Несмотря на обилие литературы о Зимней войне и войне Продолжения, тема военнопленных до сих пор остается недостаточно изученной. В СССР в 40-60-е годы при создании официальной летописи Второй мировой войны и ее составных частей — Советско-финляндской войны 1939–1940 годов и Великой Отечественной войны 1941–1945 годов основной упор делался на сбор и включение в научный оборот прежде всего исторических сведений и материалов, раскрывающих «удачные» военные подвиги солдат, генералов и офицеров, описывающих военные операции, закончившиеся для советской армии победами, и крайне скупо описывались неудачи Красной Армии в 1939–1942 годах, то есть во время Зимней кампании и на начальном этапе Великой Отечественной войны. И не в последнюю очередь такая избирательность при выборе задач и направлений исторического исследования объяснял ась тем, что именно в это время огромная масса советских солдат и офицеров оказалась на приемных пунктах военнопленных и в концентрационных лагерях, а иностранных пленных было мизерное количество.

Советские историки-идеологи в первые годы после окончания Великой Отечественной войны навязывали советской исторической науке тезис, согласно которому «политически неграмотно» поднимать тему советских и финских военнопленных. Ибо в соответствии со сталинской концепцией справедливой войны, которую ведет социалистическое государство против буржуазного окружения, бойцы и командиры Красной Армии не должны сдаваться в плен. Плен есть предательство, и все советские военнопленные априори считались изменниками Родины. А историю изменников не нужно исследовать, описывать и изучать. Ее нужно забыть. В крайнем случае, можно оставить в исторической памяти советского народа отдельные эпизоды героизма советского солдата даже в условиях плена. Например, подвиг генерала Д. М. Карбышева. Описание же иностранных, в том числе и финских, военнопленных в подобных изданиях сводилось к тому, что они при первых выстрелах сдавались в плен, опасаясь за свою жизнь. Подобная трактовка событий явно была направлена на то, чтобы продемонстрировать слабость духа финской армии. Это было нужно советским властям для того, чтобы, «опираясь на факты», противопоставить «нежелание рядовых финских военнослужащих воевать за непонятные им цели» самоотверженной стойкости советских воинов и партизан, сознательно сражавшихся до последнего патрона и предпочитавших смерть позору плена.

Поэтому в 40-60-с годы в СССР издавалась в большом количестве лишь публицистическая героико-патриотическая литература о советско-финляндской войне. В таких книгах, разумеется, содержались отдельные исторические сведения. Но они выдергивались из общего исторического контекста осуществленных военных операций, однобоко освещали ход подготовки к войне, действия противников в тылу, с идеологических позиций «превосходства социализма» характеризовали и описывали сам ход военной истории Севера Европы, исторические события и явления, относящиеся к сфере развития межгосударственных отношений СССР и Финляндии.

По мере того как трагические события Великой Отечественной войны по времени все больше отодвигались в историческое прошлое, в СССР в 60-70-е годы начинают издаваться мемуары советских военачальников и рядовых участников Зимней войны и войны Продолжения. Эти материалы позволяют выявить общий исторический фон, на котором решались проблемы военнопленных.

Некоторым дополнением к этой литературе являются книги о партизанском движении в СССР и воспоминания бывших советских партизан. В такого рода изданиях иногда идет речь и о военнопленных. Меня в первую очередь интересовали издания, связанные с ходом боевых действий на Карельском фронте, то есть там, где действовали вооруженные силы Финляндии. Конечно, многие из этих книг не дают полную, правдивую картину партизанской войны в Карелии, поскольку описывали ее с точки зрения официальной советской идеологии. Но, как и в предыдущих случаях, нельзя игнорировать имеющиеся документы или своеобразные, часто, конечно, субъективные «свидетельские показания» людей, поскольку какие-то ниточки, точки для последующих поисков можно найти и здесь.

При этом, обращаясь к изданиям о советском партизанском движении и военной историографии СССР этого периода в целом, при интерпретации проблемы финских военнопленных, необходимо всегда учитывать следующее обстоятельство. Советские военачальники и политики, историки, издательские работники, рецензировавшие книги по данной проблематике, не считали войну Продолжение самостоятельной войной и описывали ее лишь в контексте Великой Отечественной войны Советского Союза против фашистской Германии и ее союзников.

Определенный всплеск внимания к проблеме военнопленных, казалось, должен был начаться в историографии середины 80-х годов в связи с широким празднованием в 1985 году в СССР 40-й годовщины победы над фашистской Германией. Перелистывая страницы истории советской жизни того периода, мы видим, что интерес историков к разнообразным событиям и явлениям Великой Отечественной войны не только не угас, но и значительно вырос. Это, в частности, заметно отразилось в росте публикаций на эту тему. Но по-прежнему превалировало пренебрежительное отношение к военнопленным, практически во всех работах эта проблема лишь упоминались. Она не исследовалась за пределами констатации отдельных фактов и цифр. Даже не было упоминаний о финских и советских военнопленных Зимней войны и войны Продолжения. В историографии новой России после того, как в 1989 году исполнилось 50 лет с начала Зимней войны, началось, наконец, какое-то реальное осмысление проблемы военнопленных. Вполне естественно, что советских исследователей в первую очередь интересовала судьба русских военнопленных. В 1990 году в научно-популярной серии «Защита отечества» выходит книга доктора исторических наук М. И. Семиряги «Советско-финляндская война. К 50-летию окончания». переведенная на английский и финский языки. В ней впервые развернуто затрагивается тема советских военнопленных во время этой войны.

