Я нырнул под одеяло и оказался на улице. Вокруг не было ни души. До аллеи, ведущей к Сёва-дори, рукой подать. Однако не успел я дойти до светофора, как услышал, что за спиной хлопнула автомобильная дверца. Звук шел со стороны парковки. Я невесело усмехнулся: похоже, Мари была права, и ее подозрения в отношении слежки подтверждаются. Но тогда получается, что наблюдатель притаился не только в доме напротив? Шпионы множатся в арифметической прогрессии?!
Загорелся зеленый, и я медленно двинулся вперед. Неспешно вышел на Сёва-дори, за углом стремительно ускорил шаг и мгновенно нырнул в бизнес-центр.
Был конец рабочего дня, и лифт выплескивал в холл толпы клерков. Я зашел за автомат с колой и, закурив, оглядел улицу. Среди потока высвобожденного человеческого мусора, вытекающего из дверей здания, в глаза бросался один мужчина. В своей спортивной ветровке и с сотовым телефоном в руке, он резко выделялся на фоне офисной толпы – ни дать ни взять орангутанг, затесавшийся на модное дефиле. Мужчина внимательно смотрел по сторонам и заметно спешил. В наступивших сумерках лица его почти не было видно, но даже при таком освещении род его занятий не оставлял сомнений. Наискосок от здания протянулся пешеходный мост. Похоже, мой соглядатай никак не мог решить, что лучше – дойти до светофора или кинуться через мост. Выждав минут пять, я покинул здание.
Обогнув квартал, я вернулся на ту же аллею с противоположной стороны и прошел вдоль невидимой из окон части дома.
В доме не было лифта, и я поднялся по лестнице. Через пару минут я стоял перед дверью в центре третьего этажа. На табличке значилась фамилия Сато. Те же кривоватые иероглифы фломастером, что и на почтовом ящике на первом этаже. Эх, жаль, не получится постучать в дверь, как обещал Мари. У косяка торчала кнопка звонка. Кто бы сомневался. Если даже в моем доме, выстроенном полвека назад, есть звонок, что уж говорить о новостройке? Когда не ходишь по гостям, даже такие само собой разумеющиеся вещи начинают забываться. Я позвонил и прикрыл глазок ладонью. Вскоре из-за двери послышался голос:
– Кто там?
«Добрый день» или «добрый вечер»? Черт с ним. Я постарался, чтобы мой голос звучал официально:
– Сбор денег на подписку.
После короткой паузы дверная ручка повернулась и дверь приоткрылась.
– Мы газеты не выпи… – Парень подавился на полуслове. Он попытался захлопнуть дверь, но я быстро вставил в щель ногу.
– Жесть, правда? Ну что, юная надежда газетных магнатов? Или у тебя есть другая работенка?
Сверкнула серьга, светлая голова метнулась в сторону. Словно пойманный за шалостью ребенок, он показал мне язык:
– Я такой фигней не страдаю.
– И все же какая профессиональная сознательность! При слове «подписка» мгновенно распахнул дверь. Войти можно?
Втянув голову в плечи, он кивнул.
Квартира состояла из одной большой комнаты. Ощущение простора создавало полное отсутствие мебели – здесь не было ничего, кроме футона на полу и телефонного аппарата. Ни дать ни взять жилище настоящего стоика. Я уверенно направился к окну, отдернул штору и увидел как на ладони свое жилище. Лучшего места для слежки не найти. Я чувствовал себя зрителем, с комфортом расположившимся в VIP-ложе перед боксерским рингом.
На втором этаже моего дома горел свет. Я редко туда поднимался, но сейчас штора была отдернута, окно распахнуто настежь. Из него по пояс высунулся темный силуэт. Мари. С такого расстояния мы могли бы болтать, не напрягая голосовых связок. Словно в доказательство, она произнесла обычным голосом:
– Значит, знакомство состоялось?
– Знакомство только начинается.
