Андреас Везалий

(1514–1564)

Первое великое открытие в истории западной медицины принадлежит Андреасу Везалию, которому мы и воздаем должное в этой главе, однако у Везалия были предшественники, и мы не можем их не вспомнить.

Хотя Гиппократ и Аристотель имели кое-какое представление о некоторых костях и мышцах человека, ни тот ни другой не производили вскрытия человеческого тела. Их скудные сведения о человеческих органах основывались на результатах вскрытия животных. Однако в IV веке до нашей эры некий Герофилус из Александрии уже вскрыл несколько трупов. К несчастью, записи о результатах его наблюдений погибли при пожаре, что породило невероятную путаницу, царившую в анатомии на протяжении девятнадцати веков, до эпохи Везалия. Впрочем, утрата анатомических наблюдений Герофилуса была лишь одной из причин, затормозившей развитие анатомии. Вторая важная причина заключалась в трудах Галена, греческого врача, жившего во II веке. В течение многих сотен лет его анатомические наблюдения почитались как святыни, а любая критика в их адрес рассматривалась как опасная ересь, при этом усомнившийся в трудах Галена мог и лишиться жизни. Однако многие из приводимых великим греком описаний человеческих органов на самом деле основывались на изучении анатомии собак и обезьян, чего сам Гален и не скрывал. Судя по всему, в Древнем Риме вскрытие человеческого тела не разрешалось никому.

Во времена Средневековья вскрытие трупов было строго запрещено, анатомией никто не занимался, как, впрочем, и другими науками. Шли столетия, и только в монастырях еще теплилась какая-то интеллектуальная жизнь. Все изменилось в эпоху Возрождения. В некоторых итальянских городах-государствах (в частности, в Болонье, Падуе и Павии) стали ежегодно разрешать вскрытия нескольких казненных преступников — именно эти мертвые преступники, собственно, и сделали возможным рождение современной анатомии.

Первым, кто выполнил и описал вскрытие человеческого тела, стал Мондино де Луцци из Болоньи — его трактат «Anothomia» был написан в 1316 году, хотя увидел свет только в 1478-м. «Священные», хотя и ошибочные, анатомические наблюдения Галена настолько ослепили Мондино, что он не смог увидеть того, что бросалось в глаза. Как и Гален более чем за тысячу лет до него, Мондино дал неправильное описание селезенки как органа, опорожняющегося в желудок, печень счел пятидольной, нашел три желудочка в сердце и несколько сегментов в матке. Некоторые из его описаний справедливы для органов собаки, но никак не мужчины или женщины. И все же «Anothomia» де Луцци, выдержавшая более шестидесяти переизданий, в течение двухсот лет служила основным источником сведений об анатомическом строении человеческого тела.

В 1521 году Беренгарио да Карпи, возглавлявший кафедру хирургии и анатомии в Болонье, проведя, по имеющимся данным, более ста вскрытий, опубликовал свои «Комментарии» к «Anothomia». Эта книга, насчитывающая более тысячи страниц, впервые содержала анатомические иллюстрации, хотя и больше похожие на грубые схемы. Однако куда более важно то, что да Карпи стал первым ученым Средневековья и раннего Возрождения, решившимся поправить некоторые наиболее вопиющие анатомические заблуждения Галена. Вопреки ошибочным суждениям, сохранявшимся в течение четырнадцати веков, сердце больше не считалось трехжелудочковым, а матка — многосегментарным органом. Так рождалась наука анатомия.

Мы знаем, когда и где родился Везалий (в 1514 году в Брюсселе), в каких университетах он учился (в Лувене, Париже и Падуе), когда и где получил медицинскую степень (в 1537 году в Падуе). Мы даже знаем, на ком и когда он женился (на Анне ван Хамме в 1544 году) и что у него была одна дочь (Анна). Мы знаем, что в 1546 году он стал придворным врачом при императоре Священной Римской империи Карле V и оставался у него на службе до отречения Карла в 1556 году, после чего пользовал Филиппа II, короля Испании. Он служил при дворе вплоть до своей кончины в 1564 году, после возвращения из паломничества в Иерусалим.

Но вот почему Везалий отправился в это опасное путешествие — никто точно не знает. Может быть, во искупление какой-то ужасной ошибки? Существует версия о том, что он начал вскрывать тело якобы умершего дворянина, и оказалось, что у того еще бьется сердце. За эту страшную оплошность инквизиция приговорила врача к смерти, но король Филипп добился замены казни паломничеством. Какой бы ни была его истинная причина, очевидно, что Везалий отправился на Святую землю отнюдь не по собственным духовным устремлениям.

