Бернард Шнапс был тайным поверенным Зельды в ее сношениях с Гассенхеймами. Как опытный маклер, в течение многих лет державший контору по покупке и продаже домов, он являлся, по ее мнению, вполне подходящим лицом, чтобы вести игру с Гассенхеймами – коварным маленьким банкиром и его толстой женой. Бернард, вполне сознавая всю важность вверенной ему миссии, придал себе вид дипломата и уже сидел в салоне Гассенхеймов на Пятой Авеню, бормоча что-то с убедительным красноречием и тонкой стратегией. Но старый Соломон Гассенхейм начинал кашлять всякий раз, как только Бернард хотел что-нибудь сказать, и тогда Бернард, окончательно сбитый с толку, обратился к его жене, Деборе, которая громовым мужским голосом отвечала ему.

– Я такой человек, – начал он, я люблю говорить прямо и откровенно. Да, да; нет, нет! Я смотрю вещь, и если она мне не нравится, – до свиданья! А если нравится, – сколько?

Дебора удивленно посмотрела на него.

– Что вы хотите сказать этим «сколько»?

– Э-э-эх! – старый Гассенхейм закашлялся. – Разве ты не понимаешь? Это насчет Оскара.

– Совершенно верно! – подхватил Бернард, радуясь удобному моменту. – Я об Оскаре и Сарре и об обоих вместе. Я такой человек – я люблю все делать быстро и хорошо. Я вам нравлюсь, вы мне нравитесь – конечно!

Он встал, весь красный от волнения, крупные капли пота выступили у него на лбу, его пальцы победоносно играли цепочкой от часов.

– Подождите минутку, мистер Шнапс, – сказала миссис Гассенхейм, уже не таким важным тоном. – Что вы спешите? Присядьте. Может быть, вы еще будете пить с нами чай.

– Я такой человек – я не люблю чаю! Я люблю кончать все сразу, – заявил Бернард, боясь, что разговор опять перейдет на что-нибудь другое. – Какую замечательную девушку берет себе ваш сын! Сарра принадлежит к одному из лучших семейств на улице Питт – то есть… ну, как это называется? А какое она получила образование! Гм! Гораздо лучше моего! Но она очень скромна, как и я. Я такой человек – я не люблю хвалить себя. Пусть меня другие похвалят…

Старого Гассенхейма опять начал душить кашель, но Бернард вызывающе повысил голос, чтобы заглушить его.

– У нее такое лицо, – торжественно продолжал он, – что когда ее увидит какой-нибудь молодой человек, он не может ни есть, ни спать целую неделю. Вот какое у нее лицо! А как она шьет – то есть, я хочу сказать – поет! Ой! Если бы вы знали, какой у нее голос миссис Гассенхейм! Она вполне современная девочка. Она прыгает и танцует, и полирует ногти, и играет на виктроле – то есть, я хочу сказать – рояле, и если бы вы только послушали, как она говорит по-польски!

– По-польски! – удивленно протянула миссис Гассенхейм.

– Ха, ха, ха! – расхохотался Бернард, немного смущенный. То есть, я хочу сказать – по-французски. Она говорит на стольких языках, что она уже не может отличить один от другого, то есть, я хочу сказать – я не могу отличить. Но какая тут разница? – быстро добавил он, чтобы отвлечь их внимание. – У нее прекрасный розовый цвет лица, а это самое главное!

– А фигура? – спросила миссис Гассенхейм, бросая ободряющий взгляд на Оскара, который уже начинал скучать. – Скажите нам, какая у нее фигура.

– О-о, фигура! – многозначительно протянул Бернард. – На этот счет мы договоримся после. Я такой человек – я не люблю торговаться. Когда речь идет о приданом, я люблю спорт. Долларом больше, долларом меньше – какая тут для меня разница! Главное – чтоб вы были довольны.

