Прозвище у него было на зависть — Лёшка-Лётчик. Но в классе нельзя сказать, чтоб его любили: чуть что не так — обязательно подковырнёт. А это, сами понимаете, нравится не всем. Однако проучить за это Лётчика не удавалось: драться он умел и был совсем не трус.

И вдруг событие: рассказывают, будто приходили в школу из милиции и интересовались Лёшкой… А зачем — точно никто не знал. Не то Лётчик что-то стащил, не то в какой-то шайке замешан, не то… Слухи стремительно расползались по классу, словно рыжие тараканы.

Ещё говорили, что из милиции специально зайдут к ним в класс поговорить о Лётчике.

— Ой, а что говорить-то? Я совершенно не знаю!

— Вызовут, сразу вспомнишь!

— Возьми да, например, расскажи, как он воробья в школу принёс!

— Ну и подумаешь… Принёс и унёс.

— А если б выпустил? Урок, считай, сорван. Понятно?

— Кончайте вы, ребята! Я, например, скажу, что у него по физике «четыре». Значит, он умный!

— Он-то, может, и умный, а ты, видать, не очень! Следствию такой материал на фиг не нужен!

— Следствию?!

— А вы что думали? Раз преступление совершил, значит, идёт следствие! Милиция работает будь здоров. У меня один раз дядька…

— Да иди ты со своим дядькой! Говорить-то что будем, ребята?

— Я, например, девочки, буду всю правду говорить: что ехидничает, что дразнится и что мне муху один раз в винегрет посадил! А такая дорожка до добра не доведёт…

Валя Некрасова слушала эти разговоры низко опустив голову. Она делала вид, что читает. Но читать не могла… Наконец не выдержала:

— Да вы что! Может, ему помочь надо. А вы каких-то мух вспоминаете!

Синие Валины глаза смотрели сердито и необычно строго. Класс приутих: ну и Некрасова!

— А как помогать-то?.. Чего ты взъерепенилась?

— Не знаю я, как помогать. Но если надо — помогать буду. И по крайней мере, разберусь, прежде чем мух и воробьёв припоминать! — И Валя вышла из класса, хлопнув дверью.

— Во даёт! — сказал кто-то.

— Влюбилась, что ли?..

— Девочка… Можно тебя на минуту?

В школьном коридоре пусто. Только у окна, как раз напротив двери в их класс, стоит мужчина — невысокий, в обычном сером костюме, плотный, глаза внимательные.

— Прости, не знаю, как тебя зовут.

— Некрасова… Валя. А что?

— Я тут невольно… ну почти невольно услышал ваш спор… Я, видишь ли, из милиции. Зовут меня Быков Николай Иванович.

Валя покраснела. Удивлённо посмотрела на Быкова. Он улыбнулся. Потом сказал серьёзно:

— Пойдём куда-нибудь. А то сейчас ваши ребята выйдут… Мне интересно, почему ты его защищаешь? Да ещё почти перед всем классом.

— А потому что…

Это произошло месяца полтора назад. Валя тогда болела. Её болезнь называлась ревмокардит. Это значит, у тебя болит сердце… На самом деле оно не болит. Просто тебя заставляют целыми неделями лежать, не вставая. Ты думаешь: «Да зачем всё это нужно?» А температуру померяешь — опять повышенная!

Так лежала Валя. Сперва к ней ребята ходили, слали приветы. Но в палату никого не пускали, а прыгать каждый раз у окна не очень-то интересно… Постепенно Валя осталась одна. Лежала, читала книжки. На ребят она даже не очень и обижалась. Ну и что? У всех свои дела…

И вот настал её день рождения. Валя проснулась рано и почти сразу решила: никому говорить не буду. Уж какие в больнице праздники! Только вечером она ждала папу с мамой да бабушку. А целый день предстояло ей провести обычно, буднично: градусник, завтрак, обход врача… Так грустно стало от этого!

Вдруг — только унесли после завтрака посуду — в палату пришла нянечка, тётя Вера.

