Первое, что почувствовал Мариус Леандер, придя в себя, была невыносимая боль. Спину страшно жгло, а по щекам, казалось, текли тончайшие струйки раскаленной лавы. Кнут, которым прошлой ночью беспощадно хлестал его палач в темнице, оставил по всему телу глубокие следы, кожа в местах ударов была порвана в клочья, лицо изуродовано, а спина превратилась в одну большую горящую рану. Счастье еще, что какая-то добрая девушка, наверное служанка, пожалела его. Когда палач, закончив пытку, наконец ушел и оставил пленного одного, она потихоньку пробралась в его грязную, сырую каморку и обработала раны: промыла их, остановила кровь, а затем намазала какой-то темной кашицей. На вопросы Мариуса она прошептала только, что это смесь из земли и целебных трав, которая должна помочь предотвратить воспаление. Ведь заражение крови в таких условиях означало бы для него верную смерть. Это было последнее, что он разобрал, прежде чем потерял сознание.

Мариус Леандер вздохнул. Ему снова вспомнились слова доброй девушки. И хотя он ничего не смыслил в медицине, совсем необязательно быть медиком, чтобы понять, что занести инфекцию в такой грязи ровным счетом ничего не стоит.

А это означает верную смерть.

Вот уже почти целый год прошел с тех пор, как Темные силы схватили его и бросили в подземелье Черного замка — в отвратительную тесную камеру без окон. Крохотное помещение с низким потолком было сырым и грязным, да к тому же еще кишело насекомыми. Клопы, блохи, тараканы и пауки помогали Мариусу скрасить одиночество днем, а крысы и мыши составляли компанию ночью. И теперь, когда палач так безжалостно изранил его тело, инфекции, казалось, было не избежать. Оставалось только надеяться, что таинственная мазь, которой намазала его тело служанка, действительно поможет. Хотя какое это теперь имеет значение? Даже если раны заживут, все равно ему уже никогда не выбраться из темницы — он обречен гнить здесь заживо.

Никто его не спасет.

Мариус снова громко застонал. Он не знал, как долго находился без сознания. В темнице постоянно царил полумрак, так что он потерял счет времени. Он даже почти научился не обращать внимания на ужасную вонь, которая первое время была настолько невыносимой, что его постоянно тошнило. Только к сырости и духоте камеры он так и не смог привыкнуть. И скорее всего, не привыкнет никогда. Пот ручьями струился у него по лицу, грудь давило, так что было трудно дышать. Язык во рту напоминал старый свалявшийся носок. Ему страшно хотелось пить. Может быть, в кувшине осталось еще немного воды. Он взглянул на грубо сколоченный деревянный стол рядом с решеткой.

Кряхтя, Мариус медленно поднялся со своего ложа, которым служила охапка гнилой соломы. В первую минуту ему показалось, что все тело — одна жгучая боль. Каждая клеточка горела адским огнем. Но, сделав первые шаги, он заметил, что боль понемногу отступает. Осторожно переставляя сначала одну ногу, затем другую, он медленно продвигался вперед. Его босые ноги громко шаркали по каменному полу, на правую заполз паук, из-под другой испуганно выскочила мышь, заметалась и скрылась в норе.

От коридора камеру отделяла решетка из массивных, толщиной в руку, металлических прутьев, а дверь была заперта на два замка. О побеге не могло быть и речи, к тому же Мариус находился под постоянным надзором стражников. На стене у самой решетки был закреплен мерцающий факел. Он освещал коридор и наполнял большую часть камеры тусклым, призрачным светом. Под ним стоял небольшой деревянный стол с двумя стульями, на которых обычно сидели два тюремщика. Но сейчас там, привалившись к стене, дремал всего лишь один здоровенный детина.

Его приятель, слегка приволакивающий левую ногу, наверное, отправился обходить тюрьму, чтобы убедиться, что все в порядке и все заключенные надежно заперты в своих камерах. Так решил Мариус, хотя абсолютной уверенности в этом у него, конечно же, не было. Он даже не знал, существуют ли кроме него другие заключенные, и если да, то сколько их. Соседние камеры были скорее всего пусты, так как оттуда ни разу не было слышно ни единого звука. Что происходило в остальных камерах, он не знал. Однажды ночью, правда, он слышал ужасные крики какого-то мужчины, но это было давно, и с тех пор в темнице царила полная тишина.

Мертвая тишина.

Заметив в камере движение, тюремщик поднял голову и настороженно уставился на заключенного всеми тремя глазами. Как и его товарищ, он был триоктид. Кроме двух обычных, как у людей, глаз, на лбу у него красовался еще один — третий. Этот глаз был всегда открыт, даже когда обычная пара спала, так что охранник ни на минуту не оставлял заключенного без надзора, ни днем ни ночью. Вот почему Темные силы обычно использовали триоктидов в качестве надзирателей или же дозорными в своих дружинах. Впервые увидев их, Мариус пришел в ужас, но со временем постепенно привык и к этим безобразным существам.

