Одиночество подобно обычной простуде — ни у кого от него нет иммунитета. Большинство людей в какое-то время пережили эту инфекцию, а некоторые страдают от нее как будто постоянно. Одни более восприимчивы к ней, другие менее, и в целом в своей восприимчивости к одиночеству, как и к обычной простуде, мы существенно различаемся. Мы более склонны к одиночеству в определенном возрас­те, в определенное время года и даже в определенные дни недели. Для одиноких молодых людей самым одиноким вре­менем могут быть уик-энды, тогда как пожилые пенсионе- ры острее воспринимают одиночество в будние дни, когда все уходят на работу.

Если еще дальше развить аналогию, можно сказать, что одиночество легко подхватить, трудно вылечить, оно редко приводит к смертельному исходу, но всегда неприятно, а иногда становится невыносимым.

Наблюдатели, следящие за переменами на социальной сцене, считают, что одиночество усиливается. О нем теперь говорят как о социальной болезни, как и о безработице или подростковой преступности; оно не так серьезно по своим последствиям, как другие социальные болезни, но очень тяжело для тех, кто им страдает; а более счастливым даже мысль об одиночестве причиняет боль.

Наши города с их разбухшим населением и поднимающи­мися к небу домами-скалами — рассадник одиночества. Со­седские отношения разрушаются под напором строительных бульдозеров, и семьи разлетаются в поисках работы. В мире автомобилей старые, удобные и привычные группировки лю­дей исчезают. На заводах управляемые компьютерами маши­ны сменяют группы общительных сотрудников, и теперь не­которые профсоюзы требуют «компенсации за одиночество» для одиноких контролеров машин, которым не хватает обще­ния с товарищами. Увеличивающаяся продолжительность жизни создает новый тип одиночества среди мужчин и жен­щин, которые пережили свою работу, друзей и браки.

Эти разделяющие силы действуют наряду с другими, под­робно описанными социологами. Нас в данном случае интере­сует одиночество не как социальный феномен, но как личный и индивидуальный опьгг. Нам хотелось бы понять, как оно возникает, почему поражает одних людей и не затрагивает дру­гих, почему в определенных возрастах оно проявляется интен­сивней и как смягчить его и, может быть, предотвратить.

 

Один не значит одинок

Несмотря на свои очевидные проявления, одиночество далеко не простой феномен. Быть одиноким — совсем не одно и то же, что быть в одиночестве. Мы остаемся в оди­ночестве по своему выбору. И даже если это не результат нашего выбора, оставаясь наедине с собой, можно сохра­нить продуктивность, а вот одиночество по определению недобровольно и связано с тревогой и неудовлетвореннос­тью. Для многих видов работы, для некоторых видов отды­ха и просто для того, чтобы подумать и помечтать, нужно оставаться одному. Нравится это нам или нет, но быть фи­зически одному часто очень важно и ценно. А вот в одино­честве заключена только печаль.

Мы можем испытывать одиночество в толпе, прижима­ясь к людям в переполненном автобусе или вагоне подзем­ки, сидя бок о бок за стойкой бара или в кинотеатре. Физи­ческая близость с другими людьми может обострить одино­чество. Одинокому все окружающие кажутся занятыми сво­ими делами, людьми и Жизнью; никто не одинок, кроме него самого. И однако многие их тех, кого он считает сча­стливчиками, на самом деле в браке, семье более одиноки, чем если бы жили одни.

Одинокий человек может пожаловаться, что никто не звонит ему в дверь или по телефону, однако, когда человек окружен семьей и тем не менее испытывает чувство одино­чества, он выберет другие слова. Он скажет, что в доме, полном людей, ему не с кем поговорить, его никто не по­нимает, никому до него нет дела.

Мы уже говорили в другой связи о механизме проекции, подсознательном способе проецировать на других недостат­ки, которые нам не хочется замечать в себе. Одиночество часто связано с проекцией. Одинокий индивид, который жалуется, что он никому не нужен, на самом деле говорит, что ему ни до кого нет дела. То, что он сам творец своего одиночества, ему признать очень трудно.

Но какая разница, возникло ли одиночество в результа­те поведения самого человека или как следствие холоднос­ти окружающих или каких-то других внешних обстоятельств? Какова бы ни была его причина, оно равно болезненно. Больше того, какова бы ни была причина одиночества, ник­то, кроме самого страдальца, не в силах его вылечить.

