Это не вода сбегает по морщинистым стенам шустрыми ручейками, прицельно капает со сталактитов, собирается в крошечные озера — это само время, то стремительно настигающее, то размеренно опадающее в хранилище вечности. Это не взоры светильников наполняют широкий коридор, не блики мерцают на сверкающей воде — это рассвет завтрашнего дня сам шагает навстречу храбрости. Это не шаги дерзкого гостя летучими мышами разлетаются по пещерам, гаснут в тупиках, будто угли прожитых дней — это само прошлое оседает за спиной, умоляя не забывать.

Вперед, неспешно, обдумывая каждый шаг, огибая вековые капельники. Жадно вдыхая влажный и морозный воздух пещеры, стараясь навсегда запечатлеть в памяти царство отшельника, ведь такой шанс выпадает лишь раз в жизни. Вниз, по наклонным коридорам, наперегонки с кинжальными ручьями, в самую толщу камня, в самое сердце престарелой Буредды.

Вот проход расширяется, а свежий ветер, будто прилетевший с самой вершины, омывает лицо, принося ароматы благовоний. Зал огромен, а его потолок и вовсе теряется в полумраке над головой. Идеально очерченный овал пространства заполнен массивными каменными чашами, в беспорядке расставленными по гладкому полу. Кристально-чистая вода наполняет чаши, на массивных бортах десятки… нет, здесь сотни ароматизированных свечей, дарящих свой теплый, едва беспокойный свет. Им вторят тусклые бумажные фонари, висящие на тонких цепях, чье начало теряется в темноте где-то высоко-высоко. Птицы, белоснежные птицы с человеческими глазами прогуливаются меж каменных кубков, негромко переговариваясь на мелодичном языке. Они сидят вдоль стен и на краях чаш, внимательно разглядывая чужака.

В дальней стене зала новый проход. Слышится музыка? Нет, это лишь причудливое переплетение звуков капели, звона ручьев и плескотни серебристых рыб.

За плавным поворотом следующий зал, значительно меньше прежнего. Изящные каменные колонны поддерживают высокий потолок из нарочито грубых плиток необработанной яшмы. В стенах поблескивают золоченые прожилки, наполняя комнату таинственным мерцанием. Украшенные изящными рисунками бумажные фонари покоятся на тонких железных подставках, вокруг каждой из которых курятся чашки с ароматными маслами. В центре зала приютились несколько каменных кресел, низкий столик, шест для белоснежной птицы и единственная чаша-бассейн, чей край сверкает матовым величием обсидиана. Оплетая мебель и колонны, в воздухе парит множество Нитей, разложенных в пространстве сложным трехмерным узором.

Душа любого существа словно засыпает здесь. Засыпает сном ровным и детским, за считанные мгновения обретая умиротворение и покой. Страх, гнев, ярость битвы, ненависть к врагам, жажда мести — все это остается за порогом, сгинув в глубине широких слюдяных бассейнов. В душе отныне царствует лишь легкая печаль о том, что когда-нибудь все важное превратится в прах и пыль.

Он у бассейна…

Мокено стоял у воды, с улыбкой разглядывая игру двух зеркальных карпов и покачивая крупной головой.

Не успев перешагнуть порога, Киоши оторопел, рассматривая хозяина пещер. К своему стыду, молодой тоэх даже не попытался скрыть разочарования…. В его родном мире отшельник был бы высоким седовласым старцем, величественно восседающем на огромном янтарном столбе среди туманной бездны. Прикрыв свои бездонные глаза, он бы снисходительно выслушал неразумного визитера, постукивая когтями по подлокотнику трона. Но Мокено…

Мокено был маленьким. Настолько, что едва достал бы юноше до пояса. Его огромная голова с безобразной залысиной покачивалась, словно в болезни. Редкие волосы, обильно тронутые сединой, колыхались под легким ветерком, наполнявшим комнату. Скрюченные артритом пальцы судорожно сжимали две изогнутые трости, на которые отшельник опирался при ходьбе. Улыбка, не покидавшая лица, при внимательном взгляде уже не казалась мудрой и проницательной — создавалось впечатление, что у старика просто свело скулы. Сухой, сгорбленный, болезненного вида — он показался Киоши обычным дряхлым дедом, легенды о мудрости которого не более, чем старинная сказка.

Тот, кого на Мидзури называли Мудрецом, обернулся, отчего его небесно-синий халат зашуршал по полу. Птица на шесте подняла голову, словно проснулась. Киоши показалось, что в этот момент замерла даже капель в коридоре.

Мокено неуклюже поднял темную морщинистую ладонь. Улыбка его стала еще шире, обнажая желтеющие зубы, но глаза вдруг искренне вспыхнули Синим светом.

— Приветствую тебя, Киоши! — голос отшельника был тихим, словно стук сталактитовых слез, но одновременно сильным, как полноводный поток… Голова его вновь качнулась, словно шее было тяжело все время удерживать ее в одном положении.

— Я… вы… — юноша по-прежнему стоял на пороге, не зная, как быть дальше.

— Проходи в мой дом, — Мокено продолжал улыбаться, попробовав поклониться. Вышло неловко, жалко, отчасти даже смешно. Сжимаемые в руках палки со скрипом разъехались по зеркальному полу, отчего старик едва не упал.

Это как будто отрезвило Киоши, и тот мигом покраснел, столь же неловко шагая вперед.

— Прошу простить мое замешательство, почтенный старец… Я приветствую вас… мудрейший, и прошу позволения посетить этот дом. Прошу позволения узнать у вас совета…

Стуча палками по полу, Мокено медленно двинулся к центру зала, с трудом опускаясь в невысокое каменное кресло с низкой спинкой. Закрепив костыли в специальных зажимах на подлокотниках, он с кряхтением устроился на покрывавших сидение желтых шкурах. Искривленными пальцами подобрал со столика длинную тонкую трубочку для курения трав.

Заставив голову раскачаться еще сильнее, отшельник кивнул на соседнее кресло, но Киоши не сразу понял, что этот кивок предназначается ему. Запоздало спохватился. Продолжая краснеть от стыда и внезапного чувства беспомощности, он осторожно присел, вдруг заметив, что обработанный камень вовсе не холодит кожу.

Тот, кого в легендах родного мира Танары считали Мудрецом, смог раскурить свою трубку только с третьей попытки — крохотное кресало танцевало в его ладони, грозя выскользнуть и упасть на пол, тем самым мгновенно приковав к себе внимание Киоши. Тоэх даже подался вперед, готовый подхватить кремень, если тот упадет, или еще хоть как-то помочь старику. Без всякого сомнения, парень чувствовал себя обманутым, хотя отчего-то это чувство вовсе не желало разгораться ярче. Отвлекшись на непослушное кресало, юноша не заметил, как яркие синие глаза внимательно наблюдают за ним, улавливая каждый жест и эмоцию.

Наконец отшельник раскурил трубку, с улыбкой выпустил клуб дыма и многозначительно произнес:

— Не удивляйся ничему, молодой Киоши.

— Вы знаете меня?

— Я же попросил не удивляться, — голос и манера речи старика вступали в открытую дисгармонию с его внешним видом, отчего тоэху становилось еще более не по себе. — Мои птицы сказали мне, что вы идете…

— Мой друг… он остался…

— Не волнуйся. Я уже пригласил его обождать в передних залах.

Дым тлеющих трав причудливо завивался, превращаясь в гибких переплетенных драконов. Вот над трубкой возник прозрачный замок, на шпилях которого развевались знамена. Он тут же рухнул, превращаясь в тонкое женское лицо, а через секунду клубы уже напоминали языки пламени. Мокено слегка взмахнул кривыми пальцами, разгоняя видения, и Киоши невольно вспомнил Конту — в тот же миг сердце словно очнулось ото сна, застонав…

— Ты должен понимать, Киоши, что старик, в уединении живущий высоко на склонах дикой горы, знает не так много, как хотелось бы… Однако я вижу, что ты искренне жаждешь ответов, так что готов попробовать найти их в твоей душе…

Старик ожидающе замолчал, попыхивая трубкой. Голова его по-прежнему покачивалась, как у пластикового болванчика, когда-то стоявшего в автомобиле Бактияра…

Комната наполнилась приятным запахом неизвестных трав, отчего телу сделалось очень свободно. Киоши заставил себя собраться, стараясь не смотреть на идиотскую улыбку, не покидающую лицо отшельника.

Мысли путались. Настал долгожданный миг, ради которого тоэх покинул Землю и прошел через опасности, и вот он не знает, с чего начать. Сидит перед тщедушным стариком, не способным самостоятельно прикурить трубку, и старательно подбирает слова.

— Начни по порядку… — негромко предложил отшельник, и Киоши даже не обратил внимания, с какой легкостью тот изучил его смятение.

Юноша кивнул, рассыпав по лбу пряди черных волос. Кулон, качнувшись, ткнул в грудь, словно ободрял и поддерживал.

— Я владею кулоном, обладающим ценностью для моих врагов… Это очень старая вещь, ровесница войны Бешенства. Как узнать мне, какую тайну она хранит? Как мне понять, что за силы желают отнять кулон у меня? Почему Мидзури наполнена разговорами о новой войне между нашими мирами? Как могу узнать я, кто желает этой войны или как ее избежать?

Что? Он смеется?! Негромко, покашливая, раскачивая похожей на тыкву головой и помахивая в воздухе своей дурацкой трубкой… Киоши до боли в когтях сжал подлокотники, и Мокено мгновенно замолчал, пронзая его пристальным взглядом, не имеющим ничего общего со старческим дряхлением. Лукавые искорки прыгали в глазах отшельника.

— Так много вопросов, а не знал, как начать… — изогнутый палец разорвал травяной дым, превратив его в прыгающую по ветвям белку. Старик вдруг стал тверд, как край каменной чаши. — Ты что, действительно думал, что найдешь здесь ответы на эти вопросы? Думал, что здесь ждет тебя развязка всех страданий и бед?

