Дитя слезинки

Давным-давно, когда в пустыне можно было встретить бога, жили-были угрюмый, как непроглядная ночь, царь с лучезарной, как белый день, царицей.

Полвека воевал царь с соседом. Сосед покинул этот мир, но вражда кипела в крови его потомков. Угрюмый же царь был бездетным, ему некому было передать свою ненависть. Лучезарная царица жила вдовой при старом муже, оттого что он больше времени проводил на войне, чем в неблагословенном ложе.

Как-то встав с постели, она принялась оплакивать свою бездетность перед ликом матери всех скорбящих, и ответом на мольбы юной царицы были слезы, заструившиеся из темных глаз Богородицы. Царица приложилась губами к влажной иконе и вскоре почувствовала, что ждет ребенка.

Минуло девять месяцев, и родила царица сына. Мальчик был белее молока, с сияющими, как лунные лучи, волосами, и назвали его Фэт-Фрумос – дитя слезинки. Угрюмый царь изменил своей угрюмости, а солнце трое суток не уступало месяцу места на небосклоне.

Ребенок рос не по дням, а по часам.

Почувствовав себя в силе, велел он выковать себе железную палицу, которую подбрасывал до самого неба. Вооружившись таким образом, пошел он войной на кровных врагов-соседей.

На третий день пути открылся его взору дворец из слепящего белого мрамора. Он стоял на утопающем в зелени острове, омываемом зеркальным озером. Сел он в позолоченную ладью, что поднималась и опускалась на чистых волнах, налег на весла и оказался у мраморной дворцовой лестницы, освещенной канделябрами, в которых горели звезды. Проследовав в зал, он увидел ломившийся от яств стол, а подавались кушанья не в чем-нибудь, а в жемчужных раковинах. Бояре веселились, словно вспомнили молодость.

– Здравствуй, Фэт-Фрумос! – приветствовал его царь. – Наслышан я о тебе, теперь вот свиделись.

– А тебе недолго здравствовать осталось – выходи на смертный бой. Хватит злоумышлять против моего отца.

– Ведь не о заговорах речь, я честно на поле брани выходил. А против тебя не выйду, лучше братом назову.

Бросились царские сыновья друг другу в объятия, выпили братину с ликовавшими боярами, и спрашивает царь Фэт-Фрумоса:

– Кого ты пуще всего на свете страшишься?

– Одного бога. А ты?

– Одного бога да лесной ведьмы. Эта ужасная старуха разоряет мое царство. Где не пройдет – пустыни да развалины. Проиграл я с ней войну, теперь вот десятину ей плачу – каждого десятого мальца моих подданных. Сегодня как раз ее день сбора податей.

В двенадцать часов ночи в темном небе с улюлюканьем пронеслась бешеная лесная ведьма. Крылья ее развевались по ветру, старческое лицо напоминало выдолбленную источниками скалу, на голове росли деревья, глаза ее – две пропасти, рот – черная дыра.

Фэт-Фрумос на лету поймал колдунью и со всей силы швырнул ее в огромную каменную ступу, придавил сверху скалой и сковал семью железными цепями. Как ни пыталась ведьма освободиться, ничего не вышло, и покатилась она в ступе через леса, оставляя за собой след.

Фэт-Фрумос вернулся, пир отпировал, потом только взял палицу и по следу пошел. И привел его след к белу терему. На пороге застал он девушку за прялкой. Белоснежное платье, золотые косы, венок из ландышей, тонкие пальцы, удерживавшие золотое веретено, – такой красавицы он еще не видел.

Заслышав приближение Фэт-Фрумоса, девушка подняла на него глаза цвета морской волны.

– Здравствуй, Фэт-Фрумос, – молвила она. – Ты давно завладел моими снами, в которых мы любим друг друга.

– Ты само совершенство, – прошептал он в ответ. – Чья ты дочь, красавица?

– Лесной ведьмы, – призналась она, потупившись.

– Мне безразличен твой род, – успокаивал он. – Мы любим друг друга, вот что имеет значение.

– Тогда нам нужно бежать. – Она кинулась ему на грудь. – Мать убьет тебя, едва увидит, и тогда я умру от горя.

– Не тревожься, – сказал он, размыкая объятия. – Где мне найти ведьму?

