Мало кто из нас, если таковые вообще существуют, счи­тает себя не способным любить. Как бы мы себя ни вели, мы считаем, что действуем из самых справедливых, благород­ных и любящих побуждений. Не все разделяют такое наше мнение о себе, но в этом случае мы считаем, что нас недо­оценивают и судят о нас несправедливо. А вот в других мы легко различаем и осуждаем неспособность любить. Непред­взятый взгляд на проблему показывает, что поведение, ли­шенное любви, в той или иной степени характерно для нас всех. Конечно, у некоторых оно проявляется сильней.

Согласно определению любви всего лишь как привя­занности, мы неизбежно развиваем множество видов любви. В предыдущих главах эти разновидности перечислялись. Но у некоторых привязанности глубже и больше направлены на людей. Ранний жизненный опыт делает многих неуверен­ными в себе, отчужденными и способными во взрослой жизни лишь на поверхностные отношения. Есть люди (таковыми были, например, первые пациенты Фрейда), которые пере­жили такой неприятный опыт в любви, что потеряли всякую способность влюбляться снова. И, разумеется, есть очень много таких, которые любят, скорее, вещи, чем людей, и эта их привязанность к статусу, богатству, достижениям отнимает энергию, которую они могли бы потратить на людей. Хуже всего то, что мы все в годы формирования характера обязательно и часто сталкиваемся с проявления­ми враждебности и учимся испытывать чувство нелюбви и вести себя без любви.

На первый взгляд может показаться, что жизнь младен­ца настолько невинна, что свободна от несовершенств люб­ви, которые преследуют нас позже. В конце концов, разве родители не любят своих детей? Конечно, любят и многое для них делают. Тогда откуда эти несовершенства? Как они возникают в детском опыте любви?

 

Любовь без радости

Чтобы понять психологический климат, в котором во- лей-неволей оказывается младенец после рождения, необ­ходимо проанализировать самого себя. Начнем с предполо­жения, будто как родители мы все любим своих детей. Мы знаем, что многие не собирались заводить детей. Они могут даже вообще не хотеть их или хотят завести в будущем, в более подходящее время, но не в то, когда рождается ребе­нок. Это не обязательно вина родителей. Жизнь полна сюр­призов, и ребенок может появиться действительно в непод­ходящее или даже трудное время. Трудности могут быть финансовыми, психологическими, они могут быть связаны с обстоятельствами, неподконтрольными родителям. Одна­ко если родители испытывают напряжение и тревогу, это обязательно отразиться на их отношениях к ребенку.

Правда также и то, что не все хотят быть родителями, и некоторые из тех, у кого есть дети, совсем их не хоте­ли. У них дети появляются потому, что этого от них ждут. Их начинают поддразнивать: когда же вы наконец остепе­нитесь? Как будто брак был розыгрышем, а для того чтобы он стал законным, нужны дети.

Многие отцы отвергают ребенка еще до его появления. Они никогда в этом не признаются, даже самим себе, но они так чувствуют, и часто у них для этого есть достаточ­ные основания. Как только жена объявляет, что она бере­менна, мир переворачивается: главными становятся отно­шения не между мужем и женой, а между молодой женщи­ной и ее еще не рожденным ребенком. Никто не обращает внимания на будущего отца. На ближайшие девять месяцев он превращается в человека-невидимку.

Даже жена как будто забывает о нем. К несчастью для мужа, беременность, особенно первая, поглощает все вни­мание женщины. А если беременность протекает трудно, с тошнотой, учащенным сердцебиением, лишним весом и больными ногами, женщина не может не обращать внима­ние прежде всего на себя. Если беременность протекает легко, то все ее внимание может быть поглощено другим: беременная женщина может быть так счастлива, так полна радости от того, что происходит внутри нее, что забывает поделиться своими переживаниями с мужем, забывает, что у него нет ощущения развивающейся жизни. Она забывает, что его жизнь течет по-прежнему и что он тоже хочет не­много внимания.

Если муж не отвергал младенца раньше, то почти обя­зательно испытает такое чувство при появлении ребенка. Его нормальный сон нарушен, привычная жизнь больше невозможна, отдыха и развлечений становится меньше, и даже в отношениях с женой происходят перемены. Муж­чина интересуется ребенком, потому что этого от него ожидают, но на самом деле он не затронут. У него цере­мониальная роль, как у короля при конституционной мо­нархии.

Много ли радости доставляет отцу новорожденный мла­денец? Отец кажется себе неловким недотепой, слишком неуклюжим, чтобы справляться с этим хрупким маленьким существом, и даже если сам он так не думает, кто-нибудь ему на это обязательно укажет. Поистине, лишь очень сме­лый отец может проложить себе путь к колыбели через тол­пу собравшихся родственниц и прикоснуться к младенцу, так сказать, познакомиться, не говоря уже о том, чтобы взять его на руки и поговорить с ним.

С другой стороны, хлопоты, которые выпадают на долю Отца, не способствуют любви. Мужчина, которому приходится вста­вать зимней ночью, чтобы покормить младенца из бутылоч­ки, вполне может задуматься о достоинствах своей любви.

 

Любовь и нелюбовь

Легко карикатурно изобразить роль отца в жизни мла­денца. На самых ранних стадиях отцовская роль действи­тельно не самая главная. Как говорят книги о воспитании детей, основная задача отца — делать мать счастливой и довольной. А вот мать — совсем другое дело.

