— Опять мы влезаем в какую-то задницу, да? — шепот Мидаса едва отличался от шороха ветра, метавшегося по кустам подлеска, но Карн все равно оскалился, выражая свое неудовольствие.

Парень помнил, что у нагов превосходный слух, гораздо лучше человеческого. И хотя во время битвы за Гелиополис он пересекался лишь с лоялистами (так он условно обозвал нагов, сохранивших верность Древним), маловероятно, что их темные братья в этом плане отличаются от своих родичей, которым слова «честь» и «верность» что-то, да говорят.

Тем не менее, опасения Карна не оправдались — наги были слишком увлечены своей жертвой, чтобы прислушиваться к окружению. Пять змееподобных созданий о четырех руках каждое обступили молодого паренька, вжавшегося спиной в серую скалу, уходившую ввысь насколько хватало глаз. Парень был обнажен по пояс и хотя тело его выглядело крепким и жилистым, откровенно худое сложение и тонкие руки выдавали в нем скорее поэта, чем война. Но даже если бы он выглядел как заправский рубака, это едва ли склонило бы чашу весов в его пользу.

У парня были прямые каштановые волосы, едва доходившие до плеч. Он толи не успел, толи не посчитал нужным убрать их в хвост, но теперь делать это было уже поздно. Его темно-синие глаза жестоко смотрели на нагов, которые временами обнажали раздвоенные языки, чтобы излить в окружающее пространство очередную порцию отвратительного шипения.

Змеи были вооружены, в основном — короткими длинными клинками матовой полировки. Но пятый — он стоял позади остальных — не посчитал нужным взять в руки гибельную сталь. Это дитя подгорного племени довольствовалось коротким жезлом с блестящим шипованным навершием, по форме напоминавшим палицу. Однако жезл не производил впечатление оружия, скорее… волшебной палочки? Карн видел ореол темной энергии, окутывающий этот странный предмет, но не мог постичь его суть, как и проследить источник. Несомненно, это был колдовской артефакт.

Что до парня, которого обступили наги, то технически он был не один. Рядом с ним напружинившись стояла огромная черная… кошка! Нет, ни пантера, ни рысь, а именно кошка. Просто очень большая — с доброго алабая величиной. Пушистое, хищно-грациозное создание с блестящими зеленоватыми глазами. Глаза эти неотрывно смотрели на пятого нага — того самого, что держал в руках магический жезл. Кошка тихонько рычала и возможно, если бы парень не пытался загородить ее от врагов, уже давно бросилась бы на мерзких змеев. И конечно — нашла бы свою смерть.

Карн не видел, чем был вооружен молодец, но фригийский царь услужливо предоставил ему эту информацию. У парня был небольшой круглый щит и короткое боевое копье. Слишком мало, учитывая количество и… специфику противников. Само собой — уйти с прогалины живым он не надеялся, но и сдаваться не собирался.

Карн углубился в его ауру и тут же прочитал в ней страх. Но не за себя, а за нактак-арин — так молодой воин мысленно называл ту самую черную кошку, что рычала подле него. Не имя собственное, нет, скорее название вида. Карн почувствовал сильную связь между ними — оба были готовы сражаться и умереть друг за друга. Быть может, если бы один остался драться, а другой — убежал, это спасло бы второму жизнь. Но никто из них — ни кошка, ни ее молодой хозяин — не посмели бы обесчестить другого такой просьбой.

С нагами было иначе. Карн пытался прочесть их мысли, но улавливал лишь эфемерные образы, которые не мог интерпретировать. Разум этих существ был устроен иначе и чтобы научиться читать их ментальные поля, требовалось время. Зато он отлично видел их намерения — змеями двигала слепая злоба, они будто мстили за что-то, но не этому конкретному человеку, а всему людскому роду в его лице.

Наконец, наг с магическим жезлом прошипел что-то особенно злобное. Карн был уверен, что эти монстры знают язык людей, но целенаправленно не используют его. А вот парень с кошкой, похоже, понял послание. Воин поудобнее перехватил древко копья и процедил сквозь зубы что-то насчет матери всех нагов и ее сексуальных увлечений, надо сказать — весьма нетривиальных.

Но прежде, чем наг с жезлом решился оспорить это утверждение, Карн и Мидас выскочили из подлеска и бросились на его многоруких братьев. Точнее — выскочил и бросился только фригийский царь, у которого после поражения, полученного от Вящей Нави (а именно так он расценивал то, что каинит спас его от гашадокуро), жутко чесались кулаки. Прямо таки раздирались, по его собственному замечанию.

Наги, завидев новую опасность, тут же разделились. Вожак (тот, с жезлом) что-то отрывисто прошипел и два нага загородили дорогу набегающему Мидасу. Двое других пошли на парня с кошкой. Сам главарь уставился на Карна, степенно поднявшегося над кустарником, в котором они с древним богом прятались последние пару минут. Его лиловые с черной обводкой глаза пылали несдерживаемой злобой, как и у других нагов, но у него чувство обретало иную форму. Не безумная и разрушительная страсть берсерка, а холодная и расчетливая ярость арамусы.

Карн его глаз, конечно, не видел, но ощущал жгучий пронизывающий взгляд — не только физический. Наг изучал его на энергетическом уровне, но пока не понимал — насколько силен его противник. Он «попробовал на вкус» внешнюю ауру парня и сразу же отдернул свои ментальные щупальца, ощутив неожиданный всплеск смятения. Однако мгновенный разрыв связи не помог — чужая эмоция повисла на его ментальном поле, она точно кислота впитывалась в сущность нага, причиняя ему изматывающие мучения, лишавшие сил и воли.

Карн не знал, как дошел до этого трюка — просто решил попробовать. Он загодя, пока они с Мидасом прятались в подлеске, напитал свою внешнюю ауру разочарованием. Не болью, не страданием и не страхом, а именно разочарованием, которого в его жизни было предостаточно. Получилось что-то вроде энергетического яда — не шибко сильного, но действующего с завидной эффективностью.

Из-за этого яда наг, оставивший безуспешные попытки избавиться от инородной энергетики (слишком уж тонкой и неуловимой она оказалась), не мог добиться полной концентрации, чтобы четко сфокусироваться на противнике. Удивительно, но потенциал змея был довольно высок и это, как позже осознал Карн, сыграло ему на руку. Чем совершеннее сущность — тем более восприимчива она к простейшим деструктивным эмоциям. Вот так это работает.

Парень атаковал. Он мысленно ринулся вперед, вскрывая внешнюю ауру нага первым эшелоном энергетических щупалец, принявших форму длинных копий с широкими зазубренными лезвиями. Змеиный маг пошатнул, но его вторая аура оказалась много плотнее. Он мобилизовал силы, достиг, наконец, необходимой концентрации и исторг из себя вспышку черного света, которая в мгновение ока распылила копья Карна на энергетические кванты.

Наг плотоядно ухмыльнулся, но увидел на лице человеческого колдуна отражение собственной улыбки и понял, что рано расслабляться. За первым эшелоном следовал второй и этим щупальцам в энергетическом спектре соответствовал образ не копий, а рапир. Они были тонкими, хрупкими, но их были сотни. Сотни сотен. Они жалили уплотненную ауру змеиного мага, гибли десятками, разрушаясь под незримыми вспышками черного света, но уверенно пробивали брешь в обороне врага.

Противостояние длилось всего несколько секунд, но за эти мгновения у Карна на лбу выступили прозрачные бисеринки, а спина под рубашкой увлажнилась. Наг присел на своем хвосте, все четыре руки его безвольно повисли вдоль тела (лишь сжимавшая магический жезл подавала признаки жизни легким подергиванием). Парень отметил, что враг умело отключает ряд областей моторной коры, постцентральную извилину и даже частично соматосенсорную кору, чтобы высвободить дополнительную энергию и не отвлекаться на внешние раздражители. Учитывая, что вокруг него шел бой, это было рискованно, но Карн почувствовал уверенность нага в своих воинах. Завидную уверенность.

Вскоре щупальца-рапиры иссякли и змеиный маг начал спешно латать дыру во вторичной ауре, одновременно формируя перед собой нечто вроде черного комка, или скорее клубка постоянно движущихся нитей. Спустя мгновение он метнул этот клубок в сторону Карна, но тот без труда остановил его на середине пути. Однако — лишь остановил. Парень с удивлением обнаружил, что его воли недостаточно, чтобы разрушить это энергетическое образование. Как такое может быть? Ведь он многократно сильнее нага!

Ну, разумеется! Чертов артефакт! Увидев его в действии, Карн распознал суть предмета и даже проследил источник. Магическая палица была выкована в подгорном сумраке много веков назад и закалена людской кровью. В ней таилась тьма — ее сфокусированная эссенция, в принципе — абсолютно нейтральная к окружающему миру, но в умелых руках способная стать грозным оружием. Разорвать связь артефакта с источником Карн не мог, не было времени. А вот обезоружить нага — это было ему по силам.

Часть энергии Карн все еще тратил на то, чтобы не дать магу восстановить вторичную ауру. А потом просто вбросил в этот разлом, к границе третьей, внутренней ауры, толику собственной энергии — чистой, не преобразованной в какой-либо образ. Как он и думал, наг не заметил ее. При других обстоятельствах — возможно, но сейчас он всеми силами ускорял энергетическую регенерацию своего тела и заодно проталкивал вперед шар тьмы, намереваясь подавить им Карна. Да и яд разочарования продолжал свое неумолимое действие, так что змею просто некогда было обращать внимание на такие мелочи.

Шар рывком придвинулся к парню и замер в каком-то метре от его груди. Карн прикинул, что получить такой штукой будет неприятно — не фатально, но даст нагу ощутимое преимущество. Этого нельзя допустить.

Он ослабил хватку на атакующей формации врага, позволив шару медленно и неумолимо продвигаться вперед, а сам все доступные силы направил на руку змеиного мага, сжимавшую магический жезл. Ход довольно подлый, но впятером на одно — менее подло?..

Наг вскрикнул от боли. Дюжина золотистых энергетических щупалец, принявших форму отточенных до бритвенной остроты катан, одновременно ударили по широкому запястью, обтянутому плотной синюшной кожей. Истратив весь свой заряд, призрачные клинки тут же растаяли, но они выполнили задачу — жезл с глухим стуком упал на землю.

Дальнейшее было предрешено.

«Игры закончились» прошептал Карн одними губами и в неуловимое мгновение распылили шар тьмы, тут же впитав оставшиеся после него энергетические кванты. Энергия — она и есть энергия. Как вода, налей в кружку — будет кружкой, налей в чайник — будет чайником. Но все равно останется водой, которой можно утолить жажду. А еще в воде можно кого-нибудь утопить.

Поглощенную энергию Карн направил на то, чтобы придать форму сгусткам собственной силы, едва тлевшим под уже восстановленной вторичной аурой нага. Те мгновенно взорвались ослепительным золотым светом, который разметал в клочья и вторую и даже третью энергетическую сферу, окутывавшую нагую сущность змея. Вообще, третья аура — самая тонкая и уязвимая, но у нее много рефлексивных механизмов защиты. Вот только наг отключил их все, чтобы ускорить регенерацию и усилить шар тьмы. Ставка не сыграла и теперь он находился в полной власти человеческого колдуна.

Карн ощутил его ужас. Было похоже, что змей уже встречался с людскими чародеями и прекрасно знал, что лучше не попадать им в руки. Его сбила с толку «инаковость» Карна, который в энергетическом спектре выглядел не вполне по-человечески. Змеиный маг решил рискнуть — парень, наконец, прочел кое-какие из его мыслей — он хотел выслужиться перед своим господином.

Оказывается, магическая палица не только придавала ему сил, но и могла буквально высасывать жизненную энергию поверженного врага. Разумеется, речь шла не о душе, на такие фокусы у змеиных мастеров кишка тонка! И все же, жизненная сила человека — вещь сильная, такая на дороге не валяется. Из нее, помимо прочего, при должном умении можно впитать память и знания погибшего. Собственно, именно ее вместе с кровью вытягивают каиниты.

Сколько этот чешуйчатый урод успел «насосать» Карн не хотел даже думать. Ярость вспыхнула в нем обжигающим пламенем, от которого он и сам ослеп. Желание вытащить из головы нага как можно больше информации тут же уступило место уже знакомому чувству тотального контроля, приносившему непередаваемое наслаждение. Его хотелось ощущать вечно и парень, сам того не сознавая, в глубине души уже полностью оправдал кровавого бога дусгэйовэх.

Карн глубоко вздохнул и приступил к экзекуции. Сначала он выжег моторную область, затем сломил вялое сопротивление среднего мозга и отключил миндалину, после этого змей превратился в безвольную куклу, которая даже не понимала, что с ней происходит. Сломленный маг медленно, зигзагами пополз к Карну. Парень обязательно вернет ему память и эмоции, но чуть позже, когда вдоволь насладиться этим пьянящим восторгом! А потом, едва наг получит обратно свою личность, вместе с ней вернутся страх и осознание абсолютной обреченности. Вот тогда придет настоящий экстаз…

Но это произойдет позже. В момент времени, сжавшийся до пределов двух стандартных земных минут, Карн и змеиный маг были не единственными, кто сражался на опушке леса у подножия исполинской горной гряды, изрезавшей весь континент с севера на юг. Чуть поодаль, ближе к лесу, однорукий воин, бился с двумя нагами, которые оказались опытными поединщиками. А по другую сторону опушки, у скал, парень с ручной нактак-арин уперто цеплялись за жизнь, продолжая бой, который по всем правилам должен был уже давно закончиться его гибелью.

Что касается Мидаса, то он уже не замечал своей однорукости, минувшие схватки позволили рефлексам адаптироваться к новой массе и… конфигурации тела. Едва ли он сравнится с собой прежним, но пяток сельских бандюков с большой дороги уж точно сумеет разогнать. Жаль, но наги бандюками не были. Змеехвостых всю сознательную жизнь тренировали как поединщиков, и это дало неплохие всходы.

Сразу два кривых клинка метнулись в его сторону — один из нагов атаковал верхней парой рук, целя в голову и шею противника. Мидас легко ушел от предсказуемой атаки и парировал выпад второго змея, который в нижних руках сжимал два коротких копья, вроде сулиц русов. Неожиданное сочетание, но, как оказалось, весьма практичное!

Он сбил выброшенное в его сторону острие, но контратаковать не успел — первый наг вновь наседал на него, попеременно атакуя верхними руками и периодически нанося колющие удары нижней левой. В нижней правой он держал небольшой баклер с эффектной окантовкой из латуни, прикрывая им изборожденный абдоминальными мышцами живот. Тактика банальная, но другой и не требуется, когда у тебя четыре руки, а у противника всего одна. Вот только эта тактика не учитывает, что перед тобой может стоять не обычный смертный.

Мидас позволил одному из изогнутых клинков скользнуть в сантиметре от своего лица. Другой разорвал ткань его рубахи на боку, едва коснувшись плоти. Воин уже понял, что наг бьет сильно, но не слишком прицельно. Это стало его первой ошибкой.

Древний бог сблизился с врагом, ввинтившись меж двух его мечей и даже не подняв собственного. В движении он обступил нага справа, чтобы поставить его между собой и вторым противником. Змей недовольно зашипел и ударил клинком, зажатым в левой нижней руке. Мидас парировал атаку широким лезвием своего клинка, а затем продолжил восходящее движение, нанося удар яблоком в подвздошье — аккурат над баклером.

Какой бы отменный пресс у тебя не был (а мышцы живота у этих монстров были прямо таки эталонными!), но удар противовесом длинного меча, в который вложена масса тела атакующего, никому не перенести. Вот и наг буквально сложился пополам, тут же отползая в попытке разорвать дистанцию. Он поднял руку с баклером, чтобы прикрыть голову, и сразу лишился ее — фригийский царь, смещая правее, нанес вертикальный рубящий удар и начисто отсек запястье змееподобного создания.

Развить атаку Мидас не сумел — в бой вступил второй наг, он попеременно бил копьями по нижней полусфере, стараясь оттеснить противника от товарища. Как ни крути, а в мозгах нехватки он не ощущал — смекнул, падла, что в клинче с одноруким мужиком меряться достоинствами неуместно! Мидас злобно зарычал, отбиваясь и выискивая момент для контратаки. Нужно было действовать как можно быстрее, пока первый змей не очухался.

Внезапно наг атаковал выше, фригийский царь подсел и оба копья мелькнули у него над головой. Распрямляясь, воин сместился влево и ударил, но не в нага, а в одно из его копий. Перерубив древко пополам, Мидас тут же крутнулся на месте, уходя от встречной атаки. Не прерывая вращение меча, он стал выписывать им восьмерку и, набрав достаточно инерции, двинулся на врага. Тот попытался закрыться клинками, но с каждой секундой древний бог все ускорял вращение и змею приходилось отступать.

А потом воин просто выпустил меч из рук. Клинок Стража рассвета мелькнул серебряной молнией, подлетая ввысь. На миг наг рефлекторно поднял голову вслед за оружием врага и Мидас ударил его ногой туда, где у приличных мужчин покоиться их самый сокровенный придаток. У нага там были пластинчатые наросты, и тем не менее, когда пятка фригийского царя, промяла их, змеиный воин шумно выпустил воздух из легких и побагровел.

Мидас тут же рванулся вперед, нанося удар коленом другой ноги в грудь оседающего монстра, — ни дать, ни взять Тони Джа! А потом не глядя выставил руку над головой, ловко поймал меч и, отступив на полшага, чтобы уклониться от небрежных атак змея, переживавшего крайнюю степень болевого шока, мощно рубанул клинком сверху вниз, вкладывая в удар всю свою массу. Зачарованная сталь развалила череп нага на две ровные половинки, в небо ударило сразу несколько жидких фонтанчиков алой крови.

Когда Мидас подоспел к Гелиополису, все наги уже погибли, поэтому он не знал, что кровь этих существ по цвету (да и по составу) едва отличима от человеческой. Фригийский царь хмыкнул и отступил еще на полшага, чтобы его не забрызгало. Змей продолжал стоять, подергиваясь, его оранжевые глаза с вертикальным зрачком часто моргали, быстро наполняясь кровью.

Только теперь древний бог обнаружил, что наг все же достал его — штаны на левом бедре стремительно увлажнялись кармином. Судя по характеру раны, это было копье. Порез оказался довольно глубоким и Мидас тут же прикинул, в какой момент боя это произошло. Восстановив события, он обиженно поджал губы — досадная оплошность, которую нельзя повторять.

Пока второй змей обходил поверженного товарища, фригийский царь бросил взгляд на Карна, у которого, похоже, все было под контролем. Он так и стоял в кустах подлеска, а главарь нагов медленно полз ему навстречу, точно безвольная кукла. Переведя взгляд дальше, Мидас с удивлением обнаружил, что молодой парень с кошкой все еще жив! Бог не видел начала той схватки и многое упустил, а произошло вот что…

Как только они с Карном бросились на змеев, «скорее поэт» сам метнулся вперед, атакуя одного из доставшихся ему противников, — тот был вооружен тремя изогнутыми клинками и круглым щитом среднего размера. Парень выбросил руку с копьем, целя в голову нага. Змей подставил щит, но удара не последовало — молодой воин отдернул руку и уже атаковал в другую точку. Змей не ожидал такой прыти и попятился.

В это время кош… нактак-арин бросилась на второго нага. Этот индивид в верхней паре рук сжимал традиционные для своей расы короткие изогнутые клинки, а в нижней — нечто, напоминающее парные китайские шуангоу, только не такие длинные. Нактак-арин черной молнией метнулась к нему, но не атаковала в лоб, она приземлилась в метре от противника, замерла, напряглась всем телом. Наг пошел на нее, атакуя нижними руками. Кошка (все же — кошка!) рванулась вверх, точно распрямившаяся пружина, и перелетела через змея, на лету полоснув его лапой. Змей яростно зашипел, лицо залила кровь — кошачьи когти (каждый — с добрый кинжал) разодрали ему весь лоб.

В это время парень с копьем молотил своим оружием, точно машинка Зингера, и несколько раз ему удалось уколоть противника. На груди, правом плече и правом бедре нага выступили кровавые шарики. Это было слишком незначительно, но молодой воин и не стремился нанести врагу серьезный ущерб — он понимал, что для схватки «лоб в лоб» его навыков тут недостаточно.

Однако легкие тычки сделали свое дело — змей злобно расшипелся и кинулся на парня, нанося удары всеми тремя клинками. Он бил сильно, инерционно — так бьют, когда рукой движет не холодный расчет, а обжигающая злоба. Парень отступал — не назад, по кругу — некоторые атаки парировал щитом, другие сбивал встречными ударами копья. Противник был выше, сильнее, выносливее его, и чтобы нивелировать эти преимущества, нужно было банально утомить врага — другого выхода он не видел.

Наг выдохся на удивление быстро и молодой воин не стал ждать, пока тот осознает свою глупость. Он поднырнул под очередную атаку двумя клинкам по верхней полусфере, коротко замахнулся щитом и на подскоке впечатал его окованную железом кромку в живот нага. Тот булькнул и отступил, тут же получив копьем в середину груди.

Парень вырвал оружие и отпрыгнул, ожидая ответной атаки. Он не ошибся — наг бросился на него, будто открыв в себе второе дыхание. Два удара сверху-вниз парень принял на щит, а третий пришелся предательски низко. Змей полоснул верткого противника по левой икре и рассек ее едва ли не до середины.

Парень тут же припал на одно колено, прикрылся щитом от града ударов и сделал несколько быстрых тычков в основание хвоста змея, чтобы отогнать его. Но наг проигнорировал встречные атаки, продолжая лупить по подставленному щиту. Дерево треснуло, заскрипело. Еще пара ударов и щит просто перестанет существовать как нечто единое и неделимое!

Парень выгадал момент между атаками и откатился в сторону, не забыв походя еще раз ткнуть змея в нижнюю часть тела. Он вскочил на ноги, вскрикнув от резкой боли, прострелившей левую ногу. Наг вновь двинулся на него, но и змеиное тело имело свои пределы — он был ранен уже дюжину раз и как минимум две раны были достаточно глубоки, чтобы кровь, вытекавшая из них размеренными толчками, не могла остановиться сама собой.

После очередной атаки змея шатнуло, парень прыгнул навстречу и чуть в сторону, пропуская изогнутый клинок под правой лопаткой. Его копье ударило в основание шеи нага. Воин тут же отдернул оружие и, используя инерцию тела, с широкого замаха (теперь он уже мог это себе позволить) обрушил кромку щита сверху вниз на плечо врага. Щит выдержал, а вот плечо — нет. Оно надрывно хрустнуло и змей тут же осел, что впрочем не помешало ему выбросить вперед руку с собственным щитом.

Парень сбил щит врага своим кругляшом, но навстречу ему тут же рванулась вторая нижняя конечность — агонизирующий наг будто задействовал резервные источники питания, на миг вернув своим движениям первоначальную скорость. Изогнутая сталь полоснула парня по груди, к счастью — неглубоко, он успел отшатнуться и уйти в сторону. Тем не менее, воин потерял равновесие и совсем не патетично шлепнулся на задницу, однако вставать не спешил.

Истекающий кровью наг возвышался над — как ему казалось — обреченным врагом, на его вытянутом лице играла жестокая и по-жуткому человеческая улыбка. Парень отзеркалил его ликующую гримасу и демонстративно сплюнул нагу под ноги… то есть под хвост. Тот потупился, а потом понял, что человек смотрит вовсе не на него. Он смотрит на что-то ЗА ним.

Но обернуться нагу так и не довелось. Нактак-арин, которая уже успела разделаться со вторым змеем (и обрела по этому случаю две рваные раны в боку) прыгнула ему на спину и вонзила блеснувшие матовой белизной зубы в короткую шею сына подгорной тьмы. Кошка была уже немолода и некоторые моляры и премоляры в ее пасти давно стерлись или даже сломались. Но клыки длиной с предплечье взрослого мужчины все еще таили в себе смертоносную ярость совершенного убийцы.

Наг так и не смог понять, что с ним произошло. К тому моменту, как он затих, фригийский царь как раз закончил полосовать на лоскуты второго из вверенных ему противников. Он звучно выдохнул, демонстративно отер пот со лба тыльной стороной ладони и обернулся. На его глазах парень отбросил копье и, сильно хромая, подбежал к своей кошке. Зрачки нактак-арин тут же расширились, потеряв вертикальность, хищнический азарт мгновенно покинул их. Кошка тихо муркнула и ткнулась лбом в лицо друга. Разумеется друга, а никакого не хозяина, как сначала подумал Мидас.

Но умиляться древнему богу было некогда. Он вновь посмотрел на Карна, который стоял, широко расставив ноги, а змеиный маг валялся перед ним ничком и жалостливо поскуливал. О нет, нет, нет! Мидас уже видел такое, но в прошлый раз парень сам сумел остановиться, да и то была всего лишь глупая гарпия, отвратительное порождение Лимба.

Темный наг был разумным созданием, рожденным в Ра существом с тремя аурами, как у человека. Карн ломал его личность, комкал его волю, эмоции и память, точно листок пергамента. Рвал их на части, переплетал самым жестоким и немыслимым образом и… наслаждался волнами беспредельной власти, омывавшими его душу потоками темного холодного пламени. Это нужно было прекращать. Мидас не понаслышке знал, к чему могут привести такие пристрастия.

Власть — это наркотик, а ментальная власть над чужой волей — это чертов слег Стругацких, даже хуже. С него нельзя «слезть», разве что благородно самоубиться, избавив мир от мерзкого выродка, который никогда не остановится в попытке испепелить еще одну личность.

Мидас уверенно двинулся к парню, который — как могло показаться со стороны — просто стоял и улыбался. Его губы подергивались, он часто и глубоко дышал, иногда тело прошибали короткие конвульсии и в такие моменты с губ Карна срывались едва слышимые продолжительные стоны. Выглядело довольно странно. Но на деле было не странно, а опасно, запредельно опасно!

— Хватит! — пророкотал Мидас. — Прекрати!

Карн даже не повернулся в его сторону. Он был поглощен поглощением нага, уж извините за тавтологию.

