К полудню Гусев застрелил очередного охотника.
Там же, в метро, нарезая круги по кольцевой ветке.
Очки вовремя предупредили его об опасности, Гусев схватился за пистолет, охотник схватился за пистолет, но Гусев успел чуть раньше. Возможно, на какую-то долю секунды.
Пуля попала охотнику в грудь, и его собственный выстрел ушел в молоко, по счастью, никого не задев. Потом Гусев стоял, направив пистолет в глубину вагона, а пассажиры старательно отводили от него взгляды и делали вид, что не замечают ни его, ни молодого парня, истекающего кровью.
На следующей станции Гусев вышел из поезда, перешел на другую ветку и уехал в другой конец города.
Адреналин уже не так будоражил его кровь.
Бояться можно только до какого-то предела. Потом страх уходит, и хорошо, если на его место приходит что-то еще. Мужество. Любовь к родине. Что угодно. Возможно, именно так люди и становятся героями.
Но в случае Гусева на место страха ничего не пришло. Безразличие. Всепоглощающая пустота. Возможно, именно так люди и становятся психопатами.
На страничке Гусева в социальной сети кипела жизнь. Люди ругали его и хвалили, обещали убить и хотели от него детей. Еще люди предлагали еду, деньги, оружие и убежище. Конечно, половину этих сообщений вполне могли оставить охотники, желающие заманить Гусева в незамысловатую ловушку, но он верил, что по крайней мере половина этих предложений помощи является искренней.
Позвонил Макс, сообщил, что шансы Гусева снова выросли до одного к двадцати. Гусев принял эту новость с равнодушием. На самом деле, шансы всегда были пятьдесят на пятьдесят, либо его убьют, либо нет. Остальная математика его не интересовала.
Он вышел на поверхность, купил сигарет, зашел в небольшое кафе и поел, сидя лицом к двери. Забрался на территорию какого-то заброшенного завода. Там, посреди постапокалиптических декораций прямо в черте города, его отыскала очередная тройка охотников. Гусев застрелил кого-то из них, заработал царапину в плече и ушел через систему коллекторов.
В канализации воняло и было полно крыс. Охотники полезли за ним, но потеряли его в туннелях.
Гусев бродил по канализации несколько часов, а потом признался самому себе, что заблудился. Навигатор тут, ясное дело, не брал, да и сам телефон не работал. Гусев выбрал место посуше, уселся и закурил.
Там, наверху, ходили люди. Обычные люди, занятые своими обычными делами, и им было все равно, что где-то под ними сидит и курит Гусев, которого уже второй день, с упорством, достойным лучшего применения, пытаются убить.
А потом Гусев встретил Хомяка.
Хомяк был диггер. На нем были зеленые болотные сапоги, желтые резиновые штаны, желтая резиновая куртка, каска и налобный фонарь. Еще у него был при себе непромокаемый рюкзак и альпеншток. На кой черт ему сдался альпеншток в канализации, Гусев не представлял.
Хомяк пришлепал к Гусеву прямо по трубе, разбрызгивая вокруг себя вонючие сточные воды, и с удивлением уставился на «глок», нацеленный ему в живот.
— Это вот зачем? — спросил Хомяк. — Это ты в меня стрелять собрался, что ли?
Хомяку на вид было лет тридцать, он был худой, сутулый и выглядел совсем безобидным. Гусев отвел пистолет в сторону, но убирать не стал. Времена не те.
— Так-то оно лучше, — сказал Хомяк. — Ты кто?
— Гусев без пальто.
— А я — Хомяк.
— Почему Хомяк?
— Потому что Хомяков.
— Бывает, — посочувствовал Гусев.
— А чего ты тут вообще делаешь?
— Сижу, курю.
— А если в более широком смысле?
— Меня, вроде как, убить пытаются, а я прячусь.
— За что?
— Ни за что.
— Ни за что не убивают.
— Ты, видимо, давно на поверхности не был, — сказал Гусев.
— С утра был, тушенку покупал, — не согласился Хомяк. — И водку. Хочешь водки, Гусев?
— Хочу, — сказал Гусев.
— Тогда топай за мной.
Они пришли в небольшой закуток, где Хомяк держал свой нехитрый скарб. Воняло тут не так сильно, а может быть, Гусев просто привык. Диггер зажег спиртовку, поставил на старый, обшарпанный стол банку тушенки, выложил из рюкзака батон хлеба и бутылку водки. Достал два граненых стакана, откупорил бутылку, набулькал по половине стакана каждому, поставил тушенку греться.