Голос его повышался, и теперь между колоннами загуляло эхо. Вместо того, чтобы разозлиться на тон старика, Киоши внезапно почувствовал себя еще более неловко… И как он только на самом деле мог подумать, что оракул, пусть даже могущественный, даст ему ответы на столь непростые вопросы?..

— Ты действительно считал, что все закончится здесь, в моей пещере? Что некие силы оберегут тебя впредь?.. Что я, оторванный от жизни и земли, смогу поведать тебе о скрытом?

Мокено вновь рассмеялся, на этот раз не как скованный болезнью старичок, но в голос и очень заразно. Белоснежная птица, сидящая на шесте за правым плечом Киоши, мелодично заворковала, прислушиваясь к раскатистому смеху хозяина.

— Я не Бог, Киоши. И даже не могущественный прорицатель. Просто я очень стар, а люди, мидзури и тоэхи любят наделять преклонный возраст мифическими способностями…

— Но я…

Молодой тоэх почувствовал, как щеки вновь начинает заливать румянец, но на этот раз не краской стыда. На этот раз сущность Киоши начал наполнять гнев. Как мог Конта так ошибиться? Как мог Танара до сих пор верить в сказки? Как мог он сам принять за чистую монету рассказы о неком мудреце, способном объяснить сущность кулона? Великие Держатели! Он начал вставать с кресла, стараясь не смотреть на жалкого старика.

— Не горячись, парень, — в негромких словах отшельника прозвучал мягкий приказ, и Киоши невольно опустился обратно на теплый камень. — Я не сказал тебе, что не знаю ответов… Я лишь указал тебе, что, как и любой из жителей трех миров, ты скорее готов искать "великое-лекарство-от-всех-бед". Искать мудрость, силу, защиту. Идти через огонь и воду, лишь бы раздобыть эликсир спасения. Раздобыть его любой ценой, только бы не пришлось самостоятельно сражаться с бедой и находить ответы… Ты понимаешь, о чем я говорю?

Киоши вонзил взгляд в полированный пол пещеры, рассеянно поигрывая цепочкой кулона. Смекалка, расшифровка метафор и острый ум никогда не были сильными чертами его характера, но слова Мокено смогли задеть за саму душу. Конечно, он мог бы объяснить отшельнику, что противостоять опасности больше нет сил. Мог бы сказать, что уже пытался найти ответы, но не смог. Мог бы убедить, что против него объединились все три мира, а союзников не найти. Мог бы рассказать, что хочет не сражаться с бедой, а мирно жить на Земле, каждое воскресенье выезжая с друзьями на пикники… Но он не стал, понимая, что старик на самом деле не желал обидеть его или изгнать, всего лишь прокомментировав очевидное.

Мокено снова набил неглубокую трубку, пряча кисет с травами за пояс. Неспешно прикурил, и на этот раз в его жестах не было и тени неловкости или болезни. В круглом зале родился новый запах, более резкий, но не менее приятный. В неглубоком бассейне плеснул серебристым хвостом карп.

— Но, Киоши, довольно словесной мишуры, — отшельник внезапно прищурился, сверкая глазами, и в этот момент словно сбросил не один десяток лет. — Ты не один из тех, кто приносит мне пищу и подношения, чтобы я крал твое время, сотрясая воздух многоэтажной заумью. Ведь я знаю тебя, тоэх. Наслышан, несмотря на изоляцию…

Юноша удивленно поднял на Мокену глаза, но рта раскрыть не успел.

— Ты совершил отважный, но отчаянный поступок, попытавшись убить Стервятника, — старик кивнул головой. Не просто покачал, как будто та была готова безвольно упасть на грудь, но решительно кивнул, подкрепляя слова.

Киоши привстал с кресла. Из-под когтей брызнула каменная крошка, когда кулаки его невольно сомкнулись поверх подлокотников. Глаза молодого демона сверкнули.

— Проклятье, старик! Я не для того проделал путь через ваш пласт реальности, чтобы выслушивать лживые обвинения от каждого встречного!

Тоэх вдруг вздрогнул, неожиданно осознав, что пещера так называемого Мудреца является всего лишь очередной ловушкой врагов… Будто вновь прочитав его мысли, Мокено гневно стукнул кулаком по подлокотнику своего кресла.

— Успокойся! — глаза отшельника сверкнули так, что Киоши невольно зажмурился, оседая обратно. — Успокойся, Киоши Мацусиро, или мое терпение лопнет! И перестань портить мне мебель — ты шел сюда не для того, чтобы потерять голову в самый решительный момент.

Юноша обмяк на укрытой шкурами спинке кресла, отчаянно стараясь успокоить звенящие внутри нити. Отшельник попыхтел трубочкой.

— Как и любой представитель племени тоэхов, ты вновь интерпретируешь чужие слова так, как это выгодно только тебе. Так вот не думай, что я хвалю, мальчик, — продолжал старик, словно и не было вспышки внезапного гнева. — Я лишь сказал, что это был отчаянный и храбрый поступок, но безрассудный и бессмысленный. Ты должен знать, что Стервятник жив и лишь приумножил свои силы.

— Старик, я никогда не пытался убить никакого Стервятника… Никогда!

— Возможно, — смиренно кивнул Мокено, еще сильнее запутав тоэха. — Ты не делал этого, но это сделал ты. Ты не захочешь драки, но уже поздно, и сделанный выбор решит дальнейшую судьбу.

— Ты обещал, что избавишь меня от словесной зауми, старик. Так постарайся не обманывать, ведь я не принес тебе ни даров, ни еды, — злость, копящаяся в душе Киоши, позволила ему отодвинуть в сторону уважительный тон и легкую опаску перед скрытыми способностями отшельника.

— Такова моя суть, ничего не поделать, — на лице Мокено опять появилась широкая, болезненная улыбка. Голова качнулась вперед, назад, снова вперед, будто готовая запрокинуться.

— Я не понимаю ни единого твоего слова!

— Не торопись, это бывает опасно. Поймешь, хоть и позже. Главное, не забудь наш разговор. Однако могу добавить: теперь я вижу, что ты получил вещь, сила и важность которой и вправду велика.

— Я не получал ее. Это наш родовой кулон, и он достался мне после инициации. Отец вручил его мне незадолго перед своей смертью.

— Тогда ты чертовски рисковал, едва не отдав его в лапы Стервятнику.

— Если ты знаешь, в чем сила кулона, но продолжаешь путать меня, отшельник, я ухожу…

— Нет, ты не уйдешь. Пока.

— …И кто такой, в конце концов, этот Стервятник?!

Киоши снова не смог подняться с кресла, при этом уже буквально физически не находя себе места в словесных лабиринтах Мокено, переполняющих голову. Чувство собственного бессилия сначала вызвало в нем новый приступ ярости, а затем ощущение опустошенности.

— Кулон нужен тоэхам, — принялся рассуждать Мокено, не глядя на собеседника, но словно ожидая, что тот подхватит нить разговора. — Также его пытаются добыть мидзури, пусть и чужими руками. Может, ты знаешь, что он нужен кому-нибудь еще?

— Людям?!

Киоши презрительно фыркнул, недоумевая, как такая мысль вообще могла придти отшельнику… и вдруг ком встал в его горле, мешая дышать. Он расслабился, уже не пытаясь встать. Осознал, что молча смотрит в бездонные, как темно-синий океан, глаза старика. Едва слышно, одними губами юноша смог произнести вопрос:

— Они тоже ищут его?

Мокено улыбнулся, но на этот раз предельно печально, как уставший веселить зрителей мим.

— Кулон принадлежит клану Мацусиро не первую эпоху, так откуда мне знать его силу? Это как раз твоя забота, юноша. Но если ты хочешь получить ответ на вторую половину своего вопроса, то Стервятник — это нынешний советник нашего хосадаку. Это необычайно сильный демон, и я не знаю, где его нашел Кого. Или это он нашел Кого… Одно я знаю точно — Стервятник не мидзури.

Киоши сглотнул колючий комок.

— И не тоэх?

— Верно…

Тень пронеслась по зале, заставив пламя в светильниках затрепетать, а белоснежную птицу тревожно вскрикнуть. Далекий раскат грома потряс гору, сверкающие карпы заметались в прозрачной воде. Ох, как же холодно стало в этот миг в пещере.

— Близятся тревожные времена, Киоши. Всегда на Кресте были те, кто желал продолжения войны, но сейчас они необычайно сильны. Я не вижу силу вражеских комбинаций, не знаю расположения фигур, не могу предсказать, кто тянет за нити. Я волен лишь предполагать, но это можешь делать и ты сам. Тех, кто жаждет свести счеты с демонами соседнего мира, хватает и на твоей родине, и на моей. Подумай над тем, что человеку никогда не увидеть Нитей. Ему лишь кажется, что сущности, подобные твоей или моей, черпают свое могущество прямо из воздуха. И он никогда не увидит их, если осознанно не станет стремиться к этому… Всегда. Всю жизнь. И даже после смерти. Поняв, о чем я говорю, ты сможешь увидеть цепи заговора, охватившего Крест.

Мокено выбил трубку о скрюченную ладонь, привычным жестом сбросив невесомый серый пепел на пол, и отложил ее на столик. Морщины на широком лбу отшельника пришли в движение — он хмурился. Казалось, разговор начал тяготить старика, а, возможно, и просто утомлять.

— Ты не доверяешь себе, Киоши, и в этом нет ничего противоестественного. Недоверие, настороженность и поиск возможной ошибки — лучшие спутники и помощники, если ты хочешь найти ответы. Прости, если не оправдал твоего ожидания, но я могу дать совет…

Мокено поймал блуждающий по залу взгляд тоэха и терпеливо дождался, пока тот неуверенно кивнет.

— Рассуждать о судьбах миров легко. Гораздо сложнее окунуться в переплетение этих судеб, взять на себя часть ответственности за них, принимать решения, выбирать стороны, делать ставки. Пока что ты не готов взвалить на себя это бремя. И я, кажется, знаю причину. Киоши, ты видишь, что происходит вокруг. Предполагаешь, что может произойти в самое ближайшее время, но нечто давит тебя, не позволяя с головой ринуться в битву. Давит, не позволяя следовать судьбе тоэха, упиваясь сражением, а не интригами… Поправь меня, если я окажусь неправ, хорошо?

