Изучение древнерусского города в связи с проблемой государства измеряется не одним десятилетием. Еще И. Д. Беляев, стремясь воссоздать картину жизни восточных славян в XI–XII вв., писал: «Любой край в Руской земле непременно имел в себе главный город, от которого большею частью получал и свое название, и в каждом краю от главного города зависели тамошние пригороды, т. е. или колонии главного города, или города, построенные на земле, тянувшей к старому городу». По словам ученого, «целый край, тянувший к своему городу, и при власти княжеской управлялся вечем старого города, от которого веча зависели и пригороды». И. Д. Беляев, следовательно, подчеркивал государственный характер городских образований на Руси. Отмечал он также их общинную природу: «Городами тогда назывались те главные крупные общины, к которым тянули мелкие общины».

Разделенной на отдельные волости (государственные организмы) представлялась Древняя Русь и В. И. Сергеевичу, рассматривавшему древнерусскую волость как самодовлеющую социально-политическую систему, замыкающую в себе главенствующий (старейший) город, пригороды и сельскую округу. Верховный орган волости — народное собрание-вече.

По мнению другого видного специалиста в области истории древнерусского права А. Д. Градовского, волость «состояла из города, из пригородов и волостей, тянувших к городу и пригородам. Это была цепь общин, связанных между собой иерархическими отношениями». В целом получалось, что государство «было приурочено к каждой общине; в каждой из них было свое государство».

Похожую во многом картину рисовал и Н. И. Костомаров. Он считал старейшие главные города центрами земель. «Где город — там земля; где земля — там город… Земля была община, имевшая средоточие в городе…». Земли на Руси пользовались автономией и самоуправлением. Н. И. Костомаров подчеркивал, что право земли и ее верховная власть над собою высказывается повсюду в дотатарское время. Земля должна была иметь князя; без этого ее существование как земли было немыслимо. «Где земля, там вече, а где вече, там непременно будет князь: вече непременно изберет его. Земля была власть над собою; вече — выражение власти, а князь — ее орган».

В том же году, что и работа Н. И. Костомарова, была опубликована статья В. Пассека, где говорилось, что в летописях под словом «город» нередко разумеется «целая страна, область, со всеми ее деревнями, селами и городами, бывшими под защитой главного или стольного города, который собственно и назывался городом, а все другие, находившиеся в той области или уделе, в отношении его считались пригородами». Уже к приходу Рюрика Русь «распадалась на области, из которых каждая имела своих старейшин и свой срединный город, который со своими старейшинами господствовал над всею областью». Вот почему понятие города «поглощало в себе понятие целой страны. Город есть мысль, сердце, дух страны; он господин, он владыка».

Важным событием в историографии древнерусских городов стала монография Д. Я. Самоквасова «Древние города России». Согласно Д. Я. Самоквасову, древнейшие города — укрепленные пункты общинных поселений, бывшие «центрами единения общин, состоявших из нескольких или многих родов». Постепенно города расширяли свои земельные владения, и в более поздние времена город стал отождествляться с территорией, «занятой известным племенем или общиной, пользовавшеюся политической автономией, примыкавшею к данному укрепленному пункту как центру правительственному, со всеми посадами, городами, пригородами, селами и починками, на ней находившимися». Таким образом, «совокупность местностей, занятых общиной, представляла в древности предмет, подвластный данному городу как центру правительственному или административному, в котором помещались начальные лица общины, вечевое собрание, ратная сила…». Город (община, земля, волость) с политически самостоятельным статусом сложился еще до появления варягов. Возникновение такого рода городов, по мнению исследователя, свидетельствовало о переходе общества от «низших форм человеческого общежития к сферам высшим, из форм родового быта в формы быта общинно-государственного». Д. Я. Самоквасов приходит к выводу о том, что древнерусский город олицетворял собой государство.

Весьма любопытны и взгляды И. Е. Забелина. В древнейших городках он видел родовые и волостные гнезда, где родовая и волостная жизнь находила себе охрану и защиту от всяческих врагов. Первыми «насельниками» подобных городов были дружинные элементы. Эти городки не что иное, как зародыши будущих больших общин-городов. Важнейший рубеж в истории городов, по И. Е. Забелину, — возникновение посадов, где происходила людская смесь: «…эта смесь населения всегда и повсюду составляет самую могущественную стихию в развитии городского быта; она есть прямое и непосредственное начало собственно гражданских отношений и гражданского развития земли. Поэтому, где прилив смешанного населения был сильнее и многообразнее, там скорее вырастало и могущество города, необходимо распространявшего это могущество на всю окрестную страну. Таким путем сложились наши первые города, особенно Новгород и Киев». Города делились на младшие и старшие, служившие центрами волости и области. «Дальнейшая история этого городства, — заключает И. Е. Забелин, — должна была создать целый союз больших племенных волостей-областей, более или менее равносильных между собою, вполне самостоятельных и независимых друг от друга».