У триоктида, сидевшего у дверей камеры, были огромные мешки под выпученными, лягушачьими глазами, а век почти не было видно, поэтому Мариус прозвал его Рыбий Глаз. Его товарища он называл Хромая Нога. Так у надзирателей, которые день и ночь были его единственной компанией, появились хотя бы имена. Ведь они ему так и не представились.

Рыбий Глаз мрачно смотрел на заключенного. Увидев, что тот всего лишь тянется к кувшину с водой, немного успокоился. На уродливом лице заиграла злорадная улыбка, потом он отвернулся и снова тупо уставился в одну точку прямо перед собой.

Но Мариус не попался на эту уловку, он прекрасно знал, что Рыбий Глаз следит за каждым его движением. Ведь третий глаз у триоктидов действовал независимо от двух остальных, и поэтому они в одно и то же время могли смотреть в разные стороны.

Мариус наконец добрался до стола, на котором стоял кувшин с водой. Он поднял его обеими руками, с трудом поднес к губам и начал пить жадными глотками.

Вода! Ничего не может быть вкуснее холодной воды.

После того как он несколько утолил жажду, ему сразу же стало значительно лучше. Конечно, спина по-прежнему горела, но он уже мог терпеть эту боль. Он должен был терпеть! Сдаваться нельзя, стоит опустить руки — и тебе конец, ты уже никогда не выйдешь отсюда живым. А он ни за что не хотел доставлять врагам такое удовольствие. Да и Лауре еще нужна была его помощь.

Лаура.

В голове роились мрачные мысли.

Остается только надеяться, что она поняла и запомнила все, что он сказал ей прошлой ночью! Если бы у него было хоть чуточку больше времени! Если бы только проклятый стражник хотя бы минутой позже заметил, что он предпринял путешествие вне тела! Еще минута, и он бы успел рассказать дочери, где спрятал Ворчуна. Без помощи Шепчущего тумана ей не удастся незаметно пробраться в гробницу. Никогда! Но тогда она не выполнит свою миссию, а это означает, что все пропало.

Мариус теперь уже вообще не был уверен, что именно успел рассказать Лауре во время своего короткого посещения. Сумел ли он ей все понятно и внятно объяснить? Или, может быть, он сообщил дочери так мало сведений, что она теперь при всем желании не сможет найти правильный путь. Как ни ломал Мариус себе голову, так и не мог точно вспомнить, о чем он успел рассказать Лауре, прежде чем жестокие удары кнута триоктида прервали его путешествие вне тела, вывели его из состояния транса и вернули обратно в камеру.

Может быть, стоит попытаться предпринять еще одно путешествие вне тела. Так, на всякий случай, чтобы посмотреть, как там Лаура. Пусть даже Хромая Нога после этого забьет его до смерти. Лаура во что бы то ни стало должна выполнить свою миссию, ведь от нее зависит судьба Земли, да и Авентерры тоже!

Рыбий Глаз и Хромая Нога, правда, следят за ним теперь еще строже, чем прежде. Но почему бы не попробовать? Ведь если получилось один раз, может, получится и во второй!

При этой мысли у Мариуса на душе сразу же полегчало. Ему даже пришла в голову идея, как перехитрить стражников, несмотря на неусыпную бдительность. Да, именно так он и поступит!

Тут из дальнего конца коридора до него долетел звук тяжелых шагов, которые быстро приближались. Рыбий Глаз как ошпаренный вскочил со стула и вытянулся по струнке. Мариус прильнул к решетке, напряженно всматриваясь в темноту. В тусклом свете коридора ему удалось различить три фигуры.

Впереди шел высокий мужчина, и, хотя на нем был длинный черный плащ, сильное, мускулистое тело угадывалось даже под плотной материей. Решительная походка выдавала в нем человека, для которого не существует преград. Яркий факел, горевший в его руке, не только освещал им дорогу, но и позволял хорошо рассмотреть его самого. Лицо с орлиным носом и плотно сжатыми тонкими губами было мертвенно-бледно, глаза сверкали красным огнем. Мариус Леандер никогда его раньше не видел. Но, еще прежде чем заметить висевший у него на боку огромный меч, он догадался, что это Борборон, Повелитель Тьмы, всемогущий предводитель Темных сил.

Лаура жила на четвертом этаже главного корпуса. Комнатка была небольшая, зато очень уютная и, как это было принято в Равенштайне, рассчитанная на двух человек. Справа и слева от двери стояли кровати, шкафы и книжные полки, а у окна в качестве письменного стола была приделана большая доска. Перед ней стояли два стула. Все оставшееся свободным от мебели пространство стен занимали плакаты и постеры с изображениями кино- и поп-звезд, а также фотографии китов и дельфинов.

