Победив германцев и разместив легионы в зимних лагерях Центральной Галлии, Цезарь возвратился в свою провинцию в Северной Италии. Наместнику провинции, даже если он вел боевые действия за пределами Римского государства, полагалось хотя бы часть года проводить в местности, назначенной ему в управление. В провинции всегда находились государственные дела: контроль за общественными работами, рассмотрение всевозможных петиций, судебные разбирательства. Правда, Цезарь, и когда находился в Галлии, не забывал о своих обязанностях и решал многие безотлагательные дела с помощью своих секретарей и посланцев. Даже в походе, сидя на коне, Цезарь диктовал деловые письма писцу. Для доверительных сообщений своим друзьям и приверженцам Цезарь использовал тайнопись, переставляя определенным образом буквы. Но некоторые вопросы можно было решить лишь на месте.

В то время главным лицом на римской политической сцене стал бывший патриций, а теперь народный трибун Публий Клодий. Еще до отъезда Цезаря в Галлию Клодий провел закон о бесплатной раздаче хлеба городскому плебсу. Раньше при распределении хлеба учитывались интересы лишь самых бедных слоев римского населения — им хлеб продавался по низким ценам; теперь же, согласно закону Клодия, все городские плебеи, составлявшие большую часть местных жителей, обрели право получать хлеб бесплатно, в результате чего существенная доля городского бюджета пошла на покрытие непредусмотренных в нем расходов. Закон Клодия явился с его стороны очевидной уловкой завоевать популярность в народе, но тем не менее она удалась. Плебеи провозгласили его своим вождем и организатором, и, опираясь на поддержку простого народа, Клодий приступил к выполнению своих сумасбродных планов.

Первые месяцы своего трибуната Клодий придерживался линии популяров, а затем стал осуществлять свои личные планы, стремясь свести счеты со своими врагами. Сначала Клодий добился изгнания Цицерона, обвинив его в незаконной расправе с участниками заговора Катилины. Не ограничившись этим, он разрушил дом Цицерона, а на его месте выстроил храм Свободы. Затем Клодий с согласия Цезаря разработал искусный план удаления с римской политической сцены оптимата Катона. Когда Клодий был юношей, его, как и Цезаря, похитили сицилийские пираты, потребовав за него большой выкуп. Клодий в довольно непререкаемой форме попросил правителя Кипра заплатить за него пиратам, но тот отказался. Когда Клодий обрел наконец свободу, он поклялся отомстить несговорчивому правителю. И вот, став народным трибуном, Клодий провел в народном собрании закон об аннексии Кипра, оговорив в документе, что курировать захват Кипра станет Катон, наделяемый для этого чрезвычайными полномочиями. Это был удар в спину Катону, являвшемуся главным противником предоставления кому-либо неограниченной власти. Отказ Катона означал бы пренебрежение им волей народа, поэтому, скрепя сердце, он согласился с тягостным назначением и отбыл на Кипр.

Но вскоре Клодий лишился поддержки Цезаря, когда попытался организовать убийство Помпея. Дело кончилось тем, что Помпей, опасаясь за свою жизнь, перестал выходить из дома. Воспользовавшись сложившейся ситуацией, оптиматы попытались склонить Помпея разорвать свои взаимоотношения с Цезарем и даже посоветовали ему расторгнуть брак с Юлией, но Помпей отказался, ограничившись тем, что поддержал оптиматов, боровшихся за возвращение Цицерона, заклятого врага Клодия.

Однако Цезаря вскоре стало заботить не политическое противостояние в Риме, а положение в Галлии. Пока его армия находилась на зимних квартирах в Центральной Галлии, племена бельгов в Северной Франции, Нидерландах и Бельгии вынашивали дерзкие планы по разгрому римского войска. Бельги рассудительно заключили, что раз римляне завоевали Южную Галлию и недаром остановились в Центральной Галлии, то они в скором времени доберутся и до северных земель галлов. Лучше не теряя времени дать отпор римлянам, а не ждать, когда они завоюют все земли южнее Сены. Бельгов подстрекали к активным военным действиям бежавшие из Центральной Галлии знатные галлы, недовольные тем, что римляне помешали их планам возглавить местные племена. Многие из несостоявшихся, но возможных правителей обычно даже были довольны существовавшей веками затаенной борьбой между галльскими племенами и использовали любую возможность, чтобы столкнуть их между собой и на фоне этой борьбы добиться желанной власти. Но Рим путал все карты. Если римляне захватят власть в Галлии, то контроль за естественными богатствами и людскими ресурсами перейдет от вождей племен к римским наместникам. Однако некоторые галлы, такие как Дивитиак полагали, что, если галльские земли станут частью Римского государства, то их соплеменники смогут приобщиться к римской культуре, а сами они смогут извлечь для себя немалую выгоду. Конечно, придется пожертвовать независимостью, но римляне всегда вознаграждают именитых людей, которые с ними плодотворно сотрудничают. Однако бельги составляли группу племен, которым не было дела до римской цивилизации. За единственным исключением, бельгийские племена были готовы сразиться с римлянами.

Вести о бельгийских приготовлениях настигли Цезаря в Северной Италии ранней весной, и он, втайне и за собственный счет, начал набирать и обучать два новых легиона из галлов, проживавших в долине По. Галльская натура новобранцев проявлялась во всем, даже в языке. Одна группа из Северной Италии даже выбрала прозвище «алауда» («жаворонок») в качестве имени своего легиона. В начале лета Цезарь направил эти легионы в Центральную Галлию, где они присоединились к стоявшим там шести ветеранским легионам. Сам Цезарь вскоре последовал за солдатами и принял командование в пору, когда только-только начало созревать зерно. Никто из современников не заметил — а Цезарь об этом не упомянул, — что его войско из восьми легионов двое превышало численность, установленную сенатом для галльской армии. Поскольку Цезарь оплачивал половину содержания солдат из собственных средств, воины, конечно, были больше преданны лично Цезарю, чем Риму. Будучи кельтами по рождению и воспитанию, новобранцы из Северной Италии носили лучшее римское вооружение и усердно обучались римской тактике и дисциплине. Они с гордостью называли себя римлянами и рассчитывали, что однажды Цезарь вознаградит их, даровав им римское гражданство.

