1.

Вернемся во времени на несколько часов назад.

В салоне японского корабля Муцу, вокруг большого металлического стола, усыпанного донесениями и бланками полученных телеграмм, сгрудились высшие офицеры соединенной эскадры. Среди них молча сидел на стуле командующий.

Адмирал Нагано с пепельно-седыми волосами и умным широким лбом погрузился в изучение морской карты. Его профиль выделялся в свете настольной электрической лампы резко, как барельеф. В его глазах горел острый ум, а плотно сжатый большой рот выражал непоколебимую решимость.

- Ну-с, - подняв голову, обратился начальник к стоявшему сбоку начальнику своего штаба, - так каково же соотношение воздушных сил?

- Что касается истребителей, то у американцев имеется по 54 штуки на Саратоге и на Лэксингтоне, плюс к этому 18 штук на крейсере-авианосце Тахома, всего 126. Против них мы имеем только 105 истребителей в авиаотряде нашей эскадры, - ответил начальник штаба, - если же с нашей стороны будут участвовать также и 45 самолетов с острова Титидзима, то мы будем иметь всего 150 самолетов.

- Ну а сможем ли мы рассчитывать на победу без огасаварских самолетов, имея только 105 машин, как вы думаете?

- Я уверен в победе, - почтительно ответил офицер штаба воздушных сил. – Все наши летчики прошли отличную трехгодичную подготовку в Иокосуке и Касумигаре. К тому же, как нам известно, противник лишился двух авианосцев – Ренджера и Ланглэя. Оставшееся превосходство американцев над нами в количестве машин, таким образом, составляет всего 20 самолетов. Для нас это совсем не страшно.

- Возможно, что противник ослаблен много более того, что мы предполагаем. До сих пор точно не известны результаты сегодняшней ночной атаки наших миноносцев. - присоединился начальник штаба.

- Хорошо, - поднявшись со стула, принял последнее решение командующий, - только надо действовать возможно скорее, наступление начнем незадолго до восхода солнца – часа в четыре с половиной. В нашем распоряжении еще два часа, - адмирал Нагано вынул старомодные карманные часы на цепочке. – Я немного вздремну, разбудите меня во-время.

Командующий кивнул на прощание своим подчиненным и отправился в запасную адмиральскую каюту. Нагано совершенно справедливо считал, что к серьезному делу нужно приступать со свежей головой. К тому же, молниеносно разлетевшийся по кораблям слух о том, что адмирал, как ни в чем ни бывало, пошел спать, здорово успокоил волнующиеся перед генеральным сражением экипажи.

Кто-то последовал примеру вице-адмирала, кто-то пошёл на мостик, но большинство прочих офицеров штаба, после ухода командующего, собрались в кают-компании и всю ночь напролет обсуждали, как нужно действовать, когда наступит утро. Необходимо было возможно быстрее сблизиться с противником и с рассветом нанести прежде всего сильный удар по воздушным силам американцев. Это должно положить начало победе. На этом сходилось мнение большинства офицеров штаба.

- Ну, - обводя всех взглядом, сказал начальник штаба, - идите спать, я вас разбужу вместе с командующим.

- Нет, этот трюк – спать перед решительным боем – мы уступаем командующему, - браво ответил офицер штаба воздушных сил. – Никто не хочет скоротать время до утра за партией в шашки?..

- Нет, мы лучше поднимемся наверх, надо немного освежиться, - и два капитана второго ранга вышли из кают-компании. У обоих на спинах насквозь промокли от пота кители, но не от духоты, а от тщательно скрываемого волнения.

На мостике Муцу около компасов стояли командир корабля, его помощник, штурман и несколько офицеров штаба эскадры. Все вместе они наблюдали за темным морем, изредка полушопотом перебрасываясь фразами. Внизу, примерно в ста метрах впереди, среди пенистых волн, несмотря на ночь, смутно виднелся нос корабля. Немного отступая, в тяжелом напряжении застыли две башни, из которых торчало по два 40-сантиметровых орудия, обмываемых брызгами волн, разрезаемых носом корабля. Позади возвышалась большая дымовая труба, похожая на гусеницу, а далеко за ней виднелся силуэт второго корабля, в молчании следовавшего на расстоянии 1 000 метров за первым.

