая карту, Савичев быстро пришел к выводу, что ковбои направляются к дороге у Красной реки.

Два из его прыгунков находились в линии охранения. Третий без особого труда мог следить за передвижением ковбоев, четвертый – мешать им. Савичев ткнул пальцем туда, где реки соединялись.

– Поднимайте в воздух свою птичку, – отрывисто приказал он двум своим людям, летавшим на амфибиях. Затем обратился к Кетлинскому: – Там что – люди, машины, повозки?

Кетлинский немного подумал.

– По моим данным, они перегоняют скот. А там кто знает? Может, лошади, всадники… может, их много, – тихо добавил он.

– Мы вернемся! – крикнул Савичев, сидя на «кадиллаке», и постучал по люку, чтобы разбудить водителя.

– Осторожно, взводный сержант, все-таки новый человек, – сказал Кетлинский.

Савичев в ответ сделал неприличный жест, зная, что Кетлинский этого не увидит, и втиснулся на свое место. Водитель завел машину и повел вперед, объехав большую воронку на дороге. За первой потянулись еще три бронемашины. Половина отделения из 3-го взвода Коломейцева сидела сверху, вцепившись в ручки. Внезапная и молниеносная контратака – основа основ мобильной обороны. 16-й взвод невелик по численности, но достоинства подразделения оцениваются его способностью наносить ущерб противнику.

Савичев стал постукивать пальцем по карте под нарастающие обороты двигателя. Он решил, что миномет займет место в пункте Иста, и повернулся к стрелку:

– Комо, приготовь свой «Щебетун».

Тот взглянул на карту, кивнул и приготовился к стрельбе.

Савичев настроил передатчик на шлеме на оповещение гаубицы, прыгунков Коломейцева, 15-го взвода, а также «Воробьев». Полярник три часа назад отправился в район действий 15-го взвода, так что оказался далеко от зоны действия Савичева. Он решил дать Савичеву возможность реализовать свои тактические замыслы.

Десять минут спустя пришло краткое сообщение от одного из прыгунков: «Скрамстед. Вдоль всего пути к Тиба-семь конский навоз и конфетные обертки. Продолжаем наблюдение. Конец».

Савичев отложил в сторону карту. «Тиба-семь» означало место перехода через реку. Прыгунок Колпакчи начнет атаку.

– Шестнадцать тире семь. Савичев, Колпакчи, идите к месту перехода через реку, отмеченному пятеркой. Устроим засаду при поддержке тридцать второго, вы начнете. Повторите, как поняли.

Колпакчи повторил. Когда он велел водителю остановить машину, место перехода реки представляло собой залитый солнцем амфитеатр, огороженный стеной темно-зеленого мха и лишайника, с обеих сторон спускавшихся в реку. У пересечения троп правый берег уходил вниз, но не очень круто. С юга в реку вдавалась суша, заканчивавшаяся россыпью круглых камней на отмели. С другой стороны тропа терялась среди теней, петляя между деревьями.

Тронутый мирный картиной, Колпакчи несколько мгновений полюбовался ею, а затем доложил по связи:

– Шестнадцать тире семь. Точка. Колпакчи. Мы на точке.

Шли минуты. Савичев замедлил движение колонны, чтобы не вступать в контакт с противником. Ковбои еще не вошли в лес. На земле прочерчены борозды от шин. На тропе было слишком мало места! Савичев настроился на волну «Воробья».

– Авиация тире шесть. Точка. Это Савичев. Где они?

– Сейчас я завис над колонной, двигаюсь за ней, – ответил пилот. С двумя передними стабилизаторами, вырастающими из фюзеляжа, как пара дополнительных крыльев, и восемью изогнутыми лопастями винтов «Воробей» больше походил на мотылька, чем на военный самолет. – Центр примерно в трех четвертях километра от вашего перехода через реку. Боже, сколько их! Туча целая, черт возьми! Такое впечатление, что тут половина всех ковбоев из этих проклятых джунглей!

Савичев недовольно пробурчал. Сил у него явно недоставало. Он включил радио.

– Большие братья. Точка. Савичев. Линейная цель Гифу-Ойта пять один семь, под осью, – произнес он в наручное переговорное устройство. Потом повторил еще раз на всякий случай, чтобы избежать путаницы.

Высоко над головой корвет «Эксетер» принял его сигнал. В ясный день совокупность работы компьютеров и оптики обеспечивала стрельбу с точностью до двадцати сантиметров. «Эксетер» представлял собой по сути бутылку со взрывчаткой, энергия которой с помощью находящейся на борту команды и через множество зеркал передается через лазерный пучок. А Айен Чокер, к своему несчастью, решил выступить как раз в день оный: безветренный и без осадков.

– Постарайтесь. Савичев. Конец связи. – Савичев взглянул через артиллерийский искатель на массу ковбоев, двигавшихся внизу. – Господи! Андрей, держись, будь поточней, – прошептал он. – Тринадцать тире два. Точка. Савичев. Орудийные расчеты, у нас тут много народа. Когда я буду готов, дайте шестнадцать выстрелов – на счастье.

– Пущин слушает. Принял. Конец связи, – ответил минометчик.

Савичев сделал глубокий вдох, чтобы прояснилось в голове.

– Шестнадцать тире семь. Точка. Савичев. Колпакчи, вы уверены, что вы там, где положено? Если ковбои прошмыгнут, мы до Стейндорпа не сможем их поймать. С птички сообщают, что они у вас под носом, а конский навоз совсем свежий.

Колпакчи ответил уверенно:

– Мы на точке. Я был здесь позавчера и вижу старые следы.

Пока Савичев думал, Колпакчи вызвал 16-й взвод – «Акита».

– Говорит Колпакчи. Тут шайка ковбоев идет по дороге.

– Акита. Точка. Савичеву. Бейте по ним!

– Бьем. Пущин. Конец связи.

Связь с «Графом Шпее» позволила минометному расчету уточнить свою позицию с точностью до десятка сантиметров и стрелять по карте восьмидневной свежести. 160-миллиметровые установки на так называемых «школьных автобусах» были самым мощным огневым средством батальона.

Первый взрыв снаряда, уложивший концентрическими окружностями деревья-папоротники, послужил предупреждением ковбоям. Кони и крупный рогатый скот в страхе устремились в джунгли. Стоны раненых лошадей и сам мощный взрыв навели панический ужас на оставшихся скакунов.

Глядя через прицел, Савичев скорректировал огонь.

– Перенесите огонь слева на четыре, и будет как раз на первом повороте к югу от реки. Перенесите слева на четыре и давайте!

Скорректированный с точностью до волоска, второй выстрел пришелся прямо по дороге и вырыл воронку глубиной в полметра, взметнув в воздух фонтан крови и грязи. Быстро один за другим последовали еще четырнадцать взрывов. Вторая и последняя серии из четырех снарядов, начиненных напалмом, разорвались в воздухе почти одновременно. Повезло тем, кто оказался под толстым удушающим огненным одеялом; остальные же погибли мгновенно, получив страшные ожоги.

Колпакчи превосходно знал свое дело. 77-милли-метровка на его прыгунке соединялась с сиденьем, имела гиростабилизатор и, таким образом, двигалась вместе с человеком. Как только стих последний взрыв, он начал беспорядочно поливать дорогу из пулемета.

Уцелевшие ковбои открыли огонь из всех имевшихся видов оружия. Неопытные солдаты стреляли высоко и срезали верхушки деревьев-папоротников. К несчастью для них, шум собственных выстрелов мешал им увидеть реальную угрозу.

– Большие братья. Точка. Савичев. Откройте огонь линейная цель Гифу-Ойта пять один семь, под осью, две минуты к северу, – передал Савичев на «Эксетер».

Четыре корабля спустились ниже и выпустили серию невероятно быстрых импульсов. Четверть километра дороги разметало в дыму и пламени. Взрывы, выстрелы, пронзительный свист и вой превратили ясный день в картину из ада.

После этого «Эксетер» и другие корабли вернулись на прежние орбиты и выпустили по дороге и по окрестностям «куриный корм» – мелкие двухграммовые сложные частицы, которые поглощали энергию разрывов и движения и освобождали их при ударе по цели. Они с шипением били по грунту, поднимая пыль. Тут же стоны раненых людей и животных прекратились. Десятиметровую зону смерти охватил огонь.

Савичев не стал останавливаться и наблюдать за происходящим. Еще не стихли выстрелы и взрывы, превратившие большинство колонны Чокера в дымящиеся гамбургеры, а его машины уже с ревом двинулись дальше.

Перед стрелком «кадиллака» имелись четыре экрана, дававшие обзор в 120 градусов, снабженные переключателем теплового и инфракрасного видения. При наклоне вперед и отклонении назад изменялось и поле осмотра. Под левой ногой имелась педаль, нажим на которую позволял вращать башню или фиксировать ее. Под правой находились педали управления прицеливанием. Правой рукой он работал с рычагами стрельбы из 90-миллиметровой либо из 30-миллиметровой автоматической. Левой заставлял стрелять автомат калибра 7,7 миллиметра. Правым указательным пальцем нажимал на кнопку подачи снарядов на 90-миллиметровую пушку и регулировал режим стрельбы 30-миллиметровой пушки. Кнопки стрельбы находились рядом с большими пальцами.

Исключительно подвижный, «кадиллак» теоретически считался слишком слабо защищенным броней, хотя тонкая проволочная сетка из твердого сплава на уязвимых углах придавала ему дополнительную защиту при минимальном увеличении веса. На практике, если машина имела опытную команду, противник не особенно упорствовал, пытаясь подтвердить теорию на практике.

«Кадиллак» Савичева был головным. Его 30-миллиметровый разрывной снаряд превратил человека в красный цветок и разметал папоротниковое дерево на кусочки. Другой, калибра 7,7 миллиметра, уничтожал все живое хоть и не столь эффектно, но не менее эффективно. Его стрелок мог выдать тысячу двести 30-миллиметровых снарядов по безленточной системе подачи по одному, шесть или двенадцать в секунду, а калибра 7,7 – еще быстрее. Через четыре секунды, не найдя более приличной цели, стрелок Савичева повернул башню и начал палить по ковбоям, соскочившим с лошадей и прятавшимся в стороне от дороги.

Скрамстед остановил свой прыгунок у первых трупов, а Савичев в это время разделывался с арьергардом противника. Из своего миномета системы 7–7 с непрерывной подачей боеприпасов Скрамстед дал несколько залпов поверх голов. Тысячи осколков изрешетили ковбоев. Довершили дело три выстрела из 90-миллиметровки второго «кадиллака».

Они проехали мимо двух разбитых машин и скрылись в дыму, застилавшем горевшую местность. Люди, сидевшие на броне, скатились вниз и бросились за насмерть перепуганными ковбоями. Немного выждав, Орлов метнул в кусты ручную гранату.

Недждет Айкач спрыгнул с машины, издав ликующий вопль. Ефрейтор обожал рукопашные стычки, а стало быть, его служба на благо Империи будет блестящей, но недорогой. Выстрелив раз пять по врагу, который пытался попасть в него из длинноствольной винтовки, Айкач бросился на его товарища, выставив штык. Тот растерянно вскочил, пытаясь увернуться, но Недждет всадил ему штык в грудь и, ударив по автомату сверху, распорол до паха.