Системосозидающее значение приобрел город в построениях В. О. Ключевского. Возникновение древнерусских городов В. О. Ключевский относил к VIII в. Оно было обусловлено успехами торговли, которую вели славяне со странами Востока. «Вооруженный торговый город стал узлом первой крупной политической формы, завязавшейся среди восточных славян на новых местах жительства». Город подчинял окрестные земли. Это «подчинение вызывалось или тем, что вооруженный и укрепленный город завоевывал тянувшийся к нему промышленный округ, или тем, что население округа находило в своем городе убежище и защиту в случае опасности, а иногда и тем и другим вместе. Так, экономические связи становились основанием политических, торговые районы городов превращались в городовые волости». В городах пребывал «правительственный класс», состоявший из вооруженных торговцев и промышленников. Он и «создал в больших городах то военно-купеческое управление, которое много веков оставалось господствующим типом городового устройства на Руси».

Характеризуя социально-политический строй древнейших городских образований, В. О. Ключевский писал: «Волостной город по его первоначальному устройству можно назвать волостной общиной, республикой, похожей на Новгород и Псков позднейшего времени».

В XI веке русская земля распадается на обособленные друг от друга области, земли. Эти земли «почти все были те же самые городовые области, которые образовались вокруг древних торговых городов еще до призвания князей». Однако в отличие от старинных городовых волостей, где верховодила военно-торговая ассоциация полувоинов-полукупцов, в областных городах XI–XII вв. хозяином положения делается «вся городская масса, собиравшаяся на вече». Постоянная передвижка князей со стола на стол, проходившая под аккомпанемент ожесточенных споров и свар, превратила этих недавних властителей в политическую случайность. В такой обстановке вечевые города приобрели в своих областях значение «руководящей политической силы, которая соперничала с князьями, а к концу XII в. взяла над ними решительный перевес».

Интересные и ценные соображения о государственном устройстве домосковской Руси высказал М. Ф. Владимирский-Буданов. Обратившись к Древнерусскому государству, он обнаружил союз волостей и пригородов под властью старшего города, означаемый словом «земля». М. Ф. Владимирский-Буданов был убежден, что «древние памятники недаром обозначают тогдашнее государство термином „земля“: в нем выражены существенные особенности этого государства, совершенно неуловимые из терминов „княжение“ и „волость“. Им означается, что древнее государство есть государство вечевое…». Это «вечевое государство» — объединение общин, где «старшая община правит другими общинами». В древнерусском городе М. Ф. Владимирский-Буданов видел центральную общину, владеющую землей. Старший город земли в роли общины правящей, пригороды (младшие города) и волости, т. е. сельские общины, подчиненные пригородам, — вот, по мысли М. Ф. Владимирского-Буданова, государственная структура Древней Руси.

Заслуживают внимания и взгляды С. А. Корфа. «Зачаток государственности» С. А. Корф находил в городках, возникших у славян в VIII в. Тогда же М. А. Корф замечает начало «концентрации вокруг новообразовавшихся городков славянской волости-государства». В течение IX–X вв. все более укрепляется «властное положение городов, подчинявших себе окружающее сельское население». Именно в городе оседали «те состоятельные классы, в руках которых стало сосредоточиваться политическое властвование этого маленького государства-волости». Кроме городов, правящих центров, в волость входили еще и пригороды, жившие самостоятельной жизнью, и только в общеволостных вопросах подвластные своей метрополии — городу.

К городу-государству вела мысль и такого замечательного историка, каким являлся А. Е. Пресняков. Городскую волость он считал основным элементом древнерусской государственности. Волость — это «территория, тянувшая к стольному городу». Главный (стольный) город «стал представителем земли; его вече — верховной властью волости». Волостная организация выступала как совокупность вервей — элементарных ячеек, соединение которых более механическое, нежели органическое, что выдает примитивный характер государственности, воплощенной в волости.

Итак, перед нами прошли представители разных школ и направлений в русской дореволюционной исторической науке. Придерживаясь различных мнений об исторических судьбах России, они, однако, сошлись в очень существенном моменте: толковании древнерусского города как общинного союза, наделенного правительственными функциями относительно территории и населения, «тянувших» к городу. Иными словами, их понятие города, городской волости совпадало с понятием государства, возведенного на общинной основе. Такое единство взглядов в этом вопросе вряд ли можно зачислить в разряд простых совпадений, в данном случае оно свидетельствует о верном истолковании учеными исторической действительности, относящейся к городскому строю Древней Руси.

