Берлин 13/9 [1922] Helikon-Verlag 28

Bamberger Str. 9

Berlin

Дорогая моя, спасибо за твое хорошее письмо. (Мне кажется, что ты умеешь писать и прозу.) Это – первое. Остальные, верно, пропали. Пришли мне обязательно свои новые стихи!

Приехал сюда Пастернак 29. Это единственный поэт, которого сумел я полюбить настоящей человеческой любовью (человека). Вне всего этого – у него изумительные стихи. Мне – радость. Знаешь ли ты его “Сестра Моя Жизнь” 30.

Стараюсь вопреки всему (а всё бывает всяким и часто всем) работать. При прозе это – письменный стол и многие часы. – Роман 31. Что выйдет, не знаю. Чую меж подъемов страшные срывы. Многие главы будут, вероятно, слабыми. Впрочем, написана лишь 1 / 3 и ту переделываю. “Хуренито” у меня купил Госиздат 32. Скоро обременю тебя некоторыми поручениями.

Вчера получил письмо от Слонимского 33 и Груздева 34. Очень милое. Отвечаю 35.

Пильн[як] 36 меня не только ненавидит, но и распространяет обо мне самые мрачные слухи, так что у меня с ним не может быть никаких дел кроме членовредительских.

Спасибо за то, что пишешь об Ирине. Мне это много сказало. М. б., ее привезет ко мне сестра моя этой зимой 37. Может быть, весной я буду в Питере.

Я бы очень хотел тебя видеть и говорить (вне навыков нашего ремесла). Пиши мне.

Целую!

Твой Эренбург.

Заезжий двор. – Ты сердце не суди

И не щади его – оно большое.

И кто проставит на груди “Свободен от простоя”.

И кто составит имя на снегу

Из букв раскиданных, из рук и прозвищ?

Но есть ладони – много губ

Им заменяли гвозди.

Столь невеселая веселость глаз,

Сутулость вся – тяжелая нагрузка,

Приметы выгорят дотла

И уж, конечно, трубка.

Одна зазубрина, ущербный след -

И глубже всех изданий сотых

На зацелованной земле

Вчерашние заботы.

Я даже умираю впопыхах.

И пахнет нежностью примятый вереск -

Парная, розоватая тропа

Подшибленного зверя38.