– Э-э-эх! – закашлялся старый банкир и подмигнул Бернарду. – Мы вполне довольны, мы все-таки думаем, что она гораздо лучше, чем вы ее изобразили.

Бернард смутился и поспешил затушевать свое смущение улыбкой.

– О, я понимаю, что вы хотите сказать. Я такой человек – я не люблю расхваливать ее. У меня правило – бери или не бери! Я никогда не навязываю. Нужно вам – берите; не хотите – пожалеете! Вот и все!

Банкир и его жена встали, Бернард, сообразив, в чем дело, тоже встал.

– Ну-с, как будто мы договорились обо всем, – сердечно сказал он, – только я такой человек – я никогда ни в чем не уверен. Когда они поженятся тогда уже…

– Заходите еще – сказал банкир, протягивая ему свою маленькую, беленькую ручку.

Бернард машинально схватился за нее.

– Вы, может быть, желали бы встретиться с отцом Сарры? А? – сказал он, крепко сжимая руку старого Гассенхейма. – Это не помешало бы. У него хороший текущий счет в банке. Что вы скажете на это? А?

И Бернард ушел, сияя от радости.

Вечером в тот же день Бернард поведал Зельде о результатах своей важной миссии, поздравил ее, что она выбрала посредником именно его, посоветовал ей немедленно заняться приготовлениями к свадьбе.

– С этими богатыми людьми так: раз, два, три – кончено! Если они кашляют и зевают и не дают тебе говорить, это значит – «да»! Если улыбаются и приглашают заходить еще, значит – «нет». Но, Зельда, сестра, ты уже предоставь все мне! Я такой человек – я люблю кончать то, что начал. Ты не беспокойся.

Однако, Зельда сомневалась. Бернард был чересчур доверчив по природе, слишком большой оптимист. А этих светских людей так трудно понять. Сердце Сарры будет разбито – да и ее тоже, – если Гассенхеймы только притворяются, а потом откажут. А тут еще Мендель с его предубеждением!

– Ой, сколько хлопот! Сколько беспокойства! – вздыхала Зельда, ложась вечером в постель.

Она беспокойно провела ночь и проснулась раньше обыкновенного с головной болью и красными глазами. Но встала она в хорошем настроении и с новой верой в то, что Сарра и Оскар скоро будут мужем и женой.

– К нам сегодня придет Оскар, вот увидишь, – сказала она за завтраком, обращаясь к дочери. Сарра задрожала от радости.

– Почему ты думаешь, мама?

– Мое сердце подсказывает мне, – ответила Зельда, многозначительно кивая головой.

– О, а я думала, ты это знаешь наверное, – разочаровано сказала дочь.

Но он явился. В половине третьего огромный лимузин остановился напротив дома Менделя Маранца, и из него вышел Оскар Гассенхейм, поцеловав на прощание даму, сидевшую рядом с ним. Он что-то сказал шоферу и помахал даме шляпой. Дама, его мать, помахала ему рукой в ответ, тяжело сдвинулась с места, усаживаясь поудобнее, и закрыла глаза, отгоняя мысли. Ее сердце учащенно билось, исполненное страха и надежды.

Как часто приходилось ей провожать Оскара до дверей и как часто он не решался войти! Он давно мог бы составить себе хорошую партию. Многие девицы дрожали в его присутствии. Но он тоже дрожал; в этом была вся беда.

– Образование у меня есть, – растерянно бормотал он. – Внешность есть. Все есть. Но у меня нет характера! Когда дело касается женщины!..

И он беспомощно простирал руки вперед, пожимая плечами.

Но терпение и финансы старого банкира достигли той точки, что ему, наконец, пришлось сделать сыну последнее предупреждение.

– Или ты должен достать себе жену, или работу, – решительно сказал старик, заглушая всякие возражения отчаянным кашлем.