— Что ж, милая, молчала? — громко спросила тётя Вера. — Ты ведь у нас сегодня новорождённая!

Все сразу заулыбались, заговорили — даже и те, кто не очень хорошо себя чувствовал. «Мы-то лежим — ничего не знаем!..»

— Хорошо, братишка её подсказал, — кивнула тётя Вера.

— Братишка?! — удивилась Валя.

— Ах, не брат! Ну тогда тем более пропущу!

Тотчас ей сунули расчёску, зеркальце. Валя стала торопливо причёсываться, встретилась глазами со своим отражением: «Что-то бледная я, неудобно… Кто же это всё-таки?..»

Но додумать не успела. Раздался стук. Сразу несколько голосов крикнуло: «Войдите!» Валя сунула зеркальце с расчёской под подушку. Вошёл… Лёшка-Лётчик, её сосед по парте. Вот так брат!

В одной руке Лёшка держал огромную ветку мимозы, в другой — пакет с апельсинами и ещё что-то. Мимоза и апельсины сразу запахли на всю палату — стало в этом скучно-белом больничном мире до того хорошо, до того празднично… Кто-то из ходячих пододвинул Лёшке стул. Лётчик сел и… растерялся.

— Как же ты узнал? — тихо спросила Валя.

— Просто… узнал, и всё. — Потом, видимо, вспомнив, что он всё-таки знаменитый Лёшка-Лётчик, добавил независимо: — Секрет фирмы!

Он посидел у Вали не больше двадцати минут. Обоим было неловко. Казалось, все на тебя смотрят… Но вот странно — хотя, может, это и совпадение! — Валя с того дня стала поправляться. Сперва ей лекарства перестали давать, один витамин С. А потом вообще выписали!

Когда Валя пришла наконец в класс, все, конечно, обрадовались — затормошили её, завалили новостями. Подружки не отходили ни на шаг.

Лёшка-Лётчик в тот день опоздал — это с ним время от времени случалось… Увидел Валю, покраснел. А физичка, наверно, решила, что он очень раскаивается, и отпустила, как говорится, с миром. Даже в дневник не записала.

— Привет! — улыбаясь, шепнула Валя.

Лёшка сел за парту и, глядя в учебник, прошипел:

— Протрепешься, что я у тебя был, пожалеешь!

— Ты что? — Валя невольно отодвинулась. — Не стыдно?

— Помираю, как стыдно!

Больше они не разговаривали, даже не переглядывались — как незнакомые. Хотя и продолжали сидеть за одной партой…

Всё это, конечно, не так подробно и не так складно Валя рассказала Быкову. Тот слушал её, кивал. Но под конец спросил совсем не то, что Валя ожидала:

— Апельсинов, ты прости меня, много там было?

— К-килограмма два… а зачем это?

— Погоди. Ещё что-нибудь было?

— Конфеты… коробка. — Валя была даже не удивлена, а скорее обижена: зачем он спрашивает?

Быков вынул блокнот, быстро написал что-то, показал Вале:

— Апельсинов два килограмма, конфеты, цветы — это всё рублей десять. Понимаешь ты?

Валя поняла… Но тотчас замотала головой:

— У него честные деньги были!

Быков кивнул ей, словно соглашаясь. Однако сказал он совсем другое:

— У него вещи изъяли, понимаешь?

— Какие вещи?!

— Магнитофон со стереоколонками, приёмник дорогой. Краденые это вещи, из машины.

Валя медленно покачала головой: вот и всё!

— Но есть тут одна загвоздочка! — вдруг, будто споря сам с собой, сказал Быков. — Многовато это для парня.

— Как многовато?

— Трудно тебе объяснить. Мальчишка, когда собирается что-нибудь стащить, он глазами бы, кажется, всё забрал. А залезет — схватил одну вещь и бежать. Другое дело — повзрослей кто, поопытней… Этот уж всё приберёт!

— Ну, тогда… — обрадовалась Валя.

