Любое обсуждение будущего нужно начинать с обсуждения Китая. На его территории проживает четверть населения Земли, и об этой стране нам уже давно говорят как о будущей сверхдержаве. За последние 30 лет экономика Китая сделала огромный шаг вперед, что позволило ему стать мощным государством. Но 30 лет еще не означают, что подобный рост будет длиться вечно. Это скорее говорит о том, что вероятность столь же бурного развития китайской экономики все уменьшается и уменьшается. А в случае с Китаем замедленный рост приведет к значительным социальным и политическим проблемам. Я не разделяю точку зрения людей, которые считают, что Китай станет одной из главных мировых держав. Я даже не верю, что он сумеет сохранить свою территориальную целостность. Но я полностью согласен с тем, что мы не можем всерьез обсуждать будущее, не поговорив сначала о Китае.
Судя по географическому расположению Китая, он едва ли станет действующей «линией разлома». Если на его территории вспыхнет конфликт, Китай будет не столько нападать, сколько защищаться от других стран, которые попытаются воспользоваться его слабостью. У Китая далеко не такая мощная экономика, как может показаться, а его политическая стабильность находится в еще более ненадежном положении, так как крайне зависит от постоянного и быстрого роста экономики. Тем не менее Китай крайне важен, так как, вероятнее всего, именно он в ближайшее время будет претендовать на лидирующие позиции в мире — по крайней мере, так предполагают многие мировые эксперты.
Мы вновь начнем с рассмотрения базовых фактов, которые лежат в основе геополитики.
Во-первых, Китай — это, по сути, остров. Конечно же, он не окружен водой, но зато его окружают обширные участки непроходимой местности и пустошей, которые надежно изолируют его от остального мира (см. карту, стр. 123).
К северу от Китая простираются монгольские степи и Сибирь — малонаселенные, суровые и труднопроходимые края. На юго-западе тянутся неприступные Гималаи. Южная граница с Мьянмой, Лаосом и Вьетнамом пролегает по гористой местности, густо покрытой джунглями, а на востоке Китай омывает океан. Людские массы могут пересечь границу Китая лишь на ее западном участке, где он соседствует с Казахстаном, но даже там для этого потребуется немало усилий, а в истории Китая не так часто находились веские причины, которые могли кого-то побудить к вторжению в страну с запада.
Подавляющее большинство населения Китая живет в пределах 1500 км от побережья, занимая 73 территории страны в ее восточной части, в то время как остальные 2 /3 заселены очень слабо (см. карту, стр. 124).
Китай полностью завоевывали только один раз. В XII в. это сделали монголы. С тех пор Китай крайне редко устанавливал собственные порядки за пределами своих нынешних границ.
Непроходимые территории Китая
Плотность населения Китая
На протяжении всей своей истории Китай не был склонен к агрессии и лишь изредка вступал во взаимодействие с остальными странами мира. Важно помнить, что Китай не всегда вел международную торговлю, периодически «запирая» свои границы и избегая общения с чужестранцами. А когда китайцы все же занимались торговыми операциями, они использовали сухопутные маршруты, подобные Великому шелковому пути, проходившему через Центральную Азию, или торговые суда, отплывавшие из его восточных портов (см. карту, стр. 125). Европейцы, появившиеся в Китае в середине XIX в., застали момент, когда эта страна проходила через один из периодов «изоляционизма» в своей истории. Это было единое, но сравнительно бедное государство. Используя силу, европейцы закрепились в Китае, благодаря чему в его прибрежной полосе завязалась оживленная торговля. Это привело, во-первых, к резкому росту благосостояния жителей прибрежных районов, занимавшихся торговлей, и, во-вторых, к увеличению «пропасти» между уровнем жизни на побережье и в бедных районах в глубине страны. Это неравенство также повлекло за собой ослабление контроля центральной власти над прибрежной полосой и общий рост нестабильности и хаоса. Жителям прибрежных областей были больше по душе тесные связи с европейцами (или даже их господство).