Все эти довольно скудные сведения о жизни Везалия остались бы неизвестными, если бы в 1543 году он не опубликовал книгу, которую отец американской медицины Уильям Ослер назвал «самой великой книгой в истории медицины». Прежде чем приступить к оценке этого революционного и по-настоящему изящного труда, остановимся подробнее на личности автора, Андреаса Везалия, врача эпохи позднего Возрождения. Определенное представление о его характере можно получить, читая его книгу. В возрасте тридцати двух лет он, вспоминая юность, описал некоторые занятия, которым предавался, но которые более не хотел продолжать.

Теперь я уже не стал бы охотно проводить долгие часы на парижском «Кладбище невинных», разбирая кости, как не стал бы ездить в Монфокон, чтобы их искать,  — однажды, отправившись туда с товарищем, я подвергся нападению своры диких собак. И теперь меня уже не беспокоило бы, что меня могут выгнать из [Университета] Лувена и я не сумею ночью, один, унести кости, чтобы сложить из них скелет. Не стал бы я и осыпать прошениями судей, чтобы они отсрочили казнь преступника до того дня, когда мне будет удобно провести вскрытие, и не стал бы я советовать студентам-медикам следить за тем, где хоронят того или иного человека, или настаивать, чтобы они замечали, кого лечат их учителя, с тем чтобы потом перехватить тело умершего больного. Я бы не держал неделями в своей спальне трупы, вырытые из могил, или выданные мне после публичных казней, и не стал бы мириться со скверными характерами скульпторов и художников, которые заставляли меня чувствовать себя хуже, чем тела, которые я вскрывал. Однако тогда, будучи слишком молодым, чтобы зарабатывать на искусстве, я, желая углубить наши общие познания, с готовностью и радостью делал все это.

Этот устрашающий отчет о том, чем занимался Везалий, будучи студентом медицинской школы в Париже, а потом — анатомом в Падуе, показывает нам молодого человека, жаждущего любой ценой познать секреты человеческого тела. Он расчленял трупы, чтобы изъять из них кости, и дрался за них с дикими собаками. Что можно сказать о человеке, подбивающем своих студентов записывать имена больных, которых лечат их преподаватели, дабы потом, когда эти больные умрут, похитить их тела? Что это за человек, который может ночь за ночью спать в комнате с разлагающимися трупами? А какие требования он предъявлял скульпторам и художникам, добиваясь, чтобы они изобразили ткани или органы точно такими, какими он видел их на анатомическом столе! Да, Везалия никак нельзя признать ни добрым, ни способным к состраданию человеком. Прежде всего он был хладнокровным, упрямым и невероятно целеустремленным.

Когда в 1533 году он приехал в Париж, чтобы продолжить изучение медицины, ему было всего девятнадцать лет, но он уже твердо решил добиться таких успехов в анатомии и хирургии, чтобы император Карл V назначил его одним из своих лейб-медиков. В конце концов, его дед и отец (кстати, Андреас был незаконнорожденным) состояли на службе у императора!

Обуреваемый честолюбием, молодой фламандец вскоре наловчился так вскрывать трупы животных, что на него обратили внимание два самых известных анатома Европы — Якоб Сильвий и Джон Гунтер, преподававшие в Парижском университете. Сильвий научил Везалия правильно вскрывать собак, а Гунтер сделал его своим ассистентом на вскрытиях человеческих тел. Именно в эти годы Везалий по собственной инициативе ходил на парижские кладбища выкапывать трупы.

В 1536 году Везалию как фламандцу и верноподданному Карла V пришлось покинуть Париж, поскольку солдаты Священной Римской империи собирались захватить город. Вернувшись в Брюссель, Везалий продолжил медицинскую карьеру в Лувенском университете. В это время он уже тайно производил вскрытия человеческих трупов.

В 1539 году он уехал из Лувена в Падуанский университет, где, спустя несколько месяцев, получил степень доктора медицины. Он с таким умением и тщанием занимался анатомированием трупов, что уже через несколько недель после получения степени, совсем молодым — ему исполнилось тогда всего двадцать три года! — был назначен главой кафедры хирургии и анатомии Падуанского университета. Но Везалий не прекращал своих штудий и продолжал вскрывать трупы животных и казненных преступников, а тайком и другие трупы, похищенные с кладбищ.