Еще два ковбоя бросились бежать. Орлов выстрелил в них и промахнулся. Присев на корточки, он прислушался. Колонна была разгромлена, оставшиеся в живых искали спасения в лесу по обеим сторонам дороги.

Айкач вытер руки о брюки, испачкав их кровью и содержимым потрохов убитого.

– Ты даже для турка ненормальный, – прокомментировал его действия капрал Орлов. Потом побежал вперед и опустился на колено возле неподвижного тела. – Эх, Тибор, Тибор, бедняга… В голову, наповал, – произнес он, переворачивая тело.

– Найди его напарника, пока тот не натворил чего-нибудь.

– Бедный парень, – механически повторил за капралом Айкач и устремился на звуки отдельных выстрелов.

Через несколько минут все было кончено. Савичев из башни наблюдал за своими солдатами, которые отказались от преследования, осознав, что рассеявшиеся по лесу ковбои полностью дезорганизованы и деморализованы. Савичев уменьшил подачу топлива, развернулся против ветра, изменил угол закрылков и лопастей винта. Машина зависла, затем коснулась грунта.

У дороги, прислонясь к папоротниковому дереву, сидел мальчик лет десяти, прижимая к себе покалеченную руку. Рядом тлели остатки пикапа, расплавившийся пластик струйками стекал по металлу на дорогу. Из кабины свешивалось нечто, бывшее ранее рукой. Над лесом поднимались клубы дыма.

«Кадиллак» пошел вперед. Впереди на дороге распростерлись тела ковбоев. В основном убитые, подумал Савичев. Он нагнулся и осмотрел отметину от скользящего попадания ракеты в башню. Подняв голову, заметил Орлова, который переходил от одной раненой лошади к другой.

Савичев досадливо поежился. Он любил лошадей куда больше, чем людей. Их хозяева, должно быть, благоразумно отошли подальше.

Все шло не по плану, но в этом были виноваты люди, составлявшие планы. Савичев сложил ладони рупором и недовольно крикнул:

– Эй! Мы что, целый день тут будем торчать?!

Люди из штурмовых взводов не любили, когда их останавливали. Движение, мобильность были их основными достоинствами в атаке и обороне.

Из лесу появилось несколько ковбоев с поднятыми руками.

– Отправить к остальным! – крикнул Орлов. – Оставьте мне транспорт для пленных!

– Что ж, неплохо. – Савичев достал из кармана взрывное устройство с часовым механизмом и бросил его Орлову. – Когда соберете оружие, взорвите его. Если найдете что-то необычное – сохраните.

Орлов поднял большой палец. Колонна бронированных чудовищ сформировала строй и скоро исчезла.

В сорока километрах к северо-востоку Тихару Ёсида уже грузил отделения взвода Киритинитиса на борт трех из четырех легких транспортных самолетов батальона, чтобы завершить очистку территории от противника. Командир 2-й роты приобрел в боях на Ашкрофте полный рот металлических зубов и по шраму на щеках. Он не дал Девуку убрать их с лица. Капитан Ёсида, по его собственным словам, мог «забивать гвозди в стену головой». Солдаты звали его за глаза Консервный Оскал и удивлялись, как это пуля прошила ему рот, когда тот был закрыт.

Большинство из оставшихся в живых людей Чокера миновали кордоны Ёсиды и через день-два вышли из леса, но не многие сохранили желание воевать. Тело Айена Чокера так и не было найдено. Коломейцев здраво рассудил, что ковбои не станут создавать ему проблем в этом обезлюдевшем районе, и приказал остановиться, чтобы отдать дань погибшим. Речь произнести поручили Фриппу и де Канцову.

– Где-то теперь пасет своих коров этот Чокер? – рассеянно произнес Фрипп, когда формальности закончились.

Де Канцов сидел и поглаживал штык. Он деланно зевнул, показывая, что не желает вступать в беседу с Фриппом.

– Дэ-Ка, откуда такая приверженность к анахронизмам? Штык – это такая древность… Пенис кастрированного петуха!

– Ничего, как всадит в задницу – мало не покажется!

Верещагин не поощрял у себя в части сквернословие. Грязный Дэ-Ка выделялся в этом смысле даже на фоне остальных, далеко не изнеженных ма-меньких сынков, которые не могли произнести и трех слов, не вставив какое-нибудь сочное выражение. Верещагин и Санмартин решили, что в первый день каждого месяца он будет отрабатывать шесть часов наряда за сквернословие.

Фрипп махнул рукой.

– Как же! Госпитальная статистика гласит, что колотые раны не составляют и десятой части ранений.

Люди Варяга, особенно финны, удивляли своим пристрастием к холодному оружию. Мидзогути во второй роте имел при себе две сабли, зам. Палача, Биллем Швинге, носил боевой топорик, а Караев из 9-го взвода… потрепанный черный зонт!

– Все может быть, – спокойно согласился де Канцов, придирчиво пробуя пальцем острие штыка. – Но если в рукопашном пустишь в ход эту штуку, то бедняге, которому ты ее засадишь, госпиталь уже не светит. – Он еще несколько раз провел рукой по лезвию. – Для этих паршивых ковбоев сойдет. А что поганые японцы говорят, Фриппи? Раз-два-три и ты в аду?

– Примерно, – ответил Фрипп. – Они говорят: «следующий».

 

Пятница (2)

Хярконнен негромко постучал в дверь Верещагина.

– Пришел запрос.

Антон кивнул ему, развалившись на «паукообразном» стуле. На полу сидел Харьяло и чистил оружие.

– Что у нас там, Тимо? – спросил Харьяло.

–. От полковника Линча. Ему нужен экземпляр списка личного состава нашего батальона.

– Небось Донг, – предположил Верещагин.

– Скорее этот, по политике, – Гамлиэль, – отозвался Харьяло.

– Отдай это батальонному сержанту. И попроси сочинить что-нибудь.

Хярконнен достал еще одну бумажку.

– От полковника Линча. Он хочет знать, почему наши медики не носят нарукавных повязок с крестом.

– Неужели и это заметил? – удивился Харьяло.

– Рабы на Ашкрофте палили по красным крестам, как по живым мишеням. А медики, которые остались в живых, предпочитают теперь стрелять первыми. Ему это надо объяснять? – спросил Хярконнен.

– Нет, незачем резать правду-матку штабным. Есть одна мыслишка. Матти, кто у нас имеет медицинскую лицензию? – задумчиво спросил Верещагин.

– Вот черт! Ну, Винсент – точно. Надо спросить батальонного сержанта. Господи, Антон, ты же не хуже меня знаешь, как давно мы были рядом с какими-то курсами, где выдают бумажки! Что касается системы подготовки замен, то это смех один! Тебе следовало пристрелить Притчера еще четыре года назад! Продавать налево сильнодействующие таблетки – все равно что продавать оружие! – И Харьяло многозначительно поднес к лицу дуло пистолета.

Верещагин опустил веки и стал постукивать трубкой по колену. Зная его привычку, Харьяло и Хярконнен примолкли. Наконец Антон открыл глаза.

– Матти, по нашему штатному расписанию нам положено иметь одного медика на стрелковый взвод. У нас есть, я думаю, по два с лицензиями. Посчитай их всех и запроси еще семь.

Верещагин еще несколько раз постучал трубкой по колену. Харьяло подождал.

– Потяни, пожалуйста, несколько дней, а то мне не хочется видеться с Евой, если документы будут лежать у нее на столе, – закончил Верещагин и убрал трубку в карман.

Хярконнен кивнул и достал новую телеграмму.

– Еще одна. От полковника Линча. Он желает знать, почему третья рота не берет на патрулирование зенитные установки.

– Это, по-моему, работа Донга. Ну что тут сказать?

– Смешно, Антон. Сколько же, они там думают, имеется приличных самолетов у местных?

А вообще нам надо что-то делать. Благодаря удачному маневру Рауля эти дети природы на пару дней присмирели. Но скоро мы будем с ними сталкиваться по два-три раза каждое утро. Обратите внимание, сколько времени возились роты Хигути. Причем неизвестно, кто из двух – полковник Линч или буры – окажется для нас большей проблемой.

Верещагин встал, в задумчивости вытащил трубку и ушел.

Хярконнен посмотрел на Харьяло и пожал плечами.

– Есть еще одна телеграмма. Адмирал поздравляет нас с нашей коллекцией оружия.

Харьяло взорвался от смеха.

Дело в том, что адмирал направил своих ищеек, чтобы те ускорили сбор образцов оружия. В Йоханнесбурге Альберт Бейерс побелел как молоко, когда Варяг обрадовал его этой новостью. Скверная репутация имперской службы безопасности была, наверное, известна даже за пределами обитаемой зоны. Переводчице Рауля Санмартина с трудом удалось уговорить Бейерса продолжить разговор.

Батальонный сержант Малинин поговорил по душам с замкомвзвода службы безопасности, а в результате офицеры Санмартина отправились вместе с ними, чтобы умерить пыл ищеек и избежать ненужных эксцессов. Набрали триста сорок семь единиц без всяких инцидентов. Эта успешная акция задала тон кампании и в других городах:

Старший связист сержант Хярконнен наморщил нос и удалился.

Почти тут же раздался тихий стук в дверь. Харьяло поднял голову и увидел на пороге Эдмунда Муслара.

Муслар стал популярен буквально за несколько дней, помогая Буханову. Он получил прозвище «Полночь».

– Открыто, – заметил ему Харьяло.

– Сэр, я хотел бы поговорить с подполковником Верещагиным, – нерешительно произнес Муслар. – Не думаю, что мне следует направляться в одну из фронтовых рот. Я считаю, что в создавшихся условиях мне целесообразнее оставаться здесь, в штаб-квартире батальона, сэр.

Харьяло выслушал его не отрывая глаз от оружия.

– Почему? – спросил он.

– Я полагаю, что это пагубно отразится на наших отношениях с местным населением, сэр.

– А-а, – понимающе протянул Харьяло. Он еще раз протер маслом ствол и посмотрел на свет, потом прочистил шомполом с тряпкой, чтобы убрать лишнее масло. – Давайте, Эдмунд, поговорим. Недавняя операция Хигути и Кимуры напоминает великий потоп и Ноев ковчег. Эбиль, который там был в конце боя, уже не понимал, кто и в кого там стреляет. Скромность не позволяет мне дать точную характеристику тому батальону, но кто-то явно взвалил на себя непосильную задачу – впрячь в один плуг мустангов и тягловых лошадей.

Муслар улыбнулся, показав белые зубы, и сказал:

– Принято решение прилагать все усилия, чтобы не разжигать местные предрассудки.

– Думаю, в данном случае это было глупо.

– Отправляясь сюда, я с пониманием отнесся к решению капитана Донга, что я не буду приписан ни к какому батальону из-за моего цвета кожи. Хорошо еще, что меня не поставили заниматься подготовкой пополнения. Однако я понимаю, чем руководствовался капитан Донг, и не хочу быть ни в чем помехой.

Харьяло с трудом сдержал смех. Он вспомнил, что Рауль Санмартин услышал от Брувер: увидев белуджей Кимуры, буры стали говорить, что, мол, лучше уж казаки, чем черномазые кафры.

– Эх, Эдмунд, мне бы ваши годы, – произнес Харьяло.

Муслар удивился.

– Я не совсем понимаю, о чем вы, сэр. Харьяло добродушно рассмеялся.

– Не обращайте внимания, Эдмунд. Так каким образом вы получили приказ?