Оскар стоял у дверей дома Маранцев и дрожал. «Жена или работа» – звучало у него в ушах, и он размышлял, что больше пугало его. Все-таки он чувствовал, что он скорее согласен любить, чем работать. Но если бы только любовь не была таким трудным делом! Он старался подбодрить себя и решительно застегнул пуговицы своего пальто.

– Вот так всегда, – бормотал он про себя. – Я не боюсь никого. Но когда дело касается женитьбы… И ему хотелось бежать.

– Здравствуйте, мистер Гассенхейм! – окликнула вдруг Зельда. Она следила за ним из окна и, обеспокоенная его медлительностью, пошла ему навстречу.

– Я только что собирался… войти, – чуть слышно пробормотал он.

– Что-то подсказало мне, – то есть, мой брат сказал мне, что вы сегодня будете у нас.

Она улыбнулась, непринужденно взяла его под руку и провела в гостиную.

– Вы, может быть, хотите поговорить с Саррой наедине? Она сейчас придет.

– Не к спеху, – тихо сказал Оскар, предусмотрительно окидывая взглядом помещение и ища дверь.

Мендель, удобно сидевший в кресле с газетой в руках, на минуту поднял глаза, смерил взглядом Оскара и снова погрузился в чтение.

Оскар сел.

– Будьте так добры, миссис Маранц, – пробормотал он, – я… я хотел бы поговорить с… с мистером.

– С отцом! – вскричала Зельда, беспокойно поглядывая на Менделя. – Я не знаю, о чем вы можете говорить. Что мужчины понимают в таких делах?

– Видите ли, – умоляюще начал Оскар, проводя холодной рукой по потному лбу, – когда дело касается женщины… то я хотел бы поговорить с мужчиной.

Зельда многозначительно повернулась к Менделю и сказала сладким голосом:

– Ты ведь занят, Мендель, не так ли? Ты, кажется, с кем-то должен иметь свидание?

– Что такое свидание? – добродушно сказал Мендель. – Подарок. Ты тогда дорожишь им, когда оно представляет ценность. Для такого гостя, как Оскар Гассенхейм, я согласен отказаться от всякого свидания. Принеси лучше стакан чаю, Зельда, – наш гость, как видно, замерз.

– Э-э, здесь немножко холодновато, – сказал Оскар и вытер потный лоб.

Побежденная Зельда, угрожающе посмотрела на Менделя и очень кротко на Оскара, неохотно удалилась из гостиной. Несколько минут царило неловкое молчание. Оскар застегивал и расстегивал пуговицы своего сюртука.

– Неважно! – внезапно воскликнул он с диким выражением на лице. – Я люблю ее!

Мендель поднял глаза. Оскар опустил глаза. Мендель покачал головой.

– Вы очень милый молодой человек, Оскар, но вы не знаете женщин. Может быть, потому вы такой и хороший. Что такое женщина? Ружье. С ним опасно играть. Что такое любовь? Насморк. Легко схватить его, но трудно вылечить.

– Неважно! – сказал Оскар, видя перед собой образ отца. – я люблю ее!

Мендель поднялся с кресла. Дело, по-видимому, было не так легко, как он думал.

– Оскар, – энергично сказал он. – я говорю с вами на основании горького опыта. Что такое опыт? Полисмен. Он всегда является, когда уже поздно. До женитьбы ты думаешь о любви одно, после женитьбы совсем другое! Что такое жена? Несчастье. Если ты будешь его искать, всегда найдешь.

– Неважно! – решительно сказал Оскар. – Я люблю ее!

Мендель пристальнее посмотрел на молодого человека. Затем он начал говорить более медленно, немного задетый.

– Что такое совет? Лекарство. Его любят давать, но не любят принимать. Вы думаете, я против вашего брака? Нет! Если она согласна, и я согласен.

Оскар растеряно посмотрел на него. Потом откашлялся.

– А если вы согласны, то и она будет согласна? – робко спросил он. Мендель изумленно посмотрел на него.