Прибыв в войско, Цезарь двинул свои легионы на север к границам Бельгии. От сенонов, живших с бельгами по соседству, он узнал, что бельги действительно готовятся к войне с римлянами. Раньше бельгийские племена если и воевали, то только между собой, а сейчас все говорило о том, что они решили объединиться, чтобы выступить против римлян единым фронтом. Такое положение не могло не тревожить Цезаря, и он весьма обрадовался, когда к нему явилась делегация ремов, могущественного бельгийского племени, проживавшего в районе современного Реймса. Вожди ремов, еще зимой посовещавшись между собой, пришли к заключению, что римляне являются грозной силой, с которой бельгам не справиться, и потому предложили Цезарю свою помощь в борьбе с другими бельгийскими племенами. Ремы пообещали римлянам предоставить вспомогательные отряды, постоянно снабжать их хлебом и другими продуктами, а чтобы уверить римлян в своей несомненной преданности, передать им заложников. Цезарь с радостью принял предложение ремов, иметь союзников в предстоящей трудной войне — великое дело.

От ремов Цезарь узнал, что бельги ранее жили на восточном берегу Рейна, но затем в поисках лучшей доли ушли из Германии и обосновались на новых, более тучных землях, а прежних обитателей — галлов изгнали. Бельги гордятся тем, что только они одни не дали вторгнуться в свою страну тевтонам и кимбрам. Среди бельгов первое место по численности, храбрости и влиянию в обществе принадлежит белловакам. Они могут выставить против римлян сто тысяч солдат, но при этом настаивают на верховном руководстве войной. Другие бельгийские племена их поддерживают. Нервии могут выставить пятьдесят тысяч солдат, морины, калеты и атребаты — по десять тысяч. Даже суессионы, соседи и друзья ремов, решили присоединиться к создающейся коалиции и выставить пятьдесят тысяч солдат.

Получив нужную информацию и отпустив ремов, Цезарь призвал к себе эдуя Дивитиака и, объяснив ему, насколько важно и для римлян и для эдуев разъединить неприятельские войска, повелел ему силами его войска вторгнуться в страну белловаков и опустошить их поля. Цезарь надеялся, что, понеся такие потери, белловаки выйдут из вражеской коалиции. В скором времени Цезарю доложили, что бельги стянули все войска в одно место и уже двигаются навстречу римскому войску. Тогда Цезарь спешно перевел свою армию через Эну, реку, протекавшую по самой границе ремов, и там на холме разбил лагерь. Этим самым Цезарь обезопасил свой тыл. На берегу реки, оставленном армией, он приказал возвести укрепление, чтобы прикрывать мост, по которому римлянам должны были подвозить продовольствие.

В лагере на берегу Эны римляне стали ждать неприятеля. Однако бельги решили сначала взять город ремов Бибракт, находившийся в восьми милях от расположения римлян. Подойдя к городу, они приступили к штурму. Бельги использовали следующий способ осады неприятельских городов. Приблизившись к городским стенам, они принимались забрасывать защитников города камнями и копьями, а когда те, не выдержав такого обстрела, покидали свои посты, бельги, прикрываясь щитами, высоко поднятыми над головой, приближались к стене и пытались ее подрыть, а городские ворота поджечь. И на этот раз бельги не отступили от сложившейся практики. Штурм Бибракта продолжался до вечера, но все же ремам удалось устоять. Однако комендант города известил Цезаря, что если ему не окажут помощь, то дольше он держаться не сможет.

Римляне по меньшей мере в пять раз уступали в численности противнику, и Цезарь счел невозможным дать сражение бельгам в неблагоприятных условиях. Поэтому он послал ремам состоявших у него в армии балеарских пращников и критских стрелков из лука, способных поражать цели с дальнего расстояния. Пращники и стрелки пришли в Бибракт ночью и одним своим появлением подняли дух защитников города, а на следующий день они блеснули своим искусством. Бельги, находившиеся, как они полагали, на безопасном расстоянии от противника, внезапно услышали странный свист и стали один за другим падать наземь. Пращники использовали в бою куски свинца и гладкие камни, невидимые в полете и способные свалить с ног человека, даже если попадали ему в защищенное место. Большой урон бельгам нанесли и стрелки из лука. Понеся значительные потери во время этой странной и смертоносной атаки, бельги оставили мысль о захвате города и двинулись по направлению к лагерю Цезаря, по пути опустошая поля и сжигая деревни ремов.

Бельги разбили лагерь на широкой возвышенности за узким болотом в двух милях от расположения римских войск. Глядя на костры бельгов, можно было понять, что лагерь их тянется на восемь с лишним миль в ширину. Бесчисленные костры приводили в смятение, к тому же было известно о бесстрашии и свирепости бельгов, и Цезарь засомневался, сможет ли он своими сравнительно малыми силами одолеть неприятеля в открытом бою.

Последующие несколько дней боевые действия между римлянами и бельгами ограничивались конными стычками, которые показали, что враг не так грозен, как римлянам представлялось. Цезарь не хотел подвергать излишнему риску своих людей, но он знал, что, находясь в лагере, бельгов не одолеть, поэтому он принял решение дать неприятелю решительное сражение, предварительно к нему подготовившись. По обоим склонам холма, на котором стоял его лагерь, Цезарь провел по фронту поперечные рвы, чтобы нивелировать при атаке противника его превосходство в численности. На концах этих рвов, чтобы прикрыть в бою фланги, Цезарь установил артиллерию — баллисты и скорпионы. Жуткие скорпионы были весьма эффективны и представляли собой, если упрощенно, большие луки, способные метать тяжелые стрелы на дальние расстояния с существенной пробивной силой. Что касается баллист, каменные снаряды которых легко обезглавливали человека, то их поставили у рвов, хотя обычно такие машины применялись при осаде городов. Подготовившись таким образом, Цезарь выстроил на холме свое войско.