Но Киоши лишь вновь рассеянно кивнул, не поднимая глаз. Он всматривался в свою опустошенную душу и задумывался над словами старика. Тот продолжал говорить загадками, но теперь юноша начинал понимать.

— Ты не станешь отступать от угрозы, да, это видно. Но и драться ты не можешь, предпочитая искать поддержки у покровителей, оракулов и бывших друзей. Например, сюда ты пришел за спасением и защитой, но мы оба знаем, что сила твоя не здесь, — Мокено протянул руку в сторону, откуда пришел его гость. — Если ты хочешь совета, то вот он — освободись от лишних раздумий, сбрось тяжесть, поверь себе, инстинктам и друзьям, и никогда не ошибешься… Скажи мне откровенно: если ты узнаешь, что за кулон носишь на груди, тебе станет легче сражаться с противником? Тогда ты точно сможешь победить своих преследователей? Ха… Мы оба знаем ответ. Так чего же ты на самом деле ищешь?

Теперь Киоши задумчиво глядел вдаль, куда-то сквозь стену пещеры, потирая подбородок. Что-то рождалось внутри него, обретало форму и очертания, словно дымчатые иллюзии из трубки отшельника. Осторожно, чтобы не развеять эти образы, тоэх ухватился за чувства, не давая туманным ликам развеяться.

— Тоэхи и мидзури могут до конца времен спорить о своем превосходстве и жаждать войны. Но сегодня даже я вижу, что главное зло обитает не в дворцах наших правителей… Птица, поедающая падаль — вот кто несет смерть. Всем нам…

Киоши медленно, будто во сне или трансе, встал, полностью погрузившись в раздумья. На этот раз чары отшельника не удержали его в кресле, а словно бы подтолкнули. Молча наблюдая за гостем, Мокено помогал юноше найти правильный ответ.

Мысли, яркие образы, вероятности вероятностей… Киоши почувствовал, как по виску пробежала капля холодного пота, но не дал себе освободить рассудок. Это было чуждое и неприятное ощущение, словно щекочущие волны омывали сущность, предлагая окунуться то в один поток, то в другой. Старательно удерживая сознание сконцентрированным, молодой демон заставил себя не отбрасывать чехарду мыслей, кружащих в голове, но принялся пристально разглядывать их.

Он прошелся по залу, машинально теребя кулон когтями — прозрачную безделушку из камня в золоченой оправе из трех змеек. Как же сильно сейчас она жгла его руки. Казалось, что вновь Нити всех цветов пронизывают душу парня. Перед глазами пронеслись события последних дней — схватки, погони, образы врагов и союзников…

Прервать накатывающий транс решился сам Мокено, успевший предвосхитить глубину смятения, охватившего тоэха. Отшельник тяжело поднялся из кресла, оправляя накидку и вынимая из зажимов костыли.

— Если что-то надумал, меня не благодари. Уверяю тебя, что все необходимые ответы ты мог получить и сам, не тратя времени и сил на это путешествие… Ведь наверняка тебе его посоветовал не тоэх? Да ладно, не отвечай… Если я смог хоть чем-то помочь, рад…

Мокено склонил свою тяжелую голову, покрытую залысинами и остатками волос, и неловко пошаркал к выходу из залы, оставляя Киоши у бассейна, где серебристые карпы не знали горя в прозрачной, как горный воздух воде. Стук изогнутых палок по полу нахально разлетался вокруг.

— Возможно, мы еще поговорим, молодой Киоши… Но сейчас я утомился, — чтобы теперь услышать старика, тоэху даже пришлось напрячь слух, столь тихим и уставшим был его голос. — А пока ты и твой друг можете оставаться здесь, сколько угодно для вашего отдыха и восстановления сил. Циновки и еда в соседней пещере… Я позову его, Киоши, не провожай меня… Сегодня буря особенно сильна.

Шаркающие шаги отшельника стихли в коридоре, и в пещере наступила тишина, нарушаемая лишь легким плеском рыб и шелестом сверкающе-белых перьев. Киоши перевел взгляд на блики, под которыми вода смеялась в переливах чистого волшебного света.

Рука, теребившая кулон, замерла.

— А ведь ты и правда помог мне, дряхлый старик…

Железный коготь переломил цепочку. Змейкой обвивая кулон, она сползла в широкую ладонь юноши.

— Больше никакого бегства, — Киоши шептал слова рыбам и птице, внимательно разглядывающей его, едва ли замечая, что разговаривает вслух. — Теперь моя очередь атаковать. Так, как это умеют делать тоэхи…

Карпы метнулись в стороны, огромными выпученными глазами разглядывая нового соседа. Белая птица задрала голову и развернула свои длинные величественные крылья, что-то проворковав. Снаружи снова ударил гром, сотрясая само основание Буредды. Кулон, посверкивая чешуей металлических змеек, немного проплыл, виляя хвостом цепочки, а затем со стуком опустился на дно, усыпанное мелкими разноцветными камешками.

Не скрывая печальную улыбку, больше не похожую на оскал больного старика, в пещеру устало вернулся Мокено, с трудом переставляющий костыли. Танара, восхищенно озираясь, появился следом за отшельником, робко и нерешительно застыв в дверном проеме.

Тряхнув густой гривой, Киоши решительно направился к ним, но слова застыли у него на губах. Потому что в этот момент на склонах вечной горы в третий раз оглушительно грянул гром…

Сначала Киоши, затем Танара, а после и сам старик повернули головы к выходу. Все трое знали что сейчас, там, снаружи, на Мидзури словно опустилась ночь.

— Мы вновь не одни, — Танара деловито поправил кинжал, едва заметно сморщившись, когда прикоснулся к повязкам на ранах. Голос его звучал спокойно, но от Киоши не укрылось возбуждение, с трудом сдерживаемое проводником.

Тоэх кивнул и обернулся к Мокено, собираясь… Но круглый зал, все еще наполненный плывущим под потолком дымом, был пуст — лишь птица хохлилась на своем шесте, готовясь уснуть, и едва слышно плескались рыбы. Отшельник оставил их.

— Встретим гостей?

Киоши внимательно посмотрел на следопыта, с удивлением заметив, сколь прозрачны и размыты стали покрывавшие его щеки узоры. Вместо ответа Танара решительно кивнул, и воины шагнули в коридор.

* * *

Чистый горный воздух врывался в изгибы тоннелей, принося с собой запах грозы. Во рту мгновенно появился металлический привкус, а волосы на загривке встопорщились.

Стая белоснежный птиц, наполнявшая зал каменных чаш, исчезла. Больше половины из множества свечей и светильников, украшавших борта слюдяных кубков, были потушены. Пламя оставшихся металось, будто в тревоге. Эхо шагов гулко разлеталось в тишину, и Киоши вдруг заметил, что стихла даже подземная капель.

Тоэх обернулся, но Мокено так и не вышел проводить своих гостей — за одну короткую беседу заставив юношу самостоятельно придти к решению, он оставил за ним право выбора судьбы, а сам, наверняка, отправился спать… Киоши тряхнул головой, понимая, что при множестве исходов предстоящей битвы может никогда более не увидеть того, кого в родном мире Танары по праву называли мудрецом.

Арка входа темнела впереди и чуть выше. Частые, буквально одна за другой, всполохи молний ярко освещали площадку перед ней. От контрастного освещения становилось больно глазам — тьма, и тут же мелькание ярко-белых вспышек, наполняющих воздух электрическим треском.

Странники остановились на пороге пещеры отшельника, подставляя лица наглому грозовому ветру, перемешанному с мелкой моросью начавшегося дождя.

— Мне сдается, что это будет немного сложнее, чем Борис Конта?..

Киоши бросил на Танару косой взгляд. Его вопрос был риторическим, проводник сейчас испытывал схожее чувство. Тем не менее, мидзури неторопливо, величественно кивнул. Глаза его сверкали решимостью, а плечи под старой зеленой курткой напряглись, став похожими на гладкие булыжники.

— Ты успел поговорить с отшельником? — голос следопыта был бесцветен и тих, и Киоши догадался, что тот вводит себя в боевой транс.

— Да, пусть и не обо всем. Знаешь, Танара, он разваливается на глазах, из его рта вылетает много словесного мусора, но он смог подтолкнуть меня на нужную тропу. Даже и сам не знаю, как и когда…

Очередная вспышка разлапистой, на полнеба молнии вычертила человеческий силуэт, замерший на дальнем краю вытянутой террасы. Неистовый ветер, бушевавший на склонах Буредды, рвал с плеч длинный плащ. Эхо очередного раската волной пронеслось по коридору, толкнув в грудь. Там, где когда-то висел кулон, Киоши ощутил болезненную пустоту. Заставил себя вновь мотнуть головой.

— Это за нами, да?

— Наверняка…

Киоши повертел головой, хрустя позвонками шеи. Теперь он буквально заражался исходящим от Танары спокойным, всепроникающим светом решимости и отрешенности. Мысли постепенно отступали, уступая место сладострастному предвкушению боя. Предвкушению не яростной схватки, где кровь заливает лицо, а лапы сами нащупывают следующего врага, но поединка, сражения, чего-то важного. Чего-то, способного принести смерть им обоим.

Юноша смотрел вперед, где вспышки выхватывали из густой грозовой мглы изящный силуэт, и понимал, что ему совершенно все равно, что ждет его у выхода из пещеры — Охотник, Конта, посланники клана Мацусиро или кто-то еще. Он сразится с любым из них, легко и самозабвенно, и пусть Крест трещит по швам!

Новая молния расколола пространство на белое и черное. Нестерпимо яркий свет залил балкон перед пещерой. На этот раз площадка оказалась пуста.

Голос. Безразличный и тяжелый, как грязный свинец, сотню раз переплавленный рыбаками на грузила. Он раздается в голове, он громче ударов небесной стихии:

— Киоши Мацусиро?