В начале 90-х годов в «Военно-историческом журнале» уже печатается целая серия статей, посвященных разным аспектам Зимней войны. В эти годы все чаще поднимзется и проблема человека в военном плену. Заметным и чрезвычайно отрадным явлением стал проведенный в 1995 году «круглый стол» российских и финских историков, посвященный Зимней войне. Материалы этого «круглого стола» были опубликованы в 12-м номере журнала «Родина».

В числе прочих в этом журнале была опубликована статья Л. Носыревой и Т. Назаровой «Пойдем на Голгофу, мой брат…», посвященная советским военнопленным в Финляндии в 1939–1940 годах. По сути, это первая действительно серьезная статья, дающая правдивое представление о пребывании советских солдат и офицеров в лагерях для пленных на территории Финляндии и об их дальнейшей судьбе в Советском Союзе. Однако одно обстоятельство вводит читателя в заблуждение. В статью, посвященную пленным Зимней войны, почему-то включена фотография учетного дела военнопленного прапорщика Унто Хуттонена (Huttonen Unto Antero), который попал в плен 15 июля 1941 года и был возвращен в Финляндию 22 ноября 1944 года. Эта фотография датирована 1942 годом. Кроме того, в статье используется карта расположения лагерей УПВИ НКВД СССР периода войны Продолжения, а также таблица, в которой представлены данные о смертности финнов в лагерях и госпиталях в 1941–1944 годах. Впрочем, это отнюдь не умаляет достоинств данной работы, напротив, значительно углубляет наши знания о местах содержания финских военнопленных в 1941–1944 годах. Стоит отметить, что часть этой статьи была включена потом в сборник «Зимняя война 1939–1940». Эта книга один из первых совместных трудов российских и финских историков о советско-финляндской войне 1939–1940 годов. Коллектив авторов под редакцией О. Ржешевского и О. Вехвиляйнена на основе ранее неизвестных документов освещают предысторию возникновения этого конфликта, его ход, внутреннее и международное положение обеих стран, рассматривают итоги войны и ее влияние на расстановку сил в Европе на первом этапе Второй мировой войны. Особой ценностью этой книги является то, что в ней представлены различные точки зрения, и финская и российская, на многие вопросы. В статье известного финского историка профессора О. Маннинена некоторое внимание уделяется и проблеме военнопленных.

Существенный вклад в исследование рассматриваемой нами проблемы внес доктор юридических наук, профессор, член-корреспондент Академии военных наук капитан 1-го ранга В. Галицкий в монографии «Финские военнопленные в лагерях НКВД», изданной в 1997 году в Москве. Это фактически первая российская развернутая научная работа именно о финских военнопленных. Автор приводит ранее неизвестные сведения об их пребывании в лагерях НКВД на территории Советского Союза.

Однако, к большому сожалению, Галицкий использовал только российские документы. Есть и другой недостаток Исходя из собственных разработок, я считаю, что некоторые выводы исследователя не всегда соответствуют действительности. В частности, нужно отметить значительные расхождения между приведенными в монографии данными о количестве умерших финских военнопленных на территории СССР и данными других источников. Кроме того, спорными кажутся утверждения В. Галицкого об активном участии финских военнопленных в антифашистской работе по идейно-политическим мотивам. По моему мнению, большинство финнов, равно как и пленных других национальностей, находившихся в лагерях для военнопленных, принимали участие в антифашистской работе прежде всего из-за возможности получить дополнительное питание.

Несмотря на некоторые неточности, книга В. Галицкого дает возможность историкам советско-финских отношений и исследователям, занимающимся проблемой военнопленных, восстановить отдельные фрагменты исторической картины происходивших событий.

К сожалению, в последние годы в российской исторической литературе появились издания сомнительного качества. В них с претензией на сенсационность новые историки-идеологи «открывали глаза» российским читателям на различные малоизученные аспекты Зимней войны путем простой замены прежних идеологических знаков на противоположные. Такие «исследователи» искажают историю событий, поскольку игнорируют их непосредственные взаимопереплетающиеся связи, вырывают их из временной последовательности. Они схематично, на основе своих личных вкусов и целей трактуют исторические события, выпячивая крайне тенденциозные высказывания и воспоминания отдельных участников войны, воевавших против СССР. Порой дело доходит даже до подтасовки отдельных фактов, для того чтобы подтвердить сомнительные теории, навязываемые этими авторами исторической науке.

Так, например, в сборнике материалов международной конференции «105 дней «Зимней войны». К шестидесятилетию советско-финляндской войны 1939–1940 гг., проходившей в марте 2000 года в поселке Ялкала и городе Зеленогорске, представлена статья кандидата военных наук С. Ирютина. Он утверждает, что в Финляндии в 1939–1940 годах умерло 13 тысяч советских военнопленных. Однако не указывает, какими источниками он пользовался при введении в научный оборот этих сенсационных и крайне сомнительных данных.