– За два дня до вылета. Я подозреваю, все проходило в страшной спешке.

– Эдмунд, я хочу обратить ваше внимание на несколько фактов, пока вы не пошли со своими доводами к Варягу. – Харьяло закончил сборку затвора. – Первый: Донг – кретин. Если вы будете ходить и везде его цитировать, то не успеете моргнуть глазом, как займетесь этим самым обеспечением пополнения. Второй состоит в том, что мы рекрутировали тут же на Ашкрофте около двадцати солдат, и вы будете казаться белой-белой снежинкой на нашем фоне, потому что местные не очень любят нас и вряд ли полюбят в ближайшее время, а у нас нет времени потворствовать их предубеждениям.

Харьяло сделал паузу.

– И наконец, факт третий и последний. Если вы пойдете к Варягу и скажете ему то, что сейчас сказали мне, я не знаю, что он с вами сделает. Вам понятно?

– Да, сэр.

– И хватит говорить «сэр». Дети уже давно легли спать.

– Да, сэр.

Харьяло закончил возиться с затвором.

– Эдмунд, у вас или слишком отработаны рефлексы, или отказывает память. Меня зовут Матти. Ваша семья? Есть братья, сестры?

– Да, сэр… То есть Матти. Брат и сестра по матери.

– Ваша семейная корпорация?

– Мы в одной из дочерних компаний Мицубиси. Там служит брат.

– Значит, вы младший сын. А Теперь скажите-ка мне, Эдмунд, с чего начнем строить отношения с бурами?

– Без опыта трудно сразу сформулировать свое мнение, но думаю, надо попытаться завоевать их доверие.

– Нам придется стрелять в них, только чтобы как-то привлечь их внимание. Ваши предложения?

– Я обдумаю проблему, и, полагаю, что-нибудь придет в голову.

– Да, уж лучше пусть придет что-нибудь, – ответил Харьяло. – Все, можете идти. В один прекрасный день объясните мне все эти хитрости с предубеждениями.

Муслар широко улыбнулся.

– Не уверен, что смогу, сэр. Вам лучше попросить кого-нибудь из буров это сделать, у них получится куда лучше.

Ночь была очень темной, и старший сержант Симадзу несколько раз проверил, тот ли это адрес, затем вежливо постучал в дверь.

Жанни Терон с громким ворчанием проковылял к двери и открыл ее. Тут же получил оглушающий удар и был сразу упакован в мешок. Жена крикнула, чтобы он поскорее ложился, но Жанни уже этого не слышал.

В том же городе находился и главный цензор Шу. Он не спал. Цензор сидел и держал руку на переговорном устройстве. Он испытывал припадок нерешительности.

Функции имперского цензора ничем не отличались от тех, какими они были во времена первых римских цезарей: поддерживать общественную нравственность, поощрять добродетель и наказывать зло в той мере, в какой того требуют интересы безопасности государства.

На Зейд-Африке наблюдать за печатными изданиями было проще простого. Газеты и прочие публикации продолжали выходить, но по каждой заметке «прошлась невидимая властная рука». Шу вежливо пояснял издателям, что всякая попытка обойти цензуру будет пресекаться самым жестким образом. Большинство правильно поняло его, но до некоторых все доходит не сразу. Поэтому пока выпускаются лишь девять газет. Эфир представлял собой известную трудность, но Шу составил программы того, что и как следует говорить на африкаанс. Несмотря на отлаженный порядок, мрачные предчувствия не оставляли его.

Газета «Африканер» захотела опубликовать крошечную статью, в которой обосновывался тезис о том, что африканеру аморально покупать у неафриканера. Автор, Доминее В.К. Стрейдом, безуспешно пытался доказать, что это рассуждения чисто богословского характера.

Африканеры – сложный народ. В ответ на утверждение, что белое – это белое, они начинали доказывать, что белое – черное или, как минимум, серое, и дальнейшее ведение дискуссии требовало высокого умения. «Вы должны понимать, что африканеры в национально-политическом контексте…» Все верно, но что-то в Стрейдоме настораживало.

Старший цензор прослужил в этом ведомстве тридцать один год из сорока девяти прожитых на свете. Он. был уверен в себе и доверял прежде всего собственной интуиции.

Что-то в нем чувствовалось фальшивое… Шу набрал номер Реттальи.

– Значит, это и есть разведка, – сказал Санмар-тин, шагая по взлетно-посадочной полосе рядом с Реттальей. – Что-то мне время не нравится.

Ретталья улыбнулся. Форма у него была отлично сшита, заметил Санмартин.

– Лягушек легче ловить в пруду на фонарь. Меньше хлопот. Ты вернешься в Йоханнесбург к утру, причем помудревшим. А что ты думаешь о «Коффи-хейсе»?

– Так себе.

– Рауль, в Токио такого не купишь за кучу денег, – сказал Ретталья обиженным тоном и бросил Санмартину пачку сигарет.

– Что это?

– Мелкие деньги.

– Я не курю, – сказал Санмартин, разглядывая пачку.

– Как сигареты они достаточно паршивые. Но когда «ЮСС» начала фокусничать с валютой и та словно сквозь землю провалилась, пришлось придумать какой-то эквивалент денег.

– Но ты же платил обычными деньгами, – заметил Санмартин.

– Я – да… Через неделю адмирал объявит о переменах.

Санмартин изобразил средним и указательным пальцами правой руки ножницы.

– И три минуты спустя весь штат «ЮСС» не будет стоить выеденного яйца. В моем городе многие пострадают от этого.

– Я хотел бы, чтобы ты и Варяг, – сказал Ретталья, – завели тут друзей после этого.

У входа Ретталья остановился и предупредил Санмартина:

– Пока не очутишься в звуконепроницаемом помещении, веди себя тихо. Работа займет, возможно, несколько часов, так что перед возвращением можешь выпить чашечку кофе.

Санмартин с отвращением поежился.

– Ничего, кроме чая. – Он последовал за Ретта-льей внутрь здания, потом спустился. – В этих твоих застенках запросто приобретешь клаустрофобию, – заметил он.

– Зато столько преимуществ. – Ретталья остановился перед массивной металлической дверью. – Милости просим. И – оставь надежду всяк сюда входящий. – Он сделал знак, чтобы Санмартин проходил.

В помещении сидел привязанный к стулу мужчина. Голова его была закрыта черным колпаком. Ретталья кивнул.

– Это Терон. Школьный учитель. Он из «братьев», низшего звена, – сообщил Ретталья, отвернувшись от пленника. – А это сержант разведки Менсиес. Сержант, позвольте узнать, он сейчас под воздействием инъекции?

– Мы можем привести клиента в чувство в любой момент, когда пожелает майор, – ответил Менсиес, следя за Симадзу, который был здесь старшим.

– Великолепно. Пожалуйста, держите меня в курсе, – приказал Ретталья и остановился у мониторов, контролирующих физическое состояние пленника.

– Мне кажется, дыхание клиента становится прерывистым. Ваше мнение, сержант?

– Полностью согласен с вами, уважаемый майор. Однако хотел бы, с вашего позволения, предположить, что подобные вещи не выходят за рамки допустимого. Вводить сейчас стимулирующее средство было бы нецелесообразно, – произнес Симадзу.

– Вполне согласен с вами, сержант. Никаких стимуляторов. Но пожалуйста, позаботьтесь, чтобы кислородная маска находилась поблизости. Будет крайне неприятно, если он отправится к праотцам, – наставительно сказал Ретталья.

– Предложение майора весьма ценно. Сделаем, как будет угодно майору. Должен сообщить, вас искал главный цензор и просил связаться с ним.

Ретталья кивнул и обратился к Санмартину:

– Надо мне пойти на медицинские курсы, как ты думаешь?

– Все это – как из старинного фильма, – сказал Санмартин. – Что это вы там ему впрыскиваете?

Ретталья заметно помрачнел.

– В основном серотонин и скополамин. Возможно, еще иботеническая кислота и кое-какие другие снадобья, состав определяю не я. Одно могу сказать: действует.

– А я думал, что полоумные ученые всегда говорят жертве, что ей вкалывают.

– Это в кино. Иногда имеет смысл сказать, но вообще-то такая информация засекречена и мы не можем раскрывать ее перед клиентом.

– Я не про то.

– Это непростая игра, Рауль. Правда – такая хрупкая вещь. Во время нашего небольшого разговора клиент попытается сказать нам только то, что ему хочется. И мы пытаемся сделать то же самое. Для того чтобы в результате возникло взаимопонимание, нужно воспользоваться маленькими обманами, как это обычно случается в повседневных контактах. – Ретталья улыбнулся и провел рукой по редеющим волосам. – Не будь их, зачем были бы нужны офицеры разведки?

– Действительно. И что – никаких хлыстов и клещей?

– Ну что ты! Мы стараемся вести дело профессионально.

В разговор вмешался Симадзу, но сделал это весьма тактично:

– Уважаемый майор, с вашего позволения… Клиент начинает приходить в себя. Я считаю, что сейчас – самое время начинать.

– Приступайте, сержант, Рауль!

– Я вернусь через час или около того.

– Прекрасно. Чао.

– Чао.

Четыре часа спустя Ретталья застал Санмартина спящим.

– Рауль, ты живой? Пора идти обратно. Санмартин потянулся.

– Если я умер, могли бы прислать мне ангела поприличнее. Ну и как прошло?

– В лучшем виде. У нас было девятнадцать имен и еще три-четыре под вопросом. Этот Терон шепелявит, но мы разобрались в том, что он говорил. Думаю, у нас есть глава их окружной наблюдательной комиссии, священник по фамилии Сниман.

– Хорошо бы еще и понять, о чем ты… А какую легенду ты предложил Янни Терону, чтобы он раскололся?

– Он повредил шею в дорожной аварии. С кем из друзей связаться? Кого предупредить?

– А почему нет? При такой дозе он поверил бы, что он сам Махди.

– Ну и дальше?

– Мы положим его в постель, а «друзья» обязательно придут.

– Да, ты далеко не благотворительностью занимаешься.

– Конечно. Ты умнеешь на глазах. Чтобы добиться здесь успеха, нам надо нанести удар по Бонду.

– Это что за «бонд»?

– Ну, назовем его тайным обществом. «Братья» заправляют Второй Южно-Африканской Республикой уже целый век. Они имеют своих людей в политических партиях, правительстве, армии, полиции, средствах массовой информации, творческих, культурных союзах, храмах, университетах, корпорациях и так далее. Они сильно пострадали во время войны с банту, когда ястребы и либералы передрались между собой, но потом нашли общий язык. «ЮСС» обнаружила полное неумение держать их в узде. Кто, по-твоему, правил этой планетой?

– Вот мы и разбираемся с этой проблемой.

– Именно! Они ставили своей целью сохранить африканерский народ и культуру, и им не нравится, когда им мешают. Они разбиты на территориальные ячейки, у них есть парламент, который называется «бондсраат», юридические органы в форме наблюдательных комиссий, исполнительный совет двенадцати, известный как «Двенадцать апостолов». До сего времени «братья» имели свободный доступ к общему пирогу и были довольны и счастливы. После нашего появления, подозреваю, они не чувствуют себя таковыми.

– И вы собираетесь искоренить их? В долгосрочном плане подобная акция дешевле обойдется.

– Мой предшественник спорил с адмиралом по этому поводу, но, увы, неуклюже. Нет, мы пойдем по пути тонкой хирургии. И наш коматозный «брат» Янни – один из тончайших приемов. С его помощью мы вбиваем в их ряды этакий клинышек.