Объективные обстоятельства могут вносить свой вклад в одиночество: всякий чувствует себя одиноко в незнакомом месте, вдали от привычных мест и людей, но это одиночество временное, обусловленное ситуацией. Однако если индивид достаточно долго находится в незнакомом месте и по-пре­жнему ощущает глубокое одиночество, тогда это внутреннее одиночество, которое можно испытать в любом месте. Такое одиночество человек берет с собой, куда бы он ни направлял­ся. Такой тип одиночества или отчужденности может указы­вать на глубокие психологические нарушения. Тревога, свя­занная с таким одиночеством, может быть успешно скрыта от окружающих, как и связанные с ней фантазии, и тогда мы видим только вежливого сдержанного человека.

Истинное одиночество — это фундаментальное ощущение оторванности от людей. В своей сути это отказ от удовлетво­рения глубочайшей потребности, которая есть у всех, — потребности в связях и отношениях, в привязанности, в том, чтобы любить и быть любимыми.

 

Отсутствие любви

Сказать, что одиночество — это отсутствие любви, как будто утверждать очевидное. Но если мы вспомним нашу формулировку любви как привязанности, некоторые мо­менты перестанут быть очевидными. Муж и жена могут все время ссориться, у них негативная привязанность, но это привязанность, и что бы они ни испытывали, они не оди­ноки. С другой стороны, муж и жена могут не произносить ни одного невежливого слова, но идти своими путями, быть равнодушными и отчужденными. Один из них или оба при этом болезненно одиноки в пределах внешне безупречного формального брака.

А другой человек, не состоящий в браке, не имеющий семьи, живущий одиноко и в стесненных обстоятельствах, может развить так много разнообразных удовлетворитель­ных привязанностей на уровне дружбы, что не будет осоз­навать своего одиночества.

Потребность быть привязанным к другим людям заклю­чена глубоко внутри нас, это часть нашей человеческой природы. У человека очень длительное детство и состояние беспомощности, что усиливает зависимые отношения. Кроме того, человек как индивид обладает способностью осозна­вать себя и свою идентичность, и в западной культуре эта способность обретает особый смысл, какого мы не находим в примитивных или восточных культурах.

На западе мы меньше видим себя членами группы и боль­ше индивидами. Однако наша индивидуальность остается под вопросом, пока ее не признают другие люди. Ребенок в два-три года начинает требовать признания себя в качестве индивида, когда нарушает правила, отказывается приходить, когда его зовут, не слушается маму; использует слово «нет» как утверждение своей индивидуальности. Вызывающее поведение подростков — это тоже по преимуществу при­знание своей индивидуальности, своей личности.

Но в вакууме индивидуальность утвердить трудно. Ее существование должны подтвердить другие люди, их реак­ция на нас убеждает нас в нашей собственной тождествен­ности. К тому же нам хочется, чтобы люди реагировали на нас положительно, чтобы мы знали, что нравимся им, что мы им интересны и достойны их внимания.

В основном внимание, которое мы получаем и уделяем во время работы, формализованное, институциональное. Мы приветствуем друг друга словами: «Доброе утро, как пожи­ваете?», и ответ нас обычно не интересует; больше того, мы относительно уверены, что и другие не очень нами интере­суются. У большинства из нас в повседневных отношениях почти не бывает возможности выразить глубокие чувства. Для выражения таких чувств нужны интенсивные отноше­ния, такие, которые помогают нам осознать себя как инди­видуальность, как личность. Мы стремимся к таким отно­шениям. И когда не находим, чувствуем себя одинокими.

 

Прогресс индивида

Несмотря на то, что подчеркивается необходимость быть индивидуальностью, жизнь не готовит нас к этому. С само­го начала мы пребываем в группах — в семейной, сосед­ства, в церковной или в воскресной школе, в загородном клубе или в летнем лагере, в начальной и средней школе и, если поступим в колледж, в многочисленных группах, ко­торые там возникают. Люди живут группами — в общежи­тиях, в студенческих братствах, в женских группах, в учеб­ных группах и в спортивных командах, в группах различной внеучебной деятельности. Университетские городки кишат всевозможными группами, и каждый принадлежит к одной или нескольким группам. Даже отъявленные нонконфор­мисты, которые не хотят присоединяться ни к одной из групп, составляют особую группу неприсоединившихся. В колледже возникает проблема, как бы уйти от окружаю­щих, чтобы иметь возможность поучиться.

И вдруг в день вручения дипломов все эти группы рас­падаются, разлетаются по всем направлениям, в родные города и поселки, устремляются к месту работы, к браку, к отдельной и индивидуальной жизни. Именно первый год после окончания колледжа учит молодых людей, что зна­чит быть индивидом, быть в одиночестве, без смягчающе­го, пружинящего членства в какой-нибудь группе.