– Послушайте, Оскар. Вы, собственно, на ком хотите жениться? В наше время на отцах уже не женятся. Вы должны идти с предложением прямо к невесте.

– Кто должен идти? Я? – воскликнул Оскар.

– А кто же – я? – воскликнул Мендель. – Я могу только дать вам свое благословение. А невесту вы должны взять сами.

– Видите ли, я могу говорить с кем угодно, – сказал он, набираясь духу. – Но когда дело касается женщины!..

– Что такое застенчивость? Корь. Вы уже слишком стары для нее.

– Кто? Я? – скептически спросил Оскар. – Только не я! У меня это с детства. Видите ли, я здоров. Я красив. Я могу говорить. Но я не знаю, что такое со мной. Когда дело касается женщины!.. – Что же мне делать? – простонал Оскар, совершенно теряясь. – Бежать с ней?

– Вот именно – бежать! – решительно сказал Мендель. – Если вы не можете сказать: «Я люблю тебя», говорите «Давай убежим». Это гораздо легче, и ей больше понравится.

Мендель позвал лакея, сказал ему, чтобы он доложил Сарре, а сам хорошенько встряхнул молодого человека, хлопнув его по спине ладонью, и оставил его одного.

Несколько мгновений одиночества, как каменная гора, навалились на Оскара Гассенхейма, он прирос к полу, не мог двинуться с места. Тихое пение засовов, когда открылась дверь, так подействовало на него, что его сердце готово было разорваться. Но тут показалась Сарра, вся зардевшаяся и возбужденная, и Оскар, не будучи в состоянии сразу умереть или исчезнуть, замер на месте. Сарра смело подошла к нему с протянутой рукой. Оскар дрожал с головы до ног и не знал, что сказать. Затем он нерешительно взял ее руку и сжал. Сжал так, что сам весь покраснел, а Сарра побледнела.

– Ах! Какой вы сильный! – сказала она, чуть не со слезами на глазах.

Оскар улыбнулся, смутившись.

– Гм! – пробурчал он, подыскивая слова, – Я… э-э… что такое сила? Телефон? Э-э она хорошо соединяет! – Сарра удивленно посмотрела на него.

– Что вы хотите этим сказать?

«А Бог его знает», – подумал Оскар вытирая лоб.

– Я… я хочу сказать, – пробормотал он, – ха! ха! – сильное рукопожатие – все равно… все равно, что хорошее соединение, не так ли?

– Ага, понимаю, – медленно проговорила Сарра, с трудом уловив скрытый смысл остроты. – Какой ты остроумный!

– Кто? Я? – выкрикнул Оскар, отчаянно силясь что-то припомнить. – Э-э… Что такое остроумие? Смерть. Она приходит неожиданно!

Сарра расхохоталась. Он ей казался очень интересным.

– Вы остроумное моего отца! – воскликнула она. – Я понимаю его сразу, но у вас все гораздо глубже. При слове «отец» Оскар решил воспользоваться моментом.

– Что такое отец? – грозно сказал он. – Корь? Вы уже слишком стары для него.

Оскар смутился. Он силился припомнить, что он сказал.

– Я… я хотел сказать, – поправился он, – что вы стары для него, но… не для меня!

Сарра была страшно удивлена и… обрадована. Оскар все время говорит такие неожиданные вещи!

Наступила глубокая тишина. Она чувствовала, что следующая минута будет решительной. Что он скажет? Как он все это выразит? Все пошло кругом у нее перед глазами – Оскар, комната, улица, весь мир. Она с трудом владела собой, готовясь выслушать его, а он с трудом владел собой, готовясь говорить.

– Сарра, – сказал он, наконец, низким, тяжелым голосом, и она вся вздрогнула, слыша, как он произносит ее имя. – Сарра, я… я не в состоянии выразить! – простонал он, в отчаянии простирая руки вперед. Но когда он убрал руки на место, в них заключалась Сарра, которая прижималась к нему, закрыв глаза и тяжело дыша. Она его поняла!