– Беснуется, запертая тобою в ступе, пытается перегрызть оковы.

Фэт-Фрумос хотел тотчас броситься на врага, но красавица остановила его:

– Сначала, Фэт-Фрумос, я расскажу, как победить мать. Посмотри на две эти бочки: одна – с водой, вторая – с силой. Поменяем их местами. Устав от поединка, мать обычно кричит: «Погоди, надо воды испить!»

Она привыкла пить силу, когда враг просто утоляет жажду, но в этот раз будет наоборот.

На том и порешили, прежде чем Фэт-Фрумос крикнул:

– Эй, колдунья, как дела?

Ведьма так забилась в ступе, что оковы слетели.

– Ну, Фэт-Фрумос! Сейчас померяемся силами.

Подбросила его ведьма до облаков с такой силой, что он, падая, по щиколотки в земле оказался.

Фэт-Фрумос в долгу не остался и ее вогнал в землю аж до колен.

– Погоди, надо воды испить! – предложила лесная ведьма.

Ведьма глотала воду, а Фэт-Фрумос – силы.

С во много раз помноженным рвением принялся он за ведьму и вогнал ее в землю по шею. Небо заволокло серыми тучами, завыл промозглый ветер. Терем трясся, будто в лихорадке. Алые змеи пронзали облака, начался шторм, раздавались раскаты грома, ничего доброго не предвещавшие. В кромешной темноте Фэт-Фрумос различил милую сердцу тень с развевающимися золотыми волосами и простертыми вверх руками.

Еле живая от страха, девушка прильнула к нему. Он подхватил красавицу на руки и помчался сквозь бурю.

Фэт-Фрумос представил ее царю как свою невесту, и глаза его побратима наполнились слезами.

– Почему твои глаза влажны, о царь? – спросил Фэт-Фрумос.

– Фэт-Фрумос, – молвил царь, – даже жизни моей будет мало, чтобы отблагодарить тебя за то, что ты уже сделал, но я дерзну попросить большего.

– Чего же?

– Мое сердце принадлежит девушке с задумчивым взглядом, нежной, как тихая заводь. Она дочь охотника Дженара, столь же жестокого, сколь она прекрасна! Мои попытки похитить ее проваливались одна за одной. Вдруг удача улыбнется тебе?

Оседлал Фэт-Фрумос лихих коней, а невеста его осталась ждать и плакать.

Долго ли, коротко ли он ехал, прежде чем на горизонте показался замок Дженара, но ошибки быть не могло: в распахнутом Фэт-Фрумос узрел миленькое девичье личико с задумчивым взглядом.

– Здравствуй, Фэт-Фрумос, – крикнула она и кинулась отворять ворота величественного замка, в котором жила совсем одна. – Ночью мне было видение, что ты явишься от моего любимого.

Замок охранялся котом о семи головах. Когда мяукала тревогу одна голова, слышно было на расстоянии одного дня пути, когда все семь голов – на расстоянии недели пути.

Дженар охотился неподалеку, всего в одном дне пути от замка.

Подхватил Фэт-Фрумос красавицу на руки, усадил на коня, дальше они не скакали, а летели над морем.

Надо сказать, что у Дженара был волшебный конь с двумя сердцами. Замяукала одна голова замкового стража, и этот конь громко заржал, возвещая о похищении девушки. Дженар в два счета нагнал беглецов.

– Фэт-Фрумос, – молвил Дженар, – ты мне симпатичен и для первого раза я тебя прощаю, но во второй раз пощады не жди!.. – И скрылся из виду вместе с дочерью.

Но Фэт-Фрумос повторил попытку.

Дженар охотился в двух днях пути, когда Фэт-Фрумос и его дочь ускакали верхом на конях из его же конюшни под протяжное мяуканье двух кошачьих голов. Скоро они уже глотали пыль из-под копыт Дженарова коня.

Лицо Дженара приняло жестокое выражение. Он поднял Фэт-Фрумоса и швырнул его в темные грозовые облака, скрывшись из виду вместе с дочерью.

Горстка пепла – все, что осталось от Фэт-Фрумоса, – смешалась с раскаленными песками пустыни. Пепел превратился в родник и ручейком побежал по песку. В журчании ручья можно было уловить грустную песню о светловолосой невесте Фэт-Фрумоса. Но кто мог услышать этот голос в пустыне, где не ступала нога человека?

