Девять скинов сидели на лавочке, пили пиво, играли на гитаре песни о радикальной любви самого романтичного и всеми любимого нацистского поэта Федора Волкова:
Лера, обняв Макса, сидела у него на коленях. В руке – три белые розы. Во двор ввалился Штык. Песню прервали, все повскакивали с мест, чтобы поприветствовать лидера.
– Всем 88! Садитесь. Максим, придется тебе поменять сим-карту!
– Сколько?
– Двадцать три минуты и восемнадцать секунд с момента знакомства. Поверь мне на слово. Она даже слазить с меня не хотела, я еле отмазался, что у меня дела важные, – пацаны захлопали и налили Штыку пива.
– Вы о чем? – спросила Лера, прикидываясь дурочкой.
– Да так, с Максом на одну блядь поспорили – разведу или нет.
– Успешно?
– Еще как! А его сим-карту мы будем использовать, чтоб, если че, могли с севером связаться – все скинемся по полтиннику и положим на счет.
– Лучше скиньтесь мне на новую.
– Щас, размечтался – старая у меня будет, а новую купишь завтра – у тебя сотня из кармана торчит, и ширинку застегни.
Все засмеялись…
– Ты лучше о главном давай, – оборвала смех Лера. – Говорил с Быковым?
– Да.
Штык рассказал, что разыскал Быкова и поставил его в известность о провокации, которую устроил Медведь.
– Я Быкову прямо в глаза заявил, что так с соратниками не поступают. Бей своих, чтобы чужие боялись, да? За идею я с кем угодно готов махаться. А интриговать ни с кем не буду и никому не позволю бригаду развалить. Медведь к этому стремиться. Не получится у него. Я говорю, семьдесят четыре бойца привел к вам в партию. Но как пришли мы, так можем уйти. Только будет ли от этого польза нашему общему делу. А мести, говорю, мы не побоимся… Короче, Быков меня понял…
– Ну и?.. – нетерпеливо спросил Макс.
– И никто нам мстить не будет. А Медведю покажут небо в алмазах. Это Быков мне сам пообещал, – Штык закурил и продолжал, улыбнувшись. – А еще он меня спросил, правда ли, что меня скингерла спасла…
– И что же ты на это ответил? – невольно покраснела Лера.
– А что я мог ответить? Правда, говорю. Надо же, говорит, девчонка Медведя порезала. Как же, говорит, ее зовут? Не знаю, говорю, забыл.
– Правильно ты ему ответил, – одобрил Макс. – Много он захотел. И ваще… Предлагаю выпить! Есть повод… За Штыка.
– Да, – сказал Штык. – Есть повод. За Леру…
– Сначала за Катю, – сказала Лера. – Не чокаясь. Сегодня сорок дней…
Наконец наступил август, а третьего числа родилась Лера. По новостям уже во всю трубили о разгуле подросткового экстремизма. Буквально каждый день устраивались акции скинхедов и митинги РПР. Соратники Быкова сожгли три штаба коммунистов, а бритоголовые совместно с футбольными фанатами разгромили вещевой рынок на «Спортивной». К этому времени «Штыки» соединились с фанатами «Спартака». Малочисленной, но агрессивной фирмой «Демоны». Обо всем договорились, лидером по-прежнему оставался Штык. Состав бригады насчитывал теперь семьдесят четыре рыла. Таким составом снова вступили в РПР. Штыку неохотно доверили командование.
Мать Леры взяла отпуск и теперь больше времени проводила дома. Лера так и не сказала Максу, что знала об измене, она простила его. Аня по уши влюбилась в лидера бригады, и по ночам он пропадал у нее. Теперь на каждой акции Штык обирал кавказцев до нитки – менял доллары и евро на рубли, продавал мобильники, золотые цепи и часы… Делал дорогие подарки любимой. Бригада видела, что он влюблялся все больше и больше. Впервые в жизни сердце скина не устояло перед Девушкой!
Лера сидела на кухне и перебирала гречку. Позвонил Штык – он рассказал, что сегодня ночью в пять намечается акция – «ночь длинных ножей», разведка РПР обнаружила ночлежку незаконных иммигрантов – подвал возле станции «Черкизовская». Будут все фашио и Сергей Быков.