Если это ее первый ребенок, она может почувствовать, что он представляет для нее угрозу. Вскоре она поймет, что ее положение в обществе зависит от того, насколько хоро­шо она управляется с младенцем. А поскольку это ее пер­вый ребенок, все, что она делает, она делает впервые. На самом деле она не знает, как управляться с этим загадоч­ным, непостижимым маленьким существом, не понимает, как истолковать его плач, и не доверяет собственному здра­вому смыслу. Руководства по уходу за детьми говорят ей, что делать, но ни одна книга не в состоянии ответить на все множество постоянно возникающих вопросов. Поэтому телефоны детских врачей постоянно заняты.

Первые самые трудные месяцы проходят быстро. Мла­денцы выживают (на самом деле они весьма выносливы), матери обретают уверенность, отцы примиряются со своим положением и начинают искренне, в отличие от прежней церемониальной гордости, гордиться своим чадом.

Но для младенца это только начало трудных времен. Он делает свои первые шаги, и их приветствуют так, как при­ветствовали римского императора, возвращавшегося с по­бедой над галлами. И почти сразу же его хватают, держат, офаничивают и говорят: «Нельзя!», потому что сейчас уп­равляться с ним становится гораздо трудней. Теперь вся квартира, весь дом в его владении. Когда он лежал в колы­бели, любить его было гораздо легче.

Так это и продолжается: приучение к туалету, приуче­ние к новым видам пищи, проблемы с дневным сном, мя­тежи перед ночным сном, соперничество с братьями и сес­трами, плач, когда вы оставляете его в детском саду, невы­полненные уроки и много-много простуд и насморков.

Нелегко быть ребенком и нелегко быть родителем. На­шим родителям трудно было растить.нас, а дедушкам и ба­бушкам — наших родителей. Некий циник однажды ска­зал: «Первую половину жизни мы страдаем от родителей, вторую — от детей». Когда-то у родителей был резон ро­жать детей, поскольку они представляли экономическую выгоду. Это не делало их более любмыми, но, по крайней мере, стоило растить детей, потому что каждый ребенок представлял собой еще одну пару рук для работы на ферме или в мастерской.

Как мы знаем из самых страшных эпизодов истории человечества, детоубийство у многих народов в разные вре­мена было распространенным обычаем. Иногда убивали всех детей, кроме одного, иногда только слабых или толь­ко девочек.

Сегодня мы не приемлем такого жестокого обращения с детьми и вообще к человеческой жизни. Для нас каждый человек имеет право на жизнь и на все лучшее, что мы можем ему дать. Наши дети — это торжественное обеща­ние, и мы стараемся выполнить это обещание, как его по­нимаем. Мы много работаем и экономим деньги на их об­разование. Мы заботимся об их здоровье, окружении, о том, с кем они играют, в какой школе учатся. Мы страдаем из-за того, примут ли их в хороший колледж, правильно ли они выберут профессию, удачно ли женятся или выйдут замуж.

Мы также принимаем обязательство любить детей. И ста­раемся его исполнить как можно лучше. Но при всех своих усилиях мы не можем любить их всегда. Так же обязатель­но, как один день рождения сменяется другим, принося с собой новые проблемы и тревоги, новые трения и раздра­жения, точно так же в жизни ребенка бывают мгновения, когда родители его не любят. И этот опыт оставляет на ре­бенке свой отпечаток.

Мы знакомимся с нелюбовью, еще не выйдя из колыбе ли. Мы сталкиваемся с ней, когда родители предъявляют к нам первые требования. Родители могут любить ребенка, проявлять нежность и заботу, выражать свою радость от его появления, но довольно быстро дают понять, что не хотят, чтобы он оставался прежним. Они хотят, чтобы он сидел, самостоятельно ел, сам одевался, умел пользоваться туалетом. Они хотят, чтобы он улыбался тетушке Джейн, целовал дядюшку Джона, чтобы он прилично вел себя в магазине. Они не хотят, чтобы он сбрасывал товары с по­лок, уходил куда-нибудь и терялся, капризничал на людях. Хотят, чтобы он делал одно и не делал другое.

 

Трудный подъем

Для ребенка это очень трудно, даже если требования ра­зумны. Это означает, что он должен постоянно отказываться от привычных способов что-то делать и учиться делать по- новому. Часто он к этому еще не готов. Ребенок не всегда готов сделать очередной шаг на следующий уровень роста.

Быть ребенком, все пожелания которого выполняют ро­дители, это все равно что иметь машину с шофером. Не нужно заботиться о стоянке, о знаках дорожного движе­ния, огнях светофоров, о выборе лучшего маршрута. Са­дишься в машину, и шофер везет тебя. Точно так обстоит дело с ребенком. Он дает знак, что голоден, или что он мокрый, или хочет спать, или плохо себя чувствует, и мать тут же принимает меры.

Родители знают, что нельзя позволять ребенку всегда так жить. Мир не создан для тех, кто ждет, что за них все сде­лают. Одна из задач родителей — научить ребенка самому заботиться о себе.

Иногда родители побуждают ребенка слишком рано де­лать следующий шаг. Не всегда легко понять, готов ли к нему ребенок. Часто он сопротивляется, даже если отно­сительно готов, просто потому что нуждается в самоут­верждении. Он открывает себя как личность, открывает могучую силу слова «нет!». Эта стадия — тоже часть его развития, но, к несчастью, она приходится на период, ког­да родители предъявляют к ребенку много требований, про­сят отказаться от многих удобных детских привычек.

