КАЗАРСКИЙ АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ
1829 г. Командуя бригом «Меркурий», крейсировал в Черном море и участвовал под Пендераклией в истреблении 60-ти- пушечного турецкого корабля.
Штурм Сизополя турки предприняли в конце марта. Сизопольцы, стар и млад, все встали на защиту крепости, дрались бок о бок с малочисленным русским гарнизоном. Весенние ветры теребили голубые знамена, простреленные пулями. И птица феникс, возродившаяся из пепла, вызывающе хлопала крыльями над крепостными башнями, словно в небе, потемневшем от пороховых дымов.
Командир эскадры капитан I ранга Скаловский ждал второго штурма в последние дни марта.
Ждал в начале апреля.
Ждал весь апрель.
И не дождался.
Скаловский сообразил: турки разрабатывают какую-то другую, новую тактику ведения войны.
В Сизополь пришла еще одна эскадра, - под командованием Грейга.
Самое бы время столкнуться с турецким флотом и учинить повторение Наварина! Однако ни Осман-паша, верховный адмирал Порты, ни Ахмет-паша, адмирал, командовавший Черноморским флотом турок, не спешили на встречу с русскими эскадрами. Скаловский ломал голову, раздумывая, что они задумали? Почему не принимают вызова русских моряков? Почему терпят оскорбительные дозоры русских кораблей вблизи Босфора? В конце концов он разгадал планы турецких адмиралов. Потеря Сизополя и неудачный мартовский штурм охладили их горячие головы. После Наварина впервые за два века уравновесились морские силы Порты и России. Осман-паша, несмотря на то, что война продолжается, решил взяться за реформу флота. Хочет вернуть и былой перевес в количестве кораблей. Разведка докладывала, что он с энергией, которая не могла не восхитить, строил новые суда. И Скаловский, горячий, щедро награжденный природой тем, что называют морской лихостью, не смог не отдать должное мудрости и выдержке верховного адмирала Порты!
Турки - судостроители отменные и опасные. Корабли создают быстрые, маневренные, легкокрылые.
Непрочно, ах, как непрочно нынешнее равновесие сил на море!
С Осман- пашой держи ухо востро!
Один из уже достроенных кораблей стоит в Пендераклии.
Пендераклия - крепость на южной кромке Черного моря, подобная Севастополю. Расположена на скалистом берегу. Два мощных форта прикрывают вход в гавань. Природа и фортификационное искусство строителей сделали крепость неприступной.
Разведка донесла: спущено на воду еще одно судно - шестидесятипушечный линейный корабль. Полным ходом идут работы по его вооружению. Мачты пока сухие (без рей). По слухам, линейный корабль должен будет носить имя «Султан Махмуд».
Услышав последнее, Скаловский словно толчок получил в самое сердце.
В 1806- ом году, во времена царствования императора Александра I, Скаловский был всего лейтенантом и командовал тогда бригом «Александр». Тогда тоже шла война с турками.
Эскадра Сенявина - в Средиземном море.
Помогает грекам отстаивать первое греческое свободное государство - Республику Семи соединенных островов.
Франция - на стороне турок.
Восходит звезда Наполеона.
И, разумеется, во французском флоте один из кораблей тоже носит имя «Наполеон», - большая, хорошо вооруженная тартана.
Случилось так, что бриг «Александр» находился в дозоре у берегов Браццо. А французы близко, в Спалетро. Там штаб генерала Мармона.
Француз любил воевать с комфортом. И под итальянским небом устраивал балы с фейерверками. Мармон послал к Браццо отряд из пяти судов именно в ту ночь, когда давал бал в Спалетро.
Черное небо освещают цветные россыпи огней фейерверка. Мармон обещает гостям сюрприз: не успеет заняться рассвет, как «Наполеон» приведет к причалу «Александра». Его острота чрезвычайно насмешила гостей.
К рассвету «Наполеон» оказался потопленным «Александром». То бишь командиром «Александра» лейтенантом Скаловским.
Туда же, на дно, пошла французская канонерка.
Остальные суда бежали.
