…Знаменитые вопросы "кто виноват" и "что делать" возникают уже потом. А сначала умный юноша придет к Сократу и спросит совета. Сократ ответит: как ни поступай, все равно пожалеешь. Потом Сократа за такую правду приговорят к цикуте, но юноше-то от этого не легче, он уже страдает, как было предсказано…

Примерно так глумились сторожа над желанием Серого жениться. Особенность была в том, что желание существовало, но постоянный объект отсутствовал. Угрюмому бородатому субъекту в наше свободное время, если он не обладает определенным состоянием, почти невозможно найти пару, — да еще согласную на следующие условия:

— Я не умею шутить, поэтому женщина должна клюнуть на мой ум.

— У меня ничего нет, потому что нет стимула. Пусть родит продолжателя рода, и я начну зарабатывать.

— Правы азиаты. Женщину надо держать (здесь кулак сжимается до дрожи) за пи#ду (автор может выговорить это святое слово, но не устами этого героя).

На обсуждении этого пункта программы сторожа не могли сдержать смех, представляя действо в лицах и других органах…

Несмотря на врожденную староверческую серьезность, кандидат временами преодолевал первый барьер, но мы подозреваем, что не с помощью ума, а благодаря громыхающему "Москвичу-2140" (ощущение, что кузов велик его шасси), выросшему из горбатого "Запорожца" через ржавую "копейку". Девушка, рискнувшая внести свой зад в пахнущую бензином телегу, с ее ездоком, явно бежавшим из утра стрелецкой казни, уже рассматривалась как объект. Предварительный тест длиною в поездку завершался приглашением домой, но тут частый облом внес свои коррективы — нужен промежуточный этап. Прогулки отбрасываем сразу, поскольку нужно говорить и даже шутить. Рестораны и другие заведения отменяются, потому что кандидат беден или жаден (это мы еще выясним). Оставалось беспроигрышное — отвести девушку к веселым друзьям в особняк на ближайший праздник — как в театр.

И все-таки он не столько беден, сколько жаден. Пока друзья развлекают девушку (А вы кто по знаку? Рыба? Чудесный, загадочный знак, под его знаком, извините за тавтологию, прошли крайние 2160 лет, истекают буквально последние месяцы, и то, что вы здесь — это опять же знак!), — пока они ее развлекают, Серый сосредоточенно чистит и ест принесенные им апельсины. Сторож И., не участвующий в развлечении, пьет водку и мрачно смотрит на растущую гору оранжевых шкурок.

— Девушке хоть один оставь, ухажер, — говорит он с неприязнью.

— Девушке я торт купил. И потом, ей не до апельсинов, — видишь, как ее осадили. К тому же у Брата по программе — танцы…

И в самом деле, пора приступать к главному мероприятию. Время, судя по раздувающимся ноздрям сторожа И., поджимает. В нашем распоряжении — идеальные условия. Темный коридор, подсвеченный из открытой двери ординаторской, магнитофон и кассета со специально подобранной музыкой для медленных танцев — Крис Ри, Энигма, Мишель Фарма… Раз мы призваны развлекать даму, то ни перед чем не остановимся…

Сторож Х. ведет ее по коридору, едва касаясь талии. Он знает, что темнота, вкрадчивая музыка, тончайшие прикосновения делают свое дело. Он близко, так близко, что тепло его щеки касается тепла ее. Он вливает ей в ухо яд:

— Танец — это много больше, чем думают многие. Это разрешенная близость, объятья, прикосновения. Вот смотрите: я, совершенно незнакомый, могу провести пальцами так (скользит под блузку), так (скользит выше по голой спине, по лопаткам, до влажных подмышек), — и все это, заметьте, элементы танца (скользит вниз по бокам). Как и этот… — он касается губами ее уха, отслеживая пальцами ее участившееся дыхание, чувствуя, как она неуловимо, но явственно подается навстречу…

— Ну хватит уже! — неожиданно рядом возник Серый. — Дай другим потанцевать…

— Погоди, хоть песня закончится, это невежливо, в конце-то концов!

— Что ты как клещ вцепился? Хватит, все! — Серый за плечи оторвал девушку.

"Типа, дальше я сам?" — хотел насмешливо сказать сторож Х., но сдержался, и, сунув для прикрытия обе руки в карманы, вошел в комнату, где двое других пили водку.

