Когда Фред вышел из хижины, солнце уже стояло над горами, окружавшими котловину. Можно было прямо-таки наблюдать, как тает свежий снег, выпавший на вершины ночью. От лесов, жавшихся к склонам гор, поднимались клочья тумана и тут же растворялись в теплом, прозрачном воздухе.

«Красиво», — лаконично подумал Фред. Хотя вообще-то он заранее решил быть недовольным, поэтому отряхнул руками пыль со своей одежды и вслух проговорил:

— Дрянь.

Перед ним лежало озеро Эльбзее, поверхность воды слегка рябила под полуденным ветром, дувшим со склонов. На берегу качался камыш. Фред направился к мосткам, которые вели почти от самой хижины и метров на двадцать вдавались в озеро. Он лег животом на лиственничные доски и ополоснул лицо. Вода оказалась не такой холодной, как он боялся.

Фред вернулся в хижину и обыскал комод, не найдется ли чая, кофе, неважно чего, лишь бы помогло для окончательного пробуждения. Он не только забыл взять с собой постельное белье, хотя Сюзанна говорила ему об этом, но и не прихватил никакого напитка для завтрака. Ведь он привык пить кофе перед тем, как сделать первый глоток вина. Фред ощутил ужасную ностальгию по Берлину. Там бы он сейчас просто бросил одну из этих капсул в алюминиевой фольге в свою машину для эспрессо, нажал кнопку — и готово.

От капсул и машин для эспрессо он был сейчас немыслимо далеко. В этой проклятой хижине нет даже электричества. Разумеется, Сюзанна его об этом предупреждала. А он кивал, хотя в принципе не понимал, как это: нет электричества!

Правда, Фред нашел баночку с растворимым кофе. Срок годности кофе истек лет десять назад, но какой уж такой вред может случиться от растворимого кофе?

Чтобы согреть воду, Фреду пришлось сначала растопить в хижине плиту. А для этого сперва он должен был найти дрова. Он обнаружил их в изобилии позади хижины. Взял оттуда три полена. Рядом с печью лежала бумага для растопки, «Курьер» за 1985 год: «Первый арест в винном скандале», — гласил один из заголовков, а передовая политическая статья озадачивалась вопросом: «Кто такой, этот Михаил Горбачев?»

Коммунизм издох, подумал Фред, поджигая бумагу, зато вино стало лучше. Он положил поленья поверх бумаги и закрыл дверцу. Потом пошел к роднику, наполнил полуржавую кастрюлю водой и поставил ее на полностью ржавую металлическую поверхность плиты. Примерно в это же время изо всех щелей старинной плиты пошел дым. Сперва понемногу, потом все сильнее. Фред распахнул окна. Он вертел все ручки и рычаги плиты, открывал и закрывал заслонки, что, судя по всему, только помогало задымлению. Глаза у него щипало, они слезились, сам он уже задыхался. Он выбежал за дверь и малодушно смотрел оттуда в хижину, всю заполненную темными клубами дыма.

Он запаниковал. Ведь получалось, что он поджег летнюю хижину своей издательницы! Он схватил подвернувшуюся под руку лейку, зачерпнул воды из озера, отважно ринулся в гущу дыма и не раздумывая вылил ее содержимое на занявшиеся огнем поленья. Послышалось шипение, еще раз повалил дым, однако интервенция оказалась успешной: пожар кончился. На деревянном полу хижины плавала серо-черная смесь воды и золы. Фред сел к столу и сделал большой глоток вина из бутылки. Совершенно безвкусно! В отчаянии он огляделся. Грязь, пыль, паутина, мышиный помет, а теперь еще и катастрофа с полом. Эта хижина была ужасом, чистейшим ужасом. Он не может остаться здесь еще на одну ночь. Даже на день не останется. Хотя Берлин и далеко, но где-то он все же есть. При необходимости можно переночевать где-то по дороге. В Пассау. В Нюрнберге. В Байройте. Да, лучше выдержать целую оперу Вагнера в Байройте, чем еще раз лечь на этот поганый топчан. Да и Регенсбург, по слухам, очень хорош. По сравнению с этой гнилой будкой, окруженной водой и заснеженными горами, все что угодно покажется великолепным!

Фред выковырнул ножом из баночки обломок растворимого кофе. Положил его в чашку и пошел с ней к роднику. Почему бы не выпить на завтрак холодный кофе? Сердцебиение напомнило ему, что пора принять бета-блокатор. Теперь было важно сохранять ясную голову, чтобы как можно скорее заняться отъездом.

Фред почувствовал чуть ли не эйфорию, когда сел в свой «Мерседес». Перед этим он в рекордно короткое время худо-бедно помыл пол, собрал свои немногочисленные пожитки и запер хижину. В «Серне» внизу он разрешит себе эспрессо и еще раз грудинку с яичницей, но без грудинки. Вернет хозяину трактира ключ и в силу этого освобождающего действия — наконец! — снова станет частью человеческой цивилизации.

Правда, «бенц» походил на ралли-автомобиль после специального испытания грязью, но, если не считать мелкого металлического дребезга в районе выхлопной трубы, с ним, кажется, ничего не сделалось.