Тоэх вздрогнул, снова бросая взгляд на Танару, обратившегося в созерцающую статую.

— Он пришел за мной, джеш. Он зовет меня.

На украшенном узорами лице Танары не дрогнул ни один мускул, когда он медленно наклонил голову:

— Я слышу, Киоши. Иди, я буду рядом.

Плечом к плечу они покинули пещеру отшельника.

Быстро, по-звериному осмотрев пустующую террасу, тоэх успел мельком удивиться, что стена ливня, падающая с небес, теперь покорно огибала овал площадки, словно та была укрыта невидимым, но очень прочным куполом. За пределами этой прозрачной ограды струи дождя яростно били в камни гигантской горы, образуя ручьи, реки и водопады. Стихия бушевала, сотрясая и небо, и твердь, словно не на шутку разозлилась. Темные, почти черные грозовые тучи плотной шалью затянули пространство от горизонта до горизонта, клубясь вокруг Буредды исполинским торнадо, мгновенно превратив бледно-голубой день в темно-фиолетовую ночь. Киоши втянул носом разряженный воздух, но не почуял ровным счетом ничего.

Начало представления…

Гипнотизирующие цветные сполохи блистают богатством и глубиной палитры. Истончаясь до призрачных оттенков, они переливаются всем многообразием спектра, накатывая волнами и отступая невесомой пеной. Брызжа горячим пламенем, тут же сменяются холодным лаком равнодушного ожидания. Вспышки подчеркивают причудливые силуэты, сотканные из дыма.

Пружинистым шагом Киоши двинулся вперед. Танара, словно взведенная боевая пружина, ступал чуть левее и сзади, обнажив оба клинка.

Снова Властитель Путей шевелит бесплотными губами, а царствующие Цвета самонадеянно полагаются на скорый выигрыш.

Терраса по-прежнему оставалась пуста — ни следа того, кто ждал их на краю парапета. На тропе, ведущей к подножью, тоже никого.

Все безумнее и смелее становится сверкающий поток, набат звенит мерным ритмом. Над мирами, не умолкая, мечутся стенания проигравших и гремит победный смех, как вдруг все замирает в ожидании чего-то очень важного. Тишина, столь внезапно наступившая, оглушает много сильнее триумфального хохота. Последний мазок бьет по холсту столь неожиданно, что подобен молнии.

Движение слева привлекло внимание тоэха, заставив молниеносно развернуться, припадая для броска. Он был там, уже не стараясь прятаться…

Неожиданно звуки пропали. Разом, как отрезанные. Не все, лишь звук ливня и грохот небес, но сначала юноше показалось, что он в один миг оглох. Буквально через мгновение он разобрал скрежет мелких камешков под ногой, бесшумную поступь Танары за спиной и мерное рычание, вырывающееся из собственной груди.

Оценив расстояние до противника, Киоши выпрямился, скрещивая руки на груди.

А из-за низкого парапета террасы взмыл он.

Высок, в теле статного и горделивого человека. Длинные, почти до бедер, пепельные волосы схвачены в шикарный хвост. Холодный ветер поигрывает ими, но бережно, словно знает, что увлекаться нельзя… На нем черная кожаная куртка с широкими рукавами до локтя, такие же штаны, заправленные в невысокие сапожки с зеленоватым отливом. Плащ с высоким стоячим воротом струится до земли, сколотый на массивную золотую фибулу в форме оскаленного черепа. Вся одежда суха, словно плотный дождь даже не прикоснулся к ней. Из оружия лишь кинжал, висящий на поясе. У незнакомца тонкие губы, длинный, чуть с горбинкой нос, и глаза… Безжизненные серые глаза.

Стоя на воздухе, тот поднялся над краем балкона, плавно опускаясь на бордюр, всем видом демонстрируя расслабленность и легкую заинтересованность. Киоши вздрогнул и невольно отступил на шаг, хотя расстояние до демона с серыми глазами и так превышало двадцать прыжков. Танара тенью замер у стены, и тоэх кожей ощутил сковавшее проводника напряжение.

— Теперь я вижу, что все это правда…

Чужак, от которого и за дневной переход веяло враждебностью и угрозой, говорил медленно и очень тихо. Однако, к своему удивлению, Киоши отлично разбирал слова, с нарастающим беспокойством различив за ними невероятную силу.

— Хотя, стоит отметить, что не испытывал ни капли сомнения по поводу слов брата, — демон с серыми глазами прищурился, глядя прямо на тоэха. — Здравствуй, Киоши.

— Я тебя не знаю, — юноша поймал себя на мысли, что ему хочется еще сильнее увеличить дистанцию до этого странного существа.

— Ты уверен в этом, Киоши? Может быть, твой друг знает меня? Танара, что скажешь?..

Киоши чувствовал, что проводник даже не шелохнулся, продолжая рассматривать незнакомца сквозь скрещенные клинки. Тоэх быстро взглянул в его сторону, но Танара лишь качнул головой, не изменившись в лице.

Отрезанный от террасы, дождь стал еще сильнее, вставая за парапетом непроницаемой стеной воды. Холодный ветер мгновенно высушивал капли пота, бегущие по спине Киоши.

— Жаль… — незнакомец отбросил тяжелую полу плаща, усаживаясь на каменный бордюр и закидывая ногу на ногу. — А ведь мы уже встречались, Киоши.

— Я впервые вижу тебя…

Очередная капля пота начала бег по его лицу, и тоэх не без усилия заставил себя изменить температуру тела. Он словно то леденел до дрожи, то его бросало в жар, выматывая силы. Взгляд серых глаз гипнотизировал, словно змеиный. Балкон сотрясся от беззвучного раската грома, все новые и новые молнии хлестали в небесах, озаряя склон Буредды, как ярким днем.

— Что тебе нужно?

— Ты сам прекрасно знаешь это, молодой тоэх, — тонкие пальцы незнакомца поигрывали заколкой, а налетевший порыв ветра хлопнул плащом. — У тебя ведь есть то, что принадлежит мне… вернее сказать, нам.

Киоши на миг зажмурился, собираясь, словно перед прыжком через пропасть. Охотники, пираты, распри с кланом и Борис Конта внезапно остались далеко позади — прозрачные силуэты, смешные и картонные, даже при всем старании не способные причинить реального вреда. Истинная опасность сейчас была здесь. Настоящая, неподдельная, небрежно сидящая на камнях парапета.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь… — несмотря на высочайшую влажность воздуха, в горле стало сухо, как в песчаной яме.

Незнакомец понимающе кивнул, будто справедливо ожидал такого ответа.

— Согласен, ты крепкий парень, брат оказался прав… Но…

Внезапно воспарив над балконом, он оказался на ногах. И гораздо, гораздо ближе, чем прежде. Шокированный тем, что впервые в жизни не успел среагировать, Танара запоздало рванулся вперед, поднимая меч.

— Ах, понимаю… — незнакомец замер в воздухе, паря в трех локтях над камнями террасы, едва заметно покачиваясь вверх-вниз. — Дружба, скрепленная бедой… Согласен, прочный узел.

Неожиданно демон с серыми глазами поднял голову, оглядывая грозовое небо, словно выискивал кого-то на одноцветном полотне туч. Голос его стал крепче, возносясь вверх и возвращаясь, словно он разговаривал сам с собой:

— Надеюсь, Овельговерн не станет заставлять ждать. О нет, не станет, — вдруг резко повернулся, крылом взметнув плащ, и уставился прямо на проводника. — Скоро Танара, очень скоро, если верить судьбе. Ты ведь далеко не все рассказал своему новому приятелю о своей прошлой жизни. О тайнах, об ошибках, о могуществе человеческих магов?

— Закрой свой поганый рот, сын безродной суки, понесшей от своего собственного ребенка, — мидзури разглядывал чужака вдоль короткого заклятого клинка, но Киоши вдруг уловил в его голосе трещину, расколовшую непроницаемую оболочку боевого транса. — Почему бы тебе сейчас не шагнуть за парапет и навеки не убраться отсюда вон?

Сероглазый улыбнулся, словно Танара сказал что-то очень забавное. Он покачал головой, сверху вниз разглядывая изготовившихся к схватке демонов.

— Действительно, как же забавно… Поверьте мне, друзья, одно дело — слышать рассказы, но другое дело — видеть своими глазами, убеждаясь в их правдивости… Ну так что, Киоши? — он перевел пронзительный взгляд на тоэха. — Сейчас ты скажешь мне, что кулона у тебя нет?

— А если скажу? — Киоши вызывающе поднял голову, демонстративно хрустнув шейными позвонками. Вытянув руки перед собой, он несколько раз сжал и разжал кулаки, демонстрируя стальные когти.

Глаза незнакомца превратились в тонкие щели, за которыми плескалось серое пламя.

— Не вздумай злить меня, щенок…

И вот тогда Киоши впервые увидел их.

Серые Нити… Осторожно плывущие среди царствующих Цветов, полупрозрачные, словно гости из чужой, смертельно-опасной реальности. Зрачки тоэха сжались до размеров булавочных головок, рот распахнулся в немом вскрике. Глаза отказывались верить, руки онемели, а разум восставал против увиденного.

Серые ленты, змеясь по камням террасы, медленно потянулись к нему, и в то же мгновение мозг юноши охватило ярким раскаленным кольцом.

Киоши зарычал, невольно прижимая ладони к вискам, а его ноги подкосились.

Серых Нитей не существует…

Седая пелена накрыла сознание, словно живой и голодный туман проникая в самые отдаленные его уголки. Боль расколола голову на несколько частей, словно наливной арбуз, а новые Серые змеями зашевелились вокруг него, что-то нашептывая и шипя. Небо потеряло последние краски, и молодой тоэх почувствовал, как в сосуде его жизни появилась брешь, сквозь которую вытекает воля. Чужой, беспредельно цепкий разум держал его душу в своих руках, разглядывая, словно базарную безделушку.

Внезапно все кончилось, и Киоши упал на колени, чувствуя запах и привкус собственной крови.