- Опять! – прошептал помощник командира корабля офицерам штаба, когда откуда-то издалека донесся грохот, подобный раскатам грома. – Интересно, с каким противником пришлось нашим иметь дело во время сегодняшней ночной атаки?

- Странно, что за всю ночь ни один миноносец противника так и не попробовал приблизиться под покровом темноты к нашей эскадре… Похоже, американцам все ещё неизвестно о нашем присутствии… Но, однако, судя по тому, что мы не имеем донесений с высланного вперед миноносца Куруми, думается, что и мы не можем возлагать особенно больших надежд на наш сегодняшний ночной поиск, - ответил офицер штаба.

- Во всяком случае с рассветом придется здорово поработать.

- С рассветом? – удивился помощник командира корабля и посмотрел на ручные часы со светящимся циферблатом. – Ого, осталось не больше двух часов… Пока что не обойти ли нам корабль?

И помощник, оставив прохладный мостик, направился инспектировать душное, как баня, бронированное чрево корабля… Ничего не сделаешь, хоть это и трудно, но такова уж служба помощника командира корабля. Он должен лично проверять, правильно ли задраены двери водонепроницаемых переборок; есть ли в надлежащем месте запас осветительных средств на случай прекращения электрического тока; готовы ли к немедленному действию пожарные шланги; действуют ли пожарные помпы; в порядке ли противогазы и т.д., - все это ложится на его обязанности, когда ожидается бой.

Сбежав по нескольким трапам, помощник вошел прямо в артиллерийскую башню с 14-сантиметровыми орудиями. В ней было почти темно, так как боялись, чтобы снаружи не был виден свет корабля. Десяток свободных от вахты матросов уютно расположились на плетеных циновках прямо под казенными частями огромных артиллерийских стволов. Командир этой передней башни - молодой офицер, увидев помощника корабля, вытянувшись в струнку, отрапортовал:

- В передней башне без перемен!

Помощник командира корабля, осматривая орудие, станок, снаряды и подающий снаряды механизм одобрительно кивнул головой.

- Господин помощник, нет ли каких-либо новостей о противнике? – с взволнованным видом спросил молодой офицер.

- Волноваться нечего, - улыбаясь, ответил помощник, - вот, как рассветет, мы так ударим, что руки превратятся в палки.

- Спасибо, - радостно улыбнулся командир башни и отдал честь.

Покинув башню, помощник открыл броневую дверь и вошёл в следующее отделение.

«Славные ребята», подумал он, взглянув на веселых моряков в следующей башне. («Держитесь крепче»).

И он шел дальше из одного отделения в другое, из одной башни в другую. Пушки заряжены, настроение и у офицеров и у унтерофицеров и у матросов хорошее.

Однако в этом ничего особенного не было: ведь они, хотя и через узкие щели, но все же могли сражаясь видеть противника, - они были наиболее счастливой частью экипажа.

Но удел тех людей, к которым вслед за этим спустился помощник, не был таким счастливым: они были заперты в течение 4-6 часов в железной тюрьме ниже уровня воды. Они совершенно не могли знать, с каким противником борется их корабль; слыша звуки выстрелов, они не знали, стреляет ли это их корабль или же это взрываются снаряды противника, попавшие в их корабль. И если, несмотря на это, их верность и пыл не уступали людям, находящимся на верхней палубе, то это можно приписать только их героизму, а также вере в своего императора и в свое командование. Помощник командира не забыл посмотреть на них ласковым, полным благорасположения взглядом [Политико-моральное состояние личного состава флота Японии не такое “кроткое”, как описывает автор. Случаи арестов среди команд кораблей и случаи неповиновения офицерству значительно участились. Все меньше и меньше японцев слепо верят в непогрешимость монархического строя, все более и более растет классовое сознание личного состава японского флота. - Ред.].