В связи с этим замечу, что, по официальным финским данным, с которыми согласны и российские историки, во время советско-финляндской войны в плену умерли 113 военнослужащих Красной Армии. Кроме того, автор приводит данные о том, что во время Зимней (!) войны для пополнения продовольственного пайка в лагерях финские военнопленные «привлекались к сбору ягод, грибов, хвои и т. д.» Утверждение господина Ирютина о том, что «труд стал средством выживания», применительно к Зимней войне не выдерживает критики, так как, в отличие от войны Продолжения, во время советско-финляндской войны 1939–1940 годов труд финнов не получил широкого распространения. Финские военнопленные были заняты в основном на работах по обслуживанию лагеря — в сапожной, столярной и т. п. мастерских. Более того, УПВИ НКВД СССР из-за малочисленности финских пленных вообще считало нецелесообразным использовать их на работах вне лагеря. Ситуация изменилась в 1941 году, когда труд действительно стал «средством выживания», так как за выполнение и перевыполнение производственных норм военнопленным увеличивали паек.

В подобных публикациях авторы активно муссируют различные слухи и домыслы, подаваемые как исторические гипотезы или открытия, что существенно усложняет работу историков. Приходится такие «прогрессивные, прорывные исследования» подвергать критическому разбору, выявляя недобросовестность подхода к историческим источникам и фактам, то есть, по большому счету, впустую тратить время и силы при развитии исторических исследований.

Заканчивая краткое знакомство с советской и российской историографией, можно отметить еще несколько работ о проблеме коллаборационизма. В последнее время появилось значительное количество публикаций о подразделениях вермахта, сформированных из бывших граждан СССР. Гораздо меньше известно в России об участии советских граждан в воинских формированиях в составе финской армии. В связи с этим необходимо отметить статью петербургского исследователя В. Мусаева «Советские граждане на службе в финской армии в годы Второй мировой войны». Автор подробно рассматривает вопросы формирования национальных воинских подразделений и о сотрудничестве советских граждан с финнами в период 1939–1940 годов. К сожалению, статья написана на основе финских книг и публикаций, без привлечения российских архивов.

В продолжение темы коллаборационизма необходимо упомянуть статьи петербургского историка К. Александрова «Вызов режиму (К вопросу об антисоветских настроениях в частях действующей армии в период советско-финляндской войны 1939–1940 гг.)» и «Сбои в «системе активной несвободы»». Автор высказывает мнение, что, в отличие от европейского коллаборационизма, в наибольшей степени спровоцированного определенными общественно-политическими симпатиями непосредственно к социально-экономической или политической доктрине фашизма, разносторонняя поддержка, оказанная противнику гражданами Советского Союза, обусловливалась беспрецедентными внутренними пороками сталинского общества. Поэтому автор рассматривает данный процесс в качестве самостоятельного, стихийного протеста части общества против внутренней террористической политики советского государства, усугублённой режимом личной власти И. В. Сталина. Определенную устойчивость и динамичность антисталинскому протесту, по мнению К. Александрова, придавало деятельное существование белой эмиграции, в особенности ее военной части, готовой возобновить вооруженную борьбу при первой же благоприятной возможности.

Надо упомянуть еще ряд книг и статей, несущих необходимую для сравнения информацию. Речь идет о работах, посвященных вопросам принудительного труда советских граждан и военнопленных в Третьем рейхе и об их зачастую принудительной репатриации после войны. Например, книги российского исследователя доктора географических наук П. Поляна: «Жертвы двух диктатур. Остарбайтеры и военнопленные в третьем рейхе», изданная в 1996 году, и «Жертвы двух диктатур. Жизнь, труд, унижение и смерть советских военнопленных на чужбине и на родине», вышедшая в 2002 году. Несмотря на то что последняя книга является вторым изданием работы 1996 года, речь фактически идет о двух разных книгах. Изменения, внесенные автором в текст по сравнению с первым изданием, достаточно существенны. Главы были переработаны и дополнены новыми выводами на основе ставших доступными архивных документов. В сущности, обе книги в российской историографии являются первыми монографиями обобщающего характера, посвященными советским военнопленным и гражданским рабочим («остарбайтерам»), угнанным в Германию и репатриируемым из нее после войны в СССР. Автор также уделяет внимание и вопросам пребывания финских военнопленных на территории Советского Союза. Однако цифры, которые он приводит, говоря о количестве финских пленных во время Зимней войны, вызывают, по крайней мере, большое недоумение. Автор отмечает, что в результате советско-финляндского вооруженного конфликта 1939–1940 годов «в советский плен попало практически столько же — 3,4 тыс. — финских военнослужащих, что и в 1941–1944 гг.». При этом уважаемый коллега не объясняет, откуда появилась эта цифра. Более того, ни в одном известном мне финском, советском, российском или другом источнике таких данных нет. Сложно даже предположить, на основании каких архивных материалов автор приходит к такому выводу.

Однако, несмотря на этот недостаток, книги П. Поляна представляют несомненный интерес для исследователей проблемы военного плена. Данные работы написаны на основе большого массива ранее неизвестных или малоизвестных как российских, так и немецких архивных и печатных источников. Их введение в научный оборот — несомненная заслуга П. Поляна, так как они позволяют сравнивать условия жизни военнопленных, интернированных и их пути возвращения на родину после Второй мировой войны.