Бельги также вышли из лагеря и приготовились к бою. Между войсками находилось небольшое болото, но никто не спешил его первым переходить. Римляне, готовые к бою, ждали, когда бельги начнут переправу через болото, чтобы, воспользовавшись их затруднениями, атаковать неприятеля. Однако бельги так и не двинулись с места, и Цезарь отвел свою армию назад в лагерь. Рисковать Цезарь не собирался, но его удручило то, что и бельги не стали лезть на рожон.

Однако как только Цезарь отвел армию в лагерь, бельги скрытно направились к реке Эна, намереваясь переправиться через реку, взять римское укрепление, возведенное на ее берегу, и напасть на римское войско с тыла. Получив это известие, Цезарь перевел по мосту всю свою конницу, стрелков из лука и пращников. К этому времени бельги начали переходить реку вброд, но их попытка застать римлян врасплох успехом не увенчалась. На бельгов, переправлявшихся через реку, стрелки из лука и пращники обрушили град стрел и камней, а тех, кто перешел через реку, перебила римская конница, успевавшая действовать на обоих берегах Эны.

Не сумев застать римлян врасплох и потерпев поражение у реки, бельги вернулись в свой лагерь. Там они созвали собрание и, исходя из того, что римлян не вовлечь в бой на открытом месте, где их можно было бы взять числом, постановили разойтись по домам и ждать, что предпримет противник. Бельги также решили вновь собрать армию, если римляне нападут на какое-либо бельгийское племя. К такому решению привело еще и то обстоятельство, что бельги узнали о приближении эдуев к земле белловаков. Ночью бельги свернули лагерь и с неимоверным шумом и криками выступили в поход, похожий на бегство. Цезарь не понимал причины этого отступления, опасался засады и потому держал свое войско в лагере. На рассвете Цезарю доложили, что бельги действительно отступают, и тогда он приказал коннице преследовать неприятеля. Бельгийский арьергард оказал яростное сопротивление, но большинство бельгов, прикрывавших отступление армии, пало на поле боя.

Находясь в войсках, Цезарь постоянно повышал боевую готовность своих солдат и поднимал их боевой дух. В римской армии не было полководца строже и требовательнее, но солдаты тем не менее следовали за ним с неизменным энтузиазмом и непрестанной верой в победу. Он никогда не принимал во внимание происхождение своих воинов, для него все были равны — и аристократы, и простолюдины. Цезарь ценил солдат только за мужество и неустрашимость в бою. На сходках он не прибегал к обращению milites («воины»), а употреблял слово соmmilitons («товарищи»). В мирное время он не держал солдат в строгости, закрывал глаза на незначительные проступки. Заботясь о внешнем виде солдат, он награждал их оружием, украшенным накладным серебром и золотом. Но когда армия находилась на марше, Цезарь требовал от солдат беспрекословного повиновения и порядка. Дезертиров и бунтовщиков он жестоко наказывал. Во время кампании Цезарь обычно не говорил о часе выступления армии и тем держал солдат в постоянной готовности, а иногда поднимал войско в поход без всякой сиюминутной военной надобности, а лишь для того, чтобы повысить выносливость и закаленность солдат. А вот после большой победы Цезарь отпускал солдат в город и обычно при этом хвастался, что его солдаты не промах и среди благовоний.

Впрочем, после отступления бельгов у римлян не было времени отдыхать. Противник все еще значительно превосходил их числом и мог застать их врасплох, если они потеряют бдительность. Оценив обстановку, Цезарь повел свою армию вниз по Эне к крепости суессионов Новиодуну (современному Суассону), предполагая быстро взять ее штурмом, ибо, как ему доложили, гарнизон крепости был весьма малочислен. Однако, подойдя к крепости, Цезарь, к своему удивлению, увидал, что она окружена высокой стеной и глубоким рвом. Тогда он разбил у крепости лагерь, а на следующий день послал солдат в лес заготовлять материал для постройки сооружений, необходимых для штурма крепости. Затем за дело принялись плотники. Они построили крытые подвижные галереи и подвижные башни для обстрела стен из метательных машин. Тем временем другие легионеры засыпали ров вокруг крепости. Осадные сооружения, доселе небывалые в Галлии, и быстрота, с которой их возвели, произвели на суессионов такое сильное впечатление, что они отправили к Цезарю делегацию, заявившую о капитуляции города, и, по ходатайству ремов, были помилованы. Впрочем, Цезарь и без ходатайства со стороны проявлял милосердие к людям, сдавшимся добровольно, и позволял им продолжать привычную жизнь. Но если Цезаря вынуждали захватить город силой, то он поступал с его жителями по законам войны.

Цезарь был крайне доволен тем, что не пришлось овладевать крепостью штурмом. Римская армия была достаточно сильна для того, чтобы взять любой город, но для этого порой требовались недели, а Цезарь не хотел терять время в летнюю пору, благоприятную для кампании. Кроме того, любая осада неизбежно сопровождалась и собственными потерями. Правда, после взятия города в результате сражения победители разживались максимально осуществимой добычей, включая большое число рабов, но и из мирной капитуляции Цезарь неизменно извлекал выгоду, обкладывая данью да и налогами местное население.

Далее Цезарь направился в страну белловаков, находившуюся по соседству с Английским каналом. Белловаки были наиболее многочисленным племенем из всех бельгийских племен и считались искусными воинами, но с римлянами, как оказалось, теперь сражаться не собирались. Когда Цезарь находился в пяти милях от Братуспантия, крепости белловаков, к нему из города вышли старцы. Они сообщили, что белловаки отдаются на волю Цезаря, и взывали к милосердию. Когда римляне подошли к крепостным стенам и стали разбивать лагерь, с просьбой о милосердии к ним также обратились белловакские женщины, вышедшие из города вместе с детьми.

