Трехпалый детина с рожей мясника заговорил первым. Отчего это люди просто обожают последнюю мразь производить в вожаки? Его трусость Хентцау разглядел сразу столь же ясно, как водянистую голубизну его глаз. Но кое-что интересное, о чем моль не успела поведать, он все-таки им рассказал.

Нефритовый гоил был не один. С ним была девчонка, а еще, что важней, при нем был вроде как брат, который вбил себе в голову, что сможет камень вытравить. Если трехпалый не врет, этот брат намеревался отвести нефритового гоила к Красной Фее. Кстати, неглупая мысль. Эта фея ненавидит свою темную сестру ничуть не меньше, чем все остальные. Однако Хентцау уверен: снять заклятие ей не по плечу. Темная Фея гораздо сильней всех своих сестер, вместе взятых.

Остров, на котором они живут, никто из гоилов в глаза не видал, а уж тем паче не ступал на него. Темная Фея хранит тайны своих сестер, хоть те ее и изгнали, а кроме того, каждый знает: к феям попадает лишь тот, кого они хотят видеть.

— И как он намерен ее найти?

— Он не сказал, — заикаясь от страха, выдавил трехпалый.

Хентцау только кивнул своим солдатам. Сам он терпеть не может бить по мягкому мясу. Убивать людей он умеет, но старается не прикасаться. Зато у Нессер с этим никаких затруднений.

Она двинула трехпалого прямо в рожу, и Хентцау тут же взглядом ее одернул. Люди убили ее сестру, поэтому Нессер иногда слишком усердствует. В первую секунду он прочел в ее глазах строптивую непокорность, но она тут же потупилась. Все они за это время перемазались ненавистью, как слизью.

— Он не сказал, — лепетал трехпалый. — Клянусь.

Белый от страха, он и впрямь был похож на слизняка. Хентцау с отвращением отвернулся. Он не сомневался: эти сказали все, что знают, и только из-за них нефритовый гоил от них ушел.

— Расстрелять, — презрительно бросил он, выходя на улицу.

Выстрелы грянули в тишине как-то особенно громко. Как нечто чужое и неуместное. Винтовки, паровые машины, поезда — Хентцау до сих пор чувствовал во всем этом что-то противное природе. Стареет, в этом все дело. Зрение совсем никуда, слишком много он видел солнечного света, а от грохота битв слух ослаб настолько, что Нессер приходится повышать голос, когда она с ним разговаривает. Король, правда, делает вид, будто ничего не замечает. Он-то помнит: Хентцау состарился не где-нибудь, а у него на службе. Зато Темная Фея — уж она-то позаботится, чтобы остальные все его немочи заметили, особенно когда узнает, как из-за какой-то шайки оборванцев он нефритового гоила упустил.

Хентцау все еще видит его как сейчас: лицом наполовину гоил, наполовину человек, кожа вся в прожилках благороднейшего из камней, самого святого камня на свете. Да нет, это не он. Не может такого быть. Подделка вроде деревянных божков, которых мошенники сусальной позолотой обклеивают и глупым старушонкам всучивают, выдавая за чистое золото. «Спешите видеть, нефритовый гоил явился, чтобы сделать короля непобедимым. Только слишком глубоко не режьте, а то наткнетесь на человечье мясо». Ну да, так оно и есть. Очередная уловка феи, лишь бы внушить, что без нее им никак не обойтись.

Хентцау вглядывался в подступающую ночь, и даже тьма казалась ему стеной нефрита.

А что, если ты ошибаешься, Хентцау? Что, если он — настоящий? Что, если судьба твоего короля и вправду от него зависит? А ты его упустил…

Когда следопыт наконец вернулся, даже Хентцау своими подслеповатыми глазами сразу увидел: он потерял след. Прежде за такое он бы его на месте убил, но время научило его обуздывать гнев, дремлющий во всех гоилах, — пусть и вполовину не так мастерски, как овладел этим искусством король. Единственная ниточка, оставшаяся у них теперь в руках, — это россказни про фею. А это значит: в который раз смирив гордость, унизиться перед Темной Феей, слать гонца, спрашивать дорогу. Одна мысль об этом была нестерпимей, чем весь холод подступающей ночи.

— Ты отыщешь мне след! — заорал он на следопыта. — Как только рассветет. Три лошади, одна лиса. Что тут сложного!

Он уже перебирал в уме, кого бы послать к фее, когда к нему подошла Нессер. Ей было всего тринадцать. В этом возрасте гоилы уже давно считаются взрослыми, но большинство начинают военную службу лишь с четырнадцати. Она не особенно преуспела ни в искусстве сабельного боя, ни в стрельбе, но с лихвой восполняла обе эти слабости невероятной отвагой. Впрочем, в таком возрасте не ведать страха и считать себя бессмертным, даже если у тебя в жилах не течет кровь фей, — дело обычное. Он по себе помнит.

— Командир?

Он любит это почтение в ее юном голосе. Лучшее средство от неуверенности в себе, которую посеяла в нем Темная Фея.

— Что тебе?

— Я знаю дорогу к феям. Правда, не на самый остров… Только в долину, откуда на остров попадают.

— В самом деле? — Хентцау и вида не подал, насколько у него отлегло от сердца. Он питает слабость к девчонке, но именно поэтому особенно с ней строг. Как и у него, ее кожа из яшмы, но, как и у всех женщин, с вкраплениями аметиста.

— Я состояла в эскорте, который по воле короля сопровождает Темную Фею во всех ее путешествиях. И в той поездке, когда она последний раз навещала сестру, тоже была. Она, правда, у въезда в долину велела нам остаться, но…

Это слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Не придется клянчить о помощи, и никто не узнает, что он нефритового гоила упустил. Хентцау сжал руку в кулак. Однако лицо его сохраняло прежнюю невозмутимость.

— В самом деле? — повторил он нарочито бесстрастным тоном. — Ладно. Скажи следопыту, что теперь нас поведешь ты. Но горе тебе, если заблудишься.

— Точно не заблужусь, командир! — И она умчалась выполнять приказ, унося в сиянии золотых зрачков радость, уверенность и надежду.

Сам же Хентцау не сводил глаз с раскисшего проселка, по которому ушел от них нефритовый гоил. Один из головорезов уверял, будто брат его ранен и им обязательно потребуется ночлег. Сам-то Хентцау может не спать неделями. Значит, успеет их встретить.