Молодые люди, живущие в небольших городах, возвра­щаются домой только для того, чтобы уехать в большой город, где больше возможностей найти работу и вступить в брак. Для большинства возвращающихся в большой город, как и для тех, кто покидает дом ради такого города, нет группы, нет соседства, нет человеческой общины, в кото­рую они могли бы вписаться. Город слишком велик, чтобы считаться общиной, горожане слишком подвижны, слиш­ком высоко ценят свою личную жизнь в тесных квартирах, чтобы жильцы одного дома или квартала образовали такую дружескую общину.

Есть, конечно, исключения. В наших главных городах есть социальная элита, эквивалент того, что в Нью-Йорке называли Четырьмя сотнями, в Филадельфии — Мэйн-Лайн, а в Бостоне — Бикон-Хилл[32]Четыре сотни — высшая аристократия Нью-Йорка. С конца XIX века — это символ исключительности. Один из самых бога­тых людей того времени Астор устраивал балы в зале, который вмещал четыреста человек. Так возникло это число. Мэйн-Лайн — престижный пригород Филадельфии, где жили только богатые и преуспевающие люди. Бикон-Хилл — улица в историческом центре Бостона, на которой расположены самые фешенебельные магазины. — Прим. перев.
. В этих семействах существуют специальные события, на которых дебютируют молодые  женщины, готовые к замужеству, и которые посещаются молодыми людьми, иногда из чувства общественного дол­га. На таких событиях и других развлечениях, на летних курортах, где у этих семейств есть свои дома, на различных подходящих ритуальных церемониях молодые люди долж­ны развлекаться и одновременно приглядываться к друг другу с перспективой брака. Иными словами, эти молодые люди могут быть в группе, когда захотят. Им не нужно вно­сить плату в виде одиночества за право освободиться от социальных форм своей группы.

У молодых людей, не принадлежащих к этой статисти­чески небольшой и исключительной группе, нет выбора. Они должны сами прокладывать себе дорогу в обществе. Они поступают на работу, но группы, в которых они ока­зываются, поступив на работу, не однородны, как те, в ко­торых они находились раньше. Члены этих групп очень различаются по возрасту, окружению, образованию, инте­ресам. У всех них есть свои орбиты. После пяти часов они исчезают в своих домах, в своих семьях и социальных груп­пах, если таковые есть, или ведут одинокую жизнь, кото­рую обычно тщательно скрывают от коллег по работе.

Одинокие люди держат свое одиночество в тайне, как будто это нечто постыдное или симптом неудачи. И в очень определенном смысле жизнь без друзей, любви и брака — действительно неудача. Неудача — не получать любовь и не давать любовь, не развивать привязанности.

Новоиспеченный бакалавр искусств[33]Диплом бакалавра получают выпускники колледжа. Они мо­гут продолжить обучение в университете, чтобы получить более высокую степень — магистра или доктора наук, но могут и сразу поступать на работу. — Прим. перев.
на своей первой ра­боте не сумеет сразу выделить среди сослуживцев одино­ких. Все выглядят очень занятыми, и после работы они как будто тоже заняты. Лишь те, кто, подобно ему, только что приехал в город и поступил на работу, признаются, что ни с кем не знакомы и хотели бы встречаться с людьми.

Если наш бакалавр хочет избежать тайного одиночества за ложной внешностью успеха в обществе, он должен на­пряженно работать над возникновением привязанностей, чтобы влюбиться и жениться.

 

Важность вступления в брак

Брак может показаться иллюзорным вариантом решения проблемы одиночества, потому что некоторые браки не ис­ключают одиночества супругов. Это даже может показать­ся отчаянным решением, потому что брак — все-таки обя­зательство перед другим человеком, данное искренне и, по-видимому, на всю жизнь. Может, стоит обрести много друзей и вступить в многочисленные отношения меньшей важности, пока не будешь достаточно зрел, чтобы выбрать партнера на всю жизнь? Разве не следует тщательно подхо­дить к выбору того, с кем вступаешь в брак?

Очевидно, это правильно. Но столь же очевидно, что многие молодые люди, гордящиеся своей привередливостью и обдуманностью выбора, на самом деле показывают, что предпочитают быть одни, потому что людям, которые опа­саются создавать привязанности, легко найти недостатки во всех кандидатах. Если человеку не нравится тип людей, с которыми он встречается, но одновременно он не делает за­метных усилий, чтобы оказаться среди тех, кто ему нравит­ся, он ясно показывает, что предпочитает не испытывать привязанностей, как бы сам он против этого ни возражал.

