О ТОМ, КАК ОНИ ЖИЛИ В ИМПЕРСКОМ ГОРОДЕ

Внезапное исчезновение рыцаря Хульдбранда фон Рингштеттена вызвало в имперском городе всеобщую тревогу и сожаление, ибо все успели полюбить его за ловкость на турнире и изящество на балу, за щедрость и приветливый нрав. Его слуги не хотели покидать город без своего господина, однако никто из них не отваживался последовать за ним в зловещий сумрак страшного леса. Итак, они продолжали жить на постоялом дворе, в праздном ожидании, как это водится у такого рода людей, и своими сетованиями пытались оживить память о пропавшем рыцаре. Когда же затем вскоре разыгралась непогода и начался паводок, никто уже не сомневался в верной гибели прекрасного чужеземца. Вертальда открыто выказывала свое горе, проклиная себя за то, что толкнула его на злополучную поездку в лес. Герцог с супругой, ее приемные родители, приехали, чтобы увезти ее с собой, но Бертальда уговорила их остаться с ней, пока не станет доподлинно известно – жив Хульдбранд или мертв. Многих молодых рыцарей, усердно домогавшихся ее милостей, она пыталась подвигнуть на розыски благородного искателя приключений. Но обещать в награду свою руку она не решалась – должно быть, все еще надеялась, что он вернется, и она будет принадлежать ему, а за какую-нибудь перчатку с ее руки пли ленту никто не спешил ставить на карту жизнь, чтобы воротить столь опасного соперника.

И вот теперь, когда Хульдбранд так неожиданно и внезапно вернулся, слуги, горожане и все кругом ликовали, – все, кроме Бертальды: ибо если всем пришлось по душе, что он привез с собою такую красавицу-жену, и патера Хайльмана как свидетеля венчания, то Бертальде не оставалось ничего другого, как сокрушаться об этом. Во-первых, она действительно успела всем сердцем полюбить молодого рыцаря, а кроме того ее скорбь во время его отсутствия открыла людским взорам гораздо больше, нежели это подобало. Вот почему она повела себя, как следовало умной женщине, примирилась с обстоятельствами и самым дружеским образом обходилась с Ундиной, которую все в городе приняли за принцессу, избавленную Хульдбрандом в лесу от злых чар. Когда ее самое или ее супруга спрашивали об этом, они отмалчивались или отвечали уклончиво; уста патера Хайльмана были плотно замкнуты для всякой суетной болтовни, к тому же вскоре по прибытии в имперский город он отправился в свой монастырь, так что людям приходилось пробавляться собственными измышлениями, и даже Бертальда знала не больше других.

Ундина же с каждым днем все более привязывалась к Бертальде.

– Наверное, мы когда-то раньше знали друг друга, – частенько говорила она, – или между нами существует какая-то иная, чудесная связь, ведь так вот просто, без всякой причины, поймите меня, без какой-то тайной причины, нельзя сразу полюбить человека с первого взгляда, как я полюбила вас.

Да и Бертальда не могла не сознаться себе, что чувствует к Ундине дружескую склонность, хотя и полагала, что имеет веские причины горько упрекать свою счастливую соперницу. Это взаимное их влечение побудило одну упросить своих родителей отложить день отъезда, а другую – умолить о том же супруга. Более того, уже шла речь о том, что Бертальда на некоторое время отправится с Ундиной в замок Рннгштеттен у истоков Дуная.

Как раз об этом и беседовали они однажды вечером, гуляя при свете звезд по городской рыночной площади, окаймленной высокими деревьями. Молодая чета поздно вечером зашла за Бертальдой, и все трое дружески прогуливались под темно-синим небосводом, прерывая свои речи восторгами по поводу великолепного фонтана, неумолчно журчавшего и звеневшего посреди площади. И на душе у них было так хорошо и отрадно, сквозь тень деревьев мелькали огоньки ближних домов, вокруг них плыл неясный гул от голосов играющих детей и неторопливых шагов прохожих; они были одни и в то же время в самой гуще жизнерадостного, приветливого мира. То, что днем казалось трудным, как бы само собой сглаживалось, и трое друзей уже не могли понять, почему поездка Бертальды с ними могла вызвать хоть малейшее сомнение. И тут, как раз когда они собирались назначить день совместного отъезда, от самой середины площади прямо к ним направился какой-то высокий человек; он почтительно поклонился всей компании и что-то шепнул на ухо молодой женщине. Недовольная помехой и тем, кто им помешал, она отошла с незнакомцем на несколько шагов, и оба начали шептаться, словно бы на каком-то чужом языке, Хульдбранду показался знакомым этот странный человек, и он стал так пристально всматриваться в него, что не слышал изумленных вопросов Бертальды и не отвечал на них. Внезапно Ундина радостно захлопала в ладоши и со смехом покинула незнакомца, который, недовольно покачивая головой, поспешными шагами пошел прочь и спустился в колодец. Тут Хульдбранд окончательно уверился в своей догадке. Бертальда же спросила:

– Что ему было нужно от тебя, Ундина? Ведь это человек, который чистит колодцы, не так ли?

Молодая женщина усмехнулась про себя и ответила:

– Послезавтра, в день твоего ангела, все узнаешь, милое дитя мое!

И ничего больше нельзя было от нее добиться. Она пригласила Бертальду вместе с ее приемными родителями в названный день к обеду, и вскоре они разошлись.

– Кюлеборн? – с тайным содроганием спросил Хульдбранд у своей прекрасной супруги, – когда, простившись с Бертальдой, они шли домой одни по темным улицам.

– Да, это был он, – ответила Ундина, – я он пытался наговорить мне бог знает каких глупостей. Но среди прочих вещей он, сам того не зная, порадовал меня долгожданной вестью. Если ты хочешь узнать ее сейчас же, мой повелитель и супруг, тебе стоит только приказать, и я все тебе расскажу. Но если ты хочешь доставить своей Ундине большую, очень большую радость, отложи расспросы до послезавтра, и тогда тебя тоже ждет сюрприз.

Рыцарь охотно согласился исполнить то, о чем так мило просила его жена, и уже засыпая, она прошептала про себя с улыбкой:

– Как же она обрадуется и удивится вести от человека, что чистит колодцы, эта милая, милая Бертальда!