Когда родители предъявляют эти требования, ребенок чув­ствует, что они его не любят. Он не видит ценности того, к чему его хотят приучить. Он видит только, что родители ли­шают его удовлетворения желаний, и считает их злыми, нехо­рошими и жестокими — иными словами, нелюбящими. Ког­да ребенок научится говорить, он так и скажет. Допустим, он просит чего-нибудь не соответствующего, например мороже­ного перед обедом. Мать ему отказывает. Отказывает мягко и даже может дать разумное объяснение. Однако мягкость и разумность объяснения не отменяют того факта, что ребенка чего-то лишили. Он плачет. Он говорит: «Ты злая мама». Если он очень рассердился, то может добавить: «Я тебя ненавижу. Хоть бы ты умерла!» Он говорит так не для того, чтобы при­чинить боль матери, а потому что так чувствует. Детям свой­ственно хотеть удовольствия немедленно, а не когда-нибудь в будущем. Когда мать разумно требует, чтобы ребенок подож­дал конца обеда и только тогда получит мороженое, он ис­кренне считает, что она злая и не любит его.

 

Победители драконов

Родители предъявляют требования не только для того, чтобы облегчить себе жизнь, но и потому, что требования предъявляет мир, а они представляют этот мир ребенку. Ребенок начинает учиться этому еще по волшебным сказ­кам, этой весьма поучительной демонстрации того, чего мир ждет от ребенка. Что обычно происходит в сказке? Моло­дой человек убивает дракона, а в награду за это получает руку принцессы. В сказке ничего не говорится о том, что он должен быть хорошим мужем. Там только говорится, что он хорошо убивает драконов! Но он все равно получает принцессу. Конечно, после этого они живут счастливо, как говорится в сказке, и на этом все кончается.

Если бы сказка продолжала повествование о том, что на самом деле будет происходить с этой странно подобранной парой, вся ее мораль была бы потеряна. Потому что суть этой сказки и вообще всех сказок всех стран и на всех языках за­ключается в том, что мир дает тебе обещание: если ты много­го достигнешь, то в награду получишь любовь и удачный брак.

Мир дает ребенку это обещание в детской литературе, но ребенок, вырастая, видит, что мир совсем не таков. Бывший младенец может стать миллионером, Нобелевским лауреа­том или создать новый замечательный ускоритель частиц, но ни одно из этих достижений не гарантирует ему любовь и удачный брак. Кстати, очень часто подобные достижения принадлежат людям, которые никогда не были ни хороши­ми возлюбленными, ни хорошими супругами.

Достижения не имеют ничего общего с любовью. Вер­нее, с любовью к другому человеку. Когда у человека зна­чительные достижения, в этом участвует и любовь, но это другие виды любви. Это может быть любовь к самому себе, неутолимая жажда признания, которая побуждает действо­вать. Возможно, это любовь к власти — еще одна разновид­ность любви к себе. Человек, который тратит всю энергию на то, чтобы заработать миллион, может быть, мотивирует­ся стремлением, основанным на любви к себе.

А может быть, это искренняя, всепоглощающая, прино­сящая глубокое удовлетворение любовь к самой работе. Великий актер может страдать отчасти эксгибиционизмом, отчасти нарциссизмом, но он также артист, который живет театром, дышит им и думает только о нем; это его главная и иногда единственная любовь. То же самое может отно­ситься к живописцам, композиторам, писателям, исследо­вателям, врачам, астрономам и даже бизнесменам.

Многие бизнесмены в первую очередь любят свой биз­нес и только во вторую — жену и детей. Многие работаю­щие матери любят работу, а неработающие — игру в бридж или походы по магазинам, любят до такой степени, что дети, которые могут помешать любимым занятиям, раздражают. Это совсем не значит, что такие матери не любят своих детей или что они плохие матери. Это означает только, что другие занятия доставляют им больше счастья, что они боль­ше удовольствия получают не от исполнения материнских обязанностей, а от других видов деятельности.

Мы не достигнем ничего значительного, если не любим свою работу. Но очевидно, что большие достижения, кото­рые исходят от сильной любви к работе, не имеют никако­го отношения к любви к жене и детям.

Любовь к работе и любовь к другому человеку часто всту­пают в противоречие. Но это не неизбежное противоречие. У некоторых мужчин и женщин, добившихся больших дос­тижений, были отличные браки. Можно вспомнить про­фессора Эйнштейна, супругов Кюри, величайшую роман­тическую любовь XIX века Роберта и Элизабет Браунинг. История свидетельствует, что такие люди, скорее, исклю­чение, чем правило. Именно поэтому многие самые знаме­нитые мужчины и женщины знали лишь одну любовь в жиз­ни — любовь к своей работе. Любовь, ведущая к счастливо­му браку, не их удел, что бы ни говорили волшебные сказ­ки. Такие люди — хорошие истребители драконов, но толь­ко убивать драконов они и любят.

 

Иди и сражайся!

У мира есть еще один урок нелюбви для ребенка, и это вовсе не сказки. Это приказ: иди и сражайся! Тут мы стал­киваемся с определенным противоречием. Нас учат: «По­ступай так, как хотел бы, чтобы поступили с тобой», но одновременно: «Делай так, как хочешь, и добивайся свое­го». Это противоречие нас не тревожит. Мы проповедуем золотое правило[27]Имеется в виду правило: «Поступай с другими так, как хотел бы, чтобы поступили с тобой»; в Евангелии от Матфея это прави­ло сформулировано так: «Во всем, как хотите, чтобы с вами по­ступали люди, так поступайте и вы с ними», 7—12. — Прим. перев.
, но практикуем правило агрессии или не­любви. В конце концов, мы практичные люди.