– Ну, у тебя все проработано.

– В сержанте Менсиесе умер великий актер, а с приличного расстояния его вполне можно принять за Терона. У нашего друга есть сосед, которому показали то, что нам нужно.

– Полагаю, это не все.

– Симадзу очень хорош в раскрытии банков информации. В «Фолькскасе» в Претории появилось несколько свежих счетов. Сегодня у Янни имеется сто тридцать тысяч йен, завтра будет еще двести тысяч.

– Да, они обратят на это внимание. Скажи мне, каким образом подобная хитрость внесет раскол в Бонд? А то до меня плохо доходит.

– Мы сделаем еще двадцать – тридцать таких Теронов, и «братья» озвереют, когда будут раскрывать одного за другим десятки «предателей». Мы позволим им разделаться кое с кем.

– Много же из-за вас появится трупов.

– С некоторыми мы поработаем, остальных для вида выпустим.

– Вам нужно ведь найти и настоящих предателей?

– Они сделают выводы из случая с Тероном. После того как «братья» начнут чистку в собственных рядах, мы начнем просеивать тех, кто останется в живых, пока не найдем что-нибудь толковое, – пояснил Ретталья.

– Для высшего блага учителю Терону придется положиться на Бога.

– Нехарактерная для тебя жалостливость!

– Думаю, после того как его найдут утопленным в какой-нибудь трясине, надо устроить вашей жертве достойные похороны.

– Спрашиваешь! В конце концов, он в некотором роде работает на Империю. Мрачный ты какой-то.

– Ладно. После того как рядового Новело расстреляли за изнасилование, у меня был разговор с одной женщиной. Она заявила, что оба акта примерно одинаково омерзительны. Я ее понимаю.

– Юффрау Брувер, я думаю. Ну так откройся мне, друг!

– Ретт, поскольку это гнетет меня, я тебе скажу правду. Ты неимоверно умен для офицера разведки, куда башковитее многих из тех, кого я знаю, но не хочу называть, у которых голова набита суси вместо мозгов. У вас тут настоящий цирк. Мне нравятся танцующие собачки, пони, которые ходят как люди, но когда речь идет о военной разведке… Я вижу, вы тут серьезно подготовились. У меня создается впечатление, что мы тут завязнем.

– Ну вот. То Шу, то ты. С тобой все ясно: кельтская кровь. Что тебе сказать? Как любит говорить адмирал Ли, у нас четыре боевых батальона и могучие звездолеты, – ответил Ретталья.

– А нельзя ли напрямую: тех, кто создает нам проблемы, посадить на корабль и вывезти, – раз уж мы кончили стрелять в ковбоев?

– Это не выход, мой милый, старый друг. Адмирал даже не станет рассматривать такое предложение, на бумаге у него все выглядит иначе. Между нами, то есть мной, тобой и Варягом: тут надо быть все время начеку, иначе проблем не оберешься. Санмартин немного подумал и спросил:

– А чем они могут нам насолить? Что у них есть? Танки? Ядерное оружие?

– К удивлению, ядерные боеголовки у них есть, – сердито прошептал он, – но адмирал не верит. Ты помалкивай на эту тему, тут дело нешуточное. И не шляйтесь в малонаселенных местах, а то у них могут зачесаться руки. А теперь сделай так, чтобы я тебя не видел. В следующий раз, когда будешь здесь, раздавим пузырек. – Ретталья похлопал Санмартина по плечу. – Менсиес ждет тебя в машине. На следующей неделе я буду там и дам тебе возможность проиграть мне какую-нибудь сумму в шахматы.

– Смотри, как бы я не удивил тебя. – Санмартин вымученно улыбнулся. – Держи меня в курсе, как пойдут дела с «Двенадцатью апостолами».

– Я подумаю. Чао, братишка. – Ретталья услышал, как захлопнулась дверь. – Из тех двенадцати один оказался Иудой.

Он произнес эти слова так тихо, что даже стены не расслышали.

Как только новая информация об африканерах пошла по казармам, имперские солдаты окрестили их «братьями». По вполне очевидным причинам ковбои были немедленно переименованы в «жуликов». Пошли протесты – после того как ковбои объяснили бурам, что в их прозвище вложен оскорбительный смысл. Последовал запрет полковника Линча, после чего имперцы стали звать тех и других просто «те же», подразумевая прежние прозвища.

 

Суббота (2)

В хвосте колонны поставили двух дряхлеющих часовых – аппараты «пьяно». Как и «кадиллаки», «пьяно» были оснащены всевозможной электроникой, чтобы делать свое дело как следует. Кольдеве ждал, когда появится «Снегурочка».

Брувер сносного жилья себе не подобрала и обедала, когда никого вокруг не оставалось. По этому можно было составить представление о ее характере и понять, почему она нашла общий язык с Санмар-тином. Кольдеве как раз думал о ней, и тут – легка на помине – вошла Брувер.

– Доброе утро, мисс Брувер! – поприветствовал он ее.

Девушка вздрогнула.

– И вам доброе утро, хеэр Кольдеве. – Глаза ее заблестели. – У вас ко мне имеется дело?

Вездесущий майор Ретталья приложил свою руку и здесь: то, что он говорил Брувер о работе, было обманом. На самом деле от нее требовалось одно: приводить в божеский вид переводы, сделанные компьютером. У нее сложились прекрасные отношения с мэром Бейерсом, который хорошо знал ее деда и имел сына и дочь примерно того же возраста, что и она. Так что Брувер в основном работала по обеспечению деловых связей между бурской общиной и людьми Варяга.

– Какие секреты? Рытов, ротный специалист по вооружениям, официально попросил, чтобы вы приняли участие в приеме. Это в одиннадцать тридцать, завтра. Как вы на это смотрите?

Нельзя сказать, чтобы Рытов уж так надрывался, стараясь подготовить мероприятие на должном уровне, но Буханов и его помощники готовились к нему уже давно. Местным кадрам приглашения выдавались в ограниченном количестве.

Брувер нахмурилась.

– Простите…

– Цены на водку в этих местах поднялись, а Рытов как раз этими вопросами занимается. Батальонный сержант все устроил, мы можем немного выпить и повеселиться. После того как наш служитель культа Эрикссон – он же ефрейтор Эрикссон – закончит кропить все это дело святой водой, я скажу несколько умных слов, а вы разобьете бутылку о корабль.

– Ой… – Она несколько замялась. – А капитан Санмартин будет?

– Как же, будет, со своей фирменной улыбкой и прочими аксессуарами. На него можно положиться, он защитит от всех напастей.

Кольдеве не смог удержаться от улыбки. Ключ к жилищу Ханны Брувер оказался потерянным вместе с фермером – владельцем здешних мест. Когда она подняла этот вопрос, Рауль со своим обычным апломбом заверил ее, что ни одна живая душа не проникнет ночью на территорию роты.

Кольдеве впервые увидел, как бесстрастное, словно у заядлого покерщика, лицо Железного Руди – Шееля переменилось. Покрасневший как рак Рауль, не говоря ни слова, сунул Ханне Брувер свой пистолет, а Руди, вопреки собственным ожиданиям, даже почистил его и объяснил, как им правильно пользоваться. Рауль пока что не получил обратно оружие. Ханна Брувер была в Йоханнесбурге единственным вооруженным африканером.

Брувер снова нахмурилась, потом улыбнулась; лицо ее словно осветилось.

– Что ж, буду рада, – сказала она и, не оборачиваясь, пошла навстречу улыбающейся Каше.

– Большое спасибо! – крикнул ей вдогонку Кольдеве.

Хотя капитану нравились все, Кольдеве мог сосчитать по пальцам тех, с кем Раулю действительно было приятно общаться. И Снегурочка, похоже, возглавляла этот список.

Лесков ждал, когда его партнер освободится, чтобы вместе засесть за увертюру «1812-й год». «Нашу песню играют», – подумал про себя Кольдеве.

 

Воскресенье (3)

До половины седьмого Ян Сниман шатался по улице, а когда стрелка подошла к половине седьмого, вошел в здание. Там он миновал надпись «Пограничная полиция» и направился к другой, гласившей на трех языках: «Имперский пункт приема в армию». У двери он задержался, принимая окончательное решение. Чей-то голос произнес на африкаанс с сильным акцентом:

– Входите.

Поколебавшись, Сниман ступил в комнату. За маленьким металлическим столом сидел плотный солдат в полевой форме. Если бы он разбирался в нашивках и знаках, то определил бы в нем сержанта, старшего квартирмейстера. Но тот представился сам.

– Добрый день. Я старший квартирмейстер сержант Редзап. Полагаю, вы пришли именно ко мне. По-английски говорите? Не хотите ли чаю?

Сниман дважды робко кивнул и принял чашку.

– Ваше имя, пожалуйста.

– Сниман, Ян Николаус, сэр. Вилсхоферстраат, четырнадцать.

Старший квартирмейстер сержант Редзап раздвинул губы в волчьей улыбке.

– Сниман, я не отношусь к офицерскому составу имперских вооруженных сил, и ко мне не нужно обращаться «сэр». Можете называть меня просто «сержант». Вы поели?

– Да, сэр… то есть сержант. Я хотел сказать – нет, не ел, сержант. Я не завтракал.

– Прекрасно, мне нравится ваша откровенность. Пройдите, пожалуйста, в заднюю комнату. Там вы увидите на столе четыре коробочки размером пятнадцать на десять сантиметров и высотой в пять. Содержимое каждой написано сбоку. Выбрав любую, нажимаете на красную метку и ждете пару минут. Прежде чем открыть коробочку, как следует встряхните содержимое. Открывается коробочка сверху с угла, сворачиваясь в одну сторону. Приборы найдете в ящике стола. Вот поедите, тогда и поговорим. Пока все ясно?

– Все ясно, сержант, все ясно.

Ян Сниман смущенно поднялся.

– Мэнеэр Сниман. – И Редзап снова улыбнулся. – Возьмите с собой, пожалуйста, ваш чай.

После еды Сниман вернулся и застал Редзапа за считыванием информации с экрана.

– Вы сын Снимана, владельца Паульскерка, в Претории, правильно?

– Да, сержант.

– Жесткий и отважный человек и отнюдь не друг нам. Вы прекрасно учились. Ваш английский особенно хорош.

– Спасибо, сержант. Это был родной язык бабушки с материнской стороны, и мы с мамой часто говорили по-английски, когда не было дома отца, сержант.

– Понятно. Ваш возраст в переложении на земной – шестнадцать лет и семь месяцев. Значит, вы хотите поступить в имперские вооруженные силы?

– Намереваюсь, сержант, хочу, по крайней мере. – Сниман спотыкался при ответе, не ожидая таких простых вопросов. – Я за этим и пришел.

– Очень хорошо. Сядьте вот сюда. Нам надо поговорить. Я не буду сулить вам райские кущи. Напротив, растолкую, что солдатская жизнь зачастую полна лишений и трудностей. И покажу, что вас ждет. Вы следите за моей мыслью?

– Да, сержант.

– Отлично. Сегодня утром я уже отослал обратно одного парня. Я занимаюсь вербовкой солдат для части подполковника Верещагина. Это первый батальон тридцать пятого имперского пехотного стрелкового полка. Он расквартирован в казармах под Блумфонтейном и Йоханнесбургом. Если вы вступите в этот батальон, вы станете солдатом-стрелком, пехотинцем. Вы внутренне настроили себя на что-то другое, я могу направить вас к другим. Все понятно?