— В том-то и дело, что не «тогда». Он собственноручное признание написал, Лёшка твой.

— Значит, всё, да?

— Опять торопишься!.. Думаешь, получили признание и с плеч долой? Нет, Валя. Так в милиции не делают. Мы должны задержать и изобличить преступника, понимаешь ты — преступника! Но кто он? Кто Лёшку втянул в это?

Незаметно они подошли к отделению милиции. Быков остановился:

— Ну вот, видишь ты, как вышло… Будто меня проводила…

Он хотел ещё что-то сказать, но тут из дверей вышел человек с большой картонной коробкой в руках. Лицо его было Вале удивительно знакомо.

— Здравствуйте! Уже полчаса вас жду, товарищ Быков! Большое вам спасибо!

— Это работа наша, — спокойно сказал Быков, но было видно, что он доволен. — У меня, раз уж такое дело, к вам тоже просьба небольшая…

Валя всё думала, кто же этот человек, так странно ей знакомый? Между тем Быков вынул из кармана уже известный Вале блокнотик:

— Сынишка у меня заядлый болельщик…

— Автограф? — улыбнулся человек с коробкой. — С большим удовольствием! Да я вашему сыну клюшку подарю!

И тут Валя наконец вспомнила: да это же Алексей Малышев, лучший нападающий, звезда!

— У меня к вам ещё… — Хоккеист протянул блокнот с автографом. — Я там, в заявлении, не написал… У меня в машине ещё зажигалка пропала. Мне не совсем удобно… Я сам-то не курю. Просто из Канады в подарок товарищу привёз, а тут… Такая занятная зажигалочка: Будда, а на живот нажмёшь — из головы пламя…

Валя шла домой. Всё у неё как-то странно перепуталось: Будда, Быков, знаменитый хоккеист. Откуда всё-таки она его знает?.. И вдруг вспомнила: Лёшка-Лётчик! Это же у него на спортивной сумке в прозрачном кармашке вставлена фотография Малышева. Валя однажды спросила:

— Алёш, это кто?

— Не знаешь? — искренне удивился Лётчик. — Гордость советского спорта, король льда! Он когда на площадку выходит, я просто…

Тут он посмотрел на Валю. Видно, смутился:

— Только ты болтай поменьше, ясно?

Она не стала ждать лифта, единым духом вбежала на третий этаж. Сердце колотилось как сумасшедшее. Она надавила кнопку звонка раз, другой… Открыл ей сам Лётчик. Удивлённо отступил назад. Валя прошла в комнату.

— Ты чего? — спросил Лётчик растерянно.

— А ничего. Хочу тебе задать несколько вопросов, — насмешливо произнесла Валя и сама удивилась: «Ух ты, как я, оказывается, умею!» Однако сейчас надо было именно сбить Лёшку-Лётчика с толку.

— Ну рассказывай, рассказывай…

Лёшка понял: школа уже «в курсе дела», нахмурился…

— Молчишь? — Валя опять усмехнулась. — Понятно! Потому что рассказывать тебе нечего!

— Почемуй-то нечего? Желаешь, могу поделиться впечатлениями.

— Поделись… Долго выслеживал?

— Тебе какое дело?.. Месяц!

— А хозяина видел?

— Сто раз!

— Слушай, Лётчик, ты кто? Врун или предатель?

— А ну топай отсюда! — крикнул Лёшка.

Всё-таки девчонки иной раз подло себя ведут: знает же, что её ударить нельзя, и пользуется. Да ещё знает, что она тебе нравится. И тоже пользуется… Лёшка взял себя в руки. Больше он психовать не собирается. Неприятностей и без того хватает. Он подошёл к двери, распахнул её и тоном их классной руководительницы Нины Фёдоровны сказал:

— Ну что, Некрасова, тебе особое приглашение?

А, побледнела — значит, подействовало… Лётчик закусил губу…

— А знаешь, чья это машина на самом деле? — спокойно произнесла Валя. — Вон чья!