Период хаоса длился с середины XIX в. до момента, когда в 1949 г. к власти пришли коммунисты. Мао Цзэдун попытался устроить революцию в таких прибрежных городах, как Шанхай. Потерпев неудачу, он предпринял знаменитый долгий поход в глубь страны, где собрал армию из бедных крестьян, победил в гражданской войне и вновь завладел побережьем. После этого он вернул Китай в состояние, в котором тот пребывал до появления европейцев. С 1949 г. и до смерти Мао Цзэдуна Китай представлял собой единую страну, находившуюся под жестким контролем правительства, граждане которой были бедны и лишены возможности общения с внешним миром.
Шелковый путь
Китайская авантюра
Смерть Мао Цзэдуна побудила его преемников еще раз попробовать реализовать извечную китайскую мечту. Они хотели видеть Китай процветающим благодаря международной торговле, но при этом сохраняющим единство под властью сильного центрального правительства. Дэн Сяопин, преемник Мао Цзэдуна, понимал, что Китай не может вечно оставаться в изоляции и при этом сохранять свою безопасность. Кто-то обязательно воспользовался бы экономической слабостью Китая. Поэтому Дэн Сяопин решил рискнуть. Он был уверен, что на этот раз Китай сможет открыть свои границы, вступить в международную торговлю и при этом не пасть жертвой внутренних противоречий.
Прибрежные районы вновь стали богаче и установили тесные контакты с внешними силами. Дешевые товары и торговля обогащали большие города на побережье (например, Шанхай), но во внутренних областях страны по-прежнему царила нищета. Напряженность между прибрежными районами и остальной частью страны нарастала, но китайскому правительству удалось удерживать бразды правления в своих руках, не утратив контроля ни над одним регионом и не прибегая к чрезмерным репрессиям, которые могли бы спровоцировать массовое восстание.
Так продолжалось около 30 лет — не такой большой срок для любой страны (и уж точно, не для Китая). Нерешенным остается вопрос о том, можно ли управлять внутренними силами, накапливающимися в Китае? И именно с этого места мы начнем свой анализ Китая и его влияния на международную систему в XXI в. Останется ли Китай участником мировой торговой системы? И если останется, не распадется ли он снова на отдельные части?
В начале XXI в. китайское руководство уверенно демонстрирует, что в состоянии в течение неопределенного времени удерживать ситуацию в равновесии. По словам правительства, оно сможет постепенно перемещать ресурсы из более обеспеченных прибрежных районов в глубь страны, не встречая сопротивления со стороны жителей побережья и не давая поводов для недовольства жителям глубинки. Пекин стремится к тому, чтобы жизнь китайцев в разных частях страны была одинаково счастливой, и прикладывает все усилия к достижению этой цели.
Однако здесь кроется еще одна серьезная проблема, последствия которой могут быть гораздо опаснее. На первый взгляд, Китай — капиталистическая страна с частной собственностью, банками и остальными атрибутами капитализма. Но его нельзя назвать капиталистическим государством в полном смысле слова, так как рыночные условия в Китае не влияют на распределение капитала. Ваши связи значат гораздо больше, чем наличие у вас какого бы то ни было бизнес-плана. В условиях азиатской системы семейных и социальных уз или коммунистической системы политических взаимоотношений кредиты выдавались по самым разным причинам, которые практически не имели отношения к достоинствам бизнеса. Поэтому неудивительно, что в итоге значительная часть этих кредитов не была погашена (на банковском жаргоне — перешла в разряд «безнадежных» кредитов). По приблизительным оценкам, сумма таких кредитов составляет 600–900 млрд долларов (или от 1/4 до 1/3 ВВП Китая) — это огромные деньги.
Справляться с такой суммой непогашенных кредитов помогает очень высокий темп роста производства, в основе которого лежит экспорт товаров с низкой стоимостью. Мировому рынку всегда нужны дешевые экспортные товары, и поступающие от их продажи средства помогают компаниям с большой задолженностью удержаться на плаву. Но чем ниже цена, которую Китай устанавливает за такие товары, тем меньше прибыли они приносят. А не приносящий выгоды экспорт лишь создает видимость бурной деятельности в экономике, в действительности никак не участвуя в ее развитии. Представьте себе компанию, которая зарабатывает деньги на том, что продает товары по себестоимости или по еще более низкой цене. Денежные поступления в ее бюджет будут очень велики, но они исчезнут с той же скоростью, с какой появились.