Лаура открыла дверь в комнату, и ее тут же оглушил пронзительный голос Мадонны. «Bye, bye Miss American Pie…» — пело радио. На кровати, что стояла слева, лежала очень полная девочка с целой копной непослушных рыжих кудряшек на голове. Склонясь над толстой книгой, она пританцовывала ногами в такт музыке и правой рукой то и дело нащупывала лежавшую рядом на тумбочке некогда огромную плитку шоколада в разорванной серебристой фольге, от которой теперь уже, правда, мало что осталось, отламывала очередной кусочек и отправляла его в рот.

Лаура улыбнулась. Она нисколько не сомневалась, что застанет Каю Левенштайн за двумя ее излюбленнейшими занятиями — чтением и едой.

— Привет, Кая! — сказала Лаура.

Кая — вообще-то ее звали Катарина, но никто и не думал ее так называть — обернулась. Улыбка озарила ее бледное, усыпанное веснушками лицо. Губы и подбородок были испачканы шоколадом. Из набитого рта послышались какие-то нечленораздельные звуки:

— Вивет, ваува!

Лауре не пришлось долго думать, чтобы понять, что имеет в виду подруга.

Кая закрыла книгу, села, неуклюже сползла с кровати и направилась к Лауре, заглатывая остатки шоколада и протягивая подруге обе руки.

— С днем рождения, Лаура!

Она преувеличенно церемонно положила руки Лауре на плечи, привстала на цыпочки — Кая была с ней одного возраста, но чуть не на голову ниже — и запечатлела на щеке подруги поцелуй, оставив там жирный шоколадный след, который Лаура быстро стерла, когда Кая отвернулась, чтобы достать из тумбочки красиво завернутый подарок.

— Это тебе, — сказала она и, радостно улыбаясь, двинулась к подруге, но не заметила валявшиеся на пути сапоги, споткнулась и чуть не упала.

Подарок приземлился прямо у ног Лауры.

— Упс! — виновато улыбнулась Кая.

Лаура едва заметно покачала головой. «Ну как можно быть такой растяпой, — подумала она. — Мало того что руки-крюки, так еще и ноги, как ходули».

Девочки жили в одной комнате уже четвертый год, и за это время Лаура искренне привязалась к своей соседке, но до сих пор не перестала удивляться ее неуклюжести. Правда, научилась теперь не обращать на нее внимания. Она молча наклонилась, подняла подарок и развернула. Это была книга.

— «Свадьба принцессы», — прочитала Лаура. — Класс!

Кая разделяла Лаурину страсть к захватывающим историям. Не важно, какая книга: приключения, фантастика, сказки или легенды — главное, чтобы сюжет был такой, что не оторваться, тогда подруги за чтением забывали про все на свете. Чем они, к сожалению, и занимались весь прошлый год. Девочки отдавали предпочтение беллетристике, а не школьным учебникам, и результат не заставил себя долго ждать — обе с треском провалились весной на экзаменах и остались на второй год.

— Думаю, тебе понравится, — с надеждой в голосе сказала Кая.

— Конечно, — ответила Лаура, — я уже давно о ней мечтаю. Но помнишь, что мы с тобой обещали: в этом году сначала уроки, а все остальное потом!

Кая кивнула, но на лице у нее не было заметно никакого энтузиазма. Пока Лаура занималась своими делами: разворачивала подарок, снимала красную куртку и начала доставать из рюкзака и раскладывать в шкафу вещи, — рыжий пончик опять не без труда взобрался на свою кровать, прислонился спиной к стене и с любопытством взглянул на подругу.

— Ну, рассказывай! — потребовала Кая, тяжело переводя дух. — Что ты делала дома?

Лаура посмотрела на подругу с беспокойством. Казалось, Кае нужно было совсем немного, чтобы запыхаться. Девочка сидела на кровати, под плакатом, изображавшим большого кита, над головой у нее кружила веселая карусель из китов — Кая была фанатом этих исполинских животных. Некоторые в классе даже намекали, что при такой фигуре человек просто обязан чувствовать родственную связь с морскими великанами. Что, по мнению Лауры, было не только глупо, но и совершенно необоснованно. Говорить так могли только дураки. У Каи с китами не было ничего общего — ну, может быть, только самую, самую капельку.

— Рассказывай скорей! — нетерпеливо настаивала Кая. — Неужели за два дня ничего не произошло?

— Хм-м… — задумчиво протянула Лаура. — Ничего особенного. Все как обычно. Мачеха опять довела. Представляешь, теперь ей пришло в голову потащить нас с Лукасом в церковь на концерт!

— О нет!