Есть еще одна тематическая группа литературы. В последнее десятилетие в российской историографии появилось много сборников, в которых публикуются документы, касающиеся деятельности партийных и комсомольских организаций СССР, политических органов Красной Армии и флота, а также посвященных деятельности НКВД СССР. Данные публикации содержат чрезвычайно важные сведения о подоплеке того времени, о внутреннем положении в СССР в период Зимней войны и войны Продолжения.

Вполне естественно, что все эти публикации имеют свою специфику, так как основаны на различных источниках. Документы партийных и комсомольских органов СССР — это материалы, протоколы, письма партийных и комсомольских организаций, которые, с одной стороны подчеркивают лояльные настроения населения. Но с другой стороны, именно в протоколах заседаний райкомов ВКП (б) и ВЛКСМ можно найти информацию об изменении настроений самих членов партии и комсомольцев. В зависимости от ситуации на фронте происходили изменения в количественном составе партийных и комсомольских организаций. Особенно явно это проявилось В годы войны Продолжения 1941–1944 годов. Нас, в первую очередь, интересует Карелия, Ленинград и Ленинградская область. Выбор этих районов обусловлен, прежде всего, близостью к театру боевых действий.

В документах партийных органов прсдставлсна динамика численного состава партийных и комсомольских организаций. Кроме того, в этих материалах содержится и информация о настроениях среди представителей низшего и среднего звена партийных и комсомольских органов.

Документы политических органов Красной Армии передают наиболее полную картину моралыю-политического состояния в частях Красной Армии, РККФ (Рабоче-крестьянском Красном Флоте) и в 1941–1944 годах в партизанских отрядах. Нередко в докладные записки входили данные и материалы судов u военных трибуналов, в которых приводятся статистические данные о привлечении к уголовной ответственности военнослужащих и гражданских лиц.

Характерной особенностью материалов политичсских органов является то обстоятельство, что только после исключения обвиняемого из членов партии или комсомола его привлекали к уголовной ответственности. Соответственно документы партийных и комсомольских органов позволяют наиболее полно осветить изменения настроений членов ВКП (б) и ВЛКСМ.

Чрезвычайно важная информация представлена в публикациях, касающихся деятельности органов НКВД СССР и особенно его районных отделов. Их отличительной чертой является то, что здесь наиболее широко представлены материалы, отражающие негативные настроения населения СССР. Органам государственной безопасности всегда отводилось важное место в борьбе с проявлениями всякого рода инакомыслия. На них возлагалась основная роль в сборе и обработке оперативной информации о настроениях населения страны. Существовавшая широкая сеть информаторов и осведомителей позволяла органам государственной безопасности установить практически тотальное наблюдение за всеми социальными слоями советского общества — рабочими, колхозниками, интеллигенцией. Представители органов НКВД следили за морально-политическими настроениями не только взрослых, но также и школьников.

Информация органов НКВД интересна еще и тем, что в ней достаточно точно отражается реальное отношение населения Советского Союза к тем или иным событиям. Кстати, политорганы СССР интересовались откликами граждан на происходящее в стране и настоятельно требовали от низовых органов НКВД предоставлять им информацию о политико-моральных настроениях населения. Спецсообщения районных отделов НКВД являются ценным источником информации, так как информаторы органов государственной безопасности охватывали все слои населения СССР. В связи с этим именно в документах НКВД приводится огромное количество детальных и подробных высказываний людей самых разнообразных профессий — от академика до домохозяйки.

В финской исторической литературе, как и в советской, за 50 лет после военных событий отводилось немного места проблеме военнопленных. В Финляндии при описании советско-финляндских войн 1939–1944 годов внимание в основном сосредоточивалось на внутри— и внешнеполитических аспектах военных событий, на ходе развития боевых действий.

Правда, есть заметные различия в историографии двух стран. В Финляндии почти во всех книгах с военной проблематикой все же в той или иной мере затрагиваются вопросы, связанные с пребыванием советских военнопленных в лагерях на территории Финляндии или финнов на территории СССР. Но, к сожалению, большинство авторов останавливается на поверхности отдельных исторических фактов, не исследует проблему глубже, выявляя причинно-следственные связи событий, не раскрывает полную историческую картину. Поэтому я остановлюсь только на тех работах, которые непосредственно связаны с проблемой военного плена.

Принципиальное отличие финской историографии от советской и российской заключается в обилии мемуарной литературы по проблеме финских военнопленных. А объединяет их то, что и в СССР, и в Финляндии почти нет аналитических публикаций. В связи с этим я считаю, что всю финску. ю историографию можно разделить на три большие группы: а) научная, б) историко-публицистическая и в) мемуарная литература о финских военнопленных в СССР в 1939–1944 годах.