Она тоже показала мне язык. Я со вздохом задернул штору.
Опустив взгляд, наткнулся на книгу, валявшуюся рядом с несвежей подушкой. «Чжуан-цзы», второе издание Иванами. Хозяин квартиры не только стоик, не чета мне, но и, кажется, большой интеллектуал.
Сейчас он устроился напротив меня на татами, скрестив ноги и расслабленно подперев ладонью подбородок. Подхватив книгу, я уселся перед ним:
– Интересная книга?
– Интересная. Прикольная. Не согласен?
– Хм… Не читал, не знаю. Любишь такую литературу?
– Послушай, не стоит относиться к людям с предубеждением. Внешность обманчива. Если снаружи человек выглядит пустышкой, это не значит, что он таков и внутри.
– Никак я к тебе не относился. Мы ведь с тобой всего лишь изредка перекидывались парой ничего не значащих фраз. Будем считать, что нам представился случай потолковать по душам.
– Можно и потолковать, – проворчал он, – только как-то обломно.
– Нормально. Твой работодатель вряд ли запрещал тебе вести светские разговоры. Ты ведь здесь подрабатываешь, верно? Или это твоя квартира?
– Ага, как же. Выпьешь чего-нибудь?
Похоже, у нас с ним были сходные понятия о гостеприимстве. Вспомнив слова Мари, я спросил:
– А что у тебя есть?
– Почти все. Молока вот только нет.
– Тогда не надо. Откуда тебе известно, что я пью только молоко?
– Так ты ведь ничего больше не покупаешь. Мы несколько раз сталкивались в круглосуточном магазинчике, неужели не помнишь? Ты молоко почему пьешь? О здоровье заботишься?
– Если бы заботился о здоровье, наверно, не стал бы покупать столько сладкого.
– Это точно. Питаешься ты ужасно. Катастрофически ужасно. Может, стоит задуматься? Есть проторенный путь человечества, его нужно придерживаться. Знаешь, чего недостает современным людям?
– Не знаю.
– Баланса.
– Баланса?
– Ага. Почитай Чжуан-цзы – у него очень доступно написано. Мозги моментально встают на место. У тебя отличный вкус, но при этом никакого чувства баланса.
Я вздохнул. И почему это каждый второй норовит учить меня жизни?
– Допустим, ты прав. Тогда, будь добр, расскажи мне, как все это укладывается в твою теорию баланса.
– Что именно?
– Твоя дополнительная работа.
Он поднялся и взял из холодильника банку пива. Пожалуй, зря я не взял с собой Мари. Облокотившись на раковину и со звонким щелчком открыв банку, он пробормотал:
– Мне ведь и вправду никто не запрещал с тобой разговаривать.
Влив в глотку изрядное количество пива, он уселся передо мной на пол и просто сказал:
– Ты же примерно представляешь, как это происходит? В свободное от доставки газет время я нахожусь здесь, и если у тебя в доме что-то происходит, сообщаю об этом по телефону. Вот и все. Смысл слов «что-то происходит» тебе понятен? Например, ты куда-то уходишь, или что-то еще в таком духе.
– Ага. Понятно. И куда ты звонишь?
Он молча вытащил из кармана мятый листок. На листке был записан десятизначный номер, начинающийся на 030. Мобильный телефон. Я оторвал от листка полоску и огляделся в поисках ручки. Извинившись, переписал себе номер. Он предвосхитил мой вопрос:
– Хочешь знать, чей это телефон?
Он снова полез в карман, на этот раз за визитной карточкой, уже изрядно намозолившей мне глаза за сегодняшний день. «Офис Тадамити Нисины. Секретарь Кунихико Харада». Я кивнул, и он понятливо убрал карточку в карман.
– Мне велели звонить по мобильному, а не по номеру, указанному на визитке.
– И когда же ты начал заниматься этой работой?
– В марте.