– Да, сержант.

– Так. Время у нас есть, расскажите мне что-нибудь про себя.

Пристроившись с чашкой на коленях, Сниман стал рассказывать про свою жизнь, и вдруг его словно прорвало! Сержант отличался терпеливостью, вполне сносно говорил на африкаанс. Когда Сниман понял, что говорит недопустимо много о себе, Редзап криво улыбнулся.

– Наш батальон – боевое подразделение со славными традициями. Мы убиваем людей и делаем это в любых условиях. Но, выполняя свой долг, и сами иногда погибаем.

Сержант наклонился и вгляделся в Снимана.

– Мы не любим говорить, что делаем из мальчиков мужчин и прочую дребедень. Служба, бесконечная служба, и так целых семь лет.

Потом сержант отошел от штампов, выработанных за годы вербовки, и, внимательно всматриваясь в Яна, спросил его:

– А скажите мне, мэнеэр Сниман, ваш отец знает, что вы пришли записываться в армию?

У Яна перехватило дыхание. Несколько мгновений он молчал и старательно отводил глаза. Когда же наконец решился ответить, заговорил каким-то глухим, совсем другим голосом:

– Нет, сержант. Узнай он, что я здесь, отрекся бы от меня – если только уже не сделал этого. Сержант, а он должен подписывать какие-нибудь бумаги?

Редзап снова улыбнулся своей волчьей улыбкой, обнажив резцы.

– Если вы решите поступить в батальон Верещагина, то не должен, мэнеэр Сниман. Нас больше интересует, что вы собой представляете, а не ваш возраст. Если бы вы мне соврали, я бы вас выкинул отсюда. А все, что мы говорим о батальоне, – правда, тут мы не лжем. А какого вы хотите быть возраста? Я предлагаю записать девятнадцать.

Ян обрадовался.

– Девятнадцать – это замечательно, сержант, – облегченно произнес он. Хотя юноше хотелось еще многое сказать, он почувствовал внезапную усталость. – Да, я хотел бы стать солдатом.

Кольдеве сидел, держа ноги в ведре с лечебным раствором и уткнувшись в томик Карла Мая. Ванну для истерзанных ног Ханс принимал по наставлению Винсента, а Карла Мая читал по собственному выбору.

Когда он истер в кровь ноги, рядом оказался Руди Шеель. Он вежливо заметил, что лейтенанты иногда соображают не лучше зеленых рекрутов и Кольдеве следовало бы подержать в воде если не голову, то хотя бы ноги.

Читал Ханс запоем. Хотя дискеты с Томасом Манном и Гете занимали основное место в багаже Кольдеве, больше всего он любил Карла Мая и Джеймса Фенимора Купера.

Кольдеве вздохнул и отложил книгу. Вынужденный отдых располагает к размышлениям. Удивительно, как африканеры спокойно относятся к присутствию имперских войск. Пока что даже один процент населения, составлявший так называемую политическую элиту, ничем себя не проявил. В частности, в Йоханнесбурге Бейерс поставил все под свой контроль. Он был, конечно, весьма осмотрителен. То же можно было сказать и о Снегурочке.

По-прежнему занимая комнату в фермерском доме, Брувер вслух произносила только те вещи, которым ее научили, но она отличалась непредсказуемостью. Держала свое мнение при себе, больше слушала, чем говорила, что полностью удовлетворяло Симадзу. К сожалению, она теперь столкнулась с враждебным отношением горожан. Кольдеве сам видел, как ее избегают. Мало кто из местных согласился бы впустить девушку в свой дом.

Тут размышления Кольдеве прервал Руди Шеель:

– Вот вы где, лейтенант Ханс! А я ищу вас, ищу…

Кольдеве скривился. Ротный сержант Шеель впервые надел военную форму зеленым юнцом, желая. увидеть свет в конце туннеля после катастрофы, ядерных бурь, эпидемий. Все, что Руди казалось смешным, таковым на самом деле не было.

– Знаешь, Ханс, ты мне восемнадцать месяцев подбрасываешь всякое дерьмо, но теперь ты должен сделать маленькое доброе дело. Послужи Господу! – На самом деле Шеель отличался набожностью. – Помнишь переводчицу, которую привел Симадзу? Брувер, кажется?

– Ну и что? – встревоженно спросил Кольдеве.

– Она повздорила с Раулем и сейчас пакует вещички. Спор вышел, по-моему, из-за религии. Рауль слоняется по комнате с перекошенной физиономией, а она рыдает!

Кольдеве сказал резкое словцо, наверняка не вычитанное в книге Карла Мая. Шеель засмеялся.

– Уж я-то разбираюсь в людях. А сейчас пошел бы ты вразумил Рауля.

Кольдеве обулся. Он нашел Санмартина в его комнате. Тот сидел и угрюмо размешивал сахар в кружке с кипятком, изучая при этом почту, которую получил по компьютеру.

– Привет, Ханс, садись. Что бы ты ни хотел сейчас сказать, забудь! Вот это важнее. – Не дав Кольдеве произнести ни слова, Рауль начал коротко пересказывать сообщение.

Санмартин сразу вскинулся. Потом, ощутив неловкость ситуации, опустил глаза.

– Не знаю, Ханс. Мы оба встали поздно и пошли завтракать вместе.

– Там и сцепились?

– Там были как раз ребята из десятого. Маленькие эбеновые божки… Ну, она остановилась, вся побелела, потом указывает на Исаака и спрашивает меня: «И вы позволяете им есть с людьми?» Потом что-то сказала о банту…

Исаак Ваньяу был самым здоровенным из чернокожих, которых когда-либо знал Кольдеве.

– Это одна из основ, которые им вдалбливали, пока ты изучал политические теории, – миролюби– ¦ во сказал Кольдеве. – И что потом?

– Когда Исаак обернулся и помахал нам, она бросилась вверх по лестнице. Бежала как ошпаренная. Ну, и я бросился за ней.

– Естественно.

– Когда догнал, она повторяла: «Ой, он был прямо там! Он даже помахал мне! Черный такой, огромный!» И при этом размахивала руками.

Исаак когда-то входил в отряды ашкрофтских черных повстанцев. Санмартин пропустил ему два повышения по службе – за то, что в свое время стрелял в имперцев.

– И потом?

– Я терпел эту сцену десять минут, потом не выдержал и сказал ей, что по моей шкале ценностей

Исаак стоит десятки белых штатских пьяниц.

– Очень тактично.

– И она ушла. Сказав перед уходом: «Я никогда не хотела быть частью этого вашего славного батальона». – Я сказал: «Ну и уходи!» Не знаю, что я сделал не так.

– Она собирает вещи, – сообщил Санмартину Кольдеве, сложив на груди руки.

– А Симадзу знает? – нехотя поинтересовался Санмартин.

– Симадзу знает все и обо всем. Руди сказал, что она плачет, – некстати добавил Кольдеве. – Если уйдет, мы останемся без переводчика. Подумай, какие чувства испытает Ретталья, пронюхав про это.

– Он вообще лишен чувств. Будь оно все проклято, Ханс! Она что, из другой галактики?

– Да, почти так… Только не кричи.

– Да я не кричу!

Кольдеве жалостливо посмотрел на Санмартина.

– Ну так что?

– Ребята Эбиля захватили то место, где был Чалктон. Та-ак… Пятый взвод под Деветсдорпом выступил на помощь «пограничникам». Бывший инженер во время проповеди встал и начал призывать к священной войне. Его тут же отвели в больницу на обследование.

– Судя по всему, твой друг Ретталья уже везде понатыкал своих людей.

– Не сомневаюсь. Дело доходит до смешного. Несколько дней назад в Ридинге был мятеж. Ковбои, которые считались кандидатами в местный добровольческий батальон, разбушевались, вышли с красными флагами. Один из офицеров Эбиля их успокоил.

– И то утешение – знать, что на нашей поганой планетке есть и другой батальон, – спокойно отреагировал Кольдеве.

– Так точно. А вот это – для тебя. «ЮСС» решила снарядить конвой от рудников до космопорта в среду. Золото, ниобий, палладий, тантал и все такое прочее, как обычно. Двадцать семь грузовиков, миллиардов на тридцать йен. Мы обеспечиваем сопровождение. Два «кадиллака», два прыгуна, отделение солдат, командовать должен офицер соответствующего ранга, и этим офицером будешь ты. Подписано Верещагиным.

– Варягу очень это нужно!

– Со всеми вопросами лучше обращаться к адмиралу Ли. Все инициативы – сверху. Так что бери отделение, лучше из десятого, и в тринадцать часов в среду выходи на место встречи с конвоем в Боксбурге.

Кольдеве поморщил нос.

– И последнее, – добавил Санмартин. – Адмирал официально одобрил нашу оценку района как умиротворенного.

– О, долго же он рожал! Ну и когда теперь? – спросил Кольдеве, потирая руки.

– В пятницу. Прибывает челнок, он спустит шесть однотонных «поддонов» с боеприпасами, продовольствием, проволокой, аэродромным и дорожным покрытием. Приемкой будет заниматься Редзап.

Доставка на парашютах была весьма эффективным средством снабжения. Опытный оператор опустит груз с точностью до нескольких метров, и на посадочной подушке из пластика не появится ни трещинки. Редзап занимался приемом груза из космоса постоянно. К тому же он принимал и «живой» десант не менее двухсот раз, а также участвовал в тысячах компьютерных учений.

– Все равно ерунда, – фыркнул Кольдеве. – Настоящего снабжения не будет, пока мы демонстрируем, что обходимся без такого.

– Вряд ли тебе понравится, если один из местных весельчаков влепит ракету в полсотню ящичков со снарядами для минометов.

– Согласен. Больше пока что нет указаний?

– Хватит пока что, действуй.

– А что у вас с Брувер?

– Что – «что»?

– Пойди и извинись перед ней!

– Ханс, но ведь не права она! – На сей раз Санмартин сам заметил, что говорит на высоких тонах.

– Опять орешь! Конечно, она не права. Тем легче извиниться.

– Ты несешь какую-то бессмыслицу. Я только и делаю, что прошу у нее прощения с первого– момента знакомства!

– Ну вот, у тебя уже и практика имеется.

– Ханс?!

– Рауль, ну не кричи ты. Ты что, такой большой знаток женщин?

– Черт! Как же я вляпался в такое дерьмо?

– Сам иногда удивляюсь.

– Ханс, ладно, забудем это. Мне, кстати, через четверть часа выступать с десятым.

– Рауль, ты здорово разобрался с той монографией, теперь тебе определенно нужно новое увлечение. Так. У нас еще десять минут перед тем, как встретиться с Руди, который сейчас ведет такую же воспитательную беседу с Ханной, и, безусловно, более успешно.

– Ну ладно, Ханс, я попытаюсь.

Санмартин вздохнул, удивляясь, как это его зам умеет протолкнуть самую идиотскую идею.

Пятнадцать минут спустя Кольдеве, оказавшись вместе с 10-м взводом в столовой, встретил там командира роты. Располагающе улыбнувшись, Кольдеве обратился к Ваньяу – черному великану, недоуменно покачивавшему головой. Санмартин сел на стул, вскинув оружие на плечо. Взвод притих.