Помимо журнальных и газетных статей о финских и советских военнопленных периода Зимней войны, имевших несколько тенденциозный характер, книги на эту тему не издавались на протяжении нескольких десятилетий. Определенный прорыв начался в конце 80-х годов в связи с 50-летием начала Зимней войны. В 1990 году выходит книга «105 дней», посвященная боевым действиям в северной части Финляндии. В ней, в числе прочих, опубликованы две статьи о советских военнопленных и о финских в СССР, написанные Райли Кауппила. В них автор описывает режим содержания, продовольственное обеспечение советских пленных в лагере для военнопленных в Пелсо и финнов в Грязовецком лагере НКВД

Более обстоятельно, с привлечением российских и финских архивов, описывается ситуация с советскими и финскими военнослужащими в книге о Зимней войне под редакцией Й. Лескинена и А. Юутилайнена, вышедшей в 1999 году. В этом сборнике опубликованы статьи лиценциата философии, финского исследователя Тимо Малми и российского исследователя, сотрудника Российского государственного военного архива Людмилы Носыревой о финских военнопленных в СССР, в том числе о структуре и деятельности УПВИ НКВД СССР во время этой войны, о пропагандистско-агитационной работе среди финнов в Грязовецком лагере. В статье известного финского историка, профессора Охто Маннинена описывается пребывание русских пленных на территории Финляндии.

Надо отметить, по крайней мере, еще одну работу, посвященную советским военнопленным в Финляндии во время войны Продолжения. В 2000 году на кафедре финской и скандинавской истории исторического факультета университета г. Хельсинки Пиркка Миккола защитил дипломную работу по теме «Жизнь и смерть военнопленных. Причины высокой смертности советских военнопленных во время войны Продолжения». В ней он рассматривает проблемы, связанные с высокой смертностью пленных в Финляндии в 1941–1944 годах на примере лагеря для военнопленных № 9. Автор отмечает, что в Финляндии во время войны Продолжения умерли почти 30 % советских пленных. Анализируя различные документы, Миккола приходит к выводу, что основной причиной смертности был голод.

Первая книга бывшего финского военнопленного периода Зимней войны вышла уже в 1941 году. Таддеус Сарримо опубликовал воспоминания о своем пребывании в Грязовецком лагере УПВ НКВД СССР. Таддеус Сарримо девятнадцатилетним юношей в конце февраля 1940 года попал плен. Немного зная русский язык, он недолгое время был переводчиком в Грязовецком лагере УПВИ НКВД СССР Вернулся в Финляндию во время обмена военнопленными 20 апреля 1940 года. Осужден в Финляндии к четырем месяцам заключения за то, что работал переводчиком.

В последние десятилетия в Финляндии вышло несколько книг-воспоминаний бывших финских военнопленных. К сожалению, из памяти авторов по прошествии многих лет стерлись некоторые обстоятельства пребывания в плену. Проявляется также и свойственная мемуарному жанру некоторая современная тенденциозность в освещении событий. Но все же эти воспоминания помогают исследователям восстановить некоторые неясные, однако чрезвычайно важные детали общей картины военного плена, те, которые нельзя восстановить по официальным источникам и сохраненным архивным материалам.

Немаловажная роль в изучении проблемы военнопленных принадлежит Ассоциации военнопленных (Sotavangit r.y.), основанной в 1969 году и объединившей в своих рядах бывших финских пленных. Под эгидой этой организации проводились исследования об их пребывании в СССР. В 1989 году в издательстве «Гуммерус» вышла книга Теуво Алавы, Рейно Хилтунена и Антти Юутилайнена «Muistatko… Sotavangit r.y. 1969–1989» (Ты помнишь… Ассоциация военнопленных 1969–1989), посвященная деятельности Ассоциации. В книге затрагивались вопросы, связанные с пребыванием финнов в плену, их возвращением на родину, а также их медицинским обследованиям по прибытии в Финляндию.

В финской историографии уделяется определенное внимание так называемым воинским формированиям из военнопленных, но приводимые по этому поводу данные часто противоречат действительно верным историческим фактам. Нужно иметь в виду, что в основном подобные формирования набирались из гражданского населения оккупированной части Карелии, в частности ингерманландцев и эстонцев.

В 1987 году в Финляндии вышла книга Мауно Йокипии, В которой не исследуется проблема военнопленных, но показан исторический фон ее зарождения. Книга была переведена на русский язык в 1999 году под названием «Финляндия на пути к войне. Исследование о военном сотрудничестве Германии и Финляндии в 1940–1941 гг. Несмотря на то что при переводе книга была сокращена, в ней довольно полно освещена проблема взаимоотношений нацистской Германии и Финляндии в межвоенный период, на этапе политического и военного сближения двух стран. Автор, используя обширный круг архивных источников, приходит к выводу о вполне сознательном вступлении Финляндии в войну. Книга помогает разобраться, в частности, в таком вопросе, как: была ли советско-финляндская война 1941–1944 годов продолжением Зимней войны или она являлась самостоятельной войной?

Безусловно, необходимо учитывать и имеющуюся в распоряжении историков, изучающих проблемы военного плена, литературу более общего характера — например, исследования, касающиеся Главного управления лагерей (ГУЛАГ) НКВД СССР. Это стоит сделать, в первую очередь, потому что именно ГУЛАГ фактически явился про образом создания лагерей для военнопленных, имевшим большой опыт содержания заключенных, а также «кузницей кадров» для Управления по делам военнопленных и интернированных. На этом вопросе я остановлюсь более подробно в своей книге. И хотя лагеря системы Главного управления лагерей НКВД СССР не являются предметом изучения в этой книге, но упомяну хотя бы работу английского историка Эдвина Томаса Бэкона Stalin's Forced Labour System in the Light of Archives (Сталинская система принудительного труда в свете архивов). Данное исследование интересно тем, что в нем прослеживается история создания, а также различные аспекты деятельности ГУЛАГа. Кроме того, в книге Бэкона приводятся статистические данные о количестве и национальном составе заключенных в интересующий нас период, то есть во время Зимней войны и войны Продолжения. К сожалению, приведенные в исследовании цифры о финнах не позволяют сделать точный подсчет числа военнопленных финской армии. Автор приводит данные о том, что в процентном соотношении к общему числу заключенных финны составляли от 0,2 % (в 1941 г.) до 0,3 % (в 1945 г.). А этот вопрос является достаточно интересным, так кaк некоторые финские пленные, осужденные за якобы «совершенные» ими преступления, содержались в 1940–1955 годах в лагерях Главного управления лагерей.