Молчание и тысяча ослепительных солнц! Затем Сарра нежно выпуталась из его окаменелых объятий и ясным взглядом посмотрела ему в глаза; оба они моргали глазами, как после солнечной ванны; затем улыбнулись друг другу, сели и вздохнули. Сидя рядом, они держали друг друга за руки. Внезапно Оскар, вспомнив что-то, отдернул свою руку, как если бы ее коснулись каленым железом! Сарра обиженно посмотрела на него.

– Я никогда не держу женщину за руку, – пробормотал он.

– Вы такой странный, – созналась Сарра. – Никогда нельзя узнать, что вы будете говорить в следующую минуту.

– Я и сам не знаю, – пробормотал Оскар, думая о том, как бы сказать ей о побеге. – Сарра – начал он на авось, предоставив себя судьбе, – что такое зубная боль? Удобный случай! Когда он приходит, не надо его терять. Бежим со мной!

– О, Оскар! – все, что могла она сказать, совершенно побежденная сложностью его речи. А Оскар вздыхал и ахал, изумленный той внезапностью, с какой он добился своей цели. «Какая магическая сила заключается в моих словах»! – думал он. И удивлялся. От «кори» – к предложению: от «зубной боли» – к «побегу». От этих словесных прыжков у него кружилась голова. Но он упоен был своей победой. Он, Оскар, такой кроткий, который, «когда дело касается женщины!» всегда дрожал и отчаивался, теперь держал женщину в своих объятиях, ту женщину, которую он так хотел и которой, наконец, добился.

А в соседней комнате, сидя в кресле и глядя в узкую щель между бархатными портьерами, Мендель наблюдал за всей этой сценой. И когда он увидел, как Оскар обнял Сарру, его лоб собрался в морщины, и он покачал головой. Заглушенный смех позади него заставил его обернуться. Радом стояла Зельда. Она тоже незаметно следила, стоя за портьерами, позади Менделя.

– Ты не плохо настроил Оскара, – прошептала она с язвительной усмешкой. – Но я не хуже тебя настроила Сарру. Как тебе нравится? А? В то время, как ты учил Оскара, как нужно потерять Сарру, я учила ее, как можно приобрести Оскара.

И она сделала усилие, чтобы подавить душивший ее смех; на глазах у нее выступили слезы.

– Мендель, ты, может быть, хорошо умеешь изобретать машины, но что касается устройства браков, то тут я – изобретательница!

– Что такое жена? – пробурчал Мендель. – Китаец. Она смеется даже на похоронах.

Он встал и вышел из комнаты.

Вечером того же дня миссис Гассенхейм провожала колеблющегося Оскара к месту его побега. Вскоре перед домом Маранцев остановилась огромная машина, и из нее нетвердой походкой вышел Оскар.

– Будь осторожен, Оскар: знай, как бежать, – предупредила Дебора, целуя сына. – А машину я сейчас пришлю обратно.

Один! Оскар вздрогнул. А у себя в комнате дрожала Сарра. Кончилось, наконец, ее долгое мучительное ожидание. Но Оскар не мог двинуться с места. Он вынул часы, потом спрятал их. Не заметив, который час, он вынул их опять. Затем, вместо того, чтоб пройти наверх по лестнице, он быстро зашагал по тротуару. Наконец, он повернул обратно, и, взмахнув руками, словно желая отогнать от себя охватившую его дрожь и сказав «б-р-р-р», он вскочил в дом.

Свидание было быстрым, молчаливым и решительным. Сарра прошептала чуть слышно: «ах!». Оскар тоже говорил шопотом.

– Скорей! Машина ждет. Нужно спешить, чтоб нас не накрыли.

Сердце Сарры так билось, что стучало в висках.

– Куда мы едем? Далеко? Никогда не вернемся?