Она указала в сторону. Лёшка хотел ехидно объяснить ей, что пальцем показывать неприлично, однако невольно повернул голову. Со стены, с цветной фотографии, ему улыбался лучший в мире хоккеист Алексей Малышев.

Громко хлопнула дверь. Лёшка остался один. Прошёлся по комнате. Глаза Малышева пристально следили за ним…

Всё началось с сущей ерунды. Раз Лёшка подрался во дворе с Герасимовым Гарькой. А Герасимов — восьмиклассник, да ещё длинный. Причём обидно было, что прав был именно он, а не Лёшка. Но драка уже началась — разбираться некогда!.. Кулаки у Герасимова оказались жёсткие, он сразу расквасил Лёшке губу. А Лётчик ему только в грудь раза два успел ударить.

И вдруг… В первую секунду он ничего не понял. Гарька на снегу сидит, шапка отлетела. А над ним стоит дядя Лёша.

— Ты смотри, сосунок. Пальцем моего тёзку тронешь, я тебя с ходу на метр укорочу!

С ним лучше не связываться, с Бурым — дядей Лёшей. А когда ещё он выпивши… Во дворе говорили, что он в тюрьме сидел, освободился. А что сейчас делает, никто не знал. На самом деле фамилия у него Бураков. Но его почему-то Бурым прозвали.

С тех самых пор Лёшку-Лётчика во дворе вроде стали побаиваться. Даже кто сильнее и старше. Говорили друг другу:

— Не лезь ты к нему. Он с Бурым в ладах.

Самому Лёшке это было и хорошо и плохо. Хорошо потому, что бояться никого не надо. А плохо, что дружить с ним как-то стали не очень… «Ну и пусть, — рассуждал Лёшка, — я и сам по себе не пропаду!»

Потом заболела Некрасова Валька. И к ней ходили девчонки и даже мальчишки. Лёшка не ходил: вдруг ещё что подумают… Но время шло, Некрасова в классе не появлялась. И про неё как бы стали забывать. А Лёшка вот не забыл. Не надо только думать, будто он влюбился. Просто она Лёшке нравилась. И не только за красоту. Ему нравилось, что Валя всегда на прямоту идёт. Было несколько таких случаев — на сборах и просто в классе, когда Валя именно так поступала, как он сам мог бы поступить. Только Лёшка молчал из гордости, а Некрасова поднималась и говорила.

Нина Фёдоровна один раз даже назвала её очень принципиальным человеком. И это было совершенно правильно!

Потом Лёшка вдруг узнал про её день рождения. Литераторша послала его за журналом — она всегда такая рассеянная… По пути в класс — пока он спускался по лестнице, шёл по пустому коридору — Лёшка, даже сам не зная зачем, открыл журнал. Но не где оценки выставляют; а последнюю страницу — там адреса, потом про родителей сказано. И ещё отмечены дни рождения. Лёшка сначала прочитал про себя — всё было правильно. Затем, примерно в середине списка, он нашёл: «Некрасова Валентина Николаевна». Адрес, родители… И вдруг — ёлки-палки! Да у неё же сегодня день рождения!

Он кое-как отсидел литературу. С остальных уроков убежал. Подумал: «Ничего, отбоярюсь… Лишь бы мамку застать». Но мать, как назло, ушла куда-то, хотя и работала сегодня во вторую смену. А у самого Лёшки денег было всего рубль, да и то железный… Эх, что же придумать такое?.. В класс идти? Там бы всем народом, конечно, живо набрали. Но не те у Лёшки были отношения с классом. Да и потом: у Некрасовой день рождения, а тебе, Лётчик, что за дело? Почему именно ты вспомнил?.. Они ехидничать тоже умеют!..

И ещё одно: Лёшка-Лётчик ни с кем не собирался делиться своим открытием. Он сам хотел Валю поздравить.