За белловаков вступился Дивитиак. Он сообщил, что это бельгийское племя всегда было дружественно эдуям, а изменило им и выступило против римлян только по подстрекательству своих недальновидных вождей, которые, осознав, какую беду они навлекли на своих соплеменников, бежали в Британию, оставив на милосердие Цезаря старцев, детей и женщин. Цезарь принял капитуляцию города, повелев белловакам сложить оружие и предоставить ему заложников, удостоверив тем самым свою готовность вести мирную жизнь. Так Цезарь за один день, да еще без кровопролития, подчинил себе самое многочисленное бельгийское племя.

Покорив белловаков, Цезарь двинулся дальше, к стране нервиев, наиболее грозному из всех бельгийских племен. Подобно древним спартанцам, они вели аскетический образ жизни, соблюдали постоянную боевую готовность, а во время боевых действий — строжайшую дисциплину. Нервии не пускали к себе купцов, полагая, что ввозимые ими вино и предметы роскоши изнеживают душу и притупляют отвагу. Нервии осуждали эдуев, ремов и белловаков за бесславную сдачу на милость Цезаря и клялись, что сами на уступки римлянам не пойдут.

Как доложили Цезарю, войско нервиев в ожидании римской армии стояло лагерем, укрывшись в лесу, на южном берегу Самбры вместе со своими соседями атребатами и виромандуями, решившимися после длительных уговоров присоединиться к нервиям. Нервии и их союзники также ожидали подхода войска адуатуков, которые уже находились в пути. Старцы, дети и женщины всех этих племен укрылись в надежном месте среди болот, недоступном для неприятеля. Цезарь знал, что ему противостоит грозное войско, но не предвидел ловушки.

Цезаря сопровождали в походе многие из ранее сдавшихся ему бельгов. Как впоследствии выяснилось, некоторые из этих людей перебежали ночью к нервиям, рассказали им о порядке движения римских войск и, обратив внимание на то обстоятельство, что все римские легионы разобщены между собою обозом, предложили нервиям внезапно напасть на первый легион неприятеля, пока остальные легионы еще далеко, и разграбить обоз, что остановит наступление Цезаря.

Цезарь положил разбить лагерь на возвышении у реки, подальше от леса, но, приближаясь к реке, он изменил порядок следования на марше: теперь впереди шли шесть легионов, за ними следовал обоз всего войска, а замыкали колонну два недавно набранных легиона, прикрывавшие обоз с тыла. Нервии обманулись в своем ожидании, но это их не смутило. Как только римляне силами шести легионов, прибывших к реке первыми, стали разбивать лагерь, нервии под покровом деревьев приблизились к берегу и напали на римлян, застав их врасплох. Построиться в боевой порядок у римлян не было времени, и каждый принял бой там, где стоял.

Как пишет Цезарь в «Галльской войне», ему в создавшемся положении пришлось заняться несколькими делами одновременно: дать сигнал трубой, отозвать солдат от шанцевых работ, построить всех в боевой порядок, ободрить солдат и дать общий сигнал к контратаке. Нападение нервиев и их союзников было столь неожиданным и стремительным, что римская армия была бы непременно разбита, если бы не регулярная боевая подготовка солдат и не опыт, полученный ими в предыдущих боях. У Цезаря не было времени собирать офицеров и вырабатывать план сражения, поэтому каждый легат действовал по своему усмотрению, возглавив легионеров, оказавшихся рядом с ним. С неимоверным трудом римляне на своем левом фланге отбросили виромандуев и атребатов, но на правом фланге против них действовали нервии. Они прорвались к римскому лагерю и грозили окружить римское войско.

Тогда Цезарь направился к своему правому флангу, спешился и прошел в первые ряды.

Там он лично поздоровался с каждым центурионом и, ободрив солдат, приказал им идти в атаку, а манипулы раздвинуть, чтобы легче можно было действовать мечами. Его появление внушило солдатам надежду и вернуло мужество [25] .

Появление Цезаря в первых рядах сражавшихся воодушевило легионеров, и вскоре опасность окружения римлян была ликвидирована. Тем временем к месту сражения подошли два легиона, которые в арьергарде прикрывали обоз. Они немедля вступили в бой и овладели лагерем неприятеля. С появлением этих двух легионов положение изменилось, римляне перешли в наступление, в котором участвовали даже раненые солдаты. Инициатива перешла к римлянам, но нервии ожесточенно сопротивлялись: как только их первые ряды падали, на их месте возникали другие, чтобы тут же упасть и пополнить собой все возраставшее перед римлянами жуткое нагромождение из мертвых и раненых. Уцелевшие нервии, стоя на этом нагромождении, метали в римлян, словно с горы, копья своих погибших товарищей или перехватывали пущенные в них копья и пускали их назад в римлян.

Сражение завершилось полной победой армии Цезаря. Описывая его, Цезарь упоминает о беспримерной отваге своих солдат, попавших в начале боя в тяжелое положение, но и не умалчивает о собственных промахах, приведших к этому положению. После боя в лагерь Цезаря пришли старцы из числа тех, кто укрывался в болотах. Они сказали ему, что хорошо понимают, что нервии заслуживают лишь кары, и все же молят о милосердии. По их словам, из шестидесяти тысяч нервийских воинов в живых осталось только пятьсот, а из шестисот их вождей — только трое. Дальнейшие события показали, что нервиев в живых осталось намного больше, но все же не вызывает сомнения, что в сражении с римлянами они понесли значительные потери. По законам войны Цезарю следовало убить оставшихся в живых неприятельских воинов, а женщин и детей продать в рабство. Цезарь поступил по-другому — он проявил милосердие к побежденным нервиям и отпустил их домой, а их соседям повелел их не трогать, пригрозив по праву сильного наказать в случае ослушания.