— …С другой стороны, вроде это и нехорошо, — сказал он, садясь. — Соблазнять чужих девушков…

— Дак он же знает, зачем сюда ведет, — пьяно возмутился У. — Все апельсины сожрал при том!

— Щас, — сказал И., заглатывая стопку. — Щас я ему устрою театр, бля… Безо всякого насилия, сплошной психоанализ…

— Нет, ты мне скажи, Серый, — начал он, когда пара вернулась за стол, — ты зачем вообще сюда ходишь? Здесь же над тобой издеваются, ну не твоя это компания. Ты — мазохист?

— Нет, — сказал храбрый после впрыска в кровь тестостерона Серый, поглаживая руку девушки. — Я — наблюдатель. Наблюдаю трех поросят, укрывшихся в этом доме от жизни…

— Не ты ли тут волк? — сказал И., поднимаясь.

На столе стояла тарелка с маленькими бутербродиками — крекеры, паштет, кружок огурца, — нехитрая закуска, произведенная девичьими руками. И. взял тарелку, неуловимым движением фокусника взмахнул и поставил обратно. Уже пустую… Через мгновение на стол и на головы начали падать крекеры, паштет, огурцы. Все посмотрели вверх. Там, на трехметровой высоте, к белому потолку прилипли три огуречных эллипса (они провисят там год до ремонта).

— Ой, как здорово… — неуверенно сказала девушка, робко улыбаясь и натягивая на колени юбку.

— Гриша… — оторопело сказал сторож У., снимая с уха паштетную жижу. — Ты всегда непредсказуем. Я всегда жду, но это всегда неожиданно…

Быстро соображая, сторож Х. понял психологический этюд И. - все, что падало на головы и висело на потолке, было куплено Серым, — и сейчас, по замыслу экспериментатора, жаба должна была подвигнуть скупого на решительные действия.

Серый вскочил и открыл рот. Но И. был стремителен и непрерывен. Он поднял полную стопку и точным кистевым броском плеснул водку через стол в рот и бороду противника.

— А теперь закуси! — крикнул он. — Поросята, говоришь?!

На столе еще оставался нетронутый, весь в розово-зеленых кудряшках крема, торт. Ловко поддев коробку ладонью как лопатой, И. вознес ее над столом…

— Нет! — крикнул сторож Х., вскакивая. Он представил прилипший к потолку торт. — Мы же еще чай не пили!

С другой стороны стола через диван к торту прыжком вратаря уже метнулся Серый.

— Не мешай, Брат! — И. вытянул свободную руку и легонько толкнул сторожа Х. в грудь. Сторож Х. отступил на шаг, но сзади был стул. За ним еще два. Когда, откувыркавшись, он поднялся, у окна боролись двое. И. обхватил Серого за шею сгибом локтя и гнул его к столу, уводя торт из зоны досягаемости машущих рук. Девушка, забившись в угол дивана, с восхищением смотрела на пыхтящую композицию. Наконец И. выбрал зону, свободную от рук побуревшего Серого, и взмахнул тортом…

Сторожу Х. показалось, что И. хочет нахлобучить торт на голову Серого, но И. задумал более эффектное. Он взмахнул коробкой, переворачивая ее в воздухе, и со всей силы метнул торт кремовым лицом в пол. Однако приставленный лбом к столу Серый, выкатив глаз, успел увидеть, — он выставил руку, и торт шлепнулся в его ладонь. Несколько секунд они стояли, раздавливая бисквит с кремом между ладонями. Когда все куски попадали на пол, И. отпустил голову врага и толкнул его на диван.

— Извини, Брат, — сказал он. — Я сейчас помою…

— По тебе тюрьма плачет, кабан, — сказал Серый, очищая рукав от крема. — И психушка…

…Пока Серый заводил машину, в бешенстве скрежеща стартером (его техника всегда чутко реагировала на состояние хозяина), сторож Х. стоял на крыльце с девушкой.

— Весело у вас, — сказала она. — Вы такие интересные ребята…

— Это все чисто по-дружески, не подумайте плохого. Разрядка такая. И приходите почаще. Просите кавалера, чтобы привозил.

— А что мне кавалер? Я девушка самостоятельная. И потом, вы мне теорию танца не дорассказали…