Некоторое время Везалий, подобно всем анатомам, практиковавшим до него, продолжал воспринимать человеческое тело таким, каким его описал Гален, а не таким, каким видел своими глазами. Но в 1538 году он опубликовал «Шесть анатомических таблиц», где впервые осмелился указать на некоторые ошибки, допущенные Галеном. Это были заведомо незначительные ошибки, но на протяжении четырнадцати столетий ни один анатом не решился их исправить. Еще один поразительный факт. Известно, что к этому времени медицинские сочинения в письменном виде распространялись уже в течение пяти веков, но именно в книге Везалия впервые содержались иллюстрации, представлявшие собой не грубые схемы, а художественно оформленные, реалистические изображения костей и мышц человеческого тела.

Три последние иллюстрации в «Таблицах» выполнил ученик Тициана Ян Стефан ван Калькар. Более того, этот художник оплатил печатание книги и получил всю прибыль от ее продажи. Правда, что явилось причиной такого странного денежного соглашения, осталось тайной.

Везалий сильно отличался от своих предшественников и современников. Обычно они сидели в кресле где-то над телом, которое вскрывал какой-нибудь цирюльник, зачитывали студентам тексты Галена и не обращали ни малейшего внимания на органы и ткани анатомируемого тела. В отличие от них Везалий сам вскрывал трупы, пачкая руки и одежду кровью, копаясь в часто инфицированных и гниющих органах. Он свято верил, что только так можно познать истину — строение человеческого тела, — и неустанно внушал это своим студентам и коллегам-врачам, посещавшим его публичные вскрытия.

А ведь в XVI веке, когда на его руки, а возможно, и лицо попадали частицы зараженных тканей, не существовало ни защитных перчаток, ни средств антисептики. Хуже того, никто и не подозревал о существовании бактерий или вирусов и о том, какие смертельные болезни они могут вызывать. Везалий и трое его самых одаренных студентов (Коломбо, Евстахий и Фаллопий), собственными руками копавшиеся в тканях инфицированных трупов и делавшие это с неменьшим рвением, чем сам Везалий, умерли, не дожив до пятидесяти пяти лет! Вспомним четырех художников — Микеланджело, Леонардо, Тициана и Челлини, — живших в то же самое время и в тех же самых городах: все они прожили больше шестидесяти пяти, а двое из них — Микеланджело и Тициан — даже больше восьмидесяти пяти лет! Судя по всему, в то время резать человеческое тело было куда опаснее, чем его рисовать или ваять.

После издания «Таблиц» и до 1543 года Везалий не написал ничего особо выдающегося. Он продолжал вскрывать трупы и учить студентов в Падуе, недолгое время работал в Болонье. К двадцати девяти годам — к моменту издания трактата «О строении тела» — молодой ученый уже пользовался уважением в Италии, Париже и Брюсселе как анатом, с невероятным умением производящий вскрытие человеческого тела.

В 1544 году, через год после выхода своего знаменитого труда, Везалий оставляет Падуанский университет и становится одним из придворных врачей императора Карла V. Некоторые историки медицины выражали удивление по поводу столь резкого прекращения научной карьеры Везалия, пытаясь понять причины такого поворота в его судьбе. Однако, как мы уже отмечали, амбициозный и весьма прагматичный Везалий всегда стремился служить при императорском дворе. Никто и никогда не замечал за ним чрезмерной преданности какому-либо университету или медицинской школе. Человеку, готовому вырывать полуодетые трупы темной ночью на кладбище из пасти голодных собак, способному спокойно, хладнокровно проводить вивисекцию, несмотря на душераздирающие вопли животных, подобная щепетильность была несвойственна.

Мы уже упоминали, что в 1544 году Везалий женился на Анне ван Хамме из Брюсселя, и на следующий год она подарила ему дочь, также Анну. О жене и дочери его больше ничего не известно, за исключением того, что обе они вышли замуж через год после смерти великого анатома. Есть подозрения, что отношения супругов не отличались особой нежностью.