Поистине лучше вступить в брак. Даже если он ока­жется ошибкой, еще большая ошибка не вступать в него. Люди, вступающие в брак, по крайней мере, сохраняют живой способность отдаваться другому человеку, прила­гать усилия, образовывать привязанности и связывать с этими привязанностями определенные надежды. Чем дольше индивид остается вне брака, тем сильней обособ­ляется, отделяется от людей. И тем сильней становится эта постоянная отчужденность, которую мы называем одиночеством.

Предположим, брак оказался ошибкой. Бесстрастно об­думаем цену этой ошибки. Развод может оказаться болез­ненным и дорогим, но это вовсе не неизлечимая рана. Для многих первый брак, даже если он длился недолго, оказыва­ется полезен. Время от времени мы упоминали о благотвор­ных жизненных травмах, и это одна из них. Мы все чаще и чаще видим, что удачным и прочным браком оказывается второй брак для одного или для обоих партнеров.

Тот же самый совет справедлив для овдовевших мужчин и женщин: лучше рискнуть тем, что второй брак может ока­заться далеко не идиллическим, чем оставаться одиноким. Женщина, которая была очень счастлива в первом браке, может горевать по потерянному, но она правильно посту­пит, если выйдет замуж вторично, даже если у нее почти нет надежды на то, что второй брак окажется таким же сча­стливым. На самом деле, если ее первый брак был действи­тельно удачным, а не романтизированным в ретроспекти­ве, у нее очень хорошие шансы на второй удачный брак, потому что она уже доказала свою способность быть хоро­шей женой.

Всегда лучше иметь кого-нибудь, о ком можно думать, кому можно сочувствовать, на кого даже можно сердиться, чем не иметь никого. Лучше иметь козла отпущения для своей неудовлетворенности, и многие браки сохраняются только потому, что удовлетворяют эту потребность.

 

Строить мосты к людям

Ну, хорошо, можно давать отличные советы молодым людям, вдовам и вдовцам, рекомендовать им сразу вступать в брак. Но что если не за кого выйти? Разве такого не быва­ет? Несомненно, удача — значительный фактор. Еще более серьезный фактор — трудность встречи с людьми, нахожде­ния друзей, вхождения в группу тех, кто думает так же, как ты, и готов тебя принять. Мы уже говорили о разделяющих силах, которые в современном городском-пригородном об­разе жизни не дают людям сближаться.

Если река поднимается и смывает мост, очевидно, необ­ходимо построить другой или, по крайней мере, найти лод­ку. Если социальные силы разделяют людей, люди должны найти какой-нибудь способ обойти эти силы и встретиться вопреки им.

Если мы сами не можем создать группу, нас нужно при­соединиться к уже существующей группе. Собственные кри­тики американского образа жизни, например, Синклер Лью­ис[34]Синклер Льюис (1885—1951) — первый американский писа­тель, получивший Нобелевскую премию. — Прим. перев.
, так жестоко критиковали американцев за стремление «присоединиться», что теперь мы сторонимся любого при­соединения, даже к демократической или республиканской партиям. Мы можем год за годом голосовать за одну и ту же партию, но не вступаем в нее, предпочитая оставаться независимыми голосующими.

Но одинокому человеку очень важно присоединиться к кому-нибудь. Ему совсем не обязательно присоединяться к группе, которая ему не нравится. Обязательно найдется гpyппа с интересами, которые совпадают с его собственными. Если он любит спортивные машины, может вступить в клуб любителей спортивных машин; если любит наблюдать за птицами, есть общества любителей такого занятия. Суще­ствуют яхтклубы, лыжные клубы, клубы собирателей ми­ниатюрных железных дорог и моделей самолетов, клубы па­рашютистов, и ныряльщиков, и дельтапланеристов. Есть клубы любителей орхидей, общества цветоводов, выращи­вающих глоксинию или георгины, есть фанатики японских карликовых деревьев и т. д. и т. п.

Чем бы ни заинтересовался человек, обязательно най­дется группа людей с аналогичными интересами. Есть даже международные общества, члены которого обмениваются письмами по интересующей их теме. Не существует разум­ного здорового человека, у которого не было бы никаких интересов или который не мог бы их развивать; у большин­ства есть с полдесятка тайных пристрастий, которые ни­когда не доходили до действий.

Строительство моста к людям может означать изучение самого себя и, возможно, какие-то решительные переме­ны, например, новая работа, новое соседство, другой го­род. Молодая женщина решает поступить на работу в тех­ническую фирму, потому что большинство инженеров — мужчины, а она хочет встречаться с мужчинами. Другая по той же причине уезжает на Аляску: это один из немногих штатов, где мужчин больше, чем женщин. В нашем высо­коподвижном обществе продолжают существовать тради­ционные семейные или общинные группы, но подвиж­ность открывает дорогу к новым группам и к новым об­щинам. В прошлом, в более застывшем обществе, многие мужчины и большинство женщин всю жизнь проводили в том месте, где родились, независимо от того, были они при этом счастливы или нет.