Эта проблема уже давно существует в Восточной Азии, ярким примером чего является Япония. В 80-е годы XX в. Японию считали экономической сверхдержавой. Из-за нее американские корпорации несли колоссальные убытки, а студентам экономических факультетов советовали учиться у японцев и перенимать их опыт ведения бизнеса. Безусловно, экономика Японии развивалась семимильными шагами, но этот стремительный рост в большей степени объяснялся не успехами в управлении, а особенностями японской банковской системы.
Японские банки, которые находились под контролем правительства, выплачивали крайне низкие проценты по вкладам простых японцев. В связи с различными законами большинство японцев могли вложить деньги только в японскую почтовую службу, которая одновременно действовала в качестве банка. Почтовая служба выплачивала минимальные проценты. Затем государство ссужало эти средства крупнейшим банкам Японии по процентной ставке, также значительно уступавшей международным образцам. В свою очередь, банки на выгодных условиях одалживали эти деньги компаниям, с которыми они были связаны (например, Sumitomo Bank давал кредиты компании Sumitomo Chemical). Если американские компании в 70-х годах XX в. брали кредиты под проценты, выражавшиеся двузначными числами, их японские коллеги получали займы лишь за незначительную часть подобных сумм.
Разумеется, показатели у японских фирм были лучше, чем у американских. Стоимость полученных ими средств была гораздо ниже. Вряд ли может показаться удивительным факт, что в Японии был крайне высокий уровень частных сбережений. В то время в Японии не существовало государственной системы пенсионного обеспечения как таковой, а выплачиваемые корпорациями пенсии были мизерными. Японцы готовились к пенсионному возрасту, накапливая сбережения. Японцы не были экономнее американцев — просто их отчаяние было гораздо глубже. И у всех этих отчаявшихся вкладчиков был только один выход: делать вклады, приносившие крайне низкий процент дохода.
В то время как высокие процентные ставки дисциплинировали западные компании, отсеивая слабых игроков, японские банки ссужали деньги дружеским корпорациям по искусственно заниженным ставкам. Настоящего рынка не существовало. Деньги лились рекой, а ключевым фактором были взаимоотношения. И, как следствие, было выдано много безнадежных кредитов.
Основным способом финансирования в Японии было получение кредитов, а не повышение стоимости активов компаний за счет размещения своих акций на фондовой бирже. Советы директоров состояли из сотрудников компаний и банкиров, которые были больше заинтересованы не в получении прибыли, а в притоке денежных средств, удерживающих их компании на плаву и покрывающих долги. Поэтому Япония имела один из самых низких показателей доходности акционерного капитала среди промышленно развитых стран. На с точки зрения масштабов Япония демонстрировала высокие темпы роста экономики, что объяснялось ее структурой. Японцы жили за счет экспорта.
Они были просто вынуждены это делать. В связи с тем что движущей силой системы был крайне высокий уровень сбережений населения, рядовые японцы не тратили деньги, и поэтому Япония не могла строить свою экономику на основе внутреннего спроса. А так как японскими компаниями управляли не инвесторы, а их сотрудники и банкиры, они хотели только одного — увеличить сумму поступающих средств, поэтому вопрос о том, приносит ли компания прибыль или нет, отступал на второй план. Соответственно, экспорт дешевых товаров значительно вырос. После этого были выданы кредиты на еще большие суммы, снова возникла необходимость в дополнительных средствах, и произошло очередное увеличение объема экспортируемых товаров. Экономика росла как на дрожжах. Но одновременно с этим где-то в глубине назревал кризис.
То легкомыслие, с которым японские банки ссужали деньгами компании, увеличило число безнадежных, безвозвратных кредитов, которые так и не были погашены. Финансирование часто получали проекты, которые изначально не были жизнеспособны. Вместо того чтобы просто списать эти долги и позволить таким компаниям объявить себя банкротами, японские банки предоставляли им дополнительные кредиты, чтобы уберечь от ликвидации. Число выдаваемых кредитов росло, а так как деньги вкладчиков шли на поддержание системы, роль экспорта в привлечении дополнительной наличности была очень важна. Денежная масса переполняла экономику, но всю финансовую систему изнутри подрывал ряд компаний, деятельность которых поддерживало государство, а также компаний, которые заботились только о росте притока наличности, но не о получении прибыли. Значительное увеличение экспорта почти не приносило доходов. Вся система работала лишь для того, чтобы остаться на плаву.