— Это гибельный путь! Ты же знаешь! — Мидас подошел в упор и уже кричал ему буквально в ухо. Но Карн не шелохнулся, все вокруг потеряло для него смысл.

— Ты меня вынуждаешь, — процедил Мидас, звонко вгоняя меч в ножны. Он понимал, что результат его действий непредсказуем — уж слишком силен этот парень, но выбора у него не оставалось. Каждое упущенное мгновение — это еще одна частичка души Карна, навеки сгинувшая во влажной бездне черного тлена, из которой нет возврата.

Он ударил друга в живот. Без замаха погрузил свой единственный кулак в его расслабленные мышцы. В других обстоятельствах это можно было назвать подлостью, но в реальных категориях это было спасением.

Парень утробно зарычал, падая на колени. Он согнулся пополам, его вырвало кровавым сгустком, который, упав на траву, зашипел и мгновенно превратил пучок сочной зелени в черное обугленное ничто. Затем Карн вскочил, тряхнув головой, зашатался. Мидас взял его за плечо и облегченно вздохнул, когда тот не сбросил его руку, а положил сверху собственную ладонь.

Это был важный момент, но то, что произошло следом, оказалось куда важнее. Всего пара мгновений, враз изменивших течение неумолимой реки событий, полной ярких приключений, эпических побед и жестоких поражений, — стремительных секунд, исполненных пепла и слез, которые не хочется вспоминать, но забыть которые — невозможно.

***

Парня звали Зак. Не Дебреслав, не Весемир, не какой-нибудь еще «слав» или «мир». Просто Зак, даже не Закнафейн (не надо скупых мужских слез, Дзирит). Что удивительно — ведь он был русом. Хотя, надо сказать, в этом времени его народ называл себя иначе, и именами оперировал совсем другими. Это уже потом их благородный язык превратился в откровенную тарабарщину, не лишенную, без сомнения, осколков изначальной глубины и образности, но все же — принципиально отличную от того, что предки принесли со звезд.

А кошка его, нактак-арин, действительно была кошкой — во всех смыслах, просто очень большой. Оказалось, что в этом витке они… вот такие! Домашних животных из них тут не получается, а вот верные друзья и союзники в битве — это пожалуйста. Но чтобы заслужить уважение этой живности, а тем более — рассчитывать на дружбу, нужно постараться, сделать что-то из ряда вон. Зак, видимо, сделал.

Звали кошку Антара. Мидас этого слова не знал, а Карн почуял, что принадлежит оно одному древнему языку, в его времени — мало того, что искаженному до неузнаваемости, так еще и мертвому. Он не смог точно перевести это слово, но общий смысл понял. И глядя в эти большие желто-зеленые глаза, в которых, казалось, отражается какая-то мадмировая мудрость, как в глазах младенца, он молча согласился с тем, что ни одно другое имя этому животному не подойдет.

Но все это они узнали позже. А в тот момент, когда Мидас силой (буквально — физической) вырвал Карна из объятий черной бездны, что зияет на дне души каждого из нас, им и в мысли придти не могло, к чему это приведет. Никто не подозревал, что змеиный маг все еще достаточно силен, чтобы воспользоваться секундной слабостью своего пленителя.

Наг с шипением распрямился, вскидывая изогнутые клинки для молниеносного броска. Мидас в ту же секунду оттолкнул Карна с линии атаки, заваливаясь вместе с ним в высокий кустарник подлеска. Единственным, кто не успел среагировать, был Зак. Зато Антара с лихвой компенсировала его медлительность, тут же восстановив баланс их слаженного дуэта, черной тенью метнувшись в сторону обозленного змея.

— Нет! — успел выкрикнуть Зак, у которого что-то шевельнулось под сердцем. Но кошка толи пропустила его крик мимо своих угловатых ушей, толи уже не могла изменить траекторию движения. Скорее всего, второе.

Наг неожиданно перебросил клинки в строну нактак-арин, будто ожидал ее нападения. Холодная сталь, которая не нагревается даже на полуденном солнце, беззвучно вошла в плоть животного — оба клинка погрузились в тело Антары по рукоятки. В ту же секунду клыки кошки сомкнулись на шее змеиного мага и с хлюпающим хрустом оборвали его длинную жизнь, до краев наполненную подлостью и страданием.

— Нет! — вновь выкрикнул Зак и боль, прозвучавшая в его голосе, заставила вздрогнуть тысячелетний гранит возвышавшихся над ними скал. Парень, так и не подняв свое оружие, бросился к Антаре, медленно скатившейся с тела убитого нага.

Кошка тихо мяукнула, подняв на Зака свои отстраненно-печальные глаза. Он упал рядом с ней на колени, сорвал с себя кожаную переметную сумку и стал вытряхивать ее содержимое на землю. Парень вылил на раны нактак-арин какую-то вонючую дрянь из непрозрачного пузырька, жидкость тут же зашипела и изошла белыми пузырьками. Кошка сжала зубы и тихо простонала. Именно простонала, как человек, который испытывает сильную боль, но не намерен показывать этого другим.

Зак присыпал раны желтоватым порошком, приложил к ним обрывки откуда-то взявшейся рубахи и стал перевязывать животное. Мидас тут же присоединился к нему — парень молча принял помощь. Фригийский царь подумал о том, что раны у кошки серьезные и стоило бы их зашить, но, глядя на быстрые и уверенные движения Зака, понял, что его советы тут явно излишни. Тот, похоже, хорошо понимал, что нужно делать.

Карн медленно подошел к ним, стараясь не оступиться о случайный камень или корень. Ориентируясь по аурам, он обошел Антару с другой стороны, присел возле кошки и медленно положил на нее руки, одну — на голову, другую — на бок, рядом с ранами, уже умело перевязанными. Зак тут же бросил встревоженный взгляд на Мидаса, тот кивнул.

Внезапно кошка подняла голову и посмотрела на друга. Трудно сказать, что было в ее взгляде, но Зак сразу успокоился и постарался не обращать внимание на Карна. Вместо этого он стал нежно поглаживать Антару по черной запылившейся шерсти, прислонившись к ней вплотную и что-то тихо шепча. Вид у него был такой, будто он вот-вот расплачется. И для этого была причина — то самое «что-то», шевельнувшееся у него под сердцем в тот момент, когда нактак-арин бросилась на змея.

Теперь это оформилось в глубокое тревожное чувство, находившее отголоски в воспоминаниях призрачных, эфемерных снов, намеренно забытых, потому что в такие сны не хочется верить. Зак гнал от себя эти мысли, но они возвращались, как приливные волны.

В это время Карн медленно проник через все три ауры Антары (да, у нактак-арин было три ауры!) и попытался понять, насколько тяжело ее состояние. Он никогда раньше не делал этого и действовал инстинктивно, но вскоре понял, что тут нет ничего сложного. Не сложнее, чем сломить волю змеиного мага.

Он отчетливо увидел бордовые очаги боли — два разрыва в коже и мышцах, клинки нага чудом не достигли органов. На границах разрывов поблескивали желтоватые искорки — заражение. Но эти искорки быстро гасли, их подавлял легкий бледно-зеленый туман. Карн сфокусировал внимание на тумане, проследил его источник и понял, что это Зак вовремя обработал раны.

Но на этом хорошие новости закончились. Антара без труда справилась бы с такими повреждениями, Карн был уверен, что ее тело способно перенести гораздо больше ущерба. Регенерация уже началась и нактак-арин смогла бы вставь на ноги к утру. Если бы ни одно НО.

Кошка была больна, и очень давно.

Карн пытался идентифицировать болезнь, но не мог. Ее очаги, медленно пульсирующие кровавой чернотой, зияли по всему телу Антары, связываясь между собой тонкими, но прочными нитями холодного разрушительного мрака, в котором терялись любые человеческие категории и не оставалось ничего, вообще ничего. Он никогда не видел подобного, не мог даже представить. Это напоминало смертельный разрушительный яд, попавший в тело нактак-арин многие годы назад. Но Карн не видел его источника, не было никаких следов внешнего вмешательства. Это сбивало с толку.

Так или иначе, но организм животного год за годом проигрывал битву непостижимому злу, хотя внешне эта борьба никак не выдавала себя. И так могло продолжаться еще долго, но раны, нанесенные клинками нага, вызвали перманентную имунносупрессию. Иммунитет кошки рефлекторно направил часть своих сил на нейтрализацию новой опасности, и затаившейся болезни этого хватило, чтобы в считанные мгновения перевести позиционную борьбу в молниеносный блицкриг, полностью завладев измученным телом прекрасного создания.

Карн не представлял, как все это могло произойти здесь и сейчас. Он видел, что Антара умирает, но не мог ей помочь. Просто не умел постичь суть происходящего, будто это было не стечение обстоятельств, а какой-то злой рок, чья-то неведомая воля, которую даже ему не сломить. Но парень понимал одно — это его вина. Очередная ошибка, пылающее ярмо которой будет обжигать его душу каждый миг всю оставшуюся жизнь.

А теперь он должен был сказать Заку, что Антара…

— Она умирает, — Карн решил, что нет смысла тянуть. — Я ничего не могу сделать. Прости.

— Это ведь не раны? — Зак продолжал гладить нактак-арин, его глаза были закрыты.

— Не раны, — согласился Карн. — Они лишь спровоцировали… болезнь. Она давно в ней.

— Я знал, — дрожащим шепотом проговорил Зак, голос парня сорвался и он замолчал. А потом продолжил одними губами. — Прости меня, девочка. Я чувствовал, но так и не понял.

Он сильнее смежил веки, сжал челюсти так, что хрустнули зубы, и все же предательская слезинка скользнула по щеке и сорвалась вниз, тут же утонув в черном шерстяном океане. Кошка подняла голову и посмотрела на своего друга. В ее глазах, подернутых стеклянистой дымкой боли, ничего нельзя было прочесть.

— Сейчас пойдет дождь, — Зак вскинул голову к небу, не открывая глаз. Шмыгнул носом. — Сильный дождь.

Он глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Антара приподнялась на передних лапах и боднула его лбом в плечо. Видимо, она редко так делала — движение вышло резким, неуверенным.

— До города не успеем, — продолжил Зак, открыв наконец глаза. Они были красными, стеклянными, смотрели сквозь… сквозь все. — Но недалеко брошенная стоянка лесорубов, там есть пара целых домов. Грозу лучше переждать там.

Карн и Мидас переглянулись. Было глупо уточнять, какой город Зак имел ввиду. Вегвизир мог переместить их только к Аркаиму, никуда больше. Что касается грозы, о которой говорил парень, то хотя небо над ними представляло собой безбрежное синее море, уже стремительно темнеющее на западе, в его словах звучала достаточная степень уверенности, чтобы проигнорировать их казалось большой глупостью. С другой стороны, он ведь и двинуться мог от горя, кто знает — какие они, русы, в этом времени?..

Но парень оказался прав. Прошло не больше минуты, как с неба — на котором все еще не было даже намека на облака! — начал накрапывать мелкий дождь. Он усиливался с каждым мгновением и это было поразительно — дождь, намеревавшийся в ближайшее время превратиться в полноценный ливень, шел из чистого неба, прямо из хрустальной синевы. Мидас прикинул, что этот мир, похоже, несколько отличается от привычного им. Карн инстинктивно кивнул, уловив его мысль.

— Я помогу, — фригийский царь потянулся к кошке. Ее раны все еще слегка кровоточили и маловероятно, чтобы животное могло идти само. Он подумал, что они с Заком встанут по обе стороны от нактак-арин и будут поддерживать ее, но у Антары по этому поводу имелось собственное мнение.

Она зашипела на Мидаса, впрочем — абсолютно беззлобно, просто давая понять, что прикасаться к ней — не лучшая идея. Затем кошка медленно подтянула под себя все четыре лапы, подождала пару мгновений и также медленно выпрямилась. У Зака при виде этого на скулах вновь вздулись желваки. Парень задышал медленно и глубоко. Карн понимал его — тот изо всех сил старался не поддаться предательским эмоциям. Тем самым, что делают нас людьми, но в критические минуты — мешают принять верное решение.

Антара посмотрела на Зака, тот кивнул ей, поджав губы, и направился в сторону неприметной тропы, зиявшей в стене леса, точно застарелая ссадина, которую давно перестал замечать, но она все никак не затягивается. Тропа уводила на северо-восток, вдоль скалистых гор, возвышавшихся справа неодолимой стеной.

Зак двигался нарочито медленно, кошка пошла за ним и почти сразу нагнала друга. Он осторожно коснулся рукой ее спины, которая неестественно выгибалась при каждом шаге, и не нужно было иметь истинное зрение, чтобы понять, почему она так делает. Но гордое животное не собиралось уведомлять окружающих о своем состоянии. А когда рука Зака пробежала вверх по загривку, прошлась по макушке и заскользила по носу взад-вперед, взад-вперед, Карн увидел в энергетическом спектре, как тенета боли отступают. Антара тихонько заурчала, чуть прикрыв глаза.

Карн не понимал, как это происходит. Течение энергий в теле Зака и нактак-арин не изменилось, но что-то происходило с нейротрансмиттерами нервной системы животного, они самопроизвольно блокировали болевые импульсы. Потом он увидел выброс дофамина, но по-прежнему не различал перемен в аурах и тонких энергетических полях. Хотя может что-то и было. Но если так, то это иной уровень, недоступный даже ему.

Тем временем дождь усилился, превратившись в настоящий ливень с грозой, как и пророчил Зак. При этом небо, мелькавшее меж раскидистых крон, все еще оставалось синим, хотя и потемнело, но уже по другой причине.

Карн и древний бог в очередной раз синхронно подумали, что это верное решение — последовать совету парня с кошкой. Даже если он укажет им точное направление к Аркаиму, в ночной темноте, да еще в грозу дорога может быть довольно опасной. То есть вряд ли это непреодолимая преграда, но подвернуть или, тем более, сломать ногу, споткнувшись о корень или поскользнувшись на размокшей почве, будет крайне неприятно и еще больше — обидно.

Они шли около получаса. За это время Антара несколько раз останавливалась, собираясь с силами. Один раз кошка, шатаясь, сошла с тропы, чтобы справить малую нужду. Она даже попыталась закопать следы своего пребывания в кустах, следуя древнейшему из инстинктов. Но это далось ей с немалым трудом — в итоге животное не удержалось на лапах и завалилось на размягченную дождем землю. Зак помог ей подняться и они двинулись дальше.

Вскоре впереди показалась брошенная стоянка лесорубов. Три приземистых домика с двускатными крышами жались друг к другу на небольшой опушке, точно боясь обступившей их темной чащи. Один из домов остался стоять лишь потому, что из него насквозь проросла пара стройных берез, но два других выглядели целыми. Неподалеку Мидас разглядел еще как минимум три строения, от которых остались только едва различимые остовы.

Стоянка была брошена давно, много десятилетий назад, и было странно, что два дома все же сохранились в относительной целости. Вскоре они поняли, как это вышло.

Зак повел их в крайний правый дом, у которого даже дверь имелась, а все окна были заколочены. Но заколачивали их вовсе не в спешке, доски были одного размера и плотно подогнаны друг к другу, без малейших зазоров. Внутри было сухо и чисто, а большая широкая печь сохранила следы относительно недавнего использования. Правда, половина стены напротив обвалилась, открывая взорам путников стену непроходимого дождя, за которой маячила стена еще менее проходимого леса. Сумерки сгущались.

— Здесь иногда останавливаются, — Зак подтвердил очевидное. Его голос звучал глухо и безжизненно, но хотя бы не дрожал. Парень сбросил переметную сумку прямо посреди зала с печью, уронив рядом щит и копье. — Странники, наемники, торговцы из других земель. Мало ли кто еще.

— Тут и охранные символы есть, — в голосе Карна звучало нескрываемое удивление. Он видел рунные знаки, нанесенные на все поверхности в доме, включая пол и потолок. В энергетическом спектре они поблескивали матовым золотом, до сих пор храня в себе мощь тайных заклятий, произнесенных в этих стенах многие годы назад. Парень сфокусировался на одном из знаков, пытаясь понять, чем его нанесли. А когда понял — смущенно ойкнул.

— Ага, — рассеянно отозвался Зак. Он по пятам следовал за Антарой, которая медленно брела по периметру комнаты, тщательно принюхиваясь. Ее взгляд уже не казался осмысленным, озорную зеленцу почти без остатка вытравила усталая боль.

Животное поминутно останавливалось, постоянно оступаясь. Дважды она заваливалась на дубовые доски пола и дважды поднималась — с помощью Зака. Во второй раз он что-то прошептал ей — мол, может не стоит никуда идти, лежи здесь — но кошка уперто продолжила путь и наконец остановилась недалеко от печи, возле которой уже суетился Мидас.

Фригийский царь обнаружил в соседней комнате (а кроме нее и главного зала других помещений в доме не было) небольшой дровник, целую охапку лучин и набор для розжига — кремень, кресало и пучок трута. Древний бог немало странствовал в своей долгой жизни, так что ему не составило труда развести огонь за какую-то пару минут. Он бы управился в тот же срок, даже будь трут влажным, а кресало — старым и ржавым, разваливающимся прямо в руках. Образ был не условным — Мидас неоднократно разводил огонь в гораздо более худших условиях. Однажды — на бамбуковом плоту посреди океана он…

Помещение наполнилось желтоватым светом, волны тепла заскользили от печи по направлению к пролому в стене. И это было кстати, так как вместе с дождем пришел промозглый холод. И вот еще одна загадка — ведь буквально пару часов назад стояла нестерпимая жара. Карн не был уверен насчет сезона, но напоминало начало июля.

Он предположил, что и ливень без туч, и внезапное падение температуры — вовсе не странные природные явления. В этом времени брешь в Завесе все еще достаточно широка, чтобы законы Ра подвергались прямому влиянию хаоса, безраздельно властвующему в Лимбе. Строго говоря, тут нечему удивляться, даже если сейчас снег пойдет, или кровавый дождь.

Карн опустился на пол и занял медитативную позицию, поджав под себя ноги. Он просканировал окружающую местность на предмет потенциальной опасности — ничего серьезного, только несколько животных не крупнее волка, да и те — не ближе чем в паре километров. Затем он приглушил восприятие и сфокусировался на глубинных слоях реальности. Все верно — мир смертных трясло и бросало из стороны в сторону, как драккар в девятибалльный шторм. Действительность трещала по всем швам, стонала от нестерпимой боли, скручивалась в фигуры, не подвластные даже римановой геометрии. Но клей, что использовал Творец в дни зарождения Вселенной, держал крепко, сохраняя общую целостность Ра.

Что радовало — в непосредственно близости Карн не заметил локальных разрывов. И все же — дождь, холод, темные наги эти, выползшие из своих тоннелей посреди бела дня…

Мидас в это время через пролом в стене выставил на улицу походные кружки и тарелки — простую деревянную утварь, которой они с Карном разжились в Радогосте (пусть хранят тебя твои боги, Огнеслав!). Пожрать было нечего, так что фригийский царь, прежде чем отойти ко сну, намеревался хотя бы побаловать желудок кипяточном. Для этой цели он еще на поляне у скал отломал стальной умбон от круглого щита одного из нагов. Умбон был довольно большим и вполне мог вместить в себя литра полтора. В общем, сойдет за импровизированный котелок.

А пока вода набиралась в подставленную тару, древний бог прислонился к стене спиной и принялся искоса наблюдать за их новым знакомцем. Заг насилу уговорил Антару перебраться с голого пола на его шерстяную рубаху, которую он расстелил подле печи. Парень был прав — кошке нужны все силы, какие только можно сберечь, а если она будет лежать на холодных бревнах — это лишние затраты на обогрев тела. Даже несмотря на температуру, которая у нактак-арин однозначно была — об этом недвусмысленно говорил стеклянный взгляд и нос, сухой, точно чешуя варана.

Кошка неотрывно смотрела в огонь, но ее зрачки не сужались, хотя должны были реагировать на яркий свет. Это был плохой признак и Зак не мог этого не понимать. Он сидел рядом с Антарой и что-то шептал, уткнувшись в ее густую шерсть. Периодически парень шмыгал носом и протирал глаза рукавом льняной рубашки, подол которой был изорван в клочья.

Внезапно Мидас почувствовал гнетущую темноту, зашевелившуюся глубоко в груди. Смотреть на все это было неприятно, больно. Но фригийский царь не жалел паренька, которому было от силы лет двадцать. Он знал, что жалость — последнее чувство, которое ему сейчас нужно.

Через некоторое время Зак, будто опомнившись, метнулся к своей сумке, и достал из нее неглубокую керамическую тарелку. Он выставил тарелку на улицу, чтобы набрать в нее немного воды. Затем вернулся к нактак-арин, двигаясь медленно и осторожно, чтобы не расплескать драгоценную влагу. Поставил тарелку перед мордой Антары и бросил в нее несколько темно-зеленых катышков неясного происхождения, которые завернутыми в обрывок серой льняной тряпицы минутой ранее выудил из бездонных недр своей сумки.

Пока он давил катышки деревянной ложкой, пытаясь перемешать их с водой, кошка медленно повернулась в его сторону, будто заинтересовалась происходящим. На миг в ее взгляде мелькнуло что-то осмысленное, она дернула носом и… вновь тяжело опустила голову на пол.

Нактак-арин не отреагировала ни на смесь, приготовленную Заком, ни на его настойчивые увещевания, так что парень решил насильно покормить животное. Ему это удалось лишь потому, что у Антары уже не было сил для достойного сопротивления — она лишь крепче сжимала челюсти и отводила морду в сторону. В итоге, некоторое количество смеси все же попало ей в желудок.

Мидас не был уверен, что это правильный ход, но не стал вмешиваться, ведь он даже не знал — пища это, лекарство или что-то еще. Карн задался тем же вопросом и попытался проследить химический состав вещества. Его навык в овладении собственной силой вырастал на глазах — он сумел разложить смесь на отдельные компоненты и идентифицировать их молекулы. Это была спирулина, смешанная с камедью для густой консистенции. Иными словами — источник белка с идеальным аминокислотным профилем и витаминно-минеральный комплекс в одном флаконе. То, что нужно ослабленному болезнью организму.

Накормив Антару, Зак немного успокоился. К этому времени Мидас уже вскипятил воду и парень с благодарностью принял у него из рук кружку с кипятком. А потом кошка внезапно заворочалась и даже попыталась мяукнуть. Зак тут же вскочил и попробовал уложить ее обратно, подозревая, что из-за повышенной температуры животное инстинктивно стремиться слезть с шерстяной рубахи и переползти на холодный пол подальше от огня.

Но Антара все не укладывалась. Наконец, сдавшись, парень помог ей подняться, а потом осторожно убрал от нее руки, чтобы она обозначила свои намерения. Кошка немного постояла, потом сделала неуверенный шаг вперед, еще один и… завалилась на бок. Шейные мышцы не успели вовремя включиться (или уже не могли?) и не удержали голову животного, так что она звучно ударилась челюстью о доски пола.

Зак тут же подскочил к ней и осторожно перетащил обратно на рубашку. Он уже не скрывал слез, просто не мог. Мидас хотел помочь, но с удивлением обнаружил, что парень и сам управился, притом что в нактак-арин было килограммов восемьдесят, не меньше!

Откуда-то Зак достал деревянный гребешок и стал методично расчесывать свалявшуюся кошачью шерсть. Было довольно странно видеть воина (а судя по тому, как он бился с нагами, парень определенно был воином!) за этим занятием. Воина — странно, а молодого парня — почти ребенка — который вот-вот потеряет своего лучшего (кто знает — может и единственного) друга — вполне естественно.

Мидас тут же вспомнил себя, свои собственные чувства, в тот день, когда погиб Оргн, его боевой кабан. Матерый зверюга, которого он когда-то совершенно случайно спас от бешеного льва, привязался к молодому царю и стал ему не просто другом, можно сказать — боевым братом.

Мидас приказал выковать для него броню из чистого золота со вставками из метеоритной стали. Оргн вскоре вымахал до полтора метров в холке, отличался лютым нравом и в бою едва ли уступал самому Мидасу. Он прожил двенадцать лет, что было немалым сроком для кабана, живущего в дикой природе. Хотя как сказать — дикой, конкретно этот кабан пользовался, можно сказать, всеми благами цивилизации, он прошел вместе с фригийским войском ни один десяток кровопролитных схваток, был ранен раз двадцать, половину из них — смертельно.

Доконало Оргна фракийское копье, брошенное могучей рукой Буребиста, в свое время — первого клинка этой проклятой земли. Мидасу тогда было двадцать четыре года, мягко говоря — давно уже не мальчик, шесть лет как полноправный владыка Фригии, покоривший за это время три приграничных государства и распространивший свою власть на территории, которые ни одному царю до него не снились.

И все же, когда Оргн испустил последний хриплый вздох у него на руках, Мидас рыдал, точно сотня юных дев, единовременно потерявших невинность по принуждению. А потом он две недели упивался так, что пару раз ему казалось, будто он сам умер, и говорят, будто его дыхание действительно останавливалось на несколько часов. Но между этими событиями — громогласными рыданиями и обильными возлияниями — было кое-что еще. Кое-что, что Мидас приказал не заносить в хроники.

Он убил Буребиста единственным ударом — просто пропустил колющий в бок, и в тот же момент с широкого замаха снес фракийцу голову с плеч. Начисто. А потом ухватил его обезглавленное тело за грудки, да так и держал, ловя широко раскрытым ртом струи крови, вырывавшиеся из разорванной шеи.

Затем он убил еще десять дюжин фракийских воинов — в одиночку. А потом казнил всех пленных солдат (тысячу пятьсот двадцать три человека) — тоже самолично. Далее он приказал изловить всех бежавших с поля боя — всех до последнего. Он почти целые сутки снимал с них скальпы и свежевал их холодные влажные черепа, из которых сложил курган на том самом месте, где Оргна настигла смерть. Сто сорок четыре черепа…

Так что Мидас хорошо понимал Зака. Он даже хотел сказать ему что-то насчет слез, которые не нужно прятать и которых не стоит стесняться. Но должные слова не шли к нему, и фригийский царь лишь грустно вздохнул и уставился в пелену неутихающего дождя.