Итак, мы видим, что на протяжении нескольких десятилетий финских и советских исследователей серьезно не интересовала проблема военнопленных. Интерес к этой проблематике по-настоящему возник лишь около 10–15 лет назад. С этого времени началось интенсивное накопление исторических фактов.

Содержащаяся в историографии информация о советских и финских военнопленных пока довольно неполна и часто противоречива. Ее явно недостаточно для того, чтобы охватить это явление в целом и с необходимой научной строгостью выносить суждения об отдельных сторонах проблемы. Часто мы имели дело лишь с осколками исторической картины произошедших событий.

Безусловно, важнейшие документы по тематике моей работы находятся в фондах Российского государственного военного архива (РГВА) (г. Москва). Созданный как Особый архив, он в начале 90-х годов был переименован в Центр хранения историко-документальных коллекций. В конце 1990-х его объединили с РГВА, передав ему название последнего. К сожалению, некоторая часть из его коллекции материалов еще не введена в научный оборот. Однако документы по истории создания и функционирования УПВИ НКВД СССР, а также материалы, так называемые «Истории» различных лагерей для военнопленных периода 1939–1945 годов — доступны для российских и зарубежных исследователей. Кроме того, значительный интерес представляют собой документы о содержании финских пленных в Грязовецком, Череповецком и других лагерях УПВИ. В фондах РГВА имеются этапные списки военнопленных финской армии, что позволяет установить судьбу некоторых финнов. Несомненный интерес представляет собой «Сводная строевая записка Грязовецкого лагеря НКВД военнопленных финской армии за период с 20/XII 39 по 22/V 40 г.», в которой приведены статистические данные о политической принадлежности, образовательном уровне финских пленных, а также ряд другой полезной и необходимой для исследователей информации. Нельзя обойти вниманием документы о советских военнопленных в Финляндии, например «Акты санитарного состояния военнопленных. Донесения о беседах с ними и сведения о количестве отобранных ценностей и документов финскими властями», которые хотя и не связаны напрямую с темой моего исследования, но все же дают необходимую для сравнения информацию и позволяют восполнить некоторые информационные лакуны.

Другими не менее важными для написания данной работы материалами являются документы Государственного архива общественно-политических движений и формирований Карелии (ГАОПДФК) (г. Петрозаводск), созданного в 1991 году на базе бывшего партийного архива. В 2001 году ГАОПДФК был пере именован в Карельский государственный архив новейшей истории (КГАНИ). Но поскольку работа с фондами данного архива была завершена до изменения названия, в тексте книги ссылки даны на ГАОПДФК Основу архива составляют фонды партийных и комсомольских организаций республики (1917–1991 гг.). С 1996 года в архиве проделана большая работа по рассекречиванию документов. На открытое хранение переведено свыше 40 000 единиц хранения из фондов партийных органов и первичных партийных организаций за 1918–1991 годы, в том числе документы с грифом «Особая папка» за 1930–1956 годы по фондам Карельского обкома ВКП (б) и ЦК Компартии КФССР.

Меня в первую очередь интересовали документы фонда «Подпольные партийные комитеты КП (б) КФССР», фондов Штаба партизанского движения на Карельском фронте, в которых содержатся сведения о действовавших в годы Великой Отечественной войны на оккупированной территории Карелии подпольных партийных организациях, партийно-комсомольских группах, партизанских отрядах. эти фонды содержат крайне важную информацию — например, документы оперативного и разведывательного отделов Штаба партизанского движения Карельского фронта за 1941–1944 годы. Кроме того, в ГАОПДФК мною было найдено значительное количество протоколов допросов финских военнопленных за 1941–1944 годы. Несомненный интерес представляют собой документы Особого сектора ЦК КП КФССР — «Оперативные сводки и политдонесения начальников и комиссаров пограничных войск НКВД Карело-Финского округа и охраны войскового тыла 7-й армии о боевых действиях и состоянии воинских частей, примерах героизма бойцов и командиров» и «Сводки разведотдела штаба Карельского фронта по агентурной обстановке в Финляндии и на временно оккупированной территории КФССР». Кроме того, ценную информацию предоставляют «Докладные записки, оперативные сводки и боевые донесения Штаба партизанского движения при военном совете Карельского фронта о состоянии и боевой деятельности партизанских отрядов и партизанских групп» и «Приказы Штаба партизанского движения по выходам партизанских отрядов на выполнение боевых заданий в тылу противника. Планы боевого использования отрядов и отзывы на них ШПД». В них, помимо прочей необходимой информации, содержатся данные о расстрелах партизанами финских военнопленных и гражданского населения Финляндии.