Итак, всю жизнь обуревавшее Везалия стремление поступить на службу врачом при императорском дворе наконец осуществилось. После этого он полностью прекратил занятия наукой. Тем не менее в Европе его по-прежнему почитали как одного из самых выдающихся врачей того времени. В 1559 году, когда король Франции Генрих II был тяжело ранен на рыцарском турнире, Везалия вызвали из Брюсселя в Париж. Генрих II (чье имя вспоминают главным образом в связи с его невероятно обворожительной фавориткой Дианой де Пуатье и со столь же невероятно мужественной и коварной супругой Екатериной Медичи) получил удар в голову и глаз обломком копья, пробившим его шлем. До приезда Везалия врачи Генриха не смогли точно установить, насколько глубоко в голову вошли обломки древка. Они взяли вторую часть копья и с силой вбивали ее в отрубленные головы четырех преступников, казненных накануне. После этого врачи вскрывали каждую голову, чтобы определить, затронут ли мозг. Этот удивительный эксперимент не принес никакой пользы.

Осмотрев раненого короля, Везалий сразу все понял и объявил, что рана смертельна. Несмотря на неоднократные кровопускания и клизмы, левая часть тела короля оставалась парализованной, тогда как правую сотрясали конвульсии. Через десять дней он умер. Везалий присутствовал на вскрытии, показавшем тяжелое повреждение мозга и субдуральную гематому с правой стороны черепа.

В 1562 году, когда после серьезной травмы тяжело заболел наследный принц Испании дон Карлос и король Филипп II поручил Везалию наблюдать за работой пяти врачей, уже лечивших принца, это стало еще одним подтверждением признания его авторитета.

Дон Карлос — низкорослый, жестокий и упрямый — с первых дней жизни создавал проблемы своему отцу Филиппу II. Он родился с зубами и, будучи младенцем, так яростно жевал соски кормилицы, что ее истерзанная грудь воспалилась. В двенадцатилетнем возрасте он получал удовольствие от жизни, заживо поджаривая животных и соблазняя хорошеньких девушек.

Именно второе увлечение и стало причиной травмы. Принцу тогда было восемнадцать лет. Поджидая гулявшую в саду дочку сторожа (в которую принц был безумно влюблен), он так стремительно побежал вниз по лестнице ей навстречу, что споткнулся и упал, перекувырнувшись, при этом сильно ударившись головой о ручку двери внизу у лестницы. Принц довольно скоро пришел в себя, но три придворных врача нашли у него сзади на шее рану размером с ноготь. Рану тщательно обработали различными мазями и настоями. По обычаям того времени были сделаны несколько кровопусканий и клизм.

Возможно, повязки, наложенные на рану, не были стерильными, и она загноилась. У принца началась сильная лихорадка. Встревоженный Филипп II отправил на помощь трем врачам, уже пользовавшим дона Карлоса, двух своих лейб-медиков. Затем, поскольку состояние сына продолжало ухудшаться, он послал за Везалием.

Шесть врачей провели пятьдесят совещаний, длившихся от двух до четырех часов, на десяти из которых присутствовал сам король. Он терпеливо слушал, как каждый эскулап высказывал свое мнение и предлагал свой метод лечения. Но в течение апреля и мая, несмотря на эти консилиумы, дону Карлосу становилось все хуже.

Тем временем в Толедо три тысячи испанцев, раздевшись до пояса, хлестали друг друга плетьми, надеясь, что это бичевание спасет жизнь принцу, а жители Алькалы (города, где боролся со смертью дон Карлос) принесли забальзамированный труп фра Диего, монаха-францисканца, умершего несколько веков назад, к постели лежавшего без сознания принца и уложили рядом с ним.

Однако улучшения не последовало, никакого медицинского чуда не произошло. Но время шло, и принц потихоньку начал поправляться. Его воспаленное лицо, изуродованное кровотечениями и нагноениями, постепенно приняло нормальный вид. Через три месяца после несчастного случая он даже смог присутствовать на бое быков.

Филипп II всегда считал, что исцелением сына обязан чудодейственной мумии фра Диего. В 1568 году он способствовал причислению монаха к лику святых. При всем своем желании мы не можем утверждать, что Филипп II был прав. Но мы можем быть уверены, что все опасные осложнения, последовавшие за простым ушибом дона Карлоса, имели ятрогенное происхождение, то есть были связаны с ошибками в действиях лечивших принца врачей.