— Вот именно! Совсем свихнулась!

Кая согласно закивала.

— Иногда как подумаю, что вы от нее терпите, так даже рада, что моим родителям до меня нет никакого дела, — сказала она.

— Наверное, ты права, — задумчиво проговорила Лаура. — Потом мы, само собой, еще поцапались — как всегда. Так что, видишь, выходные прошли нормально.

Тут ей кое-что вспомнилось.

— Правда, когда я вчера отправилась прогулять Урагана… — Лаура замолчала в нерешительности.

Стоит ли рассказывать Кае о том, что случилось с ней во время прогулки? Или о ночном происшествии? И о каменном великане тоже?..

Нет, лучше промолчать!

В отличие от Заэль и Лукаса, подруга наверняка ей поверит. Каждому слову, в этом Лаура нисколько не сомневалась. Но уже завтра всему интернату будет известно все до мельчайших подробностей. Каким бы верным и надежным другом Кая ни была, она просто не умела хранить секреты. Она повсюду будет рассказывать о ее приключениях. А этого Лауре хотелось меньше всего. Поэтому она решила ничего ей не говорить. Во всяком случае пока.

— Ну, вы поехали кататься и?.. — допытывалась Кая.

— Хм-м, — замычала Лаура. — Ну-у… в общем… Ураган… он…

— Да, Ураган. И что?

Лаура лихорадочно пыталась на ходу сочинить какую-нибудь правдоподобную историю. Наконец в голову пришла спасительная ложь.

— Он… он на скаку потерял подкову! Начал спотыкаться и чуть меня не сбросил!

— Но ты все-таки удержалась в седле? — спросила Кая, недоверчиво сощурив глаза.

— Угу, — поспешно кивнула Лаура и тут же сама задала вопрос, чтобы перевести разговор на другую тему: — А как здесь, в Равенштайне? Что ты делала все выходные?

Не успела Кая открыть рот, чтобы ответить, как Лаура посмотрела на часы и воскликнула:

— О господи! Мне же еще нужно зайти к Моргенштерну! — С этими словами она вскочила и выбежала из комнаты.

Кая посмотрела подруге вслед. Странно, но Лаура была сегодня какая-то не такая. Не такая, как всегда. А ведь сегодня у нее день рождения.

«Непонятно», — подумала Кая. Сама не зная почему, она была совершенно уверена, что подруга от нее что-то скрывает.

Что-то тут не так.

Повелитель Тьмы со своими спутниками подошел уже совсем близко к камере, так что Мариус мог теперь рассмотреть и остальных. К своему великому удивлению, он обнаружил, что одним из спутников Повелителя Тьмы была высокая стройная женщина. Узкое, облегающее платье изумрудного цвета делало ее похожей на ящерицу. Желтые глаза с узкими, вытянутыми зрачками также придавали ей сходство с рептилией. Черные как смола волосы оттеняли мертвенно-бледное неподвижное, словно маска, лицо, не выражавшее абсолютно никаких эмоций.

На мужчине, шедшем рядом с ней, был ярко-красный плащ с большим капюшоном, который он надвинул до самых глаз, так что лица почти не было видно. И все равно появление его привело Мариуса в ужас, так как он знал, что подобные плащи с капюшонами носили только известные своим коварством фурхурсы, жрецы Темных сил. Черных магов, обладающих необыкновенной колдовской силой, боялись все.

Для чего, ради всего святого, Повелитель Тьмы привел с собой фурхурса?

Борборон подал знак Рыбьему Глазу, чтобы тот открыл темницу, и триоктид дрожащими пальцами стал перебирать связку ключей, висевшую у него на поясе. Железная дверь со скрипом отворилась, и посетители вошли в камеру. Повелитель Тьмы остановился напротив Мариуса и осветил факелом измученное лицо пленника.

Ослепленный ярким светом, Мариус отпрянул назад и зажмурился. Повелитель Тьмы внимательно осмотрел его, но на его бледном лице не отразилось никаких чувств, тем более жалости. Затем, метнув быстрый взгляд на стоявшего в дверях стражника, он обратился к пленнику.

— Разве они тебя не предупреждали? — спросил он своим низким, гортанным голосом.

Мариус молчал. Конечно, тюремщики угрожали ему жестокой расправой в том случае, если ему вдруг вздумается предпринять путешествие вне тела. Но это все равно не оправдывает их варварского обращения. К тому же Мариус терпеть не мог, когда незнакомые люди обращаются к нему на «ты».

— Вижу, ты предпочитаешь молчать? — продолжал Борборон. — Хорошо, дело твое. В любом случае я и не рассчитывал, что угрозы тебя остановят. Но эти ротозеи слишком упростили тебе задачу, хотя им было ясно сказано, что этой ночью следует проявить особую бдительность. — Тут он притворно вздохнул и добавил: — Думаю, больше с ними такого не случится.

