– Лейла!

Голос сестры прорезался сквозь агонию, отчего мне захотелось остаться в позе эмбриона или умереть, надеясь, что от этого мне будет легче. Гретхен. Отголоски страха проникли сквозь боль, после чего я вспомнила.

Лимузин в огне.

Я заставила себя подняться на колени, из меня вырвался булькающий крик. Взглядом, в котором уже начала появляться чернота, я уловила отблеск оранжевого. Пламя распространилось дальше вверх по машине. Оно могло достичь бензобака в любую секунду.

Я бросилась по лимузину, кровь вытекала изо рта, когда я пыталась дышать сквозь почти парализующее давление в груди. Мое зрение было слишком размытым, чтобы я смогла найти упавший нож, а боль заставила меня почувствовать себя так, словно я в огне. Может, я и не понимала этого. Тем не менее, я не могла остановиться. Я сосредоточилась на криках сестры, и они были как выстрелы адреналина, давая мне силы делать бросок вперед снова и снова.

Стена машины ударилась мне в лицо, когда я навалилась на нее.

Зрение теперь стало полностью черным, и голос Гретхен становился слабее, но мой разум все еще работал. Я шаркала левой рукой, пока не нащупала замок ремня безопасности. Потом я положила правую руку на левую, и послала через нее ничтожные остатки своей энергии.

Внезапное ощущение веса на моих плечах стало самым замечательным, что я когда-либо чувствовала.

– Спаси Сандру, – попыталась я сказать, но вышло лишь непонятное бульканье.

Что-то грубо оттолкнуло меня, вызывая во мне еще больше боли. Шрапнель вернулся? Задалась я вопросом, но забыла об этом, как только меня стало охватывать столь притягательное онемение. Не хорошо, предупредила я себя со слабой убежденностью.

Не падай в обморок! Не проснешься!

Я пыталась заставить себя пробраться сквозь тьму и блаженство от угасающей боли. Мне казалось, что я купаюсь в зыбучем песке, и чем больше борюсь с ним, тем глубже тону. Затем от жестокого ощущения, что меня тащат, ко мне вернулось сознание. Ребра ощущались так, словно их кто-то отрезал по веточкам внутри меня, но мне все же удалось сделать несколько рваных глотков воздуха. Эти глотки и свежий поток боли прогнали зловещую летаргию. Затем громовой шум раскрыл мне глаза, их на мгновение ослепил оранжевый туман.

Огонь, наконец, добрался до бензобака.

Через крошечные щели, оставшиеся от моего зрения, я увидела, что теперь я за деревьями, их стволы приняли на себя тяжесть взрыва. Сандра была рядом без сознания, и Гретхен…

У меня, должно быть, были галлюцинации. Если нет, то моя сестра в двадцати футах от меня, присела на груди Шрапнеля. У нее был нож, которым он убил Оскара, приставленный к его груди, и хоть она и была в ужасе, ее руки плотно сжимали рукоятку.

– Даже не думай шевелиться, – выдохнула она.

Глаза Шрапнеля были устремлены на нее, пока его обрубки на плечах и ногах дергались, вырастая заново. Вскоре его руки и ноги полностью регенерируют и внутренние повреждения исцелятся. Я хотела было предупредить об этом Гретхен, как вдруг три фигуры, словно упавшие метеориты, приземлились рядом с ними. Четвертая фигура приземлилась рядом со мной, глаза горели зеленым, темные волосы дико взметнулись, когда он разорвал свое запястье и толкнул его к моему рту.

Влад. Кто-то, в конце концов, заметил дым.

Когда я стала глотать из глубокой раны, охранники Влада оттащили Шрапнеля, один из них откинул нож, прежде чем тот смог убить себя. Мое зрение стало совсем темным. Я снова глотнула, но боль, нарушающая покой моего тела, не уменьшалась. Вместо этого она росла, пока не стала ощущаться подобно бритвам, скользящим в череп, пока стеснение в груди распространялось на остальные части тела. Я не могла больше глотать. Я даже не могла собраться с силами, чтобы сделать еще хотя бы один вдох. Затем меня охватил холод, сменив боль от его ледяной ласки – я знала, он прибыл слишком поздно.

– Нет!

Крик Влада удержал меня, но лишь на мгновение. Затем внутренняя нить, которую я никогда не чувствовала раньше, порвалась, и я вырвалась, словно пуля, выпущенная из пистолета. Я больше не была привязана к земле. Я парила, и это было более волнующе, чем любой из снов, в которых я могла летать. Мое зрение больше не было покрыто уродливой дымкой малинового. Вместо него все залилось ярким светом, а меня окутал утешительный запах дождевой воды и фрезии. Я ощущала этот запах и прежде, но это было так давно, что я забыла, но теперь вспомнила, кому он принадлежал. А затем я увидела ее.

Серебреные пряди в черных волосах словно сияли. Так же как и крошечные морщинки на лице, когда она улыбнулась.

Сразу же отяжелявшая меня вина пропала. Мама ничего не сказала. Но ей и не нужно было. Я почувствовала, что она никогда не обвиняла меня в своей смерти, и она простила мне все свои обиды. Я бросилась к ней, но с той же прекрасной улыбкой она подняла руку, чтобы остановить меня.

Пока нет, дитя, прошептала она в моей голове.

Затем что-то дернуло меня со зверской силой. Ее сладкий запах исчез, как и кристаллическое солнце, я начала с ужасающей скоростью падать, каждая моя попытка остановить это наталкивалась на неумолимый буксир. Я быстро приближалась, но ничего не могла с этим поделать, я не могла бороться с невидимой силой, продолжавшей безжалостно тянуть меня вниз.

Когда я приземлилась на этой непоколебимой поверхности, ее сила сломала меня на части. Я ждала, когда меня окутает холодная успокаивающая смерть, но этого не произошло.

Вместо нее я ощутила пожар.