Ребенок возвращается домой с детской площадки и рас­сказывает отцу, что Джимми, живущий за углом, отобрал у него в песочнице лопатку. Отец спрашивает: «А ты что сде­лал?» «Ничего, — отвечает ребенок. — Я заплакал». И отец дает совет: «Я тебе дам другую лопатку, но это в последний раз. А теперь я скажу тебе, как сохранить лопатку. Когда в следующий раз кто-то попробует отобрать у тебя ее, знаешь, что нужно сделать? Ударь его. И скажи: “Это тебя научит!”»

На ребенка это производит сильное впечатление, и он не спрашивает: «А что если он тоже меня ударит и все рав­но отберет лопатку?» Он не думает об этой проблеме, пока на следующий день в песочнице на нее ему не указывают ударом по голове его собственной лопаткой. И когда это происходит, отец начинает искать тренера по джиу-джитсу, даже если ребенку еще всего четыре с половиной года.

Конечно, мир не предназначен для хрупких людей. Мы должны научиться защищаться. Но, учась защищаться, мы одновременно учимся не любить. Слова «Если ты возьмешь мою лопатку, я ударю тебя по голове» — совсем не прояв­ление любви. Таким проявлением было бы: «Если тебе очень нужна моя лопатка, возьми ее».

Но это был бы весьма непрактичный подход к жизни. Мы закрываем машину и дважды проверяем, закрыли ли, прежде чем уйти. Мы закрываем дом и квартиру, мы дер­жим деньги в банке, а ценности помещаем в сейф. Мы про­сим адвокатов внимательно прочесть наш деловой контракт, чтобы убедиться, что нас не обманывают.

Таково общество, в котором мы живем. И если мы хо­тим научить своих детей в нем жить, то должны им объяс­нить, что есть такие люди, которые попытаются у них ото­брать или украсть вещи. Дети должны научиться защищаться от таких людей, как научились в свое время мы сами. Ко­нечно, это необходимо. Но нужно также сознавать, что это обучение не любви, а нелюбви.

Нас учили и мы учим своих детей, что необходимо идти вперед, если хочешь чего-нибудь добиться. «Идти вперед», конечно, означает опережать других. Мы учим, что нужно стараться раньше других получить то, что хочешь, потому что то, чего хотим мы, хочет и множество других людей. Хорошие места в театре, хороший столик в ресторане, хо­рошая покупка на ежегодной распродаже — надо торо­питься, чтобы опередить других, которые тоже этого хо­тят. А кроме того, есть хорошие колледжи, хорошие сти­пендии для продолжения обучения, хорошая работа, хо­рошие деловые возможности. Куда ни повернешься, чего ни захочешь, везде нужно опередить других, чтобы полу­чить желаемое.

Мы призываем своих детей, как нас призывали родите­ли, получать хорошие отметки, стараться, чтобы приняли в спортивную команду, привлекать внимание, завоевывать почести, затмевать других. Так принято не во всех культу­рах. Как невежливо монополизировать разговор за обеден­ным столом, так же среди некоторых индейских племен считалось плохими манерами в день состязаний выигры­вать больше одной гонки. Но в культуре, в которой мы живем, все основано на соперничестве. И развивающиеся при этом качества — качества нелюбви.

Нелегко быть одновременно агрессивным и склонным к соперничеству — и любящим и уступчивым. Часто отец, который весь день напряженно сражается с деловыми кон­курентами, вечером не может быть мягким и нежным с женой и детьми. Мы не можем переключать эти проти­воположные чувства, как перекрываем горячую и холод­ную воду. Настроение борьбы в чем-то проникнет и в настроение любви. Когда нас учат быть агрессивными, честолюбивыми, не уступать никому, это необходимая часть подготовки к жизни, но это не помогает научиться любить.

 

Недоверие к сексу

Взаимоотношения секса и любви — еще одна сфера люб­ви, в которой возможно множество отрицательных качеств. В нашем обществе мы учимся не доверять сексу, и причи­ны этого нетрудно обнаружить. Мы поневоле испытываем тревогу перед тем, что без всяких объяснений передается от поколения к поколению.

Поразительно, какую изобретательность проявляют ро­дители, уходя от обсуждения этого вопроса с детьми, при­чем делают они это невольно. На определенном этапе жиз­ни, а скорее всего на нескольких этапах и в разных формах ребенок интересуется этим вопросом. Он может начать с того, что удивится отличиям своего тела от тела сестры. Может спросить, откуда взялась маленькая сестра. Позже, услышав от друзей по играм различные обрывки искажен­ной информации, он спросит, правда ли то, что он слы­шал, и какова вообще правда.

Мы вне всяких сомнений знаем, что подобное любо­пытство возникает у каждого ребенка. Дети интересуются всем и вряд ли могут избежать любопытства и к этому. Однако многие родители убеждают нас, что их дети никог­да подобных вопросов не задавали.

Это просто означает, что они, родители, сумели не ус­лышать вопросы, которые были им заданы, или постара­лись не понять, о чем их спрашивают.

Дети очень быстро понимают, что родители не хотят го­ворить на эту тему. Есть еще несколько тем, которые не­гласно признаются табу. Одна из таких тем — смерть. Но ничто не распространено так широко, как молчание отно­сительно секса.

Поскольку секс обсуждать нельзя, дети начинают чувство­вать, что с ним связано нечто плохое. И, как бы подтверждая это их заключение, многие родители очень сдержанны в про­явлениях на людях даже самых скромных аспектов физичес­кой привязанности. Многие дети никогда не видели, чтобы их родители обнимали и целовали друг друга. Поцелуй, пусть даже сексуальный, вполне позволителен в присутствии дру­гих, и однако бывают дети, которые никогда не были свиде­телями этого небольшого сексуального поступка.