На лице Повелителя Тьмы появилось подобие улыбки, и Мариус заметил, что Рыбий Глаз при этих словах побледнел. Триоктид, как и все ему подобные, был ограниченным существом, но даже его скудных мозгов хватило на то, чтобы понять, что беглое замечание хозяина означало для них с Хромой Ногой смертный приговор.

— Твое неповиновение тоже будет наказано! — объявил Повелитель Тьмы, обращаясь к Мариусу. — Хотя… — он сделал паузу, и его тонкие губы растянулись в широкой улыбке, — мы должны быть тебе благодарны за тот сувенир, который ты прихватил для нас во время своего путешествия на планету Людей.

Мариус не понимал, что имеет в виду Борборон. «Сувенир? — удивился он. — Какой еще сувенир?»

Повелитель Тьмы повернулся к стоявшей рядом с ним спутнице:

— Покажи ему, Сирин. И не забудь сказать спасибо за дорогую вещь!

Женщина тоже усмехнулась и подошла вплотную к Мариусу. Она расстегнула верхнюю пуговицу платья и отвернула воротник так, чтобы Мариус смог рассмотреть украшение, висевшее у нее на шее. Это была простая цепочка с золотым медальоном.

Увидев колесо Времени, Мариус тотчас же понял, какую чудовищную ошибку совершил, и в ужасе отшатнулся. У него вырвался стон отчаяния. О нет! Зачем только он, когда был у Лауры, взял цепочку с медальоном в руки?

Рептилиеподобная женщина с мертвенно-бледным лицом смерила его холодным взглядом. Ее желтые змеиные глаза злорадно сверкнули.

— Не надо так убиваться, — язвительно проговорили она. — Даже с помощью амулета твоей дочери все равно не выполнить миссию. Никогда!

Она подошла к Мариусу совсем близко, выдвинула вперед свой острый подбородок и посмотрела ему прямо в глаза. Когда она снова заговорила, ее голос звучал как шипение дикой кошки:

— Я буду беречь колесо Времени лучше, чем твоя девчонка, и оно еще сослужит мне добрую службу!

У Мариуса все поплыло перед глазами. Наихудшее из того, что только могло случиться, случилось — медальон, который должен был помочь Лауре в поисках кубка, попал в руки Темных сил, и он, Мариус, был в этом виноват!

Он, и никто другой.

Словно прочтя его мысли, отвратительная женщина громко расхохоталась ему в лицо, а потом отошла в сторону и уступила место Борборону.

— Хотя ты и оказал нам неоценимую услугу, — обратился Повелитель Тьмы к Мариусу со злорадной улыбкой, — мы не можем допустить, чтобы ты снова попытался вступить в контакт со своей дочерью.

Мариуса охватила ярость. Мерзавец! Вместо того чтобы сказать, что собирается делать, продолжает издеваться, наслаждаясь его отчаянием! Совершенно обезумев от злости, Мариус чуть было не схватил Повелителя Тьмы за горло, но вовремя остановился. Это было равносильно самоубийству. Он заставил себя успокоиться и стоически выдержать ядовитый взгляд пылающих красных глаз.

— Значит, вы собираетесь меня… убить? — спросил он.

Повелитель Тьмы хрипло рассмеялся в ответ.

— Нет. Если бы мы хотели тебя убить, ты бы уже давно был мертв. Мы сохранили тебе жизнь, потому что однажды, возможно, ты нам еще пригодишься. В качестве заложника, например. На случай, если девчонке все-таки удастся что-нибудь разнюхать, — хотя все мы прекрасно знаем, что это совершенно исключено. Но, как говорят у вас на планете Людей, страховка никогда не мешает. Не так ли?

— Но что… что же тогда вы собираетесь делать?

— А ты не догадываешься? Неужели? Разве ты не слышал о чарах мнимой смерти?

Мариус содрогнулся, как будто его ударило молнией.

Чары мнимой смерти!

Еще бы, еще бы он не слышал об этой страшной пытке! Она была страшнее самой страшной смерти. Теперь-то Мариус наконец понял, зачем Повелитель Тьмы привел с собой фурхурса. Только жрецы Темных сил могли наложить на человека чары мнимой смерти. Мариус, правда, не знал, как они это делают. Зато ему был прекрасно известен результат: человек под действием чар мнимой смерти становится полностью неподвижным. Он не может пошевелить ни рукой, ни ногой, ни единым мускулом своего тела. При этом сознание его остается настолько ясным, что он даже не может спать. Со стороны это выглядит так, как будто он впал в кому или умер. Изнурительная пытка, которой никто и ничто не может положить конец, даже смерть. Тот, на кого наложены чары мнимой смерти, не может умереть. И если ему вовремя не дать противоядие, его живой дух навеки останется пленником, заточенным в темницу своего неподвижного тела. А противоядие известно только жрецам Темных сил.