Вообще Леру бесили акции с ножами. Когда шли с ножами, всегда были уверены, что у противника их нет, а Лера была честной, даже когда раз в неделю человек десять выезжали в другой район или шли по собакам, натыкались на одного-двух кавказцев – Лера стояла в стороне. Но приказ есть приказ. Рядовая Речная обязана подчиниться. Лера достала нож и начистила его до блеска.
Вошел дед:
– Ты че делаешь?
– Лезвие чищу, нервы знаешь, как успокаивает, сталь приятная.
– Нервы не то успокаивает! – дед достал из шкафа пузырь и налил стакан.
– За КПСС.
– Уже было!
– Тогда… За Ленина.
– Тоже было!
– А, хер с тобой. За Москву!
– Во! – Лера поставила кулак.
– Ты за хлебом сходи, вот чирик, а гречку я сам переберу.
– Ладно, я погуляю еще.
– Погуляй, во сколько будешь?
– В час ночи!
– Обалдела, что ли? Опять к фашистам?
– Я к Юльке, может, даже на ночь останусь.
– Ты только хлеб мне принеси и водки… и сигарет… вот еще деньги.
– Ладно.
Лера редко надевала белую олимпийку с вышитой посолонью на рукаве, но сейчас она почистила ее щеткой, накинула на плече и вышла. Символ заставлял до боли выпрямлять спину – если ты в параде и шаг должен быть парадным.
Но она не прошла и десяти метров, как ее тормознул сержантик.
– Гражданочка, стойте, где стоите! – сказал он, достав наручники. Она не сопротивлялась. Сержант был накачанный и высокий. Он заковал ей руки и повел куда-то по дороге. Лера уже представляла высокий забор, колючая проволока и темные вонючие камеры. Но это не точно – точно она знала одно, что она не под какими пытками никогда никого не выдаст. Они прошли где-то метров двадцать, вдруг сержант встал как вкопанный. Лера заметила у его шеи лезвие здоровенного ножа. Ей самой даже стало стремно поворачиваться, а мужской голос сказал:
– Ключи! – потянулась рука, в которую тут же упали ключи.
– Так, теперь рацию! Я знаю, она есть. – На асфальт с треском упала рация. Спаситель освободил Леру и приковал сержанта к низкому заборчику вокруг клумбы. Рацию незнакомец разбил ударом камелота…
Лера осмотрела его. Высокий пацан, лет двадцати, одет нейтрально, но на воротнике две зиг-руны СС. Он тоже смотрел на нее как-то изучающе, одобрительно поднимая бровь.
– У него мобильный, наверное, – сказала Лера.
– Вот сука, – заорал сержант, и тут же получил пыром ботинка в зубы. Пацан обшмонал его – мобильник действительно был, а еще две тысячи рублей, сигареты и дорогая зажигалка.
– Тебе что, мало платит государство? Или мало отстегивают хачики? Девку-то за что? Отыметь хотел, мудак продажный!
– Нет. Честно нет…
– Поверю, живи!
– Пойдем отсюда, – Лера взяла его под руку, и они спокойно пошли – типа, если что, влюбленная парочка и никакого мента не арестовывали, – она прижалась к нему плечом, чтобы не было видно символа, но напоследок они все же запели на мотив «Подмосковных вечеров»: «Если б знали вы, что за сволочи все московские мусора». Сержант побагровел от ярости.
– Ну, че, имя-то у моего спасителя есть?
– Я Фаллос, а так вообще Игорь.
– Я Лера.
– Очень приятно. Че же ты ходишь такая нарядная?
– Даже не знаю, а ты, с какого отряда?
– Я с седьмого, а ты?
– Я с восьмого.
– Юго-Восток, да. Это ваши командира партийного порезали?
– Ага.
– Круто. Какое наказание вам было?
– Обошлось… А заманчивое у тебя погоняло.
– А у тебя очень красивые глазки, Лерочка, только зря ты так ходишь. Ведь меня могло не оказаться рядом. Московских красавиц беречь надо. А еще лучше, если они сами себя берегут.
– Но, но, полегче, куда так сразу. Не налегай.
– Я всегда говорю, что думаю. Присядем? – он указал на лавочку.
Зажигалку он отдал ей, деньги они тоже поделили, но вот мобилу оставил себе. Оказывается, «на ночь длинных ножей» они идут вместе. Они разговорились. После развала бригады он целый год был один, а потом вступил в восьмой отряд РПР. По контракту отслужил в армии. Лера рассказала о себе, промолчала только про то, что цыганка была ее подругой, когда она уже состояла в движении. Они дошли до магазина, Лера купила хлеб, водку и пачку «Муратти». Фаллос взял пиво. Сейчас они стояли у фонаря, который еле мигал.