А потом, когда Антара вновь попыталась подняться, но уже не смогла — даже с помощью Зака — стало ясно, чего хотело бедное животное. Шерстяная рубашка под ее задними лапами начала темнеть, а по комнате распространился запах кошачьей мочи.

— Извините, — смущенный взгляд Зака полоснул по лицам спутников. Парень звучно сглотнул сопли и начал остервенело рыться в переметной сумке, вскоре выудив из нее внушительный лоскут грубой льняной ткани. Как она использовалась раньше — история умалчивает, но этой ночью сошла за половую тряпку.

Взглянув на Антару, Мидас увидел в глазах кошки смущение. Там, за пеленой жара и боли, окутавших ее стремительно увядающее тело, все еще жил гордый и таинственный разум, не похожий ни на один другой. И этому разуму происходящее с ним было противно до тошноты.

Фригийский царь отвернулся. Как долго они знали друг друга — Зак и Антара? Их связь казалась нерушимой, вечной. И проявлялась она даже не в словах или действиях, а сама по себе — как солнце летом, как холодный ветер осенью, как снег зимой. Это было ЕСТЕСТВЕННО. Настолько естественно, что казалось чуждым этому миру.

Зак намочил льняную тряпку под дождем и принялся протирать пол под нактак-арин, осторожно переложив ее на сухое место. Затем он отжал намоченную часть шерстяной рубахи и прополоскал ее под ледяными струями колдовского ливня. Потом парень обнажил поясной нож и разрезал рубаху пополам. Мокрую часть он отложил в дальний угол комнаты, а сухую развернул у огня, вновь положив на нее свою кошку.

Он снова попытался ее накормить. Карн видел все отблесками намерений и эхом чувств, которые в этом помещении никто не собирался скрывать. Ему, как и Мидасу, было больно это воспринимать. Особенно больно было от того, что он ничего не мог сделать. А Зак… он все делал правильно. Жаль, что в этом не было смысла.

Нактак-арин противилась кормежке, толи из-за боли не понимала, что ей нужны силы, толи наоборот — все отлично понимала… Парень насилу влил ей пару ложек питательной смеси сквозь сомкнутые зубы. Кошка звучно проглотила еду и уставилась в огонь. Ее зрачки опять не реагировали на пламя, а неподвижный взгляд смотрел куда-то вовне, за грань реальности.

А потом ее вырвало. Зак успел приподнять ее голову, чтобы животное не захлебнулось, самой кошке уже не хватало сил на это простое действие. Казалось, она выблевала гораздо больше, чем съела. Но главное — в рвоте помимо желудочного сока и едва переваренной еды наблюдались множественные черные вкрапления.

Мидас по опыту знал, что это кровь, а Карн понял, ментально просканировав химический состав рвоты. Понял ли это Зак? Конечно. Он вылил смесь на улицу, промыл тарелку под дождем и попросил у Мидаса кипяченой воды. Затем развел там немного сероватого порошка с резким запахом, который извлек из своей сумки.

Карн всмотрелся в медленно растворяющийся порошок энергетическим зрением и увидел цепи флавоноидов нетипичной структуры. Из них были удалены глюкорониды, а это возможно только в лабораторных условиях — в процессе экстракции. То есть парень использовал какой-то растительный экстракт, но Карн не мог вспомнить растение с аналогичным составом. Похоже на омелу, но нет халконов и ауронов.

Он не видел, как Зак влил ложку смеси в пасть Антары, которая почти не сопротивлялась, но наотрез отказалась разжимать челюсти. Зато он видел действие вещества — неведомый экстракт оказывал антиоксидантный и кровоостанавливающий эффект. Молодой воин был отлично подготовлен. Но не к тому, что убивало его кошку.

— Ты действительно не можешь ей помочь? — Карн не сразу понял, что вопрос обращен к нему. Почему-то Зак спросил именно у него, а не у Мидаса или, что логичнее, у обоих сразу. Каким-то неведомым образом парень понял, что если на кого и стоит надеяться, то на Карна.

Он медленно выдохнул, прежде чем ответить.

— Я многое видел и многое могу, но такого никогда не встречал, — он покачал головой. — Не знаю, как с этим справиться. Не представляю. Думаю, никто в этом мире не представляет.

Он хотел добавить «прости», но промолчал. Какое, твою мать, «прости»? Парень теряет самое близкое существо, а ты ему — прости? Лицемерно и отвратительно, пусть хоть трижды искренне. Никому тут не нужно никакое прощение.

Карн в очередной раз углубился энергетическим зрением в тело Антары. Он знал, что нактак-арин чувствует это, но не сопротивляется. И не потому что не может, а потому что осознанно дает ему шанс как можно больше узнать о чудовищной болезни, поразившей ее, чтобы в будущем, кто знает, он мог использовать полученную информацию и, быть может, кого-то спасти. Кого-то или… целый мир? Порой это равноценно.

Он видел холодную пульсирующую тьму, хаотичную и бездонную, словно черная дыра в центре Вселенной. В ней все пропадало, она всасывала в себя любые спектры энергий. Это было настолько противоестественно, что Карн не удержался и передернул плечами. По спине пробежала дрожь, руки конвульсивно сжались в кулаки. На миг он потерял контакт, а когда возобновил его — почти не увидел ослепительных вспышек боли, секунду назад терзавших тело нактак-арин.

Нет, не так. Пульсирующие очаги, оплетшие сетью все системы ее организма, никуда не делись, но их интенсивность стремительно падала. При этом холодная тьма, скопившаяся в основном в районе желудка и кишечника, тоже осталась на месте. Карн не понимал, как это возможно, потому что не мог видеть физическим зрением. Он беспомощно обернулся к Мидасу и уловил его мыслеобраз.

Зак сидел рядом с Антарой у тихо потрескивающего огня и нежно гладил ее по носу. Взад-вперед, взад-вперед. Фригийский царь только сейчас заметил, что у самого кончика шерсть на носу кошки отличается по цвету. Она будто зачесана в другую сторону, как заплатка! Выглядело забавно.

В этот момент веки животного, которое за минувшие часы ни на миг не сомкнуло глаз, смежились, и в тонкой щелочке меж ними просматривалась медовая зеленца, которой взгляд Антары сиял, пока она была здорова и полна сил. Казалось, что боль и беспросветное ощущение обреченности отступают и ей становится легче. Карн мог бы подтвердить, что это действительно так! Одно единственное прикосновение, которое они оба — человек и кошка — пронесли через долгие годы, полные светлых и не очень минут, вмиг меняло все.

Но чудес не бывает, и это прикосновение не могло изменить главного. Зак знал это и его щеки вновь увлажнились, а губы продолжали беззвучно шептать «прости меня, прости». Антара тоже знала это, но не позволяла себе проявить слабость. Уже вовсе не из гордости, а ради него.

Мидас уснул там же, где и стоял, привалившись к стене возле пролома. Карн ухнул в блаженную дремоту, быстро перешедшую в глубокий сон без сновидений, оставшись в позе лотоса посреди комнаты, лишь уткнулся опустившемся подбородком в грудь. Зак тоже стал засыпать. Он не хотел оставлять Антару, но физиология измотанного организма брала свое.

А потом что-то произошло. Парень перестал гладить кошку по носу и, скользнув по ее мягкому лоснящемуся боку (шерсть животного на удивление выглядела здоровой и сильной), коснулся ее лапы. Антара сжала ладонь человека когтями. Не сильно, не до боли. Но так, чтобы он почувствовал, и понял. Она еще здесь, с ним.

Зак не знал, как это трактовать. «Я еще борюсь» или «Хватит, отпусти меня»? Или «Останься, не уходи»! Она продолжала сжимать и разжимать когти на его ладони, и парень внезапно со всей четкостью осознал — она прощается. Свои последние силы она решила потратить на этот короткий миг. Он заплакал, беззвучно роняя капли в черную шерсть.

А потом мысленно закричал, обращаясь ко всем богам, каких только знал. Он предлагал им что угодно, даже собственную жизнь, все отмеренное ему за — хотя бы! — несколько дней для нее. Он давал клятвы, ничтожно умолял и яростно требовал. Но ему никто не ответил.

Тогда он обратился к демонам, к сущей тьме, к Лимбу. Он был готов отнимать жизни невинных, был готов сеять чуму и мор, и если бы Карн видел его в этот миг истинным зрением — он ужаснулся бы его намерений, прямых, жестоких, бесчеловечных. Зак действительно был готов на все. Но мир не ответил ему. Лишь треск огня отражался от бревенчатых стен старого дома, да ливень на улице не прекращал монотонное стаккато.

Тогда Зак обратился к себе. Он знал, что его сил слишком мало, он не маг, не уродился. Но многое слышал, многое читал. Он попытался направить свою жизненную энергию в Антару, сплетая золотистый поток в тугие узлы и тайные ставы, некогда увиденные в древних фолиантах библиотеки, в которой ему запрещено было появляться. Недостаток знаний он компенсировал упорством и силой воли, которой могли позавидовать многие.

Но этого не хватало, даже близко. Он выдохся и сполз на бок рядом с нактак-арин, у которой больше не было сил сжимать его ладонь когтями или мягко урчать в ответ на поглаживания носа.

Зак уснул, а когда проснулся — все изменилось.

***

Мидас и Карн всплыли из океана забвения одновременно. Их разбудил Зак. Парень плакал.

Проморгавшись со сна, фригийский царь присмотрелся к телу Антары и увидел, что ее грудная клетка больше не вздымается в такт дыханию. Глаза животного были по-прежнему широко раскрыты. Зак попытался прикрыть их, проведя рукой по мордочке нактак-арин, но веки не двинулись с места. Они будто закаменели, а глаза под ними обратились мутным стеклом. Безжизненным и пустым.

Карн видел иное. Он видел внешнюю, еще теплую ауру, которая стремительно покрывалась серым туманом, готовая раствориться в окружающем мире. Вторая аура тоже едва теплилась, но будучи гораздо более тонкой по структуре, она уже начала растворяться. Но третий, внутренний слой энергетического тела Антары, все еще хранил в себе частичку ее присутствия. Животное ушло буквально только что, пару минут назад.

— Я проснулся слишком поздно, — Зак поднял на них влажные красные глаза, изъеденные ржавью непередаваемого страдания. — Она захлебнулась… рвотой. Не смогла… повернуться…

Он вновь опустил голову и его плечи сотрясла серия беззвучных рыданий. Древний бог посмотрел на друга. Сколько бы он ни странствовал, сколько бы ни пережил, но так и не научился правильно вести себя в таких ситуациях. Наверное, потому что этому нельзя научиться. Наверное, потому что сами такие ситуации не правильные.

— Ты ничего не мог сделать, — Карн с хрустом распрямил спину и вытащил из-под себя затекшие ноги, которых почти не чувствовал. — Никто не мог.

— Мог, — покачал головой Зак. — Мог! — он резко обернулся и упер яростный взгляд в незнакомого слепца. Мгновение спустя расслабился, съежился, поник. Шмыгнул носом. — Я мог попробовать прочистить ей горло, но я… я растерялся…

— И как бы ты это сделал? — вступил в разговор Мидас. — Искусственное дыхание?

— Не знаю, как! — огрызнулся Зак. — Но должен был! Должен был проснуться на пару минут раньше, и этого не произошло бы!

— У нее не было сил, чтобы не захлебнуться рвотой, — мягко парировал Карн, который понимал, как важно не давать парню винить себя. — Она уже ничего не могла, пойми. Эта болезнь, она… выжгла ее, без остатка.

— Болезнь, — всплеснул руками Зак. — Ты сказал, что раны от клинков змея спровоцировали ее. Я предчувствовал это, только теперь понимаю. Нужно было не идти этой дорогой! Обычно я ходил в Аркаим…

— Не важно, парень, — перебил его фригийский царь. — Ты не знал, не мог знать.

— Скажешь, судьба? — ехидно вскинулся Зак.

— Я не верю в судьбу, — покачал головой древний бог, на миг ускользнув мыслями вдаль. — Но я верю в случайности. Неприятные и болезненные.

— И все равно, — не унимался парень. Он продолжал гладить остывающее тело Антары, периодически толкая его, будто надеялся, что кошка поднимет голову и с неудовольствием уставится на того, кто посмел потревожить ее сон. — Я должен был почувствовать, что что-то не так. Должен был отвести ее к Братья Вюрда. Они бы увидели, помогли.

— Боюсь, не помогли бы, — Карн говорил это не только для того, чтобы успокоить Зака. Он и себя этим успокаивал, чувствуя, что в своих словах больше правды, чем хотелось бы. — Это зло, с которым нельзя справиться.

Зак хотел что-то ответить, но слезы наполнили его глаза, а горло забил вязкий ком, который никак не хотел проглатываться. Он расчесал Антару, в последний раз. Потом завернул в рубаху и вынес из дома через пролом в стене. Мидас хотел помочь, но парень оскалился и отмахнулся. Древний бог вновь отметил, что сил у него гораздо больше, чем могло бы показаться, — он без видимого напряжения нес мертвое животное, которое весило больше него самого.

Рассвет выдался ярким и теплым, ливень обратился обычным дождем и постепенно сходил на нет. Зак отнес Антару на противоположную сторону брошенного поселения. Походным топором (с коротким широким лезвием, а не с длинным и узким, как у боевого) он за полчаса выкопал яму меж двух берез. Парень осторожно уложил в нее тело, завернутое в рубаху, и в последний раз провел рукой по носу с заплаткой. Нактак-арин уже деревенела.

Она начал забрасывать яму землей, на середине спохватился и побежал к дому, гулко шлепая по лужам и расплескивая вокруг искрящиеся всеми цветами радуги капли. Он закопошился в переметной сумке и Мидас подумал, что сейчас парень достанет какую-нибудь игрушку, принадлежавшую Антаре. Ведь у всех кошек есть любимые игрушки, правда?

Но у Антары такой никогда не было. Единственное, с чем ей нравилось играть, это простая конопляная веревка. Зак часто убегал от нактак-арин, держа веревку за один конец так, чтобы другой свободно волочился по земле. Для кошки это было лучшее развлечение. Правда в последние годы она бегала все реже, возраст давал о себе знать.

Зак вытащил измочаленную веревку из сумки и вернулся к березам. Он дрожащей рукой положил «игрушку» в рыхлую землю и продолжил засыпать могилу. Когда он закончил, дождь все еще шел. Парень опустился на колени перед низким холмиком и зарыдал в голос.

Мидас отвернулся и пошел разогревать воду. Карн тяжело вздохнул и хотел было подойти к парню, но решил, что это лишнее. Слезы тоже нужны. И переживания. Их нужно выплеснуть, пока они кипят в груди, нельзя давать им копиться. А что до боли… Боль останется навсегда. Боль нельзя забыть, потому что боль — не воспоминание.

Зак просидел у могилы Антары несколько часов, почти не шевелясь. Порой он что-то говорил, Мидас старался не вслушиваться, а Карн отстранился от ауры парня, пылающей так ярко и так горячо, что в истинном зрении она без преувеличения могла соперничать с солнцем.

Потом он вернулся и протянул им по катышку спирулины. Карн разломил свой катышек пополам и одну половину вернул парню. Тот мотнул головой, Карн не увидел этого движения, но уловил встречную эмоцию.

— Нужно, — твердо сказал он, не убирая протянутой руки. — Не спеши вслед за ней. Вы еще встретитесь, в свое время.

Они запили не шибко аппетитный, но питательный перекус кипяченой водой, подогретой Мидасом, погасили огонь в печи и двинулись в путь. Дождь перестал, солнце залило небосвод золотистым ажуром, наброшенным поверх хрустальной звенящей синевы, глубокой, точно дыра в душе человека, который только что кого-то потерял.

Зак вел их к Аркаиму, куда и сам направлялся до встречи с нагами. Парень отлично знал леса скалистых предгорий и вскоре Карн ощутил впереди, на северо-западе Место Силы. Оно дышало мощью, в которой не чувствовалось примеси седой древности, как в Арконе или Радогосте. Это было детище своего времени, рукотворное светило, точно маяк сиявшее сквозь пространство всем, кто способен видеть истинным зрением. Оплот могущества белой расы, сотворенный здесь и сейчас.

Молодой воин шел впереди, Мидас двигался следом на расстоянии пяти-семи шагов, Карн семенил рядом, держась за плечо древнего бога. Они шли не меньше часа и за это время никто не проронил и слова. Только Зак все постоянно что-то бурчал себе под нос, звучно сглатывая сопли. Мидас прислушался — парень все время повторял одни и те же фразы.

«Почему они забрали ее?»

«Прости меня, я не смог!»

«Где ты, моя девочка?»

Произнося последнюю фразу, Зак раз за разом оборачивался через левое плечо. Его воспаленные глаза полнились безумием и отчаянием. Карн хорошо видел эти эмоции во внешней ауре парня, они клубились фиолетовым дымом, поднимались из темных бездн ядовито-черными миазмами, которые стремительно сжигали его энергетическое тело.

Все верно, исступление — крайняя степень любой эмоции, столь же губительно для человека, как и нож под ребром. И если вовремя не извлечь нож и не залечить рану, ущерб может стать непоправимым. Раньше Карн никогда не думал об этом, а теперь, увидев буквально — собственными глазами, мгновенно понял суть многих эзотерических практик. Все собралось в цельную картину — камлания саамских шаманов, гекатомбы греческих жрецов, медитации буддистов, кровавые ритуалы майя, боевые трансы казаков-характерников и рыкарей…

Но сейчас эти откровения были ни к чему. Мидас тоже понял, что нужно спасать парня и толкнул Карн локтем в бок. Тот кивнул и махнул рукой вперед, мол, давай догоним. Фригийский царь ускорился, быстро нагнал молодого воина и коснулся его плеча.

От прикосновения древнего бога парень вздрогнул всем телом. И это было удивительно — Зак будто чувствовал его нечеловеческую энергию, хотя был начисто лишен потенциала истинного зрения. Карн мог бы без труда просочиться сквозь его внешнюю ауру и, возможно, найти ответ на этот вопрос. Но он не посмел бы так поступить без критически веской причины.

— Почему ты так убиваешься по ней? — спросил, наконец, Мидас. — У тебя нет друзей, с которыми ты мог бы разделить светлые минуты?

— Есть, — сухо ответил Зак, вытирая щеки тыльной стороной ладони.

— Тогда, может, у тебя нет близких, с которыми ты можешь поделиться своей печалью? — не отставал древний бог.

— Есть, — бросил парень. Он отвечал сразу, без раздумий, будто заранее знал, о чем его спросит Мидас.

— Тогда в чем дело? — потупился фригийский царь. — Ведь у тебя есть все, кто тебе нужен.

— Никто из них никогда не был мне ближе, чем она, — покачал головой Зак.

— И ты боишься, что уже не будет? — в голосе Мидаса звучало участие, искреннее стремление понять его боль.

— Нет, — молодой воин вновь качнул головой. — Не боюсь. Знаю. Знаю, что уже не будет.

Некоторое время они шли молча. Узкая лесная тропинка вывела их к неширокой хорошо протоптанной дороге, убегавшей под острым углом меж отвесных скал, волею дождей и ветров обретших чудные формы. Справа Мидас увидел ворона с гордо вскинутой головой и сложенными крыльями, слева — поджарую фигуру молодого волка, готового к прыжку.

Фантазия древнего бога вычленила и другие образы в беспорядочном нагромождении камней, а потом он понял, что воображение здесь ни при чем. Все эти камни — высотой от молодой ели до ясеня, разменявшего вторую сотню лет, — обработаны рукой человека. Их были сотни, может тысячи, и все они имели облик птиц, зверей, воинов, чудных созданий, которых фригийский царь не сумел определить. Весь склон горы, насколько хватало глаз, был усеян каменными статуями, в чьих рубленых и на первый взгляд абсолютно неэстетичных гранях проглядывали глубокие, мощные образы и — если присмотреться — довольно точные.

Выглядело это сказочно, даже нереально. Казалось, что так просто не может быть — не способен человек так изящно обработать камень, сохранив его… естественность, абсолютную гармонию с окружающим ландшафтом. Мидас глубоко задумался над природой этой загадки, а потому не сразу понял, что Зак решил продолжить разговор.

— Знаешь, — парень говорил тихо, почти шептал, но горный склон будто погрузили в сферу абсолютного вакуума. Не были ни ветра, ни криков птиц. Даже звуки их шагов были едва различимы. — Я никогда в своей жизни не хотел что-то изменить. Я имею ввиду — вернуться назад и поступить иначе. Всегда смеялся, если кто-то говорил нечто подобное.

Он невесело хмыкнул и вновь уставился себе под ноги. Дорога была крутой, но достаточно широкой, чтобы они вроем могли подниматься по ней, не вытягиваясь в ряд.

— В такие минуты я обычно говорил, что все случившееся — не случайно, и в противном случае я не стал бы тем, кто я есть, — продолжил Зак. — Хорошие события, плохие, все они рано или поздно обретали смысл.

— Но не в этот раз? — фригийский царь задал вопрос рефлекторно, чтобы парень продолжил раскрывать перед ними свою душу. Это был тонкий момент, который легко нарушить. Сам же по себе вопрос представлял скорее констатацию факта.

— Не в этот, — подтвердил молодой воин. Его левая рука, сжимавшая короткое боевое копье на мгновение напряглась так, что побелели костяшки. — Впервые я хочу что-то изменить. Исправить. Вернуться назад и поступить иначе. И готов отдать за это что угодно.

— Ты винишь себя? — вступил в разговор Карн.

— Конечно, — пожал плечами Зак. — Ведь она была моей.

И снова тишина. При этом внешне с Заком все было в порядке, Мидас даже усомнился в правильности первоначальных выводов. Ну, пострадает, нажрется может этим вечером в ближайшем кабаке, покричит. Может даже кому-нибудь зубы повыбивает или, что вероятнее, сам от кого-нибудь отхватит. Время вылечит, всегда лечит.

Древний бог повернулся к Карну, но тот, уловив предназначавшуюся ему мыслеформу, покачал головой. Пусть парень больше не рыдает в голос и не задает сам себе вопросы вслух, но внутри него творится настоящий ад. Парень сейчас, как часовая бомба со сломанным таймером.

А потом Зак снова забурчал. Те же вопросы, те же отчаянные взгляды через левое плечо, то же безумие в глазах. Его боль становилась физически ощутимой. Он все отлично понимал — Карн видел это — но ничего не мог с собой поделать. Чувства брали верх над разумом, над логикой, над самодостаточной организованной личностью. Это было страшно.

«Почему они забрали ее?»

«Прости меня, я не смог!»

«Где ты, моя девочка?»

Карн видел, как продолжает разрушаться его внешняя аура — самое прочное из энергетических тел человека, первая линия обороны. Позже, когда процесс самодеструкции замедлится и сойдет на нет, аура восстановится, и довольно быстро. Но сейчас Зак был вдвойне уязвим к любым внешним воздействиям, а если он продолжит истязать себя еще некоторое время (может пару дней), то уже любая мелочь — вроде злобного взгляда или брошенного в след слова — может дестабилизировать структуру его внутренних аур. А это, как минимум, физическая болезнь, вызванная тотальным подавлением иммунной системы.

Карн попытался выстроить вокруг парня еще одну защитную сферу, вроде как четвертую ауру, но — независимую по отношению к остальным. Она напоминала прозрачную серебристую дымку, которая экранировала внешние энергетические потоки, но не все подряд, а лишь потенциально вредоносные.

По представлениям Карна эта «четвертая» аура сможет отвести ненамеренный негатив, но против целенаправленного воздействия не защитит, тут нужно больше времени и другой уровень концентрации. Он и в этой то не был уверен до конца, ведь впервые сотворял подобное.

А потом он почувствовал людей и еще… существ, представляющих другие расы древней земли. Он видел отблески их разноцветных аур на самой границе своего ментального радара — примерно в трех километрах впереди. Судя по всему, там было что-то вроде торгового тракта, именно к нему их вел Зак. Дальше на север тракт упирался в ослепительно-золотое сияние Аркаима.

У них почти не оставалось времени и Карн решил предпринять последнюю попытку. Ему на ум пришли самые простые, даже банальные мысли. Но многим людям от них становится теплее на душе, появляется какая-то надежда. И он попытался.

— Ты ведь сам говорил, что всегда — рано или поздно — находил объяснение всем вещам, с которыми сталкивался, — Карн старался придать своему голосу максимум уверенности. Можно было повлиять на миндалину и лобные доли Зака, слегка скорректировав движения нервных импульсов, но он не был уверен, что это необходимо. Ситуация не простая, и все же — не критическая.

— Так дай себе время, — продолжил он. — Тем более, что Антара навсегда в твоей памяти. Это делает ее бессмертной, хотя бы на срок твоей жизни. А дальше… Дальше вы встретитесь.

— И ты в это веришь? — криво усмехнулся Зак. В его ауре Карн уловил всполох слепой злобы. Ага, уже кое-что. — В некую… загробную справедливость? Что все мы там встретим тех, с кем прощались тут?

— А как иначе? — искренне удивился Карн. — Ведь если это не так, то… в чем смысл?

Тут же всех троих буквально простелило мощное ощущение дежа-вю. Путники почти синхронно тряхнули головами, пытаясь осознать собственные чувства. Но ощущение пропало также быстро, как и появилось. Его послевкусие было абсолютно… безвкусным. Разуму не за что было зацепиться, поэтому он быстро успокоился и потерял всякий интерес к мимолетной аномалии.

— Да и боги, — Мидас ощутил возросшее беспокойство Карна и решил поддержать его. — Ты обращался к ним в минуту, когда никто больше не мог помочь. Так с чего ты взял, что они остались глухи?

— Может, и не остались, — неожиданно легко согласился Зак. Но было ясно, что эта легкость — напускная. — В минуту… в минуту слабости я просил, чтобы они… хотя бы даровали ей быстрый и безболезненный уход. Без страданий. Но… я не знаю.