Стороннему наблюдателю могло показаться, что японская экономика переживает бум, захватывая рынки при помощи невероятных и дешевых товаров. Японцы не ставили во главу угла прибыль, подобно американским фирмам, и казалось, что будущее принадлежит им. На самом деле все было наоборот. Япония жила за счет доставшихся ей дешевых средств, контролируемых государством, а низкие цены были отчаянной попыткой сохранить поступление наличных средств, чтобы удержать от распада банковскую систему.
В конечном итоге сумма долгов стала слишком велика, чтобы ее можно было покрывать за счет экспорта. Японские банки стали «лопаться» и были спасены только вмешательством государства. Вместо того чтобы позволить обширной рецессии «дисциплинировать» экономику, Япония прибегла к разным спасительным мерам, позволившим сменить острую боль на долговременное недомогание, отголоски которого можно обнаружить и сегодня. Рост экономики, а вслед за ним и активность на рынке резко пошли на убыль. Довольно любопытно, что, хотя кризис разразился в начале 90-х годов XX в., многим на Западе потребовалось еще немало лет на осознание того, что японская экономика потерпела крах. Они все еще говорили о японском экономическом чуде середины 90-х годов прошлого века.
Какое же отношение это имеет к Китаю? По сути, Китай — это Япония, принимающая стероиды. Это не просто азиатская страна, в которой социальные связи ставятся выше экономической дисциплины. Китай — еще и коммунистическое государство, где денежные средства распределяются по политическим мотивам и имеет место манипулирование экономическими данными. Кроме того, это государство, где акционеры, нуждающиеся в прибыли, по значимости уступают банкирам и государственным чиновникам, нуждающимся в наличных средствах. Экономики обоих данных государств в значительной мере опираются на экспорт, демонстрируют невероятный уровень роста и рискуют рухнуть, если уровень роста начнет хотя бы немного замедляться. По моим оценкам, уровень «безнадежных» долгов Японии около 1990 г. равнялся приблизительно 20 % ее ВВП. Аналогичные показатели Китая, по самым скромным подсчетам, составляют около 25 %, и я готов поспорить, что эта цифра ближе к 40 %. Но даже 25 % — это очень-очень много.
Китайская экономика кажется полной энергии и сил, и если принимать во внимание только темпы ее роста, ею нельзя не восхищаться. Однако рост — только один из факторов, которые следует учитывать. Более важным представляется вопрос о том, приносит ли такой рост прибыль. По большей мере, рост китайской экономики абсолютно реален, за счет чего происходит поступление средств, необходимых для выполнения банковских операций. Но в действительности этот рост не усиливает экономику. А если он замедлится (к примеру, из-за рецессии в США), вся экономика может рухнуть в считаные дни.
В Азии уже бывали подобные случаи. В 80-е годы Япония была страной с самой динамично развивающейся экономикой в мире. Здравый смысл говорил о том, что она подавит США своей экономической мощью. Но в действительности, хотя экономика Японии быстро развивалась, постоянно поддерживать такой уровень роста было невозможно. Когда рост резко замедлился, в Японии произошел тотальный банковский обвал, от последствий которого она полностью так и не оправилась даже спустя неполные 20 лет. Подобным образом, когда в 1997 г. экономика Восточной Азии рухнула, это стало абсолютной неожиданностью для людей, хорошо помнивших о ее стремительном росте.
За последние 30 лет объем китайской экономики многократно возрос. Сама мысль, что такие темпы роста можно поддерживать в течение неопределенного времени, нарушает основополагающие принципы экономики. Рано или поздно определенные закономерности цикла экономического развития, из-за которых более слабые игроки вынуждены уходить с рынка, обязательно дадут о себе знать. В один момент простая нехватка квалифицированной рабочей силы положит конец постоянному росту. У роста есть структурные пределы, и Китай к ним уже близок.
Политический кризис в Китае.