Для создания наиболее полной картины пребывания финских военнопленных в СССР во время Зимней войны и войны продолжения я использовал документы партийных органов и органов НКВД Карелии: «Материалы особой папки. Олонецкий райком партии», «Спецсообщения Ребольского РО НКВД», «Докладная записка о настроениях населения Медвежьегорского района в связи с военными действиями в Финляндии и помощью, оказанной Красной Армией Народному Правительству Финляндской Демократической республики». В них нашли отражение изменения настроений гражданского населения республики в свете боевых действий с Финляндией.

Необходимо упомянуть и другой партийный архив, документы которого я использовал, — бывший Центральный партийный архив Института марксизма-ленинизма — нынешний Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ) (Москва). В фондах этого архива находятся коллекции документов видных деятелей коммунистической партии Финляндии Т. Антикайнена и О. В. Куусинена. В первую очередь, наибольшую ценность для моего исследования представляет так называемая «Папка О. В. Куусинена». В ней содержатся протоколы допросов и интервью финских пленных, проведенных в Сестрорецком приемном пункте для военнопленных в 1940 году. Кроме того, в РГАСПИ находятся документы Центрального Штаба партизанского движения и Оперативные сводки за 1942–1944 годы, которые позволили мне закрыть некоторые информационные бреши в аналогичных документах Штаба партизанского движения Карельского фронта. Так, например, в ходе работы с материалами РГАСПИ я смог доподлинно установить судьбу некоторых финских военнопленных, расстрелянных партизанами в 1942 и 1944 годах Необходимо отметить документы фонда Центрального Комитета КПСС — Управления пропаганды и агитации за 1938–1948 годы. Данный массив материалов ценен при изучении вопросов «второго плана», позволяющих более глубоко осознать цели и задачи советской пропаганды в интересующий меня периоды.

Ценная информация о пребывании финских военнопленных периода войны Продолжения была мной обнаружена в коллекции материалов Мемориального музея немецких антифашистов (ММНА) (г. Красногорск). Во время Великой Отечественной войны 1941–1945 годов здесь располагался Особый оперативно-пересыльный лагерь УПВИ НКВД СССР № 27, предназначенный для сбора и содержания военнопленных, захваченных в боях осенью и зимой 1941/42 года на всем протяжении от Баренцева до Черного моря. ММНА является одним из ведущих в России научно-исследовательских и информационных центров по проблемам Второй мировой войны. Его экспозицию составляют три раздела: Красногорский лагерь военнопленных УПВИ НКВД СССР № 27, Центральная антифашистская школа, антифашистское движение военнопленных — Национальный комитет «Свободная Германия» и «Союз немецких офицеров». Особое место занимает тема «плен В период Второй мировой и Великой Отечественной войн». Фондовая коллекция музея насчитывает более 35 тысяч единиц хранения, среди которых малоизвестные материалы и документы, газеты и иллюстрированные издания военного времени, коллекции фронтовых писем, предметы военного быта, вещи, принадлежащие некогда военнопленным, и многое другое.

Информация о военнопленных, прошедших через лагерь № 27, хранится в специально созданной компьютерной программе. Кроме того, в ММНА находится большая коллекция фотографий финских пленных.

Не менее важны для моей темы материалы Российского государственного архива Военно-морского флота (РГА ВМФ), Архива Красного Креста, Национального архива Республики Карелия, Архива Федеральной службы безопасности по Республике Карелия, Военно-медицинского архива (Санкт-Петербург). В их фондах также содержатся протоколы допросов финских военнопленных, учетные дела и учетные карточки, инструкции по допросу пленных, медицинские карты и истории болезней.

Все описанные выше российские материалы я использовал в данной книге. Однако, несомненно, многие источники, позволяющие более полно раскрыть тему пребывания финских военнопленных в лагерях УПВИ НКВД СССР во время Зимней войны и войны Продолжения, еще не освоены и не открыты для историков. Естественно, нужно было найти еще какие-то замещающие материалы, которые, конечно, не позволяли полностью реализовать задачи моего исследования, но все же создавали возможность заглянуть за занавес секретности, скрывающий и сегодня некоторые существенные моменты жизни военнопленных.

Не вызывает сомнения, что ограничиваться только российскими архивами при написании данной книги было бы большой ошибкой. В этом случае картина обстоятельств пленения, жизни и смерти, мотивов поведения и поступков многих финских военнопленных в советском плену была бы крайне однобокой. Со ответственно я опирался не только на российские, но и на финские архивы. Мне, по мере моих сил и возможностей, удалось совместить и сравнить не только советские, но и финские исторические материалы. Насколько мне хорошо это удалось сделать — судить читателям.

Вне всякого сомнения, архивом № 1 является Военный архив — Sota-arkisto (SA) (г. Хельсинки). В его фондах собрано огромное количество материалов о периоде вооруженного противостояния между СССР и Финляндией в 1939–1944 годах. Помимо дневников боевых действий различных частей и подразделений финской армии, где есть некоторые упоминания о пропавших без вести, попавших в плен и перешедших на сторону неприятеля военнослужащих, в этом архиве находятся учетные карточки пропавших без вести и погибших солдат и офицеров финской армии (Kantakortit). Более того, в Sota-arkisto имеются протоколы допросов финских военнопленных, вернувшихся после окончания войны Продолжения в Финляндию. Данный массив документов сведен в 21 папку, где собраны все протоколы допросов финских офицеров и практически все протоколы допросов рядовых и сержантов финской армии, попавших в плен. Сопоставляя и сравнивая приведенную в них информацию с обнаруженными мною в российских архивах документами, я смог более полно описать картину пребывания финнов в лагерях УПВИ НКВД СССР.

