Такой бы курочке отличной Блистать на выставке столичной! На окружной она была — И все призы там забрала. Своею белизною гладкой, И красотою, и повадкой — От гребешка до коготков — Она пленяла знатоков. Да вы, наверное, слыхали: Ее там образцом признали, Единственным на целый свет. Ну хоть рисуй с нее портрет! Вот, после славы и шумихи, Вернувшись в свой курятник тихий, Она поклоны бьет пшену И не торопится ко сну. Смеркается. Ее хозяин, С утра забеган и замаян, Один, с пустым ведром в руке, Задумался невдалеке. Он, прислоняясь к стенке грязной, Стремится вдаль мечтою праздной. В нем, как зарница сквозь туман, Селекционный брезжит план. Он верит в птичью королеву. Он видит в ней праматерь Еву, Чей новый, образцовый род Мир унаследовать придет. У ней здоровые привычки: Шесть дней она кладет яички По штуке в день, а на седьмой Берет законный выходной. Ее яйцо узнать несложно: Оно защищено надежной Весьма округлой и тупой Коричневою скорлупой. Ее сомненья не смущают, Она свой ужин поглощает, На человека не взглянув, И сыто чистит сонный клюв. У патентованной поилки Пошарит, разгребет опилки И камешек блестящий съест. Теперь попить — и на насест. Насест — предел ее полета. Осталось растолкать кого-то И с той, и с этой стороны, На то и крылья ей даны. Темно. В окошки снег стучится. А здесь — что может здесь случиться? Проквохчет кто-нибудь со сна, И вновь — покой и тишина. Курятник неказист снаружи, Но он — заслон ветрам и стуже, Благоразумия оплот, И — перспективу он дает.