Изучение себя может открыть некоторые психологичес­кие барьеры, которые мешают общаться. Многие женщи­ны, молодые и постарше, с готовностью принимают при­глашения прийти на прием, в гости, где встречаются с муж­чинами, но, возвращаясь оттуда, думают, что все привлека­тельные мужчины женаты, а неженатые не стоят знаком­ства. Возможно, такие женщины сами не заинтересованы в людях. Не сознавая этого, они делают что-то такое, что ме­шает мужчинам интересоваться ими.

Трудно смотреть в лицо собственным недостаткам. Больно что-то предпринимать относительно них, потому что это означает смену чувств и поведения, а делать это тяжело. И вот мы объясняем свою неспособность заинте­ресоваться людьми тем, что люди нами не интересуются. Мы принимаем свое одиночество и начинаем отклонять приглашения: устали, завтра тяжелый день, кажется, пой­дет дождь, человек, с которым предстоит встретиться, не очень интересен. И вскоре остаемся совсем одни, даже если этого не хотели. Волчок, который вертится на своей оси, все более и более углубляет ямку. Единственный выход — позволить кому-то взять вас за руку и перета­щить на другую орбиту, чтобы вращаться вокруг людей, а не вокруг себя.

 

За и против одиночества

У человека, оказавшегося в одиночестве, есть много пре­имуществ. Многие занятия нельзя делить с другими людь­ми; мы читаем, готовим домашние задания, учимся играть на музыкальных инструментах — и все это в одиночестве. Многие достойные занятия требуют долгих часов настой­чивых усилий в одиночестве. Для мышления, обдумыва­ния, решения проблем, принятия решений, а также для оплаты счетов и написания писем — для всего этого необ­ходимо остаться одному.

Остаться наедине с собой — в этом есть и необыкновен­ное наслаждение: не нужно приспосабливаться к желаниям и потребностям других людей, не нужно думать ни о ком, кроме себя.

Это наслаждение опасно. Люди легко привыкают к оди­ночеству, к облегчению, которое испытывают, избавившись от необходимости заботиться о других, и жизнь все более и более сужается и нацеливается внутрь. Взгляд на мир стано­вится искаженным — точно так же, как искаженным вос­принимается слово, которое повторяешь очень часто. Иног­да случается, что вы, готовя какое-нибудь письмо, вдруг за­мечаете, что слово звучит странно, допустим, слово «возле». Вы повторяете это слово для самого себя — возле, возле, воз­ле. Попробуйте сделать это сейчас; делайте так в течение тридцати секунд, и простое слово, которое вы сотни раз по­вторяете за день, вскоре начнет казаться вам причудливым и странным. Вы даже не уверены, верно ли его пишете.

Если такое в течение тридцати секунд может произойти с обычным, нейтральным словом, вообразите, что происхо­дит, когда мы проводим не секунды, а часы, занятые мыс­лями и чувствами о себе, повторяя все это снова и снова, без перерывов, без отвлечений. Подобно часто повторяе­мому слову, эти мысли и чувства тоже начинают казаться странными. Мы утрачиваем ощущение перспективы, про­порций, равновесия.

Когда часть нашего мира составляют люди, они не по­зволяют нам это сделать. Не оставляют наедине, чтобы мы вращались вокруг своей оси. Отвлекают нас, беспокоят, раздражают — и все это хорошо. Они говорят о себе, и даже если нас это не интересует, даже если они нам скучны или раздражают нас, для нас их присутствие благотворно. Оно срывает нас с нашей постоянной орбиты вращения вокруг самого себя, переводит на более широкую орбиту. Люди нас заставляют объективней воспринимать мир и себя са­мого. Из чистой вежливости мы вынуждены реагировать, говорить что-то, отвечать на вопросы, выражать мнения.

С людьми лучше проводить больше времени, чем мень­ше. Даже если нам кажется, что люди скучны, раздражают нас, мы напрасно тратим время, они все равно что-то дела­ют для нас: время, проведенное с ними, не потрачено зря. Лучше всего, конечно, проводить время с людьми, обще­ние с которыми стимулирует или, по крайней мере, развле­кает, но если нельзя каждый день есть пирожные, мы едим хлеб и даже сухари.