Адуатуки, собиравшиеся выступить против римлян на стороне нервиев, узнав об их поражении, с полпути вернулись домой к западному берегу Рейна. Там, оставив все свои поселения, они собрались в хорошо защищенной крепости, окруженной с трех сторон неприступными скалами, а с четвертой — высокой двойной стеной. Адуатуки происходили от тевтонов и кимбров, которые пятьдесят лет назад после набега на северные римские земли, теснимые войском Мария, оставили на западном берегу Рейна награбленное имущество, которое не смогли унести в свои земли, а с ним — шеститысячный гарнизон для его охраны. Потомки этих людей и стали адуатуками. Приближаясь к крепости неприятеля, Цезарь, наверное, ощущал, что творит историю, продолжая дело своего знаменитого дяди Мария, разбившего тевтонов и кимбров. Теперь Цезарю предстояло покончить с адуатуками, посмевшими вслед за своими предками выступить против Рима.

Подойдя к крепости, Цезарь окружил ее валом, разместив в промежутках вала на небольшом расстоянии друг от друга несколько укреплений и отрезал тем самым адуатукам пути отхода от города. Затем римляне на безопасном расстоянии от крепости неприятеля стали строить подвижную башню. Наблюдая за ее постройкой, адуатуки, уверенные в том, что такую махину не подвести к крепостной стене, смеялись и издевались над римлянами. Но как только они увидели, что эта башня действительно движется и приближается к их стенам, это необычайное зрелище так поразило их, что они отправили к Цезарю делегацию, оповестившую о сдаче адуатуков.

Адуатуки попросили лишь об одном: не лишать их оружия, чтобы они могли защититься от враждебно настроенных к ним соседних племен. Цезарь ответил, что готов помиловать их народ, но только после сдачи всего оружия. Адуатуки в конце концов согласились выполнить это требование и сбросили оружие с крепостной стены в ров, находившийся перед городом. Однако, как вскоре выяснилось, они сдали не все оружие. Опасаясь, что римляне на следующий день их перебьют, адуатуки ранним утром открыли ворота и попытались скрыться из города, рассчитывая на то, что римляне, уверившись в капитуляции неприятеля, ослабили бдительность. Однако застать римлян врасплох адуатукам не удалось, и в завязавшемся сражении они потеряли убитыми почти четыре тысячи человек. Оставшиеся в живых скрылись в крепости. Но это адуатукам не помогло. Римляне тараном взломали ворота и взяли город. Пятьдесят три тысячи человек, включая детей и женщин, захваченных римлянами, Цезарь продал работорговцам, сопровождавшим в походе римскую армию. Теперь последним потомкам тевтонов и кимбров предстояло до конца своих дней работать в полях и каменоломнях средиземноморского мира. Цезарь не оказывал милосердия дважды.

После того как Цезарь разбил нервиев, он послал двенадцатый легион под командованием Сервия Гальбы в Альпы на перевал Сен-Бернар, чтобы очистить его от горцев, обложивших римских торговцев огромной пошлиной, а порой и угрожавших их жизни. Кроме того, Цезарь имел в виду, что перевал Сен-Бернар имеет стратегическое значение, и если взять его под контроль, то римляне получат короткий путь из Северной Италии в Центральную Галлию.

Гальба быстро преодолел сопротивление горцев, навязавших римлянам незначительные бои, после чего остался зимовать с войском в селении Октодуре поблизости от Монблана и Маттергорна. Селение это примерно на две равные части разделяла река. Одну его часть Гальба уступил галлам, а на другой разбил зимний лагерь, укрепив его валом и рвом. Через несколько дней Гальбе, к его великому удивлению, доложили, что все местные жители ушли из селения, а господствующие высоты заняты горцами, составлявшими огромное полчище. Оказалось, что эти люди — воины живших неподалеку галльских племен. Эти галлы решили, что римляне не удовлетворятся контролем над перевалом, а попытаются отторгнуть их земли и присоединить к соседней Провинции. Намного превосходя римлян числом, горцы сочли, что без труда справятся с неприятелем.

Римляне оказались в весьма затруднительном положении. Все высоты, окружавшие лагерь, были заняты вооруженными галлами, и не представлялось возможности ни получить подкрепление, ни подвезти провиант. Вскоре галлы перешли к решительным действиям, начали осыпать римский лагерь камнями и копьями, а затем всеми силами устремились в атаку. Римляне встретили противника на валу, но галлы значительно превосходили их в численности, и потому даже раненые защитники лагеря не выходили из боя, держась из последних сил. Вскоре положение римлян стало критическим — галлы начали ломать вал и засыпать ров.

Тогда центурион Секстий Бакул предложил Гальбе единственный выход из положения — перейти в неожиданную атаку и прорвать фронт противника, полагаясь, однако, исключительно на свою храбрость. Предложение было принято. Все солдаты вышли из боя и отошли на время за вал. Затем по сигналу Гальбы римляне открыли все имевшиеся ворота и бросились в стремительную атаку. Для галлов это стало такой неожиданностью, что они начали беспорядочно отступать, а затем обратились в бегство. Разбив неприятеля, потерявшего около десяти тысяч убитыми, римляне вернулись с победой в лагерь. Приняв во внимание собственные потери и трудности с подвозом продуктов питания, Гальба решил, что дальше искушать судьбу незачем. На следующий день он сжег селение галлов и отправился с войском на зимовку в Провинцию.

В «Галльской войне» Цезарь пишет, что после победы над бельгами (одержанной летом 57 года) он послал Публия Красса, одного из своих легатов, в Нормандию и Бретань покорить племена, жившие на побережье Атлантики. Вернувшись, Красс доложил, что венеты, осисмы и другие приморские племена признали власть Рима. Цезарь пишет об этом кратко, поскольку последующие события явственно показали, что победа Красса над приморскими племенами была вовсе не окончательной.