Япония решила свою проблему путем перехода к низкому росту экономики. У нее был достаточный запас политической и социальной дисциплины, чтобы совершить такой переход без каких-либо беспорядков. В странах Восточной Азии эта проблема решалась двумя способами. Некоторые страны (такие как Южная Корея и Тайвань) предприняли жесткие меры и в итоге стали сильнее, чем когда бы то ни было, что стало возможным только благодаря тому, что в этих государствах было сильное правительство, способное на данные действия. А другие страны (как, например, Индонезия) так и не оправились после подобных шагов.
Проблема Китая носит политический характер. Китай удерживают воедино деньги, а не идеология. В том случае, если в экономике наступит спад и в страну перестанут поступать средства, это не только парализует банковскую систему, но и заставит содрогнуться все китайское общество до самого основания. В Китае преданность либо покупают, либо добывают силой. Если убрать отсюда деньги, остается только принуждение. Снижение деловой активности может повлечь за собой общую нестабильность, так как оно ведет к банкротствам компаний и безработице. Поэтому в стране, где бедность носит эндемический характер, а безработица — обычное дело, вызванная экономическим спадом дополнительная напряженность обязательно выльется в политическую нестабильность.
Вспомните, как Китай раскололся на прибрежную и внутреннюю части в период между вторжением британцев и триумфом Мао Цзэдуна. Для находившихся в прибрежной полосе компаний, которые процветали благодаря внешней торговле и инвестициям, превыше всего были их зарубежные интересы, из-за чего они пытались выйти из-под контроля центральной власти. Они привлекли в страну капитал европейских империалистов, а также американцев, у которых в Китае были финансовые интересы. Сегодняшняя ситуация практически ничем не отличается от прежней. У бизнесмена из Шанхая есть общие интересы с партнерами из Лос-Анджелеса, Нью-Йорка и Лондона. В сущности, благодаря именно этим связям он зарабатывает гораздо больше денег, чем благодаря связям с Пекином. По мере того, как Пекин будет оказывать на него все большее давление, он не просто захочет освободиться от его власти, но также попытается убедить другие страны направить свои войска для защиты их взаимных интересов. Тем временем более бедная часть населения, проживающая во внутренних областях страны, либо попытается переехать в прибрежные города, либо окажет давление на Пекин, требуя обложить прибрежный бизнес налогами и дать им денег. Оказавшись между молотом и наковальней, Пекин сдастся, утратив способность контролировать происходящее, или, наоборот, подавит эти выступления с такой беспощадностью, которая отбросит страну далеко назад, как во времена международной изоляции, которая была при Мао. Самым важным представляется вопрос, какой из данных вариантов развития событий более вероятен.
В основе государственного режима Китая лежат два фактора. Первый — повсеместная бюрократия, управляющая всем Китаем. Второй — мощь армии и сил безопасности, выполняющих волю государства и Коммунистической партии. Третий фактор — идеологические принципы Компартии Китая — к настоящему времени уже ушел в прошлое. Эгалитаризм, бескорыстие и служение людям стали архаичными понятиями, которые в Китае хотя все еще и проповедуют, но в которые уже никто не верит и тем более не использует.
Государство, партия и органы безопасности в той же степени поражены упадком в идеологии, что и остальная часть общества. Новые порядки принесли официальным лицам Компартии Китая непосредственную выгоду. Если бы они пытались вернуть себе полный контроль над прибрежными районами, довольно сложно себе представить, что они действовали бы чересчур агрессивно. Ведь они являются неотъемлемой частью той самой системы, которая «озолотила» эти районы. В XIX в. возникла та же проблема, когда государственные чиновники в прибрежном районе не хотели выполнять приказы Пекина. Они были за то, чтобы вести коммерческую деятельность с участием иностранцев.
Если серьезный экономический кризис действительно наступит, центральному правительству Китая придется найти идеологию, которая заменит коммунизм. Если люди будут вынуждены приносить себя в жертву, то хотя бы за что-то, во что они верят. И если китайцы уже не способны верить в коммунизм, они все еще могут верить в Китай. Китайское правительство попытается ослабить процесс распада, усилив националистические настроения и вызвав их неизменного спутника — ксенофобию. В Китае всегда относились к иностранцам с глубоким недоверием, а партии будет нужно найти «козла отпущения» для оправдания экономической разрухи. Подобно тому, как Мао Цзэдун когда-то обвинял иностранцев в слабости и нищете Китая, партия снова обвинит иностранцев в сложностях, испытываемых китайской экономикой.