— Думаю, знаешь, — мягко поправил его фригийский царь. — Это сложно охватить взором смертного. Представь муравья, на пути которого ты кладешь свою руку. Муравей разворачивается и ползет прочь. Тогда ты преграждаешь ему путь второй рукой. Муравей в ступоре — он не понимает, что обе руки — твои, для него это два разных объекта, два разных события. Он не в состоянии связать их воедино. Не потому что глупый, а потому что масштаб разума другой. Возможно, здесь так же. Просто мы не понимаем, когда боги нам отвечают.

Зак посмотрел на него и улыбнулся. Искренне, широко. Мидас от удивления улыбнулся в ответ.

— Жаль, что все это лишь красивая сказка.

— Не понял, — опешил фригийский царь. — Это почему?

В словах молодого воина звучала непоколебимая уверенность. Такая уверенность, от которой у Мидаса по спине пробежал холодок, а Карна внутренне передернуло. Не может, не должен человек, которому едва минуло двадцать зим, говорить таким тоном.

— Потому что наш род тысячелетиями пытается оправдать собственную низость и слабость, придумывая демонов, вторженцев из других миров, заговоры правителей. В противовес всей этой черни скудный и трусливый людской ум рождает богов и героев, которые могут помочь в трудную минуту, указать путь, повести за собой к свету. Но знаете, что? История этой земли, история каждого из нас — лучший пример того, что ни боги, ни герои не отвечают на зов. Они не приходят. Никогда. Так что либо их нет, либо им плевать. Но лично мне нравится третий вариант. Они давно все мертвы.

Мидас не нашел, что возразить, а Карн, кажется, подобрал нужные слова и уже готов был парировать выводы Зака, но впереди раздались людские голоса. Момент был упущен. Через несколько минут дорога вывела их на вершину горного хребта и они влились в многоголосый поток людей, всадников, вьючных животных, телег и целых караванов.

И тут действительно были не только люди! Мидас увидел двух степенных ракшасов, а за ними — группу (или все-таки стаю?) многоголовых лусутов, не проходивших, а буквально «протекавших» сквозь нескончаемый поток путников. Были там и другие существа, но больше всего древнего бога удивили те, что выглядели в точности как люди, но цвет кожи у них был — небесно-лазурный, местами доходящий до темного кобальта.

Карн чуть не ошалел от обрушившихся на него мыслеобразов. У парня закружилась голова и подогнулись ноги, так что он свалился бы в дорожную пыль, если бы Мидас и Зак не подхватили его с двух сторон.

Он привык находиться в потоке людей, мыслящих на одном языке. Но здесь ментальный фон наполнили десятки разных наречий, которым соответствовали схожие, но далеко не идентичные понятия и образы. И это что касается людей, ведь представители других рас мыслили принципиально иначе, и все это ментальное многообразие сливалось в бушующий поток хаоса, который перегружал восприятие Карна. Ему пришлось слегка притормозить деятельность мезэнцефалона и наспех возвести вокруг себя еще одну защитную ауру — зеркальную, чтобы она отражала входящие потоки индивидуальных энергий, но не препятствовала течению естественных — стихийных.

Мидас тоже понимал далеко не все из звучавших вокруг языков, хотя полагал себя развитым лингвистом. Он действительно говорил на нескольких сотнях людских наречий, включая мертвые и тайные, но здесь ему не могли помочь даже его божественные способности. То есть при желании через неделю-другую он мог бы понять каждого, кто сейчас брел по направлению к Аркаиму. Но на самом деле, особого желания не было, уж точно не сейчас.

Зато молодой воин, казалось, попал в свою стихию. На его губах заиграла многозначительная улубыка, он вроде бы даже пару раз кивнул кому-то в толпе. Карн увидел, как разрушительное влияние душевной боли отступает, давая его ауре возможность восстановиться.

Не было никаких гарантий, что губительные эмоции не вернуться снова. Даже наоборот — скорее всего Заку еще не раз предстоит пережить их. Но следующий всплеск пройдет легче, а третий принесет с собой лишь ярость и оставит пустоту, в которой утонут все опасные мысли и порывы. Боль, конечно, никогда не уйдет вся до последней капли, как никогда не заживет шрам от клинка. Но с такой болью можно жить, не боясь сойти с ума.

От размышлений о дальнейшей судьбе Зака Карна оторвал синхронный эмоциональный всплеск, прокатившийся по окружившей его толпе. На горизонте в физически зримом спектре воссиял Аркаим. Будто легендарная Шамбала или Беловодье, город расплескал вокруг себя океаны прозрачно-золотой энергии, каждый психон которой был напитан высочайшей мудростью и бесконечной свободой — мысли и духа.

Энергосфера города была столь совершенной, что Карн до последнего не верил в ее рукотворное происхождение. Казалось, что столь безупречной может быть лишь естественная — природная — структура. Это было математически идеальное произведение искусства, однако в нем прослеживались отголоски компонентных единиц, которых не могло быть в природе. Ведь стихиям не нужен язык, им не нужны формулы и метрики, но людям без этого никак. Даже лучшим из нас.

С губ Карна сорвался завороженный вздох. Что до Мидаса, Зака и остальных путников — глаза смертных видели иное. Но едва ли их видение в своем великолепии уступало образам, воспринимаемым теми, кто обладал истинным зрением.

Аркаим чем-то напоминал Радогост и Аркону, но те великолепные города-крепости теперь казались фригийскому царю младшими братьями, неказистыми последами этого каменного исполина. О да, город был выстроен из камня — его стены и башни составляли белоснежные идеально ровные плиты. То есть это должны были быть плиты, хотя Мидас не заметил никаких стыков.

Он сощурил глаза, до боли всматриваясь в глянцевую поверхность неизвестного камня, в глубине которого струились проблески золотистых прожилок. Но никак швов не обнаружилось, он мог бы поклясться — все это выглядело так, будто город был не построен, а ВЫРАЩЕН прямо посреди широкого плато, окаймленного с трех сторон отвесными скалистыми утесами. Но ведь этого не может быть, так? Или… может?

Когда они приблизились, Мидас понял свою ошибку. Нет, стыков он по-прежнему не замечал, хотя и не оставлял попыток отыскать их, ибо его во многом консервативное сознание просто отказывалось выдвигать альтернативные гипотезы о постройке Аркаима. Но то, что он сначала принял за внутренние слои камня — те самые золотистые прожилки — оказалось письменами! Это были безупречно ровные ряды рунических строчек, они действительно будто бы находились не НА поверхности камня, а ПОД ней, и покрывали каждый квадратный сантиметр стен, высоких башен со стрельчатыми бойницами и исполинских ворот.

Ворота были отдельной историей. Мидас прикинул, что примерно так нордманы могли представлять себе Врата Вальхаллы — тяжелые массивные створки метров по пятнадцать высотой с врезанными в камень коваными барельефами из черного (вороненого?) металла. Барельефы изображали сугубо военные сцены и выглядели довольно угрожающе. По периметру барельефов располагалась изящная гравировка — фригийский царь узнал валькнуты и пару трехлучевых свастик, что были в ходу у нордманов, кельтов, славян и других народов древнего мира.

Мидас неосознанно приоткрыл рот, созерцая за и над воротами колоссальные пирамиды, выполненные из того же белоснежного камня с золотыми рунами под поверхностью. Пирамиды вздымались над городом на недосягаемую высоту, касаясь своими вершинами безмятежного облачного савана. И там, в вышине, их венчали хрустальные шпили, сиявшие так, что на них невозможно было смотреть.

Еще он увидел пирамидки поменьше, выполненные из какой-то необычной породы, с расстояния напоминавшей матово-черный обсидиан. Были там и хрустальные башни, стремившиеся сравниться по высоте с самыми большими пирамидами, и спиральные конструкции из сияющего стекла с лазурным оттенком, что перетекали из одной формы в другую, будто живые. Это было настолько невообразимо и завораживающе, что Мидас не сразу заметил, как они буквально выпали из людского (и не только) потока. Тракт кончился.

Фригийский царь несколько раз моргнул и опустил взгляд, ошалело водя им по сторонам. Он пришел в себя, лишь натолкнувшись на беззастенчиво ухмыляющегося Зака. Молодой воин откровенно забавлялся, глядя на реакцию своего спутника, он то сам, судя по всему, видел город не в первый, и даже не в десятый раз.

Мидас звучно захлопнул рот и мотнул головой. Чувство реальности наполнило тело привычной тяжестью, а сознание — сухой подозрительность. Он состроил недовольную гримасу в ответ на смешок Зака, потом перевел взгляд на Карна. Парень стоял безо всякого движения, явно концентрируясь на своих ощущениях.

— Насколько я вижу, под стенами Аркаима давно вырос еще один город, — слепец повернул голову в направлении Зака и уставился на парня, буквально пронизав его истинным зрением. Тот невольно поежился, но не отвел глаз.

— Ты прав, — молодой воин пожал плечами. — Сюда веками приходят торговцы и мудрецы со всех окраин мира, но в Аркаим дано попасть не каждому. Удача улыбается одному из тысячи, но многие все равно остаются подле его священных стен. Сначала это было лишь неосознанное, стихийное стремление, но теперь… теперь тут и правда вырос целый город, со своими законами и самобытной традицией. Его прозвали Пури Маргана.

— Город Просителей, — тут же перевел Мидас, узнав санскрит. — Забавно получилось.

Ослепленный красотой Аркаима он не заметил, что торговый тракт здесь влился в огромную площадь, раскинувшуюся перед воротами величественного города. Площадь была усеяна палатками, шатрами и строениями из дерева, некогда возведенными на скорую руку и уже не первый год служившими кому-то постоянным жильем.

Торговые ряды и жилые сегменты разбегались в стороны вдоль городских стен и заполняли собой все пространство плато между укреплениями Аркаима и отвесными обрывами. Где-то вдали виднелись каменные постройки, изначально расположенные совершенно хаотично, теперь вкупе с пестрыми шатрами, трепещущими тентами и деревянными конструкциями самых разных форм и размеров они представляли собой сложный лабиринт узких улочек, арочных эстакад и подземных переходов.

И все это неустанно жужжало, точно пчелиное гнездо. Люди и представители других рас снова взад-вперед, со всех сторон слышались призывные кличи торговцев, смех, ругань, слезы. Гремели колеса телег, стучали копыта лошадей. Движение не прекращалось ни на миг, как они позже убедились — даже в ночное время. Тут все продавалось и покупалось тоже все.

— А почему их не пускают в город? — наконец спросил Мидас. В разношерстной толпе он видел отнюдь не одних лишь торговцев. Были там воины и поэты, архитекторы и алхимики, откровенные авантюристы и странствующие знахари. Представители всех профессий, служители всех наук.

Сложно даже представить, сколько в Пури Маргана намешано культур и традиций! Сколько в этом городе истинных мудрецов, а сколько — порочных лжецов и настоящих безумцев? Мидас удивился, как эта простая мысль не пришла к нему раньше, и прежде, чем Зак ответил, он уже и сам знал, почему для всех этих людей врата Аркаима навсегда останутся закрыты.

— А зачем они там нужны? — улыбнулся молодой воин. — Арии велики, но у них много врагов. Им нечему учиться у других, а вот другие не прочь прикоснуться к их знаниям. Но арии мудры, им ведомо, что знания — величайшая сила и они не готовы делиться этой силой с каждым. Они и без того делают многое — защищают все живое вокруг, не дают Великой Порче безнаказанно отравлять землю.

Понятно, что Великой Порчей здесь называют разрушительное влияние Лимба и его монстров. Надо думать, тут каждый второй видел химеру или мантикору вживую! Ткань межу реальностями в этом времени оказалась столь тонка, что Карн ощущал это даже без направленной концентрации. Сначала он воспринимал фоновое напряжение как обычный «белый шум» энергетического плана, но потом «прислушался» и понял, что у него есть источник.

Источником был Лимб, он постоянно генерировал волны хаотичных всплесков темной энергии, что настойчиво просачивалась в Ра сквозь прорванную Завесу и разбегалась по миру смертных незримой рябью. Там, где проходила эта рябь, хрустальные воды озер и речек становились отравленным маревом, а светлые рощи превращались в непроходимые чащобы, кишащие злобными тварями, охочими до людской плоти. Города увядали, люди, гонимые животным неосознанным страхом, уходили прочь, как можно дальше. И нередко — становились жертвами чудовищ, перешедших грань миров через один из многочисленных разрывов, что вспыхивали тут и там жестокими незаживающими ранами.

Это был страшный мир, жестокий и беспощадный. Но был он где-то там, куда не доставала животворящая аура Аркаима.

— А как они борются с… Великой Порчей? — Карн попытался сфокусироваться, чтобы самостоятельно найти ответ, но энергии этого времени текли совсем не так, как он привык. Нужные образы, полученные из окружающего пространства, тут же ускользали от него, едва он пытался прочесть их. Парень постоянно путался в энергетических водоворотах и течениях — медлительных, но столь могучих, что им невозможно было сопротивляться.

Прежде чем ответить парень сделал Мидасу знак отойти, бросив короткий взгляд ему за спину. Фригийский царь проворно ушел с дороги (не забыв оттащить Карна), пропуская телегу, груженную деревянными бочками, уложенными на бок в несколько рядов. Затем молодой воин увлек их в сторону, в тень высокого шатра, ткань которого когда-то была насыщена кармином, но теперь, простояв много месяцев (или лет?) под палящими лучами горного солнца, деревянный каркас обтягивали гулко дрожащие полотна медно-коричневого цвета.

Шатер послужил хорошей защитой не только от солнца, но и от ветра, который подле Аркаима не стихал ни на мгновение. Зак расположился на плоском камне у полотняной стены шатра, бросив рядом щит и копье. Карн уселся рядом прямо на землю, Мидас предпочел сохранить всецело вертикальное положение.

— Братья Вюрда, — ответил наконец парень. Он завел руки назад и оперся на них всем телом, запрокинув голову к небу. — На западе, откуда я родом, их зовут здухачами. Не знаю, как сказать. Люди силы, умеют и знают многое, но главное — могут побороть Великую Порчу и детищ ее.

— Ну тут понятно, — протянул Мидас, многозначительно глядя на Карна. Парень кивнул, уставившись в землю. — Здесь, значит, у Ордена нет своего воинства и пока даже не планируется. Обходятся собственными силами.

— Орден? — Зак тут же навострил уши. — Я слышал это слово. Оно как-то связано с Братьями Вюрда, но мне пока не удалось понять как.

— Много будешь знать… — начал Мидас и развел руками, ожидая, что Зак продолжит поговорку. Но Зак лишь смотрел на него, лупая большими темно-синими глазами.

— … скоро состаришься! — весело хохотнул фригийский царь. Молодой воин потупился, потом выпятил нижнюю губу и важно покивал, мол, оценил мудрость.

— Братья Вюрда странствуют в другие земли? — Карн повернулся на ауру парня, фокусируясь на ее внешних слоях. Он видел, что Зак говорит им правду, говорит все, что знает. Но где-то внутри у него поблескивало смутное намерение, которое Карн никак не мог разобраться. Напрямую вторгаться в разум молодого воина он по-прежнему не хотел.

— Ага, — тут же ответил Зак. Складывалось впечатление, что он готов выложить им все, что знает, как говорится — без задней мысли. — И на юг ходят и на восток. Учат тех, кто готов учиться. Кто МОЖЕТ учиться, ибо не каждому дано овладеть их силой. Так говорят.

Карн почему-то вспомнил о Тот Гермесе Трисмегисте — высоком светловолосом голубоглазом страннике, что некогда пришел в Древний Египет, чтобы учить людей магии. Его учение позже назвали герметизмом, а его истоки канули в небытие веков.

Потом на ум пришли строки из Махабхараты, когда перед поединком Дурьодханы и Бхимасены воинов посетил старик в голубом плаще, на знамени которого красовалась раскидистая пальма. Карн всегда думал, что пресловутая «пальма» — это Иггдрасиль, а старик — Один, слишком уж очевидная аналогия. Но теперь перед ним открылась новая интерпретация…

Из глубокого сосредоточения его вывел легкий навязчивый свист, возникший на самой границе слухового диапазона. Он вскинул голову и посмотрел в сторону Аркаима, но могучая аура города представлялась единым золотым маревом и он не мог рассмотреть его отдельные элементы.

— Там что-то происходит, — произнес Карн и указал рукой на город.

— Думаю, там все время что-то… — Мидас осекся на полуслове, когда, проследив за рукой друга, увидел, как верхняя часть одной из самых больших пирамид разворачивается, подобно цветочному бутону, и из нее в голубую высь выстреливает продолговатый серебристый объект.

Нижняя часть объекта тонула в ослепительном пламени с рыжими отсветами, он оставлял за собой стремительно тускнеющий белесый след. В момент отрыва объекта от пирамиды легкий дребезжащий звук, который услышал сначала только Карн, стал доступен ушам всех окружающих. Но никто на площади не обратил на это внимания. Звук стал затихать и вскоре исчез вслед за серебристой молнией, растворившейся в далекой синеве.

— Твою ж мать! — не выдержал фригийский царь. — Ты не поверишь, Карн. Я только что видел, как из Аркаима стартовал… челнок что ль какой-то. Или корабль полноценный, я уже ничему не удивлюсь похоже.

Карн улыбнулся. Он оторвал внутренний взгляд от города, поднял его выше и попытался сосредоточиться на том, что изначально принял за энергетический отсвет, ничего не значащий блип на его ментальном радаре. Но теперь, когда он всмотрелся в эту золотую искорку, его первоначальные выводы рассыпались в прах.

О, это был вовсе не блип. Похоже, что где-то за пределами земной атмосферы, вероятно — на низкой орбите, висела крупная космическая станция. И сияла она едва ли ярче самого Аркаима! Карн приблизился насколько смог, но расстояние было слишком велико и все детали сливались в переливчатом золотистом пламени.

— Это что там, в вышине? — обратился он к Заку, не опуская рефлекторно задранной к небу головы. — Ты знаешь?

— Все знают, — хмыкнул парень. — Чертоги Доблести. Их по-разному называют, но здесь — Чертоги Доблести. Туда Братья Вюрда забирают ариев, павших в бою с порождениями Великой Порчи. Никто не знает — зачем, ходят слухи…

— … что там им дарят вечную жизнь, ага, — Карн с улыбкой вздохнул. — Это многое объясняет, но вопросов ставит еще больше.

— Да только ответы на все эти вопросы нам сейчас ни к чему, — довольно резко перебил его фригийский царь. Он не мигая смотрел в глаза Заку. — Ты, похоже, немало знаешь об ариях и Аркаиме. Так что насчет попасть в город?

— Неа, — мотнул головой Зак. — У врат есть каменная урна, куда желающие войти опускают свои… прошения. Можете представить себе, сколько их там. Обычно проходит ни одна неделя, а иногда ответов и вовсе нет.

— Так они все тут и остались, — Карн обвел шатер и площадь за ним широким жестом, подразумевая весь Город Просителей.

— Примерно, — Зак пожал плечами, а в его ауре Карн прочел, что Пури Маргана молодого воина не особенно интересует. А вот Аркаим — другое дело, за его стены парень хотел попасть едва ли не так же сильно, как они сами. Но его мотивы… они пока были не ясны.

— Это не наш вариант, — отрезал Мидас. — Какие еще пути есть?

— Никаких, — рассмеялся Зак. — Взгляни на стены, взгляни на воинов у ворот! Один арий в бою стоит десятка, а то и двух. А Братья Вюрда — один такой может целый город сжечь, не приближаясь к нему. Ну, так говорят.

Насчет последнего Зак и сам сомневался, но, взглянув поверх голов многочисленных путников по ту сторону площади, Мидас прикинул, что остальное может быть правдой. Подле ворот стояло два воина в золотых доспехах. В каждом из них было не меньше двух метров росту, широкоплечие — что медведи. Лица скрывались под полумасками высоких конусовидных шлемов, в руках воины держали по двуручной секире, у каждого за спиной был круглый щит, а на поясе — длинный клинок.

В целом, стажи имели довольно грозный вид, хотя стояли абсолютно неподвижно, будто бы даже не дышали — как статуи, отлитые из драгоценного металла с величайшим вниманием к деталям (от взгляда фригийского царя не укрылась руническая вязь на пластинах брони и солярные символы, вытравленные на округлых наплечниках).

Мидас предположил, что «пассивно-агрессивную» ауру вокруг воинов распространяют зачарованные доспехи, или может, они сами научены как-то влиять на восприятие окружающих. Если бы он задал этот вопрос Карну, который в тот момент также занимался пристальным изучением арийских витязей, парень подтвердил бы обе его догадки.

— Давай по порядку, — Мидас посмотрел на Зака и применил одну из своих улыбок. Тех самых, от которых женщинам становилось жарко в минус тридцать, а мужчины переставали инстинктивно воспринимать его как соперника и видели перед собой лишь верного друга, что и в бою прикроет и пивком в баре угостит. Чары древний бог не спешил применять, тут все и так было очевидно.

— Ты привел нас к городу, куда нам было нужно. За это мы тебе благодарны, — фригийский царь четко выговаривал каждое слово, будто на лекции. — Дальше наши дороги вполне могли разойтись, но ты решил провести нам ликбез… то есть кое-что поведал о местных реалиях. Невинная беседа привела нас к воротам, точнее — к вопросу о том, как можно оказаться по другую сторону от них. Наши устремления на этот счет тебе известны и ты все еще тут. Нетрудно сложит два и два, а?

С минуту Зак прищурившись смотрел в глаза Мидаса. Тот глядел в ответ прямо и откровенно, ничего не скрывая. Он понимал, что в этот самый момент парень делает последнюю оценку ситуации — стоит ему с ними связываться или нет. Решение он принял довольно быстро.

— Я знаю путь, — бравурный мальчишеский баритон сменился глухим полушепотом, глаза Зака вмиг похолодели. — Но в одиночку мне его не пройти. Мы можем помочь друг другу. Еще раз.

Мидас медленно кивнул, мол, продолжай. Карн в этот момент не отрывался от ауры парня, считывая малейшие изменения.

— Это старый проход через тайную библиотеку Братьев Вюрда, — Зак продолжил говорить, несмотря на то, что мимо прошествовала группа людей весьма подозрительного вида. Хорошие, но старые, а местами даже ржавые доспехи, изнуренные серые глаза, привыкшие видеть смерть. Ясно — наемники.

— Туда можно попасть с одного из склонов, — молодой воин перевел взгляд с Мидаса на Карна. — Трудность в том, что внутри живут демоны ночи. Обычным воинам не одолеть их, сколь бы искусны они ни были. Но вы — не обычные воины.

Мидас придвинулся к парню вплотную.

— А тебя не смущает, что ты говоришь об этом практически во всеуслышание? — прошептал он, зловеще ухмыльнувшись. — Тут шастает вокруг не пойми кто, да и стоим мы у самой стены шатра, в котором… мало ли кто в котором! Я тут вижу два варианта. Ты либо дурак, либо лжец.

Первый вариант он и сам отмел, второй тоже не был истиной, иначе Карн уже подал бы ему условленный знак. Все, сказанное парнем до сего момента, — правда.

— Здесь эту байку новеньким рассказывает каждый второй, — Зак скопировал тон Мидаса, едва не касаясь губами уха древнего бога. Затем он отступил, широко улыбнулся и заговорил в голос. — Так что, поверь, на эти слова никто тут не обратит внимания! Хоть разорись.

— Каждый второй, говоришь, — Мидас звучно почесал подбородок. — Тогда почему тебе мы должны верить?

— Мы бились бок о бок, а в моих землях это кое-что значит, — Зак поднял с земли щит и копье. Кругляш он закинул за спину, а копье взял наподобие дорожного посоха. — Сдается мне — в ваших тоже. Но главное, — он кивнул в сторону Карн. — Он поймет, если я лгу. Так ведь?

Карн поднялся с нарочито утрированным кряхтением и положил руку на плечо Мидаса, безошибочно определив его положение в пространстве. Он отряхнул рубаху на заду и глубоко вздохнул, осматриваясь так, будто мог видеть физическими глазами.

— Только давайте сначала найдем что-нибудь поесть, — беззаботно проговорил он. — Это ведь можно устроить? Не сложнее, чем попасть в город? А, Зак?

Тот звонко рассмеялся и повел их вглубь Пури Марганы. Карн, следуя за ним, дважды сильно сжал плечо Мидаса. Это означало, что парень не лжет, но стоит держать ухо востро.

Он видел кристальную ауру молодого воина буквально насквозь. На нем не было никакой защиты, никаких наведенных чар, только естественное течение энергетических потоков. Парень был искренен с ними до последнего слова, и все же — оставалось в нем что-то, ускользающее от Карна. Какой-то тайный посыл, скрытый смысл. Будто смотришь на фокусника и знаешь, что у ящика двойное дно. А потом подходишь проверить — и не можешь это дно найти.

Только у фокусника цель простая — обмануть зрителя. Зак никого обманывать не хотел. При этом Карн отчетливо видел, что парень не несет опасности ни городу, ни его жителям, ни кому-либо еще. Он не шпион, не наемный убийца, не смертник с атомной бомбой в переметной сумке (что, учитывая космические челноки и орбитальные станции, никого бы из них не удивило).

Так что же им движет?

Карн перестал ломать голову над этим вопросом по двум причинам. Во-первых, альтернативы не предвиделось. А во-вторых, они в этот самый момент вошли под покатую крышу невысокой каркасной веранды, по которой распространялся умопомрачительный замах жареного мяса с острыми ядреными специями. На инстинктивные движения крыльев носа желудок Карна отозвался жалобным урчанием. В такие минуты любые проблемы отправляются «на потом».

***

После плотного ужина в таверне некоего Бранна (Мидас бы сказал — вшивый сарай, провонявший блевотиной и дешевым пойлом), они до темна слонялись по улицам Пури Марганы. За те пару часов, пока синеву над их головами окончательно не закрасили углем, путники избороздили меньше одной пятой стихийно возникшего города. Но и этого хватило, чтобы понять — тут есть все.

В Городе Просителей предлагались товары со всех уголков планеты и любые услуги, кроме, что удивительно, интимных. Здесь можно было нанять провожатых в самые далекие земли, купить любые материалы и изделия из них. Оружие, украшения, одежда, скот — это был один громадный рынок в самом центре мира.