Как мы упоминали в другой связи, одиночество способ­ствует усилению тревоги. Одиночество — самая плодород­ная почва для неясного, несфокусированного, всепроника­ющего беспокойства, которое делает нас уязвимыми к хро­нической тревоге. Для одинокого человека все, что угодно, может стать причиной тревоги, почти все способно заста­вить его испытать страх. Люди, которые слишком много вре­мени проводят в одиночестве, обычно вздрагивают, услы­шав звонок в дверь или телефонный звонок. Они всегда на­пряжены, нервы их открыты и уязвимы. Если сознательно они не испытывают тревогу, она сказывается в работе их организма. Они переедают, или у них бывает несварение, или они не способны уснуть. Они меньше заботятся о себе и своем здоровье. Одинокие люди признаются, что не видят смысла в заботе об одежде, еде, квартире. Такими мы иногда кажемся себе, когда остаемся вечером одни. Одинокий чело­век ведет себя равнодушно, то есть большую часть времени он с собой обращается плохо, В клинической практике мы часто встречаемся с такими психологически обеспокоенны­ми людьми; некоторые из них общительны, другие нет, но больше всего страдают те, что чаше оказываются одни.

 

Тупиковый индивидуализм

Мы часто отождествляем любовь к одиночеству с силь­ной индивидуальностью. Молодые люди особенно склон­ны судить о силе и самостоятельности своей личности в зависимости от того, могут они обходиться без компании или нет. Стремление к одиночеству может быть частью психологического и интеллектуального роста, последним завитком детской эксцентричности. Но это может также превратиться в нездоровую привычку к отчужденности, к отвержению других из страха самому быть отверженным.

Что я? Кто я? Куда я иду? Каков смысл жизни? — в той или иной форме эти вопросы всегда занимали философов. Основные постулаты экзистенциализма очень привлекают молодых людей — в студенческих общежитиях это почти такая же популярная тема, как разговоры о противополож­ном поле. Когда такие вопросы возникают в группе людей, они способствуют обмену мыслями, но когда они всплыва­ют в одиночестве, они кажутся бледными и похожими на тени — прямая противоположность здоровым мыслям и чув­ствам. В них звучит тревога индивидуализма, не укрепив­шегося в одиночестве, а лишь потрясенного им. Такие во­просы, вероятно, вообще не возникли бы, если бы задаю­щий их активно общался с другими людьми, был с ними связан. Влюбленные юноша или девушка вряд ли будут спра­шивать себя: «Кто я такой? Каков смысл моей жизни?»

Мы видим множество примеров ошибочного признания индивидуализма как способа одинокой жизни сильной лич­ности. Это своего рода тупиковый индивидуализм, не столько проявление индивидуализма, сколько психологи­ческой отчужденности.

Представление о себе как индивиде расцветает не в оди­ночестве, но в взаимодействиях с другими индивидами. Можно сказать, что никто не является индивидом в пол­ном смысле слова, если не стал частью другого человека или нескольких человек. Это противоречит математике, но это хороший психологический закон. Когда мы слишком долго находимся в одиночестве, наша личность теряет свои измерения, становится размытой. Мы чувствуем себя более четко определенными, когда воздействуем на других лю­дей, а они на нас.

 

Полностью развитый индивид

Несомненно, индивид наиболее полно реализуется в са­мом глубоком из отношений с другим человеком, с кото­рым находится в гармонии. Это идеал, но не все способны достичь идеала.

Те, кому удается создать удачный брак, вероятно, бли­же всего подходят к идеалу, но даже очень удачный брак никогда не бывает постоянно спокойным и гармоничным. И не снимает необходимости приспосабливаться к потреб­ностям партнера. Брак, в котором не бывает пробелов и конфликтов, нереалистичен. Мы не можем ожидать подоб­ного совершенства даже в самых близких отношениях. Чем больше сторон у нашей индивидуальности, чем больше в нее включены другие люди, тем лучше, хотя главная дея­тельность может быть сосредоточена на близких отноше­ниях с одним человеком.

Бывают люди, которым не удается установить такие тес­ные отношения с одним человеком, и тем не менее они жи­вут полной жизнью и вступают в отношения со многими людьми. Они создают вокруг себя целое созвездие привязан­ностей, отвечающих их многочисленным потребностям. Ко­нечно, иногда и им бывает одиноко, но так бывает со всеми.

Мы можем романтически мечтать об уникальных, всепог­лощающих, всеудовлетворяющих отношениях с од ним-един­ственным человеком, в которых можно найти рай, утрачен­ный Адамом и Евой. Но в реальности новобрачные очень скоро выглядывают из своего рая и приглашают в него друзей и родственников. Даже рай лучше, когда в нем присутствуют, помимо двоих, еще несколько человек, хотя бы потому, что будет кого винить, если возникнут неприятности.