Мы еще больше усиливаем смятение в детских душах, ког­да дело касается тела, особенно тех его частей, которые связа­ны с сексом. Гениталии становятся для ребенка фокусом все­возможных затруднений. Приучая его к горшку, мы требуем, чтобы он сказал нам, когда хочет в туалет. Мы демонстрируем свое недовольство, когда он об этом забывает, можем даже наказать его или отшлепать. И вдруг однажды он обнаружи­вает, что не должен этого делать. Возможно, он привел в за- мешательство маму, громогласно объявив в автобусе о своем желании. Она быстро и, может, чересчур резко заставляет его замолчать. Люди вокруг странно улыбаются, мать тоже вы­глядит необычно, она может даже покраснеть. И объясняет ребенку: «Мы не говорим об этом в присутствии других лю­дей». И даже если она так не говорит, он улавливает идею. Мы не говорим в присутствии других, что хотим в туалет. Если он выбегает из туалета со спущенными штанишками, их сразу заставляют надеть. Мы не показываем эти части тела.

Наше отношение к мастурбации за последние годы не­сколько либерализовалось. Родители, читающие книги о воспитании детей, больше не наказывают их и не пугают историями о том, что будет с ними, если она будут мастур­бировать. И все же родителю, обнаружившему, что его ре­бенок мастурбирует, чрезвычайно трудно удержаться от проявления своего неодобрения или неудовольствия. А ре­бенок опять улавливает идею: мы не притрагиваемся к этим частям организма.

Когда некоторые части тела заклеймены психологичес­ки, их очень трудно впоследствии снова освободить, чтобы использовать для секса, приносящего удовлетворение. Мно­гочисленные истории болезни со всей несомненностью показывают, что преодоление подобных запретов на исполь­зование тела для выражения любви становится важнейшим элементом счастья в браке.

Когда дети достигают возраста свиданий, родительское беспокойство принимает новые формы. Предметом беспо­койства особенно становятся дочери. Матери, а в еще боль­шей степени отцы не отрывают от дочерей взгляда, как кор­шуны, следят за их уходом и приходом. И хуже всего то, что в некоторых семьях об этом не говорят ни слова. У девушки нет возможности поговорить о своих проблемах, об отноше­ниях с парнем, который, возможно, чересчур агрессивен, даже на ее вкус. Ей бы очень хотелось посоветоваться с матерью, как справиться с этой чувствительной проблемой, как конт­ролировать молодого человека, не обижая его. Она хотела бы поговорить об этом и с отцом. В конце концов, он муж­чина, со своей особой мужской точкой зрения. И когда-то был молодым. Он может дать дочери полезный и разумный совет. Но нет. Эта тема по-прежнему табу. Атмосфера с обе­их сторон насыщена тревогой, но никто не знает, что делать, чтобы очистить ее.

Таким образом, в период непосредственно перед браком детский опыт снова подкрепляется: секс — это не выраже­ние любви. В лучшем случае это нечто такое, что любовь может разрешить в рамках брака. Но это нехорошо и ни­когда не бывает хорошим, не бывает здоровым наслажде­нием, разделяемым с любимым. Секс всегда поверхност­ный, тайный, это способ не давать, а брать запретное удо­вольствие. И это печально, потому что секс может стать одним из величайших выражений любви.

 

Недостойные любви

Наиболее тонкий и трудноуловимый элемент в неспо­собности любить — ощущение собственной недостойности и чувство вины. Эти чувства также основаны на детском опыте. Бывают времена, когда родители, даже любящие родители, резко и грубо отвергают ребенка. Они слишком заняты, слишком устали, или кончились пределы их терпе­ния. Иногда родители хотят наказать ребенка — в порыве гнева или, что еще хуже, хладнокровно и расчетливо. Из-за своих собственных внутренних переживаний, постоянно­го напряжения и постоянной неудовлетворенности роди­тели невольно набрасывают на ребенка плащ неодобре­ния. И этот плащ ребенок будет носить до конца жизни.

Если вы достаточно часто будете говорить ребенку, что он нехороший, он поверит в это. Если вы замечаете его только тогда, когда он нарушает правила, и в таком случае браните его и наказываете, он со временем перестанет ожи­дать вашего одобрения. Родители его не одобряют, не любят; поэтому он недостоин любви, не заслужил ее. Он перестает пытаться завоевать вашу любовь, потому что, очевидно, не сможет добиться в этом успеха. Но ему по-прежнему необ­ходимо внимание родителей. Единственная возможность получить его — нарушить равнодушие отца и матери. И ре­бенок становится плохим. Родители осуждают его и наказы­вают. Их отношение снова становится активным. К несчас­тью, немного погодя он начинает воспринимать все, что говорят родители, как соответствующее истине. Он начи­нает думать, что родился, чтобы быть плохим, испытывать чувство вины и получать наказания.

С такой низкой самооценкой отправляясь в жизнь, он невольно ищет не любви, а наказания. Все это подсозна­тельный, но не менее мощный побудительный мотив. Такой человек постоянно ищет споров и ссор. Он ищет нелюбовь.

Некоторые браки сохраняют устойчивость только бла­годаря постоянным ссорам супругов. Именно этого они и хотят на самом деле. Они хотят, чтобы кто-нибудь им ска­зал (или намекнул): «Ты недостоин пары яиц, которые я сварила тебе на завтрак». В таком климате нелюбви они жили в семье с родителями, так провели свое детство. Глу­бокое ощущение вины и собственной недостойности тре­бует внимания в форме неодобрения и наказания, а такая потребность может быть реализована только в несчастли­вом браке.