К сожалению, эти представления не получили дальнейшего развития в исторической науке. С конца 20-х — начала 30-хгодов древнерусский город изучается исследователями преимущественно как составная часть феодализма, как звено в системе феодальных производственных отношений. Города теперь выступают как центры феодального властвования. Так, С. В. Юшков категорически отверг идею о «городской волости, возникшей еще в доисторические времена, сохранявшей свою целостность до XIII в. и управлявшейся торгово-промышленной демократией». По С. В. Юшкову, «основной территориальной единицей, входившей в состав Киевской державы, первоначально было племенное княжество, а затем когда родоплеменные отношения подверглись разложению, — крупная феодальная сеньория, возникшая на развалинах этих племенных княжеств. В каждой из этих феодальных сеньорий имелся свой центр — город, но этот город, хотя и превращался в торгово-промышленный центр, был все же в первую очередь центром феодального властвования, где основной политической силой были феодалы разных видов, а не торгово-промышленная демократия».

Б. Д. Греков, определяя город как средоточие ремесла и торговли, относил его зарождение к эпохе классового общества. Город, по его мнению, «всегда является поселением, оторванным от деревни», он даже «противоположен деревне».

Не нашлось места городу-волости и в труде М. Н. Тихомирова. Города, по М. Н. Тихомирову, постояно ведут борьбу против феодального гнета, за городские вольности. В XII в. чэна достигла особого размаха, что привело к усилению политической роли городов и городского населения. Эта борьба «близко напоминает борьбу горожан Западной Европы за образование городских коммун». Но русские города все же не сравнялись в этом плане с западноевропейскими городами, чему «помешали печальные бедствия — в первую очередь татарские погромы…».

Б. А. Рыбакову древнерусский город представляется «как бы коллективным замком крупнейших земельных магнатов данной округи во главе с самим князем».

Несмотря на успехи советских историков в изучении городов — Древней Руси, проблема города-волости (города-государства) оставалась вне поля зрения современных исследователей. В 1980 г. появилась книга одного из авторов данной работы, в которой было начато изучение древнерусских городов-государств. В этой работе намечены историографические и социологические предпосылки постановки вопроса о городах-государствах на Руси, дана характеристика становления и развития городов-волостей в X — начале XIII вв. Основной вывод проведенного исследования сводился к тому, что города-государства — характерное явление древнерусской истории, они являлись средоточием и основой всей социально-политической жизни Руси XI — начала XIII вв.. Начатое изучение городов-государств в Древней Руси продолжил другой автор данной книги. На примере одного из регионов — Верхнего Поднепровья и Подвинья — он проследил процесс возникновения и развития городов-государств, а также процесс их распада в XIV–XV столетиях под влиянием развития феодального землевладения. Следующий шаг — раздел в коллективной монографии, посвященной городу и государству в раннеклассовых обществах. Здесь мысль о городах-государствах является основополагающей, процесс становления городских волостей рассмотрен на примере Киевской, Смоленской, Полоцкой и Новгородской земель.

После выхода в свет указанных трудов идея о городах-государствах в Древней Руси стала постепенно проникать на страницы исторических исследований. В качестве примера можно назвать последние работы А. В. Кузы, посвященные древнерусскому городу. В одной из них, рассматривающей социально-историческую типологию городов Руси X–XIII вв. ученый пишет: «Городовые волости были основными структурными единицами государственной территории Руси». Ю. В. Павленко, проводя мысль о повсеместном распространении городов-государств в эпоху перехода от варварства к цивилизации, включает и Древнюю Русь в ареал их распространения. Подобные высказывания носят эпизодический характер, но сама историографическая ситуация требует дальнейших изысканий в области истории городских волостей-государств в Киевской Руси. Следует продолжить уже начатое дело, привлечь данные по всем древнерусским регионам. К этому побуждают исторические закономерности, выявляемые на сравнительно-исторических материалах.

Еще дореволюционные русские ученые, изучавшие историю Древней Руси, стремились выйти в плоскость исторического опыта других народов. Они, в частности, сопоставляли городской строй Древней Руси с городским строем античного мира и средневековой Европы. Так, М. Д. Затыркевич полагал, что во времена, предшествующие приходу варягов, устройство городского славянского населения «совершенно соответствовало тому государственному строю, с которого началась и на котором закончилась политических жизнь древних народов», а устройство городов славянских «совершенно сходно было с устройством городов Древней Греции до завоевания Дорян и Древней Италии до основания Рима». На Руси XII столетия города пытались обрести «политическую самобытность». Но все установления, в которых выразилась политическая автономия городов древнего мира и средневековой Европы, — выборные правители, правительствующие советы и народные собрания — в России нигде не достигли полного развития и нигде не выразились в ясных определенных формах. М. Д. Затыркевич смешивал города-государства древности с городами средневековой Западной Европы, в чем ошибался, поскольку там города-коммуны — союзы более самоуправляющиеся, чем правящие.