Участие в двух медицинских консилиумах у одра особ королевского происхождения — это единственные упоминаемые в исторических источниках свидетельства деятельности Везалия во время его придворной службы, если не считать написанного им «Послания о китайском корне» (оно было издано его младшим братом в 1546 году), второго издания «О строении тела» в 1555 году и датированных 1561 годом комментариев («Examen») к «анатомическим наблюдениям» его бывшего ученика Фаллопия. Ни одно из этих сочинений не представляло результатов новых исследований. И опять-таки нам остается только гадать, почему после написания книги «О строении человеческого тела», чье содержание практически дало начало современной научной медицине, этот молодой, двадцатидевятилетний, мужчина вообще прекратил заниматься научными или медицинскими исследованиями.

Сам он в 1546 году, через три года после выхода в свет своей великой книги, написал, что она вызвала столько необоснованной критики, «истерзавшей его душу», что он укрылся при императорском дворе, где находил удовольствие в жизни, «далекой от сладкой праздности науки…». Он признавался: «Теперь я уже не помышлял издавать что-то новое, даже если бы мне этого очень захотелось или если бы мое тщеславие повелело бы мне это сделать».

С самого начала своей карьеры Везалий надеялся, что император пригласит его присоединиться к группе своих придворных врачей, и придумывал, как этого добиться. В 1537 году, в возрасте всего лишь двадцати трех лет, он планировал написать и издать книгу, не только революционную по содержанию, но и отличающуюся особым изяществом печати, качеством бумаги и иллюстраций, размером и красотой переплета. Он рассчитывал, что лично преподнесет свой труд, снабженный соответствующим посвящением, императору и тот, даже не разбираясь в медицине, должен будет признать его книгу самым потрясающим изданием медицинского содержания, которое когда-либо появлялось или появится на свете.

Можно с достаточной уверенностью утверждать, что Везалий, как он сам писал, не обремененный женой, детьми или домашними заботами, в течение примерно пяти лет вскрыл десятки трупов животных и людей — и все ради того, чтобы накопить энциклопедические познания, необходимые для написания книги. Ему пришлось также искать художников, которые захотели бы потратить долгие часы на зарисовки органов и тканей разлагающихся трупов. Его трактату «О строении человеческого тела» предстояло стать первой в истории медицинской книгой, содержащей более двух сотен поразительных иллюстраций.

Везалий осмелился даже отправить свою рукопись через Альпы, в Базель. Он знал, что Иоганн Опоринус, выдающийся ученый и, что еще важнее, известный книгоиздатель, сможет выпустить его труд на самой лучшей бумаге и с высочайшим качеством печати. И прежде всего Везалий был уверен, что Опоринус достаточно профессионален, чтобы напечатать его бесценные гравюры по дереву с необходимой точностью, без малейших искажений. Везалий не удовольствовался тем, чтобы просто писать Опоринусу письма с подробными инструкциями, — он сам поехал в Базель и оставался там, пока печатали книгу.

В конце лета 1543 года Везалий преподнес свой шедевр Карлу V. Книга действительно была настоящим шедевром: ее высота составляла 16,5 дюйма, ширина — 11 дюймов, переплет изготовили из царственного пурпурного панбархата, передний и задний форзацы — из пергамента, а все семьсот страниц были напечатаны самым изящным шрифтом, когда-либо использовавшимся в медицинских изданиях. Самой потрясающей деталью этого подарочного экземпляра были раскрашенные вручную иллюстрации. (Ни в одном из примерно ста дошедших до нас экземпляров книги цветных иллюстраций нет.) Судя по всему, это произвело огромное впечатление на императора. Неудивительно, что спустя несколько месяцев, несмотря на завистливую критику со стороны других врачей, состоявших при дворе, Везалий получил приглашение на придворную службу. Его юношеские мечты исполнились!

Теперь самое время обратить наше внимание на сам бессмертный шедевр: «О строении человеческого тела, в семи книгах» («De humani corpus fabrica, libri septum») — для краткости эту книгу обычно называют «Фабрика».

Хотя ученые-медики могут высказывать сомнения относительно того, что это описание человеческой анатомии в семи книгах (о чем сообщает латинское название) является наиболее важным открытием в западной медицине, все, безусловно, согласятся с Уильямом Ослером, что «Фабрика» была самой грандиозной из когда-либо изданных книг по медицине.