И вот теперь, в 1829-ом, горячая голова, Скаловский, получает сведения, что у причала Пендераклии стоит линейный корабль, который будет носить имя «Султан Махмуд». Кровь взыграла в Скаловском! Да уж не перст ли тут судьбы? Когда-то командовал бригом «Александр» - утопил тартану «Наполеон». Может, и тут Всевышний приказывает: братайся, брат Скаловский, с султаном Махмудом!
Но - как?
Не объявлять же, имея всего эскадру, осаду Пендераклии?
«Чушь собачья!» - остановил Скаловский сам себя.
Прошли сутки.
«Махмуд» не шел из головы. Тянул к себе, зазывал, - ну прямо «по-братски».
А зачем, собственно, осаждать Пендераклию? Разумеется, оба форта, возведенные на мысе Баба, сооружения грозные. В амбразурах стволы орудий такого калибра, что один рев их заставит слабонервного сыграть в ящик. Но рев корабельных орудий - будь здоров! Корабли имеют преимущество перед фортами: корабли подвижны. И нужна-то малость: ветер в паруса, да удача! Прорваться сквозь огонь батарей, увести «Махмуда» как приз…
«Чушь собачья!» - остановил Скаловский сам себя во второй раз. Батареи форта спалят корабли еще на подходе!
Несерьезную мысль следовало выбросить из головы.
Но мысль не гасла.
Скаловский - богатырь с крутыми плечами, объемистой грудью,
мощным голосом, - сам был весьма похож на турка. И обладал темпераментом, каким обладает не всякий южанин с горячей, прогретой палящим солнцем, кровью. Нос у Скаловского с горбинкой. Баки черные, густые, загибаются к носо-губным складкам наподобие ятаганов. В маленьких глазках под мшистыми бровями постоянно мерцает скрытый пламень, который уж никак не спутаешь со свечением безобидных светлячков.
Флот Скаловского любил.
Ошвартуется «Пармен», флагманский корабль эскадры, у причала Сизополя, Скаловский сойдет на берег. Идет, занятый своими мыслями. Навстречу мичманок, которому еще предстоит бриться. У Скаловского форменная фуражка блином - и мичманок свою новехонькую мнет до вида ношеной-переношеной и на правую бровь ее, как у него. Скаловский толст, ноги - колонны. Мичманок - хворостина. А ногами по пирсу так же медвежит, как он, Скаловский.
Казарский и себя помнил таким же зеленым мичманом, плававшим на канонерской лодке. Жаловался тогда в письме матери: «Служба на лодке слишком безопасна и спокойна, чтобы прославить Отечество». Было такое, было в жизни Александра Ивановича. «Медвежил», под Скаловского, широко расставляя ноги, по чужим пирсам западного Причерноморья, по крутым улочкам болгарских селений. Вскидывал веки к бровям в намерении сверкнуть огнистыми щелями глаз. И обминал ненавистно новые края фуражки. Увы, фуражку Скаловского мяли не руки, а морские ветры. И сколько ни ставь широко ноги, так, как Скаловский, не пройдешь. Его походка от того, что покачали и покачали его на палубе волны.
….
Эскадра Скаловского вышла из Сизополя, намереваясь вступить в крейсерство у Анатолии.
«Нет, - думал Скаловский, - не выйдет эта лиса, Осман-паша, из проливов! Только провиант команды зря переведешь!»
Ночь вблизи берегов противника. Эскадра погрузилась в чуткий, тревожный сон. Вахтенный офицер шагал по шканцам, в напряжении вглядывался в темень, покрикивал часовым: «Впередсмотрящий! Усилить внимание!…», «Хорошенько смотреть!» Чуть-чуть посерело небо; все еще должно было спать. Но вахтенный «Пармена» вдруг, внезапно увидел открывающуюся дверь командирской каюты и фигуру командира в проеме. Шарахнулся со всех ног к командиру эскадры.
- Ваше превосходительство! Вахтенный офицер лейтенант Воскобойников! - И собирался доложить: - Курс… Сила ветра… Местонахождение…
- Отставить! - прервал Скаловский. - Сам знаю, что я - превосходительство. Барабанщика наверх.
- Есть!
Через минуту барабанщик был перед Скаловским.
- Боевую!