Фурхурс подошел к пленнику. Мариус мог теперь разглядеть сморщенное лицо черного колдуна, его желтую кожу, покрытую множеством старческих пятен.

— Опустись на свое ложе! — прокаркал старик дребезжащим голосом.

Мариус не торопился выполнять его просьбу.

— Делай, что тебе говорят! — властно приказал Повелитель Тьмы и затем добавил неожиданно мягким голосом: — Это для твоего же блага, поверь мне.

Казалось, в нем вдруг проснулось сострадание.

После недолгого раздумья Мариус проковылял к своей постели и лег. Жрец последовал за ним. Затем он извлек из-под плаща небольшую склянку с ядовито-зеленой жидкостью и откупорил ее.

— Открой рот! — приказал он.

Мариус повиновался. Жрец наклонился над ним и капнул ему на язык две ядовитые капли.

Жидкость была пресная, абсолютно безвкусная. Спустя несколько секунд Мариус почувствовал, как по телу разливается приятное тепло, — и вот он уже не мог шевелиться. Хотел поднять руку, она не слушалась. То же самое произошло и с ногами. Он словно оцепенел, любое движение было невозможно. И хотя Мариус по-прежнему находился в ясном сознании, тело его превратилось в камень. Правда, боли он теперь тоже не чувствовал. Но долго радоваться этому факту ему не пришлось, так как мысль, уже в следующее мгновение промелькнувшая в его голове, была в сто крат мучительнее любых физических страданий: теперь он не сможет помочь Лауре!

Лаура постучала в дверь приемной. Никто не ответил. Она постучала снова — опять тишина.

Девочка осторожно повернула ручку, тихонько открыла дверь и заглянула в приемную — там никого не было. Госпожи Придушайн, секретаря директора, не было на месте. На самом деле госпожу Придушайн звали вовсе не Придушайн, а Призе-Штайн, но не успела она проработать в интернате и двух дней, как за ней закрепилось это прозвище, и все равенштайнцы называли ее теперь только так.

«Черт! Если Придушайн нет на месте, кто же тогда доложит обо мне директору?» — промелькнуло в голове у Лауры.

Ведь, по мнению немолодой и начисто лишенной чувства юмора женщины, именно это являлось ее основной и первостепенной обязанностью. Как настоящий цербер, следила она за тем, чтобы никто без ее доклада и соответствующего на то разрешения не входил в кабинет директора, расположенный сразу же за приемной. Можно было подумать, что Придушайн была хранительницей некой бесценной святыни, а не обычным школьным секретарем.

Лаура собралась было закрыть дверь, как в голову ей пришла другая мысль: если Придушайн нет на месте, тогда, значит, никто не запрещает ей самой попытать счастье у Моргенштерна!

Лаура прошмыгнула в приемную, быстро пересекла ее и остановилась у большой дубовой двери, ведущей в кабинет директора.

Она постучала. Сначала тихо, потом чуть громче.

— Войдите! — послышался низкий голос.

Лаура открыла дверь и вошла в просторную комнату.

Ее обдало волной приятного тепла. Две стены кабинета занимали высокие, до потолка, стеллажи, доверху заставленные книгами. Две другие до середины были отделаны дубовыми панелями, а сверху отштукатурены. Штукатурка когда-то, вероятно, была белого цвета, но со временем закоптилась и пожелтела. Правда, большие картины с портретами всех предыдущих директоров интерната все еще продолжали украшать стены кабинета.

В центре кабинета стоял респектабельный, массивный письменный стол, также из дуба, и за ним сидел — нет, не директор интерната Аврелиус Моргенштерн, как предполагала Лаура, а доктор Квинтус Шварц.

Доктор Шварц был учителем химии и биологии, а также заместителем директора интерната Равенштайн. Когда девочка подошла ближе, он оторвал глаза от лежавшего перед ним на столе листка бумаги, поднял голову и посмотрел на нее.

Доктору Квинтусу Шварцу было около пятидесяти, но выглядел он значительно моложе и напоминал тех римских императоров, изображения которых Лаура видела в учебнике истории. Лицо его в любое время года украшал приятный загар, а темные волосы, в которых до сих пор не появилось даже намека седины, были всегда модно подстрижены и безупречно уложены. Одним словом, Квинтуса Шварца вполне можно было назвать привлекательным мужчиной, если бы не его глаза, темные и острые, — они буквально впивались в собеседника, готовые пробуравить его насквозь.

Учитель, казалось, нисколько не удивился, увидев Лауру в кабинете директора.