Мы уже указывали, что Везалий намеревался посвятить, а затем и преподнести Карлу V книгу, которая ошеломила бы его своим великолепием и красотой. Наверное, так и произошло, хотя король вряд ли мог понять или вполне оценить её содержание. Но Везалий совершил гораздо более значимое деяние — его «Фабрика» пробудила медицину от четырнадцативекового глубокого сна.

Первой реакцией врачей на появление «Фабрики» стало удивление. Никогда раньше медицинские книги не отличались такими размерами. Никогда раньше в медицинских книгах не было иллюстраций, отличавшихся такой художественной красотой и анатомической точностью, и никогда раньше (и никогда после этого) медицинские книги не набирались таким изящным типографским шрифтом.

Современники Везалия были изумлены невероятным вкусом и роскошью издания, однако куда более их потряс, а многих просто привел в бешенство текст, содержавшийся в семи томах. Среди наиболее разъярившихся был и Якоб Сильвий, ведущий анатом Европы, некогда учивший Везалия анатомии. В открытом письме императору он писал: «Я молю Его Императорское Величество воздать суровое и заслуженное наказание чудовищу, которое он взрастил и выкормил в своем собственном доме, этому худшему образцу невежества, неблагодарности, дерзости и богохульства, сделать так, чтобы он не мог более отравлять остальную Европу своим тлетворным дыханием».

Злоба Сильвия была вызвана тем, что Везалий осмелился указать на неоднократные ошибки Галена при описании некоторых деталей человеческой анатомии, возникшие прежде всего потому, что Гален вскрывал трупы обезьян и собак и, следовательно, описывал ткани и органы этих животных, а не человека.

Реакцию Силовия объяснить трудно, ведь на излете Средневековья вскрытие человеческих тел уже доказало нелепость некоторых утверждений Галена, например, что печень является источником крови, что в матке имеется несколько камер и что секрет, вырабатываемый гипофизом, поступает непосредственно в нос. Мы уже упоминали о том, что ни один профессор медицины никогда лично не вскрывал трупы. Вскрытие производилось цирюльником, а профессор вслух зачитывал соответствующие пассажи из анатомических наблюдений Галена. Этот обычай ушел в прошлое только после выхода в свет «Фабрики». Кстати, большой раздел книги посвящен инструкциям о том, как именно следует производить вскрытие.

Кроме того, в «Фабрике» подчеркивался факт, которому ранее не придавалось должного значения, а именно что кости организма позволяют нам жить той жизнью, к которой мы привыкли. В книге указывалось, что кости не просто дают поддержку нашему телу и обеспечивают его подвижность — они защищают от повреждения хрупкие внутренние органы (включая мозг). Везалий особо отмечал, что без костей человек был бы просто неподвижным и бесформенным образованием.

Достаточно перелистать «Фабрику», чтобы понять — человеческий скелет просто завораживал Везалия. В первом из семи томов он посвящает костям 168 страниц; книга открывается замечательным набором иллюстраций — пять черепов, показанных под разным углом зрения. Затем Везалий описывает и представляет, с помощью великолепных рисунков, остальные кости и, проявив удивительную изобретательность, заканчивает книгу тремя изображениями скелета, каждое из которых занимает целую страницу. Один скелет показан подвешенным на виселице, второй — идущим, опираясь на костыли, а третий (рис.) стоит, нагнувшись над столом, опершись на него локтями, и словно бы разглядывает человеческий череп.

Великолепный с художественной точки зрения и точный с точки зрения анатомии рисунок — третье изображение скелета в «Фабрике» Андреаса Везалия. Скелет то ли рассматривает череп, то ли изучает его

Эти картинки скелетов, которые позже неоднократно воспроизводили в своих книгах другие авторы, нельзя рассматривать как обычные анатомические рисунки; это настоящие произведения искусства. Трудно сказать, что именно сделал для «Фабрики» Ян Стефан ван Калькар, но три «очеловеченных» скелета явно нарисованы его рукой. С художественной точки зрения в них много общего с иллюстрациями из «Анатомических таблиц», написанных Везалием раньше и иллюстрированных Яном Стефаном.

Второй том Везалий посвящает подробнейшему описанию мышц человеческого тела. С помощью тринадцати мускулистых мужских фигур показаны вначале поверхностные, а затем все более глубоко расположенные мышцы. Тут иллюстрации, по всей вероятности, тоже были созданы Яном Стефаном. Как и изображения скелетов, «люди из мышц» также представляют собой выдающиеся произведения искусства.