– Не бойся! Бери шляпу. Скорей!

И они побежали вниз по лестнице, спотыкаясь, натыкаясь и оступаясь, выбежали на улицу, вскочили в автомобиль и укатили.

Спустя двадцать минут, они находились уже в квартире раввина Боруха Дановича. Через полчаса они будут мужем и женой! А потом? Потом она пойдет за ним хоть на край света. Быть может, она никогда не увидит своих родителей. Умирала ее старая жизнь, начиналась новая. Ее поиски скоро окончатся.

Седовласый старый раввин, любезно улыбаясь, провел их в гостиную. Но Сарра была слишком возбуждена, слишком растеряна, чтобы слышать или видеть окружающее. Она была словно в тумане. Ей казалось, что она слышит знакомые голоса, видит знакомые лица. Ее отец, мать, дядя Бернар и другие. «Странная иллюзия», – подумала она и вздрогнула. Но это не была иллюзия. Они на самом деле подходили к ней. Они, наверно, гнались за ней, чтобы предупредить их побег, помешать их браку, увезти ее домой. Но она не покорится. Она бросит им вызов и немедленно уйдет отсюда, куда угодно. С Оскаром! Они не могут теперь стать ей на дороге.

Но что это они говорят? Что это тут происходит? Голова ее кружилась: она ничего не могла понять. Бесшумно распахнулись огромные двери, она видит пышно убранный пиршественный стол. Блестящий оркестр играет свадебный марш. Смех, веселье, тосты, вино. Мазел-тов! Мазел-тов! Казалось, собравшиеся наперед праздновали свадьбу. Вот к Сарре и Оскару подходит Гассенхеймы, Бернард, Зельда и даже Мендель, засыпают их поздравлениями, душат их в объятиях.

– Ну-с! Сарра! – весело сказал Бернард. – Ты хотела бежать, вот и бежала! Поблагодари меня за это! А теперь отпразднуем свадьбу. Мазел-тов! Ха, ха, ха! Ты удивлена! Я всегда так! У меня всегда есть что-нибудь в запасе!

Сарра, изумленная, сбитая с толку, с трудом, наконец, проговорила:

– Что… что все это означает? Я думала… как вы узнали, что мы бежим? Я думала… мой отец был… против брака…

– Все это шутка! – весело сказал Бернард. – Твой отец подал мне мысль. Он сказал: «Что такое девушка? Романтика. Ей нравится немножко побегать!». И когда Оскар спросил у меня совета, должен он бежать или нет, я сказал ему: «Беги! Насчет приданного не беспокойся! Раз это нравится девочке, доставь ей удовольствие. Пока не женился, можно уступить!». И он уступал. Сарра, я такой человек. – Я хочу, чтоб ты была счастлива! И я дорого за это не возьму!

– Мы все советовали ему бежать, – добавила миссис Гассенхейм, задетая тем, что Бернард весь успех дела приписывал себе.

– Я тоже, – сказала Зельда, не отставая от других. Сарра смотрела то на одного, то на другого, ничего не понимая.

– И вы все одобрили побег? – спросила она.

– Ко-оонечно! Почему же нет! Почему нет! – хором ответили ей.

Сарра повернулась к Оскару.

– И вы советовались с ними?

– Кто? Я? – пробормотал он, теряясь, но на помощь подоспел Бернард.

– Конечно! Почему же нет? Он не хотел бежать без разрешения!

– И без приданого, – невинно вставила Зельда. Сарра снова повернулась к Оскару. Он задрожал под ее взглядом.

– Как вы осторожны! – сказала она.

– Кто? Я?

Больше ничего у него не вышло. Бернард подоспел на помощь.

– А как же! Оскар такой, как и я! А я такой человек – я люблю доверять людям. Но когда речь идет о приданом, тут надо быть осторожным.