С усилием разлепив чугунные веки, он успел заметить лишь заключительный момент боевого танца Танары. Меч мидзури пластовал воздух на том месте, где висел седовласый, а тот, небрежно отвернувшись и перехлестнув за плечо длинную полу плаща, стоял на другом конце площадки. Именно стоял, уже не пытаясь взмыть в воздух.

Медленно, экономя энергию в каждом жесте, Танара повернулся к врагу, а в глазах его застыл немой вопрос. Казалось, проводник не может поверить в стремительность произошедшего.

Киоши попробовал подняться, но рука предательски дрогнула, и он едва не упал лицом вперед.

— Проклятье…

Незнакомец обернулся, отбрасывая плащ.

— Обещаю, Танара, что ты поплатишься мне за это…

К ногам демона упал идеально ровно срезанный кусок ворота, а следом по ветру рассыпался клок пепельных волос. Шторм подхватил игрушки, мигом унося их за край балкона.

Незнакомец обернулся к тоэху и вновь прищурился, на этот раз заинтересованно.

— А ведь ты не обманул, Киоши, будь проклят твой род, — он медленно пошел вперед. — Где кулон?

Наконец юноша смог подняться, оборачиваясь к противнику. По лицу его стекала кровь, бегущая из носа и уголков глаз, взгляд плавал, ноги отказывались служить. В голове тревожным пульсирующим пятном билась лишь одна шальная мысль — происходящее невозможно. Серые Держатели пали, а царствующие Цвета навеки исключили этот Дом из своей игры…

— Ты… — Серые все еще здесь, они до сих пор клубятся вокруг его ног. — Ты суэджигари?..

Незнакомец остановился, будто вкопанный. Улыбнувшись, отвесил юноше поклон, надменный и игривый.

— Но ты не можешь быть суэджигари…

— Так же, как ты не можешь быть тоэхом, мой мальчик…

Танара оставался на прежнем месте, даже не пытаясь сменить позицию, и Киоши чувствовал безысходность, волнами пульсирующую в сердце проводника. Юноша попятился, силясь не упасть. Ему хотелось повалиться перед мидзури на колени, выпрашивая прощения за то, что втянул его в… во что-то очень, очень неприятное… Во что-то смертельное.

— Значит, — как и чуть раньше, сероглазый разговаривал сам с собой, — это произошло чуть раньше… Все-таки произошло. Не так, как в первый раз… Странно. Очень странно. Киоши, когда и где ты спрятал кулон?

— Тебе не дано этого узнать, — юноша едва успел произнести это, как седая петля удушливого страха захлестнулась на его шее.

Демон с серыми глазами вдруг замотал головой, словно человек, наотрез отказывающийся верить очевидному. И без того узкие губы превратились в невидимую щель. Он вскинул лицо к небу, продолжавшему полыхать вспышками молний:

— Мы где-то ошиблись! Ты слышишь меня, брат? Ты допустил промашку… Ты ведь уверял, что это невозможно? Брат, ты нужен мне здесь!

Он опустил голову, с усмешкой разглядывая неподвижных противников. Откинул выбившуюся на лоб серую прядь.

— Чего уставились? Я разговаривал не с вами.

В то же мгновение Танара бросился вперед, разводя клинки в стороны.

Незнакомец тут же поймал его взглядом, сменил стойку, собравшись к бою — и вновь запели Серые. Отчетливо запахло горелым деревом. Следопыт застыл в воздухе, остановленный в верхней точке длинного прыжка. Нити врага оплели его лицо, словно тряпичные ленты. Схваченный за голову, он раскачивался в воздухе, словно на невидимом тросе, выронив меч. Одной рукой мидзури лихорадочно собирал Синюю защиту, другой неловко взрезая Серые заклятым острием кинжала.

Киоши зарычал, встряхнувшись, будто ото сна, и присел, собираясь к броску… В несколько размашистых шагов он ринулся к сражающимся, заставив суэджигари вновь отпрыгнуть. На этот раз их противник переместился плавно, паря в воздухе, однако маневр стоил ему плененного проводника. Серые Нити ослабли, и Танара тяжело рухнул на камни, мотая головой.

— Не советую тягаться со мной, шпана… — за спиной седовласого демона бесшумно бесновались молнии, раздирающие темно-синее небо. Склоны горы продолжали сотрясать немые удары грома.

Тоэх сконцентрировался, собирая и подтягивая многочисленные Красные. Танара поднял откатившийся меч, широким движением спрятал оба клинка в ножны, и вскинул над головой сплетенные в замок руки.

— Ну, чего же ты ждешь? — знакомый голос долетел из-за спины, из-за обрыва, из-за парапета, за которым открывалась бездна. — Я ведь предупреждал, что будущее рассчитано по секундам…

Этот голос. Знакомый, словно недавно услышанный, но еще не укрепившийся в памяти. Это ведь голос…

Киоши резко обернулся, поднимая перед собой почти завершенное оружие, сплетенное из Красных. В несколько легких шагов Танара сместился, не выпуская демона с серыми глазами из виду. Мельком взглянув в сторону тоэха, проводник едва не опустил руки, сжимающие едва начатое заклинание.

На краю парапета стоял суэджигари.

Тот, кто появился на террасе, был точной копией их врага. Первый из седовласых улыбнулся.

На вновь прибывшем была все та же кожаная куртка, все те же отливающие зеленью сапоги, тяжелый бесцветный плащ на золотой фибуле. Близнец носил такие же длинные пепельные волосы, ремешком перехваченные в конский хвост. Только…

Только через лицо второго, снизу вверх перечеркивая всю левую щеку, кривясь и прерываясь на губе, бежал широкий безобразный шрам.

— Помнишь это, тоэх? — голосом своего предшественника произнес двойник.

Приложив указательный палец к изуродованному лицу, он взмыл над парапетом на столбе из Серых, разглядывая оцепеневшего юношу. Внезапно его гневный взгляд сместился на собственную копию.

— Знаешь, братец, если бы ты не был мною, я оторвал бы твою голову за такое позерство… Лишь понимая, насколько важно тебе было видеть все собственными глазами, я смирюсь с тем, что щенки все еще живы…

— Не смей угрожать мне, братец.

Тот нахмурился, при этом не выпуская из поля зрения тоэха и его спутника. Киоши и Танара по-прежнему стояли меж ними, словно пешки на игральной доске, оторопело наблюдая за странным разговором.

— Как я уже сказал, кулона нет. Я проверил, щенок сумел нарушить распорядок и спрятать его раньше… Низвергнутые Держатели, где же этот проклятый Овельговерн?

Рука седовласого, не обезображенного жутким порезом, невольно ощупала срез ворота.

— Если ты собирался торопить время, это нужно было сделать раньше, — Шрам мягко опустился на бордюр, спрыгивая на террасу. — Время Овельговерна еще не пришло… Значит, Киоши, мы промахнулись, предполагая, что в этой временной точке кулон находится у тебя? В таком случае нам всего лишь придется повторить урок…

— Бескожие псы Ямы будут обгладывать твои кости двенадцать сотен эпох, ублюдок, — прорычал Киоши, пользуясь передышкой и приходя в себя после ментальной атаки суэджигари. — Ты никогда не получишь кулон. А когда Император узнает о вашем существовании, тебя ждет вечность боли на Крюках Наслаждения мастера Сконе!

Казалось, что Шрам пропустил его проклятия мимо ушей. Теперь он сосредоточено осматривался, словно пытаясь что-то вспомнить, а затем вдруг высвободил из-под плаща руку и протянул в сторону длинный костлявый палец:

— Осторожно, братец, это совсем рядом…

Теперь молнии распарывали небо практически беспрерывно, гора сотрясалась, и Киоши неожиданно подумал, что суэджигари намеренно изолировали звуки грозы, превратив сражение в спектакль, а своих жертв — в обреченных зрителей.

Скосив глаза туда, куда указывала худая рука Шрама, Киоши вдруг различил в воздухе крохотную светящуюся точку. Заслоняясь сотканными из Нитей серпами, он двинулся назад, стараясь оказаться поближе к своему напарнику. В воздухе раздался мелодичный звон. Теперь, не спуская друг с друга глаз, на светящуюся точку смотрели все.

Крохотный шарик, выкованный из красного железа, выпал из солнечного зайчика, с лязгом запрыгав по камням просторного природного балкона. Следом за ним выпал второй, и вот они зазвенели в унисон, подскакивая без причины. Третий шар, вывалившийся из пустоты, упал ровно вниз, словно бы намертво приклеившись к камню. Шрам кивнул, словно все шло по задуманному им плану, и сердце Киоши тревожно защемило.

А в следующее мгновение в нескольких десятках шагов от тоэха, заискрившись Красными Нитями, начал разворачивать свое зеркало Портал. Гудение густого багрового марева указало, что проход готов, и юноша сделал еще несколько шагов в сторону Танары. По всему выходило, что его враги основательно подготовили последнюю, вполне ожидаемую ловушку, но теперь тоэх не собирался бежать. Он станет драться и, если будет нужно — умрет, но сначала заберет с собой в Яму как минимум одного Серого выродка.

Шрам потер подбородок, а его брат с интересом наблюдал за заклинанием перехода, открыто игнорируя тоэха, стоявшего сейчас почти за его спиной.

— Значит, это и есть его агент?.. — спросил первый суэджигари. Шрам лишь кивнул.

Сбрасывая с бедер вязкие хлопья розового тумана, из Портала медленно появился демон, и при виде его у Киоши перехватило дыхание. Безупречно стройная, будто бы ее широкие бедра и высокая пышная грудь были выточены из розового мрамора, она с удовольствием подставляла обнаженное, почти человеческое женское тело холодным ветрам Мидзури. Копна длинных огненно-красных волос рассыпалась по плечам. Темные, алого отлива глаза с прищуром рассматривали окружающих, привыкая к полумраку грозы.

Полные губы изогнулись, а тонкий, сужающийся к кончику хвост нетерпеливо вздрогнул, хлопнув по мускулистому бедру. Суккуб в задумчивости остановилась, острейшим когтем почесывая мочку удлиненного уха. Когда она улыбнулась, на щеках заиграли ямочки.