– Мне сказали, что седьмой день – день отдыха, а в последнее воскресенье многие из вас начали отдыхать еще во время проповеди его преподобия.

Его замечание вызвало сдержанный смех. Его преподобие, лютеранин и проповедник по призванию, ефрейтор Эрикссон из 11-го взвода, был приятным светловолосым человеком, который любовь к оружию считал несовместимым с любовью к Богу. Он глубоко переживал бесчувственность своих товарищей.

– Чтобы дать всем вам как следует отдохнуть перед завтрашней проповедью, мы сделаем сегодня короткую пробежку по маршруту номер два. – Повернувшись к Гаврилову, командиру 10-го взвода, Кольдеве скомандовал: – Построиться в колонну по четыре!

Гаврилов кивнул, а Санмартин поднялся со своего стула и направился к двери. Недовольное брюзжание перемежалось со смехом. Бег по маршруту означал преодоление двух ущелий и холма.

Выйдя на улицу, Санмартин увидел Брувер, стоящую у окна. Она помахала ему рукой. Он переложил оружие в левую руку и тоже помахал ей. Десятый взвод выходил на построение. Колонной по четыре взвод медленным шагом двинулся с места вслед за командиром. С полной выкладкой, не обращая внимания на дождь, они двинулись по улицам Йоханнесбурга.

 

Понедельник (3)

– К вам гости, – тихо объявил появившийся на пороге Шеель.

Сев за стол, притащенный по случаю, Санмартин вздохнул и поднял глаза.

– Последний, надеюсь, Руди?

Тот отрицательно покачал головой. Санмартин снова вздохнул.

– На сей раз отец или муж, – предположил он.

– Отец. Луис Преториус Сниман, местный священник.

– Имя мне кажется знакомым. Думаю, Ретталья упоминал о нем. Да, как любит говорить Варяг, пехотный батальон – лучшее средство от уменьшения рождаемости. Сколько?

– Четыре на этой неделе. Нагоняем потерянное время. Расслабляемся.

– Точно. Я думаю, буры боятся смешанных браков. Так через девять месяцев население города удвоится… Что делать? Видно, наши попривлекательнее, чем местные мужчины. При таких темпах нам надо будет нанимать добровольцев в часовые на контрольно-пропускных пунктах.

– Медовый месяц проходит скоро.

– И то верно. А этот священник хоть как-то объясняется по-английски?

– Ни слова. Брувер поможет.

– Это сильно ограничит мои выразительные средства… Хотел бы я иметь возможность поступить, как Полярник.

Шеель засмеялся и произнес, стараясь подражать низкому голосу Коломейцева:

– Здравствуйте. Как мне доложили, вы пришли обсудить отношения вашей дочери с Иваном Ивановичем Ивановым. Ефрейтор Иванов, чтобы жениться, должен получить разрешение. Этого разрешения он не получил. Ротный сержант Леонов, сколько лет осталось служить ефрейтору Иванову? Четыре года сто семьдесят дней? Через два года и сто девяносто пять дней он будет свободным человеком и получит полную возможность обдумать свой выбор. Я не смогу присутствовать на церемонии. С вашего позволения, у меня много других обязанностей.

Санмартин засмеялся.

– У Палача еще хуже. Он разделывается с ними за две минуты, и они еще благодарят его напоследок!

– С этим быстро не получится. У него не дочь, а сын. Завербовался к нам вчера. Палач отправил его на подготовку на остров.

– Черт побери! Если он не ненавидел нас до этого, то теперь уж точно возненавидит, – произнес в сердцах Санмартин, проявив при этом недюжинный дар предвидения. Наморщив лоб, он взглянул на Шееля. – Подожди-ка, Руди, ты мне напомнил кое-что. Когда здесь был полковник Линч, он похвалил меня за перевыполнение плана по боевой подготовке. О чем это было?

Он глянул в окно. Инженерно-саперное подразделение делало тротуары с применением стальных конструкций. Местные жители с удивлением наблюдали за их работой.

– Ответственный за боевую подготовку батальона сказал, что мы выполнили или даже перевыполнили те задачи, которые ставятся при боевой подготовке, – сообщил Шеель равнодушным тоном.

– У нас нет никаких задач по ней. Я даже не знал, что у нас в батальоне есть ответственный, – удивился Санмартин.

Шеель приложил палец к губам.

– У маленьких полковников имеются большие уши. Священное расписание никто не отменял, им иногда даже пользуются.

Санмартин не смог скрыть своего крайнего изумления.

– И полковник Линч полагает…

– …И даже требует ежедневных отчетов, – ответил Шеель. – Если он узнает, что Варяг уже многие годы выполняет положения, касающиеся комплектации взводов, то будет ужасно огорчен.

– Еще бы! – Санмартин безуспешно пытался принять вид, который соответствовал бы рангу пришедшего к нему посетителя, потерявшего сына. – Надо бы придумать несколько имен, а то вдруг спросят.

– Я тут спросил местных интеллектуалов. У нас уже есть сержанты Фельзен, Рош и Пенья.

– Дело нечистое, конечно, – сказал Санмартин, скривив лицо. – Ну ладно, теперь давай сюда Снимана. Если он не вылетит через десять минут, придешь и вышибешь его! Господи, когда же вся эта ерунда кончится?

Шеель громко произнес:

– Как только стукнете по столу пистолетом!

На острове сын йоханнесбургского священника получал уроки из первых рук по системе Палача.

Хенке оглядел рекрутов, неровно выстроившихся перед ним.

– Доброе утро, джентльмены. Я майор Пауль Хенке. Я буду вашим главным инструктором. Так, пожалуйста, посмотрите на соседей, стоящих рядом с вами. Кого-то мы недосчитаемся, когда закончится подготовка, – закончил Хенке.

В передней шеренге стоял Ян Сниман и переводил слова майора с английского на африкаанс – для африканеров, которые пока плохо знали язык. Юноша держался напряженно, стараясь подражать стойке, которой их учил капрал Орлов.

– Требования, предъявляемые к вам, весьма высоки, возможно, выше тех, к которым вы себя готовили. Каждому в процессе тренировки понадобится помощь. Если вы не будете просить помощи у меня, у других инструкторов или у своих товарищей, то падете жертвой собственной глупости, и поделом!

Даже на Ашкрофте, где потенциальных новобранцев было совсем мало, офицеры Варяга не старались делать солдат из непригодных для этого людей. Хенке дал рекрутам подумать над его словами.

Сниман машинально стал сравнивать лаконичный стиль речи майора Хенке с лекцией капрала Орлова. Речь Орлова также не сулила золотых гор.

– Если вы хотите ответить «да», поднимите, пожалуйста, правую руку, – продолжал Палач. – Практикует ли кто-нибудь из вас гомосексуальные связи?

Рекруты завертели головами, глядя друг на друга.

– А гетеросексуальные?

Большинство рекрутов нерешительно подняли руки.

– Остальные, значит, не практиковали, страдают нерешительностью или не уверены, что у них что-то было, так?

Последний вопрос приветствовали нервным смешком.

– Имейте в виду, у нас есть правило: идя в увольнение, брать с собой защитные средства. Всегда храните их в кармане брюк. Если вам нравится по ночам таскаться по злачным местам, проситесь в батальон подполковника Кимуры.

На Хенке, Орлове и других инструкторах, кроме полевой формы, были надеты маленькие плоские рюкзаки, которые казались довольно тяжелыми. Зачем они, Сниман не знал.

– Употребляете алкоголь, курите, принимаете наркотические вещества помимо кофе, чая и матэ?

Все ковбои и многие буры подняли руки.

– Умеренное употребление приемлемо. Пристрастие к этим вещам, пьянство – недопустимы. В полевых условиях, в боевой обстановке – нет. Если кто-то из вас считает, что испытывает проблемы с этими делами, пусть подойдет ко мне. Привычки, которые могут поставить под угрозу жизнь ваших товарищей, мы будем искоренять. Иначе придется искоренять самих вас. Как видите, у нас не много правил, но мы не хотим, чтобы вы нарушили хоть одно из них.

Хенке впервые улыбнулся. По крайней мере, он считал эту гримасу улыбкой, а переубедить Палача никто не решился.

– Разойдись! Построиться для прохождения торжественным маршем, – прошипел капрал Орлов.

Город Вентерстадт на карте походил на крест. Длинная ось шла вдоль дороги, а короткая тянулась в обе стороны от длинной к полям. Взбудораженные лаем двух собак, жители с удивлением и беспокойством смотрели в окна, как солдаты устраивали на крышах огневые позиции, а по северной и восточной части города проходили отделения Янковски.

Вентерстадт был третьим населенным пунктом, который Янковски прочесывал за тот день, и ни в одном из них он не выказал христианского смирения. Пока солдаты объясняли жителям, что причин для беспокойства нет, два вертолета Войцека прошли звуковой барьер на высоте тридцати метров над городом, а затем совершили посадку на окраине.

Вертушки Войцека не имели никакого отношения к транспортировке войск. Они были вооружены 30-миллиметровой пушкой на вращающейся башне, и это сооружение напоминало челюсти большой стрекозы. Правда, четырех человек вертушка могла взять на борт – хотя без удобств, на сиденьях в узких проходах по обеим сторонам двигателя. Войцек высадил небольшую группу гражданских лиц и с ними оборудование для изготовления удостоверений личности. Коковцов привез с собой команду из инженерно-саперного подразделения лейтенанта Рей-никки.

Люди Янковски знали свое дело. Одни выводили жителей на улицу и снимали у них отпечатки пальцев, другие тут же начинали обследовать стены, полы и потолки на предмет хранения оружия и взрывчатки или характерных признаков, оставленных ими. На улице замкомвзвода сержант Пересыпкин суетился вокруг растущей горы конфискованного оружия.

Пересыпкин, или Перцовка, был возбужден не меньше Янковски. В предыдущем населенном пункте они чуть ли не добрых два часа затратили на раздалбливание бетонной стены, в которой денсиметр зафиксировал полость. Вместо оружия обнаружили разложившийся труп чьей-то жены! Потом еще целый час занимались последствиями открытия.

Он переключил внимание на приближавшегося солидного мужчину в соломенной шляпе, за руку которого отчаянно цеплялась молодая женщина. Мужчина отстранил пограничника, пытавшегося ему помешать. Вдали, на летном поле, Пересыпкин увидел легкий транспортный самолет, знакомый его взводу, и догадался, кому он принадлежит.

Женщина, Даниэла Котце, наконец замолчала. Весьма недурна собой! Пересыпкин проявил галантность и сделал ей комплимент по этому поводу, но не забыл пометить у себя ее номер.

 

Вторник (3)

Верещагин бросил взгляд на часы и закрыл глаза, ожидая стука в дверь. Если Саки Буханов и обладал каким-то недостатком, то это наверняка его педантичность, из-за которой действия интенданта всегда легко было предугадать.

Несколько секунд спустя раздался вежливый стук в дверь. Вошел обеспокоенный Буханов. Верещагин усадил его на стул.

– Сэр, есть проблема.

– Интересно, что за проблема, – невинным тоном произнес Антон.

– Сэр, нам разрешено иметь десять рекрутов сверх штата, а у нас их семнадцать.

Верещагин задумчиво постучал пальцем по подбородку.

– К тому времени, как Пауль закончит свои дела, у нас их не будет. Лишним оплатите из представительских. Принесите мне бумагу, я подпишу.