— Вздрогнули.
— За знакомство.
Водка, честно говоря, была так себе, но Гусев все равно почувствовал благодарность.
— Теперь рассказывай, — потребовал Хомяк. — За что тебя пытаются убить?
— О Черной Лотерее слышал?
— Слышал.
— Ну вот.
— А, — сказал Хомяк. — Сколько осталось?
— Часов двенадцать.
— Ну, это ты удачно зашел, — сказал Хомяк. — Я тебя так спрячу, что ни одна сволочь не найдет.
— Спасибо, — сказал Гусев. — Но если за мной придут, могут зацепить и тебя.
— Как придут, так и уйдут, — сказал Хомяк. — Я тут все проходы знаю. Я тебя отсюда в любой конец города вывести могу. Веришь?
— Верю, — сказал Гусев.
— Вот то-то. А по жизни ты чем занимаешься?
— Дворник я. Улицы мету.
— Хорошее дело, — одобрил Хомяк. — Я бы и сам в дворники пошел, но там же люди вокруг.
— Не любишь людей?
— Бесят, — сказал Хомяк. — Я тут ночным сторожем в одной конторе на полставки подрабатываю, и то бесят. А уж улицы мести, по которым они ходят... Брр...
Они выпили по второй, закусили тушенкой и хлебом. По идее, сейчас еда должна была казаться Гусеву особенно вкусной, но этого не произошло. Еда и еда.
Привкус опасности не сделал ее шедевром кулинарного искусства. Витавший в воздухе запах канализации этому тоже не способствовал.
— Ну, и чего ты натворил? — внезапно спросил Хомяк.
— В смысле? — не понял Гусев.
— Чего ты такого натворил, что тебя в Черную Лотерею разыграли?
— Ничего, — сказал Гусев.
— Фигня, — авторитетно заявил Хомяк. — И про метод случайных чисел тоже фигня. Никто просто так вписки не попадает, уж поверь мне. Черная Лотерея — это узаконенные убийства. Идеальный способ расправляться с конкурентами, неугодными или просто кому-то мешающими. Знаешь, сколько стоит фамилию в этот список занести? Дорого это, очень дорого. Ты вот кому мешал?
— Никому я не мешал. Я вообще не местный, — похоже, Хомяк был очередным поклонником теории заговора и во всем видел происки зловещей закулисы.
— А откуда?
— Из криокамеры.
— А, — сказал Хомяк. — Тот самый Гусев?
— Ну да.
Хомяк посмотрел на него повнимательнее.
— «Вторая жизнь», значит? Та еще контора.
— Что ты о ней знаешь? — насторожился Гусев.
— Лет пятнадцать назад их прихватили на незаконном сборе ДНК, — сказал Хомяк. — Потом еще была какая-то история с анализами... Один из их учредителей на евгенике был повернут.
— О господи, — сказал Гусев. — Евгеника-то тут причем? Они же вроде на крионике специализируются.
— Это только прикрытие, — убежденно сказал Хомяк. — Вот смотри, крионика — это ведь очень дорого, да?
— Допустим.
— И знаешь, что самое странное? Прогресс вроде не стоит на месте, технологии развиваются, все должно становиться дешевле, и оно становится. Но только не крионика. Там как было очень дорого, так и осталось.
— И что из этого следует?
— Что они искусственно удерживают цены на свои услуги на высоком уровне, — сказал Хомяк.
— Зачем?
— Потому что это фильтр. Заморозку могут себе позволить только богатые и успешные, а они у этих самых успешных берут анализы, исследуют их ДНК, понимаешь? Они хотят вычленить ген, который за это отвечает.
— Чушь какая-то, — сказал Гусев. — Ген, который отвечает за богатство и успех? Это антинаучно.
— Дурак ты, Гусев.
— Не без этого.
— Ладно, с геном богатства, я, может быть, и загнул. В конце концов, деньги не всегда достаются достойным. Но все равно, там не все чисто. Вот они тебя для чего разморозили?
— Для рекламы, — сказал Гусев. — Но, вообще-то, в этом вся суть. Тебя замораживают, а потом размораживают. Если тебя только замораживают, в этом нет никакого смысла. Кто будет платить за то, чтобы вечность пролежать в морозильнике?
— Ну-ну, — сказал Хомяк, разливая остатки водки. — А тебе не кажется, что над нами кто-то проводит эксперимент? Над всеми нами? В смысле, над страной.