Поднимаясь снова вверх по трапу, он увидел доктора, стоявшего перед пустым операционным столом.

- Ну, как, скоро начнется? – спросил изголодавшийся по боям, вернее по операциям, поблескивая глазами, врач. – Руки чешутся, резать хочется. – и он сам нервно засмеялся над своей немудреной шуткой.

- Еще около часа, - ответил помощник, - ну, пока.

Выйдя из военной амбулатории, он опять то поднимался, то опускался по бесконечным трапам.

После всего он посетил боевую рубку, находившуюся ниже уровня воды в центральной части корабля. Сюда со всех сторон шли электрические звонки и переговорные трубки, получалось что-то похожее на телефонную станцию. В центре рубки перед большими циферблатами приборов сидел офицер. Он занимался тренировкой – передавал различные команды, касающиеся ведения огня. Его команды при помощи электрической аппаратуры передавал на мачты и в артиллерийские башни стоявший рядом вестовой.

- Все в порядке! – отрапортовал хозяин боевой рубки помощнику командира корабля. – Хоть у нас орудий и меньше, зато мы подавим янков быстротой огня.

- Да, все-таки последняя надежда – это пушки! – одобрил молодого офицера помощник – сам бывший артиллерист.

 

2.

Капитан второго ранга – офицер штаба развернул и принялся читать телеграмму, только что полученную им по пневматической трубе из находившегося внизу помещения радиостанции.

«Донесение самолета разведчика с Акаги. В пункте 553 находятся 13 кораблей противника. Курс норд-вест. Строй – кильватер. Следую за авианосцем типа Саратоги и Тахомой. В 10 морских милях западнее их находятся 14 эсминцев. Курс норд-норд-вест, строй – двойная колонна. Конец».

- Вот здесь, - показал он на карте, - находятся главные силы противника; в 30 морских милях от нас с востока на север.

- Слава богу, - и офицер штаба воздушных сил вскочил, вырвав телеграмму из рук своего товарища. – У них за ночь стало меньше на один авианосец. Значит у них сейчас всего только семьдесят самолетов истребителей, так что мы со своими сто пятью самолетами имеем абсолютное преимущество.

- Не знаю, эсминцы или кто ещё это сделал, но получилось здорово, - сказал командующий также с довольным видом, - сейчас это имеет больше значения, чем если бы были потоплены один-два линейных корабля.

- Как же, господин командующий, - весело спросил начальник штаба, - покончим и с остальными авианосцами, как предполагалось ранее? И видя наклонившееся в знак согласия сильное лицо командующего, начальник штаба начал отдавать распоряжения.

- Офицер штаба воздушных сил, извольте сейчас же направить все силы первой и второй воздушных эскадр для атаки оставшихся авианосцев и Тахомы. – Капитан, - повернулся начальник штаба к командиру флагманского корабля, - курс норд-ост, скорость двадцать узлов.

Ветер стих, но волны все еще были высокие. Флагманский корабль Муцу, выпустив облако густого дыма из передней, похожей на громадный башмак, трубы, начал циркуляцию влево. Командующий вскинул бинокль, следя за построением кораблей. Даже 33 000-тонный гигант Нагато то вздымался вверх, то опускался на мертвой зыби. Тускло излучающая золотой свет хризантема на носу корабля, смотревшая на восток, казалось вот-вот будет поглощена набегающей волной, но в этот момент нос корабля вдруг поднимался, показывалась над водой красночерная полоса ватерлинии и из якорных клюзов бурным водопадом начинала низвергаться вода. В 1 000 метров от Нагато шел Хьюга, дальше опять на одинаковом расстоянии – Исэ, Кирисима, Хиэй, Ямасиро, Фусо.

Корабли следовали друг за другом, вытянувшись длинной змеей.