Политический строй Новгорода сближал с греческими республиками Н. И. Костомаров. При этом он подчеркивал: «Никакие исторические данные не дают нам право заключить, чтобы Новгород по главным чертам своего общественного состава в давние времена отличался от остальной Руси, как позже в XIV и XV вв.».

Немало сходных черт между Русью, Древней Грецией и Римом открылось взору А. И. Никитского. Он отмечал, что на Руси понятие «город» и «государство» были неразличимы. Большое значение А. И. Никитский придавал кончанскому устройству, обнаруженному им не только в Новгороде и Пскове, но и в остальных городах Древней Руси. И в неспособности отличить город от государства, и в связи городских концов с селом А. И. Никитский увидел сходство с античностью. Он писал: «Эта неспособность отрешиться от смешения различных по существу понятий города и государства не составляет нимало исключительной принадлежности древнерусской жизни, а замечается одинаково и в классическом мире, и в истории Рима, и в особенности Греции, Афин, которые политическим устройством своим представляют любопытные черты сходства с Древнею Русью и потому при сличении могут подать повод к поучительным соображениям».

Взгляды А. И. Никитского, стремившегося воспользоваться фактами из истории античных обществ для объяснения социально-политических учреждений Руси, получили одобрительную оценку со стороны Н. И. Кареева — одного из крупнейших представителей русской исторической науки.

Предпринятое А. И. Никитским сопоставление древнерусских институтов с учреждениями греков и римлян было продолжено другими исследователями. Т. Ефименко, изучая сотеиную организацию в Киевской Руси, убедился в том, что сотни охватывали как город, так и область, прилегающую к нему. Город и земля, таким образом, составляли административное единство, которое в условиях тогдашней Руси было неизбежным, исторически необходимым явлением, подобно городским и сельским трибам Рима, городским и областным демам Афин.

Искал аналогии в Древней Греции и А. Е. Пресняков — вдумчивый и осторожный историк. Анализируя социально-политическую структуру древнерусских городов, он обнаружил союз «ряда меньших общин, соединенных в одной общине городской, — явление, напоминающее греческий синойкизм и особенно ярко выступающее в строе Великого Новгорода». А. Е. Пресняков считал возможным именовать древнерусскую волость политией.

Примечательны также наблюдения Н. А. Рожкова, считавшего правомерным сравнение Киевской Руси с «древнейшей Грецией» и «древнейшим Римом», полагая, что «древнерусские вольные города находят себе параллель в явлениях жизни эллинских городских общин VII и VI веков до н. э.».

Надо сказать, что в наше время сознается важность сравнительно-исторического подхода к изучению древнерусского городского строя в плане использования материалов из истории древних обществ. Еще в 1966 г., анализируя понятие «социальный организм», Ю. И. Семенов писал, что классическим эквивалентом данного понятия в условиях древних и ранне-средневековых обществ являются города-государства — «номы» обществ древневосточного типа, античные полисы и древнерусские княжества. А. В. Куза допускал сравнение, хотя и весьма гипотетичное, древнерусских городов с городами-государствами древнего мира. Л. П. Лашук проводил исторические сопоставления между восточнославянскими «землями» («градскими мирами») и южнославянскими «обчинами». Он указывал и на актуальность вопроса о земском общинно-волостном быте с точки зрения исторической социологии. Л. В. Данилова и В. П. Данилов отмечали, что «характерные для классической древности города-государства (государства-общины) были гораздо более широко распространены, нежели это принято думать. Они существовали, в частности, у славян в средние века. Типичные примеры таких государств — Великий Новгород с его делением на пятины, концы, сотни, уличанские и сельские общины, Полица и другие средневековые южнославянские республики. Полисное устройство — притом в более раннее время — известно и на Востоке, в частности в Шумере, Ассирии, Финикии, Индии». Уместно тут вспомнить о Н. И. Карееве, который в своем типологическом курсе, посвященном античным городам-государствам, говорил о большой социологической значимости города-государства в познании истории государственного устройства народов мира. Современная наука подтвердила правоту Н. И. Кареева. Ныне мы располагаем огромным количеством фактов, свидетельствующих о городах-государствах как универсальной в мировой истории форме государства. Города-государства встречаются едва ли не повсюду. Особенно любопытно то, что ученые находят их в обществах с незавершенным процессом классообразования. Все это позволяет вести разговор о городах-государствах Руси на широком фоне сравнительно-исторических данных.