Тем не менее Цезарь уведомил сенат, что им покорены все галльские племена, и даже германцы, живущие по другую сторону Рейна, прислали к нему делегации с признанием власти Рима. Вскоре Цезарь отвел свои легионы на зимние квартиры в Западную и Центральную Галлию, а сам стал готовиться к поездке в Италию и Иллирию, уверенный в том, что завоевание Галлии в полной мере завершено. Даже политические противники Цезаря оценили его победы, и сенат постановил по этому случаю провести в Риме пятнадцатидневный молебен — отличие, которое до сих пор никому не выпадало на долю. Также составилось почти единодушное мнение, которое поддержал Цицерон, что Цезарь своими победами искупил свои прегрешения, когда в свое консульство предпринимал неправомерные действия.

Однако победы Цезаря в Риме приветствовали не все, в том числе и Помпей. Он постепенно дистанцировался от Цезаря, но хотя и не примкнул к оптиматам, стал прислушиваться к их политическим заявлениям. Катон и его сторонники делали все возможное для того, чтобы Помпей порвал с Цезарем. Главной причиной недовольства Помпея являлась обыкновенная зависть. Он отчетливо понимал, что из него не вышел политик, да он и никогда особенно не стремился к политическому влиянию в обществе, но зато неизменно гордился своими полководческими успехами, и сыпавшиеся на Цезаря похвалы его до крайности уязвляли, тем более что, как казалось Помпею, о его собственных ни с чем не сравнимых победах все позабыли. Помпей стал нелестно высказываться о Цезаре и даже склонять сенат не обнародовать его донесения о победах, намекая в то же время на то, что Цезаря в Галлии следует заменить, давая понять при этом, что эту ношу он готов взять на себя. Сенаторы благосклонно выслушивали Помпея и добавляли, что нужен противовес все возрастающей власти Цезаря.

В сентябре 57 года в Риме возникли большие трудности с поставками хлеба. Тогда сенат, по предложению Цицерона, возложил на Помпея организацию этих поставок, наделив его на пять лет чрезвычайными полномочиями. Как и десятилетием раньше, когда Помпей возглавил борьбу с пиратами, он снова получил полномочия, превышающие власть наместников римских провинций — на этот раз превосходящие и власть Цезаря. Многие сенаторы не любили Помпея, но они смирились с его назначением, ибо Цезаря не любили гораздо больше.

Однако через несколько месяцев Помпей, к своему неудовольствию, уяснил, что на поддержку сената ему рассчитывать особенно не приходится. Помпей попытался склонить сенат принять закон о предоставлении ему права вернуть на царство Птолемея XII, изгнанного из Александрии его политическими противниками. Птолемей, обосновавшийся в Риме, пытался богатыми подношениями склонить сенаторов на свою сторону и даже нанял людей, поручив им убить посланцев александрийских политиков, прибывших в Рим, чтобы изложить собственную позицию, понудившую их изгнать Птолемея. Египетский вопрос требовал разрешения, и сенат, его обсудив, решил отказать Помпею. Сенаторы положили, что если к его неограниченным полномочиям в деле обеспечения Рима хлебом придать командование войсками, необходимыми для возвращения Птолемея на египетский трон, то Помпей превратится в фактического владыку Средиземноморья. Помпей воспринял отказ с презрительным недовольством, а вскоре он обнаружил, что его жизни угрожает опасность, и стал выходить из дома только в сопровождении вооруженной охраны.

Цезарь, находившийся в Цизальпинской Галлии, не только был в курсе происходивших в Риме событий, но и влиял всеми силами на политическую жизнь государства. Благодаря захваченной в Галлии военной добыче и продаже рабов он нажил огромное состояние и теперь финансировал избирательные кампании потенциальных народных трибунов и других магистратов, обязавшихся поддерживать политику Цезаря. Он также сумел вдохнуть новую жизнь в созданной им, Помпеем и Крассом триумвират. Зимой 57 года он пригласил своих партнеров в Цизальпинскую Галлию и встретился сначала в Равенне с Крассом, а затем в Луке с Помпеем. Цезарь убедил и того и другого продолжить взаимовыгодное сотрудничество. Договорились, что Красс и Помпей станут консулами в 55 году и продолжат совместно с Цезарем борьбу с оптиматами и с теми, кто их поддерживает, включая Цицерона. Также договорились о том, что после своего консульства Красс и Помпей станут наместниками провинций, а Цезарь продолжит покорение Галлии, а в 48 году, когда это станет юридически правомочным, снова займет должность консула. Согласившись с таким решением, Помпей вскоре уведомил Цицерона, что тот, если хочет, может и дальше бороться с Цезарем, но только на свой страх и риск.

Цицерон хотя был гордым и независимым человеком, но не забывал о собственной безопасности, поэтому, выступая в сенате, он, подавив свою гордость, предложил для обеспечения безопасности Рима продлить полномочия Цезаря в Галлии до окончательного завершения боевых действий. Кроме того, на том же заседании было предложено выделить Цезарю необходимые деньги на содержание набранных им новых легионов. Оба предложения были приняты, несмотря на бурные возражения оптиматов.

Большую часть зимы Цезарь провел в Северной Италии, а затем переехал в Иллирию, которая была в его управлении помимо Цизальпинской Галлии и Провинции. Когда он воевал с галлами, в Иллирии стояли у власти назначенные им люди, но наместничество в Провинции требовало и его собственного присутствия. Иллирия, располагавшаяся на восточном берегу Адриатики, в свое время служила базой пиратам и своеобразным буфером между Римом и Македонией, но после присоединения ее к Риму в ней установилась мирная жизнь. Добиваясь наместничества в Иллирии, Цезарь считал, что эта провинция послужит ему удобным плацдармом для вторжения в Дакию, но пока о Дакии он не думал.