В 5 000 метров вправо от главных сил эскадры, выстроившись в одну линию, неслись пять авианосцев: Кага и Акаги из первой воздушной эскадры и Рюдзио, Хосио и Банрю – из второй воздушной эскадры.

Над мостиком Мутсу взлетел флажной сигнал. Как только он был разобран, авианосцы подняли боевые флаги и повернулись носом к ветру. С длинных палуб один за другим начали взлетать самолеты – скоро все небо над кораблями дрожало от рокота авиационных моторов. Лицо офицера штаба воздушных сил раскраснелось от удовольствия при виде этой впечатляющей картины. Один истребитель пронесся прямо над Муцу и покачал крыльями. Вахтенный офицер в ответ сорвал с головы фуражку и бешенно замахал ею.

- Удачи вам, удачи!

Построившись в группы по 9 машин, самолеты направились на восток; всего их было 105.

- Если даже каждая из машин встретится с одним противником, то все-таки у нас остается еще пятьдесят самолетов, - провожая взглядом удаляющуюся воздушную армию, с твердой уверенностью в голосе сказал начальник штаба, - как бы там не повернулись обстоятельства, но во всяком случае господство в воздухе – на нашей стороне.

В это время офицер штаба воздушных сил принес снизу телеграмму и подал ее начальнику штаба:

«Радио с острова Титидзима. Сейчас в направлении на пункт 553 вылетели 45 истребителей и 18 тяжелых бомбовозов».

Итак на помощь к 105 самолетам авианосцев с Огасаварских островов летели еще 63 самолета. При таком положении уже не могло быть места сомнению в победе в воздушном бою.

- Подавляющее превосходство сил! – с проясненным видом заключил командующий, - теперь и адмирал Гордон наверно поймет, как невыгодно бороться имея столь отдаленные базы.

В это время над эскадрой появились сначала один, затем другой самолеты – по-видимому, разведчики. Несомненно они прилетели для того, чтобы произвести разведку состава эскадры, ее курса, построения и т.д. и сообщить об этом командующему эскадрой противника, но сейчас уже некогда было связываться с каждым из этих самолетов в отдельности.

Собственные самолеты-разведчики также то улетали, то прилетали, с них то и дело проступали донесения о положении противника, и каждый раз офицер штаба наносил на морской карте положение противника и показывал его начальнику штаба.

В 3 часа 10 минут, когда небо на горизонте посветлело, с той стороны, куда шла эскадра, донеслись звуки артиллерийской стрельбы.

Офицеры насторожились

- Это наши крейсера открыли огонь, - вскричал лейтенант, - за тридцать девять тысяч метров! Ведь до головного корабля главных сил противника тридцать девять тысяч метров!

Начальник штаба, предполагавший открыть огонь с расстояния 30 тысяч метров, подумал, что хотя еще немного рано, но, пожалуй, уже стоит на каждом корабле поднять боевой флаг на грот-мачте. Но в тот момент, когда он уже готовился отдать приказ об этом капитану первого ранга, в тысяче метров со стороны правого борта с грохотом поднялись 10 громадных столбов воды, казалось состязавшихся по своей высоте с верхушками мачт кораблей.

- Черт возьми! – воскликнул начальник штаба. – Лево руля, поворот – все вдруг на шесть румбов.

И все восемь кораблей во главе с Муцу и Нагато сразу повернули и стали полным ходом уходить влево от этого ужасного сосредоточенного огня.

Вслед за первым со стороны невидимого противника последовал второй залп. На этот раз снаряды с диким воем упали в каких-нибудь 400 метров справа за кормой убегавшего флагманского корабля.

- Против такого огня сорокасантиметровых не устоять, - сказал начальник штаба.

- Это полная неожиданность, господин начальник штаба, - стискивая зубы, сказал флагманский артиллерист.

- Эта стрельба с дистанции в тридцать девять тысяч метров разнесет нас на куски , - тихо-тихо обронил вахтенный офицер.