Отдавать всего себя отношениям с одним человеком опас­но. Эти отношения могут не выдержать, или жизнь заберет одного из партнеров и оставит второго в вечном одиноче­стве. Удачный длительный брак может потребовать такой цены с того партнера, который проживет дольше.

Полностью развитой индивид, скорее всего, имея цент­ральные отношения в своей жизни, протянул множество щупальцев в другие сферы жизни. И он не ограничивает свои связи только отношениями со сверстниками. У него друзья самые разные: моложе, старше, богаче, беднее, и все они вносят свой вклад в его жизнь, а он — в их жизни. Только такие разнообразные отношения могут защитить долгожителя от одиночества.

 

Внутреннее одиночество

Из вышеизложенного можно сделать вывод: тот, у кого мало друзей, развил мало сторон своей личности. То, что у него нет привязанности ко многим людям, вполне может означать, что он не сумел использовать много потенциаль­ных привязанностей, поскольку именно такие привязанно­сти создают общие интересы и на их основе возникают от­ношения с людьми. И если мы спросим, почему данный индивид не сумел полностью воспользоваться своим по­тенциалом, мы, вероятно, вернемся к недостаткам его са­мой первой в жизни привязанности — привязанности к са­мому себе. Слабое развитие этой основной любви, любви к себе, является обычно первой причиной бедности любви во всех других отношениях и, как следствие, одиночества.

Одинокая личность не обязательно лишена любви. У нее может быть сильная любовь к идеям, предметам, занятиям — ко всему тому, чем можно заниматься в одиночестве. Такой человек может развить привязанность к немногим людям, иногда к одному-единственному лицу противоположного пола, и эта привязанность будет достаточно сильной, что­бы послужить основой для брака.

Внешне такой брак может показаться очень благопо­лучным, но этот человек чувствует себя одиноким и в бра­ке. Он не предъявляет требований к тем, кого любит, и не побуждает их требовать чего-то от него. Он считает, что полнее всего проявляет свою любовь, позволяя людям идти своим путем. Он ничего не просит и поэтому может ниче­го не давать.

В такой жизни мало общения и обмена. Привязанность такого человека к людям, даже к собственной жене и детям, никогда не становится главной в его жизни. Он не спосо­бен соотнести себя с другим человеком, даже самым близ­ким. Он может быть так неуверен в себе, так сомневаться в приемлемости своей любви, что не позволит себе испы­тывать сильные чувства и будет искать убежище в холод­ных, отчужденных формальностях. Или у него могут быть сильные чувства, но он не в состоянии их выразить, боит­ся, что они будут отвергнуты, что над ними посмеются или каким-то образом сделают источником неловкости или боли. И основа всех этих неуверенностей, конечно, неуве­ренность в своей главной привязанности — привязаннос­ти к самому себе.

Это очень глубокое внутреннее одиночество, от которо­го чрезвычайно трудно избавиться. Одиночество посреди толпы гораздо болезненней, чем в пустыне или на вершине горы, а особенно болезненно оно дома, рядом с женой и детьми. Это поистине трудное одиночество, потому что проявляется в чувстве неадекватности, в неумении обра­титься к другим за сочувствием и пониманием и привлечь их к себе.

 

Привычка к людям

У тех, кто чувствует себя одиноким в браке, — серьезные личные проблемы; у тех, кто одинок, потому что не состо­ит в браке, проблемы другого типа. Одиноки ли они, пото­му что одни? Или они одни, потому что привыкли к одино­честву? Если они захотят, то смогут себе помочь, выработав привычку к людям.

Это такой простой и очевидный выход, что непонят­но, почему одинокие люди не пользуются им. Сами они указывают на множество причин: слишком заняты рабо­той; нет времени на общение, или они считают людей не­интересными, а большинство отношений — поверхностны­ми и банальными, они требуют большей глубины и интен­сивности, чем способны дать большинство; или они гово­рят, что много раз разочаровывались в людях; люди неиск­ренни, лицемерны, их интересуют только они сами.

Казалось бы, что это убедительные причины, но мы ви­дим, что это вовсе не причины, а попытки оправдаться. Истинная причина гораздо глубже и далеко не так лестна для человека.