Материалы о военнопленных, а точнее, их фотографии, письма, обращения и т. п. встречаются в фондах отдела пропаганды. Это листовки, датируемые 1939–1944 годами. Кроме того, определенная информация о пребывании финнов в советском плену содержится в газетах «Kansan Mies за 1941–1942 годы и Sotilaan Aani» («Голос солдата») за 1941–1944 годы. Несмотря на тенденциозность информации — газеты были рассчитаны на распространение среди финских военнослужащих на фронте, — они представляют собой определенный интерес для исследователей, в том числе и с точки зрения ведения агитации.

В качестве материалов «второго плана» я счел необходимым использовать документы о пребывании советских военнопленных в лагерях Финляндии и протоколы их допросов. Наличие подобной информации позволило сравнивать бытовые условия в плену, а также помогло мне установить обстоятельства пленения и дальнейшую судьбу некоторых финских пленных.

Не менее ценные сведения о судьбе финских военнопленных и о системе поиска про павших без вести военнослужащих финской армии были обнаружены мной в архиве Министерства иностранных дел Финляндии — Ulkоаsiаiпmiпistеrion arkisto (UA). В этом архиве находятся составленные в разное время списки пропавших без вести граждан Финляндии, запросы финских властей государственным органам.

В фондах архива МИД Финляндии находятся также и советские документы, касающиеся вопросов репатриации финнов на родину, порядка компенсации затрат СССР на репатриацию и переписка официальных органов обоих государств по этому вопросу. Данные документы представляют собой ценность уже тем, что поиск подобных документов в российских архивах результата не дал.

Не менее важными в рамках подготовки книги были документы фондов этого архива, содержащие переписку МИДа с иностранными государствами, организациями и частными лицами. В первую очередь, это материалы, касающиеся пребывания советских военнопленных в Финляндии в период Зимней войны и войны Продолжения: запросы религиозных организаций, письма видных деятелей российской эмиграции по вопросам предоставления убежища бывшим советским пленным, переписка с Международной организацией Красного Креста и т. п. Кроме того, мной были обнаружены петиции и прошения советских пленных на имя министра иностранных дел В. Таннера и финского правительства, датированные 1940–1941 годами. Эти документы позволяют понять отдельные нюансы проблемы военного плена.

Следует упомянуть также Национальный архив Финляндии Kansallisarkisto. В фондах этого архива находятся чрезвычайно важные документы, датирующиеся 1940–1944 годами. В первую очередь, это материалы государственной полиции Финляндии — Valpo, касающиеся в том числе и допросов бывших финских военнопленных, а также составленные на их основании отчеты о пребывании финских пленных в различных лагерях на территории СССР Далее необходимо отметить аналогичные документы Ставки. Кроме того, весьма ценные данные для написания моей работы дал «Список захваченных и ушедших в СССР в межвоенный период военнослужащих финской армии». Сопоставляя и сравнивая его с имевшимися в моем распоряжении российскими документами, я смог в некоторой степени прояснить судьбу отдельных военнослужащих из этой группы пленных.

Неоценимую пользу оказали мне материалы, находящиеся в архиве Ассоциации военнопленных Финляндии — Sotavangit r.y. Основанная в 1969 году бывшими пленными, эта организация в разные годы получила из СССР, России и стран СНГ большое количество копий ценных документов, касающихся финских военнопленных в Советском Союзе. Некоторые из этих документов, находящихся в российских архивах, по разным причинам вновь оказались недоступными для большинства исследователей военного плена. Кроме того, значительный интерес представляет переписка Ассоциации с представителями органов власти как России, так и Финляндии, по вопросу увековечивания памяти умерших во время войны Продолжения в СССР финских военнопленных.

Конечно, это далеко не полный список архивных фондов и материалов, с которыми я ознакомился и использовал при написании этой книги. Однако я вынужден ограничиться упоминанием лишь этих, как самых, по моему мнению, главных, так как создание каталога по данной проблематике не входит в задачу моей работы.

Безусловно, официальные документы чрезвычайно важны. Однако сухие цифры и даты, а также казенный язык чиновников, занимавшихся военнопленными, не мог заменить воспоминания самих очевидцев происходивших событий. При подготовке книги я получил возможность использовать документы частных коллекций России и Финляндии. В частности, неоценимую пользу мне оказали личные архивы председателя Ассоциации военнопленных Финляндии Теуво Алава и финского режиссера-документалиста Реийо Никкиля, содержащие большое количество интервью, полученных у бывших финских и советских военнопленных. Кроме того, я использовал материалы личного архива бывшего советского пленного Николая Дьякова, находившегося в Финляндии в 1941–1944 годах, а также коллекцию материалов петербургского историка Виктора Степакова. Я также использовал интервью финских военнопленных, имеющиеся в моей коллекции документов.