Буханов сейчас походил на епископа, в присутствии которого Папа Римский плюнул в купель для крещения. Верещагин ласково взял его за руку.

– Мы уж сто лет так делаем. Тридцать восемь – совсем немного с точки зрения Пауля. Пожалуйста, посмотрите, нельзя ли в ближайшие дни найти еще людей.

Закончив свое дело, Верещагин царственно удалился, пока Буханов не успел сотворить на своем лице еще какую-нибудь мину. За дверью Верещагина настиг Матти Харьяло и тронул за плечо.

– Что, какие-нибудь утренние новости, Матти? Харьяло улыбнулся.

– Телеграмма от полковника Линча, – сообщил он, перебирая множество принятых от компьютера документов. – Служба тыла штаба запрашивает реквизиты наших транспортных средств.

– Сколько мы получили, двадцать семь?

– Да. Напишу больше. Там стянули немного больше.

– Так, хорошо. Что дальше?

– Телеграмма от полковника Линча. Кто-то обратил внимание, что Тихару Ёсида не обновил инструкции по обслуживанию матчасти.

– Так, без этого обойдемся. Остальные надо смотреть?

– Нет, – ответил Харьяло, глядя на последний листок.

– Благодарю вас, Матти. Все, пожалуйста, молчите. Я знаю: через три часа мне нужно явиться к нему в штаб с докладом. Вылетаю.

На стене в кабинете полковника Линча на почетном месте висела клюшка для гольфа – как вешали сабли в прежние времена. Кожа на ручке выглядела новее, чем металлическая часть клюшки. Это было молчаливым напоминанием о том, что Линч унаследовал от предков стремление к шику.

Беседа между полковником Линчем и Верещагиным, по мнению последнего, была на редкость скучной. А вот мягкий ковер ему понравился…

Линч почти сразу приступил к делу.

– Верещагин, это абсолютно неприемлемо! Как я понял, этот ваш капитан Санмартин расстрелял человека, основываясь лишь на обвинениях, не проведя даже видимости официального расследования?

– Полковник Линч, я не знаю, так ли вы поняли или нет, но свой отчет я вам направил. Это дело закрыто, – стараясь быть предельно вежливым, ответил Верещагин.

Со времен войны с банту, а может и дольше, бурские общины испытывали почти патологический страх перед насилием. Санмартин действовал, как и требовал того Верещагин, с величайшей осмотрительностью. Вопрос состоял в том, не следовало ли передать дело в суд. Линч, сделавший карьеру в штабе, придавал особое значение мелочам.

– Верещагин, извольте объяснить!

– Полковник Линч, я оформил все должным образом. Я не желаю, чтобы мои офицеры подвергались какому бы то ни было нажиму, не хочу, чтобы совали нос в дела моей части под любым предлогом. Это дело закрыто.

Лицо Линча задергалось. Нервный тик.

– Возможно, вы слишком близко связаны с этим делом, чтобы адекватно оценить инцидент, – сказал он, Стараясь выглядеть спокойным.

– Полковник Линч, если вы хотите разобраться с положением в моем батальоне, то могли бы выбрать более правдоподобный предлог. Повторяю, дело закрыто.

Верещагин пошел на неприкрытое нарушение субординации. Но Линч как будто не заметил этого. Он стал ходить по помещению.

– Все отчеты, которые вы мне присылали, сплошная чепуха! – заявил он ни с того ни с сего.

Вопрос задан не был, поэтому Верещагин промолчал.

– Я прикажу капитану Донгу до конца разобраться с этим делом! – сказал Линч, стукнув ладонями по полированному столу из тикового дерева.

– Только, пожалуйста, проследите, чтобы этот Донг не появлялся в распоряжении моего батальона, – предельно вежливо попросил Верещагин.

– Почему? – с подозрением спросил Линч. Антон холодно улыбнулся.

– Потому что мой батальонный сержант может пристрелить его.

Раскрасневшееся лицо Линча моментально сделалось белым как снег. С него словно слетела маска, проглянул утомленный и перепуганный человек, пытающийся добиться своего с помощью формального порядка и дисциплины. Но Верещагин вовсе не был расположен играть в благородство. Он не разделял мнения полковника о том, что такое порядок и дисциплина.

– Разрешите идти?

Линч побоялся, что голос подведет его, и лишь кивнул. Теперь, когда он вновь надел свою маску, взгляд полковника стал угрожающим. Верещагин отдал честь и, не дожидаясь ответа, повернулся и вышел. Он знал, что Линч демонстрирует людям, которых считает врагами, скрытые от других черты характера.

В этот вечер из уважения к традиции Верещагин исполнил роль председателя собрания. Хирург Сол-чава села на первое же свободное место. Но Ева Мур, которой нравилась роль снисходительно-благородного деспота, отвела им обоим места в конце стола, которые держала на всякий случай.

– Антон Александрович Верещагин, – представился командир батальона. – Кажется, мы встречались.

– Наталья Валентиновна Солчава. Да, действительно. Вы еще танцевали в моей кают-компании.

Верещагин моргнул и покачал головой. Потом сказал:

– Михаил лишится ноги по колено.

– Ваш Реммар? Возможно. Там практически ничего не осталось.

– Думаю, мы сделаем из него башенного стрелка. Солчава удивленно подняла брови.

– С протезом? Верещагин озорно улыбнулся.

– У нас был некий Бадер. Он воевал с двумя протезами. Я говорю об этом, чтобы, когда к вам придут и попросят выдать бумагу, что он годен к строевой службе, вы не впадали в истерику.

– Неужели он такой незаменимый?

– Дело не в том, что Михаил незаменим, – задумчиво произнес Антон. – Но он солдат, а их иногда трудно найти.

Верещагин не был знаком с другим персоналом медицинской роты, поэтому никак не предотвратил неловкую паузу, возникшую в комнате.

– Я вижу, вино появилось, подполковник. Вы не хотите? – нарушила молчание Солчава.

– Нет, спасибо. Должен сказать, я не приглашен сюда присутствовать в качестве официального лица. Но здесь есть подполковник Ева Мур.

– Хорошо, Антон. Однако подполковник Ева Мур будет настаивать, чтобы вы попробовали вина.

– В таком случае совсем немного. – Он позволил Солчаве поухаживать за собой. Это было местное фруктовое вино, очень сладкое. – Ваша первая служба вне Земли?

– Да, первая.

– Тогда это вам должно нравиться. В качестве мира на краю света эта планета еще смотрится, – отметил он.

Все пошло своим чередом, а мысленно Верещагин уже перенесся в другое место. Когда с едой было покончено, Верещагин заметил направленный на него с другого конца столика пристальный взгляд и попытался вступить в беседу.

– Обед был прекрасный. Ева не устает удивлять.

– Подполковник Мур не такая уж убежденная вегетарианка. От случая к случаю она разрешает рыбу. Мы все очень благодарны вам за ваше присутствие.

– Я вам тоже благодарен, – ответил Верещагин. – А какая рыба?

– Рыба? – удивилась Солчава. – Это же форель. Они разводят ее.

– Спасибо. Бывает, забываешь.

– А как вы познакомились с подполковником Мур? – спросила Солчава, пристально следя за его лицом.

– Мы познакомились на Кикладе, – ответил Верещагин с легкой улыбкой. – Она была начальником госпиталя, то есть командиром госпитальной роты. Я командовал пехотной ротой… Она рассказала бы об этом куда лучше. В общем, находились мы в тамошних горах, и там случилось происшествие, после которого я попал на носилки.

Он задумчиво потрогал высокий воротник своей накидки. С той поры, как он надевал ее последний раз, потерял килограмм или два.

– Я очень торопился, и Ева была настолько добра, что сама взялась за меня. Сделала местную анестезию, несильную, просканировала, потом стала колдовать магнитами и пинцетами. Операция длилась достаточно долго и была сама по себе весьма любопытной.

– Понятно, – сказала Солчава и прикусила губу.

– Она говорит, что я раньше очень важничал. А сама…

Она молча покачала головой. Антон широко улыбнулся.

– Мы с Евой очень большие друзья. Иногда очень трудно восстановить чувство юмора, особенно при нашей профессии…

Он внезапно остановился. Солчава безо всякого перехода подняла другую тему.

– Как я понимаю, полковник Линч недоволен вами, – сказала она.

– В некотором роде.

Верещагин внимательно посмотрел на нее. Под его взглядом Солчава опешила.

– Кофе не хотите? – спросила она. – Боюсь, чая здесь нет.

– Нет так нет, – улыбнулся Верещагин. – Сегодня вечером я приготовил себя к любой жертве.

– С сахаром или без? – поинтересовалась Солчава, явно смущенная.

Верещагин пожал плечами.

– Без сахара. Зачем подслащивать горькую чашу? Ее поразила фраза, сказанная всего-навсего о кофе.

 

Среда (3)

Утренняя заря – встреча ночи с днем. Спустившись в столовую, чтобы пораньше позавтракать, Ханна Брувер увидела там его. На лице написана усталость от долгого ночного патрулирования, разочарование…

– Привет, Ханна, – сказал Санмартин и машинально взглянул на часы. – Вот жду, когда Ханс вернется. Я не думал, что ты придешь. – Он взял чашку кофе.

Ханна не дала своему рассеянному другу положить соль в напиток и поджала губы.

– Мне говорили, что Ханс сопровождает конвой… – начала она было. Потом всмотрелась в лицо Санмартина. – Вижу, трудное выдалось дежурство.

– Нормальное. Чем плохо: ходишь и ждешь на каждом шагу, что в тебя выстрелят. Даже если ноги гудят. – Санмартин закрыл и снова открыл глаза. Он понял, что Ханна ему не верит. – Подальше, возле рудников Мариенталя, они сеют травы, разводят овец, у них там пастбища. Ой, какая это все глупость! – добавил он сонным голосом.

– Не понимаю.

Он встряхнул головой, чтобы сбросить сон.

– Папоротниковое дерево – это не древесина, оно не терпит сухости, держится на осмотическом давлении. Когда же воды не хватает, обмякает и погибает. Там, где они нарушили лесное прикрытие почвы, вода уходит, растения и животные исчезают, а овцы переводят все, что осталось на месте прежних растений. – Он открыл глаза. – Ты что-то с волосами сделала?

– Нет, – ответила она и, чтобы заполнить паузу, добавила: – Жаль, но я никогда об этом всерьез не думала. Считала, что растения и животные здесь очень похожи на земные.

Санмартин открыл глаза.

– В некотором роде, – согласился он. – Эволюционное сближение. Что работает на Земле, работает и здесь. Но пастбищное овцеводство здесь функционирует иначе.

– И ты переживаешь по этому поводу.

Работа с детьми привила Ханне Брувер прямоту. Ее манера общения резко отличалась от изворотливости и уклончивости остальных местных деятелей. Санмартин снова открыл глаза. Чашка с кофе стояла у него на коленях; он старался не уронить ее.

– А рудники? – продолжил Санмартин. – Они разворачивают изнутри горы и обезвоживают их. Руда дает два с половиной процента ниобия, остальное идет в горы отвалов, образуются сточные водоемы.

Он почувствовал, что она положила ему руку на плечо, и рассеянно взял ее.

– Поступает новая вода из рудников, пруды переполняются и разливаются. Все вокруг обезображивается километр за километром. – Санмартин усилием воли заставлял свой мозг работать. – Но самое мерзкое – все отворачиваются и молчат.