А тем временем в пустыне были два странника. Одежды и лицо первого сияли ярким светом, второй напоминал лишь тень первого. Ступни Христа и святого Петра (а это были они), обожженные пустынным песком, коснулись освежающей поверхности ручья, и странники проследовали по воде до самого источника. Там Христос утолил жажду, омыл лицо и руки. Отдыхая под древесной сенью, Христос вознесся мыслями к своему небесному отцу, святой же Петр обратился в слух и уловил грустную песнь родника. Он попросил:

– Господи, пусть родник станет тем, кем был раньше.

– Аминь, – поднял руку Господь, и они продолжили свой путь.

Фэт-Фрумос словно очнулся ото сна и стал осматриваться. Узнав удалявшихся по водной глади странников, он понял, кому обязан своим воскрешением, и начал молиться.

На память пришло его обещание выкрасть дочь Дженара. Вечером Фэт-Фрумос уже был на подступах к замку. Дочь Дженара утерла слезы, увидев его живым и невредимым.

– Тебе меня не выкрасть, – сказала она, – если не обзаведешься таким же конем, как у моего батюшки, с двумя сердцами. У самого синего моря живет старуха, хозяйка семи кобылиц. Тому, кто их убережет три дня, она позволяет выбрать себе жеребенка. Горе-сторожей ждет смерть, а удачливых обман: старая ведьма вынимает у всех коней сердца и вкладывает их в одного. А конь без сердца, сам понимаешь, ни на что не годен.

Оседлав коня, он поехал добывать другого.

Солнце жгло немилосердно, когда Фэт-Фрумос приметил комара, метавшегося в горячем песке.

– Фэт-Фрумос, – позвал комар, – отнеси меня в лес, я, царь комаров, в долгу не останусь!

Фэт-Фрумос послушался.

Выехав из лесу, он увидел обессиленного рака со следами солнечных ожогов.

– Фэт-Фрумос, – позвал рак, – кинь меня в море, я, царь раков, в долгу не останусь!

Фэт-Фрумос кинул рака в море и поехал дальше.

Сумерки застали его у грязной лачуги с частоколом с насаженными человеческими головами. На завалинке, на коленях искавшей у нее в головах молодой рабыни, расположилась сморщенная седая старуха.

Фэт-Фрумос поздоровался.

– Приветствую тебя, юноша, – поднялась старуха. – Не моих ли кобыл пришел пасти?

– Их.

– Мои кобылы щиплют траву лишь ночью… Можешь приступать хоть сейчас… Эй, раба! Накорми юношу моей стряпней и проводи его.

Так как за целый день он не держал во рту маковой росинки, он не отказался от старухиной трапезы, а потом, вскочив на одну из кобыл, погнал остальных на пастбище. На месте его сморил сон. А когда он проснулся, на горизонте брезжил рассвет, а кобыл поблизости не было. Стал он уже прощаться с головой, как вдруг из леса показались кобылы, гонимые огромным комариным роем, – вот и благодарность царя комаров.

Когда Фэт-Фрумос пригнал кобыл, старуха так взбеленилась, что крепко досталось и ни в чем не повинной рабыне и кобылицам.

– Прячьтесь как следует, черт вас дери, чтоб никто не сыскал! – приговаривала она, полосуя лошадиные спины.

Назавтра Фэт-Фрумос снова погнал кобыл и, опустившись на траву, проспал беспробудным сном до самого утра. Каково же было его удивление, когда со дна морского, спасаясь от полчищ раков, поднялись сбежавшие кобылы, – вот и благодарность царя раков.

Перед третьим дозором старухина рабыня отвела его в сторону:

– Ты Фэт-Фрумос, я слышала о тебе. Не ешь старухиной стряпни, она льет туда сонное зелье… Я приготовлю тебе иную пищу.

Девушка незаметно накормила его. Бодрый и полный сил, к полуночи он вернулся с дозора, загнал кобыл в стойло и вошел в горницу. Старуха на лавке казалась мертвой. Фэт-Фрумос разбудил спавшую на печи рабыню:

– Посмотри, твоя старуха испустила дух.