— Ты еще скажи, что с самого семнадцатого года. Который тысяча девятьсот.
— Не исключено, — сказал Хомяк. — Ну, ты сам посмотри. Войны и революции у всех бывают, но потом какое-то время все ровно идет. А у нас? Как началось, так до сих пор закончиться не может. То революция, то война, то перестройка, то кризис. Мы одних только культов личности штук пять пережили.
— Это когда мы успели?
— А, — отмахнулся Хомяк. — Ты ж все равно мне не веришь. Давай лучше выпьем.
— Давай.
Выпили. Тушенка кончилась, хлеба осталось еще полбатона.
Гусев блаженно откинулся на колченогом стуле и закурил. Хомяк смерил его неодобрительным взглядом, но промолчал.
— Часто здесь бываешь? — спросил Гусев.
— Я тут живу.
— Почему?
— Потому что наверху люди, законы, общество и прочая ерунда, — сказал Хомяк. — Настоящая свобода бывает только под землей.
Он открыл потайной лючок в полу, вытащил оттуда ноутбук, запитал его от провода, висящего на стене, второй провод, подозрительно похожий на оптоволокно, всунул в соответствующий порт.
— У тебя тут и интернет есть?
— А то ж, — с гордостью сказал Хомяк. — Причем, настоящий интернет. Свободный. Без всяких ваших паспортов.
— Напрямую в сеть подрубился?
— Подрубился, — передразнил Гусева Хомяк. — Много ты в этом понимаешь?
— Мало.
— А я — много, — сказал Хомяк. — Я раньше в отделе информационной безопасности одной корпорации работал. Пока не выгнали.
— За что выгнали?
— Интересно стало, чего охраняю.
— И что там было?
— Да ерунда всякая. Конфиденциальная информация, полезная только для тех, кто в теме. Я прочитал и забыл, даже копировать не стал, а меня все равно выгнали. Еще и расписку взяли, что к конкурентам не пойду и вообще по профилю работать не буду.
— А если бы пошел?
— Тогда суд. Ты видел, какие теперь суды?
При воспоминании о том, какие теперь суды, Гусева передернуло.
— Видел, — констатировал Хомяк.
— Даже судился. С банком.
— Проиграл?
— Проиграл.
— Ну, вот у корпорации примерно такие же адвокаты, только чуть покруче, — сказал Хомяк.
— Поэтому ты теперь сторож?
— Не только поэтому, — сказал Хомяк. — Устал я от того, что сверху.
— Понимаю, — искренне сказал Гусев. — Дашь ноутбук погонять?
— Да бери.
В первую очередь Гусев разыскал информацию про своего двойника, убитого вчера.
Лавинский Николай Алексеевич, тридцать один год, москвич, не женат, работал стратегическим менеджером в крупном банке, жил в Печатниках, не был, не состоял, не привлекался, прямо как Гусев в своей предыдущей жизни. Внешнее сходство было поразительным, но еще поразительнее оказалось то, что и детские фотографии, вывешенные в социальной сети, до ужаса напоминали детские фотографии самого Гусева, как он их помнил. Антураж, ясное дело, был другой, ребенок на фото — тот же самый.
Информации о родителях и любых других родственниках Гусев не нашел, парнишка воспитывался в детском доме.
— Брат? — спросил Хомяк, заглядывая через плечо.
— Нет. Я вообще до вчерашнего дня о его существовании даже не слышал.
— А похож, — задумчиво сказал Хомяк. — Хотя, откуда у тебя тут братья...
— Вот именно.
— Может, сын?
— По возрасту не подходит. Когда он родился, я уже в холодильнике лежал. Не родственник он мне, это точно.
— Значит, просто двойник. Так бывает.
— Наверное, — сказал Гусев.
На форуме охотников было затишье. Последние сообщения касались того, что Гусев просочился в канализацию, и большая часть игроков сейчас прочесывала коллекторы, а телефоны там не работали. Значит, координировать свои действия охотники не могут. Уже плюс.
— Подземная Москва очень большая, — сказал Хомяк. — По площади почти как та, которая сверху. Они тебя тут могут годами искать и не найти.
— Я и сам черта с два отсюда выход найду, — сказал Гусев.
— А тебе и не надо, я тебе покажу, — сказал Хомяк. — А вот если бы ты меня не встретил, тогда да, тогда бы были проблемы. Когда у тебя, говоришь, охота заканчивается?
— Утром.
— Значит, можно отдохнуть.
— А нас тут точно не найдут?