Действительно эти пушки, имеющие такую громадную дальность огня, обладали поразительной силой по сравнению с орудиями японцев. Конечно, те суммы, которые были два года тому назад американцами затрачены на «восстановление промышленности», в действительности пошли на перевооружение кораблей 40-сантиметровыми орудиями. В секрете от всех угол возвышения их был увеличен до 45, а на некоторых кораблях и до 50 градусов.

Однако, противник, по-видимому учитывая, что даже и такими дальнобойными пушками нельзя поразить главные силы японской эскадры, которые, имея преимущество в узлах в скорости, будут постепенно уходить на запад, после третьего залпа прекратил огонь.

В этом сыграла свою роль большая скорость японских кораблей, достигающая 23 узлов, по сравнению со скоростью противника в 21 узел.

Чем же объясняется это уклонение от боя 8 японских кораблей во главе с Муцу?

По-видимому, и командующий и начальник штаба были уверены в том, что должны произойти какие-то изменения в обстановке, и отходили в ожидании этих, имеющих большое значение, перемен. А вопрос о том, произойдет или нет крупное изменение в боевой обстановке, зависел от другого вопроса – удастся или нет японскому воздушному флоту захватить в свои руки господство в воздухе в районе сражения.

 

3.

Бой в воздухе закончился решительной победой японского воздушного флота.

Это произошло, конечно, не потому, что личный состав воздушного флота Америки был слабее японского. Нет, их боевой дух был на такой же высоте, как и дух японцев; в отношении искусства они не уступали первоклассным летчикам любой страны, даже больше того: в морском воздушном флоте Америки было много Ликкенбекергов, много Фонков, много Рихтгофенов. У них были такие превосходные самолеты, как Бойинг и Кэртис. Однако, несмотря на это, они не могли сопротивляться японскому воздушному флоту – это объясняется прежде всего тем, что у них в воздухе оказалось недостаточно самолетов.

- У американцев было мало самолетов? – Что за ерудна? – может быть усомнится читатель. Это вполне законное сомнение. Но фактически это было так, а против фактов не пойдешь. Нижеприводимый рассказ офицера штаба воздушных сил эскадры Соединенных штатов (после боя он был вместе с другими взят в плен и рассказал об излагаемом ниже офицеру штаба воздушных сил японской эскадры) дает совершенно ясное представление об этом факте.

«С самого начала войны мы приступили к переделке во вспомогательные авианосцы пяти превосходных пассажирских судов, однако, работа была сделана только еще наполовину и они не могли принять участие в бою. Таким образом, авианосная эскадра Соединенных Штатов смогла войти в западную часть Тихого Океана только в составе пяти настоящих авианосцев общим тоннажем 103,6 тыс. тонн: Саратога (33 тыс. тонн), Лэксингтон (такого же тоннажа), Ланглэй (13800 тонн), новый авианосец Ренджер (тоже) и авианосец – крейсер Тахому. Из них два – Ренджер и Ланглэй были потоплены в результате решительной атаки японских крейсеров вчера, кроме того, ночью у нас не стало также и большого авианосца Лэксингтона».

«Таким образом, у нас осталось только два авианосца: Саратога и Тахома. Какими бы героями ни были американские летчики, для 70 самолетов, находившихся на Саратоге и Тахоме, было совершенно невозможно захватить господство в воздухе, имея против себя свыше сотни истребителей с пяти японских авианосцев. Да, это было абсолютно невозможно. Саратога и Тахома подверглись жестокой атаке приблизительно 50 японских бомбовозов. Они защищались изо всех сил. Говорят, что оставшимися истребителями и зенитными пушками было сбито по меньшей мере 20 самолетов. Но в конце концов они не могли противостоять бешенным атакам бомбардировщиков, то и дело нападавших со всех сторон казалось в решимости сесть прямо на палубу. После 20-минутного боя, получив десяток попаданий в палубу и одну бомбу рикошетом от воды в борт, затонула Тахома. Палуба Саратоги была вся покрыта пробоинами – самолеты не могли ни взлетать, ни садиться на нее. Таким образом, мы оказались без аэродромов на море, и тем корабельным самолетам, которые сейчас находятся еще в воздухе, не остается ничего другого, как напиться морской воды».