Но теперь всё сорвалось…

Глубоко засунув руки в карманы пальто, опустив голову, Лёшка-Лётчик медленно шёл по двору… И тут его легонько шлёпнули по шапке. Лёшка вскинул голову.

— Здоро́во, тёзка! — Прямо перед ним стоял Бурый. — Что приуныл? Ну-ка, ну-ка… Вижу, как под рентгеном. — Он подмигнул Лёшке: — Шайба нужна?

— Какая шайба?

— Шайба — вещь хорошая, в трудную минуту всегда выручит. — Бурый сунул руку в карман, вынул скомканные бумажки… деньги. Поплевал на палец, ловко выудил из пачки две пятёрки. — Держи на лимонад!

— Что вы… — Лёшка отступил на шаг.

— От чистого сердца… Подрастёшь — отдашь!

Потом было отлично: цветы, конфеты, апельсинов целая гора — денег у Лёшки хватило на всё, даже по пути из больницы ещё мороженое купил! И в школе обошлось: сказал, что голова заболела, и ему легко поверили… Через несколько дней Лёшка снова встретил Бурого.

— Слышь-ка, тёзка, выручи по дружбе.

Лёшка покраснел.

— Тихо! Я про должок — молчок!.. Ты возьми тут, пусть у тебя поваляется деньков несколько, — и протянул Лёшке свёрток — небольшой, но тяжёлый. Добавил быстро: — Положи надёжно, сам не любопытствуй: я помню, как завернул.

Лёшка сунул свёрток в диван, где лежали старые учебники, газеты. Мать туда не лазила — незачем.

Бурый явился через день. Прямо домой. Лёшка делал уроки, а матери не было. Бурый вошёл в комнату, быстро огляделся.

— Занимаешься? Молоток. — И потом шёпотом, строго: — Давай сюда! — Осмотрел свёрток. — Лады… Парень крепкий, — протянул Лёшке руку. И Лёшка протянул свою, не без гордости.

Через неделю опять повторилось то же: Бурый принёс новый свёрток, и Лёшка опять спрятал его в диван…

Потом вдруг всё закрутилось так быстро, что Лёшка и опомниться не успел. Свёрток лежал в диване уже четыре дня. Бурый не появлялся. Раз Лёшка видел его у гастронома, но подойти не решился. А вчера — Лётчик только вернулся из школы, мать на кухне суетилась с обедом — раздался звонок в дверь. Лёшка открыл, и тотчас сердце упало: перед ним стоял участковый инспектор, домоуправ и ещё женщина — кажется, из семьдесят третьей квартиры.

— Здравствуй, Лёша Летунов, — сказал участковый. — Мать дома?

Лёшка отступил назад. Обречённо сел на стул — тот самый, куда обычно садился Бурый.

— Ну, — сказал участковый, — показывай.

Лёшка молчал. Мать, бледная как полотно, стояла в дверях кухни.

— Здесь? — участковый указал на диван. Лёшка медленно встал.

— Я-то всё думаю, что это он возле машин вертится, — вставила тётка из семьдесят третьей. — Да и наши, из двора, все его сторонятся!

«Чего выдумывает, возле каких машин?» — подумал Лёшка, но говорить ничего не стал. Чего уж тут говорить, раз милиция пришла.

Неожиданно вскрикнула мать. Потом заплакала. Лёшка низко опустил голову. «Ничего не скажу», — мелькнула мысль. Решение это пришло неожиданно, и Лёшка даже сам не мог понять почему… Уже после он понял: если всё рассказывать, то нужно сказать и про деньги, про ту десятку, которая была истрачена на мимозу, апельсины… Если Валя узнает… А уж если в классе…

«Никто ничего не узнает» — так он решил… И молчал — когда спрашивал участковый, когда мать трясла его за плечо, когда стыдил домоуправ… Потом составили протокол, понятые подписались, и все ушли.

— Что же ты наделал? — медленно произнесла мать, села за стол, взялась руками за голову. — Вот и не уберегла тебя без отца!

