Ирландия, 1833 год. В деревушку Бейле Бейг/Бэллибег, где в школе изучают греческий и латынь и живут в своем утопическом мирке, приезжают английские военные составлять топографические карты местности. Больше не будет колоритных, звучащих, как музыка, названий, а будут «Черная гряда», «Свиной форт» и так далее. Английский лейтенант Йолланд, влюбившись в местную красотку Мейре, пропадает, а это грозит всем жителям выселением и уничтожением деревни…

Написанная в 1980 году пьеса Брайена Фрила «Нужен перевод», рассказывающая о военно-топографической съемке страны, — история с подтекстом. Она — о возможностях взаимопонимания людей, при этом не обязательно, чтобы эти люди говорили на разных языках. Жители деревни давно привыкли к всякого рода напастям и выработали методы борьбы с ними, но об этом упоминается вскользь. Занимают их обычные человеческие проблемы, личные успехи и неудачи. Немного чудной способ общения посредством греческого и латыни не столь утопичен, как кажется. Бегство в античность — это не попытка укрыться от реальности. Настоящее сиюминутно и быстро проходит, а прошлое уже не изменится, оно на века. И какими бы проблемами вы ни жили — все пустяки. И вражда с военными ерунда. Всегда можно найти выход — спрятать скот, спрятаться самим. Этот конфликт, он где-то там, далеко, за сценой. А здесь — ирландские названия, которые никак не перевести на английский, не потеряв их своеобразия. И актуален вопрос: а надо ли это своеобразие сохранить, даже если никто не помнит легенду, из-за которой это место названо так, а не иначе?

Ты живешь в мире, где все время приходится принюхиваться — не порча ли уничтожает поля картофеля, где нет ничего постоянного, где ждешь беды. А древние языки — прекрасны и незыблемы, как тысячелетия назад. Они вечны, и с этим «вечным» вполне можно вести диалог и даже мечтать, как Джимми (Евгений Чмеренко), о женитьбе на совоокой богине Афине. Для Джимми разговоры на греческом и латыни — дело обычное. Он погружен в книги и может бесконечно наслаждаться произведениями античных авторов. Глаза его горят, он взахлеб рассказывает о проделках Афины и всерьез задается вопросом, есть ли в нем частица бога, а в его избраннице Афине — частица смертного, чтобы брак стал приемлемым и для ее окружения, и для его. Над ним, конечно, посмеиваются, но по-доброму. Это «игра», в которую жителей вовлек учитель греческого и латыни Хью (Григорий Дитятковский). Сельский интеллигент и пьяница весь спектакль не желает слышать об изучении английского языка. «Английский… не может с достаточной полнотой выразить нас». Но именно Хью понимает ограниченность любого языка. «Слова — это сигналы, знаки. Они не вечны. И может случиться… как бы это сказать понятней… может случиться, что цивилизация окажется узником лингвистического контура, который уже больше не соответствует пейзажу… факта».

Хью Дитятковского воспринимает проблему языкового барьера так же остро, как и его «неразумные» односельчане. Только она для него шире контекста современных событий. Его «вавилонская башня» может быть достроена, ведь единый язык для всех у него уже есть, только «строители» все время подвергают сомнению правильность выбора. Не просто быть учителем в селе, где школа находится в бывшем коровнике.

В спектакле читается остроумная двойственность. Ученики Дитятковского играют роли учеников Хью, а Хью играет сам мастер актерского курса. Это привлекает внимание, и кажется, что появится Хью на сцене — и все взгляды сосредоточатся на нем. Ничего подобного. Мастер «вливается» в уже созданную атмосферу и лишь чуть-чуть направляет действие. Иногда это только «громкость звука», чтобы слишком истеричные ноты не прорывались наружу. Он негромко, но отчетливо произносит слова, и выравнивается речь всех персонажей. Он как камертон, настраивающий спектакль, задающий темпоритм.

Магнус (Сергей Федоров) — старший сын Хью. Его физический недостаток — хромота — с лихвой компенсируется добротой, отзывчивостью. Он терпеливо и нежно заставляет плохо говорящую Сару (Ирина Бравинская) проговаривать свое имя. Радуется, слыша исковерканное «Меня зовут», это ведь его личное достижение. Он влюблен в Мейре, он — поддержка для своего спивающегося отца, он не отталкивает брата, который становится на сторону англичан, но при этом остается ирландцем.