В связи с тем что разногласия по экономическим вопросам приведут к нарастанию конфронтации с иностранными государствами (которые станут защищать свои экономические инвестиции в Китай), разыграть националистическую карту будет довольно легко. Идея о Китае как о великом государстве заменит собой идеологию коммунизма. Противоречия помогут поддержать позицию китайского правительства. Обвиняя иностранцев в своих неудачах и оказывая сопротивление другим странам дипломатическими средствами и при помощи все более мощной армии, китайцы добьются поддержки своего режима широкой общественностью. Вероятнее всего, это произойдет в период 2010–2020 гг.
Самым естественным представляется противостояние с Японией и США — историческими противниками Китая, с которыми у него уже сейчас существуют вялотекущие конфликты. Россия вряд ли будет рассматриваться как враждебное государство. Однако вероятность военной конфронтации с Японией или Америкой невелика. Китаю было бы крайне сложно атаковать какую-либо из этих стран. Его военно-морской флот слишком слаб, чтобы выдержать дуэль с флотом Соединенных Штатов. Поэтому идея вторжения на Тайвань может быть заманчивой в теории, но едва ли когда-либо осуществится на практике. Китай недостаточно силен на море, чтобы проложить себе дорогу через Тайваньский пролив, и, безусловно, не в состоянии защищать конвои, подвозящие припасы войскам, ведущим бои на территории Тайваня. В ближайшие 10 лет Китай вряд ли сможет вывести свои военно-морские силы на столь высокий уровень, чтобы бросить вызов флоту США. На создание военно-морского флота требуется гораздо больше времени.
Таким образом, развитие Китая может пойти по трем путям. При первом из них он продолжит развиваться астрономическими темпами неопределенное количество времени. Такого не случалось еще ни с одной страной, и Китай едва ли станет исключением. Необычайный рост последних 30 лет привел к значительной неуравновешенности и неэффективности китайской экономики, что обязательно нужно будет исправлять. В определенный момент Китаю придется пройти через болезненную повторную «настройку», через которую уже прошли остальные азиатские государства.
Второй возможный путь — возврат к централизации власти в Китае, когда противоборствующие интересы, возникшие после спада в экономике, будут под контролем сильной центральной власти, наводящей порядок и ограничивающей свободу самостоятельных действий в регионах. Этот сценарий вероятнее первого, но тот факт, что личные интересы многих людей в аппарате центрального правительства идут вразрез с идеей централизации, также ставит под сомнение его успешную реализацию. Правительство не может в обязательном порядке полагаться на то, что его собственные члены будут обеспечивать соблюдение правил. Национализм — вот единственный инструмент правительства, который помогает избежать распада.
Если Китай пойдет по третьему из возможных путей, он не выдержит последствий экономического спада и распадется на отдельные регионы, границы которых хорошо известны, а центральная власть ослабнет и выпустит нити правления из рук. С точки зрения истории это более правдоподобный сценарий для Китая. Кроме того, он принесет выгоду наиболее обеспеченным классам и иностранным инвесторам. При таком пути развития Китай окажется в положении, в котором он был до прихода к власти Мао Цзэдуна, когда между различными районами страны была конкуренция, порой даже вспыхивали конфликты, а центральная власть пыталась сохранить контроль над ситуацией. Если признать, что китайской экономике в определенный момент придется пройти повторную «настройку» и что это приведет к серьезным трениям, как и в любой другой стране, тогда третий сценарий развития представляется наиболее точно соответствующим реалиям и фактам китайской истории.
Японский вариант.