Распространенность города-государства в социально-политической жизни народов земного шара — веский аргумент в пользу целесообразности исследования вопроса о городах-государствах в Древней Руси. Эта разработка имеет и необходимую методологическую основу.

Привлекает внимание то обстоятельство, что города-государства встречаются в обществах, переживающих переходный период от доклассовой к классовой общественно-экономической формации. Выделение и конкретно-историческая разработка переходных периодов — крупное достижение советской исторической и философской мысли. Переходная эпоха обладает некоторым своеобразием, ибо «состояние общества в условиях его скачкообразного перехода от одной формации к другой существенно отличается от его состояния в условиях, когда частичные постепенные изменения в общем и целом не нарушают его стабильности. Для переходной, межформационной стадии общественного развития в отличие от основной, формационной, характерны: 1) промежуточный характер материально-технической базы; 2) многоукладность экономики; 3) сосуществование и борьба двух основных укладов, один из которых представляет уходящую с исторической сцены формацию, а другой — формацию, идущую ей на смену. В связи с этим наряду с пятью основными стадиями общественного развития — формациями — исторический материализм выделяет четыре переходных стадии: от первобытнообщинного строя к рабовладельческому, от рабовладельческого к феодальному, от феодального к капиталистическому и от капиталистического к коммунистическому».

Когда речь идет о переходе от доклассового строя к классовому, в частности от первобытнообщинного к феодальному, особый интерес приобретает история общины. К. Маркс отмечал, что «земледельческая община, будучи последней фазой первичной общественной формации, является в то же время переходной фазой ко вторичной формации, т. е. переходом от общества, основанного на общей собственности, к обществу, основанному на частной собственности». В переходный период появляется и город. Именно это имел в виду Ф. Энгельс, когда говорил: «Недаром высятся грозные стены вокруг новых укрепленных городов: в их рвах зияет могила родового строя, а их башни достигают уже цивилизации». Современная наука подтвердила наблюдения классиков марксизма. «С точки зрения марксистского понимания истории формирование городских центров раннеклассовых обществ является естественным, закономерным и неизбежным процессом социально-экономического и культурного развития при переходе от первобытности к цивилизации», — пишет в своей работе исследователь проблемы Ю. В. Павленко.

Вполне естественно и даже закономерно то, что в этот переходный период, с господством «земледельческой общины» в социальной жизни, город возникает и формируется на общинной основе. Основоположники марксизма указывали, что город образуется путем объединения (добровольного или принудительного) нескольких племен, или общин. Градотворческую силу община сохраняла и позднее. По поводу средневекового европейского города Ф. Энгельс замечал: «Сельский строй являлся исключительно марковым строем самостоятельной сельской марки и переходил в городской строй, как только село превращалось в город, т. е. укреплялось посредством рвов и стен. Из этого первоначального строя городской марки выросли все позднейшие городские устройства». Историческая этнография и в данном случае подтвердила выводы К. Маркса и Ф. Энгельса. Городская община обнаружена и описана на материалах Азии, Африки, Южной и Западной Европы, Руси.

Однако развитие поселений городского типа в культурах, идущих от первобытнообщинного к классовому обществу, сопрягалось с зарождением и развитием государства. Вот почему, превращаясь в город, община принимает постепенно государственную форму, а «вместе с городом появляется и необходимость администрации, полиции, налогов и т. д. — словом общинного политического устройства». Возникает город-государство, который «представлял собою предел возможной в ту эпоху хозяйственной, социально-политической и культурной общинно-государственной интеграции». Как показывают исследования, «возможность принятия общинной государственной формы содержится уже в восточной общине». Между тем восточная община «исторически наиболее ранняя простейшая и вместе с тем универсальная форма, которая встречается повсюду при переходе доклассового общества в классовое и в зависимости от эмпирических условий по-разному разлагается…»

Таким образом, город, вырастая из общины и сохраняя традиционные черты последней, усваивает новые качества, присущие государству. Процесс этот шел, конечно, постепенно. Историческая эволюция общины в город-государство была недавно превосходно показана на примере древнегреческого полиса.

Наша задача в том и состоит, чтобы проследить за приобретением государственных черт древнерусским городом на протяжении конца IX — начала XI вв. Для этого есть, как мы убедились, серьезные историографические, историко-социологические и методологические основания. Какова же фактическая сторона процесса?