Когда Везалий писал о том, что «скверный характер скульпторов и художников» заставлял его чувствовать себя «хуже, чем тела, которые я вскрывал», он, вероятно, вспоминал свои ссоры с другими иллюстраторами, но не со Стефаном. Везалий остро нуждался в его таланте, но, по всей видимости, не смог заручиться его услугами при иллюстрировании оставшихся пяти книг. Качество рисунков, начиная с третьего тома, явно ухудшается. Дело не в том, что иллюстрации, представляющие вены и артерии в третьем томе или нервную систему в четвертом, органы брюшной полости в пятом, сердце и легкие в шестом и мозг в седьмом томе, плохи; просто они более схематичны, не так очевидна принадлежность органов человеку, а их исполнению не хватает художественного блеска.

Описывая внутренние органы (печень, селезенку, матку), Везалий слишком часто ставил в качестве иллюстраций изображение органов собаки или свиньи, а не человека. Кроме того, он не заметил присутствия в организме человека поджелудочной железы, яичников и надпочечников. Конечно, найти эти органы, особенно в разлагающихся трупах, довольно трудно. Однако Везалий мог бы лучше изучить, например, строение матки. Скорее всего, дело в том, что найти женский труп для вскрытия было труднее. Тем не менее известно, что у него была возможность обследовать половые органы по меньшей мере двух женщин. По каким-то причинам он так боялся рассечь девственную плеву, перекрывающую вход во влагалище, что совершенно не заметил маточные трубы на другом конце половых путей, кроме того, данное им описание матки беременной женщины и зародыша поражает какой-то средневековой грубостью.

Везалий проделал отличную работу по изучению основных артерий и вен, однако сердце и легкие описал не намного лучше Галена. Он так увлекся присвоением греческих, латинских или древнееврейских названий различным мышцам и тканям, что ни разу не задумался о том, чтобы дать какой-то из них свое собственное имя.

Если тома с третьего по пятый Везалий писал с меньшим вдохновением, чем два первых, посвященных костям и мышцам, то при написании шестого тома, посвященного мозгу, к нему вернулся прежний энтузиазм. И иллюстрации по качеству тут приближаются к иллюстрациям первого и второго томов (хотя и не достигают их уровня). Анатомические открытия Везалия, относящиеся к различным отделам мозга, имели огромное значение. До Везалия структура мозга и его функции оставались практически неизученными. С изданием седьмого тома стали понятны хотя бы некоторые структурные особенности головного мозга; с этого времени анатомы уже не могли игнорировать его существование.

В «Фабрике» Везалия содержался огромный объем научной информации, и неудивительно, что книга стала мощнейшим стимулом к дальнейшему развитию медицинской науки. Труд Везалия преподнес медицине такой бесценный дар, как научный метод: впервые были разработаны важнейшие инструменты исследования, которыми в будущем предстояло пользоваться медицинской науке: полное отрицание сверхъестественного начала, прямолинейный, бесстрастный язык, точное иллюстрирование, безжалостная жестокость вивисекции, необходимость определения приоритета открытия, формулировка обобщений на основании четко выстроенных отдельных наблюдений.

Через несколько недель после выхода в свет трактата «О строении человеческого тела» был издан его великолепный конспект — «Извлечение» («Epitome»). Эта книга, гораздо меньшая по объему, предназначалась для студентов-медиков, которые могли бы пользоваться ею непосредственно у анатомического стола. В «Извлечение» было включено несколько полностраничных рисунков скелетов и мышц из «Фабрики». Изумительным украшением стали два добавленных в книгу рисунка, также на целую страницу, изображающие красивого обнаженного мужчину (Адама) и обольстительную обнаженную женщину (Еву).

Такими в «Извлечении» Везалия, изданном в 1543 году вместе с «Фабрикой», показаны Адам и Ева. Одно время считалось, что автором замечательных рисунков был Тициан, но в настоящее время их приписывают Яну Стефану ван Калькару

Написанный Везалием трактат и занятия, проводившиеся им непосредственно у анатомического стола во время настоящих вскрытий, способствовали тому, что в Падуанском университете выросли три его последователя, которым было суждено в течение нескольких десятилетий после издания «Фабрики» совершить важнейшие открытия в области анатомии. Нет никаких сомнений, что возможными эти открытия сделали именно книга «О строении человеческого тела» и ее автор, описавший инструменты и методологию научных исследований.