— А, Лаура Леандер? — обратился он к ней с приветливой улыбкой, обнажая безупречные ровные зубы, такие белые, как в рекламе зубной пасты по телевизору. — Чем могу служить?

— Э-х-м-м, — замялась Лаура. — В общем… дело в том… я к профессору Моргенштерну. Его нет?

— Нет, — ответил доктор Шварц, слегка покачав головой.

Затем, повернув голову, сделал вид, что осматривается в поисках директора.

— Или, быть может, ты видишь здесь еще кого-нибудь кроме меня? — спросил он так, что иронию в его голосе никак нельзя было не заметить.

— А где он?

— Наш дорогой коллега со вчерашнего дня тяжело болен, — объяснил Квинтус Шварц, и Лауру удивило, что при этих словах на лице его снова заиграла улыбка. — И предугадывая твой следующий вопрос, сразу же могу на него ответить: врачи, увы, не знают, что с ним стряслось.

Лаура испуганно посмотрела на учителя:

— Это… серьезно?

Доктор Шварц пожал плечами:

— Не знаю. Как я уже сказал, врачам еще ничего не удалось установить. Коллега Моргенштерн вдруг ни с того ни с сего ослаб, поэтому ему был прописан строгий постельный режим. Пока он не встанет на ноги, выполнять его обязанности буду я.

Не зная, что сказать, Лаура какое-то время растерянно смотрела в пол.

— Может быть, я могу тебе чем-то помочь? — нарушил молчание заместитель директора, и в голосе его послышалась подозрительность.

— Нет, нет! Спасибо! А можно мне… можно навестить профессора Моргенштерна?

Квинтус Шварц энергично затряс головой:

— Ни в коем случае! К нему разрешено входить только врачу и Мэри Морган. Мисс Мэри ухаживает за ним в свободное от занятий время.

Хотя бы одна хорошая новость. Теперь можно не сомневаться, что профессор, по крайней мере, в надежных руках.

Мисс Мэри Морган преподавала в интернате английский и французский языки, и все ученики ее просто обожали. Некоторые даже боготворили. Лауре она тоже нравилась больше остальных учителей. Она была очень добрая, всегда готова прийти на помощь и старалась справедливо обходиться с учениками. На мисс Морган можно положиться, она позаботится о профессоре. Он ни в чем не будет нуждаться.

— А известно, как долго профессор?..

— Нет, Лаура. В данный момент этого никто не может сказать.

Само собой, подумала Лаура. Ведь никто даже не знает, как его лечить!

Лаура снова взглянула на доктора Шварца, попрощалась и вышла. В любом случае у нее осталось впечатление, что заместитель директора не верит в скорое выздоровление профессора. Казалось, он был в этом даже твердо убежден.

И дело тут вовсе не в улыбке, выдающей его мысли. Нет. Дело в глазах. В них был холод.

Леденящий холод.

Лаура вышла из приемной и прикрыла за собой дверь. Коридор не отапливался. Девочке стало зябко. Она поежилась, машинально застегнула красную куртку и задумчиво направилась в сторону своего класса. Мрачное существо, стоявшее в дальнем углу коридора и наблюдавшее за ней угрюмым, пристальным взглядом, она не заметила.

Это был Аттила Мордук, завхоз Равенштайна. Его легко можно было узнать по огромной голове, нелепо смотревшейся на приземистом, коренастом туловище. Кроме того, Аттила был абсолютно лыс, его гладкий блестящий череп напоминал шар для боулинга и был виден издалека. Круглое, как луна, лицо тоже было совершенно гладким, ни волоска, ни единого, даже самого скромного намека на бороду — щеки и подбородок были ровные и чистые, как попка младенца.

Но особенно поражали его руки: необыкновенно длинные, достающие почти до колен и настолько волосатые, что это уже, скорее, были не волосы, а настоящая шерсть. Растительность ржаво-рыжего цвета покрывала у него даже тыльную сторону кистей рук, которые, в свою очередь, были также непомерно велики. Может, конечно, не настолько огромные, чтобы сравнивать их по размеру с крышками унитазов, как делали некоторые ученики интерната, но все-таки достаточно большие, чтобы в ладони у Аттилы свободно мог поместиться баскетбольный мяч.

Трудно сказать, сколько лет Аттила Мордук проработал в интернате, не вызывало сомнений только одно: все это время он был настоящим кошмаром для всех равенштайнцев. Лицо его постоянно было перекошено жуткой гримасой! Ни один человек не мог вспомнить, чтобы Аттила ему хоть раз улыбнулся или же приветливо кивнул. Он смотрел исподлобья, таким убийственно мрачным взглядом, как будто поставил себе задачу переплюнуть самых угрюмых из всех металлистов. Большинство учеников от одного только вида завхоза бросало в дрожь, и они старались обходить его стороной.