Ранней весной 56 года, когда Цезарь находился в Иллирии, он получил неприятное донесение. Публий Красс, ранее уверивший Цезаря, что он подчинил в Западной Галлии все приморские племена, теперь сообщал ему, что галлы из тех самых племен задержали его посланцев. Красс разбил зимний лагерь на северном берегу Луары, недалеко от впадения этой реки в Атлантический океан. Испытывая трудности с провиантом, он отправил своих легатов реквизировать продовольствие у соседних племен, включая венетов. Однако невзирая на то, что венеты представили Крассу своих заложников и уверили его в своей покорности Риму, теперь они внезапно сочли, что римское господство их не устраивает. Они отправили в римский лагерь своих посланцев, и те заявили, что вернут Крассу его людей, если он вернет венетам заложников. Венеты этим не ограничились. Они склонили на свою сторону другие приморские племена и стали готовиться к войне с Римом.

Венеты, в отличие от галльских племен, которых Цезарь одолел в короткое время, могли вести с римлянами длительную войну. Они были превосходными мореходами, вели торговлю с Британией и не опасались ходить по бурным водам Атлантики. В случае опасности они могли беспрепятственно перебраться из одного порта в другой. Венеты знали, что на суше им римлян не одолеть, а вот на море рассчитывали на заведомые победы.

Получив донесение молодого Красса, Цезарь приказал строить военные корабли на Луаре, а в Провинции набрать опытных моряков, лоцманов и гребцов. Быстро закончив дела в Иллирии, Цезарь в начале лета поспешил в войско.

Венеты узнали о скором подходе кораблей неприятеля и стали приводить в боевую готовность свой флот. Кроме того, они привлекли на свою сторону венеллов Нормандии, бельгийские племена моринов и менапиев и даже выходцев из Британии. Венеты знали о мощи римского войска, но были уверены, что на море одолеют противника, не знакомого с навигационными особенностями местного мореплавания, а также самонадеянно полагали, что по окончании лета, когда у римлян закончится продовольствие, те отправятся восвояси. Все крепости венетов располагались на обрывистых мысах, далеко уходивших в море; атаковать их с суши представлялось делом нелегким, а с моря — не зная режима приливо-отливного течения — и вовсе делом крайне тяжелым. Готовясь к войне, венеты стянули свои корабли к месту боевых действий, укрепили свои города и запаслись продовольствием.

В «Галльской войне» Цезарь, рассуждая о причинах вооруженных выступлений приморских племен против Рима, пишет: «Люди от природы стремятся к свободе и ненавидят рабство». Но римляне никогда не говорили о том, что они несут свободу или лучшую жизнь народам, чьи земли собираются присоединить к своему государству. Наоборот, они не скрывали, что новые земли им нужны для наращивания собственного могущества и богатства, для безопасности метрополии, а если они и несли классическую культуру порабощенным народам, то лишь для того, чтобы легче править провинциями. Цезарь признавал, что приморские племена сражаются с римлянами за свою независимость, но тем не менее без колебаний с ними боролся, чтобы подчинить Риму.

Узнав, что приморские племена готовятся к войне с Римом, Цезарь пришел к суждению, что и другие галльские племена могут их поддержать, подняв восстание против римлян. Чтобы не допустить широкого выступления галлов, Цезарь послал Лабиена к Рейну держать в повиновении бельгов и воспрепятствовать новому переходу германцев на левый берег этой реки. Затем он приказал Публию Крассу отправиться в Аквитанию, чтобы не допустить восстания местных племен, а легата Квинта Титурия Сабина с тремя легионами отправил в Нормандию, в земли венеллов, чтобы подавить их вооруженное выступление. Наконец руководителем строительства кораблей на Луаре Цезарь назначил Децима Брута (это не тот Брут, который в 44 году участвовал в убийстве Юлия Цезаря, хотя и Децим Брут, обязанный Цезарю своими отличиями, тоже был замешан в его убийстве).

Децим Брут энергично взялся за дело, и когда Цезарь пришел на Луару со своим войском, включавшим набранных в Провинции моряков, флот был построен. Двумя веками до этого, во время Первой Пунической войны, римлянам приходилось сражаться на море, но тогда их противники карфагеняне имели корабли, сходные с римскими, и применяли схожую тактику. Выступив против венетов, Цезарь столкнулся с весьма необычной тактикой неприятеля. Венеты, укрывшись в крепости, спокойно наблюдали за приготовлениями римского войска, собиравшегося ее штурмовать. Но когда к крепостной стене приближались осадные подвижные башни, венеты садились на свои корабли и шли к другой крепости. Не имея ни малейшего представления о прибрежных рифах и отмелях, римляне не могли их преследовать.

В отличие от римских судов, построенных для плавания в спокойных и глубоких водах Средиземного моря, корабли венетов имели горизонтальный киль, а с ним и небольшую осадку. Это позволяло венетам не бояться рифов и мелководья и легче переносить бурю. Кроме того, корабли венетов были высокими, и это вызывало большие трудности для зацепления их баграми при абордаже. Римляне строили на своих кораблях небольшие башни, но и они не достигали бортов неприятельских кораблей и к тому же уменьшали остойчивость. Корабли венетов, изготовленные из дуба, были настолько прочными, что римлянам не помогал и таран, который приводил к повреждению лишь собственных кораблей. На паруса венеты пускали не парусину, а тонкую дубленую кожу, на их взгляд, более пригодную для того, чтобы противостоять сильным ветрам. Но и у их кораблей был существенный недостаток: на них не было весел, и они в полной мере зависели от наличия ветра.

К концу лета Цезарь взял несколько неприятельских крепостей, но когда римляне в них вошли, там всякий раз не оказывалось ни одного человека. Наконец Цезарь решил дать морской бой венетам вблизи побережья. Навстречу римскому флоту, которым командовал Децим Брут, вышли более двухсот неприятельских кораблей. Условия боя благоприятствовали венетам, и они рассчитывали на решительную победу. Цезарь наблюдал за боем с утеса, уподобившись персидскому царю Ксерксу, наблюдавшему за сражением своих кораблей с греческим флотом при Саламине.