– Я думаю, что люди стараются действовать по привычным схемам, – сказала Ханна, делая вид, что не понимает смысла сказанного.

Санмартин снова сомкнул веки.

– Мы проходили мимо места, где был когда-то Новый Сион. Здесь коммандос из Ботавиля крестили этих… Загоняли в железные сараи, обливали спиртом и бросали факел…

Ханна взяла его за руку. Она сознавала, что он находится на пределе своих сил, раз старается выглядеть циничным.

– Рауль, пожалуйста, иди поспи, – нежным голосом посоветовала она ему. – Я дождусь Ханса и скажу ему.

Каша отвернулась, чтобы не мешать.

Конвой Кольдеве покинул Боксбург по плану. Сидя рядом с ним, Уборевич покачал головой.

– Аппарат надежности категории «А», – произнес он, стараясь выжать максимум возможного из кондиционера воздуха.

– Все равно лучше, чем дышать здешним воздухом, – удрученно отозвался Кольдеве и взглянул в окно на завод по производству аммиака, выросший на месте полей, где сеяли амарант и бурно произрастала сахарная свекла.

До дня «В» – высадки – путем реакции водорода и азота в присутствии катализатора завод получал огромное количество безводного аммиака для нужд фермеров, и большая часть его оказалась уничтоженной дождями. Безводный аммиак так же легко превратить в азотную кислоту, как и в удобрение, а азотная кислота может быть основой для целого ряда отличных взрывчатых веществ.

– Как думаешь, насколько мы вырвались вперед? – спросил Кольдеве.

– Километра на два – два с половиной, – после секундного размышления ответил Уборевич.

По правой стороне дороги вплоть до горизонта тянулись плантации эвфорбии, из сока которой получали углеводороды, а после переработки – синтетику и пластик. Запасы бензина еще не доставили. Хотя по сравнению с ним этиловый спирт дает лишь семьдесят процентов килокалорий, при двойном сжигании он весьма эффективен.

– Лучше бы три… А что, эта штука быстрее не может шевелиться?

– Если любишь быструю езду, в следующий раз доверь реквизицию транспорта мне, – предложил Уборевич, но Кольдеве пропустил это замечание мимо ушей.

Через несколько минут Уборевич, как принято в пехоте, завел разговор о своих похождениях в Йоханнесбурге. Тот, кто уже слышал эту историю, непременно заметил бы, что с каждым разом она обрастала все более невероятными деталями.

– Надо убрать ту машину с пути, – прервал его излияния Кольдеве, разглядывая белый пикап, появившийся впереди.

Уборевич почему-то ничего не ответил, сделав вид, что поглощен управлением машиной.

– Смотри, куда едешь! – заметил Кольдеве, когда их сильно подбросило на выбоине. – И нечего на нее так пялиться, это некрасиво. Давай разделим наши обязанности: ты ведешь машину, а я глазею на девушек.

За рулем белого пикапа сидела изящная, изысканно одетая дамочка с золотисто-рыжими волосами. В зеркале можно было разглядеть, что у нее голубые глаза.

– Может, у нее имеется включенное радио, – предположил Уборевич.

– Сейчас узнаем. Подбросим монетку. Аверс или реверс?

– Что-что?

– Орел или решка? – переспросил Кольдеве, приготовив монету.

– Орел.

– Так, отлично. – Сверкающий кружочек полетел вверх.

– Решка, – с неудовольствием отметил Уборевич.

– Очень жаль. Всегда используй свою монетку, приятель. К тому же я говорю на африкаанс. – Кольдеве включил радиосвязь. – Белый пикап с йоханнесбургским номером, притормозите, пожалуйста.

– О, привет, это вы там сзади? – по-английски ответил им бодрый женский голос.

– Да, это мы, милая. Ханс Кольдеве, лейтенант, выходец из Тюбингена. Мне страшно неудобно вас беспокоить, но я веду конвой и должен подвинуть вас в сторону. Опасный груз и все такое прочее. Очень сожалею. А как вас зовут, дорогая?

Женщина засмеялась – словно раздался мелодичный звон серебряных колокольчиков.

– Значит, вы один из импов? Меня зовут Бриджит. Не думала, что встречу армейского лейтенанта, который будет работать регулировщиком по совместительству.

Завораживающе сладкий голос по, радио звучал еще соблазнительнее.

– Какой приятный голос, – бесстрастно заметил Уборевич.

– Что ж, милая барышня, кому-то надо этим заниматься, тем более что сидеть в казарме и бить баклуши так скучно! Так будьте любезны, подвиньтесь в сторонку.

– Слушаюсь! Отдаю себя в ваши надежные руки, лейтенант Кольдеве, – ответила она.

– Пожалуйста, зовите меня Ханс. – Он прикрыл рукой микрофон. – Может, мне сойти? Глядишь, после конвоя что-нибудь и перепадет.

Уборевич не успел сказать, как раздался голос женщины:

– Вы говорите, что вы из Тюбингена?

– Там я родился, там прошла моя юность. А вы бывали– у нас?

– В Тюбингене? Конечно! Мой сын окончил там университет, перед тем как эмигрировать. Я уверена,

ему будет очень интересно познакомиться с вами, у него остались прекрасные воспоминания об этом городе.

Уборевич предпочел не встревать со своими комментариями. Он поступил мудро…

Санмартин мирно дремал, не слишком грациозно развалившись на стуле, когда вошел Кольдеве. Уперев руки в бедра, он громко сказал:

– Рауль, да ты счастливчик, паршивец эдакий! – В его голосе сквозили зависть и удивление.

Рауль вздрогнул и проснулся, схватившись за оружие.

– Ты что, выхлопного газа нанюхался? – проговорил он и убрал палец со спускового крючка.

 

Четверг (3)

Тонкие лучики света пронзали туман, проникали сквозь ветки деревьев, наполняя воздух сиянием. Мириады пылинок переливались и сверкали, словно крошечные бриллианты. Солнце ослепило Мигера, и он зажмурился. Он промок, страшно устал, шатаясь по этой болотной грязи. В этой заросшей, удушливой дельте не могли жить ни люди, ни звери, но зато здесь не было техники импов, что делало эти джунгли гораздо более приятными по сравнению с остальной частью планеты.

За ним шло сорок человек. Из них трое были настоящими профессионалами.

За два дня до того, как закаленные солдаты подполковника Эбиля сменили слабаков Кимуры, Мигер разбил свои силы на части. Две колонны сгинули в болоте. Цай попытался заключить сделку с импами, и тогда Дэнни накинул ему веревку на шею и держал, пока у старого ранчера не отказало сердце. А вертушки Эбиля все еще кружили над лесом,

С одной стороны река, с другой – море, позади – имперские силы со своей бронированной техникой. Что и говорить, для любимого сыночка мамочки Мигер ситуация вырисовывалась мрачнее не придумаешь. Наемник не мог избавиться от ощущения, будто его ведут, словно скотину в загон. Когда они в последний раз оторвались от имперпев, то потеряли пятнадцать человек. Эти вертушки были по существу маленькими летающими танками. Они любили иногда пострелять по лесу вслепую. Час назад один идиот взял и ответил огнем на огонь. Хорошо хоть, его тут же убили, а то накликал бы на Дэнни большие неприятности.

Он знаком приказал своим людям остановиться и прислушался, наклонив голову. Его воинство хорошо усвоило уроки. Все мгновенно плюхнулись в грязь. Мигер Невесело улыбнулся. Ребята Эбиля прочесывают дельту, надо держать ухо востро.

Он резко повернулся. Тишину прорезали знакомые звуки. Их издавали самолеты с фиксированным крылом. Два «шайдена» – штурмовики с коротким разбегом – летели бок о бок. К чему бы это?

Дэнни охватил страх. Уже негромко захлопали первые взрывы, из сорока людей Мигера только четверо имели защитное обмундирование. Его маленькая армия обречена.

– Всем залечь! – крикнул он и сам бросился в грязь, втянув шею.

Хлопки и взрывы, один за другим, все ближе и ближе. Вот сдетонировали сразу несколько бомб, потом раздался хлопок.

Вертолеты сбрасывали по паре контейнеров, они разделялись на шестьдесят четыре «волчка», их корпус разлетался, смертоносный груз опускался, словно семена с крылышками, постоянно вращаясь. На высоте пяти метров происходил взрыв; каждая бомбочка поливала пространство под собой градом мелких металлических частичек. Огромная площадь, над которой проходил этот дьявольский дождь, превращалась в ад.

Руку Мигера прошила боль. Еще несколько осколков порвали материю поверх защитной одежды, его здорово тряхануло.

Дэнни помотал головой, чтобы прийти в себя. Еще два контейнера разлетелись в воздухе, усеяв землю страшными семенами. Сквозь разорванный занавес папоротниковых листьев засверкало солнце. Два самолета. Значит, за один вылет они обрабатывают площадь в пятьсот двенадцать на двести пятьдесят шесть метров. У них это называлось «засеивать поля». Имелись у импов штуки и похлеще – с задержкой детонации, сенсорами, оптическим наведением. Но для такой местности, как эта, вполне годилось и что попроще.

Умелым движением разорвав рукав, Мигер перевязал руку пластиком. Взорвалось еще несколько контейнеров. Шестой, седьмой… Последний, восьмой, почему-то не сбросили, и Дэнни даже испытал от этого раздражение. Проверив, как рука, он поднялся на ноги.

Патрик перевязывал серьезно поврежденную ногу Чжу. Молодой наемник не обращал внимания на собственную рану – просто царапина. Третий неподвижно лежал рядом.

Все закончилось. Убитых восемь-девять человек, раненых разной тяжести двадцать семь или двадцать восемь. Неплохо поработали, подумал Мигер.

– Похоже, больше мы не увидимся, – медленно произнес он.

Чжу сделал попытку встать. Патрик аккуратно поддержал его.

– Не глупи, парень. Из тебя кровь хлещет, с такой дыркой в ноге далеко не уйдешь. Выжди.

Мигер нагнулся, поднял автомат и взял флягу, почти полную воды, у парня, которому она уже не понадобится. Бережно поддержав голову убитого, он снял с него самодельный медный диск – удостоверение личности – и кинул Чжу. Тот поймал его здоровой рукой.

– Сними железо с себя, если хочешь прошмыгнуть, – посоветовал он. Наемник кивнул.

Мигер обернулся к Чапмену, самому спокойному и наименее пострадавшему от налета сержанту.

– Они твои, Джимми. А мы сейчас пойдем. Импы за нами еще побегают, но вы теперь в безопасности. Собери легкораненых и перевяжи остальных. Мне, конечно, неприятно говорить такое, но, когда покажутся солдаты, сразу сдавайтесь и ведите себя смирно. Они столько дней глотали за нами пыль! Не дай им предлог вас прикончить.

Потом кивнул в сторону Чжу.

– Если будут спрашивать о нем, скажи, что родственник, знаешь его сто лет. – Мигер пожал руку Чапмену, затем Чжу. – Ну что, двинулись, Патрик?

Не оглядываясь на свое поверженное войско, Мигер пошел вперед вместе с последним подчиненным.

В тот же вечер одну из автомашин батальона подполковника Хигути подвели тормоза, и она врезалась сзади в машину с детьми. В результате перелом позвоночника получил единственный племянник министра по делам религии Стрейдома. Это был важный момент, который обошли вниманием компьютеры майора Реттальи, повлиявший на ход событий.