— Не должны. Но если что, мы услышим. Звуки по туннелям далеко разносятся.
— Если я в таком состоянии засну, то меня и пушкой не разбудишь, — признался Гусев.
— Это ничего, я-то спать не собираюсь, — сказал Хомяк. — Вон там матрас есть. Постельного белья, правда, предложить не могу, не обессудь.
— Сервис, конечно, не европейский, но сойдет, — решил Гусев, устраиваясь поудобнее.
И сам не заметил, как заснул.
Во сне Гусев играл в «Дум». Крался по темным туннелям, иногда по колено в воде, осторожно заглядывал за углы и стрелял во все, что шевелится. Во сне, как и в игре, патроны у него не кончались, что в выгодную сторону отличалось от реальной жизни. И еще тут можно было сохраняться...
Когда он проснулся, Хомяк варил кофе на спиртовке. Судя по его виду, спать он так и не ложился, все время проторчал в сети. Глаза красные, волосы взъерошенные...
Голова после вчерашнего у Гусева почти не болела, да и в целом он чувствовал себя бодрым и отдохнувшим. Сходил за угол, чтобы облегчиться, а когда вернулся, Хомяк уже разлил кофе по вчерашним граненым стаканом и сделал нехитрые бутерброды из остатков немного подсохшего хлеба и твердого, почти как камень, сыра.
Гусев сожрал бутерброд, выпил полстакана кофе и закурил. До конца охоты оставалось меньше трех часов, а их тайное убежище так никто и не обнаружил.
Интересно, как там сейчас Макс. Все так же переживает за свою ставку, и даже позвонить ему некуда?
— Знаешь, — сказал Хомяк. — Я тут нашел одну странную вещь.
— Например?
— Да этот твой вчерашний родственник, который не родственник, — сказал Хомяк. — Любопытно мне стало, да и делать было нечего. В общем, я решил проверить вашу степень родства, мало ли там что... Взломал больничную сеть, нашел его медицинскую карту. И твою карту тоже нашел, извини. В общем, я не медик, конечно, и вообще не специалист, но судя по тому, что я видел, он тебе не родственник.
— Ну и вот.
— Он — это ты, — сказал Хомяк.
— Э...— сказал Гусев. — То есть?
— У вас строение ДНК одинаковое, — сказал Хомяк. — Я специальной программой сравнивал. Совпадение сто процентов, даже у самых близких родственников такого не бывает.
— И что это значит?
— Либо информацию в сети кто-то подправил, правда, с неизвестными мне целями, либо он твой клон.
— Клонирование людей, вроде бы, запретили, — сказал Гусев. — Его еще при мне запретили. Или уже можно?
— Нет, все еще нельзя, я проверял, — сказал Хомяк. — То есть, по частям-то можно, конечно, почку там отрастить или сердце, а целиком — нельзя. Но ты ж понимаешь, что официальные запреты — это дело такое... Наркотиками вон тоже торговать нельзя, однако ж торгуют.
— Бред, — сказал Гусев. — Кому бы понадобилось меня клонировать? Да и зачем?
— А я знаю? Я что вижу, то и говорю.
— Ты меня точно не паришь?
— Вот, результаты сохранились, можешь сам посмотреть.
Гусев посмотрел. Он тоже в этом не разбирался, но медицинская программа, сравнивающая анализы ДНК его и Лавинского, действительно выдала абсолютное совпадение по всем параметрам. Случайностью тут ничего не объяснишь, строение ДНК — штука такая же уникальная, как и отпечатки пальцев, так что Хомяк прав. Или данные подделаны, или их с Лавинским на самом деле сотворили из одного материала.
— Но и это еще не все, — сказал Хомяк и вывел новое изображение на экран.
Березкин Борис Ефимович, тридцать два года, не женат, коммерческий директор мебельной фабрики. В прошлом тоже воспитанник детдома. И у него тоже было гусевское лицо.
— Запустил поиск по медицинским базам данных, — пояснил Хомяк. — Тоже стопроцентное совпадение. И не говори мне, что так не бывает. Я сам знаю, что так не бывает, однако ж вот оно.
Допустим, медицинские карты кто-то подделал, пусть и с непонятными целями. Но лицо, лицо-то зачем подделывать?
И все же, в версию с клонами Гусеву верить не хотелось. Это вообще ни в какие ворота не лезло.
— Ты мне можешь все эти данные на флешку какую-нибудь скинуть? — спросил Гусев. — Я потом на досуге поизучаю.
— Зачем флешку? Я тебе просто в телефон все закачаю.