У Оуэна (Илья Дель), младшего сына Хью, задача сложнее. Он, вернувшись в свою деревню вместе с английскими солдатами и находясь у них на службе, вначале кажется предателем. Он неточно переводит слова капитана Лэнсея (Владимир Козлов), позволяет называть себя другим именем — Роланд, именно он берется за переименование. Но все это не из-за подлости натуры или желания выслужиться перед новым хозяином. Он пытается уберечь своих односельчан от грубости и прямолинейности капитана Лэнсея. Оуэн единственный знает оба языка, и кто, как не он, может наиболее адекватно перевести местные названия на английский? Илья Дель играет веселого обаятельного парня, способного ужиться с кем угодно, но не приспособленца. Его, как и всех, волнует судьба Ирландии, неотделимая от его частной жизни (никто в спектакле не говорит о судьбе, не произносит высокопарных слов, но, непроговоренная, эта мысль живет внутри каждого). Оуэн осознает, что сопротивление только тормозит развитие. Но когда жители деревни поджигают лагерь англичан, он — на стороне односельчан. Илья Дель убедительно играет эту раздвоенность в человеке. Твои убеждения — это твое частное дело, но в общей войне ты не волен выбирать, на чьей стороне воюешь. Это дано как условия задачи.

Другое дело Йолланд (Станислав Ткаченко), английский лейтенант, успевший полюбить эту местность, этот непонятный для него язык. Его «Как-как?» и «Что-что?» — это жажда понимать, жажда знания и жажда жизни. Он молод, наивен, и, влюбившись в Мейре, он нашел путь, чтобы проникнуть в этот заманчивый, но закрытый для него, как для чужестранца, мир. Он не хочет ничего в нем менять. Его привлекает эта размеренная жизнь, обычные деревенские дела. Слишком прямая спина и некоторая зажатость в движениях выдают в нем городского жителя. Ему еще только предстоит научиться непосредственности. Лейтенант Йолланд в военном мундире красного цвета с золотыми пуговицам похож на экзотическую птицу в мире естественных неярких красок. В разговоре с Мейре (Александра Большакова), желая ее понять, он как будто тянется вверх.

Жесты девушки ничем не скованы, она чувствует себя свободной от каких-либо условностей. Немного грубоватая манера поведения привлекательна. Она не садится, а быстро падает на табурет, расставив ноги. Широким жестом вытирает лицо, она устала, и нет никакой необходимости как-то себя сдерживать. Сильная и волевая Мейре полностью отдается чувству. Йолланд для нее как путешествие в другую страну, где все непонятно и бесконечно любопытно. Их взаимный интерес успеет проявиться. Не понимая слов, угадывая и чувствуя то, что хотелось сказать, они будут счастливы. И Александра Большакова и Станислав Ткаченко говорят на русском языке, но в их разговоре, когда один говорит, а другой не понимает, появляется нечто не имеющее отношение к смыслу фраз. Каждый повторяет «вода», «огонь», какие-то тривиальные фразы о погоде и природе, но говорят они о своих чувствах, о только что родившейся любви. Еще секунду назад они были в разных концах небольшой сцены, повторяли какие-то слова, спрашивали и не получали ответа, но вдруг — неожиданно для них самих — возникает диалог и они оказываются в объятьях друг друга.

По непонятным причинам Йолланд пропадает. То ли его убили (что вероятно в усугубляющейся ситуации), то ли он сбежал (что менее вероятно, так как успел полюбить и страну, и местную девушку), то ли просто спит за оврагом, «перебрав» накануне местного самогона. Но этот эпизод важен в истории о взаимопонимании людей, говорящих на разных языках.

Актеры используют для игры часть сцены, недоступную взгляду зрителя. Скрывшись за дверью, они что-то кричат в ответ, выходят на одну реплику и уходят обратно. Жизнь людей, школы, деревни подробно и с любовью воссоздана в декорациях, в приметах быта. Студенты обживают это уютное пространство, похожее из-за косых балок на чердак. Чердак, где постоянно приходится переступать через скамьи, какие-то щиты. Он заселен, но не замусорен. Часть этого пространства пуста. Только в глубине лежит сено, а книги окружают каркас лодки. Невидимая грань делит сцену на две части. В одной — грубые деревянные стулья, скамьи, грифельные доски и стога сена. В другой — ничего нет, пустота, место для вашей фантазии. В этом разуплотненном пространстве появляются девушки в белых рубахах. Они деревенские плясуньи на празднике, и они же море, и волны, и шум ветра. Они бегут, и обгоняют друг друга, и сдерживают. Плеск волн — это нежный девичий смех, гудки дальнего парохода, навсегда отплывающего, и похмельный шум в голове Йолланда. Из них составлен античный хор, без слов комментирующий происходящее и создающий свою музыку, добавляющий свое настроение. И легко себе представить не пыльный чердак сельской школы, а берег Эгейского моря, где и по сей день живут и здравствуют античные боги.

Режиссер в спектакле ослабил все социальные вопросы. Это не история захвата Ирландии, это не «антиглобалистская» история уходящего в прошлое под напором цивилизации всего привычного, милого, но не функционального (как ирландские названия). Это не рассказ о любви людей, говорящих на разных языках. Это все вместе. История, где жизнь продолжается. Вы можете быть одинокими, несчастными в любви, энтузиастами и прогрессистами, говорить на разных языках — жизнь продолжается. Ее течение не прервется ни на минуту, что бы ни происходило.

Ноябрь 2006 г.