«Японские авианосцы также по-видимому понесли значительные потери. «Банрю» была потоплена сосредоточенным огнем американских крейсеров. Посадочную палубу «Кага» также совершенно разбили, а один из наших самолётов даже врезался Каге в мостик. …Но кроме Банрю и Каги у вас оставалось еще три авианосца. В этом было ваше главное преимущество. Не только три, но даже два, даже один авианосец и то давал японскому флоту большой перевес: между нами и вами была такая же разница, как между черепахой и луной».

«Мы уже и так не могли равняться с вами, а тут еще поступили сведения о том, что к вам прибыли еще истребители, по-видимому, с островов Огасавара, и, опустившись на палубы трех уцелевших авианосцев, принимают горючее. В этот момент я решил: Ну, теперь мы уже ничего не сможем сделать. Все наши разведчики – гидропланы, производившие наблюдение за артогнем, были прогнаны прибывшими на помощь истребителями японцев. И воздух над местом боя остался в полной власти самолетов со знаком солнца на крыльях».

Так рассказывал пленный американский офицер к полному удовлетворению слушавших его японцев.

 

4.

- … Пора начать сближение, - сказал начальник штаба адмиралу Нагано, который, кончив завтрак, поднялся на мостик. – Посмотрите, даже гидропланов-разведчиков уже не видно.

Противник мог обстрелять из своих 40-сантиметровых орудий японскую эскадру, благодаря тому, что он при помощи разведчиков мог корректировать артиллерийский огонь. Какой бы большой угол возвышения не имели пушки, как бы далеко они ни стреляли – все это оказалось бы бесполезным, если бы не было возможности следить за падением снарядов.

Наблюдение с мачты? – но об этом нельзя даже говорить серьезно. Даже если подняться вместе с боевым флагом на клотик самой высокой мачты, на которой устроен громоотвод, то даже и с него невозможно видеть корабли за 39 тысяч метров. Горизонт всегда в тумане, но если бы даже этого не было, то все равно корабли окажутся гораздо ниже за горизонтом благодаря шарообразной форме земли.

- Вправо…. 12 румбов…. Поворот – все вдруг, - отдал приказ всей эскадре начальник штаба.

И главные силы японской эскадры, шедшие до сих пор на запад, внезапно перестроились для атаки превосходных главных сил противника.

Лейтенант по морской карте, на которой было нанесено положение сторон, докладывал дистанцию, которая отделяла наш флот от противника.

«Сорок три тысячи ….»

«Сорок тысяч….»

«Тридцать восемь тысяч….»

Так как противник тоже шел на сближение с японской эскадрой, то расстояние между ними сокращалось на глазах.

И в тот момент, когда уже можно было ожидать, что противник будет виден с марса, флагманский артиллерист приказал приготовить главный калибр.

- Наконец-то показались… - прошептал адмирал Нагано, уже давно с напряженным беспокойством искавший биноклем противника, - один, два, три, четыре…десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать… кораблей. Ого, поразительное построение.

Тринадцать сильнейших в мире военных кораблей! Их светло-серые силуэты, появившиеся на восточном горизонте, были так величественны, что их смело можно было назвать «королями Тихого океана».

Когда на 3-4 кораблях противника блеснули вспышки выстрелов, начальник штаба посмотрел на них с состраданием и сказал:

- Последние выстрелы?

«Последние выстрелы? – странные вещи говорит начальник штаба», - подумал один из матросов-сигнальщиков. Но не прошло и двух минут, как ему стало понятно.

В то время, когда противник готовился к вторичным выстрелам, его глаза оказались закрытыми густым дымом. Сверху – белым дымом самолетов, снизу – черным дымом с эсминцев…..