Иногда мы слышим и такую причину: нет денег, чтобы принимать друзей, как хотелось бы. В обществе, в котором стиль приема тесно связан со статусом, подобная причина возможна. Но если мы на самом деле хотим встречаться с друзьями, недостаток денег нас не остановит. Мы как-ни­будь справимся. Самое важное условие приема — сами люди. Нам не нужен главный зал «Уолдорф Астории»[35]«Уолдорф-Астория» — один из самых престижных и дорогих отелей Нью-Йорка, в котором постоянно содержатся президент­ские апартаменты. — Прим. перев.
, чтобы орга­низовать прием с коктейлями. Обычно мы лучше проводим время в небольших квартирах, набитых людьми, где необя­зательно соблюдать формальности.

Лучшие приемы как раз неформальные, где у каждого есть какое-нибудь занятие. Один из величайших вкладов американцев в искусство развлечения и организацию при­емов — приготовление пищи во время пикников. Не требу­ется большого мастерства, чтобы дать обед, когда еду до­ставляют из ресторана, а подают ее безупречные официан­ты. Менее совершенный, но гораздо более веселый прием, на котором гости сами накладывают себе и друг другу еду и общаются со всеми.

Молодые люди в школе, в лагере, в колледже обнаружи­вают, что людей лучше узнаешь и они тебе больше нравят­ся, если вы вместе над чем-то работаете. Большая дружба  рождается во времена войн и катастроф, и не только пото­му, что перед лицом опасности люди испытывают более напряженные чувства, но и потому, что они сведены вместе в общих усилиях.

Если бы нам пришлось писать руководство по антиоди­ночеству для лиц, не состоящих в браке, некоторые прави­ла были бы такими.

1. Будьте мобильны. Пусть не проходит недели, чтобы вы не пригласили кого-нибудь или не получили приглашения. Если никто к вам не приходит, отправляйтесь куда-нибудь сами. Никакие причины не должны вам мешать. Л юбая воз­можность встречи с людьми стоит вашего времени.

2. Практикуйтесь в разговорах с новыми людьми. Если необходимо, заранее разрабатывайте начало разговора: что сказать на приеме с коктейлями, на обедах, свадьбах, похо­ронах. Некоторые хозяйки так искусно представляют гос­тей, что гости сразу могут начать разговаривать друг с дру­гом, но не стоит на это рассчитывать. Учитесь представ­ляться и начинать разговор. А еще лучше — научитесь по­буждать другого человека говорить. Самое ценное и одно­временно самое легкое искусство — это умение слушать.

3. Не отказывайтесь от того, с кем постоянно встречае­тесь, пока не найдете замену. Желание встречаться с людь­ми без привычки — пустая мечта. Продолжайте встречать­ся, не отказывайтесь от свиданий. Хорошо провести время с мужчиной или женщиной своей мечты нетрудно; настоя­щее испытание — хорошее свидание с тем, кто в чем-то отступает от идеала. Поддерживайте в себе привычку при­нимать приглашения.

4. Женщины могут возразить против предыдущего пра­вила по практическим причинам. Если встречаешься с муж­чиной больше одного раза, он начинает сексуальные при­тязания. Возникает вопрос, как с этим справиться. Каков же ответ? Ответ может быть только таков: научиться справ­ляться с подобной ситуацией — значит научиться быть жен­щиной. Подобная ситуация может потребовать немного больше умения и такта, чем другие, но женщины умеют тактично выходить из самых сложных ситуаций. Многие опытные женщины усвоили правило: обещай мужчине все, но давай только то и только тогда, когда тебе хочется.

 

Одиночество хуже

Может показаться, что в указанных выше правилах про­блема одиночества решается слишком легковесно, но на самом деле они сформулированы очень серьезно. Вырабо­тать привычку к людям — значит найти все возможные спо­собы быть с ними, делать что-то вместе с ними, быть вов­леченным в их дела. Такая привычка легче всего возникает в молодости, но ее можно выработать в любом возрасте и в любых обстоятельствах.

Для тех, кто пробует выработать ее впервые, она может показаться искусственной. Чувствуешь себя неловко, не­удобно, даже слегка нелепо, как когда впервые пробуешь танцевать, или плавать, или кататься на лыжах или конь­ках. Чем старше мы становимся, тем трудней вырабатывать новые привычки и приобретать новое мастерство — не по­тому что мы утратили способность учиться, а потому, что накапливается больше запретов, усиливается робость и за­стенчивость.

Но как бы неловко вы себя ни чувствовали при попыт­ках установить контакт с людьми, помните: это не так бо­лезненно, как одиночество. И чем дольше мы живем в оди­ночестве, тем трудней изменить положение. Привычка к людям будет даваться легче, как только вы начнете дей­ствовать. Чем больше людей вас окружает, тем выше веро­ятность, что вы найдете тех, кого сможете полюбить. И лег­че сумеете к ним приспособиться.