 

Признаки нелюбви

Существуют красноречивые признаки неспособности любить. Конечно, они меняются от одного индивида к дру­гому. К тому же, как всегда, есть исключения. Однако сто­ит задуматься над самыми ясными такими признаками и задать себе вопрос: а способны ли любить мы сами и те, кого мы любим или собираемся полюбить?

Прежде всего такой вопрос стоит задать индивиду, у ко­торого нет друзей или их очень мало. Люди объясняют это по-разному: больная мать, с которой они должны проводить вечера, работа, отнимающая все силы, переезд с одного места на другое или просто неудача. Причины отсутствия друзей бесконечно разнообразны, и многие из них даже справед­ливы. Но существует еще одна причина: человек просто не способен любить.

Такой индивид может искренне любить одного челове­ка. Он может быть предан кому-нибудь, но в целом он не из числа любящих. Скорее, он склонен к критике и осуж­дению. Он видит в людях плохое прежде, чем обнаружива­ет что-то хорошее. Он старается держаться в стороне, не связываться ни с кем, не интересоваться и не вовлекаться в дела других. Он может сделать для вас исключение и вы­лить на вас всю свою любовь. Вы решите, что он жертва окружения и что на самом деле у него большие способнос­ти к любви. И это вполне возможно. Но вероятность этого очень мала. Тот, у кого большая способность к любви, про­являет ее по отношению ко многим людям. Он способен любить многих. Почти все ему интересны. Тот, у кого нет друзей или их мало, кто находит интересным только одно­го человека, скорее всего, не обладает развитой способнос­тью любить.

Второй признак — ощущение, что «никто меня не лю­бит». И вариант этого — «никто меня не понимает». Инди­вид, который считает, что его никто не любит, сам не лю­бит и не дает любви. Тот, кто считает, что его не понимают, обычно сам не понимает и не старается понять людей.

Психологические механизмы таких ощущений очень слож­ны, но мы можем легче понять их, если рассмотрим один из подобных механизмов, который называется проекцией. Мы часто подозреваем в себе наличие неприятных свойств, ко­торые нам не хочется признавать. Подсознательно мы спа­саемся от этого неприятного ощущения тем, что видим по­добные черты в других и можем их порицать. Мы проецируем эти черты. Как часто в споре человек, которым овладевает гнев, кричит своему противнику: «На что ты так сердишь­ся?» Когда в группe кто-то один все время говорит, а другой пытается вставить слово, говорящий обвиняет его в том, что тот монополизирует разговор. Или обвиняет противника в догматичности, когда сам убежденно выдвигает совершенно необоснованные положения. Таковы знакомые примеры про­екции. Если я чувствую, что меня никто не любит, весьма вероятно, что я сам никого не люблю.

Другой опасный признак отсутствия способности лю­бить — крайнее честолюбие. Индивид, которые стремится продвинуться в мире, влюблен. Мы знаем, что согласно на­шему определению любви как привязанности любить мож­но не только человека, но и идею. Человек, который стре­мится заработать миллион долларов, любит эту идею, эту цель. Другой любит славу и признание. Некоторых стрем­ление к власти приводит к тому, что они манипулируют людьми, а не любят их. Другой человек остается наедине со своим пианино и работает над концертом — он любит свой концерт. Будет очень трудно вмешаться в эту любовь и со­перничать с концертом. Амбиции могут существовать в любой области, они могут быть достойными восхищения, но если они чрезмерны, это явный признак того, что чело­век не способен любить кого-то.

Еще один признак может показаться удивительным — это неспособность сказать «нет». Удивителен он потому, что люди, не способные сказать «нет», часто кажутся очень любящими. Героиня «Оклахомы»[28]«Оклахома» — легендарный мюзикл, поставленный впервые в начале 30-х годов прошлого века, много лет без перерывов шел на Бродвее. — Прим. перев.
, которая никому не мог­ла отказать, казалось, любит всех. Но правда в том, что по- настоящему такая женщина никого не может любить, она не способна к устойчивым отношениям. Все, на что она способна, это пытаться всем угодить. Она постоянно стре­мится угодить, потому что в глубине души опасается: если скажет «нет», ее не будут любить. Она постоянно покупает любовь, любовь всех. Это одна из форм ощущения собствен­ной недостойности, о котором мы говорили выше и кото­рое так пагубно для способности любить.

Наконец, к категории не умеющих любить относятся и те, кто чрезвычайно взыскателен и добивается постоянного совершенства. Такой индивид способен любить только на определенных условиях. Он будет вас любить, если... Если вы сделаете то и это, причем сделаете именно так, как он говорит, потому что только он знает верный способ, а не­правильности он не выносит — вот если вы так сделаете, он будет вас любить. Он негибок, лишен чувства юмора и край­не требователен. Он не выносит человеческие слабости и недостатки — короче, он не переносит людей. Из таких женщин получаются отличные секретарши: они скорее пе­репишут все письмо, чем согласятся стереть одну неверно поставленную запятую. Такая женщина может быть хоро­шей домоправительницей, но жить с ней как с женой или матерью нелегко. Психологическая цена такой жизни очень высока, и человек, стремящийся только к совершенству, часто взрывается враждебностью и нетерпением. А все это совсем не способствует любви.

 

Любовь, связанная с условиями

Любовь на условиях распространена гораздо шире, чем принято думать. В детстве мы все с ней сталкиваемся. Любовь связана с условиями. Сегодня мы знаем, что не сле­дует говорить двухлетней девочке, впервые испытывающей горький вкус соперничества: «Перестань бить младенца, или я тебя не буду любить». И мы стараемся этого не говорить. Но наши действия оказываются красноречивее слов. Ибо мы на самом деле, искренне не чувствуем любви к двухлет­нему ребенку, который демонстрирует явную нелюбовь к своей новорожденной сестре. Он полон негодования; в серд­це его только отвержение. Его антагонизм автоматически вызывает антагонизм с нашей стороны. Мы инстинктивно стремимся защитить беспомощного младенца и сами напа­даем на нападающего.