— Киоши… Давно не виделись.

Первый из суэджигари кивнул головой, словно соглашаясь с чем-то, а девушка совершила стремительный и высокий прыжок, мгновенно оказываясь рядом с молодым тоэхом. Танара, так и не закончивший заклинание, не отрывал от нее глаз.

Киоши облизнул пересохшие губы, почувствовав вкус собственной крови, заливающей лицо.

— Линда?

— Молчи! — приказала она, демонстративно прикладывая палец к губам, и повернулась к суэджигари, словно бы специально встав так, чтобы юноша мог в подробностях разглядеть ее сзади.

— Приветствую тебя, Овилла, — Шрам повторил игривый поклон, отбрасывая полу плаща. — Ты вовремя.

— А я не желаю тебе здоровья, Тоэши-Набо. Сейчас я прикрываю глаза, а когда открываю их, ты со всех ног несешься прочь. Это ясно? Убирайся. Немедленно. И тогда, возможно, пока что останешься жив.

— Остынь, девочка, пока я не переломал тебе кости, а из кожи не сделал чучело, — серые глаза Шрама превратились в узкие бойницы, а Киоши негромко зарычал, выдвигаясь вперед. Вытянув в его сторону руку, Линда повторила прежний приказ:

— Молчи и не двигайся, я сказала! Погляжу, у тебя на лице добавилось украшений, Тоэши. Осторожней, ведь я в силах добавить еще. Оставь этого тоэха в покое. Уходи.

Негромкие хлопки, которые можно было бы принять за шум дождя. Они обернулись, и Линда внезапно пригнулась, чертя перед лицом охранные знаки. От ее прежней уверенности и спокойствия не осталось и следа, под гладкой кожей зашевелились волны мускулов, а плечи напряглись. Хвост демоницы яростно заметался, отхлестывая по ногам, когда она забормотала проклятия. Первый из суэджигари неторопливо аплодировал, высоко подняв подбородок.

— Сколь храбрые слова для девушки, Овилла. Вижу, ты ни капли не изменилась, даже похорошела. Честное слово, — демон с серыми глазами двинулся вперед, обходя тоэхов и мидзури по широкой дуге. — Но будь осторожнее с угрозами, девочка…

Суэджигари неторопливо пересек террасу, занимая место рядом с братом. Улыбнулись они абсолютно одновременно — две стройные фигуры на фоне черного небосклона и сверкающих молний. Алые глаза девушки широко распахнулись, когда она прошипела что-то нечленораздельное.

— Овилла, хочешь попробовать сразу с нами двумя?

Словно сошедшие с полотна картины, близнецы стояли плечом к плечу, а непокорный ветер трепал их плащи и седые гривы.

— Вас двое.

— Линда, я хотел бы знать… — но суккуб лишь отмахнулась от Киоши, как могла бы отмахнуться от насекомого.

— А ты наблюдательна, девочка.

— Тоэши-Набо, ты осмелился нарушить величайшие запреты Держателей? Ты осмелился разрушить тончайший баланс?

— Баланс? — Шрам равнодушно пожал плечами. — Запреты? Я ничего не нарушал, призываю в свидетели все царствующие Цвета. Баланс сохранен, уверяю. Запрет не нарушен, клянусь. Мироздание не покачнется, будь спокойна. Он, — Тоэши ткнул пальцем в молодого тоэха, и тот невольно вздрогнул, вскидывая серпы, — он нарушил его в одной плоскости, я в другой. В итоге — лодка больше не раскачивается…

— Признаю, — неожиданно к беседе присоединился второй суэджигари, — что там, где меня сейчас нет, вы победили. Да, возможно, наши планы рухнули, и все пропало. Ужас, мои вам поздравления… Но здесь я отныне силен вдвойне. Овилла, давай же сейчас не станем забивать себе голову никчемной теологией, а рассмотрим текущую ситуацию?

Неожиданно Линда обернулась, испепеляя Киоши глазами. Тот поймал ее взгляд, непонимающе замотав головой, но под прицелом алых глаз все же отступил на шаг. Демоница вскинула руку, пальцем целясь в лицо Шраму:

— Хочешь рассматривать текущую ситуацию, Тоэши-Набо? Хорошо. Поясняю — какой бы силой ты не обладал, ты опоздал взять этого тоэха голыми руками, — Линда зарычала, начав искусно стягивать сочные Красные.

Киоши взмахнул серпами, готовясь к новой схватке. В его голове, раскалываясь на куски, сшибались титанические айсберги шальных мыслей, а потому он даже не успел запомнить обиду на покровительственный тон девушки и новое упоминание о себе, словно речь шла о какой-то вещи.

— Запомни, дура ты набитая, сейчас для меня вообще отсутствует понятие "поздно"… — рявкнул Шрам. Серые угрожающе приподнялись. — Братец, постарайся выпить щенку память, пока я займусь девчонкой.

А дальше произошло то, что даже очевидцы через какое-то время предпочтут считать лишь легендой. Серые Нити, о существовании которых не помнили и самые древние старики… Нити, низвергнутые тремя лучами Креста задолго до войны Бешенства… Серые Нити, наполняющие проклятую Богами родину суэджигари, взмыли над террасой.

Близнецы собирали их в огромные жгуты, даже не шевеля руками, и спустя несколько мгновений за спинами седовласых демонов возвышались, устрашающе покачиваясь, десятки щупалец. Заклинание набирало силу, как первобытный самум. Серые Нити стекали с воздуха и рождались прямо под широкими плащами братьев, закручиваясь смерчами серого песка. Вот щупальца свились воедино, и чара обрела черты огромной кобры, ожесточенно раздувающей капюшон. Извиваясь и скаля пыльные клыки, змей пронзительно зашипел, скользнув по камню балкона, и метнулся на Линду.

Но та успела встретить врага. Отставив назад правую ногу, она вскинула руки, вычерчивая перед собой широкую Красную спираль. Защитное заклинание раскрутилось, с протяжным стоном отвердевая в диск щита.

Вспышка удара затмила блеск молний, а раскат прокатившегося по террасе грома заставил бы стыдливо утихнуть и небеса.

Шрам переместился в сторону, его полупрозрачные щупы продолжали методично искать дыры в Красной полусфере. Второй Тоэши-Набо одно за другим швырял в Линду седые копья, брызгами песка разбивающиеся о защиту суккуба. После очередного удара щит треснул, разваливаясь на две половины.

Киоши бросился вперед, одновременно метая оба серпа и заплетая вокруг них широкую сеть. Шрам увернулся, но в следующее мгновение удивленно изогнул бровь — целью тоэха был не он сам, но сами Серые. Юноша заставил свое блокирующее заклинание сцепиться с Нитями обоих Тоэши, прижимая к камням.

Как по сигналу, на лицах суэджигари вновь появились неприятные улыбки. Шрам, которого молодой тоэх отчего-то считал старшим из братьев, широко расставил ноги, заставляя свои Нити отступить, свиваясь в петли. Красные, плавясь, густыми каплями начали стекать на камни, и Киоши отбросил оружие.

Не дав демонице времени на плетение нового щита, младший из двойников выхватил из воздуха еще одно копье. Метнул, крутанувшись на пятках, и торжествующе вскрикнул, когда визжащее древко неожиданно нашло цель. Песчаная пика, почти прозрачная, как и все остальные заклинания близнецов, дотянулась до Линды, словно бы растворившись в ее голове. Девушка негромко вскрикнула, роняя обломки щита, отскочила, упав на колени и стряхивая с лица зачарованный песок, но тут вмешался Танара.

Длинные клейкие Нити ультрамариновыми молниями протянулись к врагам, встав перед суккубом стеной трепещущего пламени. Младший из братьев отпрыгнул, выдернув жало из сознания Линды, и по камням террасы потекли струи сухой пыли. А пульсирующая стена проводника двинулась дальше, ломая оставшиеся Серые. Навалившись на демона, пламя коконом сомкнулось вокруг Тоэши-Набо, заставив его закричать.

Второй суэджигари взмыл, и Киоши мог отчетливо разглядеть природу этого полета — едва видимые в полумраке Серые без труда несли чародея по воздуху.

Крик из огненного кокона неожиданно сменился смехом, а бликующая поверхность пламени пошла мелкими трещинами. Пробив чару, суэджигари без труда вышел из пламени.

Танара покатился по земле, закручивая путы в узел и стараясь удержать, связать, но в этот момент старший Тоэши-Набо настиг его, наотмашь хлестнув в корпус бичом из могильного праха. Танара закрутился на камнях, теряя контроль над заклинанием, а Киоши уже возвышался над ним, готовясь броситься вперед.

— Киоши, в портал! — Линда поднялась на ноги, тяжело качая головой. Из ее носа заструилась тонкая алая струйка, смывая с подбородка пепельный песок.

— Непременно… — не оборачиваясь, огрызнулся юноша, по высокой дуге рванувшись на младшего Тоэши-Набо.

Тот прыгнул в сторону, поднимая Нити, но остатки заклинания мидзури все же сковали его движения, парализовав левую ногу. Удар тоэха получился скомканным, но все же в следующий миг суэджигари тяжело осел на камни, а из его правой руки фонтаном хлестнула кровь. Его старший брат, словно птица упавший на юношу с небес, мощнейшим ударом отшвырнул Киоши в сторону, ударив в корпус целым роем Нитей. Юноша выставил руку, пытаясь защититься, но с таким же успехом он мог бы попытаться остановить летящий на всех парах локомотив. Отлетая на пару десятков шагов и крутясь по шершавому полу террасы, тоэх услышал треск собственных ломающихся ребер и увидел вылетающий изо рта кровавый сгусток.

— Этим нам их не одолеть… — Танара вновь взялся за Нити, не сводя с близнецов разъяренного взгляда.

Следопыт тяжело дышал, а с его губ капала кровь. Под потертой походной курткой неумолимо разрасталось красное пятно, и вот уже первая тяжелая капля просочилась сквозь ослабевшие повязки, сочно шлепнув по камню балкона. Мидзури зарычал, и Киоши вдруг понял, что его спутник скорее погибнет на склоне вечной горы, чем признает победу противостоящих ему колдунов.