Сначала Мидас удивлялся, почему арии допускают весь этот балаган под своими стенами. Но потом пришел к мысли, что это разумно. Ведь здесь торговали в том числе информацией. И пусть девяносто девять процентов всего этого гомона — торговые предложения, пустые байки и пьяное хвастовство, в одном оставшемся проценте достаточно сведений, чтобы можно было не тратиться на шпионов и дипломатов! Он и сам поступал схожим образом в Келенах, в бытностью свою царем одной из величайших…

Под саваном ночи они вернулись обратно, почти к самым воротом Аркаима. Зак повел их к отвесному обрыву, лихо лавируя меж трепещущих на ветру шатров и покосившихся домишек, что воплощали собой древнейший принцип — нет ничего более постоянного, чем временное.

Путники зашли за полуобвалившееся строение и молодой воин тенью скользнул в расщелину меж двумя угловатыми валунами. Если не знаешь, что тут есть тропинка — даже при свете дня ее не отыщешь.

Затем последовал довольно долгий и утомительный спуск, потребовавший немалого напряжения. Благо, Зак предварительно обзавелся пеньковыми веревками. Тем не менее, этот фрагмент пути слепой Карн миновал чудом, не иначе. Дважды он повисал над бездонным провалом без всякой опоры. Один раз веревка, удерживающая его, лопнула и только нечеловеческая реакция Мидаса спасла парню жизнь. Оставшуюся часть спуска оба синхронно думали о том, как это было бы глупо — погибнуть, сорвавшись ночью со скалы.

В итоге, они оказались на узком уступе, от которого вглубь сальной породы убегала пещера, вовсе не рукотворная, как ожидал фригийский царь. Пещера была довольно большой, два человека могли идти в ней рука об руку, не мешая друг другу. Зак выудил из переметной сумки два факела, зажег их, чиркнув кресалом, и отдал один Мидасу.

Пещера почти сразу начала забирать вниз и вправо. Вскоре стены и пол выровнялись, а потолок принял строгую форму арки. Мидас кивнул сам себе, отмечая, что здесь уже кто-то явно помог матушке-природе. Они продолжили неспешное движение по тайному проходу и когда древний бог начал искренне сомневаться в потенциальной успешности их мутной авантюры, что-то в окружающем пространстве изменилось. Это почувствовали все трое, но каждый — по-своему.

У Зака сердце заколотилось — как пойманная муха о сомкнутую над ней ладонь. Аура его исказилась угольно-черными эманациями страха, воин перекинул из-за спины щит, а факел вложил в косое отверстие у его нижней кромки, о назначении которого Мидас гадал не первый час. Фригийский царь хмыкнул, оценив маневр, и попытался вспомнить, когда заметил это отверстие. Ведь не мог же Заг всегда ходить именно с этим щитом — едва ли он так часто шарится по пещерам! Или… мог? По сути то, они ничего о нем не знают…

В этот момент Зак громко сглотнул, но все же двинулся вперед. Что-то внутри помогло молодому воину превозмочь страх. Карн мог бы понять, но не всматривался, фокусируясь на собственных ощущениях.

На его взгляд, они будто прошли сквозь незримую мембрану, отсекающую часть внутреннего пространства горы от внешнего мира. Нечто подобное он чувствовал в Арсенале на Оркнейских островах, но здесь они не совершали перехода между мирами. Не в привычном смысле.

Карн чувствовал инаковость этого места, но вскоре понял, что проблема не в самом месте, а в его… состоянии. Он вернулся к своим ощущениям до пересечения незримого барьера и стал сравнивать их с нынешним состоянием восприятия. Парень направил дополнительные потоки энергии в таламус, стимулируя рецепторные нейроны, чтобы выкристаллизовать сознание до предела. Это помогло ускорить анализ и через несколько мгновений он получил ответ.

— Мидас, — обратился он к другу, который усиленно массировал виски. Древний бог ощущал давящее напряжение этого места и оно отзывалось в его мозгу болезненными спазмами. Не мудрствуя лукаво, он решил, что здесь случился локальный Разрыв, и оказался недалек от истины.

— А? — отозвался фригийский царь, инстинктивно поворачивая факел так, чтобы осветить лицо Карна. Обычно от таких фортелей люди щурились, закрывались руками и просили убрать свет от лица. В случае со слепцом это, само собой, не вызвало проблем.

— Помнишь, я рассказывал тебе о схроне Древних на Оркнейских островах? — продолжил парень, улавливая впереди какие-то энергетические всплески. Почему-то здесь, под землей, диапазон его ментального локатора сужался на несколько порядков — метров до пятидесяти, не больше.

— Ну? — буркнул тот, усилием воли подавляя мигрень и гордо распрямляясь.

— Тут сотворили нечто подобное, только наоборот, — заключил Карн, обводя широким жестом своды рукотворного прохода. — Это своеобразный «карман». Кто-то намеренно позволил Лимбу просочиться сюда, а потом отсек часть, проникшую в наш мир, от материнской реальности. Инородной энергии оказалось недостаточно, чтобы вывернуть пространство наизнанку, но чтобы изменить его — вполне.

— Изменить для чего? — полушепотом спросил Зак, голос его дрогнул, хотя молодой воин старался всеми силами держать чувства под контролем. И вновь ему помогло что-то внутри, какое-то могучее стремление, желание, способное подавить даже базовую физиологию.

— Для того, чтобы ОНИ чувствовали себя как дома, — с этими словами Карн снял с пояса секиру, а левую руку протянул в сторону Мидаса, чтобы тот передал ему свой факел. Впереди, в тенях что-то шевельнулось. Там коридор изгибался влево и срывался вниз под углом градусов в тридцать, а то и больше.

Мидас, без лишних вопросов отдав факел Карну, выхватил меч и шагнул вперед, вставая в одну линию с Заком. По идее щитовик в такой ситуации должен прикрывать остальных, но ширины прохода хватало для них обоих. К тому же, с недавнего времени фригийский царь бился левой рукой, так что он не будет мешать Заку в схватке. Третьим фактором стал опыт, и здесь Мидас несоизмеримо превосходил своего нечаянного союзника, даже с учетом однорукости.

Он кивнул молодому воину и они медленно пошли вперед. Карн двигался на пару шагов позади, подняв факел как можно выше. Ему то свет не нужен, но другим он понадобится, едва дело дойдет до схватки. А до нее уже рукой подать, он чувствовал это.

Чувствовал, как тьма впереди сгущается. Это было порождение Лимба, но отличное от всех, с кем они сталкивались раньше. Его аура формировалась постепенно, будто существо ПРОЯВЛЯЛОСЬ в этой реальности. Карн видел перед собой нечто, напоминающее парящую над землей человеческую фигуру, с головы до ног закутанную в рваный плащ матовой непроницаемой черноты. Фигура не источала эмоций, но под капюшоном плаща, где мрак был особенно густым, буквально — физически ощутимым, парень заметил отблески фиолетовых волн, говоривших… говоривших о…

Знание вспышкой прострелило мозг, причинив невероятную боль. Парень скривился, дернувшись всем телом, но устоял. Это была частица Левиафана, среагировавшая на критическую ситуацию. Всего на миг бесконечные архивы его истиной памяти раскрылись и позволили сознанию получить нужные сведения. И сведения эти не сулили ничего хорошего.

Перед ними стояла сибарида — представитель древней расы, которая бесчисленные века назад решила в полном составе до последней особи переселиться в Лимб. Что толкнуло этот некогда великий народ на единодушное безумие — Карн не знал. Зато ему было известно, что пребывание на изнанке реальности изменило сибарид. Три ауры этих существ слились воедино с их физическими телами, чего никогда не происходило с разумными расами — ни до, ни после. Это изменило их сознание, свело с ума, превратило в монстров, руководствовавшихся мотивами, что находились за гранью морально-этических представления смертных и богов.

Когда сибарида, будучи существом двух миров, воплотилась в физическую ипостась, Мидас и Зак тоже увидели ее. У молодого воина глаза на миг расширились от ужаса, он в нерешительности остановился.

— Вот он, — глухо прошептал Зак. — Демон ночи. Воплощенная смерть.

Мидас в ответ лишь хмыкнул, однако он чувствовал в этом существе высокий потенциал и опасность исключительного уровня, так что не спешил бахвалиться и тем более — приближаться. Он полуобернулся к Карну и дернул головой, посылая ему вопросительный мыслеобраз.

— Это сибарида, — Карн удивился собственному голосу, который прозвучал гораздо тише, чем он хотел. Только сейчас парень ощутил дискомфорт и переключил внимание на собственную ауру.

Каким-то неведомым образом сибарида смогла незаметно подтянуть к нему свои энергетически щупальца и буквально оплела его тысячами мелких хаотично пересекающихся отростков, напоминавших черных дождевых червей. Это не наносило ему прямо ущерба, но сбивало течение потоков жизненной энергии. Энергодендриты сибариды будто вызывали кратковременные замыкания в его теле.

— Мне плевать, как это называется, — Мидас выставил перед собой клинок и шагнул к темноте, обретшей плоть. — Оно стоит у нас на пути, поэтому у меня лишь один вопрос — как это убить?

Сибарида будто поняла его. Она всколыхнулась своим аморфным телом, точно сотканным из густого чадящего дыма, и стала медленно приближаться. Карн уловил отголосок странной эмоции. Похоже, существу было одновременно забавно и отвратительно.

— Это нельзя убить, — сдавленно ответил Карн, опускаясь на одно колено. Он накапливал энергию на поверхности внешней ауры, готовясь одним мощным разрядом распылить на психоны отвратительные щупальца сибариды, которых с каждым мгновением становилось все больше. — Но можно…

Он не успел договорить. Черная тень метнулась вперед, мгновенно преодолевая тридцатиметровый отрезок коридора, разделявший ее и Мидаса с Заком. Молодой воин — надо отдать ему должное — успел сориентироваться. Он пригнулся выставил над собой щит и ударил копьем под ним. Сибарида отпрянула, но блеснувший серебром наконечник коснулся аморфных лохмотьев иллюзорного плаща и они вспыхнули лиловыми искрами.

Существо издало низкое шипение, явно демонстрируя, что прикосновение зачарованного оружия ему как минимум неприятно. Зак не удивился — за это rjgmt он в свое время отдал почти все, что имел. Наконечник был выкован в жреческих кузницах Аркаима див-мастерами, творившими, по слухам, для оружейных Чертогов Доблести. Такое оружие способно сразить любого, кто принадлежит этому миру. Жаль только, что сибариды от этой принадлежности давно отказались.

Существо рывком приблизилось к Мидасу — будто телепортировалось из одной точки пространства в другую. Фригийский царь, прикрываемый справа щитом Зака, нанес легкий рубящий удар, провернув клинок запястьем. Сибарида сместилась в сторону и дрогнула, точно картинка диафильма на поврежденном сегменте пленки. Внезапно она оказалась прямо перед древним богом, полы плаща разошлись в стороны и непропорционально длинная когтистая рука взмахнула снизу вверх, отбрасывая Мидаса на стену.

Зак тут же вновь атаковал отвлекшуюся сибариду. Он бил легко, но быстро и последний удар в серии разнонаправленных атак достиг цели. Копье прошло сквозь сгустившийся мрак без видимой задержки и от него во все стороны тут же разбежалась паутина пурпурных разрядов. Монстр вновь зашипел, ударив по ушам акустической волной, и бросился на молодого воина.

Из-под бездонного плаща выскользнула вторая рука, в неверном свете трепещущего факела блеснули растопыренные когти — каждый величиной с добрый нордманский нож. На кончиках когтей плясали языки лилового пламени, переливавшиеся бликами цветов, которых не могло существовать в этой реальности. Рука устремилась к Заку, но парень успел поднять щит. Увы, но кругляш в отличие от копья не был зачарован. Щит треснул пополам, предплечье Зака под ним вспыхнула слепящей болью. Парень завалился на спину и откатился к стене, где попытался стянуть с себя бесполезные обломки.

Сибарида направилась к поверженному воину, но внезапно замерла — Карн высвободил накопленную мощь и энергодендриды существа, уже покрывшие его внешнюю ауру непроглядным постоянно шевелящимся ковром, тут же иссохли в холодном ледяном всполохе беззвучного взрыва, рассыпаясь на мириады пустых психонов, не несущих более мысленного заряда.

Сибарида повернула к нему провал капюшона и выбросила вперед сразу несколько энергетических щупов, но Карн был готов к этому. Незримые клинки морозного пламени легко перерубали черных змей, летящих к нему со скоростью мысли. Не дожидаясь завершения натиска, он контратаковал, сформировав перед собой тяжелый, переполненный жизненной энергией образ продолговатого снаряда, охваченного ледяным огнем.

Он уже понял, что чистые мыслеобразы сибарида обращает в ментальный прах без видимых трудностей, так что тактика, которая сработала со змеиным магом, здесь бесполезна. Но если формировать их на стыке семантик, у монстра возникают серьезные проблемы. Вот и сейчас его мысленный таран был соткан из пламени, языки которого медленно вздымались волнами арктического льда. Чтобы формировать такие структуры обычно уходят годы подготовки, но на стороне Карна — потенциал Левиафана, грубо говоря — он читер!

Так или иначе, но это сработало. Сибариду отбросило назад. Сплетенные ауры утраивали ее мощь, но делали уязвимее для прямых атак. Это как закалять сталь — материал становится тверже, но хрупче.

В тот же миг древний бог, справившись с болью в переломанных ребрах, подскочил к монстру и рубанул его снизу широким взмахом клинка. Меч Стража рассвета отсек от призрачных лохмотьев увесистый шмат, существо с низким шипением взлетело к потолку.

— Так что с ним можно сделать? — прохрипел Мидас, ощущая, что ребра — не единственная его проблема. Удар сибариады разорвал одежду у него на груди и оставил пять неглубоких царапин, которые сочились черным ихором с лиловыми вкраплениями. Фригийский царь ощущал, как его божественная суть борется с иномировой заразой. Он одолеет ее, без сомнения, и довольно скоро, но восстановление требует сил, и прямо сейчас! Он пошатнулся, на мгновение потеряв фокус.

— Изгнать, — выплюнул Карн, не переставая поддерживать энергетический таран, который подобно сверлу ввинчивался в ауру-тело сибариды, причиняя ей невыносимые страдания.

— Помнишь слово, которым Арминиус заставил наших преследователей отстать в Роаноке? — парень продолжал давить сибариду, попутно обрубая призрачными клинками ее черные ветвистые энергодендриты, старавшиеся облепить его атакующую мыслеформу. Он тратил на это неимоверные объемы энергии, но другого выхода не было. Только так он мог отвлечь ее на достаточное время.

— Кро… — начал фригийский царь, вытанцовывая под распластавшейся у самого потолка тварью. Она находилась слишком высоко, он не мог ее достать, как ни старался.

— Не произноси! — рявкнул Карн, удивляясь, откуда только взялись силы на этот энергичный окрик. — Начерти слово.

— Где? — опешил Мидас.

— Прямо на нем! — выдохнул Карн, ощутив, как одно из энергетических щупалец все же добралось до тарана-сверла и, мгновенно обернувшись раззявленной зубастой пастью, отгрызло от него уверенный кусок.

Мидас не стал переспрашивать — на недоверие просто не было времени. И едва он начал прикидывать, как же добраться до извивающегося в вышине монстра, дабы исполнить волю Карна, в игру неожиданно вернулся Зак.

Молодого воина мутило, он получил сильное сотрясение, ударившись о стену, но его хотя бы не коснулись когти сибариды — для обычного человека это был бы смертный приговор. Несмотря на дурноту, парень нашел в себе силы, мощно выпустил из легких весь воздух и метнул копье в трепыхающуюся тьму. Зачарованный наконечник прошил подсвеченную черноту под призрачным капюшоном, срикошетил от камня позади нее, выбив сноп белесой каменной крошки, и устремился к полу. А вслед за ним с протяжным шелестом рухнуло тело сибариды.

Карн почувствовал, как от напряжения у него лопаются сосуды в носу и начинает противно ломить уши. Его энергетический таран все еще буравил тело чудовища, но с каждым мгновением он терял контроль над колоссальным мыслеобразом, его силы иссякали. Внезапно он подумал, что тот, кто вместо бесчисленных стражей, череды запертых дверей и хитроумных ловушек оставил здесь сибариду, принял верное решение. Любую стражу можно победить или подкупить, любые замки — взломать, а любые ловушки — просчитать и обойти. Но одолеть сибариду… он сомневался, что такое возможно. Их собственная победа, до которой оставались считанные мгновения, — не более, чем удачное стечение обстоятельств плюс потенциал Левиафана, дремлющий в нем.

(Наивно? Еще как! Но в этом все вы — смертные!)

В это время Мидас двумя прыжками оказался рядом с монстром и чередой коротких взмахов клинка вырезал у него на груди слово «CROATOAN». Буквы вышли небольшими, но идеально ровными — все же фригийский царь был отменным фехтовальщиком. Но даже если бы буквы были разного размера и начертаны вкривь, да вкось, этого оказалось бы достаточно. Ведь все что нужно — это лекала, элементарные шаблоны, которые можно заполнить энергией, задействуя тот или иной механизм Вселенной. Круг дает защитный барьер, даже будучи овалом, а треугольник сохраняет атакующий потенциал вне зависимости от величины угловых значений.

Мидас отскочил от выгнувшейся дугой сибариды. Он все еще держал клинок перед собой, ожидая дьявольского рева, стробоскопических вспышек и закрученных в бараний рог законов физики. Но вместо этого монстр тихо и глубоко вздохнул — будто с облегчением — и растаял, так ночной сумрак скрывается в глубоких пещерах и подсвеченных гнилушками дуплах упавших стволов с наступлением рассвета.

Только теперь фригийский царь опустил клинок, позволив себе расслабиться и глухо зарычать, вспомнив о боли в поврежденных ребрах. Зак, шатаясь, подобрал копье и вытащил факел из обращенного в щепу кругляша. Только Карн так и остался стоять на коленях, сжимая в одной руке обугленную головешку, а в другой — короткую секиру, лезвие которой почернело и покрылось инеем.

— Надо сказать, я давно ни от кого так не получал, — прохрипел Мидас, сплюнув на каменные плиты кровавым сгустком. — Всего один пропущенный удар! Она будто растворилась и появилась вновь, но уже…

— Помогите подняться, — прервал его Карн. Кожа его в дрожащем свете догорающего факела Зака напоминала потрескавшийся пергамент. Заигрывания с силами такого масштаба не проходят даром — для смертного подобные финты неминуемо закончились бы смертью. Невольно на ум пришли воспоминания о Воинах Арконы, которые именно так и поступали — жертвовали своими жизнями, используя энергии, которые не могли обуздать.

— А теперь бежим, — парень грубо вклинился в работу своей эндокринной системы, заставляя надпочечники выбрасывать в кровь лошадиные дозы адреналина и норадреналина. О да, за это придется дорого заплатить! Но для начала нужно выжить.

— Что? — не понял Мидас. — Почему?

— Потому что… — приободрившись, Карн споро зашагал во тьму, поддерживаемый с одной стороны фригийским царем, с другой — Заком. — Потому что сзади… еще двое.

И они побежали. Сквозь холод и мрак, по многоуровневому лабиринту древних ходов, вырубленных в сердце могучей скалы тысячи лет назад руками, что давно сгинули, либо (те, которым повезло больше) трудятся теперь в небесных кузнях Чертогов Доблести.

Их вел Карн, слепец, что видел больше любого зрячего. Его энергетический взгляд постоянно натыкался за поблескивающие матовым золотом рунические знаки. Он не мог прочесть их, но видел суть — знаки указывали на единственно верный путь. Остальные ходы, извивающиеся точно такими же ответвлениями в десятках направлений на каждом перекрестке и пролете, вели к тупикам, где их ждала смерть в ледяных объятиях тьмы, обретшей иллюзорную плоть. Потому что еще одной схватки с сибаридой им не пережить. А здесь обитала еще, как минимум, дюжина этих монстров, — Карн ощущал их везде вокруг, и легко отличал одну от другой, ведь чудовищ вовсе не штампуют на некоей Фабрике Зла. Они как люди — каждое уникально, а в случае с сибаридами — каждая была личностью в полном смысле.

Вскоре факел Зака погас и молодой воин легко расстался с ним — от смертных взглядов здесь не было толку. Потом они перешли на шаг, потому что больше не могли бежать, а некоторое время спустя Карн выдохся настолько, что буквально повис на руках у Мидаса и Зака, которые сами едва волочили ноги. Зак так вообще пребывала на самой границе сознания и беспамятства, последние минуты (или часы?) он шел с закрытыми глазами, ничего не слыша и полностью отрекшись от окружающей реальности, сузившейся до шороха трех пар кожаных ботинок по полированному камню неизвестной породы.

А потом они выбрались. Это почувствовали все трое, но, как и на входе в лабиринт, их чувства различались. Зак неожиданно смог вдохнуть полной грудью, будто вышел на широкую равнину из дремучей чащи, иссушенной временем и смертью. У Мидаса перестала болеть голова и промозглый сковывающий холод покинул его кости, позволив распрямить позвоночник и развести плечи — настолько, насколько было возможно при четырех сломанных ребрах.

Карн же просто улыбнулся, ощутив, как время продолжило привычный ход. Силы начали возвращаться к нему с удвоенной скоростью и он только теперь понял, что «карман», сформированный локальным проникновением Лимба в Ра, замедлял его энергетический метаболизм. Вот почему схватка с сибаридой выпила из него буквально все силы. Эти существа были чрезвычайно сильны сами по себе, но на своей территории их сила возрастала многократно.

— Похоже, мы добрались, — Зак рухнул на колени, копье звучно стукнулось о каменный пол. В глубине затопленного усталостью голоса слышалось эхо нескрываемой радости, изрядно приправленной непередаваемым облегчении. Мидас молча опустил Карна на пол и сам завалился рядом. Все они дышали тяжело и глубоко.

— Похоже, — выдавил, наконец, фригийский царь. Он оценил свои ощущения и понял, что его божественная сущность справилась с ядом сибариды и организм уже начал активное восстановление.

— Откуда вы знаете? — Карн всю свою энергию направил на стимулирование регенеративных процессов, поэтому радиус его ментального радара в данный момент составлял не более пары метров. — У вас ведь больше нет факелов.

— А здесь они не нужны, — пояснил Зак. — Мы в библиотеке Братьев Вюрда.

Молодой воин произнес эту фразу таким тоном, будто она отметала любые вопросы, то есть — вообще любые, изо всех сфер человеческой (и не только) жизни. И когда Карн пришел в себя, он понял — так оно и есть.

***

Библиотека Братьев Вюрда потрясала. Это было сочетание колоссального архива самых разнообразных источников — от золотых скрижалей и пергаментных свитков до инфопланшетов (да, да!) и энергоинформационных кубов; арсенала, самого обширного и смертоносного из всех, когда-либо виденных Мидасом и Карном вместе взятыми (даже коллекция Эрры терялась на фоне этого места); и собранием удивительных, таинственных и непостижимых артефактов — от фокусирующих резонаторов (наподобие сейд-камней) до шаманских бубнов.

Казалось, тут было все, о чем только может мечтать охотник за сокровищами или фанатичный неофит тайного ордена. Карн видел окружающий мир с нереальной четкостью — каждая книга, каждый клинок, каждая подвеска-талисман пылали перед его взором ослепительным призрачным огнем. Одни — золотым, другие — красным, третьи — синим, и еще тысячи цветов, их сочетаний и оттенков. Что удивительно — здесь были вещи, созданные не только людьми и союзными расами. В одном из высоких залов (каковых здесь были — кто знает — десятки, сотни?) Карн безошибочно определил колдовской жезл черных нагов, напоминающий тот, которым пользовался сраженный им змеиный маг.

В другом зале его истинному взору открылся целый свод увесистых томов, которые, судя по источаемому ими умиротворению и жемчужно-белой ауре, принадлежали перу ангела. Или — аггела, смотря в какой момент земной истории эти труды были сотворены.

Нашлась в библиотеке Братьев Вюрда и Книга Тота. Та самая, написанная самим долговязым богом мудрости, который во время оно (кажется — целую вечность назад) рассказывал Карну, кто он такой и для чего пришел в этот мир. Парень инстинктивно направился к ней и протянул руку к фолианту. Тот покоился на невысоком металлическом пюпитре без всякой защиты. Да и зачем? Ведь сюда, по разумению мудрецов Аркаима, не мог попасть никто, кроме них.

Но в последний момент парень отдернул ладонь, так и не коснувшись книги. Один раз она уже изменила его жизнь. К лучшему или нет, но это повлекло за собой слишком много событий. А сейчас ему и без того есть, чем заняться.

Когда Карн спросил, как Мидас и Зак ориентируются здесь, те ответили, что в библиотеке светится сам воздух. Парень не понял ответа, тем более, что он не чувствовал никакой магии, кроме чар, заключенных в хранимых здесь артефактах. Но раз воины рядом с ним не чертыхались через шаг и не падали, поминутно оступаясь, значит — они действительно все хорошо видят.

А еще Карн отметил, что аура Зака так и пылает искренней радостью, — будто неопытная рука слишком резко махнула шампанского в фужер и теперь пена переполняет прозрачное произведение стеклодувного искусства, беззастенчиво выливаясь наружу. Молодой воин будто забыл обо всех своих печалях и это было хорошо. Он, конечно, еще вспомнит о них, но не сейчас.

Мидас был довольно холоден, в его ауре некоторый интерес вспыхнул лишь единожды — когда они проходили через зал с оружием. И все же фригийский царь вел себя довольно сдержано и его можно было понять — каким бы чудом не было это место, у них другая цель и они тут — транзитом.

В общем, один лишь Карн понимал, насколько на самом деле им повезло. Короткая схватка с сибаридой едва не стоила им всем жизни, безумная тварь чуть не прикончила Мидаса и чудом не располосовала Зака — тот отделался ушибленной рукой и потемневшими на заднице штанами. Руку он, кстати, уже перевязал и смазал каким-то вонючим составом, выуженным, само собой, из его бездонной переметной сумки.

— Я думаю, тут можно бродить… годами, — вздохнул древний бог, когда они переходили из одного очередного зала в другой очередной зал. В ауре фригийского царя Карн ощущал нарастающее нетерпение.