Так ребенок очень рано начинает усваивать, что мы бу­дем любить его только на определенных условиях. Будем любить, если он послушен, не попадает в неприятности, получает хорошие отметки в школе, моет руки перед едой и хорошо ведет себя на людях. Наши условия в целом отно­сятся к двум категориям: ребенок должен как можно мень­ше доставлять родителям хлопот и проявлять к ним как можно больше уважения и внимания.

Иными словами, ребенок учится тому, что он должен заслужить любовь. Она не дается бесплатно. Это не часть мебели в квартире, не естественный продукт роста ребенка и не нечто, врожденное в нем и в родителях. Она всегда награда за что-то. Ее можно обрести и потерять.

Энергичный живой ребенок может рисковать потерей любви; иногда он сам как будто напрашивается на это сво­им поведением. Более уязвимый ребенок будет следить за каждым своим шагом, будет послушен и даже льстив из страха потерять любовь. Большинство детей не впадают в подобные крайности. Но они играют с любовью — играют сейчас и играют позже. Они идут на риск.

Для большинства детей такая игра не очень опасна. Но она неизбежно оставляет свой след на их позднейшей спо­собности любить. Ибо они не учатся любить без всяких ус­ловий. С самых первых дней, даже если они смогут избе­жать развития способности к нелюбви, они не развивают способность к безусловной любви. Любовь остается связан­ной с условиями, частичной, изменчивой.

 

Любовь ненадежна

Ребенок также учится тому, что на любовь нельзя рас­считывать. Как мы уже говорили, учиться любить он на­чинает с любви к себе. Он любит маму как продолжение самого себя, как часть удовольствия, которое доставляет организм, когда мама кормит его или старается сделать так, чтобы ребенку было удобней. Вначале он не нуждает­ся в родительской любви. Он нуждается только в роди­тельской заботе.

Но очень скоро любовь родителей становится для него необходима. Это происходит, когда он начинает догады­ваться, что мир отличен от него самого, что он большой и страшный, а он сам маленький и беспомощный. Тогда ро­дительская любовь становится существенной, потому что она гарантирует, что родители будут продолжать заботить­ся о ребенке и защищать его. Они будут продолжать удов­летворять его потребности, утешать его, когда он расстро­ен, не допускать, чтобы ему причиняли вред, если они его любят.

Таким образом, любовь для ребенка приобретает вто­ричную ценность. Она ценна не сама по себе. Подобно кре­диту в банке, она имеет цену только для тех, кто может ее получить. А дает она ребенку все: комфорт, безопасность, саму жизнь. Это обещание удовлетворения всех его потреб­ностей, а в эти первые месяцы или годы ему больше ничего и не нужно. Он сам ничего для себя не может сделать. Лю­бовь родителей для него — гарантия всего. Удивительно ли, что и на протяжении всей жизни любовь сохраняет для него важность?

Но он обнаруживает, что гарантия эта ненадежна. Ее дают и отнимают непредсказуемо. Иногда, если он плачет, полу­чает улыбки, ласки, утешительные слова, еду, сухую одежду или просто дружеское общество. Но иногда тот же самый плач приносит с собой хмурое лицо, нетерпеливые слова, торопливые руки и торопливый уход от приятного обще­ния, на которое он справедливо рассчитывал. Любовь ро­дителей гораздо менее надежна, чем любовь ребенка к са­мому себе.

Ребенок очень рано узнает о ненадежности любви дру­гих людей. Позже он устанавливает некоторые связи. Улыбки и приятные слова появляются, когда он хорошо посидит на горшке или без капризов съест все, что ему дают. Он не всегда хочет делать все это так, как от него требуют, или тогда, когда требуют. Иногда он просто не в состоянии удов­летворить эти требования. А иногда обнаруживает, что все не так, что бы он ни сделал. Он не может знать, что у мамы болит голова, или что она не справляется с работой по хо­зяйству, или что она поссорилась с мужем или со своей матерью, или что вечером придут гости и она тревожится из-за меню. Ребенок знает только, что мама его не любит.

Ненадежность любви усваивается не за один урок или переживание. Так тысячи раз повторяется в раннем детстве в разных обстоятельствах — тысячи мелких происшествий, слишком тривиальных, чтобы родители обратили на них внимание или запомнили. И даже сам ребенок не помнит их как отдельные случаи или происшествия. Ненадежность любви становится просто жизненным фактом, одним из наиболее болезненных, но несомненно фактом.

 

Счастливые новобрачные

Этот факт может объяснить многое из того, что про­изойдет позже. Представьте себе пару новобрачных. Они провозглашают, что будут всегда любить друг друга; вечно­сти для их любви недостаточно. Это высокое романтичес­кое выражение любви, способ сказать, что в моей любви к тебе есть нечто такое, на что ты всегда можешь рассчиты­вать. Эта любовь надежна. Это не такая любовь, какую ты имел ребенком. Тогда любовь была гарантией, что о тебе будут заботиться, но за это приходилось платить, и даже тогда ты не всегда мог на нее рассчитывать. Ты получал любовь, но получал и нелюбовь, недовольство, а иногда от­кровенное отвержение.

Но эта любовь другая. Когда я говорю, что буду любить тебя вечно, что я сделаю все, чтобы ты был счастлив, я говорю, что эта любовь — надежная.