Над плечами Линды выросли три Красные Нити. Разбитые на гибкие многочисленные сегменты, щупы обрели материю, верхняя часть стеблей сломалась, раскручиваясь и на глазах превращаясь в вертящиеся отточенные диски, а воздух наполнил пронзительный визг. Демоница пошла вперед, осторожно ставя босые пятки на камни площадки.

Киоши поднялся, отбрасывая со лба свалявшиеся от пота и крови пряди. Пытаясь придти в себя и успокоить тлеющую в груди боль, юноша сконцентрировался, убедив мутную пелену отступить. Когда он в следующий раз взглянул на поле боя, мидзури шел в атаку.

Зрачки Танары брызнули Синим огнем и Киоши различил тончайшие кружевные Нити, несущие вперед две шаровые молнии. Шрам небрежно сбил их плотной матовой паутиной, заставив с шипением погаснуть, даже не достигнув земли, и переместился к брату. А тот кружился, взмахивая лохмотьями изрезанного Линдой плаща, словно птица перебитыми крыльями. Раненый чародей безуспешно старался увеличить дистанцию, но визжащие щупальца суккуба каждый раз оказывались в опасной близости от его хрупкого тела.

Но вдруг он замер, победно улыбнувшись, а девушка резко согнулась пополам, отлетая назад и роняя диски — намотав на здоровую руку тугой клубок Серых, младший суэджигари ухитрился ударить ее в живот. Щелкнула золотая фибула в форме оскаленного черепа, и изодранный пепельный плащ отлетел прочь, где голодный ветер накинулся на свежую добычу.

Теперь оба суэджигари вновь стояли в дальнем конце площадки, картинно, в пол оборота, почти прижавшись спиной к спине. Казалось, бой совершенно не утомил демонов, лишь тот, что был справа, бережно баюкал на груди изодранную в лохмотья руку.

— Я предупреждал тебя, Овилла… — Шрам тоже щелкнул застежкой, сбрасывая плащ. — Не стоило нам хамить.

Киоши приблизился, вставая рядом с Танарой. Тоэх тяжело и неровно дышал, но вовремя подхваченная Красная уже извивалась в его ладони.

— Киоши, не выводи меня… — прошипела демоница, вскакивая на ноги, но даже не повернувшись в его сторону. — Перестань играть в героя, немедленно в Портал!

Услышав это, Шрам неспешно отправился наперерез, пока его раненый брат осматривал руку. Кровь, красная, но словно бы смешанная с серой пылью, свободно лилась по его предплечью, капая с тонких пальцев. Он вскинул другую ладонь, овивая рану тусклым матовым свечением.

— Ну, может быть, теперь-то Танаре пора покинуть нас? — гневно проскрежетал младший Тоэши-Набо, поднимая голову. В его голосе мешались дикая ярость и боль, но Киоши различил там еще и нетерпение.

Едва успев удивиться порыву, юноша взглянул в небеса. Прямо над их головами, в грозовом небе Мидзури зажглась ярчайшая желтая точка, отчетливо различимая на черном фоне полотен бушующей стихии. Почувствовав, что наверху действительно что-то происходит, невольно головы подняли все, при этом каждый ни на миг не спускал взгляда со своего противника.

Оказалось, что золотистая точка двигалась, едва заметно покачиваясь в стороны. А затем стало очевидно, что она очень быстро приближается, увеличиваясь в размерах. Тоэх уже различал, что в небесах парит гудящий огненно-желтый обруч, стремительно падающий вниз.

Танара попятился, Шрам отвернулся, будто его не интересовала ни схватка, ни золотой обруч, однако второй близнец внимательно наблюдал. Его хищный взгляд метнулся к Танаре, к обручу, вновь к Танаре, и снова сконцентрировался на желтой вспышке. Это не укрылось от следопыта, вдруг осознавшего невиданную опасность. Мидзури запоздало метнулся к краю террасы, на бегу закрываясь защитной чарой, и Киоши бросился ему навстречу.

Небесный обруч изменил курс, и, не меняя сокрушительной скорости, рухнул прямо на голову проводника.

Уже через мгновение Танара стоял в центре просторного золотистого круга в ярко-желтом столбе прозрачного света, внимательно осматривая колышущиеся стены ловушки. Маг не торопился прикасаться к сверкающей пленке, стараясь набрать Нитей в пределах западни, но даже тоэх видел, как быстро гниют и опадают энергетические каналы, отрезанные от мира вместе с мидзури. Танара схватился за зачарованный кинжал, но тот впервые в жизни отказался покинуть собственные ножны.

Выставив когти, Киоши с ревом бросился на столб прозрачного желтого света, но тут же отскочил, тряся обожженными ладонями. От обуглившейся кожи поднимался дым, запахло жареным мясом. Стены магический ловушки громко загудели, а их свет становился то ярче, то почти затухал.

Линда перебралась поближе, и сошедшиеся на ее переносице брови не говорили ни о чем хорошем.

— Танара! — Киоши подхватил упавшую Красную, почти превращенную в острейший шип.

Суэджигари, словно упиваясь паузой в сражении, не без интереса наблюдали за ними. Раненый Тоэши-Набо смог остановить кровь, осыпав руку черным порошком.

Приблизилась Линда, наотмашь ударила по ловушке. Но Красные, едва прикоснувшись к желтой пелене, мгновенно раскрошились.

— Заклинание вызова, — почти выплюнула она, а тонкий хвост раздраженно заметался. — Природа неясна. Сильное…

Стало очевидно, что теперь плененный мидзури не мог ни слышать, ни видеть происходящего на террасе. Повернув голову к невидимому собеседнику за пределами круга, он беззвучно шевелил губами. Мотнул головой, еще раз, презрительно рассмеялся кому-то. Киоши в отчаянии наблюдал за проводником, яростно рыча от собственного бессилия. Тяжелое, свинцовое предчувствие вдруг охватило юношу, нашептывая беду. Киоши понял, что сейчас произойдет что-то страшное, что-то неожиданное, к чему никто из них не был готов даже в мыслях.

Вот под ногами Танары начала расти, распускаясь кровавыми лепестками, пунцовая пентаграмма. Быстро прочитав ее узоры и руны, мидзури беззвучно закричал, вскидывая голову, и вдруг исчез, ярчайше вспыхнув вместе со столбом золотого пламени.

Киоши взвыл, в протяжном стоне выплескивая в молчаливые и мокрые небеса свою боль и злость. Даже понимая, что на эмоции нет ни единого мига, он не мог остановить их поток, хлынувший в душу. Танара исчез, словно брошенный в воду камень. Словно лопнувший воздушный шар, словно брошенная в очаг сухая ветка. Его проводник, его спутник, его союзник и друг. Мидзури, с которым за время бесконечного путешествия к смертельной ловушке тоэх успел разделить и тяготы, и жар битвы, и тайны чужого мира.

Но время на эмоции и скорбь сейчас на самом деле было непозволительной роскошью…

Киоши оскалил клыки, оборачиваясь к Тоэши-Набо.

— Что вы сделали с моим другом?

— Может, ты хочешь обменять его на кулон? Можем устроить.

А Серые уже крались к ногам юноши, осторожно, вкрадчиво, как проникающие в курятник ласки, скользя вдоль шершавого камня линиями тоньше воздуха. Киоши поднял Красный шип, пальцами распыляя чару в тончайший щит, и уронил к ногам, перерубая Нити врагов.

— Киоши, — Линда, разгоряченная и разъяренная, стояла за его плечом, — нам срочно нужно уходить. Поверь, это единственный выход… Особенно теперь, — добавила она, столкнувшись с тяжелым, полным сожаления взглядом молодого тоэха. — Просто доверься мне, ладно?

Звон? Знакомый звон… Мелодично отстукивая по ровному покрытию скальной террасы, из пустоты выпали два железных шарика. Киоши почувствовал, как внутри начинает медленно, но неизбежно расти ледяная волна, в которой страх мешался с обреченностью. Спектакль, развернувшийся на склоне Буредды, захлестывал своей непредсказуемостью и темпом, в то время как у остальных, казалось, давно имелись программки… Еще один шар.

С привычным хлопком в центре площадки развернулся второй Портал, и Киоши вздрогнул, прочитав эмоции, бурей пронесшиеся по лицу Линды. Он решил драться. Он будет драться. Но если неуверенность испытывают его собственные союзники, драка не будет затяжной…

Из плотной, кроваво-красной пелены прохода на вековые камни Буредды шагнул Охотник.

Шрам молча кивнул брату, перемещаясь за спину прибывшему.

Охотник остановился, и поля его широкой шляпы качнулись, когда он неспешно осмотрел поле боя. В непроглядной тени язычками пламени полыхнули глаза. А затем чистый блеск титанической молнии кристально четко выхватил из-под шляпы все остальное, и Киоши наконец взглянул в лицо одному из своих страхов.

Казалось, что узкие глаза Охотника буквально процарапаны на его невероятно длинном лице. Острый подбородок выдвинут вперед. Болезненного вида, словно бы заточенные скулы. Тонкие клыки, скорее похожие на иглы, что запомнились юноше еще на Земле. Полоска узких черных усов обрамляет бледный рот, а темная прядь, будто намеренно выбившаяся из-под шляпы, ниспадает до правой брови.

Линда очнулась первой.

— О, нет! Даже не рассчитывай на это, урод… — она постаралась на ощупь найти Красные, но руки ухватили пустоту, едва не ошпарившись о Цвета других Домов, и демоница отскочила, выискивая нужные Нити.

— Малыш, я так и не научил тебя убирать след, — Охотник качнулся вперед, словно собирался поклониться. — Отследить твой путь было несложно…

Шрам неожиданно закашлялся, отвернувшись от тоэхов, но искоса поглядывая на Охотника. Тот выжидающе склонил голову, левой рукой предельно небрежно снимая с воздуха пару Черных.