– Ну, давай, увидимся на сборе.
– Слушай, ты меня сегодня от решетки спас.
– И че?
– Че, че, спасибо, – она поцеловала его в щеку.
И они разошлись.
У метро «Черкизовская» стояли пятнадцать ровных квадратов. Это были боевые отряды. Стояли молча. Метро только открылось, народу на Улицах было мало. Лера видела Фаллоса, а он видел ее. Макса не было.
Наконец, на сооруженную наспех трибуну поднялся Быков. Лера еле сдержала радостный крик. На вожде был длинный черный плащ, распахнутый так, чтобы все видели огромную свастику на футболке. Выдержав паузу, он изрек:
– В подвале этого здания находится около четырехсот нелегалов. Бесполезно ждать, что ими займется милиция. Милицию они купили с потрохами. Эти черти плодят тут наркоту и насилуют наших Девушек. Давно пора показать, кто в Москве хозяин. Мы сделаем так, чтобы любимый город смог уснуть спокойно. В бой, соратники. Слава России!
– Слава России! – ответила армия и, достав ножи, двинулась к зданию молча и неотвратимо.
Отряды остановились и стали стучать подошвами тяжелых ботинок об асфальт. Громче, громче! В подвале зажегся свет. Кто-то заорал: «Сносите на хер эту дверь». С дверью справились в минуту, и отряды тихо, но быстро ринулись в подвал. Восьмой, по приказу Штыка, ворвался в одну из комнат, довольно большую, и сплошь устланную матрасами и уставленную кроватями. Кавказцы, только что мирно сопевшие, повскакивали с мест. Засверкали ножи, полилась кровь. Отряд прижимал их к стене, отсекая пути к спасению. Кому-то удавалось проскочить в коридор, но там их радостно встречали шестой и пятый фашио. Лера умело работала ножом, уже шестерым досталось от нее. Ей пару раз ударили в пах. Кавказцы орали и как могли отбивали ножи нацистов. Отряд, наоборот, работал молча. Кто-то выхватил у Леры нож, а затем повалил на пол. По ней прошлись. Встать ей не давали, поэтому она просто заползла под кровать. Ее противник пытался садануть ей ножом по шее, но не доставал. Тогда он выбил ножку кровати. Лера закричала от боли – на кровати стояли человек пять. Грудь сдавило и защемило ногу. На ее крик откликнулся Кольян, но он не мог понять, где она. Минуты три она терпела боль, как могла. Внезапно все стихло. Только слышалось тяжелое дыхание бритоголовых и глухие стоны кавказцев. Лера еще раз крикнула. Кровать тут же отшвырнули. Штык поднял ее и спросил: «Идти можешь?» «Могу», – ответила она. «Так, не расслабляться! Там еще до хрена таких комнат!» – сказал лидер и повел бригаду по длинному коридору. Вскоре они столкнулись с убегающими жертвами. Опять засверкали ножи. Лера взяла на себя двоих: одному – по пузу, второму – по шее. Во, третий. Этому уже ножом ниже пояса и ногой в грудь. В другом конце коридора она увидела Фаллоса. Тот тоже резал всех направо и налево. Удар… перед глазами все поплыло, и она опять упала на пол. По ней опять прошлись. Она очнулась, когда Фаллос на руках нес ее прочь из этого здания. С горем пополам они вышли к метро. Когда они были у дома Леры, она уже могла идти. Одежда была грязная, руки порезаны, но лицо, на удивление, не пострадало. Только длинные черные волосы были растрепаны:
– А это не нарушение приказа?
– Лер, если б я не нарушал приказ, ты бы щас в лучшем случае в реанимации была!
– Спасибо тебе. Второй раз меня спасаешь, я тебе, че, нравлюсь?
– А че, не видно?!
– Видно…
– Ну, я, наверно, заслуживаю чашечки кофе наедине с тобой?
– Заслуживаешь. Но только вечером. У меня еще все спят.
– Лады, я тебе позвоню.
Они попрощались.
Дома еще все спали, было только восемь утра. Лера, стараясь не шуметь, сняла «шелеса». Заляпанные кровью куртку и джинсы кинула в стиральную машину. Пришла SMS от Гуся: «Мы закончили, все ок. Едем домой. Ты где?»