– Но теперь пришла моя очередь быть осторожной, – сказала Сарра холодным, металлическим голосом, в котором звучало что-то печальное. – Вы все одобрили наш брак, – продолжала она твердо, спокойно, – но я его не одобряю!

Казалось, она не устоит на ногах. Волна слабости захватила ее, ей нечем было дышать. Тот Оскар, с которым она бежала, который одно мгновение держал ее в своих объятиях, которого она обнимала, – тот Оскар исчез, превратился в какую-то тень, порожденную ее мечтой. Настоящий Оскар предстал перед ней во всей своей неприкрытой наглости. Ее идеал исчез, и ее поиски начнутся вновь!

– Что это она говорит? – простонала Зельда, ломая руки. – Она сошла с ума! Такой милый молодой человек!.. Бернард, поговори с ней.

Бернард подошел к Сарре.

– Сарра, я такой человек… – Но тут он не выдержал. – Что за черт! – заорал он. – Я не хочу каждый раз оставаться в дураках! Вот весь мой разговор!

– Я говорила… я говорила, не надо связываться с этими… с улицы Питт! – оскалилась Дебора, гордо меряя взглядом Маранцев, – Идем, Оскар! Есть много невест получше ее! Подумаешь, какие мы важные! Фу!

Она выпустила целый заряд гордого негодования, но в душе она плакала.

– Ой, бедный Оскар! Было уже так близко, и не удалось. Такое уже его счастье! Останется теперь он холостяком на всю жизнь!

– Раньше пусть он поищет себе работу, – пробормотал его отец, презрительно кашляя в лицо Зельде.

– Сумасшедшая! – стонала Зельда, все еще не веря своим глазам. – Она сама не знает, что делает.

– Она все прекрасно знает! – сказал Мендель, первый раз за все время. – Вся беда в том… Что такое правда? Мачеха. Никто ее не любит.

– А, это ты заговорила! Ты!

При виде общего врага, Гассенхеймы, Бернард и Зельда забыли о своих взаимных раздорах и угрожающе двинулись на него.

– Грабитель! Лентяй! Смутьян! – кричали ему со всех сторон. – Если бы не твой сумасшедший побег, какая была бы прекрасная свадьба! И хороший обед, и вино, и музыка! И кантор! Ой!

Перечисление потерянных удовольствий привело их еще в большее бешенство.

– Изобретатель! – закричал Бернард, долбя себя пальцем в лоб. – Если ты такой умный, то зачем же ты сказал нам явиться сюда, когда они еще не повенчаны! Пусть бы бежали, повенчались, а потом уже…

– Потом было бы поздно. Что такое неудачный брак? Чахотка. Лучше ее предотвратить – потом уже не вылечишь! Сарра была влюблена в романтику, а не в Оскара, и не замечала этого. Что такое романтика? Цветная капуста. Когда ее сваришь, она пахнет, как простая капуста. Что такое жизнь? Пароход. Что такое любовь? Туман. Что такое брак? Скала! Нужно знать, как править рулем. А мы все правили не туда! Бернард думал о вознаграждении, Зельда – об обществе, Гассенхеймы – о приданом, Сарра – была ослеплена романтикой, и все думали, что ищут любви! Что такое любовь? Судебный пристав. Его не надо искать. А что такое любовь? Малярия. Всякий знает ее симптомы! И что такое любовь? Чихание. Когда оно приходит, ты не сможешь удержаться. Плохо жениться по любви, – добавил он, указывая на себя и на Зельду, – но еще хуже вступать в брак без любви! – И он указал на Сарру и Оскара.

В ту ночь, не будучи в состоянии заснуть, Сарра сидела подле своего отца, положив ему голову на колени.

– Скажи мне, отец, познаю ли я когда-нибудь истинную любовь?

Мендель подул на папиросу, разгоняя маленькие облачка дыма.

– Что такое истинная любовь? Приготовь гнездо в твоем сердце, и она к тебе прилетит.