В период 2010–2020 гг. развитые страны столкнутся с сокращением численности населения, и рабочая сила будет пользоваться большим спросом. В силу глубоко укоренившихся национальных стереотипов, жители некоторых стран либо вообще не принимают такого явления, как иммиграция, либо примиряются с ним с большим трудом. Например, Япония относится к иммиграции с крайней антипатией, однако ей надо найти источник рабочей силы, которая будет ей подчиняться и которую можно будет обложить налогами для обеспечения пожилых работников. Большинство рабочих, которые могут сами решать, куда им ехать, не выберут Японию, так как там с откровенной враждебностью относятся к иностранцам, которые хотят стать гражданами Японии. Живущие в Японии корейцы не являются ее гражданами. Даже если они жили и работали в Японии всю свою жизнь, японская полиция выдает им документы, где они названы «корейцами» (без указания того, о Северной или Южной Корее идет речь), и не предоставляет им права стать гражданами Японии.
Однако давайте представим себе, что Китай — это огромная масса сравнительно дешевой рабочей силы. Если китайцы не поедут в Японию, японцы могут приехать в Китай, как уже бывало раньше. Использование китайской рабочей силы на предприятиях, созданных японцами, но расположенных в Китае, станет альтернативой иммиграции. Более того, далеко не одна Япония поступит таким образом.
Одновременно с этим Пекин попытается ужесточить контроль над страной. Обычно подобные действия центральной власти свидетельствуют о том, что она готова смириться с более низкими показателями экономического роста. Но хотя крупномасштабное присутствие японского капитала, сосредоточенного в определенных местах страны и обеспечивающего китайцев работой, может принести много экономических благ местным предпринимателям, властям и даже Пекину, политических дивидендов оно не принесет, а ударит непосредственно по политическим интересам Пекина. При этом Япония будет против того, чтобы китайское правительство использовало полученные средства в собственных целях. И это поставит крест на самой идее подобного сотрудничества.
Приблизительно к 2020 г. Япония добьется того, что союзники Китая будут бороться друг с другом за право получить японские инвестиции на выгодных ей условиях. Ради привлечения таких инвестиций прибрежные районы будут конкурировать друг с другом и одновременно сопротивляться давлению и националистической идеологии Пекина. Возможно, присутствие Японии не принесет пользы внутренним районам Китая, но точно будет выгодно компаниям и властям, находящимся в прибрежной зоне. Благодаря значительным денежным затратам японцы обзаведутся союзниками в прибрежных городах, недовольных необходимостью выделять деньги на удовлетворение потребностей жителей центральной части страны. Как следствие, появится противостоящий Пекину союз одного или нескольких прибрежных районов и Японии. Те денежные суммы, которые задействует Япония, быстро внесут раскол в руководящие органы партии и ослабят способность властей установить контроль над прибрежными городами.
Такие страны, как Япония, ощущающие тяжелый груз демографических проблем, и не способные справиться с крупномасштабной иммиграцией, увидят в Китае частичное решение своих сложностей. Но, к несчастью, будет выбран далеко не лучший момент. Неизбежное снижение активности в экономике Китая вынудит центральные власти проводить более решительную националистическую политику. Но и сами власти будут ослаблены пагубным влиянием денег. Формально Китай сохранит свою целостность, но регионы будут все более независимыми.
Вполне правдоподобное развитие событий в Китае в 20-х годах XXI в. напоминает страшные сны китайского руководства — страна поделена соперничающими «князьками», иностранные державы пользуются возможностью и создают районы, в которых они могут устанавливать экономические правила с выгодой для себя, а центральная власть безуспешно пытается сохранить единство государства. Второй вариант развития — это нео-маоистский Китай, где вся власть сконцентрирована в руках единого правительства ценой отказа от экономического прогресса. И, как обычно, наименее вероятен сценарий, при котором нынешняя ситуация будет продолжаться бесконечно.
В итоге все сводится к следующему: в ближайшие 20 лет Китай не превратится в геополитическую «линию разлома». Его географическое расположение делает это маловероятным при любом стечении обстоятельств, а при сегодняшнем уровне развития его военных сил на преодоление географического фактора уйдет больше десятилетия. Внутренние потрясения китайской экономики и общества вызовут слишком много проблем, чтобы с ними можно было быстро справиться, поэтому у Китая почти не останется времени на авантюры на международной арене. А в том случае, если Китай вступит в определенные отношения с иностранными державами, он с большей вероятностью будет защищать себя от вторжения, чем посягать на чью-либо территорию.