Лёшка молча лёг, отвернулся к стене, но долго-долго ещё не спал. И всё это время на столе, за которым сидела мать, горела настольная лампа…

Валя вышла из Лётчикова дома, но почему-то не ушла. Села на скамейку… в чужом дворе. Этого обычно ни одна девчонка не делает. И Валя никогда не делала. А тут села, словно чего-то ожидала.

Не могла она поверить, что это Лётчик сделал! Говорит, что месяц за машиной следил. А сам не знает, кто хозяин… Значит, врёт. На себя наговаривает. Зачем?

Боится? Может, и боится. Но ведь Лёшку просто так не испугаешь! Выходит, что-то серьёзное. Даже опасное! Валя почувствовала, как забилось сердце…

Из парадного вышли две девочки, младше Вали, примерно так класса из четвёртого.

— Ну и чего милиционер?

— А я сама не знаю. Но точно, что он к этому приходил, к Лёшке-Лётчику.

— Ну правильно! Раз с Бурым связался…

Валя почувствовала: сейчас она может узнать что-то очень важное.

— Девочки, извините, а кто это — Бурый? — Девчонки удивлённо и насторожённо посмотрели на неё. — Честное слово, это очень нужно!.. Я не могу вам сейчас сказать!..

— И мы тоже не можем! Пошли отсюда, Марин.

Валя опять осталась одна. Что же делать? По двору шёл мальчишка. Явно от нечего делать он подбивал ногой камешек.

— Эй, послушай! Где Бурого найти? — быстро спросила Валя.

Мальчишка опасливо посмотрел на нее:

— Я… Я… Вон он, Бурый!

За столом, где, видимо, обычно играли в домино, сидел совершенно взрослый дядька и курил.

— А зачем тебе Бурый? — шёпотом спросил мальчишка.

— Нужен, для дела!

И по тому, как мальчишка этот моментально куда-то исчез, Валя поняла: Бурого здесь побаиваются. А Лёшка с ним связан… Так. Быстренько всё рассказать Быкову?.. Погоди, а что это «всё»? Слышала разговор двух четвероклашек, а дальше?.. Да Быков тебя слушать-то не станет. Нет. Надо хоть что-нибудь узнать про Бурого.

А тот докурил папиросу, щелчком выбросил окурок, встал и пошёл со двора. Валя тихо двинулась следом. Через два квартала Бурый зашёл в гастроном, потом повернул за угол и скрылся в дверях стекляшки — пивной. А Валю вдруг такое зло на себя взяло: она выслеживала просто пьяницу! Посидел, покурил, купил водки и отправился в пивную. А ты его выслеживаешь… Умница!

На следующее утро Лёшки-Лётчика в школе не было.

После уроков Валя набралась храбрости и снова пошла к нему домой. Позвонила в дверь, позвонила ещё раз — никто не открывал. Она вышла во двор. На хоккейной площадке мальчишки гоняли футбол. Лётчика среди них не было. И Бурого во дворе тоже не было. Валя вышла на улицу, почти машинально прошла два квартала. Вот и гастроном. Зайти, что ли? Всё равно бабушка велела купить сыру, масла и макарон.

У винного отдела она вдруг увидела Бурого. Он заметно покачивался, говорил громко и всё время ухмылялся, хотя ничего смешного кругом не происходило. С ним стояло ещё двое мужчин.

— Вечером я тю-тю, — услышала Валя. — Уезжаю от вас…

— Чего это?

— Надо проветриться! Во, видал? — Бурый вынул из кармана какие-то бумажки. — Билет, всё в норме…

— А это что за штучка?

— Хочешь купить? Десяточку гони. Дороже стоит, но отдам в память. — В здоровенной ладони Бурого вспыхнул огонёк. Зажигалка! Один из приятелей Бурого взял её в руки.

И теперь Валя ясно увидела: Будда! Над головою держит не то чашу, не то цветок… Та самая зажигалка, о которой говорил хоккеист!

Приятель вернул Бурому зажигалку.

— Хорошая вещь. Жаль, денег нету.