— А может и десятилетиями, — мечтательно отозвался Зак, у которого лицо терялось в улыбке. Юмора парень даже близко не понял.

— Мидас о том, что нам пора, — Карн внезапно остановился и осторожно, но крепко ухватил молодого воина за руку. Тот обернулся и уставился на слепца широко раскрытыми глазами, в которых, кажется, даже поблескивали слезинки восторга.

С минуту Зак лупал своими синими глазищами, не отрываясь от лица Карна. Потом тряхнул головой, приходя в себя. По его ауре на мгновение пробежала серая тревожная рябь и что-то вновь проскользнуло в ее переливчатой глубине. Карн отметил, но не обратил внимания. У него уже совершенно точно не было никаких причин сомневаться в парне — он провел их в библиотеку, как обещал, и помог в битве с сибаридой. Этого, надо думать, более чем достаточно.

— Да, да, конечно, — взгляд Зака обрел ясность, он повертел головой будто путник, который прозрачной ночью пытается определить направление по звездам. — В общем, вам туда, — он указал в зал, из которого они только что вышли. — Прямо до упора, потом влево и через два или три зала снова влево, там упретесь в длинный коридор. За ним должен быть винновой подхем. Дальше дороги я не знаю, но думаю, вы не заблудитесь.

— А… откуда ты вообще знаешь этот путь? — прищурился Мидас, который в отличие от Карна пожил на этой земле достаточно, что знать: доверие — не то, что можно заслужить за пару дней. Какие бы геройства ты при этом не совершал.

— А это долгая история, — Зак искренне улыбнулся. Чувствовалось, что ему не терпится поскорее отделаться от своих спутников и продолжить изучение библиотеки. — Если еще свидимся — обязательно расскажу. Если кратко — я видел план этого места. Мельком, но… у меня неплохая память.

— А сам, значит, с нами не идешь? — не унимался фригийский царь, в его голосе — плавном, точно равнинная речушка, Карн уловил отзвуки бряцающей стали. Зак, само собой, этого не заметил.

— Неа, — он весело мотнул головой. — Такой шанс ведь бывает раз в жизни! Вы не подумайте, я не вор какой-нибудь! Я только посмотрю… Я… я всегда мечтал побывать здесь.

Мидаса ситуация настораживала, но, откровенно говоря, ему было плевать. Карн, уловив его мысли на этот счет, пожал плечами и протянул Заку руку. Тот с легким поклоном пожал ему предплечье.

— Благодарю, что помогли мне, — улыбнулся он, переводя взгляд со слепого мага на однорукого воина. Кто бы мог подумать, что эта парочка сумеет сделать то, о чем веками мечтали тысячи авантюристов, наемников, чародеев-самоучек и колдунов-ренегатов!

— Благодарим, что ты нам помог, — Карн степенно кивнул и, развернувшись, зашагал прочь.

Мидас тоже пожал парню предплечье, впрочем — без особого энтузиазма. После холодного прощания он поспешил за Карном, но обернулся на полпути.

— Если что — мы тебя не знаем и будем все отрицать, — бросил он и вновь двинулся вслед за другом. Зак пару секунд молча тупил, а потом звонко рассмеялся, насыщая на удивление чистый и прозрачный воздух подземной библиотеки эманациями азартного, заразительно восторга. Под аккомпанемент многоголосого эха, дублирующего эту простую и чистую эмоцию, даже сам Мидас улыбнулся.

Зак дал верный маршрут — очень скоро они уже двигались по широкому винтовому коридору, который мог вести только на поверхность. Рунической тайнописи здесь не было. Факелов у них тоже не осталось, да и не нашлось под рукой запасливого молодого воина с кожаной переметной сумкой, так что странники полагались на истинное зрение Карна. К счастью, этот проход Братья Вюрда оставили без охраны, так что фокусы с пересечением реальностей больше не подавляли его восприятие.

И тем не менее поднимались они долго, у Мидаса даже успел разыграться нешуточный аппетит, о чем желудок фригийского царя напоминал с удивительной регулярностью. Карн улавливал некоторые изменения в энергетических течениях, но не мог их точно идентифицировать, не хватало опыта.

— Похоже, тут все-таки что-то есть, — он пытался прочувствовать эфир, осторожно погружаясь истинным зрением в стройные энергетические вихри, точно заправский дайвер — в глубины незнакомого сайта.

— Ты о чем? — Мидас ничего не ощущал, его лишь настораживал тот факт, что они поднимаются четко вверх, но уже гораздо дольше, чем спускались.

— Не могу понять, тут что-то не так со временем, — пояснил Карн. — Оно будто растянуто и закручено в спираль. Но хотя бы не в кольцо или ленту Мёбиуса.

— Опасность? Ловушка? — уточнил фригийский царь. Он инстинктивно дернул рукой в направлении пояса, где висел клинок, но тут же прервал движение. Ему не стоит отпускать плечо Карна, ведь он не видит ни зги. Такая вот ирония — его ведет слепец!

— Едва ли, — шепотом ответил Карн. Он еще не пробовал оперировать временем, для него этого была темная территория, совершенно неизведанная. Он вообще не знал — подконтрольна ли ему эта область.

— Я уже ни в чем не уверен, — добавил он одними губами, но фригийский царь все равно расслышал его слова и ободряюще хлопнул друга по плечу, тут же вновь ухватившись за него, чтобы не потерять ориентацию в непроглядной тьме, в которой, казалось, даже верх и низ становятся весьма относительными понятиями.

И все-таки ловушки не было. Через некоторое время они уперлись в длинную каменную лестницу, освещенную мягким желтоватым светом. А поднявшись по ней, оказались в круглом помещении с четырехгранным прозрачным потолком, терявшимся где-то вверху, на многометровой высоте. Мидас тут же припомнил, что видел такие строения по ту сторону неприступной стены, скрывавшей Аркаим от неведомых врагов. Высокие круглые башни с навершиями в виде пирамидионов, что блестели на солнце, точно высеченные из хрусталя.

— Я ощущаю фокус солнечного ветра, — на лице Карна заиграла улыбка облегчения. — Мы на поверхности, в каком-то строении.

— Это верно, — мрачно подтвердил Мидас. — Но есть проблема.

— Какая? — искренне удивился Карн. Ему казалось, что раз уж они смогли живыми выбраться из аркаимских подземелий (о, сибарида, похоже, еще долго будет являться ему в кошмарах!), то все остальное — незначительные мелочи.

— Тут нет выхода, — обреченно припечатал фригийский царь. Но едва эти слова сорвались с его губ, как глухая округлая стена прямо перед ним дрогнула и, осыпаясь пылью, разошлась в стороны сотнями мелких фрагментов желтоватого камня. В проход тут же вошел высокий воин в глухой бело-золотой броне, какая была на стражах у городских ворот.

Спустя мгновение в башню набилась уже дюжина блещущих златом молчаливых исполинов. Они выстроились идеальным полукольцом, отсекая незваных гостей от единственного выход (впрочем, и его секунду назад не существовало, так что — кто знает). Прошло еще мгновение и воины слитным движением выставили перед собой серебристые наконечники длинных боевых копий.

Рефлексы сработали быстрее разума и едва полукольцо аркаимских стражей завершило образование атакующей формации Мидас уже оттеснял друга спиной к дальней стене, выставив навстречу копьям меч Стража рассвета. Карн при этом не ощущал от воинов явной угрозы, настороженность — да, возможно — толику любопытства, но не более. Перед ним стояли безупречные машины смерти, что особенно страшно — мыслящие, и что удивительно — более человечные, чем могло бы показаться.

Все эти образы промелькнули перед его внутренним взглядом за время, достаточное лесному ветру, чтобы перескочить с одного березового листка на другой. Мидас в этот момент лихорадочно оценивал, где у этих золотых доспехов могут быть слабые места и как подороже продать свою жизнь, выкупив для Карна пару лишних секунд.

А потом двенадцать титанов, закованных в колдовскую сталь, в полном молчании синхронно подняли копья в не боевое положение и расступились. Когда они вслед за этим встали на одно колено, Карн увидел, как по их иссиня-золотым аурам прокатились волны холодного уважения, а в глубинах кристально-чистых душ всколыхнулся пароксизм верности, подкрепленной чем-то, что осталось вне пределов его понимания.

И еще он увидел веру — но не слепую, а основанную на всеобъемлющем знании и безупречном понимании мира и своего места в нем. Карн невольно улыбнулся, осознав, что это — именно это — и есть настоящая вера, чуждая любой церкви, любой религии, любому лицемеру в рясе или с тиарой на голове.

Через безупречный строй воинов к ним вышел высокий наголо бритый мужчина — он был на две головы выше Карна, которому Мидас чуть уступал ростом. Фригийский царь тут же подумал, что его мысль насчет аркаимских воинов, как особой родовой касты, неверна. Похоже, что все арии отличаются медвежьим телосложением. Хотя этот дядька напоминал скорее парда, чем медведя.

Он был поджар, но широкоплеч, его бритый череп плотно усеивали рунические символы и пересекающиеся ставы. Татуировки покрывали лицо, перетекали на шею и возможно — шли дальше. На мужчине была просторная одежда жемчужного цвета с золотым кантом, которая Мидасу напомнила тогу — традиционный наряд его далекой родины, сгинувшей в пучине истории тысячи лет назад.

Руки его, оголенные до середины предплечий, были лишены всякой бижутерии, зато и на них были татуировки с рублеными знаками, причем они покрывали даже ладони. На ногах у него были простые кожаные сандалии. И ничего больше — ни оружия, ни символов власти, ни отличительных элементов, демонстрирующих статус или род занятий.

Глаза у него были серо-желтые с большим прозрачным зрачком, при фокусировке на котором начинала кружиться голова. Собственно, у Карна она закружилась, едва он коснулся его ауры, которая, кстати, почти не светилась, и даже наоборот — была довольно тусклой и неприметной, как у обычного смертного, не наделенного даже зачатками истинного зрения.

— Признаюсь, я ждал вас, но не здесь, — мужчина развел руками и улыбнулся, обнажив идеально-ровные чуть желтоватые зубы, на которых Мидас мельком увидел блеск филигранной инкрустации. Его улыбка чем-то напомнила чарующе-медовый оскал самого фригийского царя и тот невольно отпрянул, будто узрев собственное отражение.

— Думаю, вы не будете против, если мы опустим вступление, — продолжил мужчина. Его голос — раскатистый баритон — был голосом умелого и опытного оратора. — Я Иван, Брат Вюрда, первый среди равных в Аркаиме. Прошу, не обижайтесь на воинов Золотого Крыла за довольно… холодный прием. Их задача — защищать наш город и его жителей, а в этом деле, вы понимаете, без некоторых перегибов не обойтись.

Прошло мгновение, татуированный мужчина, сделав глубокий вдох, уже хотел перейти к следующему этапу беседы, но Мидас перебил его взрывом гулкого раскатистого смеха. Карн не выдержал и присоединился к другу, истерично сотрясаясь всем телом от высвобожденного шквала неожиданно нахлынувших эмоций.

Ну, разумеется! Этот Брат Вюрда (читай — член Ордена Ка-Дас), само собой, знал об их прибытии. Не мог не знать, ведь даже арконский провидец узрел двух калечных странников в прогностическом трансе, а он, при всем уважении, серьезно уступал ариям по всем фронтам, — чтобы это понять, достаточно было просто взглянуть на Аркаим со стороны.

И выходит, их отчаянное путешествие по смертельно опасным подземельям города было… лишним. Они могли просто подойти к воротам и им бы открыли, даже не пришлось бы стучать, образно выражаясь. Это было смешно, грустно, странно, фаталистично.

Вот они и смеялись, а Иван, отлично понимая их эмоции, молча улыбался. Воины Золотого Крыла даже не переглянулись, а когда Брат Вюрда отдал им ментальную команду — четким строем покинули башню, возвращаясь к патрулированию своего квадранта.

Вскоре Карн сорвал связки, а Мидас устал вытирать слезы. Отсмеявшись, они выдохнули в унисон и воззрились на Ивана. Тот уставился на них в ответ своими удивительными глазами и в них читалась всеобъемлющая мудрость. Хотя, пожалуй, не такая уж всеобъемлющая. Ведь ее не хватило, чтобы предсказать следующий поворот этой отнюдь не бесконечной истории.

***

Иван действительно ждал их. Причем Брат Вюрда точно знал, как они выглядят и даже во что будут одеты, только имен не ведал. И не смог предсказать, как именно они попадут город, потому что Зака в его провидческом трансе не было. Карн и Мидас не обратили на это внимания, но чародея сей факт, похоже, серьезно встревожил.

— Зато теперь я понимаю, почему Всеотец выбрал вас, — аркаимский маг стоял у только что сформированного окна и смотрел на город поверх хрустальных крыш ониксовых башен, гранитных куполов, отполированных до зеркального блеска, и многочисленных пирамидионов с тремя и четырьмя вогнутыми гранями. — Вы встретили сибариду и выжили. Притом, что оба, — он сделал паузу. — Не в лучшей форме.

— Могло быть проще, если бы ваши заклятья не подавляли мою силу, — улыбнулся Карн, дожевывая тертый орех, перемешанный с незнакомым ему сортом ягод. По виду они напоминали голубику, но вкус был цитрусовый, от них приятно пощипывало язык, а по телу разливалось мягкое тепло.

— Не только твою, — Иван улыбнулся в ответ. Он был на удивление разговорчив для одного из сильнейших чародеев своего времени. Мидас давно отметил эту любопытную черту, которая, по его опыту, объединяла всех по-настоящему великих людей. Людей, не богов.

— Ну тут и я могу добавить, что если бы у меня было две руки… — фригийский царь покачал головой и развел руками. Маг тихо рассмеялся.

— Если бы у бабушки были определенные половые признаки, она была бы дедушкой, — совсем не философски изрек он. Мидас выпятил губу — забавно, что поговорке этой, оказывается, тысячи лет.

— Вы оба не в силе, — продолжил Иван уже серьезнее. — Но в этом и смысл. Не скажу, что это судьба, и вы отлично знаете — почему. Ведь нет случайностей, есть лишь причина и следствие. Вот только река времени течет в обе стороны.

— Вот теперь ты действительно похож на мудрого чародея, — Карн повернулся в его сторону и инстинктивно прищурил покалеченные глаза. Иван больше не скрывался от них, явив странникам свою ауру во всем великолепии и мощи. Удивительно, как Братья Вюрда это делали — они умели обманывать истинное зрение, сливаясь с простыми смертными во всех диапазонах.

— Слушай, а почему имя — еврейское? — внезапно спросил Мидас, хотя вопрос этот возник у него в тот самый момент, как только маг назвал себя. — То есть… их в вашем времени еще нет, но…

— Я понял, о чем ты, — Иван вновь посмотрел в окно, чуть щурясь под лиловыми лучами закатного солнца. — Не вы одни умеете путешествовать во времени.

— Это уж точно, — грустно уронил древний бог, внезапно вспомнив Арминиуса. Карн уловил его мысль и тоже подумал о судьбе вампира. Жив ли он вообще?..

Дальше Иван задвинул короткую, но довольно познавательную речь на тему лингвистических связей между протоязыками Пацифиды, Лемурии и Туле. Так как говорил он с позиции ученого, живущего в середине пятого тысячелетия до нашей эры (по знакомой Карну и Мидасу временной шкале), и оперировал массой понятий, которые обоим только резали уши, львиная доля его объяснений буквально прошла мимо них.

Если резюмировать ликбез от Брата Вюрда, то выходит, что имя Иван — кельтского происхождения, а точнее — валлийского. Карн тут же вспомнил, что в Уэльсе порой до сих пор так детей называют! А принесли это имя туда вовсе не материковые кельты, а предки народа круитни, пришедшие с того самого Туле…

Но раскрытие этой маленькой тайны, как обычно бывает при общении с членами Ордена Ка-Дас, только поставило еще больше вопросов. Хотя ни Карна, ни Мидаса это уже не волновало. Они уже привыкли к тому, что их путь раз за разом делает спиральный виток, показывая, как сказал фригийский царь, те же причиндалы, только в профиль.

Едва они переступили порог башни (не дома, башни!) Ивана, у обоих где-то под сводами черепа тут же всколыхнулось щекотное ощущение смутного узнавания ситуации. Что вполне объяснимо, ведь несколькими тысячами лет ранее (или все же — позднее?) они точно также входили в дом Огнеслава, а до того — в дом Акамира. А еще раньше Карн практически тем же макаром и при схожих обстоятельствах знакомился с волхвом Белозаром.

Хотя на самом деле в этот раз все было иначе. Войдя в башню вслед за Иваном через дверной проем, образовавшийся в стене прямо на их глазах, они оказались в пустом круглом помещении, потолок которого уходил на десятки метров вверх. Брат Вюрда попросил их занять место в центре комнаты, встал рядом и вытянул перед собой татуированную руку ладонью вниз. Пол вокруг них беззвучно двинулся вверх, образовав что-то вроде лифтовой платформы.

Платформа замерла в нескольких метрах под хрустальным потолком в форме пирамиды (тут ребята были поголовно повернуты на этой геометрической фигуре, интересно, кстати, почему?..). Затем платформа разошлась в стороны, образуя полноценный пол. По мановению руки Ивана — буквально — с четырех сторон в стенах образовались четыре высоких оконных проема. Маг подошел к одному из них, обернулся и с улыбкой выполнил ряд коротких пассов.

Когда он закончил, перед Мидасом и Карном возник стол с двумя широкими лавками по сторонам. На столе размещались блюда и кувшины с пищей и водой. Все это (кроме, о счастье, пищи и воды!) было сформировано из гранита — того же самого, из которого состояла сама башня. Даже столовые приборы были гранитными, но тонкими, легкими и аккуратными — такие не в состоянии сваять ни один мастер.

Лавки, вопреки ожиданию Мидаса, были вовсе не холодными, а умеренно-теплыми. Пища — горячей, а вот незнакомые, но приятно пахнущие напитки наоборот — ледяные до ломоты в зубах. Снедь, кстати, была довольно простой, хотя и разнообразной. В основном — ягоды и орехи, мед, немного красного мяса и свежих овощей. Никаких тебе борщей и каш! Если б не мясо — все точно в традициях саттвической кухни.

Но еда, разумеется, была последним, что заботило странников. Если Мидас просто наблюдал за производимыми Иваном метаморфозами, раскрыв рот, то Карн, способный воспринимать все это на уровне истинного зрения, едва не описался от восторга. Барт Вюрда манипулировал вовсе не материей, а ее сутью — он, если можно так выразиться, на ходу перепрограммировал энергетические потоки, запросто меняя не только их течение, но и структуру.

Все это навело Карна на интересные мысли. Невзначай он вспомнил, что в его времени археологи терялись в догадках относительно происхождения оркнейских брохов и ряда других мегалитических сооружений «древнего мира» именно потому, что в них не было обнаружено никаких предметов культуры. Ни тебе мебели, ни утвари. Раньше это казалось ему странным, но теперь все неожиданно встало на свои места.

— Мы давно этому научились, — Брат Вюрда с глубоким и почему-то грустным вздохом посмотрел на свои зататуированные ладони. — Логрис научил нас. Он был всем, что осталось с предыдущего витка вне Мидгарда. Тогда нам не нужны были татуировки и мы могли делать это где угодно, а не только в пределах своего эгрегора.

Теперь его грусть стала понятной, хотя Карн знать не знал, что такое Логрис. Однако слова Ивана не таили подтекста — он говорил о том, что его орден растерял древние знания, и этот процесс, похоже, продолжается.

— Это серые? — спросил парень, нацеливаясь на очередную тарелку с тертыми орехами и ягодами. Пока не поздно, он решил последовать примеру Мидаса, который давно уже не участвовал в беседе, остервенело наворачивая все, до чего мог дотянуться.

На миг в глазах Ивана вспыхнуло удивление, но тут же угасло, уступив место привычной глубокой тоске, которая не так давно вытеснила безудержный гнев в душе мага. Гнев, который едва не спалил его дотла.

— Серые, — тон его был ровным, но Карн догадывался, что все это ширма, пусть и настолько умелая, что ее не отличить от истины. — Они уничтожили Логрис. Прекраснейшее, что когда-либо создавал человек! Они оттеснили нас обратно к Мидгарду, Врата Доблести — последний внеземной объект, который у нас остался.

— Так почему не добили? — прочавкал фригийский царь. Он, разумеется, не хотел проявить неуважение, но вопрос был своевременным.

— Разрыв в Завесе, — Брат Вюрда пристально посмотрел на фригийского царя и тот опустил взгляд. Но вовсе не потому что проиграл эту дуэль, а потому что в данный момент не меньший интерес для него представлял еще один — чуть суховатый, но на его, Мидаса, вкус вполне себе приятный — кусок говядины.

— Они решили, что мы не справимся. И просто ушли, отозвали легионы Ангелов, бросили своих агентов, — Иван опустил голову и прикрыл глаза. Внезапно Карн ненамеренно смог заглянуть под его внешнюю ауру и ужаснулся. Этот человек, возможно — одно из сильнейших смертных существ за всю историю нынешнего витка, был сломлен. Раздавлен и перемолот так, что его покалеченную душу уже ничто не восстановит. Его уничтожило чувство вины, горечь поражения, полное и четкое осознание того, что его раса, его мир — обречены.

— Но ты ведь все равно проведешь ритуал? — Карн внимательно посмотрел на высокого статного человека, разменявшего недавно вторую сотню лет. Парень подумал, что, быть может, стоит рассказать ему об успехе Ордена Ка-Дас? Пусть нескоро, пусть через тысячи лет, но в Арконе они полностью закроют разрыв.

— Я проведу, — Иван резко открыл глаза и в его голосе звякнула сталь. Он говорил тихо, но глубоко, так что даже Мидас на миг оторвался от еды и посмотрел на Брата Вюрда. — Но даже не думай рассказать мне, к чему это приведет! Я не могу прозреть эту часть Поля Событий, а значит — мне не нужно это знать. Однако я знаю другое. Мы сможем. Мы закроем Разрыв, полностью. Вот только все равно проиграем. Сгинем не от когтей химеры, а от вырождения кровных линий.

«И даже я не в силах это остановить. Никто не в силах». Этих слов Иван не произнес, но Карн четко услышал их в своей голове. И было бы лучше, если бы это была просто самоуверенность…

И снова ему захотел открыть магу то, что знал он сам. Рассказать свою историю, историю Левиафана — того, кому по силам выиграть проигранную войну! Хотя и не сейчас. Ведь сейчас… он занят решением собственных проблем, если подумать — сугубо эгоистичных. Ведь вместо того, чтобы искать Сердце Хрунгнира, восстанавливать свою память и свои силы, вместо того, чтобы бросить вызов серым и уничтожить их раз и навсегда… он ищет Ниссу. Спасает свою любовь, жертвуя, по сути, целым миром. Вроде звучит поэтично, но как-то не вселяет уверенности. И что-то вроде чувства вины шевелится где-то под ребрами…

Карн тряхнул головой, ощутив, что Иван вновь манипулирует реальностью. Он посмотрел на чародея, но тот неподвижно стоял у окна, а в его ауре не было заметно никаких изменений. Значит — не он. Тогда парень сфокусировался на показаниях своего ментального радара и увидел, что в пределах башни появился еще один человек, судя по мощной незамутненной энергетике — тоже Брат Вюрда.

В этот момент Мидас обернулся, почувствовал легкий холодок сквозняка, пробежавший вдоль спины. В полу у дальней стены образовался квадратный проем со стороной около двух метров. Прошло несколько мгновений и из проема на каменной платформе поднялся высокий мужчина с коротко остриженными волосами угольно-черного цвета и большими аметистовыми глазами. Он был одет точно, как Иван и тоже весь зататуированный руническими символами.

Мужчина посмотрел на хозяина башни, потом настороженно покосился на Карна с Мидасом. Иван дернул уголком губ и кивнул ему, тот кивнул в ответ и тут же заговорил.

— Беда, брат Иван, — голос у мужчины был низким, что в сочетании со взволнованной интонацией производило забавное впечатление. Мидас невольно ухмыльнулся, но тут же проглотил все свое веселье, когда Карн довольно грубо саданул его по ноге под столом.

— Мы готовили Пирамиду Праны для Ритуала, — продолжил Брат Вюрда. — Собственно, все готово, вот только… — он на мгновение запнулся, собираясь с духом. — Зеркало Теней. Оно исчезло из библиотеки.

Глаза Ивана медленно расширялись, а брови ползли на лоб, в то время как Карн, наблюдая за переменами в его ауре, видел, что маг в считанные мгновения разбрасывает во все стороны целую сеть энергетических щупалец. Некоторые были устремлены к другим Братья Вюрда, но больше половины «присосались» к хрустальным пирамидионам на вершинах городских строений.

— Это невозможно, — прошептал пораженный Иван. Его затуманенный взгляд на миг обрел кристальную осмысленность, сфокусировался на члене своего ордена, а потом вновь погрузился в пучины транса. Аметистовоглазый тут же скользнул вниз на плите-лифте, проводив Карна и Мидаса взглядом, полным тревоги, граничащей с отчаянием. Едва его голова скрылась из виду, пол комнаты тут же вновь обрел целостность.

Воины переглянулись. Было сказано достаточно, чтобы каждый из них сложил у себя в голове мозаику фактов и получил очевидный вывод. И вывод этот был неутешительным, совсем.

— Иван, — тихо, почти робко позвал Карн.

— Да, — Брат Вюрда отозвался с секундной задержкой. Парень видел сумасшедшую пульсацию его ауры, едва успевая фиксировать вспышки ментальных потоков, мыслеобразов и отдельных психонов, каждый из которых, едва формируясь, мгновенно уносился прочь.

— Похоже, мы знаем, кто украл ваш артефакт, — в ответ на его слова взгляд Ивана тут же прояснился. В нем блеснуло отражение зачатков паники, которое маг тут же поспешил скрыть. Было странно видеть, что человек таких возможностей и знаний вообще способен паниковать.