– Ровно три месяца назад…
Незадолго до того, как я столкнулся с Иноуэ на Гиндзе. Я собрался задать следующий вопрос, но он снова меня опередил:
– Кажется, я снова догадываюсь, что ты хочешь спросить.
– И что же я, по-твоему, хочу спросить?
– Как я оказался на этой работе? Угадал?
– Точно. Мне уже надоело задавать вопросы. Может, сам расскажешь?
Он начал с того, что представился:
– Ты ведь наверняка думал, что Сато – это вымышленная фамилия? К сожалению, настоящая. Меня зовут Кадзуя Сато. Так вот, однажды подкатил ко мне парень по имени Харада. Во всяком случае, так он представился. Рано утром, как раз после доставки утреннего выпуска, подошел ко мне на улице. Достал визитку и представился Кунихико Харадой. Только вообще-то он логубой. Что такое «логубой»? Голубой. Честно говоря, мне нет дела до чужих сексуальных пристрастий.
Из его рассказа выходило, что мужчина с ходу вежливо предложил ему сотрудничество. Сказал, что надо только наблюдать за моей жизнью и докладывать ему. Сато хотел было отказаться, так как ситуация показалась ему нечестной по отношению к его клиенту, но, как и следовало ожидать, ему были предложены некие условия. «Катастрофически прекрасные условия для бедного студента» – именно так он и сказал. На вопрос, где он учится, Сато, не углубляясь в детали, ответил лишь, что это известный в столице частный университет. Вот так он поддался соблазну, хотя правильнее будет сказать, принял разумное и верное решение. Судя по хватке того мужчины, кто-нибудь все равно рано или поздно взялся бы за эту работу. Так уж лучше он, Сато, чем абы кто. Тем более что такое решение является справедливым и с точки зрения перераспределения экономических благ в этом мире, которому сильно недостает баланса. Когда он ответил, что готов взяться за эту работу, но не сможет заниматься ею двадцать четыре часа в сутки, Харада заявил, что его это вполне устраивает. Ему достаточно, чтобы Сато уделял работе свободное от сна и доставки газет время. Прекрасные и гибкие условия труда. Кроме Харады, он ни с кем в контакт не вступал. Ключи от этой квартиры ему передал Харада, и больше сюда никто не приходил. Если Харада не подходит к телефону, Сато оставляет ему голосовое сообщение, и тот в течение часа обязательно перезванивает. Все это парень изложил спокойным и деловым тоном.
– Постой-ка, – сказал я, – значит, сейчас, когда я вышел из дому, ты тоже позвонил Хараде?
Он кивнул:
– Врубаешься! Точно. Я хотел сообщить о появлении Номера Третьего. Когда он вылез из припаркованного автомобиля, я набрал номер Харады, но он не взял трубку, и я оставил сообщение с просьбой перезвонить. К нам с Харадой этот тип не имеет никакого отношения. Думаю, Харада вот-вот позвонит.
Я лишь негромко хмыкнул.
– Этот мужик из машины – соверлютный анахронизм. Это же надо, шпионить из машины, да еще так неудачно припаркованной! А причесончик его ты видел?!
– Видел. А что такое «соверлютный»?
– «Совершенный» плюс «абсолютный». Урод, правда? Якудзе не мешало бы следить за модой.
– Думаю, они очень трепетно относятся к признакам самоидентификации.
– Ты о кодексе чести? Об этих дурацких устаревших понятиях?
Я покачал головой. Здесь явно не обошлось без влияния Чжуан-цзы. Как много еще в мире непознанного!
– Поговорим лучше о твоем кодексе чести. Ты честен в работе?
– Кан-нечно. Я и с тобой сейчас болтаю лишь потому, что моя работа включает только доклады о твоих передвижениях. О разговорах с тобой, как ты правильно заметил, речи не было. Тем не менее твой визит сюда, вероятно, относится к событиям, о которых следует сообщить. Так что не надейся, что я промолчу.
– Мне-то все равно, а вот тебя могут уволить.