— Тогда не лапай! — Бурый сунул зажигалку в карман и пошёл к выходу.

Валя, ещё не зная, что будет делать дальше, пошла за ним. Она боялась, что сейчас Бурый бросится бежать, исчезнет…

Тяжёлой походкой Бурый прошёл по двору. Толкнул ногой дверь парадного. Валя проскочила за ним. В парадном было темновато. Бурый долго не мог попасть пальцем в кнопку лифта. Наконец попал. И вдруг… обернулся! Валя стояла всего в двух шагах от него.

— Тебе чего?

— Ничего…

— Ну заходи!

Лифт поехал, потом остановился. Бурый вышел, бухнув дверью. Валя, ни жива ни мертва, надавила первую попавшуюся кнопку… Вышла на какой-то площадке. В углу сидела кошка и глядела на Валю зелёными глазами. Этажом или двумя ниже Бурый, чертыхаясь, возился с замком…

Надо идти вниз! Хочешь не хочешь, боишься не боишься, а должна! На цыпочках она пошла по ступенькам. Кошка провожала её подозрительным зелёным взглядом. Бурый опять чертыхнулся — на этот раз одобрительно. Валя, наклонясь через перила, успела заметить, как захлопывается дверь на четвёртом этаже. Вот и всё.

Валя выбежала на середину улицы — заскрежетали тормоза, резко вильнул «Москвич». Почти сейчас же её крепко взял за руку милиционер.

— Жить надоело?

Из «Москвича» вылез бледный водитель. И вдруг Валя заплакала:

— Пожалуйста, не задерживайте меня! Мне срочно нужен товарищ Быков из уголовного розыска! Я преступника поймала!

— Что, что?.. — немного растерянно произнёс милиционер. И тут же обратился к водителю: — Не подкинете? Тут близко.

— Ну… — водитель пожал плечами. — Ну, пожалуйста…

Бурый, вышел из подъезда с чемоданом в руке. Остановился, поставил чемодан на лавку, вынул мятую сигарету, щёлкнул зажигалкой, сделал глубокую затяжку и… замер! Навстречу ему шёл человек — будто ничем не приметный, в обычном гражданском костюме. Но Бурый безошибочно узнал его… Схватился за чемодан. Бежать было поздно.

Ночью постучалась беда

Очень много снега выпало в Карпатах, и весенние ливни прошли над всем Закарпатьем. Не ожидала тихая Тисса, что в неё помчится с гор столько весенних вод. И вот она вспенилась, помутнела, поднялась и с шумом понеслась в низовья.

В половине четвёртого ночи ученика седьмого класса Колю Бернара разбудил тревожный стук в окно. Завхоз школы Василий Михайлович Маляр звал на помощь. Коля живёт ближе других к школе. Только к нему и успел постучаться завхоз.

Вода уже покрыла пол учительской. Нужно было как можно скорее выносить из здания документы, ценные вещи. В предутренней темноте, рискуя каждый раз поскользнуться и упасть в воду, они стали выносить школьные вещи. Всё тяжелее кажутся папки с бумагами, приборы из кабинетов физики и химии. Хватит ли сил у двоих? На помощь звать поздно. Двери школы прижала вода. Всплыли столы, парты, взломало пол, коридор превратился в узкую реку. Мимо школы уже плыли смытые постройки. Река ревёт, угрожает смельчакам.

— Знамя! Пионерское знамя! — Коля чуть не вплавь бросился к Ленинской комнате. С трудом открыл дверь. Там воды ещё больше. Уже подходила к подоконникам. Несколько мгновений — и знамя могло унести потоком воды через окно.

Когда к школе прибежали односельчане, почти все вещи были спасены. Вода начала спадать. Три дня люди заделывали стены, настилали полы, убирали школу. А потом снова прозвенел звонок на уроки.

Знамя было на своём месте. Рядом с бюстом Владимира Ильича.

Л. Каширин,

Закарпатье. Село Луг.