Первый из этих знаменитостей — Реальдо Коломбо (1512–1559). Величайшим вкладом Коломбо в развитие медицины стало точное описание пути кровообращения из правого желудочка сердца в левый через легкие. Это описание, так же как и подробное описание самого сердца, впервые появилось в 1559 году в книге Коломбо «De re anatomica», опубликованной посмертно. В следующей главе мы еще расскажем о Коломбо, здесь же достаточно упомянуть о том, что Везалий его ненавидел. Причиной ненависти стало выдвинутое Коломбо обвинение в том, что в своем трактате Везалий якобы описал язык и глаза быка, а не человека.

Учеником Везалия был также Габриэль Фаллопий (1525–1562), его преемник на посту руководителя кафедры анатомии в Падуе. Он восхищался мастерством Везалия и его великой книгой, тем не менее нашел в ней ошибки и упущения — хотя проявил большую деликатность в критике, чем Коломбо.

Научившись от Везалия искусству вскрывать трупы собственными руками и верить собственным глазам, а не тому, что можно вычитать в трудах Галена, Фаллопий выявил и описал целый ряд анатомических структур, ускользнувших от внимания учителя. Например, он нашел и впервые описал яичники и маточные трубы, которые теперь носят его имя. Он дал современные названия влагалищу, плаценте и клитору; до Фаллопия эти органы вообще никак не называли.

Если о Везалии можно сказать, что он прорубил свой путь через ранее неизведанные анатомические джунгли, то Фаллопий прокладывал дорогу по полю, частично изведанному и уже отмеченному на карте. Он дал более точное, чем Везалий, описание костей и связок, у него даже хватило терпения и любознательности, чтобы вскрыть, изучить и описать костный полукружный канал внутреннего уха.

Самый блестящий из учеников Везалия, Бартоломео Евстахий (1520–1574), был в определенном смысле большим неудачником. В его судьбе повторилась история, случившаяся с Леонардо да Винчи. (Великий художник сделал поразительно точные зарисовки тканей и органов человеческого тела, но их нашли только через несколько веков после его смерти. Но даже тогда один из его рисунков, хранившихся в Королевской Виндзорской библиотеке, а именно рисунок с изображением человеческой матки и влагалища, «облегавшего» полностью эрегированный пенис, долгое время не выставлялся на всеобщее обозрение; публика увидела его только после смерти королевы Виктории.) Законченная и подготовленная к изданию уже в 1552 году великолепная, богато иллюстрированная гравюрами на меди рукопись Евстахия по какой-то причине более ста пятидесяти лет пролежала в полном забвении в Папской библиотеке Ватикана. Там ее обнаружил и опубликовал в 1714 году знаменитый кардиолог Джованни Ланчизи. Выдающиеся открытия Евстахия впоследствии делались заново и описывались как оригинальные анатомами куда более низкого уровня в конце XVI и на протяжении всего XVII века.

Если бы книга Евстахия увидела свет, когда он подготовил ее к изданию, то есть в 1552 году, медицина смогла бы сделать огромный шаг вперед, а Евстахий приобрел бы не меньшую славу, чем Везалий. Подобно Фаллопию, Евстахий не просто указал на ошибки, допущенные в «Фабрике», — он описал детали строения человеческого тела, совершенно упущенные Везалием. Гравюры на меди, изображающие симпатическую нервную систему, можно считать инновацией первостепенного значения. Он открыл грудной лимфатический проток и дал отличную иллюстрацию лимфатической системы, которую не заметил не только Везалий, но и Уильям Гарвей через семьдесят шесть лет после него. Помимо этих двух важнейших систем Евстахий правильно описал анатомию человеческой почки и стал первым, кто нашел и описал надпочечники и трубку, соединяющую среднее ухо с полостью рта и носящую сегодня его имя.

Разумеется, открытия в области анатомии продолжались и после смерти Везалия и его трех незаурядных последователей из Падуанского университета. Более того, эти открытия совершаются и сегодня. Но начало всему положила именно книга «О строении человеческого тела». Так закончим же эту главу словами самого Везалия:

Я не мог бы сделать ничего более полезного, чем дать новое описание всего человеческого тела, чью анатомию никто не понимал, поскольку Гален, несмотря на все множество его трудов, сообщил об этом крайне мало, и я не знаю, каким еще образом я мог бы донести результаты своих исследований до моих студентов.