– Ну тогда эта проблема того, кто уволит. Мы ведь говорим о честности.
– Готов подписаться под каждым твоим словом. Твои доводы куда более искренние, чем передовицы твоих газет. Значит, то, что меня навестила девушка, ему уже известно?
– Естес-сно. Если уж это для тебя не событие, тогда что же?! Красивая девчонка. Она… – Его прервал на полуслове телефонный звонок.
Подмигнув мне, парень снял трубку.
– Интересующий вас господин сейчас находится передо мной, – сказал он, даже не поприветствовав собеседника, и потом уже начал обстоятельный рассказ.
Это было четкое воспроизведение событий. Безукоризненное описание объективных фактов. Мужчину с парковки он тоже описал подробно, без субъективных комментариев и оценок. Говоря о нашей с ним беседе, он также кратко и четко выделил самую суть. Стиль изложения, выражаясь его языком, был «прикольным» и в то же время являл собой точный и меткий доклад. Не придерешься. Я слушал с восхищением. Он поинтересовался, не передать ли мне трубку, но собеседник, похоже, отказался. Они еще немного поговорили, после чего он попрощался и повесил трубку.
С лукавой улыбкой Сато взглянул на меня:
– Кажется, не уволили.
– Думаю, выслушав твой доклад, я и сам принял бы такое решение. Давно не видел столь квалифицированных молодых людей. Этот Харада, похоже, неплохо разбирается в людях.
– Он попросил меня позднее пересказать ему продолжение нашей беседы. А заодно следить повнимательнее, так как в ближайшие пару дней вероятны большие события.
– Хм… Что ж, у меня практически не осталось вопросов. Пожалуй, всего два.
– Какие?
– Вернемся к событиям трехдневной давности. Помнишь ту дождливую ночь? Ты видел, как около трех утра я вышел из дома с неким мужчиной, и доложил об этом?
Он кивнул:
– Видел. Я как раз собирался на работу, в смысле, основную. Конечно, я тут же позвонил Хараде.
– Только ему?
– Кан-нечно.
– Ясно. И еще одно. Мою входную дверь сломали. Я уже спрашивал тебя об этом, но теперь прошу рассказать обо всем, что ты заметил в тот день.
– Что заметил, что заметил! Я все тебе уже рассказал. Я же не подонок какой-нибудь – врать о таких вещах. Когда я разносил утренний выпуск, часов в пять, с твоей дверью был полный порядок. Я закончил доставку и вернулся сюда – думаю, часов около восьми. Дверь была уже сломана. А когда раскладывал вечерние газеты, она была красиво декорирована… Ах да, в тот момент здесь уже присутствовал Номер Третий. Харада сделал бы все гораздо тоньше, да и время для него неподходящее.
– Согласен, – ответил я.
Парень прав. Если бы Харада выбирал момент в мое отсутствие, у него был вагон времени сразу после моего ухода. Дверь сломали с умыслом, да еще под утро, значит, это сделал человек, точно знавший, где я нахожусь.
Я поднялся, чтобы уйти.
– Прости, что побеспокоил.
– Слушай, у меня к тебе одна просьба.
– Какая?
– Насчет твоей двери. Если будешь ставить новую, умоляю, только не алюминиевую!
– Если удастся, – ответил я. – Кажется, вкусы у нас совпадают. Но это будет непросто.
– Ты о катастрофичности нашей эпохи?
– Наверное.
Он проводил меня до двери. Пока я обувался, он произнес:
– Я пока буду продолжать эту работу. Но это не значит, что мы с тобой враги или союзники. Понимаешь? Существует же, в конце концов, логика бизнеса.
– Понимаю, – ответил я, – было бы здорово, если бы ты продолжал эту работу катастрофически долго.
– Ага. Сам молюсь об этом. Ну, пока.
Я спустился в безмолвный двор.
Мы действительно живем в эпоху реактивных самолетов. Только, видимо, каждое поколение летит со своей скоростью.