Американская эскадра не могла продолжать обстрел японцев, так как у нее уже не было ни одного самолета, который мог бы корректировать артиллерийскую стрельбу, дымовая же завеса, поставленная японцами, не давала возможности стрельбы прямой наводкой.

Все время поддерживая завесу, японская флотилия приблизилась к противнику на расстояние 20 тысяч метров. Никогда еще командующий японским флотом не был, вероятно, так благодарен преимуществу в 2 узла в скорости хода, которое имел японский флот перед американским, как теперь.

Недаром морское ведомство придавало такое большое значение скорости при постройке военных кораблей.

На флагманском корабле Муцу взвился сигнал – «Огонь!» Как только сигнал спустился вниз, башни получили приказания.

«180, 1-ый корабль противника!»

«40-сантиметровыми пушками, залп…»

«Влево, 5, 19, 100 …»

«Выстрел!»

Рев гигантских орудий оглушил всех стоящих на мостике Муцу, а палуба больно ударила по ногам. Время, казавшееся нескончаемым и всплески падений выросли рядом с флагманским кораблем американцев.

«Уступ больше два!»

«Выстрел!»

Один из выпущенных снарядов попал в Мериланд, взорвав на корме катапульту для запуска гидропланов.

«Передать данные для стрельбы на другие корабли…»

«Беглый огонь!»

- Противник совсем замолк, - сказал командир артиллерийской башни, опустив голову из наблюдательной башенки и смотря на своих подчиненных. И действительно бой в конце концов стал походить на стрельбу по мишеням, так как противник не отвечал.

Для японского флота это был легкий бой. Расстояние сокращалось, а со стороны противника не посылалось ни одного снаряда. А наши корабли, продолжая воздушное наблюдение, один за другим топили корабли противника.

Первым погиб флагманский Мериланд, погубив вместе с собой и адмирала Гордона. Оставшись без командующего, корабли эскадры Соединенных штатов стали походить на пугливых овец, внезапно оставшихся без пастуха. В панике американцы ломали строй, стараясь увернуться, избежать смертоносно точного огня противника, но все было без толку. Через двадцать минут после гибели флагмана, разрываемый японскими снарядами, перевернулся Колорадо. Спасти с него почти никого не удалось, да и некогда было прочим американским кораблям заниматься спасательными работами под сосредоточенным огнем всех японских линейных кораблей.

Потом, в ярком и молниеносном цветке взрыва пороховых погребов, разломился Калифорния…

- Может быть, прекратить огонь, предложить противнику сдаться? – обратился командующий к офицеру штаба, когда с самолетов-корректировщиков поступило донесение о том, что затонул третий линейный корабль противника.

Сигнал был послан и через каких-нибудь 10 минут на 117 оставшихся не разрушенными судами противника были подняты белые флаги.

В этот же день вечером соединенная эскадра Нагано направилась в Токио, конвоируя сдавшуюся в плен американскую эскадру.

Радость населения, которое вышло встречать возвращающуюся с триумфом эскадру, описывать незачем – воспоминания об этом еще свежи и живы в памяти читателей.

Хочется добавить еще несколько слов.

Моряк Кавано, раненный в ночной атаке, был обеспечен пособием после ранения. После трех месяцев в больнице его направили на поправку на курорт в Беппу и его здоровье совершенно восстановилось.

Заслуги – заслугами, а вина – виною…. Ему пришлось поэтому отбыть наказание – несколько месяцев при военно-морской тюрьме в Оцу.

Очень скоро по выходе из тюрьмы он встретился с женой Тиэко и у них родилась девочка с большими глазами, как у матери.

Полгода спустя, когда они наперебой нянчились с этой девочкой, они сели в Иокогаме на пароход Цицебу-мару, который направлялся в обретенное в качестве контрибуции Гонолулу.

Там в парке Вайкики воздвигнут памятник капитану Маки в ознаменование его воинской доблести.