— А, ну да, — Гусев передал Хомяку присланный Максом смартфон и тупо следил, как тот перебрасывает данные.
— Какие-то странности вокруг тебя творятся, приятель, — сказал Хомяк.
— Это да. Но я все равно не понимаю, зачем кому-то понадобилось меня клонировать.
— Может, ты истинный ариец или что-то вроде того?
— Вряд ли.
— Или генотип у тебя очень хороший. Ты, часом, не гений какой-нибудь?
— Вроде бы, нет, — сказал Гусев. — По крайней мере, я за собой ничего подобного не замечал. А если бы был гением, о, наверное, заметил бы.
— Многие ли гении знают о том, что они гении? — задался философским вопросом Хомяк.
— Понятия не имею. Я их не слишком много встречал.
— Существует ли что-то, что ты умеешь делать лучше всех?
— Нет, — сказал Гусев. — Я — вполне обычный человек. Да и клоны мои, если они клоны, тоже не музыканты и не ученые, как видишь. И даже не писатели.
— Ну, тогда я не знаю, — сказал Хомяк. — Вот тебе факты, сам с ними разбирайся.
— Ты меня на поверхность-то выведешь?
— А не рановато тебе на поверхность? — спросил Хомяк, посмотрев на часы.
— Ну, так не прямо сейчас, а попозже.
— Выведу, — сказал Хомяк. — Мне все равно сегодня на работу идти.
— Как тебя найти-то потом? Дорогу сюда я уж точно не вспомню. Телефон есть?
— Только рабочий, — сказал Хомяк и продиктовал номер. — Я с восьми вечера дежурю, через день. Возникнет такое желание, звони, посидим, водки выпьем. Ты-то вроде человек нормальный, в отличие от...
— Мне вообще крупно повезло, что я тебя встретил, — сказал Гусев.
— Это да, — согласился Хомяк. — Мне тоже повезло. Больно любопытная у тебя история, попробую побольше раскопать.
— Любопытство — отличительная черта хакеров?
— Да разве ж это хак был? — удивился Хомяк. — Там защита игрушечная, ее любой школьник обойдет. В смысле, нормальный, конечно, школьник, а не среднестатистический, который на уроке информатики предпочитает в игрушки играть или девок голых в интернете рассматривать.
— Я бы не обошел.
— А что, в твое время уже информатику преподавали?
— Нет, мы еще при помощи камешков все считали, — сказал Гусев. — Ну, уже после того, как мамонта дубинами забьем.
Так, за приятными разговорами, они провели еще два часа, когда Хомяк внезапно приложил палец к губам и погасил свет.
— Шаги, — сказал он. — Идет кто-то.
Гусев прислушался, но ничего нового на фоне журчащей вдалеке воды так и не услышал. Однако, мнению профессионала стоило довериться и Гусев вытащил пистолет. Немного поколебавшись, предложил трофейный ТТ Хомяку, но тот отказался.
— Стрелок из меня тот еще, — прошептал он в ответ. — Тут ты от меня помощи не жди.
— Сколько их?
— Двое, может больше, — сказал Хомяк. — Идут справа, метров пятьсот осталось.
— Уйти успеем?
— Думаю, да.
Хомяк упаковал ноутбук в непромокаемый чехол и сунул его на прежнее место, нахлобучил на голову каску, налобный фонарик зажигать не стал. Они выдвинулись, преодолели двадцать метров до развилки, повернули налево, стараясь издавать как можно меньше шума.
После еще двух поворотов Гусев начал думать, что пронесло, но Хомяк замер, напряженно вслушиваясь.
— Впереди кто-то есть.
— И что делать?
— Попробуем на уровень выше залезть, — сказал Хомяк. — Сколько там до конца?
— Меньше часа.
Хомяк кивнул.
Они развернулись, дотопали до предыдущей развилки, и на этот раз Хомяк выбрал другое направление. Теперь они уже не шагали по туннелю, а практически ползли на четвереньках по какой-то трубе. Хорошо хоть, что воды в ней не было.
Метров через двести обнаружилась ржавая металлическая лестница, ведущая наверх. Хомяк залез по ней первым, махнул Гусеву рукой, дескать, поднимайся, тут все нормально, но едва Гусев шагнул на первую ступеньку, как тело диггера упало на него сверху и сбило с ног. Падая, он приложился затылком о пол, в глазах потемнело, сверху на нем лежали шестьдесят килограммов чужого веса, и на лицо стекала какая-то теплая жидкость.