— Прошу прощения, что прерываю. Но я бы не советовал вмешиваться в происходящее действо, ибо мне известно, что роли вы особой не сыграете, но драка может неблагоприятно отразиться на вашем самочувствии, — суэджигари поклонился, с насмешкой в каждом жесте, обернувшись к брату и едва слышно добавив в его адрес. — Уверяю, что все было именно так…

Охотник равнодушно отвернулся, словно не понял ни единого слова, произнесенного Шрамом, и Киоши мгновенно узнал на себе его тяжелый взгляд. Черная Нить отвердела, превращаясь в длинный узкий клинок. Едва шевеля тонкими губами, Охотник обратился к суккубу:

— Овилла, зачем он тебе? Отдай пацана, и разойдемся миром…

— Пошел вон.

— Малыш, ты же знаешь, я еще никогда не упускал добычу.

— Это будет первый…

— Эй, Киоши, я и не думал, что ты позволишь какой-то бабе охранять себя…

— О, ты начинаешь мне надоедать, — демоница шагнула вперед, походя отшвырнув молодого тоэха, дернувшегося было к Охотнику, себе за спину.

— Овилла, да брось ты, что нам делить? Найдешь себе другого любовника…

Шрам и Линда начали двигаться одновременно, и Киоши с мрачным удовлетворением ощутил, как отступает вдруг страх, перевоплощаясь в обжигающий кипяток ярости.

Охотник резко сместился в сторону, на ходу срывая еще несколько Нитей. Черный клинок, вращаясь, прогудел мимо, разрубая пустоту, а Линда мягко приземлилась в стороне, скрещивая перед лицом руки и собирая новый щит.

Младший Тоэши-Набо что-то спросил. Громко, но неразборчиво, хотя и привлек к себе внимание.

— Что ты мямлишь, пожиратель паутины!? — Линда резко повернулась, завершая заклинание, и высокие холмы ее грудей тяжело качнулись.

Охотник и Киоши замерли друг напротив друга, не торопясь начинать бой. Но суэджигари, казалось, вновь забыли об их существовании. Встав боком ко всем трем тоэхам, они спокойно разговаривали между собой.

— Прямо сейчас? Откуда? — Шрам отступил, вместо ответа протянув руку в сторону склона.

— По той тропе… — и вновь жест седовласого демона словно срежиссировал остальными, заставив оглянуться.

Сверкнула новая молния, окрасив мир в молочно-белый и превратив тени в бездонные ямы. Завеса дождя у тропы треснула и расступилась, выпуская на скальную террасу фигуру человека. С его одежд ручьями стекала вода, слипшиеся волосы были взъерошены, и он неловко опирался на каменную стену, вдоль которой шел. Шагнув на сухую площадку, прикрытую магическим куполом, он словно очнулся, сбитый с толку отсутствием звуков бури.

Мутный взгляд пробежался по всем, находящимся на балконе, и замешательство стремительно прошло. Он заметил Киоши, а обрубок левой руки поднялся в его сторону.

— Мацусиро, ты не уйдешь… Сдайся, и будешь осужден по справедливому закону…

Борис так и не сбросил свою человеческую форму, от которой уже не веяло легкостью и самоуверенностью. Сейчас Борис выглядел подавленно, жалко, разбито. Шатаясь и чуть не падая, мидзури вышел почти на середину балкона, останавливаясь недалеко от второго Портала. Было очевидно, что схватка в храме и отчаянное преследование отняли у Конты слишком много сил. Возможно, почти все.

Суэджигари, как ни в чем не бывало, вернулись к прежнему разговору, а Киоши лихорадочно переводил взгляд с Бориса на Охотника. Затравленный взгляд. Взгляд зверя, в душе которого вот-вот сломается последний рубеж, после чего тот бросится в глотку своим загонщикам, не обращая внимания на раны и утекающую жизнь. Ситуация продолжала катиться по наклонной, и юноша даже представить себе не мог, что произойдет, когда она достигнет дна.

Даже Охотник, казалось, теперь пребывал в некотором недоумении, только сейчас оценив компанию, собравшуюся на склонах Буредды, и пока больше не пытался атаковать.

— Так кто будет говорить? — Шрам небрежно повел подбородком в сторону Конты.

— Ты?..

— Знаешь, я уже делал это. Кроме того, хочу послушать… Хочу сравнить…

— Хорошо…

Тоэши-Набо сделал к Борису несколько широких шагов, словно выходил на невидимую сцену. Его выбившаяся из-под завязки грива свободно развевалась на ветру, создавая вокруг головы демона седой ореол.

— Дорогой Борис. Сегодня многое произошло. Эта омерзительная погода утомительно влияет на самочувствие и настроение. Не ошибусь, если замечу, что устали и остальные. Потому буду краток: в первый и последний раз предупреждаю — уходи, и останешься жив, хоть и промокнешь снова. Не пытайся ничего говорить, просто развернись и уйди…

Линда бесшумно приблизилась, ужасающе больно стиснув в пальцах правый локоть Киоши. Не сводя с противников прищуренных глаз, она принялась подталкивать юношу к своему Порталу. Хвост по-прежнему раздраженно отхлестывал по ее бедрам, зрачки светились, будто раскаленные угли. Тоэх едва не вскрикнул, но подчинился, готовый в любой момент стряхнуть девчонку и снова броситься в бой.

— Кто ты таков, чтобы вставать на пути нагира?! — Борис покачивался, но теперь в его голосе гремели возрожденные величие и гордость. — Это я, именно я даю тебе, незнакомец, последний шанс забрать свои слова и исчезнуть. Немедленно!

Он распрямил плечи, стряхивая вдесятеро отяжелевший от дождевой воды плащ.

Тоэши-Набо в ответ лишь разочаровано покачал головой, словно силился, но не мог понять, отчего Конта ведет себя столь неразумно. Борис шагнул в его сторону, запуская правую руку за отворот куртки:

— Лишь сумасшедшие и приговоренные к смерти могут повернуться против меня в этом мире, ибо я говорю словом Стервятника!

На тонкой цепочке раскачивался тяжелый бронзовый амулет, испещренный рунами. Словно в подтверждение слов Бориса, над головой опять полыхнула молния, позволив в деталях рассмотреть диск жетона.

Тоэши-Набо отступил на шаг, съеживаясь, а затем внезапно распрямился, раскидывая в стороны руки. Киоши потряс головой, вдруг осознав, что прямо на его глазах суэджигари становится вдвое выше ростом, как тот могучим плотоядным деревом вырастает над тоэхами и мидзури, раскидывая ветви. Молния, значительно более яркая, разлапистая и продолжительная, чем ее предшественница, очертила тень демона. Глубокая, иссиня-черная, она метнулась через всю террасу, а длинные костлявые пальцы потянулись к ногам Конты.

Круглый бронзовый амулет, свисающий из правой руки Бориса, потускнел, покрывшись тончайшим налетом пепла.

— А я и есть Стервятник!

Старший Тоэши-Набо, внимательно наблюдающий за оторопевшим посланником Кого, удовлетворенно кивнул:

— Слово в слово…

Конта окаменел, не в силах пошевелиться.

Шрам улыбнулся, оборачиваясь к тоэхам, но вдруг лицо его исказилось в гримасе непередаваемой боли — в этот момент Линда буквально швырнула Киоши в клубящееся кружево Портала. В глазах суэджигари застыла неподдельная обида, рот исторг жуткий, с трудом переносимый вой.

Охотник вскинул Красно-Черное заклинание, целясь в суккуба из мерцающего арбалета, но опоздал буквально на мгновение.

Всем телом вздрогнув от демонического воя, Борис отшвырнул задымившийся медальон, бесстрашно ринувшись в атаку, но колдовская сеть младшего из близнецов перекрыла ему путь.

Шрам что-то закричал, проклиная Держателей и все четыре луча, лицо его стало похоже на восковую, оплывающую от жара маску. Он отказывался верить. Он до последнего отказывался верить. Он не мог понять своего просчета, и потому отказывался верить… Но на какой-то краткий миг вдруг показалось, что искаженное лицо его — действительно не более чем маска, а в бесцветных, мертвых глазах суэджигари искрится триумф.

Но Киоши уже падал, до боли крепко прижатый к влажному бедру демоницы. Падал, вспарывая перья красного тумана, пронзая расстояния, которых не существует…

С пронзительным скрежетом Портал захлопнулся за их спиной.

* * *

Круги…

Цветные круги — это дробится воздух. Круги летают в глазах, ярко вспыхивая на солнце.

Мир светел и прекрасен, бежевый фон неба не утомляет взор, Нити колышутся и парят, ласково прикасаясь к лицу. Так тепло и спокойно…

Но эти фигуры — откуда они взялись?

Они приближаются размытыми тенями, постепенно становясь четче, узнаваемее.

Куратор Конта. Он хмурится, поигрывая сигарой, и неодобрительно качает головой.

А это, за спиной — его сын, все так же нахально скалится, потирая ладони.

Танара… Он так и стоит в круге желтого света, безвольно опустив руки, и шепчет слова, не долетающие до тоэха…

Дряхлый старик, с головой, похожей на перезрелую тыкву. С его лица не сходит идиотская, словно приклеенная улыбка. Теперь он будет хранителем. Пусть так…

Лица и образы, знакомые и впервые увиденные.

О, вот Вайраш, с головой, наполовину объеденной Червями Ямы.

А это Охотник, его плотный черный плащ развевается, словно стремительно наступающая ночь.

Слабость и безволие охватывают юношу — это идет Тоэши-Набо…

Хочется забыть о чести клана, о героях прошлого, о подвигах отцов — пусть три мира сами разбираются с восставшим четвертым, приближая или удаляя собственное крушение. Хочется упасть и отползти в сторону, забиться в угол и незаметно умереть, лишь бы не привлекать нового взгляда этих чудовищных серых зрачков…

Но серое горит, выветриваясь под шквалом красного, а эти волосы он теперь узнает и в глубоком бреду. Линда или Овилла? Нужно будет спросить, как же на самом деле ее зовут…