Раздалась призывная дробь, не умолкавшая до тех пор, пока с остальных судов эскадры не послышалась ответная. Тотчас «Пармен» наполнился топотом сотен ног. Слышались окрики, свистки боцманов. У фок-мачты, у грота, у бизани - офицеры, матросы, - каждый на своем месте по расписанию. Через минуту на «Пармене» уже ставили убранные на время дрейфа паруса. И еще лиселя с правой, и топселя.
Эскадра двинулась на Пендераклию.
На подходе Скаловский не покидал шканцев. Напряженный и страшно серьезный, время от времени отдавал скупые команды по эскадре. Открылась гавань Пендераклии, В просвете между двумя фортами - широкий и высокий корпус спущенного со стапеля корабля. Мачты все еще сухие. До этой самой минуты Скаловский побаивался, что «Махмуд» мог быть уже под парусами и тогда достать его будет невозможно. Станет маневрировать, менять позиции. «Махмуд» был гол и беспомощен, как новорожденный. Вся опасность - батареи фортов. Скаловский хмыкнул, развеселившись. Хриповатым басом, всему флоту знакомым, проговорил:
- Я думал, «Махмуд» в самом деле на Махмуда похож. А он, ребята, на меня похож! Я - бочка, и он - бочка. Ребята, корабли брали, а бочку-то не возьмем?
Воскобойников засмеялся нервно и возбужденно. Потом, когда все кончится, лейтенант в Сизополе сто раз перескажет эти слова. И они станут очередной легендой о Скаловском, флотским фольклором, притчей. Прозвучат в офицерских кают-компаниях, в матросских кубриках, на баках и ютах. И будут вызывать уже не нервный и возбужденный смех, в котором ожидание боя, а хохот, гогот, восторг:
- Я - бочка, и он - бочка. Ребята, побратаемся с Махмудкой?
Двое суток Пендераклия была в сизом дыму, пропарываемом оранжевыми всполохами сотен выстрелов. Грохотали батареи фортов. Грохотали батареи кораблей. Турки защищались яростно и изобретательно. К концу первых суток Скаловский понял: не иметь ему «Махмуда» в качестве призового судна. Но это только распалило его желания. К исходу первых суток почти все батареи фортов были подавлены.
Оставалось подавить всего два орудия левого форта. И тогда «Махмуд» будет прикрыт всего линией мелких кораблей, - как султан во дворце хлипкой дворцовой стражей. В десятом часу утра линейный корабль «Норд-Адлер» устремился в устье бухты между двумя фортами, батареи которых молчали. Но вдруг поросший кустарником берег, вчера совершенно безопасный, окутался дымом и грохнул залпами скрытых, молчавших до поры до времени батарей. «Норд-Адлер» за один залп получил столько ядер в правый борт, сколько не получил за весь вчерашний день. На корме вспыхнули пожары. Убило рулевых. Корабль повело, и слышен был болезненный скрип во всем его корпусе и рангоуте. А с берега все обрушивались на него смерчи огня. Скаловский еще раз убедился в том, что турки умеют защищаться не хуже, чем нападать. И тогда решил: спустить на воду две шлюпки. Пусть вызовутся охотники, - нужны самые отчаянные смельчаки, те, у кого морская лихость в крови. Такие нашлись. Одну шлюпку, как брандер, загрузили горючей смесью, пропитанными смолой и нефтью кранцами, ветошью. Вторая шлюпка - шлюпка-спасатель. Неприметные в дыму, обе скользнули в устье бухты. До «Махмуда» оставалось метров пять-семь. Охотники подожгли смесь, попрыгали за борта. Шлюпка - пылающий факел - продолжая движение, устремилась к кораблю. «Султан» занялся оранжево-дымным пламенем. Ветер колыхал пламя, разбрасывал искры во все стороны. Словно вся бухта горела.
Русская эскадра отошла и с внешнего рейда долго наблюдала за пожаром, в яростном огне которого «Махмуд» сгорел весь, - от верхней палубы до киля.
На обратном пути отряд Скаловсхого зашел в Акчесар, - городок вблизи Пендераклии, славившийся своей судостроительной верфью. Разведка доносила, что на стапеле верфи стоит уже готовый к спуску фрегат.
Фрегат был расстрелян с близкого расстояния, забросан брандскугелями. Сгорел. И вместе с ним сгорел стапель.