Чу-у-у-усс, крикнул Фред, чтобы дополнительно досадить этим австриякам, и неторопливо пустился в путь по щебеночной дороге. Однако вскоре — после того как он перевалил через вершину холма к крутому спуску дороги, Фред резко затормозил. Не медля ни секунды, он включил заднюю скорость и привел автомобиль и самого себя в безопасное положение: крутого участка дороги больше не было. Точнее сказать, тут теперь вообще не было дороги. Там, где вчера дорогу затопил дождевой поток, сегодня зиял широкий кратер. Обрывистая пропасть, отделяющая его от людей.

Сердце Фреда судорожно сжалось: теперь он лишился свободы. По крайней мере, того, что он понимал под свободой, а именно — возможность бегства. Ему грозил плен в хижине со средневековым оборудованием — и тотальное одиночество.

Теперь главное — сохранять спокойствие и не терять самообладания. Фред задним ходом доехал до хижины. Сел на скамью у входной двери, закурил и включил мобильник. Надо было как-то позвать на помощь. Или хотя бы дать знать о том, что здешняя дорога испорчена. Какое там испорчена. Ее больше нет.

Дисплей его допотопного мобильного телефона показывал, что связи нет. Ни одной черточки.

Узкая тропинка позади хижины вела в гору. Фред пошел по ней, сперва сквозь кустарник, потом под высокими деревьями. Он панически держал свой телефон перед собой и наблюдал за дисплеем. Связи не было. Ноль. Он продолжал двигаться вверх. Лес немного посветлел. Фред услышал шуршание радиошумов. Он поднес трубку к уху в отчаянной надежде, что это ему что-то скажет. Выбрал первый из сохраненных у него номеров, нажал кнопку вызова. Мобильник долго думал. Потом написал: «Нет сети».

Фред оглянулся. Впереди с выступа скалы низвергался водопад высотой самое меньшее двадцать метров. Дальше дороги не было.

— Черт, — простонал он.

Он пошел назад к хижине. Сети не было. Вышел на мостки. Сети не было. Прошелся в обе стороны от озера. Сети не было. Он вспотел, руки дрожали, когда он обшаривал свой мобильник на предмет какой-нибудь спасительной опции. Первый раз в жизни Фред пожалел, что ничего не смыслит в технике. До сих пор он этим только гордился, отстаивая свою оригинальность в позе технического невежды.

— Это не оригинально! — громко проорал Фред в сторону озера и добавил: — Идиот! — имея в виду не озеро, а себя.

Есть же какой-то международный номер экстренного вызова, которым можно воспользоваться всюду? Но какой? Вдруг ему в голову пришла спасительная мысль. То, что надо! Надо позвонить Сюзанне, уж она-то подскажет ему номер. Надежда прожила совсем недолго, вскоре Фред понял свою логическую ошибку. Он бросился в хижину, там на одной кружке он видел наклейку горно-спасательной службы, сейчас он снова об этом вспомнил. Там указывалось все! «Спонсор спасательной службы, экстренный вызов 140».

Фред набрал 140. Ответ гласил: «Нет сети». Он все же попытался позвонить Сюзанне. Потом набирал 140. 133. 122. 144. Все аварийные номера, какие помнил с детства.

Нет сети.

Фред исторг крик, эхо которого впечатлило его самого. Он сразу же крикнул еще раз, исполненный непримиримой ярости на весь мир. Потом зашвырнул мобильник как можно дальше в озеро.

Альфред Фирнайс почувствовал себя немного лучше.

Он сел на мостки и отдышался. Солнце скрылось за горой по правую руку от него. Когда Фред повернул голову налево, он увидел, как голые скалы сияют в лучах заката. Горные вершины спят во тьме ночной, подумал он, однако птички в лесу не молчали вопреки утверждению Гете. Да и сам он даже не думал о том, чтоб молчать. На следующий день он как-нибудь пробьется к цивилизации. Сейчас для этого уже поздно. Он закурил последнюю сигарету и бросил пустую пачку в озеро. И тут же пожалел об этом, все-таки пачка была с целлофаном. Он где-то читал, что любой человек разложится скорее, чем пластик. А хуже всего силикон. Историки будущих цивилизаций когда-то будут удивлены тем, что найдут на раскопках после вымершего homo sapiens: осклизлые комья пластика.

Фред наблюдал за стаей мелких рыбешек, привлеченных его гонимой ветром сигаретной пачкой. Рыбки пытались обглодать странный предмет, но явно терпели поражение от прозрачного внешнего слоя упаковки.

Фред пошел в хижину и тщательно осмотрел печь. Хотя солнечный свет приятно согрел деревянные стены, однако ночь в ясную погоду грозила похолоданием. При внимательном изучении очень просто устроенной плиты Фред понял, что в своем утреннем смятении закрыл задвижку, предназначенную для тяги и выхода дыма. Он устранил ошибку, пошел за хижину, нащепал от полена щепы для растопки и принес полную корзину дров.

В этот вечер огонь разгорелся чудесно. Фред вслушивался в его потрескивание, поедая козий сыр, лепешки и оливки и запивая это все бутылкой вина.

После еды он сделал ужасное открытие.