В начале боя венеты, пользуясь тем, что их корабли были намного выше, обрушили на противника град копий и стрел. Однако римляне вступили в бой с неприятелем, подготовившись. На каждом их корабле имелись диковинные приспособления — острые серпы на шестах. Сблизившись с неприятельским кораблем, римляне, вооружившись шестами, цепляли канаты, которыми реи крепились к мачтам, притягивали их к своему кораблю и начинали грести, отваливая от корабля неприятеля. Канаты рвались, реи падали, и корабли венетов, лишенные парусов, становились неуправляемыми. После этого римляне брали такой корабль на абордаж, пользуясь абордажными лестницами. Морской бой продолжался до вечера, и венеты в конце концов обратились в бегство. Но тут внезапно установилось безветрие. Корабли венетов лишились хода, и большинство из них были захвачены римлянами. Лишь немногим с наступлением ночи удалось скрыться.

Потеряв флот и не в силах бороться с римлянами на суше, венеты прекратили сопротивление и сдались Цезарю. Но если они рассчитывали на его милосердие, то явно просчитались. Исходя из того, что венеты и их союзники задержали посланцев Красса — людей, которые во все времена и у всех народов считались священными, — Цезарь решил покарать венетов. Он приказал их вождей предать смертной казни, а остальных продал в рабство.

В то время, когда Цезарь воевал в Бретани с венетами, его легат Тибурий Сабин противостоял венеллам в Нормандии. К венеллам присоединились соседние племена, после того как там перебили своих вождей, отказавшихся выступить против Рима. По словам Цезаря, часть этих людей отстаивала свою независимость, но основную массу составляли головорезы, которым представился случай поживиться чужим добром, да еще земледельцы, которым наскучила однообразная сельская жизнь.

Сабин разбил хорошо укрепленный лагерь на высоком длинном холме, но от боя с неприятелем уклонялся. Венеллы и их союзники стояли лагерем в двух милях от римлян, и вот они стали изо дня в день приближаться к римским позициям и язвительно насмехаться над трусостью неприятеля. В конце концов римляне стали выказывать явное недовольство нерешительностью Сабина, но легат действовал по разработанному им плану. Укрепив за собой репутацию труса, Сабин нашел в своем вспомогательном войске одного ловкого галла и, пообещав ему большое вознаграждение, склонил перейти к венеллам, проинструктировав, что им сообщить. Этот галл, оказавшись в стане врага и прикинувшись перебежчиком, охарактеризовал Сабина как труса и сообщил, что римляне собираются вот-вот сняться с лагеря и отправиться в Бретань к Цезарю, воюющему с венетами. Венеллы решили, что нельзя упустить такого благоприятного случая и следует разбить римлян, пока они не ушли. Утром, набрав хворосту, чтобы засыпать им римские рвы, венеллы и их союзники бегом направились к римскому лагерю, чтобы достать неподготовленных к бою римлян врасплох. Но к тому времени, когда они достигли римского лагеря, они изрядно устали, поднимаясь с ношей вверх по холму.

Когда противник подошел к самому лагерю, Сабин дал сигнал к бою, к которому легионеры неуклонно стремились, и римляне напали на неприятеля сразу с двух ворот. Эта атака застала врага врасплох. Уставшие противники римлян не выдержали даже первого натиска и позорно бежали. Венеллы и их союзники потерпели сокрушительное поражение и немедля признали власть Рима.

Цезарь заметил по этому поводу: «Насколько галлы бодро и решительно начинают войну, настолько же они слабохарактерны и нестойки в перенесении неудач».

Когда Тибурий Сабин и Цезарь воевали с галльскими племенами в Нормандии и Бретани, молодой Красс вел борьбу с галлами в Аквитании вблизи Пиренейских гор. Римляне уже не раз вторгались в Аквитанию из Провинции, но неизменно отступали под натиском неприятеля. На этот раз Красс решил добиться победы и дал бой коннице сотиатов, племени, жившему поблизости от нынешнего Бордо. Разбив конницу сотиатов, Красс приступил к осаде их города, используя подвижные галереи и башни. Сотиаты, среди которых имелось множество рудокопов, попытались сделать подкоп под вал римского лагеря, чтобы застать врасплох неприятеля. Но когда эта попытка не удалась, сотиаты сдались на милость противника.

Покорив сотиатов, Красс двинулся в сторону вокатов и тарусатов, набравших в свои войска искусных в военном деле наемников, служивших ранее под знаменами мятежного римлянина Сертория, укрепившегося в свое время в Испании и воевавшего с видными римскими полководцами. Однако наемники вокатам и тарусатам не помогли, и Красс завоевал всю Аквитанию.

Одолев венеллов и их союзников, Цезарь выступил против моринов и менапиев, живших на приморском побережье современной Голландии. Эти галльские племена, уразумев, что другие галлы в открытом бою с противником потерпели полное поражение, укрылись со всем своим достоянием в непроходимых лесах и болотах. Римляне пытались до них добраться, но всякий раз неудачно: они попадали в засаду, несли потери, а морины и менапии уходили все дальше в лес. Цезарь приказал вырубать леса, но на исходе лета погода резко испортилась, начались дожди, и работы были прекращены. Покорение моринов и менапиев Цезарь отложил до лучших времен, ограничившись уничтожением их селений и опустошением их полей. После этого Цезарь разместил все свои легионы на зимних квартирах, главным образом на завоеванных территориях, и обязал покоренные племена кормить их всю зиму.

За три летние кампании Цезарь завоевал обширные территории: на востоке от Женевского озера до Северного моря, на севере от Бельгии до Бретани, на юге от Луары до Пиренеев. Если кто из римлян или из галлов и сомневался в возможностях Цезаря, то он эти сомнения опроверг. Незавоеванной осталась лишь Центральная Галлия, но теперь она была опоясана покоренными землями, и Цезарь считал, что не завоеванные им земли добровольно признают власть Рима, а если этого не случится, то его легионы и там наведут порядок, угодный Римскому государству.