Когда Лаура дошла почти до конца коридора, Аттила Мордук осторожно осмотрелся по сторонам. Затем его грузная фигура пришла в движение. И хотя при ходьбе он раскачивался из стороны в сторону, как моряк, только что сошедший на сушу, двигался он, как ни странно, на редкость легко. Абсолютно бесшумно Аттила направился за ни о чем не подозревавшей девочкой.

Морвена изо всех сия погоняла животное.

— Вперед, Принцесса, вперед, скорей! — кричала она навстречу завывающему ветру.

Эльфанта с высоко поднятой головой и блестящими на солнце рогами цвета слоновой кости отчаянно скакала вперед. С шумом вдыхая и выдыхая воздух, она продолжила свой путь, почти по брюхо увязая в снегу. Узкую, ведущую к перевалу тропу почти не было видно под толщей снега. При этом она так круто поднималась в гору, что ни одна лошадь не смогла бы ее преодолеть. Но для Принцессы, двурога Морвены, эта задача не представляла собой никакой сложности. Животное ловко карабкалось наверх, ни разу не оступившись.

Двуроги не только сильнее лошадей, но и намного выносливее своих робких сородичей, чутких единорогов, которые в последнее время встречаются редко, разве что только в Волшебном лесу. Но при этом двуроги почти такие же нежные и чуткие, как единороги. Чаще всего они угадывают опасность издалека, и поэтому им обычно удается ее избежать. Вот почему Морвена выбрала для путешествия именно эльфанту, и Принцесса ни разу еще ее не разочаровала. Двурогам хорошо известны все древнейшие тропы в любом уголке Авентерры, так что они могут добраться до цели гораздо быстрее любого другого животного. Ведь все эти тропы проложили когда-то лесные феи, которые ухаживают за детенышами единорогов и двурогов сразу же после их рождения.

Белые вершины Снежных гор блестели в первых лучах восходящего солнца, на сияющем ярко-голубом небе вставала заря. Ледяной ветер гнал по небу остатки грозовых облаков. Он дул Морвене прямо в лицо, и, хотя она с головы до ног укуталась в теплый плащ, обжигающий холод, царивший в этих безлюдных районах Снежных гор, все равно пробирал до костей. Даже шерстяной платок, который она повязала на голову, не помогал.

Но не ветер и холод мучили Морвену, а тревога и боль за смертельно больного Хранителя Света. К тому же она понимала, что придется в конце концов разочаровать беднягу Параваина, возлагавшего на нее слишком большие надежды. Она знала, что он ждет от нее чуда. Но, несмотря на все свои знания и опыт целительницы, ей не удастся спасти Элюзиона от смерти. Она сможет только облегчить его старания и на какое-то время отсрочить конец. Но для этого ей сначала нужно добраться до Геллиниата!

Морвена злилась, вспоминая о том, как ловко удалось врагам выманить ее из крепости Грааля. Ей даже в голову не пришло заподозрить неладное, когда в замок явился гонец якобы с письмом от отца. Напротив, она очень обрадовалась, ведь это был прекрасный повод после стольких лет разлуки снова повидать родные края. Только увидев удивление отца по поводу ее приезда, Морвена поняла, что здесь что-то не так. А вскоре в небе над Шумогроком, замком отца, появился Быстрое Крыло. Огромный орел, посланник Света, сообщил ей обо всем, что произошло в ее отсутствие в крепости Геллиниат. Конечно, не теряя ни минуты, она пустилась в обратный путь. Предложение отца дать ей для защиты нескольких всадников она отклонила. Большая группа продвигается гораздо медленнее, да и внимания привлекает слишком много. К тому же, кроме Принцессы, все равно никто не сможет пройти потайными тропами.

Наконец Морвена добралась до перевала. Она остановила двурога, чтобы животное отдышалось, и окинула взглядом раскинувшиеся внизу просторы Зеленой страны. Целительница вздохнула. До Геллиниата было еще очень далеко. Ей придется не только пересечь Зеленую страну, но и преодолеть бурную Грозную реку. Затем на ее пути лежит Слюдяная пустыня — возможно, самый опасный участок путешествия. И в довершение всего нужно умудриться живой и невредимой выбраться из Сумеречного ущелья.

Долгое, полное опасностей путешествие ожидало ее. В лучшем случае, если никто не попытается ей помешать, она доберется до крепости через четыре дня. Но кто знает, будет ли Элюзион к тому времени еще жив. Единственная надежда — новый мост через Грозную реку. Она обратила внимание на строительство этого моста еще на пути в замок отца, и это ее очень обрадовало. Может быть, мост уже готов. Тогда ей не придется делать большой крюк и, возможно, удастся сэкономить целый день.

Этот день может стоить Хранителю Света жизни. Морвена решительно пришпорила двурога и поскакала в сторону Зеленой страны.