– Как бы не так, – вздохнула она. – Полночь всегда сковывает ее тело мертвым сном… Завтра твоей службе придет конец. Возьми меня с собой, иначе тебе не уйти от ведьмы, – с этими словами она извлекла из древнего сундука стертый точильный камень, щетку и косынку.

Утром пришло время старухе рассчитывать пастуха. За обедом она отлучилась в конюшню, вынула сердца у семерых коней и схоронила их в жеребце-трехлетке, походившем на скелет, и позвала Фэт-Фрумоса выбирать коня. Кони без сердец были хороши как на подбор, а трехлеток-скелет с семью сердцами валялся в углу на куче навоза.

– Вот этот мне люб, – сказал Фэт-Фрумос о трехлетке.

– Неужто ты даром работал? – удивилась хитрая старуха. – Выбирай-ка кого-то из этих красавцев жеребцов…

– Вот этот мне люб, – твердил Фэт-Фрумос.

– Забирай, – процедила она сквозь зубы.

Он прыгнул в седло и только его и видели.

В лесу он подобрал дожидавшуюся его рабыню, усадил за собой и припустил что было мочи.

На землю опустилась ночь.

– Спину печет, – вскрикнула вдруг девушка.

Фэт-Фрумос обернулся. За ними несся настоящий шквал, а огромные глаза-угли полосовали алыми, как пламя, лучами тело девушки.

– Брось щетку, – попросила она.

Фэт-Фрумос бросил. Позади них тотчас вырос непролазный лес, кишащий голодными волками.

Фэт-Фрумос не жалел коня.

– Спину печет, – снова вскричала девушка.

Фэт-Фрумос оглянулся и увидел огромную серую сову с налитыми кровью глазами.

– Брось точило, – велела девушка.

Фэт-Фрумос бросил. Позади них тотчас выросла неприступная серая скала.

Фэт-Фрумос поехал еще быстрее.

– Печет, – повторила девушка.

Старуха проделала отверстие в скале и просочилась сквозь него струей обжигающего дыма.

– Брось косынку, – скомандовала девушка.

Фэт-Фрумос повиновался.

Они увидели позади себя широкое озеро, в котором купались серебристая луна и огненные звезды.

Фэт-Фрумос услышал длинное заклинание и поднял глаза на облака. В паре часов пути летела в поднебесье полночь на медных крыльях. Когда сумасшедшая старуха догребла до середины озера, Фэт-Фрумос подбросил вверх свою палицу, она стукнула о крылья полночи.

Будто камень, рухнула полночь на землю и жалобно прокаркала дюжину раз.

Луна скрылась за тучами. Старуха, под тяжестью железного сна, погрузилась в волшебное озеро, которое по центру поросло длинной черной травой. Так выглядела темная душа старухи.

– Спасен! – воскликнула девушка и ушла в туманное царство теней, откуда явилась на землю, вызванная колдовством старухи, а юноша один направился к замку Дженара.

В этот раз Дженар охотился на расстоянии семи дней пути. Фэт-Фрумос усадил его дочь на коня перед собой, и все семь кошачьих голов в один голос замяукали.

Конь Дженара громко заржал.

– Что стряслось? – спросил охотник.

– Фэт-Фрумос выкрал твою дочь, – сказал волшебный конь.

– Догоним мы его? – поинтересовался Дженар, недоумевая, почему Фэт-Фрумос жив.

– Нет, – молвил конь, – он скачет верхом на моем брате, у которого на пять сердец больше, чем у меня.

Атем временем Фэт-Фрумос с дочерью Дженара прибыли во дворец царя.

Никто уже не верил в возвращение Фэт-Фрумоса, а его невеста выплакала все глаза. Слез собралась полная золотая купель, в которой живой и невредимый Фэт-Фрумос смыл с себя дорожную пыль. Слепой уснула она в его объятиях, и снилось ей, что Богородица забрала с небосвода две голубые утренние звезды и положила их на ее лоб. Проснувшись, она снова стала зрячей.

На завтра была назначена свадьба царя с дочерью Дженара.

На послезавтра играли свадьбу Фэт-Фрумоса.

Впереди их ждала долгая и счастливая семейная жизнь, а если верить молве, что над Фэт-Фрумосами время не властно, то и вечная.