Так новобрачные говорят друг другу, они сами в это ве­рят, и они счастливы. Через три дня после свадьбы муж смотрит решающий матч по футболу, и именно в тот мо­мент, когда нападающий делает бросок, жена нечаянно вста­ет перед экраном. Муж пропустил великий момент: он не видел завершения броска.

Говорит ли он в возбуждении и раздражении: «Дорогая, я всегда счастлив, когда ты заполняешь поле моего зре­ния»? Ничего подобного. Скорее всего, он не по-джентль­менски выругается, и жена сразу впадет в депрессию и по­чувствует, что ее совсем не любят.

А он и не догадается об этом, потому что будет продол­жать следить за игрой. Несколько часов спустя он заметит, что жена с ним не разговаривает. Он ничего не понимает; недоуменно пожимает плечами: таковы женщины. Нако­нец, все более откровенно выражая свою обиду, она при­влечет его внимание и скажет, что он ее не любит. Он будет возражать, говорить, что любит. Начнется спор, любят ли они друг друга, в ходе спора он окажется в замешательстве и будет сердиться, она зальется слезами, и ни один из них не поймет, как самый тривиальный случай смог вызвать у них такие сильные чувства.

И дело, конечно, не в его неожиданном, мгновенном взрыве, когда она закрыла экран. Она могла бы отмахнуть­ся от этого эпизода, рассмеяться, извиниться, ответить чем- то таким же, если бы не была задета ее старая рана. Эта рана никогда и ни у кого из нас не заживает — рана, вы­званная ненадежностью нашей ранней любви. И малейшая эмоциональная капля снова вызывает боль.

Долгие месяцы ухаживания и три дня после свадьбы муж много раз заверял ее, что ничто не способно встать между ними. Но тут между ними оказался телевизор. Между ними оказался футбольный матч. Все это происходило и раньше, происходило неоднократно. Он говорит, как говорили ее родители в детстве: я буду тебя любить, если ты будешь правильно поступать. А оказаться перед экраном в тот мо­мент, когда нападающий делает бросок, — неправильно.

 

Любовь по обязательству

Этот случай показывает также, что любовь, которую они провозглашают и в которую верят, на самом деле любовь по обязательству, а не реальная. Как только она становится реальной, она им перестает нравиться. Пока их «вечная» любовь не начинает проходить проверку, сталкиваясь с ре­альностью, они наслаждаются друг другом, но когда проис­ходит что-то такое, что показывает им, какова их любовь в реальности, они испытывают потрясение. Потрясает их открытие, что их любовь совсем не особая, что она такая же, какую они много лет назад испытали будучи младенцами.

Эту любовь жена испытывала, когда в детстве сидела на коленях у отца, разглядывала его часы, слушала, как они тикают. Они с отцом наслаждаются обществом друг друга. Отец подносит к ней часы, чтобы она получше разглядела их, прикладывает к ее уху, чтобы послушала, с улыбкой смотрит на ее лицо. Потом кладет часы ей в руку, она их роняет, и отец мгновенно из любящего становится разгне­ванным и нелюбящим. Но почему? Ребенок не может по­нять. Девочка только усваивает, что для нее любовь нена­дежна; истинная любовь не бывает гладкой.

Некоторые вырастают, влюбляются, ссорятся и мирятся; любовь и у них не бывает гладкой, но они как-то с этим уживаются. Другие всегда остаются настороже, боятся люб­ви, а некоторые так и не вступают в брак. Они могут по­дойти к порогу брака, но никогда его не пересекают. По­стоянная любовь с ее ненадежностью и болезненным непо­стоянством их слишком пугает.

Таких людей несовершенная любовь детства привела к неспособности любить. Нелюбовь, любовь с условиями, ненадежная любовь — все это оставило слишком большой шрам, чтобы они могли снова решиться полюбить.

Но большинство людей не так откровенно поражены. Нам может не хватать способности любить, но мы учимся развивать эту способность. Мы снова и снова доказываем это бесчисленными любовными действиями. Мы извиня­емся и просим прощение. Доброта и милосердие не утрати­ли свой смысл в современной жизни. Агрессивность не от­няла у нас окончательно возможности сотрудничать. Мы живем в мире, в котором любовь и нелюбовь сосуществу­ют, и было бы одинаково ошибочно и нереалистично ут­верждать, что та или другая исчезли.

 

Дорога с препятствиями

Анализ неспособности любить может легко обескуражить. Мы не можем отрицать того, что на нашу взрослую любовь оказывает сильное влияние ранняя любовь нашего детства. У взрослых любовь часто несовершенна, потому что была несовершенна в их детстве. Так много трудностей на дороге любви, что легко свернуть с верного пути. И все это проис­ходит в ходе нормального роста!

Но всякий честный человек должен признать, что взрос­ление — всегда дорога с препятствиями, полная нормаль­ных и естественных опасностей. Рост можно определить как выработку способности справляться с этими опаснос­тями. Даже растению, даже овощу приходится преодоле­вать множество опасностей и препятствий, прежде чем при­нести плоды и семена. Не нужно большого воображения, чтобы понять, насколько сложней рост человека. И если мы рассматриваем любовь как сердцевину жизни, мы должны ожидать, что дорога любви тоже усеяна камнями преткновения.

И конечно, серьезный читатель захочет узнать, как пре­одолевать эти препятствия. Чем лучше он знаком с ними, тем выше его шансы удовлетворить свое стремление к люб­ви. Наиболее серьезную категорию психологических труд­ностей представляют невротические элементы в любви.