Хотя на самом деле не было здесь ничего удивительного. Орден готовился к Ритуалу Восстановления десятки тысячелетий и, судя по всему, его намеревались провести сегодня. А теперь все могло сорваться, вся колоссальная подготовка, которую даже представить невозможно, могла пойти прахом. Тут и Всеотец, скажем так, заволновался бы!

— Более того, мы, скорее всего, знаем, где он находится сейчас, — Мидас прикинул, что несправедливо отдавать Карна на растерзание буравящему взгляду Ивана и решил разделить с другом эту сомнительную честь.

Брат Вюрда продолжал испытующе смотреть на них неподвижными глазами, которые из серо-желтых стали агрессивно-оранжевыми. Его аура немного успокоилась, но он не спешил сворачивать сеть энергетических щупалец и, как видел Карн, по-прежнему продолжал обмениваться информацией с десятками источников.

Как по схожему поводу сказал персонаж одного забавного сериала — щекотливый ситуасьён. Ведь, по сути, это они привели Зака в библиотеку, откуда он выкрал Зеркало Теней, тем самым — пусть и ненамеренно — подставив под удар успешность Ритуала. Вот, что Карн заметил в нем, но не придал этому значения, не желая копаться в чужой душе! Благими намерениями…

Интересно, когда у хитреца созрел этот коварный план? У брошенной стоянки лесорубов, на могиле Антары, или позже, по пути к Аркаиму? А может, это было спонтанное решение и пришло оно уже в Городе Просителей? Хотя какая теперь разница!

Впервые с начала этого путешествия они оказались в глубокой заднице не по чьей-то, а по своей собственной воле. Мало кто может похвастаться тем, что наступил на грабли такого масштаба! Правда, хвастовство вышло бы так себе.

— Его зовут Зак, — голос Карна прозвучал хрипло, надреснуто. — И он потерял ту, что любил…

***

Иван отправился с ними, взяв с собой отделение Золотого Крыла. Карн удивился этому решению, ибо трудно даже представить, что в этом мире может угрожать человеку такой силы. Позже он поймет свою ошибку.

Танай, командир отделения, ничем не выделялся среди своих воинов — все они были высокие и широкоплечие, закованные в блестящие латы цвета солнца в зените. Между идеально наполированными пластинами, в глубине которых точно водяные знаки при определенном ракурсе просматривались рунические строки, располагалось тонкое кольчужное полотно, которое при движении не издавало ни единого звука. И Карн, и Мидас в своих странствиях видели много кольчуг и не могли понять, каким образом клепаные кольца, составлявшие полотно, могут НЕ шуршать и позвякивать при соприкосновении.

Таная им представил Иван. Воин единственный раз снял высокий покатый шлем с полумаской, уважительно кивнув странникам, когда они выходили из ворот Аркаима. У него были прозрачные медово-карие глаза и длинные каштановые волосы, собранные пониже затылка в конский хвост. При этом лицо командира по своей эмоциональности не отличалось от куска скалы. Такой же была его аура — яркой, но совершенно непроницаемой. Рядом с ним Карн чувствовал себя не в своей тарелке. И не только он.

— Разумеется, — кивнул Иван, отвечая на вопрос Мидаса. В голосе мага скользнула нотка самодовольства. — Воинов Золотого Крыла обучают по особым практикам, они контролируют свои физические и энергетические тела почти также совершенно, как Братья Вюрда. Нейтральная враждебность — это их стандартный «фон». Он помогает избежать лишних контактов.

Карн заметил, как при этих словах аура Таная дрогнула. По ней прокатилась волна холодной боевой ярости, тут же сменившаяся вспышкой веселого азарта. Мидас уловил перемену инстинктивно и бросил на воина короткий настороженный взгляд, не в полной мере поняв, что ощутил. Карн же улыбнулся — он воспринял демонстрацию во всех аспектах. И его это насторожило еще больше, чем фригийского царя, ведь сам он не смог бы повторить такой финт. Да и не припомнил, кто из богов способен на подобное. Разве что Сет, да Локи, наверное, смог бы. Если б захотел.

Они двигались быстро, маршем, и Мидас, который начал неистово потеть в одной лишь льняной рубахе уже через полчаса, все чаще посматривал на воинов Золотого Крыла. Он прошел сотни, тысячи битв и отлично знал, что такое — боевой доспех.

— С них должно течь, как с девок, что прислуживали мне в Келенах! — шепот древнего бога лучился нескрываемым раздражением. — Может, они не люди вообще? Биороботы какие-то. Я вот не удивлюсь.

— Думаю, они просто контролируют биохимию своего тела, — пожал плечами Карн, он шагал рядом, уцепившись за рукав фригийского царя. — Так, как мы с тобой никогда не сможем.

— Кто знает, — донеслось у них из-за спины. Карн не видел Ивана и не касался его ауры, но абсолютно точно знал, что Брат Вюрда широко улыбается, хитро сощурив глаза.

Они вышли к брошенной стоянке лесорубов еще до полудня. Карн попросил Ивана остаться в полусотне метров от крайних домов и маг понимающе кивнул. Танай же впервые проявил откровенную эмоциональность.

— Зачем? — голос его напоминал утробное рычание волка. — Он не просто проник в святая святых нашей великой твердыми, он поставил на грань весь мир! Для таких есть лишь одно наказание.

— Танай, друг мой, — Иван посмотрел на воина снизу вверх. За счет доспехов тот был выше мага на полголовы. — Именно потому, что он проник в библиотеку, мы просто не имеем права отправить его к праотцам. По крайней мере, не так скоро.

Из-под шлема донесся глухой рык. Танай отступил в тень молодого дуба и замер, обратившись изваянием, высеченным с филигранным мастерством из цельного куска зачарованной стали.

Карн и Мидас поспешили к стоянке и парень, на ходу проанализировав этот короткий диалог, со всей четкостью осознал — какая же удивительная картина предстала перед ними! Иван и Танай действительно идеально контролировали свои ауры и физические тела. Но Карн был не просто смертным с уникальными способностями к истинному зрению. Он был чем-то большим, и что-то внутри, какая-то глубинная сила, позволила ему увидеть ситуацию в целом, без ограничений, накладываемых его телом, личностью и окружающим миром.

Он понял, что это была всего лишь сценка, которую оба — Брат Вюрда и командир отделения Золотого Крыла — разыгрывали уже неисчислимое количество раз перед десятками и сотнями тысяч людских взоров. Так было нужно — чародей представал мудрым и рассудительным лидером, а воин — цепным псом, палачом, разящим врагов расы без колебаний. Иван внушал уважение, Танай — животный ужас.

— И неужели люди на это ведутся? — зло хмыкнул Мидас, едва Карн хотел сообщить ему о своих выводах. Но парень в очередной раз недооценил древнего бога, который даже без истинного зрения, видел и слышал гораздо больше, чем ему позволяли.

Однако фригийскому царю ситуация представлялась несколько иначе. Могло статься, что им дали это понять намеренно. И это уже совсем другой уровень контроля — протянуть раскрытые ладони, показав, что даже их в случае чего будет достаточно.

Этими мыслями он решил с Карном не делиться. Тем более, что подобные игры всегда утомляли парня, поэтому мечты о большой политике он бросил лет в шестнадцать, решив, что упругая задница Снежанны дает больше перспектив и уж точно больше удовлетворения. Был ли он наивен? Несомненно, но — лишь с одной стороны…

Зак не скрывался. Он стоял ровно на том самом месте, где прошлым утром (чуть более суток назад!) закапывал Антару. Карн услышал, как молодой воин тихо плачет, а потом почувствовал холодную каплю на кончике носа и спустя мгновение — еще одну, на щеке. Сначала он подумал, что это иллюзия разыгравшихся эмоций, но потом капли стали падать чаще и со всех сторон донесся характерный шорох. Шорох дождя в лесу.

Они с Мидасом замедлили шаг и подошли ближе, остановившись в дюжине метров от Зака, у стены дома, в котором втроем провели минувшую ночь.

Нет, вчетвером.

Молодой воин, поглощенный собственными переживаниями, кажется, не заметил их. Немудрено — осторожные шаги не так-то просто разобрать в дождь даже умелому уху. А может, он просто не видел смысла реагировать. До поры до времени. Но потом парень заговорил и развеял все сомнения.

— Ее можно вернуть, — слова звучали низко и хрипло, это не голос человека, обретшего надежду. Скорее, так мог говорить тот, кто собирается сделать нечто, чего, как он знает, делать не следует. — Всех можно вернуть. С помощью Зеркала Теней.

Иван, разумеется, рассказал им о свойствах артефакта. Его создали скиаманты ныне сгинувшего рода древних выходцев с Туле. О них не принято вспоминать, потому что они были первыми из расы, кто ступил на гибельный путь. Первыми и, увы, не единственными.

Зеркало Теней действительно могло вернуть в Ра любое существо, умершее из этой реальности. Реанимировать его в полном соответствии с образом, который запечатлелся на материи мира смертных в момент перехода. Грубо говоря — восстановить из последней резервной копии, которая не погибала, не была «за гранью», соответственно — оставалась собой.

Вроде бы за подобное можно отдать многое, даже собственную жизнь. Но Зеркало Теней требовало большего. За одного оно забирало всех, поглощая душу целого мира. Поэтому даже скиаманты никогда не использовали свое детище по прямому назначению.

Зачем тогда они создали его — на этот вопрос Иван не мог ответить. Может, сошли с ума от обретенной власти, а может — ими в тот момент руководил уже кто-то другой.

Так или иначе, но Карн сразу же присек закономерную мысль. Мидас поступил также. Они уже выбрали свой путь и не могут бросить его, не дойдя до финала. Тем более, что Зеркало сулит откровенно мутные перспективы. В отличие от того, что обещал Всеотец.

Зак медленно развернулся вокруг своей оси. Он изменился — сильно похудел, глаза ввалились, кожа посерела, ее избороздили глубокие морщины. Брат Вюрда говорил об этом — Зеркало Теней выпивало его жизнь. Но оно не выпьет ее до конца, оставит ровно столько, чтобы хватило исполнить задуманное.

Парень обеими руками прижимал артефакт к груди. На Зеркало Теней был наброшен лоскут непрозрачной ткани, плотно облегавшей его по контуру. Это был ровный круг сантиметров сорок в диаметре, судя по всему — довольно легкий, так как Зак не прилагал видимых усилий, чтобы удерживать его.

Иван предупредил, что Зеркало работает, если можно так выразиться, в обе стороны. Если в него смотрит мертвый — он возвращается в Ра, а если живой — происходит обратный процесс. Проблема в том, что «на той стороне» у живых нет «резервных копий», поэтому они не переходят в другое состояние, а просто перестают существовать.

Другой момент — от артефакта нельзя защититься, просто прикрыв глаза рукой. Зеркало отражает суть, а ее не скрыть. Иван сказал это, чтобы Карн и Мидас четко понимали, на что идут. Это окончательная гибель, без возврата. И тут даже Всеотец не поможет. Вопрос в другом — знает ли сам Зак об этом свойстве артефакта?

При этом пробить парню голову стрелой или усилием воли разорвать ему сердце не выйдет. Зеркало Теней обладает нечитаемой даже для Братьев Вюрда аурой. То есть артефакт в некотором смысле — живой, и он надежно защищает своего владельца силами, что много древнее подвластных владыкам Аркаима.

Карн и Мидас не стали спрашивать колдуна о том, как он намеревается забрать у парня опасную игрушку. Было ясно, что Иван готов пожертвовать хоть всеми воинами, лишь бы Золотое Крыло своими жизнями купило ему пару мгновений, необходимых, чтобы сблизиться с Заком и вырвать артефакт из его рук. Но теперь Карн подумал, что, быть может, стоило задать магу этот вопрос. Кто знает, может был у него другой вариант? Они то с Мидасом хотели просто попытаться уговорить парня, но, глядя на его нынешнее состояние и, что важнее — ощущая его измененную ауру, их общий параметр уверенности устремился к нулю с неожиданной для обоих стремительностью.

В энергетическом плане Зак почти перестал быть собой. Собственно, от молодого воина осталась лишь та часть его личности, которая хотела любой ценой вернуть Антару. Все остальное было оплетено и быстро поглощалось бесцветной аурой Зеркала Теней.

Неожиданно внутри Карна всколыхнулся мимолетный импульс узнавания. Он среагировал на ощущение и почти сразу понял, с чем его восприятие сравнило энергетику артефакта. С Арминиусом. А если точнее — с той аномальной пустотой, которую в эфире создавало его присутствие. Аналогия была безумной, но она БЫЛА.

— Ты прав, — Карн звучно выдохнул и как воздух покинул его легкие, так же все сомнения и неуместные мысли освободили сознание. А потом воздух вернулся в его тело, но сознание продолжало оставаться кристально чистым. Лишь так он имел шанс за что-то зацепиться в остатках личности Зака, ведь противостоять ауре Зеркала Теней он не мог. Потому что в привычном ему смысле — нечему было противостоять.

— Ее можно вернуть, — продолжил он. Голос звучал чисто, уверенно. — Но я знаю, ты уже задавал себе этот вопрос. И не осмелился ответить. Так ответь нам. Нужно ли?

— Мне — да, — Зак криво усмехнулся, а потом накатившая волна грусти слизала эту безумную радость с его лица. Он хотел сказать что-то еще, но промолчал.

— Ты ведь понимаешь, — не отступал Карн. — Это противоестественно.

— Смерть противоестественна! — голос Зака внезапно сорвался на исступленный крик. — Смерть, а не жизнь! ТЫ должен это понимать! Хотя, — он так же неожиданно успокоился и заговорил тише. — Ничего вы не понимаете. Ведь вас обманули, вам не сказали главного. Смерти не было, Творец не задумывал ее. Он просто НЕ ЗНАЛ о ней. А теперь… любая смерть ранит Вселенную, приносит ей нескончаемые муки. А я могу залечить рану. Всего одну, но… этого достаточно.

— Тебе или Вселенной? — уточнил Карн. Он все же попытался воздействовать на поглощенную Зеркалом ауру Зака, но не вышло — его энергетические щупальца вязли в непроглядном тумане и таяли в нем без остатка. — Ты знаешь, что будет, если использовать Зеркало? Какую плату оно…

— Мне плевать, — губы Зака вновь растянулись в улыбке чистого безумия. — Как и тебе, не правда ли?..

— Она бы не хотела этого, — Мидас вступил в разговор, как только понял, что Карн теряет ментальное равновесие. Слова Зака… нет, слова Черного Зеркала не были просто словами. Бог ощущал их тяжелую давящую силу, что была несоизмеримо старше его собственной. Он инстинктивно боялся ее, но не мог оставить друга наедине с древним злом.

— Она бы не хотела, чтобы ради нее ты уничтожил целый мир, — фригийский царь сделал то же, что и Карн несколько минут назад. Он очистил сознание от страхов и неуверенности, и это позволило ему вплести в свои слова могучие чары, которыми он овладел едва став богом, и совершенствовал ни одну тысячу лет.

— Ее смерть разбила твое сердце, — продолжил Мидас и его речи осязаемо лучились искренним участием. — Но то, в кого ты превратишься, если вернешь ее… это разобьет сердце ей. Разве ты хочешь, чтобы она пережила тоже, что и ты?

Он говорил совершенно банальные вещи, но можно ли было сказать что-то еще? Зак и сам все это отлично понимал, но не прислушивался к себе — зеркало запечатало его уши, его сердце. Поэтому ему нужно было, чтобы кто-то другой задал эти вопросы. Кто-то, кто сам пережил подобное и готов был на немыслимые безумства безо всякого Зеркала Теней, на которое можно было бы списать те ужасы, что он творил, потеряв самое дорогое и не желая с этим мириться.

Слова древнего бога заставили Зака усомнится. Карн увидел это, а Мидас почувствовал. Чары Зеркала дрогнули, дали трещину, которая пересекла бездонно-черную ауру, заменившую парню его собственную.

«У нас не остается времени, — голос Ивана прозвучал в мыслях Карна и Мидаса так отчетливо, будто Брат Вюрда говорил каждому из них прямо на ухо. — Приближается разрыв, масштабный». Он больше ничего не сказал, но было ясно и так — либо они сейчас же уговорят молодого воина отдать Зеркало, либо через считанные минуты за их спинами возникнут золотые фигуры и полягут здесь все до единого, но Иван заберет артефакт с трупа Зака. Правда, был еще третий вариант — самый печальный. Зак все же успеет активировать артефакт и тогда…

— А ведь ты делаешь именно это — разбиваешь ей сердце, — сначала Карн подумал, что ярость, проблескивающая через слова Мидаса — нарочитая, но потом он понял, что фригийский царь не в полной мере владеет собой. Неужели это влияние артефакта?

— Более того — ты разбиваешь мириады сердце, — древний бог разъярялся все сильнее и уже не мог остановиться. — Ты ведь убьешь жен, сестер, сыновей! Ты, мать твою, подумал об этом? Или ты только о себе подумал, эгоист хренов! О том, что нужно тебе и только тебе?!

Черная пелена продолжала трескаться, целые куски отслаивались от нее, обнажая просветы увядшей, но еще живой ауры Зака. А потом в один миг Зеркало Теней полностью восстановило себя — будто со стола упала и разбилась вдребезги черная мраморная ваза, а потом кто-то прокрутил пленку назад и осколки вновь собрались в изначальную форму, заняв исходное место.

— Тогда почему это делаешь ты? — голос Зака уже не принадлежал человеку. Его губы и язык шевелились, но издаваемые ими звуки выходили не из человеческой глотки, а из межмировых бездн, в которых жило зло, древностью сравнимое с самим Творцом.

Карн и Мидас будто оказались в абсолютном вакууме. Окружающий мир перестал существовать и каждый из них мысленно повторил этот просто вопрос.

«Тогда почему это делаешь ты?»

Ведь они оба все это время действовали только в собственных интересах. По правде говоря, им плевать было на Ра, Дуат, Лимб, на судьбу Вселенной. Они хотели вернуть Ниссу и Фавну — ни больше, ни меньше.

А ведь в других временных пластах легионы Ангелов, ведомые Серыми, устраивают самый масштабный геноцид в истории этой действительности. Они уничтожают культуры и народы, вымарывают из людского генотипа понятия «свободы» и «индивидуальности». Они извращают жизнь в угоду уродливым и абсолютно противоестественным представлениям о том, как все должно быть.

А Карн и Мидас, вероятно — немногие из тех, кто имеет достаточно сил, чтобы противостоять этому, занимаются тем, что… идут против законов мироздания! Ведь они хотят сделать (уже делают!) то же, на что готов решиться Зак. Они хотят обернуть вспять саму смерть.

Вот только они при этом не губят миллионы. Или все-таки губят? Своим бездействием в войне с настоящим врагом?…

Иван что-то говорил им, но они не слышали. Не ощущали, как Танай и его воины Золотого Крыла приближаются сзади, готовые без сожалений отдать свои жизни ради спасения мира. Не видели, как впереди, за спиной Зака, повернувшегося к ним лицом, из лесной чащобы вырывается тьма, а вслед за тьмой целый легион порождений Лимба переходит границу реальности.

Они оглохни и ослепли, застыли в клубке противоречивых эмоций, пораженные магией Зеркала Теней. А ведь оно всего лишь сказало ПРАВДУ.

Но потом Карн и Мидас одновременно моргнули и в этот вакуум, где прибывали лишь они двое, вошел третий. Это был Зак. Он робко улыбнулся — и то был уже не оскал безумца, парень стал самим собой. Синие круги под глазами пропали, его кожа вернула себе естественный оттенок, морщины разгладились. А черная пелена, источаемая Зеркалом Теней, вернулась в артефакт, и теперь он уже сам оказался в ловушке — его окутывало бледное сияние ауры Зака, тотально подавляющей заключенную в Зеркале силу.

— Я отдам его, — тихо проговорил молодой воин, протягивая артефакт Карну и глядя в глаза Мидасу. — Но пообещайте мне. Пообещайте, что если в своем путешествии встретите ее, вы скажите ей, что я… прошу у нее прощения. Я найду ее, когда завершу свой земной путь. Пусть она только подождет. Я найду ее в любом из миров. Обязательно найду.

— Мы обещаем, — одними губами ответил Мидас, а Карн медленно протянул руки и взял Зеркало Теней. Он ощутил всю его невероятную мощь и клокотавшую в нем злобу, и если бы историю Зеркала рассказал ему кто-то другой, но не Иван, парень обозвал бы того лжецом. Ибо такую силу невозможно обуздать. Немыслимо, чтобы ЭТО могли сотворить люди.

Пузырь энерго-временного вакуума беззвучно лопнул, но воины Золотого Крыла не остановились. Зак, увидев их за спинами Карна и Мидаса, сдавленно ойкнул, те запоздало обернулись, но Танай и его бойцы в последний момент разомкнули шеренгу и обтекли их по флангам. Они выстроились защитным полукольцом в сторону чащи, где сформировался локальный Разрыв. Воины синхронно вскинули копья, выставив серебристые наконечники по направлению к приближающимся врагам. И только в руках Таная было не копье, а прорезной бродекс длиною в рост своего владельца, то есть — два с лишним метра.

Затрещали статические разряды и клочок пространства за спинами золотых воинов вздыбился радужными вспышками ионизированного воздуха. Вся влага в том месте сразу испарилась и сквозь белесые полупрозрачные клубы проступили очертания Ивана. А через секунду по ушам ударил запоздалый хлопок вытесненной материи.

Маг обернулся, шагнул к Карну и протянул руки к Зеркалу Теней, в которое тот вцепился мертвой хваткой. Парень уловил направленный мыслеобраз, встрепенулся и с трудом разжал пальцы, будто сведенные конвульсией. Едва татуированные руки коснулись Зеркала, Брат Вюрда зашевелил губами, бросив несколько коротких слов, который никто не смог разобрать. Артефакт низко загудел и растаял в воздухе.

Иван сделал движение, будто стряхнул воду с ладоней, затем развернулся к наступающим порождениям Лимба. Он что-то выкрикнул, но звука его слов вновь никто не расслышал. Маг взмахнул руками и в них материализовались два узких длинных клинка, испещренные рунической вязью. Строки рун полнились контрастным золотым свечением, а сами клинки источали в пространство легкую фиолетовую дымку.

— Мы не успеем отступить, — холодно произнес Брат Вюрда, занимая позицию на фланге полукольца воинов Таная. — Но подкрепление из Аркаима уже в пути. Нам нужно продержаться совсем немного.

Мгновение он молчал, вглядываясь в наступающих врагов, а потом резко обернулся, его взгляд вспорол пространство кривым сабельным ударом, скользнув с Зака к Мидасу и остановившись на Карне.

— Я рад, что вам удалось, — в голосе по-прежнему звучала сталь, но было там что-то еще. Карну показалось — гордость за них, Мидас уловил нотки облегчения, а Заку почудилось, будто это была надежда.

Иван хотел добавить «это был лучший из прожитых мной вариантов», но не стал захламлять головы воинов лишними вопросами. Их и так было много — этих вопросов.

Почему он собирается драться с порождениями Лимба оружием, а не магией? Если он сумел сюда телепортироваться, почему не может телепортировать их небольшой отряд в город или просто подальше, выиграв хоть немного времени? Куда он дел Зеркало Теней? Но главное — что здесь вообще произошло и как Заку удалось пересилить древние чары, которые едва не уничтожили его личность?..

Но уши уже полнились яростным стрекотом мантикор и ревом гончих, а значит — время слов закончилось. Меж древесных стволов мелькали черными тенями проворные химеры, а над сочными кронами взмывали серые молнии крылатых трикветров. Разноголосая волна монстров с изнанки реальности, вооруженная ядовитыми когтями, желтыми клыками, хвостовыми иглами и смертоносными клювами, неумолимо катилась к ним и до столкновения оставались считанные секунды.

— Круг! — проревел Иван и фланги Золотого Крыла сомкнулись, оставив пространство, достаточное для того, чтобы в него втиснулись еще два воина. Эти места заняли Мидас, обнаживший клинок Стража рассвета, и Зак, который где-то нашел новый щит. Карн остался в центре построения и раскинул руки в стороны, подняв невидящие глаза к голубому небу, из которого нескончаемым потоком хлестали струи колдовского дождя.

Забавно, подумал он, ведь именно так начинался их путь в этом временном витке. С дождя. Сейчас тоже шел дождь, точно такой же. Но мир уже изменился. И дальше все будет по-другому. Тогда их встретил дождь и разбитое сердце. Сейчас будет просто дождь, Карн поклялся себе в этом.

И каждый из них — Иван, Мидас, Зак, Танай и еще одиннадцать золотых воинов — поклялись себе в том же. И все они сдержали свои клятвы. Вот только пережили тот бой не все.

***

Они бились, как одержимые. Собственно, у них не было другого выбора — Разрыв выбрасывал в Ра сотни и сотни чудовищ и все они черным шквалом накатывали на горстку бойцов, которые никак не желали умирать.

Карн не мог припомнить более ожесточенной битвы, даже под стенами Гелиополиса было иначе. Возможно, так лишь казалось, ведь в сражении за Город Света он был на стороне атакующих, а здесь — держал оборону. И с каждым мгновением эта оборона становилась все менее устойчивой, но отступать им было некуда.

Он застыл на коленях внутри оборонительного круга и контролировал сразу девять порождений Лимба. Мог и больше — чувствовал в себе достаточно сил, но их стоило приберечь для критической ситуации, которая могла наступить буквально в любой момент.

Справа две химеры, опутанные его ментальными тенетами, рвали в клочья своих товарищей. По воле «кукловода» одно из хищных тел, покрытых жестким черным хитином, взмыло в воздух и продолговатая пасть с тремя рядами мелких треугольных зубов впилась в горло пролетавшей мимо гарпии. Крылатый монстр задергался в конвульсиях, неистово клекоча. Химера увлекла гарпию на землю, где со смачным хрустом раздавила ей шею, отделив голову от тела.

В следующую секунду не успевшее вдоволь попировать чудовище было поднято на клыки гончей, и Карн тут же переключился на нее. Гончая мотнула уродливой головой, сбрасывая мертвую ношу с клыков и разбрызгивая вокруг смолянистую кровь сраженного врага. Затем развернулась, в боевом неистовстве ударила передними лапами по земле и рванулась вперед, описывая полукруг вдоль северной части оборонительного кольца. Она сминала все, что попадалось ей на пути, не чувствуя боли, не ощущая усталости.

Одновременно на левом фланге Карн контролировал трикветр гарпий. Под его руководством они атаковали точечно — пикировали на отбившихся одиноких врагов, поднимали их в воздух, разрывали на части. Затем описывали пару кругов, регенерируя повреждения, и снова бросались в бой. Они держались дольше остальных — почти с самого начала сражения.

Но интереснее всего было контролировать мантикор — Карн подавил их волю несколько мгновений назад и четыре полульва-полупаука уже унесли жизни дюжины преданных братьев. У них было два неоспоримых преимущества — они могли высоко прыгать, почти летать, и у них были хвосты с жалами, что пробивали любую броню и в считанные мгновения выжигали жертву своим смертоносным ядом. Контролируя их, Карн фактически играл в шашки, перепрыгивая врагов, заходя им в тыл и во фланги. Это было сложно, но увлекало.

Для экономии сил он снизил чувствительность ментального радара и уменьшил его радиус до двадцати метров. Ему не нужно было думать о подкреплении — если оно окажется поблизости, Иван все равно заметит это раньше. Если же аркаимские воины, что спешат им на помощь, сами увязнут в бою и не успеют — это уже будет не важно.

Невеселые мысли в тот миг боевого безумия посетили не только Карна. Мидас, бившийся между неизвестным ему воином Золотого Крыла и Заком, думал о том же. Как всегда, во время схватки его сознание было идеально чистым, мысли текли ровно, и фригийский царь неторопливо анализировал возможные перспективы, не забывая работать клинком Стража рассвета.

Из хаотичного мельтешения монструозных тел на него бросилась химера. Он отступил на полшага, пропуская перед собой два размашистых удара загребущих лап, спружинил с отставленной назад правой ноги и метнулся ей навстречу, одновременно пригибаясь. Он проскочил под правой лапой химеры, вспоров ей брюхо, и, не прекращая движения, выполнил пируэт, выбросив клинок по широкой дуге параллельно лесному пологу.

Гибельная сталь собрала отменную жатву — она обрубила морду гончей, «подстригла ногти» химере и располовинила не вовремя приземлившуюся гарпию. Крылатую тварь Мидас добил колющим в лицо и затем сразу же вернулся в строй. Все его действия заняли не более двух секунд — к счастью, реакция у порождений Лимба была недостаточной, чтобы воспользоваться этим драгоценным временем.

Древний бог сместился вправо, уходя от мантикорьего хвоста, тут же выкрутил меч в запястье, начисто отсекая жало, и уколол врага пониже шеи. Можно сказать, что это был милосердный удар — мантикора умерла мгновенно, не мучаясь. Но Мидасу некогда было об этом рассуждать — он переключил внимание на двух химер, что наседали на Зака.

Молодой воин в этот момент принял на щит шквал ударов, инстинктивно приседая, затем сделал шаг в сторону и, не опуская щита, нанес серию быстрых уколов копьем. Первая химера с развороченной грудью завалил навзничь, но вторая успела отскочить, где, впрочем, ее настиг клинок фригийского царя, во всполохе серебряной молнии отделивший ее голову от тела.

Зак решил, что поблагодарит Мидаса позже, ведь ему вновь пришлось закрыться щитом и в этот раз на него обрушилось сразу три мантикорьих хвоста. Второго такого натиска кругляш мог и не выдержать, поэтому парень сделал пару неприцельных тычков по нижней полусфере, а потом резко выбросил копье вперед и вверх на всю длину. Монстры еще не успели поднять хвосты для следующей атаки и одному из них уже не суждено было этого сделать — копье Зака пробило ему лоб, выйдя из затылка.

Парень с силой вырвал оружие и отступил левее, чтобы опадающее тело поверженного противника оказалось между ним и оставшимися мантикорами. При этом он держал в поле зрения место в строю, которое покинул, но куда намеревался вернуться через две секунды. Короткий вдох — вперед!

Первая секунда. Он ударил мантикору в левую лапу, но остановил движение на середине и резко сменил вектор атаки. Удар потерял в силе, зато чудовище не успело среагировать, получив копье в зубы. Развивая наступление, Зак сблизился с ней и с короткого замах саданул щитом в висок.

Вторая секунда. Парень не стал возвращать щит в исходное положение, а сам подскочил к нему, укрываясь от серии ударов клешнями, которую на него обрушила вторая мантикора. Он резко навалился на щит, отбрасывая врага, затем открылся, провоцируя атаковать себя и тут же ударил навстречу в раззявленную пасть монстра, из которой на землю (на его родную землю!) летели клочья черно-желтой слюны. Мантикора подавилась закаленной сталью и своей злобой.

На третьей секунде Зак вернулся в строй, выдохнул и схватился с гарпией. В этот момент целый трикветр атаковал Ивана, который бился слева от молодого воина. Усилием мысли аркаимский маг заставил кровь в жилах первого врага, попавшего в поле его зрения, закипеть и буквально разорвать на части оказавшееся таким непрочным пернатое тело. Ошарашенные сестры погибшей по инерции продолжили атаку. А когда инерция закончилась, в игру вступила ярость — слепящая жажда мести.

Но клинки Ивана оказались быстрее. Он закрутил «мельницу», в которую гарпии и влетели — одна за другой. Клинки вращались с такой скоростью, что ни один из десятков окровавленных кусков, оставшихся от мерзких созданий, не преодолел заслон мельтешащей стали. Маг остановился и тут же выбросил вперед оба клинка, распотрошив голову набегавшей на него гончей. Удар он сопроводил подходящим мыслеобразом и не двинулся с места, хотя гончая должна была отбросить его во время встречной атаки.

Схватка по северному полукругу оборонительного кольца протекала в ином ключе. Мидас, Иван и Зак бились как воины — умело, но независимо, каждый опирался только на собственные силы. Бойцы Золотого Крыла сражались как солдаты — монолитом, черпая силы в доблести друг друга, и каждое движение одного продолжалось движением второго. О такой слаженности любая армия могла только мечтать. Если бы Карн обратил на это внимание, он, возможно, вспомнил бы Стражей рассвета, а Мидасу на ум пришли бы вестфольдские нордманы. Северяне были не столь совершенны, но в схватке хирд действовал по тем же принципам.

Они не подпускали врага к себе — каждый взмах зачарованного металла уносил жизнь порождения Лимба. И оказалось, что копья с широкими и длинными наконечниками подходят не только для колющих ударов. По необходимости они великолепно резали и даже рубили — воины порой раскручивали свое оружие над головой, а потом опускали его на подступающих врагов, рассекая тех по двое-трое сверху донизу.

Каждое копье воинов Золотого Крыла было истинным произведением искусства, и дело не только в филигранной рунической резьбе и инкрустации драгоценными металлами. Здесь поработали и другие искусники — мастера смерти, знатоки убийства, кузнецы войны.

В «пятке» копья располагалось полое пространство, на две трети залитое ртутью. Именно поэтому умелые бойцы могли вращать свое оружие и перехватывать его любыми способами, атакуя со всех возможных векторов — оно всегда имело идеальный баланс, буквально подстраиваясь под направление, угол и скорость атаки.

Выделялся лишь Танай с прорезным бродексом. Его оружие тоже имело в «пятке» полость с ртутью, но гораздо меньшего размера, так как вес боевого топора за счет внутренней прорези в стальной части приближался к смешным полутора килограммам. То есть вес был смешной, учитывая габариты Таная, но для обычного человека времен Карна или Мидаса бродекс вышел бы весьма увесистым.

Танай как раз обрушил свое оружие на голову подбежавшей к нему гончей и рассек ее голову на две ровные половинки. Воин не обратил внимания на фонтаны темно-алой крови, брызнувшие на его золотой доспех, он вновь поднял бродекс и тут же опусти — уже на голову мантикоры. Хвостатого монстра постигла участь его нерадивого предшественника и отомстил он несокрушимому воину точно также — залив его доспех от поножей до горжета своей отвратительной кровью.

Танай сделал шаг вперед и вскинул «пятку» топора, ударив в челюсть подбежавшую слева химеру — раздался хруст и чудовище медленно опустилось на колени, тихо и протяжно забулькав себе под нос черной пеной. Воин тут же перехватил древко топора более широким хватом и нанес удар «пяткой» в живот следующему монстру, что подскочил вслед за первым. Не прошло и мгновения, как последовал еще один удар — в коленный сустав очередного противника.

В этот момент справа, на самом краю сектора, контролируемого Танаем, разметав ряды союзников, на свободное пространство выскочила гончая. Она тут же получала два быстрых и мощных тычка «пяткой» бродекса — в правую переднюю лапу и по нижней челюсти. Затем воин сделал шаг назад, заняв исходное положение в строю. «EG RIF YKKUR I BITA!» прорычал он, с легкостью перекрикивая гул схватки, и бойцы Золотого Крыла, стоявшие слева и справа от своего командира, тут же пригнулись.

Бродекс свистнул, вскрывая напоенный влагой воздух. Если бы кто-то умудрился заснять это высокоскоростной камерой, то увидел бы, как узкое лезвие топора рассекает падающие с небес капли — оставляя после себя не вспышку брызг, а две ровные половинки некогда единой водяной гранулы. Оглушенных противников — гончую и трех химер — разорвало на части, но Танай не собирался останавливать топор. Бродекс продолжил вращение, но сменил плоскость — воин закрутил его над собой и рассек на части сразу несколько пернатых тел, гарантированно угробив как минимум два полных трикветра.

Наконец, он вернул оружие в исходное положение, выставив его под острым углом перед собой. Воины, что сражались по флангам, вновь выпрямились. Время, будто замершее на несколько коротких секунд, продолжило свой стремительный бег, а бойцы Золотого Крыла снова синхронно ударили копьями, разя неисчислимых врагов и не подпуская их к оборонительному кругу.

И все же они проигрывали. Это стало очевидно, когда Мидас глухо зарычал, подавляя боль яростью, — недобитая химера прошлась когтями по его правой икре, да так, что вырвала из ноги фригийского царя шмат плоти размером с кулак. Древний бог продолжал стоять только благодаря нечеловеческой воле.

В этот же момент на противоположном фланге воин Золотого Крыла молча упал лицом вперед с проломленным шлемом, голова под золоченой сталью обратилась в кровавую труху. Бойцы тут же сомкнули ряды, втянув павшего внутрь круга, но почти сразу еще один воин справа от Таная, сражаясь с группой мантикор, упустил из виду пикирующую гарпию. Тварь была разорвана пополам рубящим ударом копья, однако сумела сбить шлем с человека, а ее кровь залила ему глаза.

Пока боец смахивал с лица липкую влагу, освобождая обзор, к нему подскочили сразу три мантикоры. Они неистово замолотили хвостами по грудной пластине кирасы, а клешнями — по поножам и сегментным набедренникам. Кираса выдержала, а вот элементы, прикрывающие колени, поддались. Синие глаза сузились, когда оба сустава обратились рваным месивом, но сдаваться воин не собирался.

В клинче от копья было мало толку и латник понимал, что гибель близка. Поэтому он, чудом продолжая стоять на изуродованных ногах, вскинул копье над головой, перевернул оружие плашмя и опустил его позади мантикор. Монстры продолжали наносить ему множественные удары и кираса на груди воина лопнула, но это уже не имело значения, ибо их жизни он заберет с собой! Боец навалился на врагов, расслабляя ноги, испепеленные пламенем боли, и рванул древко копья на себя. Дерево, твердое точно камень, врезалось мантикорам сзади под шейные позвонки, чудовища панически застрекотали, но почти сразу умолкли — все трое одновременно. Они повалились на землю в одну груду вместе с телом сразившего их титана.

Танай видел, что его бойцы не успевают закрыть очередную брешь, зато успел Карн. Парень взял под контроль еще одну гончую и заставил ее втиснуться между исполинами Золотого Крыла. Насколько отвратительно было сражаться плечом к плечу с таким созданием — история умалчивает. Однако выбора у них не было, потому что спустя мгновение еще один воин рухнул на землю, а щит Зака, не выдержав мощной атаки, раскололся пополам.

Молодой воин отпрянул, не успевая защититься, но разгоряченную химеру остановил клинок Мидаса. Парень тут же выбросил вперед копье, целя в следующего противника, но получил удар когтистой лапой в плечо и опрокинулся на спину. Он ударился головой об опаленный остов сгоревшего дома и потерял сознание, так что даже не почувствовал, как вторая гарпия (первую располосовали клинки Ивана) стала рвать ему грудь размашистыми и хлесткими ударами.

А потом явилось подкрепление. Нельзя сказать, что это был пресловутый «последний момент», но к той секунде, когда золотая волна молча «обтекла» сражавшихся с обоих флангов и мгновенно оттеснила порождения Лимба обратно к стене леса, семь из двенадцати воинов Таная были мертвы.

Зак тоже был мертв, по крайней мере Карн больше не ощущал его. Последняя мысль, которую он уловил от молодого воина, была обрывочной и нечеткой. «…побеждает смерть!» успел подумать парень и его сознание растворилось на ментальном радаре Карна, даже не сформировав явного мыслеобраза. Что побеждает смерть? О чем он думал в этот миг? Жизнь, любовь, воля? А может, не было там никакого первого слова… Может все так — побеждает смерть. Всегда. Рано или поздно. И никак иначе.

Сам Карн был выжат на три четверти, а Мидас буквально истекал кровью. Ранений не получил только Брат Вюрда, хотя и его сражение измотало — он зримо осунулся, тяжело дышал, опустив плечи, а его «тога» насквозь пропиталась едким потом.

Фригийский царь, будучи на грани беспамятства, тем не менее отметил, что аркаимский маг чудом умудрился не заляпать одежду вражеской кровью. «Эстет хренов», — подумал про себя древний бог и бессильно рухнул в объятия двух стройных воинов Золотого Крыла.

Стоп. Стройных?..

Он присмотрелся к фигурам бойцов, спешно обрабатывавших его раны, и с удивлением обнаружил, что это женщины. На них были типовые золоченые шлемы с глухими забралами, не позволявшими рассмотреть лица, но они казались ниже других воинов, гораздо уже в плечах, и пальцы у них были слишком тонкими и осторожными для, скажем так, брутальных арийских мужиков. Несомненно, в отрядах скорой помощи Золотого Крыла (или как это у них называется?) служили женщины! И они прекрасно обходились без всяких фэнтезийных «чашечек» и «железных стрингов», прости святой Гайгэкс!

Затем древний бог соизволил вернуться к созерцанию поля боя, хотя никакого боя по сути уже не было. Легион воинов Золотого Крыла — сотен пять, не меньше — в считанные мгновения отбросил порождения Лимба от стоянки лесорубов и уже скрылся в чаще, развивая наступление. Похоже, им потребуется не больше четверти часа, чтобы добраться до Разрыва и запечатать его, если, конечно, они…

— Я должен пойти с воинами, чтобы закрыть Разрыв, — Иван немилосердно ворвался в размышления Мидаса чеканным речитативом. Он пристально посмотрел на древнего бога, убедился, что тот его слышит, и перевел взгляд на Карна, застывшего неподалеку. — Валькирии отведут вас в город и подлечат, насколько успеют. Как только я вернусь — мы начнем ритуал, так что будьте готовы.

— А что Зак? — Карн все пытался нащупать ауру молодого воина, но безрезультатно. Строго говоря, это еще ни о чем не говорило, он израсходовал много сил, устал, мог и ошибаться…

Брат Вюрда не ответил. Вместо этого он быстрым уверенным шагом двинулся к чаще, нагоняя воинов Золотого Крыла. Танай и двое его бойцов последовали за магом, еще троих — тех, что получили в бою тяжелые раны, но выжили — валькирии уложили на носилки и споро понесли в противоположном направлении. Фригийский царь хмыкнул при виде этого зрелища и подумал, что «мышцы у этих баб покрепче моих будут, а выносливость — просто конская!»

Сам древний бог наотрез отказался от носилок, но был непрочь, чтобы две воительницы, обхватив его нежными, но сильными (даже чересчур!) руками, помогли преодолеть путь до города. Они двинулись через намоченный дождем лес, а потом вверх по горной тропе, уже знакомым маршрутом. Карн шел позади, его тоже вела валькирия.

Так они снова оказались в Аркаиме, но в этот раз — вошли через главные ворота, как стоило сделать еще при прошлом посещении южной столицы обширной империи ариев. Вот только на обещанное «подлечение» времени не осталось — воины Золотого Крыла во главе с Иваном и Танаем вернулись почти сразу после них.

Технически Карну и Мидасу не обязательно было участвовать в Ритуале, который, как сказал Брат Вюрда, займет около пары часов стандартного мидгардского времени. Но маг почему-то волновался на этот счет — он кратко пояснил, что Ритуал Восстановления в этом временном пласте сильно отличается от тех, которые будут проведены Орденом Ка-Дас в последующие эпохи.

— Максимальный энергетический всплеск ожидается в начале процесса, а не в конце, — заключил он. — Поэтому Вегвизир вам лучше задействовать в первые же минуты Ритуала.

Его слова походили на совет, но тон не предполагал возражений и получалось, что Иван просто отдает им не шибко завуалированный приказ. Но Карн и Мидас не протестовали. Раны и усталость — все это было не важно, ведь перемещение в прошлое исцелит их тела и наполнит жизненной силой. Такой вот «побочный эффект».

Что до Зака, то молодой воин выжил, хотя почему Карн не ощущал его ауру на поле боя — Иван не объяснил. Может, не захотел тратить время на вопрос, который лично ему казался несущественным, а может — просто не знал, ведь даже он, как оказалось, далеко не всесилен.

— Мы примем его в Орден, — уверенно заявил Брат Вюрда. — Вы не поняли этого, но он — скальд. Он видит истину, не обладая истинным зрением. И умеет запечатлевать ее.

— Да, он что-то говорил об этом, — отозвался Мидас, для которого подъем по ступеням Пирамиды Отражений в его нынешнем состоянии представлял собой довольно серьезное испытание. Кто из них теперь поддерживал друг друга — он Карна или Кран его — понять было уже невозможно.

— Ага, он пишет, — кивнул Карн, которому было полегче, чем фригийскому царю. На нем то минувшая схватка не оставила буквально ни царапины. — Вроде он называл это саги.

— Саги, — Иван широко по-доброму улыбнулся. — Парень не отдает себе отчета, почему использует именно это слово, но он прав. Запечатлевать события — не значит запоминать их и в точности переносить на бумагу. Это нечто большее. В речах скальда минувшее живет, оно проецируется в сознание слушателей и восстанавливается не только в виде картинок, звуков, запахов и даже эмоций. Оно воссоздается в форме ИСТИНЫ. Поэтому саги редко записывают, их передают изустно — от скальда к скальду.

Наконец, они поднялись по широким каменным ступеням, которые явно строились под стандарты ариев, то есть — под их исполинские размашистые шаги, и оказались на небольшой квадратной площадке, которая упиралась в угловатый входной проем — три идеально обтесанные плиты черного гранита, составленные в форме буквы П. И ничего больше, никаких патетичных барельефов и пафосных орнаментов.

Памятуя о Храмах Световита и Радогоста, они ждали чего-то столь же эффектного и воодушевляющего. Но Пирамида Отражений — самое большое строение в Аркаиме, расположенное в самом центре города, — производила смешанное впечатление. От нее тоже веяло мощью, но — скрытой, будто спящей, а в энергетическом спектре Карн видел лишь тусклый холодный свет, облеченный в восьмигранную форму — точную копию конструкции с плато Гизы, что хорошо известна в его времени.

Пирамида была выполнена из гранита (так сказал Иван), идеально черного и идеально ровного. Как и в случае со стенами города, между отдельными блоками невозможно было различить соединительные швы, будто их не было вовсе. А когда Мидас в шутку упомянул свое первое впечатление, мол, похоже, что пирамиду «вырастили», а не построили, губы Ивана тронула легкая улыбка и маг отвернулся. Толи фригийский царь попал в точку, толи Брат Вюрда просто поддерживал амплуа.

В общем, на Пирамиде Отражений не было ни узоров, ни вездесущих рунических строк, что покрывали почти каждую поверхность в Аркаиме. Но если с пирамидой все было ясно, то полной загадкой оставалась вторая часть названия — причем тут, собственно, отражения?

— Что ж, поговорить нам больше не придется, — Иван оторвал взгляд от мегалита и посмотрел на Карна с Мидасом. Сощурился. — По крайней мере, не в этой жизни. Но я рад, что встретил вас и мне было бы интересно побольше узнать о ваших судьбах. О ваших целях…

Он немного помолчал, из чего фригийский царь сделал вывод, что Брат Вюрда знает о них гораздо меньше, чем казалось. Он уже открыл рот, чтобы хоть немного просветить мага, но тот качнул головой.

— А, не имеет значения, — отмахнулся он. — Это дело Всеотца. И ваше. Не мое. Вы привели ко мне Зака, и это многого стоит, поверьте. Кстати, он, похоже, собирается написать сагу о вас двоих. Вы ведь понимаете, какая это честь?

С этими словами Иван подмигнул древнему богу (подмигивать Карну было бы, мягко говоря, странно) и зашагал по каменному проходу вглубь темной утробы Пирамиды Отражений. Такое вот странное прощание. Хотя и сам этот виток вышел довольно странным, совсем не таким, как два предыдущих.

Они последовали за магом в темноту, которая не спешила озаряться ни магическим светом, ни хотя бы свечами или факелами. Впереди двигались темные силуэты, в гулкой тишине шорох шагов по камню казался нестерпимо громким. Мидас на слух определил, что кроме них здесь еще шестнадцать человек.

Затем шаги смолкли, надо думать — Братья Вюрда заняли положенные места. Потом где-то высоко под потолком что-то сдвинулось и пространство вокруг неожиданно затопил ослепительный золотой свет. Фригийский царь тут же зажмурился, но все равно повредил сетчатку. А когда рискнул открыть глаза — его взору предстала невообразимая картина.

Теперь Мидас понял, почему ее назвали Пирамидой Отражений. Внутри это было одно колоссальное помещение (вовсе не система комнат и переходов, как он подумал вначале), а все поверхности — пол и восемь стен-граней — представляли собой сплошные зеркала. Невероятные, огромные, идеально ровные зеркала, которые перетекали одно в другое настолько легко и гармонично, что не было видно мест стыка, а отраженные картины обретали сюрреалистичный эффект.

Похоже, в верхней части пирамиды располагался механизм, впустивший в помещение единственный солнечный луч, который, мириады раз отразившись во всех направлениях, наполнил пространство бело-золотым сияниям непередаваемой мощи. Будто солнце взошло под угловатыми сводами непостижимого строения и растеклось по его граням жидким пламенем!

Затем Мидас разглядел Братьев Вюрда — они стояли в центре пирамиды, обступив редким кругом… О, здесь все-таки тоже было дерево! Вот только оно было сплетено из чистого света и с каждым мгновением росло, впитывая лучистую энергию, давшую жизнь всему, что есть вокруг. Дерево пылало неугасимым белым огнем, его крона с каждым мгновением становилась все больше, ярче, раскидистее.

Фригийский царь внезапно понял, что у него отвисла челюсть. Звучно сомкнув ее, он посмотрел на Карна. Древний бог и не заметил, как парень сполз на колени и теперь сидел неподвижно, опустив голову на грудь и обхватив ее руками.

— Слишком, — шептал он едва слышно. — Слишком много. Так много…

— Ты как вообще? — Мидас встревожено склонился над другом. — Тебе… плохо?

— А? — Карн дернул головой на звук, но так и не поднял ее. — Нет. Нет! Просто… слишком много света! Так много…

Едва первый солнечный луч скользнул в Пирамиду Отражений, Карн инстинктивно прикрылся от мощнейшего энергетического всплеска. Рефлексы подсказали сжать сознание, полностью отключить ментальный локатор и подавить все чувства физического плана. Парень намеренно ослепил и оглушил себя во всех известных ему диапазонах, и несмотря на это он слышал и видел все, что происходило на сотни километров вокруг. Он в один миг постиг мысли каждого живого существа в Аркаиме и Городе Просителей, он впитал в себя память камней и деревьев, песка и ветра.

И все вокруг затопил надмировой свет, который обжигал, но это было приятно. Карн не мог найти аналогий этому ощущению, он не испытывал подобного прежде и знал, что уже никогда не испытает.

А Братья Вюрда тем временем продолжали ритуал. Дерево Света уже выросло настолько, что его трепещущая иллюзорным пламенем крона начала изгибаться, упираясь в сходившиеся под острыми углами стены пирамиды. А потом стены и пол вспыхнули снова — еще ярче, будто в них отразились все восходы и все закаты Вселенной, зеркала стали полупрозрачными и в их глубине проступили рунические письмена, отливавшие невозможными цветами.

Братья Вюрда действовали в полном молчании, они не шевелились и, похоже, не дышали. Пространство вокруг начало изменяться, перспектива поплыла и завихрилась спиралью. Мидас встал на колено и закрыл глаза, его замутило. Тогда фригийский царь понял две вещи. Во-первых, если так пойдет и дальше — он попросту потеряет всякую ориентацию и даже себя перестанет осознавать. Во-вторых, ему следует достать Вегвизир и активировать артефакт, пока он еще в состоянии это сделать.

Дар Всеотца нашелся на своем месте — в кожаном мешочке на поясе. Фригийский царь вытащил его и привычно зажал между своей ладонью и ладонью Карна. Затем он попытался прояснить сознание, пляшущее в лихорадке распадающихся законов физики, чтобы подумать о Фавне. Образ возлюбленной, услужливо сформированный внутренним взором, помог обрести необходимую ясность. Древний бог тут же расслабился.

Карн в этот момент, как ему и было положено, подумал о Ниссе. О том, что ее все-таки можно вернуть, и плевать, что это эгоистично и нужно только ему одному. Если уж разрушать или спасать целую Вселенную, то из-за чего же еще, как не из-за любви? Особенно если ты действительно может это сделать.

Ну, или думаешь, что можешь.